***
Выходить на лед с Томасом оказывается еще более волнительно, чем на выступление. И ее волнение почти осязаемо: руки предательски трясутся, когда Луна уже в который раз пытается зашнуровать коньки. Она даже мечтать никогда не смела, что он возьмется за ее подготовку. Но все изменил звонок прошлым вечером, когда сам президент федерации сказал, что она будет тренироваться под началом самого громкого и успешного олимпийского чемпиона. После этого Рейнхарт не знала: радоваться ей или плакать. Светилась от счастья и пару слез по щекам пустила по дороге, не веря своей удаче. Все казалось ей сном, но просыпаться, если так, совсем не хотелось. Девушка оставляет чехлы на бортике, выезжая на лед к мужчине, задумчиво нарезающему круги вдоль бортиков и исполняющего легкие прыжки зачем-то. Луна останавливается посередине, продолжая за ним наблюдать так же, как это делала всегда. На льду он выглядел еще более таинственно, чем в жизни. Сразу видно, что это его стихия, его жизнь. Хотя ей казалось, что он как огонь. Вспыльчивый, горячий, темпераментный, эмоциональный. Похоже, в нем сочеталось сразу две стихии, ведь растопить лед своими программами он мог даже без особых усилий. В сердцах фанаток так уж точно. — Начнем с вращений. Любое, на твой вкус, — Томас вывел ее из размышлений о самом себе, притормозив рядом так, что даже вмятины на льду остались. Луна от неожиданности глазами захлопала, вернувшись в реальность, но только кивнула в ответ. Оставил право выбора за девушкой, чтобы она продемонстрировала лучшее, что может сделать. И уже исходя из этого, Том сможет понять, насколько долго и тяжело ему придется работать. Он видел уже давно, что она упорная. И понимал, что даже после череды неудач ее отсюда будет тяжело выгнать. Луна идет на риск. Слегка разгоняется и выезжает в центр, закручиваясь в бильмане. Настолько быстро, насколько может. Сначала заклон, во время которого ей уже хочется умереть: кажется, что она успела по всему катку проехаться. Но на деле центровку сохранить девушке удается. Уже маленькая победа. И на сам бильман выходит, схватившись руками за лезвие. Только сейчас понимает, что работает без перчаток и рискует порезать руки. Но к черту все, зато хоть что-то получилось почти без помарок: смотрит на свои аккуратные круги на льду, образующие довольно неплохой замысловатый рисунок. — Подними ногу выше, ну неужели еще и с растяжкой проблемы? — Томас слегка кривит губы в сторону, в одно движение оказавшись рядом. Как девушка и говорила, он всегда найдет ошибку, даже там, где ее нет. А он между тем стоит и ждет, пока она поднимет ногу. И даже здесь Луна не выдает свой максимум, что заставляет мужчину закатить глаза и раздраженно выдохнуть. Что она вообще забыла в большом спорте, если только и делает, что работает вполсилы? Томас берет ее за лодыжку прямо под ботинком конька и поднимает перпендикулярно льду. Так и продолжает держать, пока девушка замирает как вкопанная. Он перемещает ладонь на ее голень, зафиксировав ногу в таком положении и даже еще слегка ее потянув в сторону для красивого вида. Удовлетворение вызывает ее физическая форма: мало кто мог похвастаться такой хорошей растяжкой, какая была у Рейнхарт. Как жаль, что без компонентов это совсем не имеет смысла. Без сильных компонентов, разумеется. И это вызывает у него неконтролируемое раздражение вперемешку с тем, что хочется и дальше разглядывать ее. Она кажется ему интересной, как бы там ни было. Возможно, ее место не в спорте просто? А Луна, похоже, даже как дышать забывает. Его руки почти обжигают, стоит мужчине коснуться ее. Он говорит почти на ухо свои рекомендации, стоя непозволительно близко, а она даже разобрать их не может. Слова теряются, так и не касаясь слуха, пока по телу пробегает стая мурашек. Сейчас он к ней запредельно близко. А ведь его фигуристки наверняка уже привыкли ощущать эти прикосновения. Рейнхарт губу прикусывает то ли от ревности, то ли от остроты ощущений, стараясь сконцентрироваться на словах его и на попытках не потерять голову. И все же ревность небольшая успевает ее уколоть: она так давно о нем мечтает, а кто-то получает порцию его внимания каждый