***
— Лу, ну невозможно же все время только на катке проводить. Обрати внимание на мир вокруг, ты когда в последний раз свет белый видела? Девочки сказали, что даже на парах не появляешься. Ты ноги-то свои вообще чувствуешь? Или привыкла уже, что они фиолетового цвета всегда? — Амелия только разочарованно качает головой, наблюдая за тем, как Луна уже в который раз перевязывает шнурки на своих коньках после того, как прошлые просто-напросто разорвались от постоянной тугой шнуровки и трения. Они так давно не виделись, что девушке только и остается, что губы кусать, глядя на то, как Луна медленно, но верно загоняет себя в капкан из своих же амбиций. Становится более раздражительной, часто плачет, прихрамывает на одну ногу временами. И ничего почти не рассказывает, сколько бы подруга ни старалась разговорить ее. Съезжает с темы, резко заканчивает разговор, ссылаясь на то, что собирается спать перед тренировкой. — Отстань, Мел, у меня скоро чемпионат, я не могу иначе. Если не буду тренироваться, то точно буду последней, а я не хочу упасть ниже того дна, на котором нахожусь. Мне этого не простят. Да куда там, я сама себе этого никогда не прощу. Луна небрежно швыряет коньки обратно в сумку, уже наплевав на все. Нервы и без того на пределе, чтобы единственный выходной тратить на то, чтобы проверить экипировку. Хотя, если бы каток не закрыли, чтобы заново залить, она бы пошла туда и сегодня. Но, видимо, как будто специально для нее даже залы все закрыли. Всей арене дали заслуженный выходной, и это способствовало тому, что девушка наконец-то смогла выспаться. И встретиться с подругой. Руки в волосы запускает, у корней сжимая рыжие пряди и глаза прикрывая, чтобы расслабиться. Жаль только нервозность никуда не делась. Луне все время кажется, что она делает недостаточно, что нужно стараться больше перед чемпионатом. А вот уже после сможет выдохнуть, прогуляться со всеми, нормально поесть. Наберется смелости наконец попросить Томаса Осборна — великого и неповторимого олимпийского чемпиона — быть к ней терпимее, хотя бы для начала. Все свои влюбленности, задвинутые в самый дальний ящик сознания, Луна даже не пытается уже обнажать. От этого только больно. К слову, она даже запуталась, что именно чувствует. Старается только сосредоточиться на том, чтобы не впасть в апатию. Это будет худшим из исходов. — О, ну а если ты будешь до изнеможения себя доводить и насиловать, то обязательно выиграешь, конечно-конечно. Лу, я люблю тебя и уважаю то, что ты делаешь, но, пожалуйста, услышь меня. Если ты пару часов в день посвятишь чему-то, помимо своего фигурного катания, то мир не схлопнется, — Амелия закатывает глаза, громко и демонстративно цокнув языком. Она и раньше была до ужаса прямолинейной, и многих в ней это раздражало. Слишком громкая, слишком яркая, слишком общительная, слишком честная. На фоне Мел Луна часто себя ощущала тенью, серой мышью. Но она любила подругу за искренность, за такую дружбу, что проверена годами. Амелия никогда ведь не кичилась тем, что коммуникация дается ей проще, не считала себя лучше Луны. Этого было вполне достаточно. Рейнхарт приняла в себе то, что ей никогда не стать такой, как подруга. Или, по крайней мере, пыталась принять и заставить себя в это поверить. У Амелии — толпы фанатов, а у нее вряд ли появится хотя бы вполовину столько же. Она не умеет заставить всех, не отрывая взгляда, следить за собой. Не умеет поддерживать диалог со всеми так легко, будто знакома с человеком вечность, а не пять минут. И поэтому уже даже не старается, открывая свою истинную натуру: тихую и загадочную. — Легко тебе говорить, ты ведь уже карьеру завершила. Я тебе даже завидую немного: быстро зажглась, добилась успеха, нашла любовь всей своей жизни и ушла звездой. Вы со Стивом прекрасная пара, — Луна пальцы загибает, перечисляя все успехи подруги. С высоты ее пьедестала и реализованных мечтаний все может казаться пустяком или неправильным выбором. Но вместе с тем Рейнхарт не может не завидовать. Быстрый и легкий путь — мечта любого спортсмена. И те, кому это удается, вполне могут высказываться, как Мел. — Сравнивать жопу с пальцем — тоже легко. Я была не