Созвездие чемпионов

      «Олимпийские чемпионы братья Осборн были замечены в компании подопечной в ресторане. Луна Рейнхарт — бывшая юниорка — теперь тренируется в самой продвинутой группе. На ее счету несколько золотых медалей с юниорского чемпионата мира и чемпионата Бельгии, но во взрослом катании ее успехи уже отнюдь не такие громкие. Смогут ли два опытных тренера и лучших спортсмена помочь ей вновь воссиять? Но самый интересный вопрос, волнующий многих: связывает ли ее с братьями нечто большее, чем просто спорт? Как только появится чуть больше информации, мы обязательно на него ответим».       — Желтая пресса, как и всегда, в ударе. Уже даже поесть спокойно нельзя сходить, — быстрая походка с заплетающимися ногами выдает мрачноватое настроение Киллиана, вмиг испортившееся. А вот задумчивость брата, который словно бы даже расслабился, напротив, недоумение вызывает у него. Обычно все происходило в точности наоборот. И теперь, похоже, есть они будут в тренерской или за закрытыми дверями отдельных комнат в ресторане, лишь бы никто ничего лишнего не написал в соцсетях.       — Хм, я, конечно, хочу пойти и повырывать им всем руки за вторжение в частную жизнь, но у меня есть одна идея. Журналисты тоже могут нам помочь. Пусть о Луне говорят. Чем больше ее обсуждают, тем лучше. — Том нервно рукой машет, найдя и здесь выгоду. Сейчас ему совершенно не до журналистов — и без них хватает головной боли.       — Проверьте, пожалуйста, все ли вы взяли. Никто вам прямо перед стартами искать новые коньки не будет, платья — тем более. Забытые вещи — это мгновенная дисквалификация, если кто-то забыл или не знал, — Том с сосредоточенным лицом проходит около сидений в аэропорту, настоятельно призывая всех участвующих к проверке своей экипировки, личных вещей. Если бытовые мелочи еще можно будет купить по приезде, то все остальное попросту будет не найти в огромном городе, чтобы еще и привыкнуть к новым вещам. — Оливия, убирай кучу барахла: никакие плойки размером с чемодан тебе там не понадобятся, мини-юбки тоже.       На лице на мгновение мелькает теплая улыбка, когда мужчина вспоминает, как в пятнадцать лет забыл коньки, спешно собираясь на серию гран-при. Все тогда словно бы было против него: проспал на целый час, долго не мог найти костюм, в котором должен выступать, облился какао, который готовила мама. И Долорес, проклиная все на свете, была вынуждена за несколько часов до старта ехать в Брюссель — благо они выступали в соседнем городе, до которого всего час езды на машине, — чтобы забрать все нужное у родителей. После серебряной медали, чудом полученной мальчиком, они еще долго смеялись над такой рассеянностью, но в тот момент смешно совсем не было. Как и сейчас не будет смешно, если в олимпийский сезон кто-то по такой глупости окажется за бортом.       — Вдруг меня кто-то позовет там на свидание? Свободное время же будет, — Оливия глаза демонстративно закатывает, но все равно почти флиртует, глядя снизу вверх так соблазнительно на мужчину. Ногти свои рассматривает, только вчера сделанные перед выступлением, чтобы к костюму подходили. После успешного проката они с подругой собирались прогуляться по Милану, съездить в ресторан. Когда еще будет шанс побывать в таком знаменитом и дорогом городе Италии? Положить всю жизнь на подготовку к таким важным стартам, чтобы совсем не выходить из номера и не видеть мир? Ее такой расклад не устраивал.       — Кто? Горячий итальянец-болельщик, который не говорит с тобой на одном языке? Или кто-то из фигуристов-соперников, который едет туда соревноваться, а не ерундой страдать? — Том скептично руки на груди складывает, усмехнувшись издевательски. Взаперти он никого не собирался держать, но и не верил, что у девушек будет время на то, чтобы ходить на свидания. Максимум — прогуляться друг с другом, купить сувениры, сделать пару фото на память. На большее никогда не хватало времени. — А десять пачек конфет-то тебе зачем? В Милане резко сладкое запретили или тебе тяжесть нравится таскать?       