день. Кому-то он каждый день помогает. Прикрывает глаза, самостоятельно фиксируя положение ноги в элементе, чтобы запомнить. — У тебя очень хорошая растяжка, Луна. И скорость вращений хорошая. Используй максимум своего мастерства, выполняя каждый элемент, а то выглядишь как деревянная матрешка со сломанной ногой, — Томас выносит свой вердикт, отпустив девушку и отъехав от нее на приличное расстояние, чтобы издалека понаблюдать. Руки на груди складывает, нахмурившись. Ему прекрасно было видно, как она вздрагивает, отзываясь на каждое касание. Только вот лучше бы на замечания и рекомендации так отзывалась и выполняла все чисто. Тогда гораздо больше бы ему нравилась, чем сейчас. Луна слегка пошатывается, стараясь сосредоточиться не на призрачных касаниях пальцев мужчины, которые будто до сих пор гуляли по коже, а на тренировке. Прислушивается к музыке, играющей для фона на катке, и все же выполняет элемент, постаравшись использовать все свое мастерство, как ее и просили. На тренера своего совсем не смотрит. Сначала он расплывается в неясное пятно от скорости вращения, а после, когда девушка замедляется, закрывает глаза, останавливаясь к нему спиной. Чтобы не видеть его лица, как всегда не удовлетворенное результатом. — Нормально, сойдет, постепенно до идеала будем доводить. Теперь твои любимые прыжки. Я слышал, что Долорес поставила тебе короткую программу с тройным акселем? — голос выдает его: Тому не слишком нравится такая идея. Но он решает сразу перейти к чему-то другому, пока Луна на этих вращениях здесь не начала в обмороки падать от головокружений. В любом случае могло быть и хуже. Определенно могло. И как только она подтверждает кивком наличие тройного акселя, мужчина хлопает в ладоши, заинтересованно поджав губы. — Чудесно, демонстрируй свои блистательные навыки. И вот здесь, кажется, у Луны останавливается сердце. Плевать, что он снова издевается и язвит. Тройной аксель они почти не тренировали с Долорес. Только планировали начать его стабилизировать, раз Рейнхарт смогла его выполнить несколько раз на тренировке. С надеждой смотрит на Томаса, чтобы он передумал, заставил ее прыгать что-то другое. Хоть тот проклятый риттбергер, но не аксель. Однако он остается непреклонен и указывает рукой на лед, чтобы даже не вздумала пререкаться. Вздох срывается с пухлых губ, пока она медлит, собираясь с силами, и наблюдает, как отрывистыми движениями мужчина кутается в жилетку. Нервничает. Ветер кусает щеки ледяными поцелуями, когда девушка разгоняется, набирая скорость. Уже и спорт хочется бросить на мгновение, когда стабильность — явно не про Луну. Нервозность и по ее венам разливается сейчас. И когда только тренировки успели превратиться в такое минное поле? Такое чувство, что Томас все еще дышит ей в спину. Но он все так же стоит на другом конце катка и ждет результатов. Луна отрывается от твердой поверхности, совсем чуть-чуть не докрутив тройной аксель. Три оборота получились, а половина четвертого – нет. Еще и степ-аут получился от недокрута, и девушка обессиленно опустилась на колени, прикусив губу. Ждет своего вердикта, наблюдая за приближающейся фигурой тренера. Он как ее личный палач, который прямо сейчас и убьет ее за такое некачественное исполнение. Но Осборн, на удивление, только задумчиво останавливается и подает руку, чтобы девушка могла встать. — Все, хватит, это никуда не годится. Тройной аксель меняем на двойной. Внимательно смотри и пробуй. Томас с места исполняет двойной аксель, даже не взяв разгон для того, чтобы набрать высоту прыжка и координацию. Это заставляет девушку замереть и снова глуповато на него уставиться, словно ребенок, впервые вставший на коньки. Так высоко прыгнуть очень сложно, но еще ни одну высоту Томас не оставлял непокоренной. И выезд у него выходит ровный, красивый. Луна только губу прикусывает, вздохнув. В такие моменты она ощущает себя полнейшим ничтожеством. Но не может не признать, что он невероятный. Каждое его движение она старалась запомнить, пока в восхищении наблюдала. И разве можно у такого человека найти изъяны? Луна злится на себя, что еще сильнее отражается на ее упорстве. Правда, обычно даже