фигуристкой-одиночницей как минимум. Это у вас там конкуренция бешеная, даже представить страшно, как вы там справляетесь с этим всем. Я была в танцах, и все зависело не только от меня. И как раз со Стивом мы были дуэтом, так что и ты еще встретишь любовь всей своей жизни, я уверена. К тому же наш вид катания не такой уж и травмоопасный, мы там не прыгаем, а еще… Девушке, разумеется, не нравятся сравнения, и она уже в который раз за вечер глаза закатывает. А Луна вздыхает только, понимая, что Амелия бесконечно права. Глупо сравнивать разные вещи, даже если они между собой похожи. Мел даже руку кладет девушке на плечо, поглаживая. Тактильная поддержка — такая же поддержка, как и любая другая. Подруга переживает, как никто другой. Даже находясь в неведении, старается помочь. Даже если просто доказать, что нельзя себя сравнивать с другими. — Все, все, я поняла. Ты права, давай сменим тему и проведем день даже без намеков на фигурное катание. Какие есть предложения? Луна поднимает руки, признав свое поражение в этом споре. Подруге нет равных почти в любой дискуссии. Особенно когда она права и знает, чем апеллировать. Рейнхарт решает все же поддаться на провокацию и устроить себе день мечты, посвященный чему-то приятному и расслабляющему. Амелия права даже в том, что фигурное катание хоть и смысл жизни, но не вся жизнь. И, признаться честно, Луну уже слегка тошнить начинает от него. Во всех смыслах. Вращения, прыжки, программы, тренировки, растяжка — бесконечный и монотонный круговорот, сводящий с ума без смены обстановки. — О, ну это вообще улет! Пойдем сегодня на байках покатаемся? У Стива там друзья будут, тебя тоже покатают, научат. Это такой адреналин, тебе понравится. А еще там есть такой красавчик, тоже фигурист, кстати! Так вот… — девушка потирает ладони, хищно стрельнув глазами на Луну. Ее жених — Стив — как раз сегодня звал прокатиться с ветерком на байках по загородной трассе Брюсселя. Амелия просияла, представив, как это будет здорово. Она давно мечтала вытащить лучшую подругу развеяться, познакомить с компанией. Желала ей только счастья и старалась увлечь тем, что полюбила сама. Хотя бы попробовать. — Мел! Ну мы же только что договорились! Луна только кулаком ее в плечо толкает, напомнив, что сегодня никакого фигурного катания. Даже если в компании есть красавчик-фигурист, то она сможет об этом узнать позже. Возможно, от него самого, если повезет. Сейчас же не хочется о спорте даже говорить. Она только слегка улыбается, чуть неуверенно, оставив выбор развлечения на откуп подруге. Сама Луна никогда не любила что-то очень экстремальное, но так давно никуда не выбиралась, что готова на все. Даже на это. — Ладно, ладно, я молчу. Ты сама все увидишь! А теперь собирайся и поехали, я вызываю такси, — Амелия счастливо в ладоши хлопает, тряхнув копной золотистых кудрей, и достает телефон, в несколько нажатий пальцем вызвав машину. А после принимается рассматривать свои неприлично длинные ногти на предмет повреждений, пока Луна с грузным вздохом поднимается и идет к шкафу, чтобы выбрать наряд на вечер. — Не припомню, чтобы ты была такой адреналиновой маньячкой, — между делом решает вставить пять копеек своего бесценного мнения. Или пошутить, скорее. А после смеется слегка. Подруга только улыбается: она давно не слышала, как Луна шутит или смеется, а не устало ворчит или плачет. — Ну, знаешь ли, почетным фигуристкам на пенсии тоже нужно как-то развлекаться! Я, кстати, говорила, что ушла со спортивного факультета? Важно поднимает палец, так же рассмеявшись, и еще более удобно разваливается на диване, прикрыв глаза. После завершения карьеры ей действительно не хватало чего-то, и байки, которыми увлекался ее будущий муж, стали идеальным вариантом. А после девушка и еще одну новость вспоминает, резко подскочив на месте от предвкушения реакции Луны. Ей хочется увидеть и впитать каждую эмоцию подруги. Знает, что это будет полнейшим шоком. — Не припомню, чтобы ты рассказывала мне об этом. Мы с тобой виделись-то в последний раз… давно. К тому же у нас диплом через год, как ты вообще собираешься его писать, если три года училась на тренера? И вообще, куда ты перевелась? — Луна