Краем глаза замечает, как Луна крутит пальцем у виска, с улыбкой смотря на Киллиана, с которым разговаривает. Осборн не слышит, что они обсуждают, но, судя по тихому смеху и усмешкам, издеваются над спортсменками, которые на показ мод будто собрались. Брат шутит, что нужно было брать целый холодильник, перевязанный цепью, чтобы наверняка, и Тому приходится отвернуться и в кулак кашлянуть, чтобы не выдать, насколько это смешно. Том даже не ожидал, что в аэропорту может возникнуть такая ситуация: надеялся, что все девушки уже взрослые и осознанные, но, оказывается, почти со всеми еще нужно работать. Совершеннолетие не означает зрелость — в этом приходится убедиться прямо сейчас.       — Ладно-ладно, я поняла. Оставлю все в камере хранения.       — Вот и умница. Разбирайте билеты и идем к терминалам, если у всех все есть, — Томас провожает девушку взглядом, чтобы не пошла не в ту сторону, и отходит к брату, сделав скидку на ее возраст: Оливии было только семнадцать лет, и она совсем недавно попала к нему в группу, пройдя отборочный просмотр. Билеты и свои проверяет на всякий случай, на нервах сделавшись слишком уж параноиком. В такой ответственный момент не хочется, чтобы что-то пошло не так. Это его первый олимпийский сезон в качестве наставника, а соревновательный — второй.       Луна, согласно билету, купленному федерацией, должна сидеть рядом со своими одногруппницами, но Оливия, сидящая у иллюминатора, грубо толкает плечо, намекнув, что девушке тут не рады, мягко говоря. Они договорились сесть вместе с Сарой, чтобы та не летела одна с тренерами или незнакомыми людьми, и Луна совсем не вписывается в их круг общения. Недовольные лица заставляют поджать губы, чтобы промолчать и не ответить такой же откровенной грубостью и резкостью: слишком много людей в самолете, чтобы скандалить. Но Луна еще найдет время, чтобы девушки по заслугам получили. Отходит в поисках другого посадочного места, но перед лицом возникает протянутая рука.       Томас. Пока девушка непонимающе хлопает глазами, он забирает ее вещи и закладывает в верхний отсек для багажа. Туда же, куда и свои положил. Рейнхарт все равно не дотянется, а ему ничего не стоит помочь. И даже очень строго и разочарованно смотрит на Сару с Оливией, которые самодовольно улыбаются, попивая кофе из стаканчиков. Разумеется, своего они добились, но девушки даже не подозревали, что их ждет за такие выходки. Том ненавидит, когда в коллективе есть разногласия, когда в команде кого-то травят. Он и сам не был в восторге от Луны с самого начала, но, как у тренера, у него были все основания требовать от нее большего и злиться.       — Господи, ну вот только из-за посадочных мест еще разорвите друг друга. Полтора часа всего лететь, а вы уже не можете общий язык найти, — кивает на свободное сиденье рядом с ними с Киллианом, которое должна была занять другая спортсменка, и отходит, позволяя девушке сесть у окна. У него будет много времени во время полета, чтобы придумать наказание за отвратительное и неспортивное поведение. — Иди сюда, Луна, будешь с нами, раз тут такое дело.       — Так нечестно! — восклик Сары заставляет весь салон самолета обернуться. Она не думала, что Луне достанется место рядом с Томом и Киллианом, с которыми общаться не о спорте ей и самой бы хотелось.       — Брось, Сара. Еще только с тренерами не хватало лететь, как с воспитателями в детском саду, — Оливия кривится только, глядя на Луну, которую пригласили сесть к себе Томас и Киллиан. Не на подобный исход она рассчитывала, когда говорила, что рядом с ними мест совсем нет. Надеялась, что девушку посадят в хвосте самолета одну, рядом с остальными пассажирами, не относящимися к сборной. По самолюбию немного укололо, что самые завидные чемпионы уже в который раз якшаются с такой неумехой.       — Мне скучно. Давайте поиграем во что-нибудь, иначе я тут завяну, — Том устало подпирает лицо кулаком и ноет, почти умоляюще глядя на Луну и Киллиана, которые каждый занимаются своими делами. Киллиан читает какую-то очередную книжку для университета, а Луна играет в телефон. Только Осборн мается, так и не придумав, чем заняться. Не хочется просто сидеть, он заранее думал пообщаться, когда ехал в аэропорт.       — Ты таким энтузиастом стал, я даже узнаю старого Тома и моего любимого брата. Играем в правду или ложь. Две правды, одна ложь. Нужно угадать, где игрок соврал, — Киллиан хищно ладони потирает, сразу вспомнив самую интересную игру, в которую они всегда играли при любом удобном случае. И в подростковом возрасте и уже взрослые на вечеринках. Игра, позволяющая узнать друг друга получше, сейчас им точно сыграет на руку, почти незнакомым друг с другом. — И вы, великий олимпийский чемпион, начинаете.       — Я? Без проблем, — Осборн сразу находится и очень быстро придумывает, что о себе сказать. Обращается к Луне, чтобы именно она постаралась угадать, ведь Киллиан абсолютно точно знает, где ложь, а где правда. От брата у Томаса почти не было секретов. — Вот вам сразу все три факта: я ненавижу этот спорт, я мечтал быть хирургом, я был влюблен в женщину на двадцать лет старше себя.       — Я думаю, что ложь в том, что ты ненавидишь этот спорт, — с минуту девушка рассеянно смотрит на Тома, переваривая информацию. Слишком сложно оказывается понять, где же он соврал — все похоже на правду. Даже последнее: очень часто случается такое, что молодые парни влюбляются в женщин постарше, которые выглядят для них эталоном и пределом мечтаний. Но дело всей своей жизни он не может не любить. Не может же?..       — То есть ты считаешь, что я влюблялся почти в пятидесятилетнюю? — Том кривится, всеми силами стараясь не рассмеяться. Наигранно строит недовольные гримасы, толкнув Луну в плечо, как бы в знак своей великой и огромной обиды. Это ведь надо было до такого додуматься и развеселить Киллиана, что тот только что в проход не падает от смеха.       — Ну... первое мне показалось менее правдоподобным, прости, — чуть смущенно улыбается, похлопав Тома по колену, и посмеивается в ответ, стараясь не подхватывать заразительный хохот Киллиана. А после еще один вопрос задает, но уже более осторжно, чтобы не спугнуть и не накликать на себя гнев Осборна: она уже убедилась, что это очень легко сделать. — Но как ты можешь не любить... ты же... мне казалось, что ты любишь то, что делаешь и вкладываешь в это всю душу.       — Любил. А потом меня заставили возненавидеть. Сам виноват. Я долго просил родителей отдать меня на секцию, когда увидел во дворе мальчика и девочку — они были парниками. Я тоже хотел именно в парное катание, но очень плохо получалось. Я начинал не в Брюсселе ведь, а совсем в маленьком городке, где почти никто не ходил на фигурное катание. Родители думали о хоккее, потому что для мальчика это престижнее, но мама послушала именно меня, напомнила отцу, что он и сам был фигуристом в танцах. И у меня было всего две партнерши с самого начала. Аманда сказала, что не хочет кататься именно со мной: она была довольно вредной девочкой и, когда у нас ничего не получалось в шесть-то лет, становилась в позу и начинала плакать. Мы с ней смогли выучить только базовые поддержки и подкрутки, только начали синхронно катать, как она ушла в танцы на льду, потому что там был мальчик, который ей нравился. И тогда появилась Коралина, с которой мы несколько лет готовились к нашему первому чемпионату, но она вообще ушла из спорта из-за страшной травмы, а я стал одиночником и перешел к Долорес.       Том почти сразу в лице меняется: становится серьезнее и напряженнее. Это заставляет Луну пожалеть, что спросила. Даже обнять его хочется, но девушка сдерживается: не здесь, не при всех. Может, в другой раз она сможет выразить свою поддержку, потому как сейчас Томас всем своим видом показывает, что он не нуждается в подобном. И сразу же чуть улыбается уголками губ. С грустью и тоской по былому, выходит.       — Как Коралина сейчас, кстати? Помнится, она ни одного твоего проката не пропускала раньше.       — Не знаю, Киллиан. Я уже два года не катаюсь, а она уехала в Россию и вошла в сборную как психолог. Только подарки ее храню до сих пор: чехлы, потому что коньки те уже износились, остались только они; пару мягких игрушек, которые отец грозился выбросить, потому что для него это... не буду говорить при даме, проявлением чего он считает игрушки у мужика; сувениры с чемпионатов всякие тоже по мелочи остались.       