этого недостаточно. Девушка берет небольшой разгон, оттолкнувшись ногой, и прыгает, повернувшись лицом в сторону, в которую едет. Не выходит идеально и безукоризненно: нога успевает дрогнуть, из-за чего выезд получается слегка кривым, но она тут же исправляет положение, сделав еще один такой же аксель. Получилось. Действительно получилось. И выезд оказался ровным, красивым, с аккуратным следом на льду. — Получилось! — Ну, слава богу. Она подпрыгивает на льду от счастья с победным кличем, а Томас только раздраженно усмехается. Было бы чему тут радоваться еще, по его мнению. Двойной аксель даже юниоры прыгают на своих первых чемпионатах, а Луна метит в большой спорт на международные старты с высокой конкуренцией. Хотя Томас уверен, что ей нужно уходить в любительское. Там ей точно не будет равных, но кто бы его еще послушал. Она упертая, и впору бы уважать это, но мужчина уважает только результат. А еще лучше ей уйти в танцы на льду. Фигуристок, уже имеющих хоть какие-то достижения, туда берут без проблем. Остаток тренировки проходит за неудачными попытками поставить четверные риттбергер и лутц, отчего Томас ощущает невероятную усталость. На тренировках он отдает всего себя, чтобы его труды выливались в золотые медали и титулы. Чтобы он мог гордиться своими спортсменками. Их он действительно полюбил всем сердцем, пусть сначала и ненавидел так же сильно. Сделал это назло всему миру и ни разу не пожалел. Парадокс. Рейнхарт он отпускает уже через несколько часов, когда она начинает путаться в ногах и вместо прыжков то и дело демонстрировать бабочек от усталости, изнутри разъедающей с непривычки. Такие длительные и тяжелые прокаты пока слишком для нее, но постепенно она должна будет втянуться. За одну тренировку он в любом случае не заставит ее прыгать дорогие элементы и не поставит ей технику. Ему и самому нужно отдохнуть, перебеситься. Принять то, что такая бездарная спортсменка будет в его команде. Придется выставлять ее на старты. Его это до боли нервировало. — Думаю, с Томом твои старания пойдут в гору, Луна, — Долорес почти снисходительно улыбается, снимая чехлы со своих коньков и почти с теплотой наблюдая за тем, как мужчина выходит с катка. Она наблюдала за их с девушкой тренировкой и теперь была уверена, что Луна в надежных руках. Она задыхалась от усталости и усердия, раскраснелась от скорости и холода, но то, что женщина успела увидеть, было намного лучше, чем то, что было раньше. — Что? Долорес? Я даже не думала, что он такой… Луна испуганно оборачивается. В такое время ледовый дворец уже мало кого принимал в своих стенах, да и основной свет уже успели выключить. Оставили только прожекторы, освещающие лед так ярко, словно это было шоу с акцентом на него. Она даже рада скорее была увидеть своего прошлого тренера. Злилась ли она на Долорес? Ни капли. Она, как бы ни было больно, сделала бы то же самое на ее месте. В спорте не удержишься на жалости. Хорошим тренерам нужно уделять больше времени чемпионам. Обнимает женщину, слегка улыбнувшись. Луна очень благодарна, что ей дали второй шанс. Второй шанс доказать, что она может стать чемпионкой. Но отношение Томаса она не могла скрыть, что ее слегка задевало. А иногда и не слегка совсем. Как к расходному материалу, который либо бракованный, либо ценный. И если брак нельзя исправить, то он отправится в утиль. Девушка кривится, прикусив губу, чтобы не сказать лишнего. Долорес не оценит: она слишком любит Осборна, чтобы позволить кому-то осуждать его. — Какой? Он хороший спортсмен и хороший тренер, который ценит своих подопечных. Он готов рвать и метать за своих девочек. И раз ты теперь в его команде, он рассмотрел что-то, что не смогла увидеть я. Ты же не ждала, что тебя будут хвалить за каждое движение? Ты уже не ребенок, не юниорка. Похвалу нужно заслужить, медали тоже. Женщина строго смотрит и поджимает губы, не принимая возражений. Она всегда так делала, когда не хотела, чтобы ей перечили, а ждала беспрекословного исполнения. Вот и сейчас Луна только кивнула, схватив свою салфетницу, и поспешила удалиться, чтобы оставить свое мнение при себе и не мешать женщине тренироваться.Глава 3. Проблеск.
