Томас, 22:50
Если ты не забыла, то у меня сегодня был чемпионат. Еще вопросы?
Лилиан, 22:51 Чемпионат у тебя, значит?! А почему тогда я из статей в интернете узнаю, что ты с кем-то там целуешься? Может, я была права, что она к тебе попала через постель, м? На это у тебя, значит, время есть, а чтобы ответить мне — нет?Томас, 22:55
Я очень устал, прекращай. Мы больше не вместе, и я могу делать что хочу и когда захочу. Отчитываться перед тобой не собираюсь, но раз уж тебе так интересно, как Луна оказалась в моей группе, то можешь сказать спасибо моему папочке, которому вечно жалуешься, — это его рук дело. И от меня тоже передай ему спасибо: она сегодня отлично выступила, в отличие от твоих подруг. Так что если отец хотел мне, как и всегда, сделать хуже, то у него ничего не вышло.
Лилиан, 22:57 Рада за вас. Но все свои благодарности передавай сам, я тебе не собачка. Том закатывает глаза, но все равно довольно усмехается. День у него удался, и это не сможет испортить ни Лилиан, ни кто бы то ни был. То, над чем они так долго работали, все же дало свои результаты. Получилось даже лучше, чем он мог себе представить. Откладывает телефон на зарядку, уже подумывая о том, чтобы заблокировать Лили все чаще. Она совсем не думает ни о чем, кроме себя, и только портит настроение, мешает работать. Мужчина уже настолько в ней разочароваться успевает за прошедшие несколько недель после расставания, что тошнить начинает. Настолько, что даже ответить что-то колкое не находит в себе сил. Надеется только, что девушка перестанет сама ему писать. Насколько нужно быть глупой, чтобы после расставания на что-то надеяться. — Почему ты меня избегаешь, объясни? Я приходила к тебе, хотела поговорить, а тебя не было в кабинете. Лилиан резко подскакивает с места, увидев, как Том выходит из лифта, едва не спотыкаясь на незашнурованных коньках. Значит, он возвращается с арены, а не просто игнорирует ее, как девушка уже успела подумать. Становится чуть легче, но внутренний голос на периферии все равно велит не расслабляться. Не может все быть так просто, когда Томас уже неделю не пишет ей, не присылает цветы больше, как делал это минимум раз в неделю. Не зовет на свидания, постоянно пропадает на работе, никого и ничего вокруг себя не замечая. — Тренировка с юниорками была, в чем дело? Что-то срочное или может подождать до вечера? Открывает одним ловким движением бутылку воды, зажатую под мышкой, и выпивает залпом половину, другой рукой открывая дверь ключом. Лилиан кривится, заметив, что форма его промокла насквозь то ли из-за того, что он опять валялся на льду, как часто это делал, когда дурачился, то ли от пота: Том никогда не стоит на месте на тренировках. Даже волосы его проще просушить феном, чем ждать, пока они высохнут сами. Но девушка решает промолчать, что его внешний вид оставляет желать лучшего, чтобы не испортить и без того не лучшую атмосферу. Ей когда-то казалось, что Осборн и вовсе не устает, столько у него энергии и сил. Хотя сейчас, конечно, значительно поубавилось. — Да, срочное. Между нами что-то происходит, ты не видишь разве? — Все, что между нами могло произойти, произошло. Не буду тебе врать, Лили, я очень тебя любил, но какой в этом смысл, если в обратную сторону это не работает? Оборачивается, без особого стеснения сбрасывая кофту, чтобы надеть сухую толстовку. Девушка его видела и в более откровенном виде, правда, теперь уже это не имеет никакого значения. Равнодушно почти в глаза ей смотрит, пытаясь найти там истинные эмоции. Лилиан слишком часто их скрывает. А может, и этого не делает: Том не исключает, что она и вовсе не чувствует того, что люди в отношениях испытывают. Вот и сейчас Лилиан недоуменно смотрит, часто хлопая длинными ресницами: — Ты о чем? В какую обратную сторону? — В обычную, Лили. Ты хочешь, чтобы тебя любили, но сама ты не готова на ответные чувства. Тебе самой-то зачем такие отношения? Пусть лучше между нами останутся только профессиональные отношения. У тебя обязательно появится тот, кого ты полюбишь до бабочек в животе, кто будет любить тебя так сильно, как ты этого хочешь. Я желаю тебе именно этого, несмотря на все то, что ты сделала. Мягко объясняется, стараясь не испортить отношения. Ему не хочется обидеть девушку. Он все еще испытывает к ней чувства, пусть и видоизмененные под гнетом последних событий. И все же она девушка, чтобы общаться грубо. Если с ним у Лили не сложилось, если его самого она так и не смогла полюбить, то кого-то другого обязательно сможет. И он искренне будет рад, что она нашла свое счастье. Но вот Лилиан не упускает момента плюнуть ядом и скептично складывает руки на груди, со всей надменностью