старые раны

      Умотанный переговорами с поставщиками, составлением графика отпусков, введением «летнего» меню, а теперь ещё и тобой, я совсем забыл, что Хеллоуин празднуется уже на следующей неделе, а пекарня моя совсем не украшена. Я даже не заказал торт с праздничным дизайном, который так хотел выставить на витрину к этому дню… Вот о чём я думал, когда проснулся в понедельник в обнимку с тобой и вспоминал, что мы делали вчера, какой вчера был день и нужно ли нам идти на работу. Сперва показалось, что не нужно, а потом я понял, что если не сегодня заняться подготовкой к празднику, то тогда я не успею сделать этого до Хэллоуина. Я толкнул тебя локтем в бок. — Лёва, вставай. У нас появились дела.       Ты пробубнил что-то вроде: «Какие, нахуй, дела?» и перевернулся на бок, открывая мне свою спину и загривок, по которому я тут же провёл языком, вызывая так полюбившиеся тебе ощущения. Ты в ответ на это прогнул шею и произнёс: — Если ты так продолжишь, у тебя появятся ещё дела…       И повернулся ко мне, протягивая руки, то ли разминаясь после сна, то ли желая меня обнять. Я погладил ладонью твоё лицо, потрепал по волосам, чуть прикрывая глаза, но тут же отрезал, убирая руки: — Нет. У нас мало времени, мы должны управиться за сегодня. Нужно много цветной бумаги, белые нитки и поход в продуктовый магазин за тыквой. А тебе вообще должно было хватить вчера.       Ты выстроил непонимающую гримасу, прошептал такое же непонимающее: «Чего?», чем вызвал мой недовольный вздох. — Сегодня двадцать восьмое октября, Хэллоуин через четыре дня, а у нас ни хуя не готово. Я и корпоратив собирался устроить, а сейчас понял, что вообще обо всём нахуй забыл. И всё из-за тебя, — я ухмыльнулся и, склонившись над тобой, положив ладони на щёки, поцеловал.       Я позволил нам ещё немного проваляться в кровати и разнежиться, целуясь, а потом строго скомандовал подниматься и идти мыться, пока я готовлю завтрак. Так ты с капающей с волос на стол водой сидел рядом и помогал составлять список покупок. Я уверял тебя, что помнил, как увидел где-то в масс-маркетах подходящие украшения, и что наш шоппинг пройдёт без особого труда, лишних прогулок по городу и ломаний головы в попытках придумать, где же ещё можно купить хеллоуинские украшения. С расчётом на комфортный шоппинг мы оделись и отправились в ближайший к моему дому крупный маркет. До него нужно было ехать на трамвае, а того ещё дождаться, а до остановки ещё дойти — приключение вообще не обещало быть быстрым. В этом мы убедились, когда в массмаркете, на который я рассчитывал, не нашлось вообще ничего, кроме каких-то дурацких наклеек на двери, и нам пришлось уйти с пустыми руками. Я закурил, стал думать, куда нам идти теперь. В мыслях всплывал только универмаг на Чапл-стрит. Да, в последний раз я на эту улицу ходил совсем не по магазинам… И в универмаг этот заходил совсем не за продуктами.       Улицы слегка пустовали, а немногочисленные люди не издавали того гула, которым заполнены улицы по выходным; вот отчего стук моих каблуков раздавался с особой звонкостью. Ты любил, когда я надевал эти ботинки, а мне нравилось, как они сочетаются с пиджаком. А ещё они делали меня выше тебя, ставили всё на свои места. Так я, шагая, наслаждался этим стуком, либо ворчал на прохожих, с которыми едва не сталкивался. Мы же не в России, у нас левостороннее движение, какого чёрта я должен обходить идущих мне навстречу людей? И почему я за пять лет жизни здесь приучился соблюдать правила дорожного движения, а коренные жители — нет? Или это глупые туристы, которые приехали в другую страну и не удосужились узнать хоть что-то об её культуре? — Шурик, ну что ты нервничаешь? Всё мы найдём, всё сделаем. Я тебе самых красивых летучих мышей нарисую, сам вырежу и сам повешу, ты только не переживай, — ты пытался поднять мне настроение, а я только и смотрел на наручные часы и указывал, куда идти. Надо было на рынок идти сразу, вот там точно есть миллион декораций к этому нетипичному для Австралии празднику, но ведь душа эстета требует цивильных магазинов, поэтому мы идём по огромной улице и никак не можем дойти до нужного нам места, а ты теперь, как любящая жена, пытаешься успокоить начинающего выходить из себя меня. Ужас какой.       