Еще один довольно напряженный разговор, в который Луна старается не вмешиваться. Воспоминания братьев ее не касаются, но девушка все равно внимательно слушает их. Не знает, кто такая Коралина, но готова поклясться, что Том ее любит и по сей день. Может, не как девушку, но как сестру — определенно да. Хочется узнать больше — гораздо больше, но усилием воли себя осекает, понадеявшись, что в другой раз она снова сможет сблизиться с ними обоими и поговорить о чем-то личном. Невероятно захотелось узнать Тома и Киллиана еще ближе, раз уж начало положено. Отец их ей всегда казался странным и очень отрешенным, даже злобным. Оттого и услышать такие подробности было не потрясением, но в душе неприятно кольнуло от осознания мерзости его натуры.       — Хоть что-то. А я тогда продолжу: убегал из дома каждый раз, когда ссорился с родителями, и ночевал у дяди с тетей на соседней улице, попадал в автомобильную аварию или у меня аллергия на шоколад.       Киллиан тоже говорит не слишком очевидные вещи. Луна только глаза закатывает, поджав губы в задумчивости. Они с Томом такие довольные сидят, что ей еще сильнее хочется угадать и выиграть этот раунд. Только вот один из фактов ее пугает, но раз парень ни на секунду не переставал улыбаться, значит, этот факт и есть ложь.       — О боже, как сложно. Вы точно сговорились оба, так ехидно улыбаетесь сидите! Так, ну... я очень надеюсь, что ложь — это авария.       — В этот раз ты угадала. Все остальное правда: от шоколада я просто задохнусь, а из дома убегать — святое дело, когда через дорогу родные люди, которые позвонят родителям и пожалеют, что тебя не любят бедненького.       — Тетя Айлин кого угодно пожалеет — это точно, — Томас головой слегка качает, активно соглашаясь. Эти воспоминания и у него ассоциировались только с хорошими временами. С семейными отношениями, которые еще не испортились.              — Моя очередь, да? Ну... хорошо. Вот вам три факта: я боюсь замкнутых пространств, тренировалась в другой федерации и выступала за другую страну, один раз перепутала Австрию с Австралией и улетела не туда.       — Хм, ну первое легко проверить будет, потому что в самолете много замкнутых пространств. Но я не думаю, что это ложь... Скорее всего, третье, потому что Австрию с Австралией перепутать очень сложно, — Том задумчиво в иллюминатор самолета смотрит, пытаясь выстроить логическую цепочку. Взгляд его лихорадочно мечется с Луны на такого же размышляющего Киллиана, будто кто-то из них двоих может натолкнуть его на верный ответ одним лишь взглядом. Довольно интересные и тяжелые факты, исходя из которых нереально угадать, не зная девушку. А выиграть этот раунд очень хотелось.        — А вот и не угадал. Я не замкнутых пространств боюсь, а темноты, честно говоря. Неприятные ассоциации. А вот Австрию с Австралией я действительно перепутала однажды, когда летела на юниорский чемпионат сама в пятнадцать. Мне нужно было в Австралию, и я так нервничала, потому что впервые летела одна, что прошла не на тот терминал. Мои билеты просто пробили, а очнулась уже, когда меня никто не мог понять. Они не видели, куда мне надо, а тренер кричала, что она стоит прямо в аэропорту и не видит меня. Тогда я и прошла к справочному бюро и меня перенаправили. У них там, оказывается, есть специальный стенд для таких тупоголовых, как я. И через сутки я была уже на месте, получила очень сильно. Но мою участь облегчил выигрыш.       — Это лучшее, что я мог услышать сегодня. Может, мы с тобой даже посоревнуемся, кто был более сложным спортсменом и с кем жилось жилось тяжелее.       Бархатистый и такой приятный смех Тома почти слух режет. Луна никогда раньше не слышала, как он искренне смеется, беззаботный почти и ненапряженный. Обычно серьезность его обжигает холодом прямо по живому, но в данный момент его низкий голос даже становится мягче на несколько полутонов. И ведь действительно они с Луной успели принести немало хлопот, хотя Том в этом преуспел гораздо больше. Треплет девушку по плечу издевательски, все так же улыбаясь, когда Луна тоже тихо в кулак посмеивается.       — Смотри, как бы тебе не было тяжело жить, — девушка слегка толкает Тома кулаком в плечо, закатив в глаза и в ответ поиздевавшись. Когда еще представится момент, чтобы Томас Осборн не был таким каменным, какой он обычно? Вряд ли представится момент лучше, когда они смогут паясничать и вести себя открыто и непринужденно. А Том между тем разворачивается, уже более строго заглядывая в щель между сидениями, и обращается сначала к Луне, с озорством и вызовом смотрящей в глаза, а потом и к другим спортсменкам, заметив их пристальный интерес:       — Ну, ты уж постарайся, дорогуша. И всех греющих уши тоже касается!

***

      — Все тренировки начнутся завтра, не переживай. А пока, пользуясь случаем, предлагаю куда-нибудь сходить, ты как?       Пройти в номер Луна не успевает: на запястье мягко опускается чья-то рука, удерживая прямо в коридоре. Киллиан и его неожиданное предложение вызывают растерянность, и первые несколько секунд девушка непонимающе хлопает глазами, пытаясь понять, что чувствует и как на такое предложение нужно реагировать. Можно ли ей идти гулять со своим тренером или все-таки стоит хотя бы попытаться соблюдать субординацию, на которую они в какой-то момент перестали обращать внимание?       — Опять ничего не скажешь Тому, и он будет злой как черт? — усмехается, складывая руки на груди, и ехидно смотрит на Киллиана в надежде, что он поймет, что это всего лишь шутка, чтобы разрядить остановку. А после отводит взгляд, наблюдая через стеклянные окна в холле отеля за стоящим на улице Осборном-страшим, который о чем-то разговаривает с сотрудниками отеля. Она бы не отказалась от компании Тома, даже если бы он снова ворчал и был недоволен всем на свете, но вряд ли Киллиан предлагает прогулку втроем.       — В этот раз никакого Тома, обещаю, — его теплая и даже слегка смущенная улыбка, обращенная к ней, заставляет Луну прикусить щеки изнутри, чтобы не сболтнуть лишнего. Киллиан ей очень нравится: он прекрасный собеседник, очень тактичный и спокойный парень, душа компании. Но в сердце почти ничего не вспыхивает, как бы она ни пыталась вызывать в себе ответные чувства. Невооруженным взглядом можно заметить, с какими интересом и вовлеченностью он старается к ней подобраться. Возможно, все еще будет? Луне хочется верить, что это так.       — Я подумаю, — подмигивает игриво, помахав рукой с ехидной улыбкой, и берет свой чемодан, направляясь к номеру, чтобы разложить вещи, переодеться, сходить в душ после перелета. Хоть он и длился всего полтора часа, девушка ощущает небольшую усталость, в ногах тяжестью разливающуюся. Такую только теплой водой смыть можно, а изнутри восстановиться лишь горячим чаем с шоколадным печеньем, от мыслей о котором Луна мечтательно глаза прикрывает, облизнувшись.       — Я услышал «да». Через час буду ждать тебя у выхода!       Киллиан почти сразу убегает к себе, и в этот момент он действительно выглядит как младший брат. Более беззаботный и веселый, живущий едва ли не в свое удовольствие даже на работе. Он всегда находит личное время, чтобы заняться своими хобби или провести его с кем-то, всегда разбавляет атмосферу и разряжает обстановку. Луна вслед улыбается, чувствуя, как внутри тепло разливается от того, как Осборн освещает все вокруг своим присутствием и заряжает всех своей энергией. Луне хотелось бы так же, но пока сил не хватало даже чтобы себя замотивировать и осчастливить.       В просторном светлом номере, когда Луна заходит, включается кондиционер. Девушка тихо вздыхает от удовольствия — то что надо в такую духоту. Почти сразу вещи раскладывает, в спортивную сумку бросает экипировку, не заботясь о том, чтобы сложить аккуратно. Ей поскорее хочется разобраться с вещами и забраться в ванную, где заранее включила воду, как только вошла. Она даже не надеялась, что, кроме душевой кабины, в номере будет еще что-то, но по приезде ее ожидал очень приятный сюрприз. И вот сейчас фруктовый аромат разлетелся по всему номеру, пропитывая все вокруг. Луна почти каждой клеточкой ощущает расслабление, персиковым гелем растирая кожу.       