интересуясь: — И что же я сделала тебе, Томас, позволь узнать? — Отец сказал, что это я не уследил за тем, что ты принимаешь. Отец сказал, что я уделяю тебе недостаточно внимания как на тренировках, так и вне льда. Я пока еще могу сложить все эти факты и понять, каким ветром ему надуло такие мысли. Ты обвиняешь меня во всем, что идет не так, и даже не можешь нормально извиниться потом за то, что наговорила. Тебе даже не интересен я, ты никогда не спрашивала, как у меня дела, не говорила, что любишь. Ты только хочешь результатов, секса и подарков. И я тебе задаю еще раз тот же вопрос: зачем тебе такие отношения? Объясняет. Раз это так важно, что девушка готова всем своим видом показывать, как ей неприятно, что ее считают неправой, он рассказывает, в чем именно дело, пусть и не вкладывает в свои слова эмоции. А эмоций у него внутри скопилось слишком много после всего, что называет. Осточертело получать от отца, осточертело чувствовать себя использованным, осточертело, что все вокруг Альберту жалуются только. Лилиан глаза закатывает с раздражением и, как униженная и оскорбленная, уходит, так и не найдя, чем крыть карты, выложенные Томом. Лишь в дверях замирает, бросая со всем пренебрежением, что только может вложить в свой голос: — Боже, ну ты еще поплачь, что тебе любви мало. Взрослый мужчина, а ноешь, как маленький, что никто не спрашивает, как у тебя дела. «Взрослые мужчины в любви не нуждаются, Томас, прекращай», — в очередной раз в голове проносится, когда Осборн начинает анализировать этот разговор. И не только этот. Каждый раз, когда в голове образ Луны возникает, он также прогоняет эту фразу, силясь перестать отвлекаться. Она разительно отличается от Лилиан, и, возможно, именно это его в девушке и привлекло. Наверное, в чем-то Лилиан была права, когда говорила, что мужчине нужно в первую очередь делать счастливой девушку, а не ждать любви к себе, но внутри Тома что-то отчаянно противится. И этот диссонанс пожирает его изнутри, так и не приводя к однозначному выводу. Внезапно решает написать Луне, сам не ведая для чего. Просто поддается желанию, изнутри идущему. Томас, 23: 09 Еще не спишь?Луна, 23:10
Пока нет, не спится. А что?
Томас, 23:10 Мне тоже. Я зайду?Луна, 23:12
Да, приходи, если хочешь. У меня есть пирожные, кстати, будешь? Киллиан сказал, что ты их любишь.
Томас, 23: 13 Пирожные, говоришь? Вот это мне повезло :) — Долго ты. Я думала, с ума сойду, пока пыталась вспомнить, что я уже такого сделала, что ты решил зайти ко мне чуть ли не посреди ночи. Луна оборачивается, услышав звук открывающейся двери. Появление Тома не стало неожиданностью для нее сейчас, но вот его сообщения — очень даже. Стоило о нем только подумать и вспомнить уже второй по счету поцелуй, трепетом внутри отзывающийся, как на телефоне засветилось уведомление. Девушка даже на рассылку или Амелию думала, но увидела совсем не это. И сердце тут же чаще забилось, почти выпрыгивая из груди. Томас, если не давал ей никаких советов и комментариев, вообще не появлялся, если не считать той спонтанной поездки за город на байках. Тем более неожиданно было получить от него сообщение. — Да я и сам не знаю, почему решил прийти к тебе. Глупо, да? — плечами неоднозначно пожимает, стряхивая с себя словно бы всю неловкость, которая возникла с его приходом. Возможно, не стоило поддаваться минутному порыву, стоило обдумать перед тем, как все же написать и спуститься, но Том прекрасно знает, что не успокоился бы. Что-то необъяснимо тянет его сюда еще с прошлого вечера. Смущенно улыбается, почти впервые за долгое время ощутив именно это эмоцию. Смущение очень давно стало ему чуждым, но Луна каким-то странным образом будит в нем многие полузадушенные чувства, которые страшно ощущать, но, наверное, интересно. — Почему глупо? Нет. Просто странно и очень неожиданно. Ты очень резко поменял ко мне отношение, и я до сих пор привыкаю. — Я даже сам не привык еще к... многим вещам. А сейчас, наверное, нужно тебя замотивировать на успешный успех завтра, но я не хочу думать о спорте. Присаживается на кровать рядом с девушкой, сразу предложив общаться не на тему того, от чего обоих уже тошнит. Вся их жизнь соткана из спорта. Тренировки, соревнования, диеты, массажи, лед, спортзал. Бесконечный круговорот рутины, которая только со стороны выглядит как эстетика. Отвлечься просто жизненно необходимо сейчас, и мужчина чувствует, что вовремя пришел. Это отличный момент, чтобы выстроить связь, лучше понять друг друга, чуть сблизиться. Это даже в дальнейшей работе им поможет, когда привыкнут и научат чувствовать друг друга. — Пожалуй, я соглашусь с тобой. И вот, держи, — Луна только чуть улыбается в