***
Едва не задыхаясь, девушка в финальную позицию своей программы становится, кружится несколько раз на коленях и замирает, прогнувшись в спине прямо на льду. Мысленно отсчитывает пять секунд и жмурится, кулаки победно сжав. В этот раз у нее все получилось так, как и планировалось: без помарок почти, без падений, без кривых элементов. Она даже центровку на вращениях идеально сохранила, судя по едва заметной улыбке Тома. Его обычно сосредоточенный холодный взгляд, от которого так и веяло раздражением, сменился на более теплый и довольный. Огромная редкость и почти невиданная роскошь. Для других, возможно, и нет, но для Луны так уж точно. — Прекрасно, Луна, очень хорошо в этот раз. Когда ты отключаешь голову, у тебя лучше получается. Тело помнит. — Том подъезжает ближе, в одно движение оттолкнувшись от бортика, за которым стоял во время проката, когда Луна оборачивается, кивком спрашивая вердикт своего главного тренера. Сейчас он даже подает ей руку, помогая встать со льда, на который Луна уже чуть ли не улеглась, чтобы отдохнуть. Ему понравилось, как она передала образ темного ангела, которого придумал Киллиан, когда ставил программу. Плавно двигалась, чисто выполняла элементы, показывала эмоции на своем лице, хотя и говорила, что совсем не умеет играть на публику. Том заметил совершенно обратное, когда девушка перестала зажиматься и выложилась на полную, прониклась музыкой, идеей, позволила себе чувствовать. — А теперь давай еще раз, — покрутил пальцем, похлопав Луну по спине, чтобы не расслаблялась. Сейчас их первостепенная задача — сохранить эти запал и качество хотя бы до вечера, чтобы достойно выступить и покорить свои же амбиции. А после они должны будут совершенствовать навык и стараться лишь улучшать результаты, усложнять программы. Томас снова выходит за бортик, пристально глядя на Луну, которая с мыслью сейчас собраться пытается. По себе знает, насколько сложно поверить, что действительно получилось, когда впервые результат выходит более, чем просто хорошим. Непередаваемые ощущения, когда кажется, что горы свернуть можешь и больше не нужно делать ничего, ведь ты научился и покорил эту вершину. Слишком часто он начинает в Луне себя видеть. Или просто хочет находить в ней схожести с собой, чтобы оправдать все, что в голове происходит независимо от его воли. Она настолько сильно сначала раздражала его своими беспомощностью и бестолковостью, что Том даже не заметил, когда это закончилось. Его настолько злило, что отец решил все за него и отдал никудышную спортсменку Долорес, что эта злость породила куда более сложные чувства, чем просто презрение. И помножилось все это последними событиями во сто крат. Сейчас он искренне радуется, когда у нее что-то налаживается. Сдержанно хвалит, едва заметно улыбается. И не может понять, в чем дело и откуда такие эмоции, которым, казалось бы, неоткуда взяться вовсе. Поток мыслей прерывают плавное звучание музыки и звонкая резь коньков по льду, на котором остаются небольшие вмятины. Луна плавно и легко оборачивается вокруг себя, встав на зубец, и резко отталкивается, выходя из центра. В хореографии у нее огромное преимущество ввиду сложной и эстетичной композиции, которую поставил Киллиан. Пришлось очень много и кропотливо работать, чтобы получилось: они втроем почти из зала не выходили, со льда, откатывая программу раз за разом. Тома уже даже тошнить начало от этой музыки. Но совсем не зря Киллиан получил все свои медали в танцах: его постановки действительно берут за душу, как бы ни приедалось это самим тренерам, что видят их раз за разом. Впрочем, иногда его программы получаются настолько сложными, что спортсменки просто не могут выложиться и передать все эмоции, всю суть задумки. А Луна между тем на каскад заводит, и Том непроизвольно пальцы скрещивает, мысленно всем богам молясь, чтобы она и сейчас все сделала, как в прошлый раз. Вот только ни одна его молитва не оказалась услышана богами: Луна ошибается и на обоих прыжках получает