12 августа 2023 г. в 19:00
Перед тренировкой мужчина всегда имел привычку разогреться заранее. Несколько минут приходилось пробежаться на беговой дорожке, отработать прыжки в зале в кроссовках. Томас всегда находил в этом смысл, когда другие старались не делать лишних телодвижений. И на лед он выходил каждый раз, чувствуя каждую мышцу. Он готов был работать — и готов был работать на износ. Даже если на лед, как участник соревнований, он уже никогда и не выйдет, всегда приятно иметь возможность дать фору действующим спортсменам, которые выступают.
По лицу уже вовсю стекают капли пота, а футболка, облегающая мышцы, прилипла к телу. Не самые приятные ощущения. Куда приятнее ощущать себя полностью готовым на лед выйти.
— Том, на пару слов, — Альберт появляется неожиданно, опираясь на дверной косяк. Только неоднозначно хмыкает, замечая, что его сын уже закончил свою разминку, сбросил насквозь сырую футболку. Заезженная тема карьеры фигуриста так и вертелась на языке, но мужчина молчал. Пока молчал. По его сыну было видно, что он еще не один год может брать медали чемпионатов, но Томас уперся. Не хотел, словно назло. Только тренировал спортсменок, которые и без него спокойно проживут, будут с другим тренером тренироваться. Со стороны полюбуются на его блестящие программы.
— Да? У меня мало времени, сейчас тренировка с девочками, которые на чемпионат отобрались, — небрежно вытирается полотенцем и так же небрежно бросает слова отцу. Все их разговоры всегда заканчивались одинаково, и это уже осточертело. Федерация не могла спокойно отпустить его на отдых из-за отца. Чертов день, когда Альберт взошел на пост президента федерации, Том возненавидел всей душой.
— Как раз о чемпионате я и хочу поговорить. В твоей группе пополнение: я к тебе Луну Рейнхарт записал. От бедняжки отказался тренер, но ты же у нас лучший, так что я не сомневаюсь, что сможешь сделать и из нее чемпионку, — хищную улыбку Альберта было ни с чем не перепутать. Эти издевательские проблески его эмоций Том изучил уже слишком хорошо, чтобы понять, что это не шутка. Только вот меньше злить его такое решение не стало. Утро и без того не задалось с самого начала. Мужчина не выспался, всю ночь его мучили кошмары.
Том бросает уничижительный взгляд на отца, полный неприязни и почти ненависти. Вздыхает, находя в сумке свою куртку, сменный костюм. Первые несколько секунд даже думает проигнорировать, но внутри все закипает настолько, что это оказывается невозможным. Мерзко, подло, отвратительно. Такого удара в спину он не ожидал: обычно тренеры оставляли за собой право самостоятельно выбирать себе учеников.
— Чемпионку? Она совсем ничего не может сделать! Отец, ты издеваешься? Я не буду даже пытаться с ней работать, — категорично отказался, оскалившись. Не хватало ему возиться с Луной, которую все равно не выставить на чемпионат. Только опозориться с такой спортсменкой можно, и все это прекрасно понимали. И у Томаса совершенно не было времени, чтобы поставить ей хорошую программу: у всех она была уже готова.
К слову, если бы не олимпийский сезон, он бы, возможно, подумал о том, чтобы взять ее к себе. Если бы не чемпионат, который уже вот-вот состоится. Сейчас об этом и речи быть не могло.
— Как это не будешь? Ты не забыл, что я президент федерации катания на коньках той страны, в которой ты работаешь? Неужели такому блестящему фигуристу и прекрасному тренеру сложно научить всего одну девчонку стабильно прыгать тройные? А может, и четверные? — Альберт только садится на скамейку в раздевалке, вновь подав сыну полотенце, будто действительно хочет помочь. Но в каждом слове прослеживается такой яд, что Тому уйти хочется. — Дашь девочке индивидуальные занятия, и все получится.