ответ и кивает, наблюдая, как Томас на ее кровати разваливается. В этом они с Киллианом очень похожи: обоим лишь бы поваляться в кровати в самой расслабленной позе. Он таким красивым ей сейчас кажется, что девушка невольно засматривается, избегая глаз разве что. Знает, что Том наверняка заметил ее пытливый взгляд. А после протягивает ему обещанный десерт, который хотела отдать. Сама бы все равно не съела, а Осборн так удачно решил заглянуть. Вот уж кто точно не откажется — так это он: Луна все интервью читала, чтобы знать, как сильно он обожает сладкое. — Целая коробка эклеров с шоколадной глазурью и заварным кремом? Подозрительно, что ты готова всю ее скормить мне, — мужчина щурится, хоть и принимает коробку, облизнувшись от вида и сладкого запаха шоколада и ванили. Эклеры он обожает особенной любовью, поэтому от одного сразу же откусывает внушительный кусочек, даже простонав от удовольствия. Луну это только смешит, но поставленную между ними коробку она все равно игнорирует, укладываясь рядом с Томом уже более расслабленно, чем прежде. — Ничего подозрительного, просто мне потом придется неделю в зале пахать после них. Так что я, пожалуй, воздержусь, — кривится, сразу же представляя, сколько в креме и шоколаде калорий. Расстройство пищевого поведения совсем не новая вещь в спорте, тем более в фигурном катании, но у Луны это обусловлено еще и нелюбовью к сладкому. Она предпочла бы что-то менее калорийное и приторное, даже если чуть более вредное, чем безобидные эклеры. — Да и сладкое я не очень люблю, честно-то говоря. Все постоянно дарят шоколадки, а я не знаю, куда их девать. — Эй, Долорес, я тебя вычислил, можешь больше не притворяться, — Том смеется прямо с набитым ртом, с аппетитом поглощая эклеры. Даже запивать ничем ему не требуется: слишком вкусно, чтобы отвлекаться на это. Но вот на разговоры с Луной он отвлекается очень охотно и даже сходство с Долорес в ней находит. Она абсолютно так же к сладкому относится, но это приходится объяснить, увидев недоуменный взгляд девушки. — Ты на нее похожа иногда. Я говорю не про технику, а про поведение. Она тоже не любит сладкое и всем запрещает его есть. У меня даже душевная травма из-за нее есть! А еще ты так же, как и она, дуешь губы, когда тебе что-то не нравится. Даже выражаешься иногда ее фразами и жестами. Короче, много у вас сходств. — А что за душевная травма? — Ээ... ну, я сейчас сладкое просто тоннами готов есть, потому что в детстве держали в рамках очень сильно. Но тут не столько Долорес, сколько отец. Он мне вообще все запрещал и все такое. В какой-то степени я, может, даже благодарен ему за это, потому что все мои титулы тоже не с неба свалились, но все-таки, иногда очень хотелось выйти за рамки. И я не только про еду сейчас, к сожалению. Очень многое не получилось... блядь, забудь. Я не ныть сюда пришел. Мысленно Томас дает себе пощечину, вспоминая, что его проблемы никому не нужны. Они никого не интересуют. Он мужчина, а это значит, что сам должен со всем справляться, не показывать слабости, не жаловаться. И уж тем более Луне. Отец и Лилиан слишком долго взращивали в нем мысли, что мужчина должен быть мужчиной. Пусть даже никто так и не считал, у Тома с детского возраста в голове засела эта мысль. И он кривится сейчас, глаза закатив от гнева на себя же самого. — В чем дело, почему ты постоянно на полуслове себя прерываешь? — Луна несмело касается его руки, почти обеспокоенно в глаза заглядывая. Он наверняка будет недоволен тем, что в душу лезет и жалеть пытается, но у нее не получается скрыть свои истинные эмоции. Девушка действительно хочет узнать и, возможно, помочь. Что-то ей подсказывает, что внутри мужчины кроется гораздо больше боли и темных секретов, чем он показывает. И раз не знает даже самый близкий человек — брат, — то что-то здесь не так. — Просто привычка. Твое присутствие странно на меня действует. Я вообще не думал, что мы начнем говорить о таких вещах, но ты так смотришь, как будто в душу самую, что я сам не замечаю, как болтаю лишнее. Но взрыва атомной бомбы замедленного действия не следует. Наверное, Осборн и сам устал уже до бесконечности огрызаться каждый раз, когда к нему подступиться пытаются. Сейчас он только плечами неоднозначно пожимает, отведя глаза в сторону. Присутствие Луны действительно внутри рождает тягу к откровению, к изменениям. Том давно привык к тому, что почти ничего не чувствует, а если и ощущает все же, то в полутонах, не в полной мере. С Луной так не получается. Но он так и не понимает почему, что в ней особенного. — Это хорошо или плохо? — Ну, плохого я ничего не вижу. Просто непривычно, наверное. — У тебя крем здесь, — девушка пальцем