Наконец вот он — магазин, в котором продаётся и одежда, и техника, и еда. Зайдя и увидев разнообразие товаров вместе с приятными ценами, я теперь начал думать о том, что неплохо бы закупить алкоголя и закусок сразу на корпоратив, зная, что времени снова сходить в магазин у меня может и не найтись. Так я вручил тебе управление тележкой, а сам, достав список, объявил начало путешествия по магазину.       Уж не помню, сколько мы провели там времени, но вышли с несколькими пакетами: один целиком с алкоголем, в другом была цветная бумага и такой же картон, несколько штук скотча, какие-то цветные ленты, имитация паутины и горка маленьких свечей. В последнем пакете лежала тыква и шоколадка, которую ты неясно, когда добавил, но я всё ещё помнил, как ты любишь сладкое, и молча проследил за тем, как кассир пробивает её вместе с остальным товаром. По всем этим пакетам ещё были разбросаны многочисленные украшения, прочие элементы декора, которые могут помочь создать нужную мне атмосферу.       Где-то посреди дороги я оставил тебя стоять с этой кучей пакетов, а сам подошёл к аппарату для вызова такси — удобная штука и встречается повсеместно в Мельбурне. Я убедился, что мой вызов был зафиксирован, посчитал в уме, сколько будет стоить поездка, и вернулся к тебе, окружившему себя облаком табачного дыма. — Сейчас в пекарню сразу поедем. Не устал?       Я спросил тебя, потому что сам уже прилично устал, отчего положил голову тебе на плечо. — Немного. Больше проголодался, — я услышал, как от моего жеста твой голос вдруг стал мягким. — Это исправимо. Приедем, своруем что-нибудь. — Ты так в минус не уйдёшь, постоянно тортики воруя? — ты повернул голову ко мне, утыкаясь носом в мою макушку. — Поверь, больше списывается, чем воруется мной, — я отодвинулся от тебя, чтобы ты не распускал руки на такой людной улице. — Да и я не хочу тортов. А вот салат хочу, там должны были остаться несписанные, Влад никогда это не делает, а Вадик не работал.       Наша машина подъехала, и я, укладывая пакеты в багажник, производил сложный моральный выбор: или по-лидерски сесть на переднее сиденье, чтобы контролировать поездку и не выпускать тебя из ежовых рукавиц, одаривая такой нежностью, или как раз-таки одарить, сесть рядом и не спускать ладони с твоей ноги всю поездку, так же, как и уставшую голову с твоего мягкого плеча. Я выбрал первое: не хотелось и перед водителем светиться, и тебя лишний раз баловать. А доехали мы быстро, так же быстро затащили пакеты в пекарню и повключали везде свет. Я позвал тебя выбирать, каким салатом ты будешь обедать. Прости, Лёва, но тебя опять ждёт отсутствие мяса.       Ты выбрал себе сладость, которой будешь ужинать, я взял свой вегетарианский салат, и мы отправились в офис — конечно, в закрытой пекарне целый зал наш, но мне захотелось уединённости, чтобы никто не мог подглядывать в окна, как я, невозмутимо обедая салатом, скольжу ладонью по твоему телу, прикрытому одеждой, а ты прячешь глаза в пол.       