помарку. Приходится остановить музыку и вновь выйти на лед. Томас складывает руки на груди, вздохнув обреченно. — Так, остановись. Это что за флутцбергер ты сейчас сделала? И почему после прыжка на тянешь ногу, а трясешь ей, как корягой в конвульсиях? Прыгни что-нибудь и зафиксируй мне выезд. — Это лутц и риттбергер! Луна не утруждает себя сложными прыжками и ограничивается двойным тулупом, выставив руки в стороны при приземлении. Но тут же ощутимо вздрагивает, когда Том за лодыжку хватает и колено выпрямляет касанием ладони. Легким, но настойчивым, отчего девушка снова теряет связь с реальностью на несколько секунд и совсем его не слушает. Лишь пальцы, держащие за ногу, ощущает и еще сильнее тянет носочек, приподнимая ногу. Осборна это более чем удовлетворяет: так даже красивее и утонченнее смотрится. А девушка не сразу опускает ногу, все еще чувствуя его горячие, по сравнению с ледяной атмосферой на катке, пальцы. И ненавидит себя внутри за то, что на его прикосновения всегда так реагирует. Как дурочка, но ничего поделать с собой не может. — Нет, это флутцбергер, и даже не спорь. Я сейчас видео сниму с твоим прокатом, и ты сама увидишь, за что тебе все баллы снимут. Пять минут отдохни, надень платье, и начинаем короткую сначала. — И для чего только тратить время льда на такую, как она? Она же завалит короткую — это очевидно, — Сара деловито закинула ногу на ногу, сделав вид, что разговаривает с Оливией, но специально повысила тон, чтобы Томас тоже услышал. Им обеим казалось, что тренеры занимаются ерундой и тратят время на ту, кто не добьется даже места на пьедестале. Они не боялись в открытую демонстрировать свою позицию и относиться так, словно они здесь самые главные звезды и уже заведомо выиграли все этапы и чемпионаты. Гордились собой, даже ничего толком не добившись. И в их поведении Томас сразу узнает Лилиан — не зря они были троицей лучших подруг и не разлучались никогда. Подруг Лилиан тоже подбирала по своему подобию. Тех, кто будет ею восхищаться и пытаться копировать. — Ну а сама чего сидишь? Лед свободен, начинай свою программу, если у тебя есть время на то, чтобы за остальными следить, — Том открыл дверь бортика, усевшись на скамейку рядом. Включил музыку, стоило Саре выехать в центр, и, нахмурившись, за каждым движением следил. Ей тоже было что поправить, мягко говоря. Над ее программой тоже еще можно работать и работать. Словно она, взяв пример с Луны в прошлом, тоже начала работать вполсилы. Лишь чтобы хоть как-то сделать, наплевав на качество. Словно была уже чемпионкой и добилась всего, так самоуверенно делала все. И не попадала совсем в нужные акценты. Разумеется, Луна и за программой соперницы успевает понаблюдать. Около получаса приходится посидеть, пока Сару Томас так же критикует. А может, и посильнее, чем ее саму. Но девушка ловит себя на мысли, что не просто не верит в ту Джульетту, которую изображает спортсменка. Она даже не видит там образ той самой Джульетты. Лишь попытки попасть в довольно ритмичную музыку и сделать все слишком резко. Очень глупо дерзкой девушке со вспыльчивым характером ставить нежную и мелодичную программу, где должна быть лишь легкость. Но Луна сразу осекает себя, решив, что она никто, чтобы судить других и вмешиваться в работу хореографов и тренеров. Это не ее заботы и не ее дело. Лишь мнение, которое она тут же засовывает подальше. Впрочем, на лед снова ее приглашают уже очень скоро. В костюме репетировать оказывается слегка непривычно после удобных спортивных леггинсов и толстовки, но легкое платье с летящей тканью почти сразу перестает ощущаться. Вот только свою программу она четыре раза сначала начинает, три с середины и несколько элементов в конце отдельно приходится исполнять. Раздражает, но приходится молчать. Наедине с Томом она не кичилась конфликтовать, но при всех — никогда. Все их перепалки оставались строго между ними и, может быть, Киллианом. Ни к чему давать лишний повод для слухов этим змеям, только и ждущим повода укусить