Ноунэйм

      – Совсем крыша поехала, или ты обдолбался?       Кикё лишь поморщился, но промолчал. Он уже давно привык к грубости Закуро и к тому, что хранитель урагана не умеет выбирать выражения. Да и поздно перевоспитывать взрослого мужика - приходится принимать его таким, какой есть.       – Ты серьезно собирался просить помощи Шоичи? – не отставал от него Закуро.       – Как один из вариантов, – Кикё неопределенно пожал плечами.       Долгий разговор начался после того, как Закуро окончательно пришел в себя, смирился со своей участью, а Кикё ввел на территории их временной базы сухой закон. Кикё ему все рассказал о своих домыслах и приключениях, о кольцах, Бьякуране и Талботе, заодно поделившись планами на ближайшее будущее. Естественно, Блюбелл и Дейзи в их диалогах участия не принимали – их и раньше не допускали к решению важных вопросов и обсуждению планов Бьякурана, и сейчас Кикё не стал их втягивать в сложные дела. Несправедливо, но хранитель облака решил, что Дейзи и Блюбелл сейчас ничем не смогут помочь и будут только нервничать, если посвятить их во все подробности. И пусть его лицо не выражало никаких эмоций, но Кикё был рад. Рад, что теперь ему не нужно разгребать все проблемы в гордом одиночестве. Теперь ему было с кем посоветоваться. Даже если Закуро вел себя, как неотесанный болван, грубил и нарывался, недовольно фыркал и ругался матом, критикуя любую его идею, но хранитель урагана слушал его, соображал и мог трезво оценивать ситуацию. Так что Кикё не стеснялся высказывать при нем даже самые нелепые идеи.       – Шоичи без технологий и знаний Бьякурана даже утюг не починит, – фыркнул Закуро и небрежно откинулся на спинку дивана. За что именно Закуро испытывал неприязнь к Ирие, – они даже не пересекались и никогда не взаимодействовали, – Кикё не знал, но от едких комментариев в адрес Шоичи Закуро никогда не отказывался. Может, ревновал? Или просто нашел объект, который можно без зазрения совести обвинить во всех своих неприятностях.       – Но он уж точно умнее тебя, – усмехнулся Кикё. Кикё на Ирие всегда было плевать – он воспринимал Шоичи, как игрушку Бьякурана, а у Бьякурана было полно личных игрушек, для которых тот не скупился на подарки, деньги и номинальные почести и звания, пока они его забавляли. Однако Кикё признавал, что Шоичи вовсе не алчный дурак, не маньяк-садист, как все остальные капитаны бывшей Мильфиоре, и кое-какими принципами и благородством обладает, как и мозгами. Значит, с ним можно было договориться и быть уверенным, что он не подведет, если постараться найти общий язык. А договариваться им предстоит с многими, в том числе и с теми, кому Бьякуран успел навредить, если они хотят наладить хоть какое-то подобие мира. И как бы это ни было тяжело, но Кикё не собирался отказываться даже от крошечной поддержки, или хотя бы договора о невмешательстве, даже если придется заключать его с Шоичи, Вонголой и остатками Блэк Спелл, даже если придется отдать что-то ценное для семьи – он не считал, что есть что-то более ценное, чем они сами и благополучие Бьякурана. К тому же он успел наладить некоторые дела и связи в Штатах, что должно было скомпенсировать возможные потери и дать начало развитию обновленной семьи Джессо, поэтому считал себя вправе принимать подобные решения.       – Только не говори, что ты собрался вот так просто передать этой крысе технологии Мильфиоре? Ты что, рехнулся?! – Закуро тут же возмутился, подскочив. – Откуда тебе знать, что он снова не сговорится с Вонголой, не использует это против нас?!       – Оттуда, что Шоичи, хоть и предатель, но ещё и невообразимый трус. Он не станет так подставляться, если его не зажать в угол. К тому же Бьякуран ему когда-то доверял.       – А ты уже возомнил себя Бьякураном, да? – ощетинился Закуро. – Ты не Бьякуран. И уже наломал столько дров, что до скончания века не разгребешь! На кой черт тебе сдались эти хранители Вонголы? Только потому, что ты веришь какому-то старикашке с горы? Собрался нас всех подставить?!       – Тебе напомнить, как ты скрывался два года, пока тебя насильно не приволокли обратно? Где тогда было это твое "нас"? – с невозмутимым спокойствием парировал Кикё, не собираясь пропускать очередную нападку, ведь Закуро так до утра не прекратит. Тот сразу поутих, но нахмурился еще больше, пытаясь проглотить справедливое замечание. – Но, возможно, ты прав... Идея и впрямь была глупая... – Кикё задумчиво провел рукой по подбородку.       – У меня есть идея получше. Почему бы тебе не сбегать, как трусу, и не последовать нашему примеру? Об этом же говорил Талбот, или как его там?       – Что ты предлагаешь? Вскрыть себе вены, как Дейзи, или пафосно выпить яду? – Кикё сложил руки на груди и застыл в напряженной позе. Закуро опасно сощурился.       – Не можешь сам, так я могу помочь с этим, – один щелчок пальцев, и в его ладони зажглось пламя урагана.       – Хо-хо! Брось, Закуро. Ты не настолько меня ненавидишь, – Кикё непринужденно рассмеялся, но улыбка не тронула его губ, а выражение лица так и осталось задумчиво-серьезным.       Закуро сразу прекратил придуриваться, поняв, что его шутку не оценили, поджал губы и развалился на диване, выражая тем самым свое полное безразличие к происходящему. Кикё медленно подошел к окну, внимательно вглядываясь в пейзаж за стеклом, будто пытаясь найти в ночном небе ответы на свои вопросы. В комнате повисло молчание. Кикё понимал, что Закуро злится. Злится не на него, а на ситуацию, в которой он оказался бессилен. Злится, что ни у кого нет единственно правильного решения, как было раньше, а у него самого больше нет великой цели – лишь туманное будущее. Кикё понимал, что Закуро не стал бы ему вредить, ни намеренно, ни случайно, как бы сильно не злился, и что хранитель урагана хочет только одного – чтобы его кто-то разделил с ним его злость, обиду, страх перед неизвестным. Но просить о помощи было не в характере Закуро, потому и вел он себя, как капризный ребенок – отвратительно.        – Да, Закуро, – через несколько долгих мгновений негромко начал Кикё, так и стоя спиной к своему собеседнику. – Я боюсь. Я не верю, что Талбот был до конца честен, и что всё сработает именно так, как он говорил. Иначе почему это до сих пор не сработало? Почему, если есть силы более могущественные, чем Бьякуран, и весь мир жаждет его очищения и возвращения, я до сих пор жив? Я не знаю, почему так... Поэтому не хочу действовать опрометчиво. Я не уверен, что это сработает. Или сработает так, как нам хочется. Не хочу бросать вас одних. Снова...

***

      Кикё уже не раз обсуждал с Закуро, что они должны делать, если в этом мире объявится Бьякуран, рассматривая все возможные варианты. С Вонголой он связываться не спешил, посчитав, что и так снабдил их хранителя и босса достаточной информацией, и теперь решение объединить усилия лежит исключительно на Саваде. Он был уверен, что Гокудера все сделает в лучшем виде и не будет юлить. Ведь хранитель урагана Вонголы тоже сильно рисковал. Рисковал даже больше, чем Кикё, предоставил помощь собственной семьи, но всё равно не отступился – лучшее доказательство его лояльности. Не говоря уж о том, что между ними завязались какие-то личные взаимоотношения, пусть странные и не дружеские, но вполне сносные. Но все личное Кикё по привычке откинул и рассуждал рационально. Теперь оставалось лишь ждать и действовать уже самостоятельно, как он и планировал. Он лишь настоял, чтобы Закуро немедленно связался с хранителем урагана Вонголы, если с Кикё что-то случится. Потому что это будет означать возвращение Бьякурана.       – Ты сделаешь все возможное и невозможное, чтобы защитить Бьякурана и остальных Венков, если меня не окажется рядом, – приказал Кикё, получив в ответ возмущенный взгляд Закуро. – Это твоя обязанность, как хранителя, если кольцо тебя приняло вновь. Да, и если будет нужно, то в задницу поцелуешь и босса Вонголы ,и предателя Шоичи.       Хотя Талбот ответил на все его вопросы и рассказал многое, у Кикё складывалось впечатление, что поведал старик далеко не все, что ему необходимо знать. Уж слишком расплывчато он говорил о том, как должен Бьякуран вернуться в этот мир. И какой он вернется? Действительно ли поражение в битве и длительное пребывание в небытии повлияло на него в лучшую сторону, или наоборот, обозлило? И в чем заключается восстановление равновесия? Если это будет вовсе не счастливый конец, о котором все думают, а нечто иное? Что, если это самое равновесие будет обозначать не восстановление мира, а полное его уничтожение и рождение нового мира, только уже без них, без Бьякурана и Вонголы? А что, если Бьякуран не смог пройти свое испытание и