Сейчас ей отчего-то захотелось не просто волосы высушить феном, а сделать кудри, что по плечам рыжими прядями тут же рассыпаются, обрамляя красивое лицо. Девушка редко красится — в этом нет смысла, ведь вся косметика тут же течет, превращая красивое личико в потекшее и грязное, — но сейчас наносит легкий макияж и даже небольшие стрелки рисует, то и дело грязно ругаясь себе под нос, когда кончик получается слишком толстым или кривым. А губы подчеркивает легким блеском. Остается лишь наряд выбрать, и взгляд девушки падает на легкие брюки с тонким свитером. Для вечерней прогулки просто идеально выглядит — не слишком вычурно, не слишком просто.       — А ты не боишься осуждений, Киллиан? Я ведь твоя ученица все-таки, — касается плеча парня, ждущего ее в холле на диванчике. Со спины подходит, широко улыбаясь и благоухая. Даже грядущий чемпионат, что через несколько дней уже начнется, ее не пугает сейчас. Луна себя свободной ощущает и старается проникнуться эти чувством без остатка, насколько это возможно. Другого шанса может не быть. Но когда замечает своих одногруппниц, которые как-то косо смотрят, спускаясь в кафетерий, то не может не задать вопрос. Наверняка такое поведение недопустимо.       — Да, но ты уже взрослая, в отличие от остальных. Тебе скоро двадцать, а значит, плевать на то, что и кто подумает. Тебя и так не сильно жалуют, как я посмотрю, — касается руки девушки, стараясь как можно более ободрительно улыбнуться. Она ему понравилась настолько, что плевать стало на все правила поведения. Разве что, возможно, он не станет слишком настойчиво знаки внимания оказывать, пока почву не ощупает. Пока не поймет, что в ее сердце нет кого-то другого, кто может разрушить все, к чему он так долго подбирается.       — Я уже и не пытаюсь никому понравиться, потому что исход всегда один — мне делают больно. Том в последнее время только стал каким-то менее агрессивным ко мне, но я все равно не расслабляюсь: никто не знает, когда ему снова захочется выплеснуть на меня свои эмоции, — обнимает руками себя, тут же глаза в пол опустив. Боится, что все вернется на круги своя и Том станет обращаться с ней, как с самого начала. Хочется верить, что он просто привык и проникся ею, но не получается. Пусть бы сам сказал об этом, прежде чем Луна сможет расслабиться. А вот что касается других спортсменок — Луна никогда не набивалась им в подружки и не собирается. Пусть подавятся своим ядом.       — Тому сложно. Не воспринимай это на свой счет, пожалуйста. Он остыл и привык к тебе, со временем вы сработаетесь с ним окончательно, потому что раз он не отказался сразу, то не сделает этого и потом. Я его сто лет знаю, он не такой придурок, каким кажется. В любом случае тебе же не встречаться с ним.       «И очень жаль. Хотелось бы мне с ним быть», — шальные и довольно откровенные мысли проносятся в голове девушки, но она их так и не озвучивает. Киллиану об этом точно необязательно знать. Хотя бы в самой себе нужно разобраться для начала и понять свои чувства, чтобы можно было с кем-то поделиться. Впрочем, вряд ли с кем-то, кроме Амелии, она сможет быть честна до конца — младший Осборн слишком добр и открыт к ней, чтобы посвящать его в не самые приятные подробности своих чувств.       — Ну да, наверное, ты прав. — Девушка непринужденно плечами пожимает, улыбнувшись куда-то в пустоту, и меняет тему разговора, заметив красивые огоньки фонарей, освещающих дорогу и кусты, где прогуливались парочки, семьи, хозяева выгуливали своих животных. Именно туда Луна пальцем и указывает, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения прогуляться. — Давай спустимся на набережную, там красиво и не так много людей.       — Ты говорила, что выступала за другую федерацию. Ну, в самолете. Не расскажешь свою историю?       — Не думала, что это интересно, но если ты хочешь, то конечно. Я родилась в Вестеросе. Там и начинала, а потом родители приняли решение переехать в Бельгию. Папе нужно было туда по работе, и ему очень понравилось: климат мягче, да и мама с папой довольны выбором тихого провинциального поселка, близкого к столице. Это была их мечта, и они ее исполнили. А я из одного спортивного клуба перевелась в другой и сменила федерацию вместе с гражданством. Тяжело было, когда не хотели отпускать: в то время я была еще довольно востребованной и компонентной, занимала места на пьедестале. Теперь я почти не езжу к родителям, живу в Брюсселе, но мне сложно. Я бы все отдала, чтобы жить с ними и дальше.       Девушка присаживается на небольшую лавочку, наблюдая за яркими переливами заката и отблесками уходящего солнца на водной глади. Ей нравится вечерний Милан, но рассказывать о своих родителях, по которым она сильно скучает, оказывается сложнее, чем думала. Она сама не разрешает им приезжать на выступления: боится разочаровать, боится упасть, зная, что мама и папа в зале, что они смотрят. Но все же эта тонкая нить разлуки с силой давит на шею и не дает вдохнуть. Она привыкла, что ее всегда поддерживают близкие, но сама же себя лишила этого, чтобы двигаться дальше. Времени катастрофически не хватает, чтобы часто ездить за пределы Брюсселя с ее плотным графиком, а мама с папой из-за работы не могут все бросить. Замкнутый круг без выхода и входа. И переехать их просить девушке совесть не позволяет: она знает, что ради нее они продадут домик своей мечты и переедут в шумный мегаполис, из которого однажды убежали. Просить о подобном будет слишком эгоистично.       — Выходит, ты не переносишь одиночество? Не думаю, что проблема именно в родителях, глядя на тебя. Может, тебе стоит просто завести животное или с подругой там пожить, не знаю, с парнем? Я не эксперт, но есть у меня подозрения, что ты сильнее, чем кажешься. Но в одиночку никто не справляется, поэтому тебе и тяжело. Один в поле не воин, Луна. Но тебе и раскрыться страшно, а родители — единственные, кто примет тебя такой, какая ты есть. Так ты считаешь. Но есть и другие, понимаешь? Мир откроется тебе только тогда, когда ему откроешься ты.       Отличительной способностью Киллиана всегда была исключительная эмпатия. Луна удивленно глазами хлопает, пытаясь понять, как он вообще это смог понять и додумать, а парень непринужденно плечами пожимает, откинувшись на спинку совсем уж расслабленно. Он умеет читать людей быстрее, чем они сами себя понимают. И иногда такое умение боком выходит, но Киллиан ни о чем не жалеет. Переизбыток чувств для него куда лучше, чем апатия, которая Тома частенько сжирает изнутри. А его последняя фраза у Луны в голове заседает, повторяясь, словно эхо. На периферии отпечатывается и не отпускает.       — Ого, не знала, что ты такой философ, — отшучивается, рассмеявшись, и вновь кладет руку Киллиану на плечо — своеобразный жест, который она слишком часто применяет. Так проще. Так легче. Потому что правда в самое сердце попадает. Луна знает, что он прав, но признать не может пока. Слишком многое приходится переосмыслять и менять за такой короткий промежуток времени, а перемен с недавних пор девушка тоже ужасно боится.       — Я ведь серьезно, не паясничай. Вы с Томом одинаковые в этом плане: обросли оба шипами и броней, боитесь предательств, боитесь всего на свете, поэтому у вас два выхода: агрессия или дурацкие шутки. Не можете отпустить прошлое и свои страхи, чтобы обрести свободу — свободу над собой, в первую очередь. Ты и прыгать не можешь, кстати, потому что не доверяешь себе и боишься упасть, и остальные элементы у тебя кривые из-за внутреннего дисбаланса. Ты суетишься в попытках контролировать ситуацию. Твой страх бежит впереди тебя: ты знаешь, что умеешь, но не отдаешься процессу. Я не знаю, почему так, но предполагаю, что у тебя была какая-то травма.       Вздох Киллиана звучит почти как выстрел на поражение. Но разочарования в нем не слышится, и Луна ощущает небольшое облегчение. И не может не согласиться, к своему же огромному сожалению.       — Ты прав. Только это случилось не на льду, не из-за прыжков. Однажды я сильно заболела — это случилось в пятнадцать лет, когда я с юниорского уровня должна была выходить на взрослые соревнования, когда только федерацию сменила. И заболела пневмонией, ослабла очень сильно, даже с кровати встать не могла. После этого собирала все элементы заново, даже короткую доехать не могла: на половине падала на лед и задыхалась. Тогда во мне и родилась эта неудачница, которую все видят сейчас. И когда я в очередной раз обессиленная упала на лед после прыжка и разрыдалась, то другая девочка исполнила мою программу чисто. Специально, потому что черного лебедя тогда хотели катать все. Лезвие ее конька прошлось буквально в миллиметре от моего лица, но она только ехидно улыбнулась и продолжила свое дело, специально слишком близко ко мне все исполняя. А я так и продолжила падать, отбила себе все, что только можно было, и эти разочарованные взгляды всех вокруг... я по сей день вижу их, когда захожу на любой прыжок.       Луна почувствовала лишь то, что ее прорвало окончательно. Киллиан умело смог вытянуть то, что она годами копила, не позволяя даже себе прикоснуться к правде. И правда оказывается горькой, хоть и не трагичной, как у многих, но для Луны она — личная катастрофа и точка невозврата. Соперничество в фигурном катании всегда было, есть и будет. Всегда побеждает сильнейший, всегда нужно бороться, чтобы быть уникальным и не растерять все, что имеешь. Если не можешь ты — кто-то другой обязательно сможет. Придет и докажет, что он достоин занять это место. После того громкого провала с программой Рейнхарт так и не смогла поверить в себя заново, хотя собрала все элементы, что могла.       — Иди сюда. — Сочувственно притягивает к себе девушку, заключив в согревающие объятия. Киллиан успевает даже пожалеть о том, что затронул такую больную тему — стыд растекается внутри, обжигая, но на периферии голос твердит, что эта информация полезна даже для самой Луны. Между рациональностью и тактичностью лучше выбрать первое и пожалеть, чтобы помочь ей найти исцеление для себя. — Дайте горячий шоколад, пожалуйста, и зеленый чай с персиком.       Небольшая кофейня навынос с открытым окошком дружелюбно озаряла их светом с самого начала, а Киллиан только сейчас заметил ее про приятнейшему сладкому запаху кофейных зерен и шоколада. Даже ему самому захотелось сладкого молочного шоколада, но участь тогда была бы совсем незавидной и все, что оставалось мужчине, — вздыхать и завидовать. Но зато будет шанс порадовать такой приятной мелочью притихшую Луну, которая с головой погрузилась в свои размышления и стала более хмурой. Он совсем не для этого вывел ее на откровение. Лишь для того, чтобы она приняла себя и вспомнила, что у нее есть все шансы добиться вершин.       — Возьми это.       Протягивает картонный стаканчик, согревающий замерзшие руки. У Луны пальцы даже покраснеть успевают от ветра, дующего с набережной. Хоть Милан и находится в солнечной Италии, где почти не бывает холодно, но поздним вечером у воды в легкой одежде можно почувствовать, как озноб почти до костей пробирает. Так и идут в тишине к отелю, каждый о своем размышляя, потягивая приятные напитки. Луна обожает шоколад, смакуя каждый глоток, а Киллиан неожиданно за руку ее берет и все так же непринужденно чай пьет, оглядываясь по сторонам на красивые виды. Они обсудили не самые простые вещи, но с ней ему просто. С Луной даже молчать приятно, изучая город и погружаясь в особенную атмосферу. Такого комфорта Киллиан не чувствовал уже очень давно.       — И послушай меня внимательно. Через несколько дней у тебя короткая программа, поэтому собери всю волю в кулак и на завтрашней тренировке вместе с Томом подкорректируйте все косяки, которые сможете. Растворись в музыке, перестань бояться упасть, перестань бояться осуждений. Доверься и ему, и себе. А теперь пойдем, уже поздно, да и ты вся дрожишь. — Последнее наставление перед тем, как оставить девушку в покое. Киллиан обнимает Луну, выражая свою поддержку, а после машет ей рукой, улыбнувшись. — Доброй ночи, Луна.       — Стой, Киллиан!.. Ты говорил про одиночество, кажется, и я тут подумала, что, может, останешься сегодня со мной? Еще не так поздно, мы можем сериал посмотреть, например...