сначала даже задуматься успевает о том, был ли такой разговор. Определенно, нет. Но ее это не удивляет так сильно, как того хотелось бы Амелии: девушка всегда была импульсивной, даже ветреной слегка. Ей всегда хотелось чего-то нестандартного, она не могла усидеть на месте, заниматься чем-то одним. Амелия только кривится, разочарованно кинув в Луну кофтой, но после снова расслабляется и посмеивается. Списывает все на то, что подруга ее уже знает как облупленную, раз ее это ни капли не удивило. А может, в своих бесконечных потоках речи она как-то упоминала, что полностью выгорела к профессии тренера. Хотелось чего-то поинтереснее, чем оттачивать технику других спортсменов и ставить им программы. — Точно! Я иногда забываю, что мы редко видимся с тобой. Как будто и нет этой пропасти. Но если бы кто-то давал себе отдохнуть, то виделись бы чаще. Боже, Лу, ну почему ты стала такой занудой? Эти тренировки очень дурно на тебя влияют, я не узнаю свою подругу. В тебе раньше столько авантюризма было, столько жизни. Ты сейчас как тень. Вспоминает прошлый год, опять поджав губы. Луна всегда с Мел соглашалась даже на самые безумные авантюры. За час до старта убежать в ближайший стритфуд и закупиться вредной едой, чтобы запереться в комнате и съесть все это, пока остальные разминаются или отдыхают? Они делали так всегда. После всех стартов выйти на лед и устроить собственное шоу для зрителей, чтобы повеселить их? Так они тоже не раз делали. Пойти ночью выгулять собаку и посплетничать? Амелия не припомнит, чтобы Луна хоть раз отказывалась. И тогда она не работала в ущерб себе. Она занималась тем, что нравится, совмещала любимые дела с фигурным катанием. Именно это ей хочется вернуть подруге. — Если что-то не нравится, дверь прямо по коридору. — Если бы не знала, что ты меня любишь, то обиделась бы. Но с твоим образом жизни раздражительность и ворчание — еще легкая форма побочек. Я на спортивную психологию перевелась. Несерьезный тон и плохо скрытую полуулыбку на лице Луны было сложно не заметить. Разумеется, она не выгнала бы лучшую подругу, даже если бы та ее раздражала. А девушка и факультет свой называет, приоткрыв завесу тайны, и вот теперь Луна уже удивляется. Она никогда не слышала, чтобы у Мел был интерес к психологии. И сейчас ей становится ясно, в чем тут дело. У них сеанс помощи больным и убогим фигуристкам, которые запутались в себе. — А, ну тогда все ясно, товарищ психолог. Ты меня анализируешь сейчас, да? — бьет Амелию подушкой, подойдя сзади, и усаживается рядом, положив одежду, которую собирается надеть. Кладет голову девушке на колени, бесцеремонно улегшись, и принимается еще больше шутить, уже придумав столько шуток, что на целый вечер хватит. — А тебе там не говорили, что риск и гонки — это тоже признак нездорового человека с зависимостями и нехваткой чего-то там? — Анализирую? Разве что совсем чуть-чуть. Я уже почти сдала разницу, так что с уверенностью могу заявить, что признак нездорового человека — чрезмерная работа. Быть трудоголиком нынче немодно! Амелия парирует, уже тоже войдя во вкус. И отправляет Луну обратно к шкафу, слегка пнув коленом по бедрам, когда замечает, что та притащила только кроссовки. Девушка же только ей средний палец показывает. Она несильно хотела наряжаться, поэтому просто принялась рыться в шкафу в надежде найти что-то, что не было с ней в спортивном зале. После тренировок ее одеждой можно было вполне кого-то травить. Этот запах не выдержал бы никто, как казалось Луне. — Умничать тоже немодно! Боже, да где вся удобная одежда, все после тренировок потное и вонючее! — И нет, не надевай этот костюм, ты в нем на зефирку похожа. Надень ту куртку кожаную, штаны черные, и… о, вон тот белый топ идеально подойдет к твоему образу. Будь более дерзкой, ну чего ты, — Амелия встает, бедром толкнув девушку, чтобы отошла от шкафа, когда она достает нежно-розовый костюм. Может, он красивый и брендовый, но абсолютно не подходит сюда. Мел кидает подруге все, что называет, и довольная ждет, пока Луна все это наденет. Выходит почти байкерша. А если и нет, то дерзкий образ ей все равно очень к лицу. — Пойдем скорее, время не ждет!Глава 6. Постановка.