осторожно касается щеки, где красуется белое пятнышко крема, но только размазывает еще больше чуть дрожащей рукой. Тихо ругается себе под нос, закатив глаза со своей же неуклюжести, но Том только усмехается в ответ, и уголки губ его вверх ползут. Отмечает, что она слишком мило смущается, но больше не двигается, с интересом и нескрываемым удовлетворением наблюдая, что будет дальше. Луна за салфеткой тянется, но в последний момент успевает передумать, прямо пальцами и собрав остатки сладкого. По губе большим пальцем проходится и неожиданно чувствует, как Том ее за палец прикусывает. — Эй, ты чего кусаешься? — Ты уже минуту мне по лицу крем размазываешь. Я, конечно, совсем не против, но решил тебе помочь, — Том ехидно улыбается, слизывая крем с губ. В его словах лишь доля правды: Луна действительно задумалась, сосредоточенно собирая сладость, но длилось это совсем не минуту. А после он ее целует, воспользовавшись тем, как девушка резко отдернула руку, будто пойманная на горячем. Она слишком близко придвинулась, когда собирала этот несчастный крем, и он не смог сдержаться, глядя в ее красивые глаза зеленоватого оттенка, на сосредоточенное лицо. Томас знает, что внутри у нее собралось такое же желание, как у него самого, и не отказывает себе в шалости поцеловать. Осторожно сначала, совсем как в первый раз, будто спугнуть боясь, начинает, постепенно напор лишь увеличивая. От ленивых и робких касаний переходит к более настойчивым и жарким, придвигает за талию ближе к себе. Поцелуи становятся уже совсем несдержанными и глубокими. Луна даже отвечать почти не успевает, плавясь под таким напором, который неожиданно только набирает обороты. Похоже, судьба у нее такая — вызывать в мужчинах желание невинными, казалось бы, поцелуями. Это должно ничего не значить, но и остановиться уже невозможно. Им нельзя, они не должны, но касания губ, раз за разом повторяющиеся, словно замкнутый круг, говорят об обратном. С каждым движением горячих мягких губ Тома девушка забывает, как дышать. Рамок и правил больше не существует, резко остаются только они вдвоем. Девушка ощущает сладковатый привкус шоколада и ванили, глухо простонав мужчине прямо в рот. — Все, я больше не могу, — сбивчиво произносит Том, отстранившись. Глаза прикрывает, часто и тяжело дыша. Самообладание дает огромную трещину, и собраться сейчас будет ему дорогого стоить. — Не сдерживайся, — горячий и оглушительный полушепот Луны на выдохе обжигает. Она чувствует, чего он хочет, и знает, что желает того же. Ерзает совсем несдержанно, бесстыдно прижавшись к груди мужчины, и целует в шею, за губу кусает. Руками за щеки обхватывает, на секунду заглянув в голубые глаза Тома, чтобы найти там решимость с поволокой возбуждения, и еще раз соприкасается с ним губами, увлекая в очередной глубокий поцелуй. Плевать, что они совсем не проверили, заперта ли дверь. Плевать, что в любую секунду кто-то может объявиться неожиданно, как Том прошлым вечером. Ладони Томаса скользят по груди ее, сокрытой лишь тонким слоем атласной ткани топа. Тяжелый вздох касается его губ, уже почти опухших от обилия поцелуев, которыми они никак насытиться не могут. Луна лишь выгибается слегка, как кошка, не зная, куда себя деть. Она ранее не испытывала настолько глубокого и яркого чувства, чтобы сейчас выглядеть как хорошая любовница, но Томасу и не нужно было это. Она хороша даже в одежде и с закатившимися глазами, слегка растрепавшимися волосами, скрывающая тихие стоны в изгибе его шеи. Она вся для него сейчас такая красивая и податливая, страстная и желанная. Можно ли думать о большем в моменте? Мужчина облизывается, руками по касательной вдоль линии бедер к ягодицам устремившись. Несильно сжимает, взглядом ловя каждую эмоцию на ее лице, каждый жест рук, до боли вцепившихся в его плечи. Луна и футболку с него стягивает, обнажая рельефное тело, так соблазнительно в приглушенном свете прикроватных ламп выглядящее. На коже Тома остаются неигривые полумесяцы — следы ее ногтей, — и он протяжно рычит, поцелуями ребра считая. В какой-то момент их так много становится, что девушка полностью растворяется, руками зарываясь в золотистые волосы, сжимает их у корней. Руки почти не знает, куда деть, и после плавно шею оглаживает, плечи. Мышцы у Тома непривычно твердые и напряженные, но у нее не остается сил сейчас об этом думать. Чуть позже обязательно вспомнит, но не сейчас, когда кожа буквально горит от ощущения разливающегося тепла в каждом месте, где касались его губы и руки. Луна отталкивает от себя его, взяв инициативу на себя, и вновь усаживается сверху, языком по острой ключице пройдясь. Позволяет и раздеть себя, оставшись без топа. Даже