побольнее. Наверняка и Осборну мстить бы начали за Лилиан, если бы он не был их тренером, ведущим к победам, и если бы у них было хоть что-то, чем можно против него сыграть. Мужчина раздраженно выключает музыку уже в который раз, закатив глаза. После каждого разговора на повышенных тонах они почти сразу отходили, конечно, но сейчас слишком важно сохранять спокойствие перед стартом. Не терять баланс, чтобы никто не облажался в самый ответственный момент и не настроился на слишком уж негативный лад. — Лу, ну мы ведь миллион раз с тобой уже обсуждали, чтобы ты перестала двигаться как бревно. Что тебе мешает поднять ногу выше, объясни? Ты ее сгибаешь, как будто тебе уже пятьдесят! Я понимаю, если бы ты была мальчиком и тебе что-то мешало, но уж здесь-то! — У девочек свои проблемы, тебе не понять! — У тебя проблемы явно не там, где ты ищешь. Так что давай шустрее раскрывай свои чакры там, женскую энергию или как оно все называется, и покажи мне легкость и женственность. Покажи искусство и грацию, страсть, переживания. Вот скажи, ты на олимпийские игры метишь? — задает закономерный вопрос сразу после того, как раздает свои рекомендации. Даже некоторые элементы показывает, изображая их на льду так, как только может. Мужчинам всегда тяжелее показывать женские образы, но Том искренне пытается, чтобы Луна наконец оживила свои эмоции и движения. А после дожидается короткого кивка — ответа на свой вопрос, чтобы задать новый: — Тогда почему катаешься как паралимпиец? Даже не просто паралимпиец — паралимпиец на пенсии. — Стараюсь, как могу. После этого Луна отъезжает, раздраженно исполняя то самое вращение, которое Тому так не понравилось. Ногу держит так крепко, что пальцы на руках неметь начинают, а бедро вспыхивает небольшой болью от натяжения мышц: она почти никогда настолько высоко не исполняет бильман. Старается не сгибать опорную ногу на льду и закрутиться так быстро, чтобы у Тома голова кругом пошла. Останавливается спустя полминуты и специальной спиной к мужчине, чтобы не видеть его привычно недовольное лицо. Знает, что уже не выдержит и начнет огрызаться, а это между ними с Томом ничем хорошим никогда не заканчивалось. У обоих нервы на пределе, у обоих начинается мандраж перед выступлением. И оба в шаге, чтобы не подливать масла в огонь. Но вместо очередных упреков за спиной лишь три коротких хлопка раздаются, заставляющие Луну в удивлении обернуться. — Вот теперь вполне неплохо. Вот теперь я доволен. Иди отдыхай, ты заслужила. Через час буду ждать тебя, — Томас отпускает девушку, чтобы могла поесть и подготовиться к прокату. Переключает внимание на остальных выступающих, ожидая от них результата ничуть не хуже: занимаются они уже намного дольше, чем Луна. И всегда стараются казаться лучше всех. Самые гордые, самые эгоистичные, самые язвительные и самовлюбленные. Вот только нужно быть, а не казаться. Нужно доказывать делом, а не просто на словах самоутверждаться за счет других.***
Стоять в зоне ожидания шестиминутной разминки и с замиранием сердца ждать, пока объявят имя, — самое сложное, что приходится испытать Луне. Все тренировки, все обиды и неудачи кажутся ей такими мелочами, когда она видит, как одна из соперниц приземляет прыжки один за другим, сохраняет идеальные сложнейшие вращения. Даже когда конкурентки падают, девушка не может порадоваться: им снимут баллы, но даже это может не принести хорошие результаты ей самой. Сердце бьется где-то в горле, а кончики пальцев холодеют от боязни все испортить. Огромная публика сейчас увидит ее прокат, родители увидят его в прямом эфире. Томас Осборн будет стоять совсем рядом с ее вещами и пристально смотреть. Слишком много внимания и слишком мало веры в себя. Делает вид, что разогревается, вращая руками, подпрыгивая прямо в коньках. Но каждое движение выходит настолько дерганым, что многие стоящие рядом девушки начинают оборачиваться и шептаться со своими наставниками. Неприятное чувство накатывает вновь спустя столько времени: девушке кажется, что