окажется не достоен обладать кольцами Марэ? Что со всеми ими случится тогда? Ведь к обычной жизни они уже не вернутся... С каждым днем вопросов возникало все больше, спросить было не у кого, Закуро знал не больше, чем он, к тому же сопротивлялся и не испытывал никакого восторга от происходящего, и Кикё начинала охватывать навязчивая тревога. Вместе с тем он убеждался, что принял верное решение – наладить контакт с Вонголой. Это бы действительно уберегло бы Бьякурана от опасности и необдуманных действий, как бы ситуация ни сложилась. Как минимум, он бы не натолкнулся сразу на попытку снова его уничтожить, изолировать или что похуже. Кикё долго анализировал и убедился, что правильно оценил босса Вонголы – Савада никогда не станет нападать первым, только защищаться. А будучи предупрежден о ситуации и намерении бывшей Мильфиоре предотвратить возможный новый кровавый конфликт, Десятый босс Вонголы тоже приложит максимум усилий к мирным переговорам с Бьякураном.       Однако время шло медленно. Лучше сказать, оно застыло именно тогда, когда нужно было ускориться. Ничего не решалось, и поводов для активных действий не было. Тайный "обожатель" Кикё, жаждущий его смерти, резко затаился и никак себя не проявлял уже неприлично долго, именно тогда, когда Кикё окончательно решил не препятствовать ему и сдаться на волю судьбы. Кикё всерьез засомневался, а действительно ли он хочет возвращения Бьякурана и готов к этому? Действительно ли доверяет ему так, как раньше? Действительно ли это необходимо и не лучше ли продолжить плыть по течению? Он не лукавил, когда говорил Гокудере, что чувствует, что его время еще не пришло. И после путешествия на таинственный холм с особой ясностью понял, что теперь не может слепо следовать за идеями Бьякурана, как и остальные Погребальные Венки. Кикё больше ему не доверял. По крайней мере, не стал бы доверять и поддерживать Бьякурана такого, каким он был раньше. Он чувствовал, пусть вслух никто этого не произносил, что Закуро, Дейзи и Блюбелл с ним солидарны. И тогда Кикё ощущал непреодолимое желание оставить все так, как есть, больше ни во что не вмешиваться, жить спокойно и заботиться друг о друге.       Но чем больше он сомневался, тем больше его преследовала мысль, что он размышляет мелочно и из страха за собственное безоблачное будущее попросту предает семью. Но кольцо облака никак не реагировало на его намерения и сомнения, и это вселяло уверенность, что он все-таки поступает правильно и делает то, что от него требуется. И как бы там ни было, но он хотел помочь Бьякурану, потому что по необъяснимой логике считал это правильным и важным. Однако, он постоянно возвращался в воспоминаниях к фразе Талбота, что Бьякуран был не до конца честен с Погребальными Венками в том, что касалось их прошлого и настоящего, с предназначением хранителей колец Марэ и их связью с параллельными мирами. Конечно, у Кикё и до Талбота не было сомнений, что Бьякуран их попросту использовал, как временное хранилище собственной энергии, использовал, как вещи – это они сами себе придумали, что для них найдется место в будущем "справедливом" мире Бьякурана. Но это как раз и настораживало, потому что теперь получалось, что и сам Бьякуран не знал, как на самом деле устроены части Три-ни-сетте, какую роль должны исполнять избранные кольцами хранители. Или знал об этом, но по каким-то соображениям решил пренебречь? Ни у Кикё, и ни у кого из Венков, не было способности Бьякурана связываться с версиями самого себя. И... похоже, что существовало нечто иное, не менее любопытное, на что Кикё не обращал раньше внимания и никогда бы не обратил, если бы не намеки Талбота.       Уже которую ночь он проводил, запершись в кабинете и методично ковыряя базу данных Бьякурана. Его немного радовало, что Джессо хоть и обладал феноменальными способностями, но не обладал такой же выдающейся памятью, чтобы хранить всю информацию исключительно в своей голове. Поэтому он вел невероятное количество записей буквально обо всем, что его окружало, начиная еще со школы. Кикё радовался, что Бьякуран сам когда-то показал ему, где хранятся все данные и как ими пользоваться, исходя из банального соображения – не тратить личное время на обучение Погребальных Венков для сражения с Вонголой. Даже взломай он ту часть системы, к которой у него не было доступа, у него бы ушли десятилетия, чтобы обработать все хранящиеся в ней записи. Так что он пользовался лишь крошечной частью, ровно столько, сколько необходимо для выживания остатков бывшей Мильфиоре. Искал записи о Торикабуто, о Червелло, о Три-ни-сетте и кольцах, но не вчитывался в записи об остальных Венках – ему это казалось пустой тратой времени, ведь их истории он и так знал. И свою тоже. Но именно сейчас Кикё остро почувствовал, что знает недостаточно и видит собственную жизнь совсем не так, как её видели Бьякуран и Талбот.       "Мир пытается лишить нас самого дорогого. Что за жестокий и несправедливый мир?", – Кикё хорошо запомнил фразу, которую Бьякуран произнес при встрече. Тогда он ещё ничего не знал: ни про мафию, ни о кольцах, ни о собственных способностях, просто жил, просто существовал так, как привык, не веря ни в судьбу, ни в Бога, ни в предопределение. И, ничего не зная, доверился Бьякурану, сейчас отчетливо понимая, что просто ухватился за вовремя брошенную громкую фразу, которую тогда хотел услышать. Схватился за нее, как утопающий за соломинку, и решил, что в этом и состоит истина. Но сейчас... Если хоть на минуту поверить Талботу, что их судьба была расписана с самого момента их рождения, что все было решено заранее. Как бы он вел себя, если бы знал об этом? А знал ли об этом Бьякуран, или их встреча действительно была почти случайной? Бьякуран точно об этом знал, ведь среди миллиардов людей, среди тысяч с необходимыми способностями и пламенем, он разыскивал именно их. Как минимум, он знал, кого искать. И знал, где искать и когда...       Смысл той фразы приобрел совсем иное значение – именно такое, какое и вкладывал в него Бьякуран, а не то, что наивно полагал сам Кикё, ища причину своих неприятностей. Вовсе не жестокий мир и его несовершенства – причина его неудач. Бьякуран – вот истинная причина. Кикё с ужасом понимал, вскрывая все новую и новую информацию, что все его неприятности, и не только его, начались ровно в тот момент, когда Бьякуран получил кольцо Марэ и впервые воспользовался своими способностями. "Мир не лишал нас самого дорогого... он просто забирал то, чего у нас не должно было существовать, если бы Бьякуран обрел свою полную силу. Это единственный мир, где Бьякуран был признан кольцом Неба и получил весь комплект колец Марэ... Это единственный мир, где действия Бьякурана не привели бы к хаосу и его полному разрушению...", – Кикё подскочил с места, нервно расхаживая по погруженному во мрак кабинету - единственным источником света был лишь работающий монитор. "Это был эксперимент самого Бьякурана? Его намеренное вмешательство в их судьбы, чтобы воспитать себе не могущественных союзников, не сильных преданных последователей, а рабов? Превратить их слабости в силу? Нет, использовать их слабости, чтобы обрести собственную силу. Это было слишком жестоко, даже для Бьякурана, и практически невозможно. Невозможно так управлять человеческими судьбами – у Бьякурана нет таких способностей".       – Рассуждаешь о невозможном? Как иронично.       Кикё напрягся и резко замер, еле заметно вздрогнув от неожиданности, когда его размышления грубо прервали. Он не почувствовал чужого присутствия, не почувствовал и пламени посмертной воли – с его чувствительностью он бы сразу заметил того, кто этим пламенем обладает. Дверь в его кабинет была заперта – даже сквозь собственные мысли он бы услышал, если бы кто-то ее отворил. Кикё был уверен, что попробуй он сейчас проверить дверь, то найдет ее в том же состоянии, в каком и оставил. Потому что тот, кто находится за его спиной, попал он сюда явно не человеческим способом. И этот холодный спокойный голос он узнал тоже.       Кикё не торопится посмотреть на незваного гостя, прикрывает на мгновение глаза, еще некоторое время медленно собирает разбросанные на столе документы в аккуратную стопку, будто был очень занят, когда его бесцеремонно прервали. Он будто специально заставляет себя ждать перед запланированным разговором, показывая, кто тут хозяин, прежде чем обернуться, изящно и с напускной манерностью откидывая густые волосы за спину.       – Хо-хо, – Кикё расплывается в приветливой улыбке. – Вот уж действительно иронично... – он непринужденно опирается о столешницу, усмехается, чуть склонив голову на бок, окидывая насмешливым взглядом внезапного визитера. – А ты, оказывается, злопамятен.       – Просто выполняю свою работу.       Кикё еле сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос от услышанного, отчего улыбается шире. Ситуация настолько невозможная, что становится смешно и даже по-настоящему весело – сюрприз за сюрпризом. Будто какой-то детский утренник. Или у него день рождения. Впрочем, он не далек от истины – скоро именно так и будет. Становится интересно, что этот человек собирается делать дальше. Да и человек ли? Хотя во взгляде темных раскосых глаз он уже видит ответ.       – Я размышлял все это время, кто же мой таинственный поклонник, пытался его перехитрить и поймать. А все оказалось так банально и просто... Следовало догадаться, что это будешь именно ты. Кому же еще выполнять подобную грязную работу, не так ли? Мне стоит посопротивляться, выдать пафосную речь, умолять о пощаде, чтобы было интересней, или сразу сдаться, Генкиши?       – Мне все равно. Выбирай, что хочешь.       Кикё смеется – прекрасно понимает, что чтобы он не сделал, результат будет предсказуем и неизбежен. К тому же ему не хочется ничего делать – не сейчас. Но так совсем не интересно. Сдаться сразу, без боя не в его принципах. Кольцо вспыхивает фиолетовым пламенем облака – если Кикё может выбирать хоть что-то в этом мире, то он выбирает не становиться жертвой ни обстоятельств, ни Бьякурана, ни кого бы там ни было. Но впервые в жизни его реакции и скорость дают сбой. Мечник оказывается рядом раньше, чем Кикё успевает атаковать. Нечеловеческие способности. Теперь понятно, почему Кикё не чувствовал отголосков пламени посмертной воли – этой способностью обладают лишь живые люди. И сразу становится ясно, что всё это время Генкиши просто игрался с ним, ведь сейчас ему хватило буквально секунды, чтобы все прекратить. И даже не больно. Лишь удивленно распахиваются глаза, когда мечник замирает в сантиметре от его лица, а острое лезвие вскрывает позвонки, разрезая кость вместе с нервами, словно бумагу, вспарывает наискось брюшную полость, артерии и вены. Специально не в сердце, чтобы у него было несколько мгновений. Генкиши и правда свое дело знает. Кикё давно не боится собственной смерти – это пришло к нему еще перед встречей с Бьякураном. Но он всегда боялся того, что будет дальше - ему было ради чего и ради кого жить, было к чему стремиться. А сейчас нет. Сейчас он по-настоящему чувствует, что его присутствие в этом мире больше не требуется, и даже не страшно. И бирюзовые глаза отстраненно смотрят в потолок несколько долгих секунд, пока жизнь стремительно выливается из его тела. Сердцу уже нечего гнать по сосудам, собственное тело не слушается, становится мягким, холодным и неосязаемым, а мозг почему-то все равно продолжает работать, и сознание как никогда ясное. Теперь все сходится и выглядит логично: и эти странные недопокушения, и эти иллюзии, и нападение на хранителя дождя Вонголы – у Генкиши к нему были личные счеты. Кикё кажется странным, что он вообще сейчас думает о хранителях Вонголы. Но это неважно, когда картина полностью складывается. Когда становится понятно, что он снова, как и с Бьякураном, все это время просто служил пешкой на чужом шахматном поле, вслепую выполнял чьи-то задачи и никогда ничего по-настоящему не решал самостоятельно. Целая жизнь прожита впустую, не для себя. Обидно... И, может, совсем немного жаль, что он так и не успел собрать всех Погребальных Венков вместе. Но уже ничего не исправишь. Видимо, такой задачи перед ним никто не ставил и достаточно того, что уже есть. Да и он ничего исправлять не хочет – пламя посмертной воли окончательно угасает. Оно ему больше ни к чему.       Генкиши проводит рукой в белоснежной перчатке по клинку, стирая с него еще теплую кровь – просто механическое действие. Просто рефлекс, выработавшийся с годами – необходимость держать свое оружие в чистоте. Хотя его клинок уже в этом не нуждается – впитывая кровь своих жертв, он закаляется лишь сильней. Генкиши безразлично оглядывает тело, распластавшееся на столе в неестественной расслабленной позе, встречает остекленелый взгляд потухших глаз. Кровь медленно стекает на пол, образуя блестящую живописную лужу. Цветы колокольчика, ярко вспыхнувшие и распустившиеся на мгновение сразу погасли и увяли. Ничего лишнего – тихо и эстетично. Это могло бы быть красиво, но Генкиши ничего не испытывает: ни удовольствия, ни отвращения. Может, время, проведенное в Аду, истребило в нем окончательно все человеческие эмоции: ни жажды крови, ни жажды мщения, ни злости, ни обиды, ни радости, ни печали – абсолютно ничего.       – Надеюсь, ты получил то, что хотел?       – Ты! – Генкиши резко повернул голову, наткнувшись взглядом на старика в сильно потрепанной одежде и с темной повязкой на глазах.       Генкиши видел его впервые, но почему-то хорошо знал, кто он такой. И не понимал, почему старик все еще жив. Не понимал, откуда он вообще мог его знать, откуда взялось это ощущение. Он нахмурился, пытаясь определить, что это за демон, но чувствовал в старике лишь обычного человека. Как он здесь оказался? Все это время был здесь и наблюдал за ними, Генкиши просто его не заметил? Талбот оглядел оставленный беспорядок в комнате, аккуратно обогнул лужу крови, темнеющую на паркете, неторопливо подошел к столу и посмотрел сквозь повязку на часы напротив, заложив руки за спину. Минутная стрелка будто по его немому приказу вздрогнула и остановилась, отмечая время –"11.59".       – Твое время пришло. Пора возвращаться, Генкиши, – скрипучим голосом произнес старик, не поворачиваясь к нему.       – О чем ты говоришь? – неприятный холодок пробежал по спине – Генкиши начал догадываться. Вдруг его тело будто окаменело, мышцы резко перестали слушаться, пальцы разжались, меч с тихим звоном упал на пол. Он удивленно наблюдал, как клинок, безупречно служивший ему и в жизни и в смерти, тускнеет и покрывается ржавчиной, медленно превращаясь в прах. Внутри нарастало что-то новое, невидимое, неслышное, но осязаемое. Голову и тело пронзило внезапной пульсацией, будто сильный электрический разряд прошел по мышцам. Странное ощущение, которое он не может описать, но ужасно знакомое, давным-давно забытое, оно стремительно нарастало, будто все его тело и разум сдавило на мгновение, а затем резко отпустило. Будто... будто схватки перед рождением. И боль с каждым разом становилась сильней. Боль. Он так давно не чувствовал боли! Он даже забыл, как она выглядит. Это новое, ошеломляющее, совершенно потрясающее чувство, будто он снова живой, материальный, снова принадлежит этому миру. Голова закружилась от охвативших его эмоций, которых он уже никогда не ждал: восторг, радость, гордость, грусть, тоска, сожаление, страх. Отчаяние и страх. Генкиши слегка покачнулся, теряясь в давно забытых ощущениях и пространстве, и почувствовал прикосновение к своему плечу – чужая ладонь крепко сжала его, не давая упасть и одновременно будто приободряя и подталкивая к неизвестному.       Генкиши перестал понимать происходящее, за что его наказывают вновь. Он пришел сюда не ради мести. Он действительно не держал зла. Он знал, что Бьякуран предал его – предал их всех, как Генкиши когда-то сам предал свою семью. Когда попадаешь в Ад, прошлая реальность становится полностью прозрачной, и обмануться, прикрыться благородными мотивами, уже не получится - придется смотреть на свои поступки и их последствия целую вечность. Вечность терзаться виной за совершенное. Он вызвался нести эту миссию, потому что хотел искупить свои грехи – ему дали такой шанс. Он бы не смог обрести покоя, если бы не сделал этого.       Генкиши заключил сделку. Просто выполнял свою работу, и выполнял ее хорошо. Играл с последним Венком, пока тот не выполнит свое предназначение, и делал еще кое-что незначительное, но приятное для себя. Но удовлетворение, которого он ожидал, так и не наступило. На душе не стало легче. Будто все, что он делал, все было зря. Будто все, что бы он ни совершил теперь, как бы ни раскаивался и не старался – так и будет оставлять в нем лишь отчаяние и пустоту, которые в конце концов сожрут его изнутри. Он беспомощно смотрел на старика, оказавшегося рядом, ожидая своего приговора. Что дальше? Ему обещали свободу. Но он понял, что свободу он не получит – никогда дьявол не выполнял своих обещаний.       Болезненная пульсация в мозгу лишь нарастала. Генкиши сглотнул вязкую слюну и сжал голову руками, силясь унять боль. Но это не помогло. Он и сам не заметил, как начал оседать на пол.       – Я не хочу обратно! Я выполнил свою работу! Ты ведь обещал! – выкрикнул он в отчаянии, обращаясь в пустоту и не веря, что его могут услышать.