смущается слегка, заметив, какие искры горят в глазах мужчины. И ведь далеко не впервые. И ведь, кроме желания и возбуждения, там есть что-то еще. Что-то такое яркое и заставляющее трепетать. — И как я не замечал раньше, что потенциал у тебя есть во всех смыслах. Просто нужно было найти и раскрыть. — Ну так раскрой, раз нашел, — хищно стреляет глазами, проникшись этой атмосферой, будто бы передавшейся ей воздушно-капельным. Ладонями по плечами все так же оглаживает, губу прикусывая в томительном ожидании ласк, на которые Осборн совсем не скупится. Ей до дрожи в коленях мало его ладоней, по бедрам скользящих, ягодицы сжимающих. Она хочет гораздо большего, ощущая, как внизу живота уже болезненный узел завязывается и отдает тянущим чувством. Трется с особым рвением, наблюдая за тем, как Том ехидно улыбается, качая головой от удовлетворения тем, что происходит. — Сучка. Резко опрокидывает девушку на спину, сбросив с себя на мягкие простыни, словно она ничего не весит. Нависает сверху, руки по обе стороны от ее головы расставив, и снова целует жадно, напористо, без остатка ею овладевая. Спускается по шее, специально касаясь совсем так невесомо и нежно, чтобы мурашки бешеным потоком забегали по молочной коже, чтобы захотелось еще. И от каждого прикосновения Луна едва заметно вздрагивает, сжимая ноги от напряжения и приятного ожидания. Томительного, но слишком уж долгожданного. Языком Томас очерчивает вокруг ареолы напряженного соска, чуть посасывая, вбирая губами, а Луна втягивает побольше воздуха, вновь выгибаясь. Это слишком приятно. Слишком горячо. Он почти везде сейчас, и это так дурманит, что девушка несдержанно хнычет, извиваясь. Всего несколько секунд проходит, но Луне это бесконечностью кажется, пока Осборн в очередной раз не отстраняется. Ей даже ударить его хочется сейчас, чтобы не останавливался в такой неподходящий момент, но мужчина на колени опускается только, не разрывая пристального зрительного контакта. Он слишком хорош, чтобы быть правдой. Исподлобья смотрит, совсем как хищник, охотник. До одури медленно стягивает с девушки шорты вместе с бельем, заставляя залиться краской и прикрыть глаза от смущения. Обнаженная и полностью открытая она ему нравится еще больше — сейчас Том осознает это. Она ему нравится, действительно нравится. Наверное, даже во всех смыслах. — Не поздновато ли ты решила прикрыться? — посмеивается, стараясь разрядить обстановку, и разводит колени ее в стороны, все так же неотрывно наблюдая. На дне ее глаз плещется неуверенность, но мужчина знает, что с этим делать. Пусть и придется пройти через все круги смущения, ей понравится. Пальцами неспешно по голени узоры незамысловатые очерчивает, выжидая. Им некуда спешить: в их распоряжении все время мира. По крайней мере, на ближайшие пару часов так уж точно. Луна не отвечает и даже почти не реагирует на шутку. Только руки с груди убирает, больше не скрывая свое тело от любопытного и искрящегося взгляда голубых глаз. От Тома так и веет нетерпением, и уже через секунду он оставляет несколько поцелуев на внутренней стороне бедра, разводя ноги ее еще шире. Открывает себе гораздо больше пространства для ласк, несколько чувственных легких укусов оставляя на внутренней стороне бедра, специально сильно выдыхает через нос. Знает, что это очень горячо отдается по коже, по венам переливами, мурашки пускает. И так по кругу, несколько раз, пальцами впиваясь в голени. Языком ласкает, кончиком проходясь по более чувствительным местам ближе к самому сокровенному, поцелуями скользит, прикусывает. А тихие, но такие протяжные и нежные стоны лишь подстегивают двигаться дальше. Она и без того слишком долго молчала, чтобы сдерживаться и сейчас. Вздохи и тихие возгласы обороты набирают, прямо пропорционально тому, как Осборн напор увеличивает, уже без стеснения издеваясь. Так и не дает ей того, чего девушка жаждет всем своим естеством, лишь дразнит, то и дело поправляя брюки. И только когда самому надоедает, языком касается самого чувствительного места, проводя вниз-вверх. В стороны и так хаотично несколько раз, только лишь слегка надавливая. Лениво, но настойчиво, чтобы в полной мере прочувствовала каждое его движение. И она чувствует, чувствует даже чересчур хорошо — настолько, что прогибается в спине, подставляясь под новые ласки. Тома это заставляет довольно улыбнуться и положить ладонь девушке на низ живота. Поглаживает, несильно, но ощутимо надавливая. Одновременно и ласкает, и призывает не реагировать так активно. Несколько круговых движений вокруг клитора совершает, заставляя Луну вскрикнуть громче, чем обычно. Прикусывает слегка в самый неожиданный момент, вбирает губами. И