2 сентября 2023 г. в 19:00
— Давно я так не тренировался, это было очень интересно. Но я по лицу вижу, что ты не доволен, поэтому задам закономерный вопрос: почему именно она? — от решимости и воодушевления Киллиана значительно убавляется, когда он видит то, над чем предстоит работать. Адский труд. Не демонстрирует этого в открытую, чтобы не спугнуть настрой Луны, которую только замотивировал на продуктивную и очень долгую работу. Возможно, она выстрелит и сможет показать им то, на что способна. — Но, кстати, задатки хорошей фигуристки у нее есть, она просто не в форме. С ней недостаточно занимались, потому что по скольжению и хореографии у меня нареканий нет. Дорожки у нее хорошие.
Киллиан только вздыхает, прямо на лед и усевшись после долгого и изнурительного дня. Тренировки никогда не давались ему легко, а здесь приходилось всего себя отдавать для того, чтобы другие выкладывались на максимум. Ему это нравилось, но выматывало неслабо. Мужчине очень жаль, что основные элементы никак не могут покориться девушке, которая чем-то его зацепила. Возможно, приди она раньше… все могло быть по-другому. Только вот все эти догадки все равно ничего не решают — их на ноль можно разделить.
А Томас так и продолжает вокруг него ездить, нервно и отрывисто отталкиваясь коньками и иногда себе под нос что-то рыча. Киллиан не знает о конфликтах с отцом, о шантаже. Он вообще ни о чем не знает и не должен, иначе им обоим не поздоровится. Неусидчивости брата Киллиан всегда усмехался. Даже сейчас, когда Том присаживается на бортик и дергает ногами, стуча лезвиями по железу, а по катку мерно разносится отвратительный громкий звук. Это заставляет мужчину по ноге брата ударить кулаком, чтобы прекратил, иначе мигрени им обоим не избежать.
— Ну а кто? Элли и Бетти только восстанавливают тройные, им не нагнать за месяц, чтобы поставить с музыкой и еще накатать до приемлемого вида. Джина и Дафна по физическим параметрам просто не доедут произвольную. По сути, я хочу ее выставить только на отборочный чемпионат Бельгии, а на Европу и мир уже сделать замену. Придумаем какую-нибудь травму после чемпионата. За это время я натренирую кого-то другого, и мы возьмем из запаса девочку. Здесь-то даже Луну другим будет тяжело обойти.
— Ладно. Я надеюсь, что ты правда уверен и знаешь, что делаешь, а не просто пытаешься запрыгнуть в последний вагон.
Том только плечами пожимает, еще раз на льду пробуя сделать элемент, который они собираются добавить в программу Луны. Красивый и очень эстетичный, но Осборн всегда больше делает упор на технику, а не на красивую картинку. Для эстетики и общей картинки здесь Киллиан, у которого хореография всегда была в крови. Он словно танцевал на льду и других заставлял то же самое делать, покорять пьедестал выдающимися прокатами, трогающими за душу.
Двойной аксель приземляет, проехав немного, и с прыжка заходит на вращение нижнее, а после звездочкой на льду разваливается, решив, что с него достаточно. Смеется заливисто и на брата смотрит, ожидая его оценки, но Киллиан только глаза закатывает, цокнув языком. Окончание связки получилось воистину необычным, и заразительный смех Тома передается и ему. Тот умел иногда разрядить обстановку какими-то глупостями — этого у него не отнять было.
— Хочу сыр косичку, чипсы и колу.
Почти как ребенок капризничает, раскинув руки в стороны. Ладонями чувствует глубокие вмятины от прыжков и вращений, но они его ничуть не смущают. Сейчас он может позволить себе вести себя вот так непринужденно и просто. Ему не нужно держать лицо, не нужно быть чемпионом, чтобы его воспринимали. Внутренние желания так и рвутся наружу, и с кем ими поделиться, если не с братом.
У Тома и без того слишком много секретов от всех, кого он любит и знает. От тяжело больной матери, перед которой он строит примерного сына и общается с отцом так, словно у них нет никаких разногласий. Он скрывает от нее буквально все, что может ее расстроить. От брата, который не знает почти ничего о жизни старшего. От девушки, в которую он влюблен до безобразия, но которая не дает в ответ той же любви, какую он хотел бы получить. И этот список может продолжаться бесконечно.
— Слышала бы тебя сейчас Долорес, братец. Я никогда не забуду, как она тебя накормила на чемпионате Европы в Таллине.