каждый над ней смеется, что все только и делают, что презирают ее. Невыносимо. Ноги подкашиваются — и Луна отходит все дальше в зону, где света почти нет. Мелкими шажками отдаляется, оглядываясь по сторонам, словно не на ледовой арене сейчас находятся, а в темной подворотне. Девушка, выступающая сейчас перед ней, падает с тройного акселя, заставляя трибы вздрогнуть и пронзительно охнуть. Но она тут же встает, не испугавшись, не расстроившись почти. Несмертельно. Это заставляет Луну замереть и дать себе подумать. Несмертельно. Обидно, досадно, но не конец света. Разочарование публики ей уже не грозит во второй раз. Разочарование соперниц и Томаса в миллионный раз — тем более. Нельзя испортить то, что еще не исправлено. Девушка салфетницу свою сжимает, чувствуя, что осознание и осмысление падения другой спортсменки ее немного отрезвляет. Кроме короткой есть еще произвольная программа. Кроме этого чемпионата будет еще бесконечное множество других. Все всегда можно будет исправить. Проигранный бой никогда не означает проигранную войну. А войн у девушки отчего-то стало слишком много как внутренних, так и внешних. Как минимум соревновательных. — Давай, я в тебя верю. Шокируй публику и утри нос всем, кто издевается и не верит в тебя. Тяжелая рука легко ложится на хрупкое плечо Луны, заставляя ее испуганно обернуться. Томас. Оставил на Киллиана подопечных, которые будут выступать уже совсем скоро. Решил самостоятельно поддержать девушку сейчас, заметив, как она мечется, лихорадочно осматривается, пытаясь понять, куда себя деть. Еще только панических атак не хватало перед стартом. Старается не думать о том, как странно и резко выглядел, когда уверял Киллиана, что с Луной справится сам. Наверняка странные зерна сомнения еще с прошлого вечера поселились в душе брата, но Томас не мог больше не тянуться к Луне. Она раскрылась ему с какой-то другой стороны не так давно, которую ранее он в упор игнорировал. Ему захотелось, чтобы она засияла. — Значит, и тебе тоже? — девушка складывает руки на груди, исподлобья ехидно глянув на Осборна. Шутка оказалась как раз кстати: Том раньше не скрывал того, что она вопиющая бездарность, и сейчас настало прекрасное время припомнить и чуть уколоть. Только, кажется, самого мужчину такое заявление ввело в ступор. Он даже руку убрал, обходя девушку спереди, чтобы поговорить уже нормально. Неужели он настолько все испортил, что все его попытки поддержать будут напрасными? Что она так и не поверит в себя. Он, например, недавно поймал себя на мысли, что в Луну верит гораздо больше, чем во всех тех, кто сейчас ждет вместе с Киллианом старта. Сару и Оливию он уже второй год к пьедесталу ведет, и каждый раз случаются какие-то досадные ошибки, лишающие их даже бронзовых медалей. Они пластичные и компонентные, но сами же себе мешают делать хорошую работу. Его единственной надеждой и музой была Лилиан едва ли не с самого начала карьеры тренера и до недавних пор. Была. Впрочем, на остальных спортсменок Томас тоже не переставал надеяться. Ставил им больше тренировок, подкатывал их, делал упор на элементы, которые у них хорошо получались. Старался быть лучшим наставником, чтобы преуспеть не только как спортсмену. В самом начале он горел идеей помочь и остальным стать чемпионами, вот только ему одному это было нужно больше всех, как оказалось. Остальные довольствовались и малыми успехами, которые на мировой арене ничто. Лишь внутри страны эти победы могут что-то значить. — Я вообще-то сказал... — Да я шучу, расслабься. Но все равно хочется откатать так, чтобы у тебя челюсть отвисла и ты признал, что был не прав насчет меня, — пальцами едва ощутимо по плечам Тома заскользила, будто невидимые пылинки стряхивая. И улыбнулась, слегка рассмеявшись. Как ни крути, невероятно приятно, что он пришел. Луне даже невероятно захотелось его обнять, но постаралась вести себя более сдержанно до начала проката, чтобы не испортить ничего лишними эмоциями. И воцарившуюся между ними с Томом атмосферой