снова отстраняется, выдыхая. Тому слишком нравится мучить ее и оставлять это послевкусие неудовлетворения. Снова прикусывает чувствительную кожу половых губ, посасывает плоть, касается языком, чередуя ласки самым неожиданным образом. То там, то здесь играет с ее телом, не оставляя ни минуты на передышку. Руки его плавно смещаются на ягодицы девушки, по которым мужчина имитирует шлепки глухими касаниями ладоней. До истомы почти ее доводит, но ноги свести не получается, отчего Луна в очередной раз протяжно хнычет и пальцами в волосы его зарывается, жадно глотая ртом воздух. Как можно ближе прижимает лицом к себе, поджимая ноги, кусая губы. Растворяется в эмоциях почти, уже ничуть не смущаясь от того, насколько настойчиво Томас ее языком ласкает. Могла ли она мечтать о подобном ранее? Определенно, нет. Осборн даже техники меняет постоянно, то чуть настойчивее становясь, то чуть ласковее, губами едва не целовал, а Луна уже и слезы в уголках глаз почувствовала — слишком все это в ней отзывалась всполохами огня. И в какой-то момент ощущения становятся настолько яркими, что Луна чувствует, как ей остается всего несколько минут до окончания. Внутри все пронзительно пульсировать начинает, и они оба это чувствуют. Мужчина едва слышно и хрипло рокочет, пальцами касаясь самой чувствительной точки. Несколько движений, и Луна с громким стоном сжимается, вскрикнув. — Если бы мне было с чем сравнить, я бы сказала, что ты лучший из всех. Луна приходит в себя довольно быстро, хоть и все еще тяжело дышит. Ехидно дает свой комментарий улыбающемуся, как довольный кот, Тому и притягивает его к себе для нового поцелуя. Переизбыток не всегда плох. Тем более сейчас, когда обоим нужно выплеснуть все, что внутри скопилось. Когда обоим мало и хочется продолжения. Прильнув губами к его, Луна ощущает своей привкус, и на этот раз, помимо щек, у нее даже уши румянцем покрываются. Но это только накаляет страсти, и рукой она тянется в ремню на брюках Томаса, расстегивая его пальцами, чуть дрожащими после оргазма, а за ним и ширинку. Луна все никак не может насытиться моментом, требовательно завлекая Осборна в новые поцелуи. Даже не дышит почти, не оставляя себе шанса. Ее тело слишком бурно отзывается на каждое движение мужчины. Даже запах его ненавязчивого парфюма дурманит рецепторы и заставляет голову кружиться. — Ты хочешь сказать, что... — отстраняется, когда осознание ситуации в голову бьет. Туман в голове понемногу рассеивается, уступая место здравому смыслу. Разве что не полностью и определенно ненадолго. Он Луну совсем не знает. Они знакомы лишь пару месяцев и совсем не близко, чтобы он мог знать о том, что в ее жизни с мужчинами еще не было настолько близких отношений. Сразу хочется повременить, подобрать более подходящий момент, чтобы ничего не испортить, но вряд ли они оба сейчас смогут остановиться. — Я думаю, что в таком случае нам лучше не заходить дальше. Это... — Заткнись, не смей говорить, что это ошибка! — Луна на локтях приподнимается, в глаза решительно заглядывая. Сомнение, обуявшее Осборна, не передается ей, и она вновь пальцами за щеки обхватывает, притягивая ближе. Лбом соприкасается с его, сгорая от нетерпения. Все не может закончиться прямо сейчас, так и не начавшись. — Хочу тебя. Очень. Слишком. Луна прижимается к его ширинке промежностью, несдержанно и совсем неосознанно. Словно боится, что сейчас все закончится. И видит тень сомнения, промелькнувшую на до безобразия красивом лице. Но теперь он сомневается уже совсем в другом. Прижимает к себе крепко, почти до боли, но не отпускает. Внутри борются слишком много противоречий. Она красивая, она возбуждает, она хочет того же. И он не может не дать то, что так необходимо им обоим. Колено прижимает к самому чувствительному месту, зная, что девушка прямо сейчас громко всхлипнет и губу прикусит. Это соблазнительно выглядит, даже слишком. А у нее внутри приятный спазм током по венам проходит, заставляя слегка сжаться. Она просто умрет, если он не продолжит, не меньше. — Тогда расслабься, иначе будет больно, — повторять дважды ему не приходится. Мужчина сбрасывает с себя оставшуюся одежду, переступая через свои же брюки, и вновь опускается на колени. Но перед этим оглядывает ее сверху еще раз, тяжело выдыхая от возбуждения. Пусть в порывах страсти на ее шее и остались засосы, выглядящие дешево, — это почти никого не волнует. Ни саму Луну, ни Томаса, проникшегося атмосферой. Вряд ли будет хорошо, если кто-то узнает об их связи, но кто возьмется судить? Пальцами неуверенно совсем касается, проталкиваясь кончиками внутрь. Неспешно и всего на несколько сантиметров, наблюдая за реакцией. Он никогда не испытывал