— Это было отвратительно! — Том только кривится, восклицая. Голос Киллиана вырывает его из транса, и Осборн смехом заходится, вспоминая некоторые моменты:
Томас специально запирается в просторном номере отеля Таллина и гасит свет, чтобы все подумали, что он спит, и не заходили больше. Время уже позднее, поэтому парень даже не задумывается, что Долорес может еще не спать. Накануне он спрятал вредные снеки себе в рюкзак, чтобы вечером насладиться тем, что всегда запрещалось. И дома, и не дома тоже. Раздражают эти правила, ведь парни всегда прыгают за счет мышечной массы, а не легкости, как девушки.
Он никогда не понимал, почему тренеры видели большую разницу между мышечной массой и тяжестью в желудке, ведь к утру все равно уже все переварится и будет нечему тянуть его вниз. Но правилам приходилось следовать, переступая через дух противоречия, которого в Осборне было хоть отбавляй. Он всегда спорил и имел на все свое мнение, никогда не страдал от низкой самооценки, которая шла вместе с тяжелым характером. Но это никогда не мешало ему быть душой компании и влюблять в себя людей.
Включает сериал, наплевав, что на тренировку придется вставать в семь утра, и это еще с учетом того, что нужно успеть перестроиться на местное время, которое слегка отличалось от того, к которому привык. К боевикам и ужасам он всегда имел какую-то непонятную слабость и засматривался этими фильмами. А теперь и к нему самому пришел ужас, резко включивший свет и давший подзатыльник, недовольно кашлянув.
— Ну Долорес!
Возмущается, едва не подпрыгнув на месте от неожиданности. Но заветное лакомство у него тут же отбирают. Женщина губы поджимает в немом, но очень понятном жесте — она раздражена и очень недовольна. Отнимает пачку, скептично окинув ее взглядом, и высыпает содержимое в мусорное ведро, громко выругавшись:
— Я их сейчас тебе за шиворот насыплю, и будешь с ними вместе кататься!
— Да почему? Я не хочу питаться одной травой! От одного раза ничего не будет.
Том почти обиженно руки на груди складывает в закрытую позу и губы дует, нахмурив брови. Его план не удался, и хорошо еще, что по поводу сериалов ничего не сказали: Долорес и нормы сна заставляла придерживаться, чтобы ее фигуристы отдыхали как следует, а не занимались ерундой. Только вот Тома в его подростковом периоде правила не устраивают. Вообще никакие.
— А кто тебя заставляет травой питаться, мой милый мальчик? Пойдем, я тебя накормлю, и ты навсегда забудешь, что такое и чипсы, и трава.
Женщина хватает спортсмена за руку, выдохнув, чтобы не сорваться на него. Старт был уже через несколько дней, и она была слишком нервной, но все же понимала, что все, что запретно, манит вдвойне. И Том просто не мог быть исключением.
На удивление, он даже не сопротивляется, а проявляет присущее ему любопытство, пусть и чуть боязливое. Их близким отношениям с тренером только позавидовать можно. Скорее всего, это было непрофессионально, но Осборна-старшего она всегда выделяет среди других своих учеников. И он ей доверяет, пусть и проявляет свой характер там, где не всегда стоит это делать. И, разумеется, гордится этим перед другими спортсменами, рад стараться.
Усаживается прямо на кровать в ее номере, продолжая смотреть свой сериал под усталые вздохи Долорес, пока та встает к плите. Вот это уже и Тома заставляет удивиться: он никогда раньше не видел, чтобы эта женщина в целом кому-то готовила. Но, похоже, все случается впервые, и теперь по комнате разлетается запах яиц, кажется. Не сказать, что парень их любил, но предпочел в этот раз держать рот закрытым. Хотя бы пока что и не возникать раньше времени. Все равно попался ей так глупо.
Так проходит минут пятнадцать, пока Долорес колдует над продуктами, нарезает салат из овощей. Осборн кривится, но услышав грозное: «Я все вижу», его лицо снова перестает выражать эмоции. С ней шутки плохи, а Осборн всегда задавался вопросом, как ей удавалось всегда все видеть и слышать? Сейчас, возможно, через отражение в зеркалах и окнах, но на тренировках… загадка.
— Держи. Тут ни грамма травы, все только полезное и вкусное. А это — вообще песня, почти чипсы.