в том числе. Он никогда не говорил раньше откровенно, что смог переступить через себя и разглядеть в Луне что-то, что другие не смогли. Стержень, упорство, стремление. Это уже очень много, хотя бы для начала. А дальше и мастерство исполнения приложится. Том уже давно перестал верить в талант. — Попробуй. Все в твоих руках — удивляй. — Что, прямо так возьмешь и скажешь? — Ты сначала сделай все чисто, а потом уже поговорим. Давай сюда все свое барахло и иди разминайся, — неоднозначно пожал плечами, улыбнувшись так хищно, что даже глаза его, кажется, сверкнули в ярком освещении. А после протянул руки, как будто нет ничего более приятного, чем быть живой вешалкой. Салфетницу в виде кошки под мышкой зажимает, кофту на руку весит, чехлы от коньков в одной руке держит, а второй Киллиану печатает сообщение, чтобы тот спускался с трибун вместе с остальными девушками. Последняя разминка — последние шесть человек, выступающие на турнире. Подталкивает Луну в спину, сдержанно кивнув, намекая таким образом, что их договор в силе. Такая себе мотивация, как кажется Тому, но только не для Луны. Он смотрит со стороны лишь достижений в спорте, а она не только на это. Еще и на возможность прыгнуть выше головы, на возможность доказать всем и в первую очередь себе, что она не пустышка, не бесталанная. Раскатывается, проверяя группировку, проверяя выезды, которые так критиковал Том на последней тренировке. Прыжки тоже совсем не сложные делает, лишь чтобы разогреться и подготовиться, но тут же ощущает, как в нее кто-то врезается и падает, снизу глядя на невнимательную конкурентку. — Ты специально мне мешаешь? — грозно рычит, заметив самодовольно улыбающуюся Сару. Она совсем не растерялась даже, не запнулась, а лишь едва заметно улыбнулась и только потом изобразила испуг на лице, прикрыв рот ладонью. Слишком подозрительный жест, который сразу кажется Луне намеренным. — Я? Слишком много о себе думаешь, девочка. — Протягивает руку, склонившись, словно бы действительно помочь хочет, но Луна не принимает помощь, отъезжая в сторону тут же, подальше от всех своих соперниц, чтобы больше никто не смел ее подрезать. Прекрасно слышала, что ей говорила Сара. Луне даже резко захотелось, чтобы она упала и слетела в турнирной таблице на самое последнее место вместе со своей подружкой Оливией. Даже не осекает себя, как обычно это делает, когда в голову приходят отвратительные мысли. Пожалуй, иногда не грешно пожелать плохого тому, кто всем своим естеством желает самого худшего тебе самому. Сара с Оливией явно не хотели, чтобы Луна даже выступила, не то что смогла пойти в тройку лидеров. Луна на табло с часами оглядывается, прикидывая, сколько у нее еще есть времени после падения. Не замечает даже, что колено ушибла, когда падала. Не чувствует боли, но вот синяк к вечеру обязательно появится. На то, чтобы раскататься, остается три минуты. Девушка вращений несколько делает, прыжков, элементы в программе состоящие исполняет, местами собирая целые композиции. А после и свое имя слышит, понимая, что на арене осталась совсем одна. До заветного проката остается пара ничтожных минут, и Луна выезжает в центр, всеми силами стараясь подавить нарастающую внутри в геометрической прогрессии панику. — Для исполнения короткой программы на лед приглашается Луна Рейнхарт.Sound: Dark Paradise — Lana Del Rey
— На старт, как на войну. Тяжело в учении — легко в бою. Тело помнит. Само. Всё само сделает.
Надо, видимо, быть умным, чтобы уметь отключиться вовремя. А самое тяжелое-то предстояло только.