подобного, никогда не спал с девушками, которые не имеют опыта, но сейчас хочется сделать все нежно и безболезненно. Луна и вовсе замирает, ладонями сжимая свою грудь, прислушивается к своим ощущениям. А после стонет, повернув голову в сторону, чтобы не видеть его проницательных глаз, прямо в душу смотрящих. Боль слегка отдает небольшой пульсацией, но сейчас оказывается терпимой. Внутри нее слишком туго — даже пальцы с трудом проходят, но между тем Луна все равно слегка навстречу бедрами подается. Возбуждение мешается с этим ненавязчивым саднящим чувством, и Луна мечется по кровати, не зная, куда себя деть. Тело напрягается, словно струна, становится слишком чувствительным. Но отвлекают поцелуи, что Осборн по коленям рассыпает. Он принимается клитор ласкать, чуть посасывая, и начинает осторожно двигать пальцами внутри, неспешно и плавно, круговыми. И девушка почти задыхается: даже эта едва ощутимая боль приносит ей удовольствие. Она слишком быстро и сильно возбуждается — простынь почти насквозь промокает под ней, бедра липнут от смазки, но это не мешает Тому самозабвенно ее ласкать. Пальцами она судорожно сжимает простыни, а он, напротив, чуть замедляется, переходя к чувственным поглаживаниям, расслабляет еще сильнее. Луна губы облизывает только, предвкушая совсем скорое продолжение. — Разведи ноги пошире, Лу. И еще раз тебе говорю: расслабься, — облизывает пальцы до дрожи интимно, и это заставляет Луну вздохнуть и прикрыть ладонями глаза. Настолько пошло и красиво выглядит, что она не знает, как реагировать, и уже в который раз смущается, простонав что-то невнятное. Ногой касается напряженного члена, проводя от головки до самого низа в нетерпении, пока мужчина почему-то медлит. Дразнит ее, но и девушка преуспевает в этом: Том рычит, когда девушка касается плоти его, что уже почти болезненно отзывается. Наклоняется максимально близко к ней, головкой к влажному входу прикоснувшись, и от этого Луна вздрагивает. Но Том больше не позволяет ей смущаться, отвлекая, мягко оттягивая губами ее напряженный сосок. Она послушно льнет к сильной груди, рассматривая сплетения напряженных вен на руках его. И Томас входит одним неспешным движением, проталкиваясь по сантиметру, отчего Луна вскрикивает, сжимаясь вокруг внушительного члена. Дальше двигаться возможным просто не представляется: это будет до безумия больно, да и сжимает она его с такой силой, что даже Том на мгновение губы поджимает, чувствуя давление. Грубые руки нежно по телу проходятся, лаская, чтобы становилось легче. Луна никогда и подумать не могла, что он такой. Несколько мгновений на промедление, и Луна обнимает его за плечи, прижимая к себе максимально близко. Созвездиями поцелуев Томас по шее проходится, то прикусывая едва ощутимо, то зализывая все розоватые пятнышки, что оставил. Двигаться неспешно начинает, хоть и знает, что удовольствия ей это абсолютно никакого не доставит сейчас. Отвлекает все ее внимание на поцелуи, по всему телу уже рассыпанных, но останавливается на губах, жадно и настойчиво терзая своими. Почти не ускоряется, самому себе поражаясь. Они никогда не был настолько нежен и осторожен. А сейчас как никогда медленно и томно входит и наполовину выходит, ловя все ее стоны своими губами. Кончиками пальцев каждый женственный изгиб обводит, слегка щекочущими трепетными движениями. Луна сейчас почти не берет инициативу на себя, сосредотачиваясь лишь на приятном: на его запахе, теле, поцелуях. Ее успокаивают эти прикосновения, и она зарывается пальцами в волосы на затылке мужчины, слегка оттягивая, пока он не порыкивает ей в губы то ли от удовольствия, то ли от боли. Наверняка первое: в ней слишком узко и влажно, а он слишком долго терпел сегодня. Но граница болевых ощущений постепенно стирается и размывается, хоть они полностью никуда и не деваются. Слегка осмелев, Луна шепчет на ухо, чтобы ускорился немного, и прикусывает мочку, прижимаясь еще сильнее. Становится больнее, но все еще некритично. Только тихо всхлипывает все так же на ухо ему, стараясь быстрыми движениями ресниц смахнуть непрошеные слезы в уголках глаз. Не сразу, но мужчина действительно ускоряется, когда терпеть уже становится невыносимо. Старается не делать резких движений, но все равно заметно более чувственно двигается, закатывая глаза от переполняющего удовольствия. Ему даже не требуется много времени, чтобы закончить: спустя несколько безумно приятных минут мужчина изливается в руку себе, гортанно выдохнув. Луна же откидывается на подушки, с интересом наблюдая за ним. Он был слишком тихим, но сейчас его негромкие стоны прямо на ухо оказались слишком уж приятными. Хриплые и едва ощутимые во время