Долорес ставит перед Томом тарелку, широко и победно улыбнувшись. Она заранее знала, что ему, скорее всего, не понравится, но наказание редко бывало приятным. К тому же это действительно было довольно вкусно, но несносный подросток продолжает кривляться и демонстративно ковыряться вилкой в поданной еде. Женщине даже не обидно. Ее забавляют такие реакции и фокусы.
— Хлебцы рисовые? И омлет с томатами и сыром?
Том съедает один кусочек хлебца, так и не притронувшись к овощному салату, который Долорес и себе кладет. На чипсы было ни капли не похоже — очень пресно и противно. И как она вообще умудряется с таким аппетитом и наслаждением есть эти овощи с травой? Поймет он это еще не скоро, а пока в голове появилась четкая мысль, что чипсы намного вкуснее и лучше. Может, неполезные, но какая разница? Его это ни капли не волновало тогда.
— А что не так? Ты же любишь всякую дрянь со вкусом сыра, вот я тебе и сделала.
Специально издевается, положив сверху на омлет ложку салата, и удовлетворенно подмечает, что, как бы там ни было, Том потихоньку поглощает то, что ему подали. Может, хлебцы он и не станет есть, но это и не было обязательно. Это был невкусный аналог тому, что он пытался в себя запихнуть. Да и сыр она неслучайно добавила: изучила надпись на упаковке, пока пополняла мусорное ведро ее содержимым.
Старается не обращать внимания на тяжелые вздохи и страдальческое лицо любимого спортсмена. Старается смех сдержать, когда видит, какие маленькие кусочки он в рот отправляет. Она знает, что он еще поймет, как это все вкусно и полезно, когда чуть подрастет. Что можно хотеть от четырнадцатилетнего мальчика, в конце концов? А потом в макушку целует, когда поздний ужин был героически поглощен прямо в пыточной и очень стоически. Даже чем-то порадовать хочется:
— Если выиграешь чемпионат, я тебе сырников пожарю со сгущенкой. И коктейли молочные сделаем с ягодами. Идет?
Кажется, такое меню нравится ему гораздо больше. У Тома даже глаза загораются, и он широко улыбается, потирая ладони. Может, это так себе мотивация для того, чтобы выигрывать. Но он и без того настроен на победу, а десерты будут просто приятным бонусом, плюсом к золотой медали и титулу. Даже решает поблагодарить, хоть по нему и видно, что слегка лукавит:
— Сырников? На сырники я согласен. И это, спасибо… было вкусно…
— Сколько бы лет ни прошло, я все еще обожаю сырники, — Том улыбается так многозначительно и нежно, с ностальгией. В прошлом у него было гораздо больше приятных моментов, которые он не слишком-то ценил, чем в настоящем, но в глубине души он все еще надеется, что все только впереди. — У меня у самого они не получаются: подгорают постоянно. А в кафе они невкусные.
Мужчина расстроенно дуется, обидевшись сразу на всех, кто не мог приготовить ему вкусный и любимый завтрак. Сам он не особо умеет готовить, только портит продукты, но времени, чтобы научиться, тоже не найти. Его жизнь — постоянная гонка. И времени на себя не остается, поэтому Осборн практически и забыл, что такое комфорт наедине с собой. Почти потерял себя, но отказывался это признавать.
Так и валяется звездочкой, руками и ногами изображая движения, похожие на снежного ангела. А Киллиан только у виска крутит, стараясь вновь не рассмеяться. Сейчас вечером все проблемы кажутся такими незначительными. Все чемпионаты так не волнуют.
— Давай поднимайся, взрослый, почки себе отморозишь, — подает руку, подъехав в одно движение, и помогает брату встать. Том оттряхивается, хоть в его случае это уже и бесполезно: ткань промокла насквозь от тепла его тела. Киллиану же до дрожи милыми эмоции кажутся. Томас всегда такой холодный и отстраненный, что, когда проявляет истинные эмоции и позволяет своей броне дать трещину, хочется момент продлить. Таким он Тома любит еще сильнее: настоящим, живым. Таким, каким он его помнит. — А что касается сырников, ну… попроси Долорес сделать, я думаю, что она вряд ли тебе откажет.