Все словно в тумане происходит: Луна, как и обещала Томасу и Киллиану, полностью отключается, позволяя себе лишь исполнять заученные движения максимально идеально. Всю себя на льду оставляет, раз за разом оставляя борозды от коньков в виде витиеватых узоров, сливающихся в единое полотно. Прогибается в спине на бауэре, всплеснув руками так нежно и эмоционально, как только может. И прыжки выходят чистыми: Луна в голове не считает даже, сколько баллов ей поставят за них. На бильмане ногу поднимает, всю свою растяжку демонстрируя. Раскручивается почти до неземных скоростей, точно зная, что скоро финал. Она никогда так быстро не вращалась, но сейчас настало время заставлять себя делать то, что еще вчера казалось выше собственных возможностей. В завершении оказывается на коленях, замирая в финальной позе, и бурные аплодисменты с трибун оглушительным эхом по залу растекаются. А Луна улыбаться широко и лучезарно начинает, кулаками победно в воздухе махнув. В уголках глаз даже слезы собираются от переизбытка чувств, что она испытала минутой ранее. Эта программа была создана для нее, она ждала именно Луну. И именно в исполнении Луны блестяще заиграла переливами красок и эмоций. В сердцах зрителей точно что-то отозвалось, ведь у самой Луны там поселилось нечто светлое. Вера в собственные возможности возросла почти до небес. Прокат ее был, возможно, совсем не победным и не легендарным, но для нее он становится началом чего-то нового. Кланяется зрителям, стараясь не слишком уж бурно реагировать на все происходящее, хотя с каждой минутой сдерживать эмоции становится все сложнее. Даже не смотрит на Томаса, неизменно находящегося у бортиков. Его реакция самая важная после ее собственной. Но и вечно на льду оставаться нельзя, поэтому девушка у Тома же на шее и повисает, как только коньками на пол ступает. Плачет слегка, но на этот раз от счастья, что-то шепча о том, что у нее получилось. Получилось! Том, напряженный, как струна, во время ее проката, заметно расслабляется, прижав девушку к себе. Ни единого миллиметра не оставляет расстояния. Он даже не заметил, как руки дрожат от волнения за результат. Результат их общего труда, который Луна представила на высочайшем уровне, какой у них мог получиться. Ему и самому отчего-то расплакаться хочется, когда ее слезы впитываются в ткань пальто. Чистые эмоции от такого же чистого проката. Том даже мысленно себе дает несильную пощечину за то, что готовился к самому худшему в глубине души, хоть и продолжал верить в то, что все получится. — Я был готов к чему угодно, но уж точно не к чистому каскаду. Ты умница, пойдем, — шепотом на ухо рассказывает о своих впечатлениях, хвалит, стараясь уместить все в одну фразу, хоть и хочется отдельно обсудить каждый элемент. Целует девушку в висок, приподняв чуть выше, и обнимает крепко, стараясь спрятать свое довольное и едва не растроганное лицо. Знает не понаслышке, что их сейчас снимают крупным планом со всех камер, что имеются у журналистов, пока судьи пересматривают прокат в замедленной съемке, чтобы выставить окончательные баллы. Впрочем, представителям средств массовой информации и этого будет достаточно, чтобы писать статьи. Они уже и в ресторане запечатлели Луну с тренерами, и ее эмоциональную реакцию после короткой программы. Но Тома это почти не волнует. Он никогда не читал новостей о себе и узнавал о каких-то скандальных статьях с участием своей персоны только тогда, когда отец вызывал на серьезный разговор. А объятия и поцелуи на чемпионатах присутствуют всегда: как еще наставники и ученики могут выразить свою благодарность друг другу? Отпускает все же, кивнув, что нужно идти в зону ожидания, отдает чехлы для коньков, чтобы лезвия не затупились, кофту придерживает, помогая надеть. Давно такого облегчения не ощущал, как сейчас. Даже камеры, которые он обычно терпеть не мог, сейчас почти не раздражают: Том машет рукой зрителям, поглядывая на строки турнирной таблицы. С замиранием сердца ждет результатов, как и Луна. — Луна, не теряйся: помаши рукой в камеру, покажи сердечко, поцелуйчик или что там еще придумаешь. Выглядишь, как будто тебя пытали. Девушка куда-то в пустоту смотрит перед собой, то слегка улыбаясь своим же мыслям, то вновь становясь непроницаемой. Тяжело дышит, салфеткой вытирая с лица несколько блестящих капель. И перчатки бы с рук сняла, если бы правила позволяли: они девушке кажутся до жути неудобными. Даже не сразу понимает, о чем ей Том