Когда мы поели, я в тот же офис занёс пакеты, содержание которых больше походило на необходимый инвентарь для уроков труда в пятом классе. Этот набор я вывалил на освобождённый от рабочих бумаг стол и оставил тебя с ним рисовать обещанных летучих мышей, а сам взял имитацию паутины и вышел в зал проявлять свои дизайнерские вкусы. Я старался украшать не только подоконники-витрины, на которых в качестве декора располагались книги и старый неработающий патефон с такими же бракованными пластинками, но и прилавок, столики — всё, на что у меня хватило этой паутины. — Лёв, я знаешь, что придумал? — воскликнул я, заходя в офис, чтобы забрать у тебя вырезанных летучих мышей. — Мм? — Ты так вдохновлённо занимался вырезанием, что я сам увлёкся тобой, твоими руками, ловко держащими ножницы, твоим языком, то и дело облизывающим губы, тобой всем. Что со мной, бля. — Там картона в СП валяется дохуя, сможешь из него что-нибудь сделать? Только сначала на тыкве морду нарисуй, я вырежу сам, ты только нарисуй.       После твоего согласия я вышел из офиса с мышами, сделанными тобою, и с фигурками пауков, купленных в маркете. Летучих мышей я приклеивал на двусторонний скотч, а пауков либо раскладывал на столиках, либо тоже приклеивал. Один из них сидел на витрине. Потом я вернулся к тебе за тыквой и пошёл с ней на кухню. Ни разу не вырезал морды на тыквах, но с ножом я обращаться умел, поэтому вышло даже не слишком криво. Я ещё долго вычищал её от внутренностей, представляя, сколько бы можно было сделать пирога, но все печи выключены, тесто приедет завтра, да и мне слишком лень. Похуй, вся внутренняя тыква отправляется в мусор. Я вынес её в зал и вместе с ней украсил его свечками, которые зажигать буду не раньше, чем на корпоративе, и желтыми гирляндами, купленными уже готовыми. Ещё кое-где повесил чёрные нитки, где-то — белые. В вазу из антиквариата поставил сухоцветы в паутине.       Я стоял в углу, оценивая свой дизайн, когда ко мне вышёл ты — и заставил меня восхищённо ахнуть. Из картона, который я сказал тебе взять, ты сделал ворона, обклеил его чёрной бумагой и держал сейчас в одной руке. В другой ведьминская шапка — тоже из картона. И всё так охуенно сделано! — Лёв, прости, я был не прав, когда сказал, что ты ни хуя не умеешь, — я подошёл к тебе ближе, восхищённо глядя на тебя и укладывая ладони тебе на плечи. — Вот творить ты умеешь охуенно. Спасибо, — мне уже было похуй на окна, я благодарно поцеловал тебя в щёку, а потом сам решил, что этого мало, поцеловал и в губы. Но не более.       Мы расставили оставшиеся декорации. Пекарня преобразилась охуенно.

***

      В прошлом году мы отмечали Хэллоуин большой компанией дата в дату: это была вечеринка, на которой присутствовали мои друзья, друзья друзей, чьи-то коллеги по работе. А в этом году праздник выпал на середину недели, многие из нас нашли стабильную работу, некоторые — благодаря мне, и мы не смогли собраться всей компанией. Вот почему я решил провести корпоратив в компании из пяти человек, правда, в ночь на выходной — третьего числа: это значило, что никаких нам походов по домам, выправшиваний сладостей, денег у людей. Но нам этого и не очень хотелось. Прежде всего мы хотели отдохнуть все вместе, и это был действительно отдых, хоть нам и пришлось проводить его в здании пекарни: оно всё равно пустует, и украшено красиво, а я директор — кто мне запретит проводить корпоратив прямо здесь?       Самый лучший директор, по мнению одного белорусского гея, то есть я, пришёл к концу вечерней смены, когда за прилавком работал Влад, а inside была Вика. Где-то по кухне бегал Вадим, которого я попросил сегодня вечером выйти раньше, сделать его ночные дела, чтобы не работать в ночь.       