— Хорошо, мамочка, так и быть. Хотя я бы остался с удовольствием тут спать: мне лед уже как родной, — потягивается, кончиками пальцев устремившись к потолку и только сейчас почувствовав, что действительно промерз до самых костей. Парадокс, что это почти не чувствовалось, пока он лежал и маялся дурью. Наверное, так обычно и случается в жизни: не замечаешь, на каком ты дне, пока в сравнении не испытаешь. Эта мысль заставляет горькую усмешку расцвести в уголках губ. — Ну да, в двадцать семь лет кабан к ней такой приходит и просит сырников, конечно. Тем более мы уже вообще не так близки, как раньше.
— Тебе бы на айсберге жить в таком случае, снежная королева.
Киллиан ладонями снег собирает, кинув микроскопический снежок в Тома, чтобы перестал таким занудой быть. Но тот почти не реагирует, уже за бортиком оказавшись, и скидывает коньки с уставших ног. Пол, по которому он в носках проходит, кажется просто нереально приятным. Ровный, гладкий, прохладный. Абсолютный рай после тренировки. Теперь Осборн чувствует не лезвие, а полностью ноги. Теперь жить хочется самую малость сильнее.
— Сам живи. Так что насчет вечера фастфуда?
Риторический вопрос. Киллиан слишком редко отказывался устроить вечер поедания гадостей, пока никто не видит их и не осудит. Том лениво разваливается на скамейке в раздевалке и расслабляется сразу, как обычно любит это Луна делать, когда он заходит, чтобы на тренировку ее забрать. И с чего только он вообще вспомнил именно о ней? Томас едва уловимо рычит, сразу исправив себя, что многие спортсмены так делают.
Ноги просто гудят протяжной болью от усталости, а тело и вовсе почти отказывается двигаться, на смену бодрости и активности плавно приходит сонливость. Телефон включает, принимаясь играть в какую-то бессмысленную игру. Что-то вроде «три в ряд», которую он раньше полнейшей дурью для слабоумных называл. Со временем взгляды немного поменялись. И для расслабления мозга игра очень подходит.
— А теперь давай серьезно. Другие штабы в этом сезоне могут преуспеть, я бы не был таким самоуверенным, Том. Олимпийский сезон, и все будут глотки рвать, лишь бы отобраться дальше. Думаю, что некоторые уже пытаются четверные ставить, — Киллиан еще одно предположение делает, чтобы брат хотя бы имел в виду, что они здесь не одни такие, кто пытается рискнуть и поставить программу, которая точно заставит весь зал аплодировать стоя. Уверенность Осборна в себе иногда мешала ему видеть, что другие не всегда способны оправдать его ожидания. А некоторые даже и превзойти.
— Ты уже который год так говоришь, но прав оказываюсь я. Никаких четверных не будет, тут тройные-то еле дотягивают некоторые. А Рейнхарт, хоть и очень нестабильная, но она их хотя бы прыгает. Ну снимут ей баллы за кривоватое исполнение, но если она их вообще сделает, то будет здорово.
Машет рукой, все так же непринужденно продолжая играть. И в симулятор питомца тоже заходит, чтобы покормить своего кота. Настоящего он заводить не спешит, хоть и давно уже хочется. Полная занятость и отсутствие людей, готовых поухаживать за животным во время разъездов, тоже дают свои минусы. Было бы здорово иметь того, кто встречает с работы и дарит тепло и любовь, но возможности такой нет. К сожалению.
— Ладно, как скажешь. Я недавно композицию составил, подогнал песню популярную под наш спорт, чтобы можно было откатать красивую программу. Луна милая, утонченная, если по внешности судить. Так что ей подойдет «темный рай» для короткой.
— Темный рай? Не сложновато ли для нее будет?
Вот здесь Осборн даже присаживается, едва не присвистнув. Он краем уха слышал, как Киллиан собирался ставить какую-то программу, которая будет необычной и нестандартной, но очень красивой. Но то, что эта постановка достанется Луне, он не ожидал. Новое тяжело катать. Под такую музыку нужно долго подстраиваться, сливаться с ней. Том знает об этом не понаслышке.
— Нормально, откатает. Просто не будем делать упор на кучу сложных элементов. Возьмем артистизмом и скольжениями — с этим-то точно справится. Хочу в этот раз кому-то нетипичную для фигурного катания музыку отдать, классика мне уже немного приелась, — Киллиан остается непреклонен в своем решении. Слушать брата ему не очень-то и обязательно, хоть работа и должна быть командной. Не хочется хоронить свое вдохновение, даже не попробовав. К тому же Луне этот образ подойдет, как он считает. Программе не нужно быть очень сложной, чтобы он остался доволен.