поцелуев с этими не сравнятся. На прикроватной тумбе находит влажные салфетки, тут же стирая следы своего семени с кожи. — А теперь давай, кончи для меня, — пальцами делает несколько круговых движений по клитору, удовлетворенно облизнув губы, когда девушка подается навстречу, раздвигая ноги пошире. Глаза ее закатываются, когда с каждой секундой он увеличивает напор. Второй оргазм накрывает ее сильнее первого: пульсация настолько головокружительной получается, что едва не болезненная. Впрочем, вся боль уже тоже почти не ощущается. Луна в спине прогибается, жадно хватая воздух ртом, и с протяжным стоном все же заканчивает, сильно сжав ноги. Удовольствие теплой волной по венам растекается, и она, обессиленная, все же растекается по простыни, услышав лишь удовлетворенный голос Тома, словно издалека: — Хорошая девочка. Ответить Луна в себе сил уже не находит. Только бесцеремонно закидывает на мужчину ногу, мелкой поступью придвигаясь к нему на широкой кровати. Нагло, но ей очень хочется, чтобы сейчас он был рядом. И голову ему на грудь укладывает, слушая, как бешено колотится сердце. Оно почти дрожью по коже отдает, пока Луна не понимает, что это ее слегка бьет от озноба. И Осборн натягивает на них одеяло, привлекая девушку поближе к себе в более удобную позу. Приобнимает за поясницу и глаза прикрывает. Даже не пытается осмыслить произошедшее, не занимается самокопаниями. Ему слишком хорошо, чтобы портить момент. Вряд ли в ближайшем будущем представится еще один хотя бы вполовину такой же прекрасный. — Если бы мне сказали, что мой первый секс будет с тобой, я бы ни за что не поверила. Ты был таким недосягаемым, что я вообще не думала, что ты заговоришь со мной однажды, — Луна посмеивается усталым голосом, поделившись мыслями, внезапно в голову пришедшими. Они перешагнули грань отношений наставника и ученицы, и теперь она ощущала себя странно, но определенно счастливой. Даже если он не настроен на разговор, главное, чтобы остался и не оставил наедине с пустотой, мыслями и страхами. Рейнхарт руку на грудь его кладет, чуть приподнявшись и в глаза заглянув. — Не сбегай только посреди ночи, ладно? — Мечты сбываются, крошка, — все так же шутливо, как и обычно, отвечает, но теперь уже и в висок целует, поддавшись порыву. После он себя обязательно за это будет корить, но уж точно не сейчас. А девушка между тем тихо шипит, потирая шею и зону ключиц, губы кривит. Даже на это у него есть шутки, чтобы разрядить атмосферу. Делает самое обеспокоенное лицо в мире, серьезно изрекая полнейшую чушь: — Что такое? Болит? Давай поцелую и все пройдет. Не сбегать? Так и быть, раз уж леди просит. Что у нас по плану? Романтично валяться в кровати? — Фу, нет, тебе совершенно не идет вот так себя вести слащаво, прекращай! Верните мне старого Тома, — Луна еще больше кривится, всем силами сдерживая приступы смеха. Даже ногой его пинает, изобразив рвотные позывы от такого поведения. С Томом все слащаво-нежное совсем не вяжется. Он ни капли не похож на приторного мальчика с самыми романтичными мотивами, с романтичной манерой поведения. Куда приятнее услышать очередную шутку про паралимпийцев, деревянные мышцы и что угодно, чем ждать, чтобы он вел себя как в мелодраме. — Старого? Тогда я скажу, что тебе завтра придется вылить на себя ведро штукатурки, потому что я немножко перестарался, но ни о чем не жалею, — как довольный кот, пальцем проводит по небольшим засосам, которых не так уж и много, к счастью. Несильно нажимая, ведет от одного к другому, в очередной раз облизывая пересохшие губы. Ей идет, как бы странно это ни звучало. Ей идет быть его. А Луна замирает, желая так и остаться в этом моменте. Его прикосновения слишком приятным чувством внутри отзываются. Она не хочет, чтобы это заканчивалось, и плавно выдыхает, улыбнувшись. — Ах так! Да ты вообще должен целовать пол, по которому я ходила! Ты только что осквернил меня или как это там называется! Сам и будешь свои косяки замазывать. — Ты меня с благородным принцем из книжек-то не путай! — Да тебя и не спутаешь: ты мало чего общего имеешь с такими персонажами. Слишком дерзкий и совсем не романтичный, — отрицательно качает головой, рассмеявшись над тем, как возмущенно Осборн просит не сравнивать его с принцами. Как жаль, как жаль, а ведь ей так хотелось! Девушка вновь кладет голову ему на грудь, прикрывая глаза, и обнимает за торс, чувствуя себя абсолютно обессиленной, но очень счастливой. Достаточно и того, что он останется с ней до утра, а возможно, и не только. Луне хочется верить, что это не последнее потепление между ними. — Надеюсь, завтра мы сможем покорить первый Эверест. А пока давай поспим перед трудным днем.