Я прошёл в офис, чтобы помочь Вике закончить с документацией. С собой я притащил несколько дисков с любимой музыкой каждого из вас, немного докупленных закусок и на всякий случай пару бутылок колы, а ещё какие-то карточные игры с вопросами для взрослых. Оставалось дождаться тебя и конца рабочей смены у ребят. Я-то уже давно был в своём костюме: я в нём пришёл, а вот им ещё предстояло переодеться. Пока они делали это, я выносил тарелки, стаканы и бутылки на стол, созданный из нескольких маленьких. Примерно тогда ты и пришёл, и я, поздоровавшись, не сразу смог оторвать от тебя взгляд — такой ты был пиздецки красивый, в чёрном лонгсливе и с цепочкой на шее; а этот твой вишнёвый оверсайз пиджак всё равно не скрывал то, что так ярко подчёркивали узкие кожаные штаны. Я облизнулся и наконец вернулся к своим делам.       Когда ребята закончили с переодеваниями, я собрал всех в зале, разлил по кофейным кружкам виски, предложил какие-то подготовленные снэки и угадывать костюмы — больше для того, чтобы завязать нить разговора, потому что всё было прозрачно. Вика заплела свои длинные чёрные волосы в две косы и надела своё самое готичное из всех готичных платьев — мы все в один голос уверенно сказали, что она сегодня в образе повзрослевшей Уэнсдей Аддамс. Вадик, растрепавший свои и без того беспорядочные кудри, такие же длинные, как у Вики, нацепил на себя какое-то одеяло в золотом пододеяльнике, странного вида красные лосины и высокие ботинки — так из него получился Людовик Четырнадцатый. Влад был каким-то странным моряком в серебряных штанах — он признался нам, что просто надел то, что было у него в шкафу самое странное. Ты — я, конечно, догадался, и озвучил тоже я, — был в образе бас-гитариста Duran Duran. — Ты что, даже осветлился ради этого? — в отличие от всех, я стоял, опираясь рукой на спинку твоего стула, в другой руке держа свою чашку. Стоя лучше получалось руководить. — Ну так… В розовый я не решился, — ты смущённо улыбался, но всё-таки отводил взгляд. А так тебе идёт этот тёмно-красный пиджак и красная помада, ничего не сказать. И повязка на лбу тоже. — А ты-то, Шура, кто сегодня? — Вика своим вопросом прервала моё пристальное разглядывание тебя, чему я был ей благодарен. — Я сегодня в костюме Шуры Би Два в костюме, — вообще-то, я был в образе Джона Леннона и был также на миллион процентов уверен, что все догадались; просто мои друзья очень любят шутить о том, как я на него бываю похож, особенно в этих солнечных очках, которые я сейчас снял, чтобы получше тебя разглядеть. Как волк в сказке.       Дальше я смутно помню события того вечера: Вадим, не расстающийся с камерой, сделал серию фотографий и потом вообще не оставлял её, снимал происходящее на видео — наверное, мне стоит подсмотреть у него эту запись и напомнить тебе; звучал седьмой альбом твоих любимых Ultravox, мы играли в эти дурацкие карты, а я пил больше всех. Потом я заметил, что после каких-то ответов на карточки ты тоже стал пить больше под песню Lament, хотя нам всем всё ещё было весело. Подходил к концу второй поставленный мной альбом, когда я заметил, что тебе уже пора перестать пить. Не знаю, с чего тебе так поплохело, но я прочитал это у тебя на лице. — Ну-ка, пойдём, — я поднял тебя со стула за локоть и хотел отвести подальше от людей, чтобы понять, что с тобой дальше делать: отправлять домой на такси, помогать блевать или просто отпаивать водой. Пока что я делал третье, ведя тебя в офис вместе с Вадимом — с его стороны умное было решение помочь двум самым напившимся людям на тусовке. Хотя я и пил больше, я был вполне в себе. В отличие от тебя.       Я посадил, почти уложил тебя на стул в офисе, открыл окно; Вадим стоял за дверью, когда в один момент щёлкнул замком с той стороны и спросил: — Ну сколько вам времени надо?       Я посмотрел на него через стеклянное окно в двери и заулыбался. — Ему — пару минут, мне — на две больше, — мы все посмеялись, даже ты; Вадим отпер дверь обратно. — Если что, зовите, я вызову такси. — Спасибо, Вадим, — произнёс я ему вслед.       