говорит, покосившись на него. Выложилась настолько, что все силы, все мысли там на льду и оставила. — Точно, да. Я просто до сих пор не верю, что все получилось... На секунду жмурится, но открывает глаза уже с широкой лучезарной улыбкой, приветливо всем в камеру рукой машет. В каждую из камер, а потом и зрителям на трибунах, высоко руки подняв. Все соревнования проводятся публично именно для них в первую очередь, и очень важно оставить их счастливыми и удовлетворенными. Только потом уже для поддержки спортсменов. Даже сердечки и поцелуи воздушные показывает, как и предлагал Том. Лишь излучая счастье и хорошее настроение, можно надеяться на ответную реакцию от вселенной. И не только от вселенной, к слову. Голову на плечо Осборну кладет, обняв его руку, в которой он свое пальто держит. Так спокойнее и проще. — За короткую программу Луна Рейнхарт получает шестьдесят два целых и тридцать три сотых балла. На данный момент в турнирной таблице занимает второе место. Голос судьи рассекает поток мыслей девушки, шокирует и ее, и Тома до глубины души. Дыхание почти спирает от неверия такому счастью. Быть второй и обойти такое огромное количество конкуренток? Совсем как в несбыточном сне, которые Рейнхарт раньше слишком часто видела. Хочется еще раз услышать, чтобы окончательно поверить, чтобы убедиться, что все по-настоящему. Том вновь в висок девушку целует от радости в порыве чувств, и Луна глаза прикрывает от удовлетворения всем происходящим. Только сейчас начинает чувствовать себя увереннее, сильнее, смелее. Она на своем месте, а не занимает чужое. Она может. — Что? Второе? Но как? Это определенно ненадолго. Луна и не надеялась даже в тройку лидеров попасть. Ей с самого начала казалось, что с ее не самым сложным набором не получится даже с самым идеальным катанием. Рот руками от удивления прикрывает, едва сдержавшись, чтобы не вскрикнуть. Когда казалось, что счастливее она уже не будет, случилось самое настоящее чудо. И только Том не выглядит совсем уж удивленным. Наверняка ему со стороны было виднее, какое место она займет. Он не впервые на соревнованиях, не впервые в этом спорте. Научился анализировать и высчитывать за доли секунды примерное количество баллов. Но времени, чтобы обсудить и порадоваться как следует, у них с Луной не остается: остальных спортсменок тоже нужно сопровождать и поддерживать. Поэтому оставляет сияющую девушку, подав ей руку, чтобы в коньках было удобнее занять место в вип-зоне на трибунах, и уходит к катку. — За такой пессимистичный настрой я тебе сейчас по заднице дам. Иди на трибуны, чуть позже обсудим.***
— Все-таки второе... С придыханием произносит девушка, остановившись около распечатанных результатов на доске. Сил и эмоций уже почти не осталось, чтобы открыто демонстрировать свое счастье. Все еще может измениться после произвольной, но сейчас Рейнхарт готова жить одним днем и навсегда в нем остаться. В одиночестве она никому не обязана показывать, что в душе творится, поэтому почти безэмоционально улыбается уголком губ, собираясь уходить к себе, чтобы отдохнуть перед грядущим днем. Все еще не верится, хотя все уже случилось. Осознание, похоже, как и раньше, придет к ней только тогда, когда на шее будет висеть медаль. Точнее, не когда, а если. — И все-таки пора признать, что я ошибался, когда говорил, что ты ни на что не способна. Но тебя в любом случае нужно хорошенько разозлить, чтобы все получилось так, как сегодня. Томас возникает рядом слишком внезапно. Опирается на дверной косяк, такой же вымотанный, как и сама Луна. Она его даже не узнает сначала без привычной ухмылки или серьезности на лице. От него веет лишь спокойствием и усталостью. Да и говорит он без надменности, без ехидства. Не унижает и не говорит, что ей просто повезло, что соперницы много ошибались. Глубокая задумчивость на его лице кажется еще более таинственной, когда Луна поднимает взгляд. Не встречается с его глазами намеренно, хоть Том на нее и не смотрит вовсе. Выполняет свою часть обещания, едва