— Мы не вывезем только артистизмом даже одну такую сложную постановку. Ей не откатать такое. Ты ничего не понимаешь, давай что-то проще делать. Например, бессмертную классику, как и всегда.
— Я хореограф — я так вижу, не мешай. Много ты без непонимающих сделаешь? Лучше придумывай, какие компоненты запихнешь туда, чтобы техническая часть выглядела лучше.
Языком цокает, пропуская мимо ушей замечания и ворчание Тома. В любом случае всегда можно будет все переиграть и поставить другую музыку. На лице мужчины расцветает хищная и гаденькая такая улыбка, потому что он наперед знает, что у брата нет выбора, кроме как согласиться с ним и перестать спорить. Иначе не получится вообще ничего. Они не всегда приходили к консенсусу — чаще кому-то приходилось сдаваться. И по пальцам одной руки можно пересчитать, сколько раз уступал Томас.
— Ладно. Заявим тройные. Пусть делает все, даже аксель. Я ей его добью.
Старший Осборн сдается, подняв руки в знак своего поражения. Он сейчас готов сделать что угодно, лишь бы все закончилось и они могли наконец выдохнуть. Лишь бы этот сумасшедший олимпийский сезон закончился и хоть что-то выстрелило. Оценки судей не всегда зависят от одних только технических элементов, хоть они и самые главные. Поэтому где-то на периферии мужчина допускает мысль, что идея Киллиана может сработать.
— Я хотел твоей девушке отдать эту программу и начать нарабатывать ее с самого начала, но она не захотела, сказала, что не ее стиль.
— Тяжело что-то новое пытаться делать, я ее понимаю. Но, с другой стороны, это небольшой прорыв и преимущество. Хотя в принципе сейчас уже нет смысла это обсуждать: ее все равно отстранили.
Скрывать, что это расстроило до глубины души, не стал. И Лили его расстроила своей не слишком-то адекватной реакцией с обвинениями. Будто и не она вовсе была перед ним в тот момент. И когда в его жизни все настолько стремительно покатилось под откос? Отношения уже не тихая гавань, а минное поле. А может, они и не были никогда такими, какими он их видел? Идеализировал только, возможно?
— Думаешь, без шансов? Я про Лилиан.
— Уверен, что да, Киллиан. Но пусть попробует выкарабкаться из этого болота. Не хочу об этом говорить, к черту это фигурное катание. Давай сегодня проведем вечер как нормальные люди.
— Я зайду, но ненадолго, мне нужно курсовую писать, извини.
Мужчины выходят из ледового дворца, вдыхая запах свежести на улице. В декабре становится морозно, но некритично: именно так для них пахнет долгожданная свобода после изнурительного рабочего дня. Точнее, изнурительной недели. Сейчас время выходных, отдыха и личной жизни. Киллиан мнется, никак не решаясь задать вопрос о Лилиан, чтобы не испортить момент, когда они наконец перестали быть такими нервными и напряженными. Поэтому о Луне интересуется, сочтя, что это не менее любопытно, а о Лили они поговорят позже, когда Том остынет.
— И все-таки признай, что она очень даже ничего сама по себе. Красивая такая, — толкает Томаса в плечо, ехидно усмехнувшись. Просто издевается, решив, что сейчас самый подходящий момент, чтобы посплетничать по-мужски. В нем самом Луна вызвала какие-то противоречивые чувства. Ее целеустремленность вкупе с такой красивой улыбкой заставляли любоваться ею, даже когда она срывала элементы. Даже имени не называет, наверняка зная, что брат и так догадается, о ком он говорит.
— У меня девушка есть, так что сегодня без признаний.
Заворачивает за угол к круглосуточному супермаркету, где оказывается в разы теплее, чем на улице. Том небрежно отвечает, стараясь больше не думать о Луне, и даже не глядя кидает в корзинку все, что только увидит. Печенье, шоколад, чипсы. Все сейчас оказывается в составе завтрака чемпиона. Ну, или ужина. Он всегда так делает, когда нервничает или хочет уйти от ответа: начинает что-то руками делать или отдается физическим нагрузкам без остатка.
— Какой ты зануда, Том, — реакция ему более, чем нравится. Было странно, что Осборна так сильно штормит при одном упоминании девушки, но списать это можно на что угодно. Она свалилась ему как снег на голову. Киллиан кладет к остальным покупкам коробку карамельного мороженого, ехидно подметив еще один момент. — Но «нет» ты тоже не сказал.