— Ага, пятерные сразу. Скажи, ты меня наказываешь за то, что я отказался выступать? Ответь всего на один вопрос: зачем тебе именно мои победы? — мужчина только глаза закатывает, ядовито ответив. И полотенце на пол бросает яростно, но у отца это только смешок вызывает. После этого больше Том не церемонился. Прекрасно понимал, за что его наказывают. Прекрасно понимал, что выбора ему тоже не оставили.
— У тебя есть выбор, Томас. Либо чемпионат, либо Луна присоединится к твоей группе. Программы тебе поставим быстро, если надумаешь, месяц еще есть. А вот вопросы свои оставь при себе, — и будто назло, отец напомнил. Вновь поставил перед неизменным выбором. Перестал ходить вокруг да около, стоило сыну обнажить карты. У Альберта были рычаги воздействия и козыри. У Тома же их совсем не было. Ни одного. Только подчиниться, стиснув зубы.
Ответа его тоже не удостоили. Здесь все только и делали, что диктовали условия, язвили, устраивали друг другу незапланированные акции "доброй воли", шантажировали. Том ненавидел этот клубок змей всей душой. Как и этот спорт с недавних пор. Как и отца. Фигурное катание уже давно перестало доставлять ему те восторг и удовольствие, что раньше. Победы перестали быть такими долгожданными и желанными, и единственной отдушиной было то, что он больше никому и ничего не обязан. Сейчас он лишь помогает другим зарабатывать титулы и приносить стране высокие спортивные достижения. Наблюдает со стороны и гордится теми, кто выбрал его в наставники и не прогадал.
Значит, вариант всего один. Нужно смириться с тем, что Рейнхарт будет тренироваться у него. Вынудить ее уйти самостоятельно, если потребуется. У каждой медали есть и обратная сторона. Томасу, как никому другому, было это известно. Мало из кого получались хорошие спортсмены, и Луна вряд ли когда-то сможет войти в их число.
— Блядь! Ненавижу его! — от злости слишком сильно сжимает лезвие коньков, которые собирался надеть для выхода на лед. Руку пронзает довольно острая боль, отчего мужчина только тихо шипит, отбросив все в сторону с диким грохотом. Вспышки гнева часто заканчивались травмами, но контролировать их получалось с трудом. Приходится задержаться, чтобы перемотать руку бинтом и собраться по-хорошему.
Шнурует ботинки так, что ноги немеют от перенапряжения. Успокаиваться Тому всегда было слишком тяжело, а уж тогда, когда его буквально трясло от ярости – тем более. Но кого вообще волнуют его психи? Пожалуй, никого. С этими мыслями мужчина и выходит из тренерской раздевалки, на ходу вращая руками и оглядываясь по сторонам. На днях ему придется провести отбор и разделить своих спортсменок по различным стартам.
— Все на лед, у вас десять минут на разминку. Луна, ты идешь со мной, — отдает команды, наблюдая за тем, как девушки начинают просто ездить по кругу. Он им за это еще успеет дать дополнительное время тренировок. Это им не массовое катание, чтобы просто ездить. Злит мужчину сейчас буквально все. Даже с соревнований всех снять хочется, чтобы научились работать на износ до результата, который от них ждут. Но он только рукой в их сторону машет, злостно рыкнув.
— Что? Но разве я не должна…
— Все, что ты должна, я тебе скажу. А пока, будь добра, помолчи. Ты будешь тренироваться в моей группе теперь. Девочки на катке проводят целый день, а не полдня, как ты это делала с Долорес. Есть элементы, которые хромают, помимо прыжков?
— Остальное, кажется, получается. Ну, может, иногда во вращениях центровку теряю, но это редко.
— Слава богу. Над техникой еще поработаем, прыжки тебе поставим. Хотя бы тройные. А пока что иди тренироваться в зал к Хейдену, на лед выйдешь одна чуть позже. Посмотрю на твои успехи, — почти безразлично кивает головой на выход, который ведет на второй этаж. Ему сейчас совсем не до бестолковой, по его мнению, Луны, поэтому проще заставить ее работать в другом ключе. И заодно дать себе настроиться на умопомрачительную тренировку с ней в конце рабочего дня. Наверняка его крови там будет выпито немало.