заметно улыбнувшись. На самом деле ему совсем не сложно сказать ей это. А здесь и такой прекрасный повод появился. — Ой, вот это у тебя прекрасно получается, Том. Лучше всех. Девушка глаза только закатывает, усмехнувшись. Никто не выводит ее на такие эмоции, как Томас Осборн. Никто не может заставить ее полыхать от ярости парой фраз. И ни от кого она не жаждет одобрения так, как от него. Он слишком придирчив, слишком груб и старается довести все до идеала, но в последнем явно есть толк. А остальное... скверный характер, за которым, Луна уверена, кроется что-то большее, чем то, что мужчина открыто демонстрирует. И черта с два он откроется ей, раз даже Киллиан не может пробраться сквозь эти заросли колючих ядовитых шипов. — Правда? А я думал, что как раз, наоборот, вызываю более приятные чувства. — Подходит ближе, нарочно провоцируя девушку на разговор. Сам не знает, чего хочет этим добиться, но с удовлетворением наблюдает, как она отходит к стене, глядя на него снизу. Улыбка на его лице понемногу все же расцветает: сейчас отчего-то и вся пустота заполняется странным чувством. Озорством и желанием, гордостью и радостью. Тем, чего априори не должно быть даже после такого феерического события сегодняшнего. Луна вторая, Оливия третья. Повод для радости, но совсем не для внутреннего трепета, что появился, стоило подойти ближе к девушке. — Например, какие? Такие же, как у всех девушек, с которыми ты вечно флиртуешь? — ненамеренно старается уколоть и только после понимает, что именно сейчас сказала. Она не хотела, но слова в очередной раз сорвались с губ непроизвольно. Пора научиться контролировать свои мысли и речь рядом с Томом, а не позволять воображению и порывам рушить все то, что она так долго вокруг себя выстраивала. — Кто-то ревнует или мне показалось? — Показалось, конечно, — опускает взгляд, чтобы не видеть его удовлетворенные сказанным глаза, в которых бесенята плясать начинают. Случайно брошенная фраза попала именно туда, куда должна была. Наверное, именно что-то подобное Осборн и хотел услышать. А Луна же буквально его горячее дыхание у себя на щеке чувствует и не знает, куда себя деть теперь, чтобы спрятаться от его обаяния и своего желания быть еще ближе. — Ты слишком близко, Том. Томас плечами пожимает, намереваясь сделать шаг назад: он уже услышал и увидел гораздо больше, чем было нужно. И все это даже больше, чем просто приятно. Как бы ни хотелось продолжить, нужно уходить: слишком рано переходить к более решительным действиям. Луна еще не готова. Том еще не готов. Но девушка резко и неожиданно даже для себя за щеки его хватает, притягивая к себе. В губы впивается, привстав на носочки и прижавшись ближе. Не оставляет себе ни секунды, чтобы осознать, что только что сделала. А мужчина сразу же отвечает, довольно выдохнув прямо в губы. Всю инициативу на себя берет, умело ведет, пока руки его на талии девушки смыкаются плотным кольцом. Касания разгоряченных губ и тихие вздохи едва слышным эхом отражаются от стен пустого и темного коридора. Все происходит жадно, чувственно и очень ласково между тем. А после приходится отстраниться, когда внутри начинается настоящий пожар: в плену желания оба забыли, что нужно дышать. — И я ни с кем не флиртую уже очень давно, Лу. Шепот раздается у самого уха девушки, оторопевшей и почти обмякшей в сильных руках. Луна даже не замечает, как тянется обратно к его губам, стоит мужчине отстраниться. Но приходится вернуться в реальность и открыть глаза, позволить ему уйти. Не могут они вечно стоять в коридоре и целоваться, как подростки. Их поцелуи и без того нечто иррациональное и неправильное, но такое желанное, что девушка просто не может себя корить за них. От того, насколько близко он стоял еще несколько секунд назад, становится невыносимо холодно, словно ветер ледяной дуть начинает. Поэтому она спешно следует примеру Тома и уходит к себе. Нужно подготовиться к новому дню и к новым свершениям. Это отлично поможет перестать думать о Томасе. Наверное.