Я уже не помню, о чём мы говорили, когда я пытался привести тебя в порядок, и уж точно не помню, что такое сказал, из-за чего ты прижался ко мне и я сквозь ткань рубашки почувствовал твои слёзы. Охуеть праздник, конечно. Я взял твоё лицо в свои ладони и принялся гладить, старался успокоить — скорее всего, тебя вывел какой-то вопрос из карт про отношения, а потом я добил какой-нибудь шуткой. Или же ты просто плакал от той любви, о которой шептал мне, утыкаясь в рубашку и заливая её слезами. Хуй тебя знает.       Я всё ещё держал твоё лицо ладонями, вытирал слёзы, подкрашенные растёкшейся тушью, и кое-где целовал, когда ты произнёс тихо-виноватое: — Ой… Я тебе рубашку испачкал.       Ты провёл пальцем по ней, и я взглянул вниз: ты своими слезами размазал всю тушь у меня на груди. Я тихонько усмехнулся. — Ничего страшного. — Дорого стоит? Скажи, сколько стоит, я тебе новую куплю. — Лёва, успокойся. Пойдём умоемся.       Я заметил, как в уголках твоих глаз снова появились слезы. Да что ж такое. Я прочитал в этих твоих глазах просьбу, которую ты не мог озвучить, и выполнил её — поцеловал твои накрашенные — уже не очень — губы неглубоко и ненадолго, но ты после этого поцелуя посмотрел на меня благодарно и, уже не упираясь, повёлся умываться. В туалете для сотрудников ты поливал своё лицо водой, а я стоял по пояс голый: отстирывал белую рубашку. Тогда я и заметил в дверях Вадима с камерой. — Что ты тут, блядь, снимаешь? — я грозно посмотрел на него, но вместо того, чтобы с нападением идти к нему и забирать из рук камеру, я бросил рубашку в раковине и поспешил надеть пиджак на голое тело, застегнуть его на все две пуговицы. — Что у вас тут? — покорно убрав камеру, спросил Вадим. — Да он мне рубашку тушью испачкал, — я пожал плечами, кивнув в твою сторону, на секунду заметив тебя: со спущенной на шею повязкой, чуть намоченными волосами и мокрым лицом — ты сейчас был ещё красивее. А может быть, это я был пьян. — Правда, Шура, скажи, сколько стоит, я новую… — Оставь уже, а, — я с лицом мученика повернулся к Белахову. — Вот пристал он ко мне с этой рубашкой. — Ну скажи… — не успокаивался ты. — Если ты продолжишь, я тебе скажу, сколько она стоит, и тебе не хватит расплатиться даже натурой, — я бросил в твою сторону последний строгий взгляд и, закончив намывать пятно на рубашке, хорошо её отжал, повесил на крючок и вновь обратился к другу. — Как там ребята? — Отлично, все вас ждут, возвращайтесь, — он вернулся к своей камере и сделал пару фото, за которыми я потом к нему приду. — Хорошо, сейчас придём. Иди пока.       Вадим ушёл, а я стал думать, что с тобой делать: ты умоляющими глазами просил забрать тебя к себе на ночь. Я подошёл к тебе ближе и провёл пальцами по щеке. — Давай пока ещё сидим, я подумаю, приглашать тебя или нет?       Ты смотрел в пол и прикусывал губу. — Если не пригласишь, я всем расскажу, какой ты негостеприимный. — Хочешь настроить моих друзей против меня? — я приподнял твоё лицо за подбородок. — Может быть… — А я смотрю, ты всё-таки забыл про рубашку.       Мы вернулись к ребятам, и корпоратив продлился ещё совсем недолго. Я уже не стоял, а сидел, поставив ноги на стул, обняв колени, пытаясь отвести лишнее внимание от того, что под пиджаком я теперь без рубашки. А мне казалось, что внимание на это обратили все и большое. Блядь, Лёва, что ты со мной делаешь?       Наконец мы все сошлись на том, что пора заканчивать, потому что мы, уставшие, уже всё съели и выпили, а время было уже давно за полночь. Убираясь после торжества, я в основном ходил туда-обратно, что-то выкидывая, что-то относя на место, или, стоя ко всем спиной, мыл чашки. Хотелось уже поскорее вернуться домой. Это вскоре случилось: убравшись в пекарне как можно лучше, чтобы у Вадима ночью оставалось меньше работы, мы отправились по домам. Я всё же забрал тебя к себе, где засыпал рубашку отбеливателем и залил на ночь водой. Ты быстро заснул на моём диване.