Loto di Primavera

      Чонин внимательно осматривает гостиную, уперев руки в бока, после разминает спину покачиваниями из стороны в сторону, шею, пальцами щёлкает и хватает с пола швабру. Пришло его время!       Генеральная уборка была затеяна, для начала, в качестве благодарности своему мужу-соседу, который физически не успевал уделять внимание дому, а клининг не вызывал из-за появления Чонина. Затем уже и для себя. Ведь это он вчера устроил кавардак на кухне, решив приготовить ужин, и развёл хаос в остальной части дома, просто потому что сначала записывал несколько видео на канал, потом повторял старую хореографию и учил новую, смотрел фильм, ужинал, встречал альфу с работы, в общем, развлекался как мог. Примерно так его дни теперь и проходили: в готовке, репетициях, изучении любимого итальянского, общении с Чаном по вечерам и переписках с Минхо.       Друг не оставлял его больше, чем на пару часов, был на связи постоянно, а в тот вечер, когда Чонин получил телефон, первым делом набрал номер Ли, и они проговорили всю ночь. Утром Чан постучал в его комнату, беспокоясь о том, что с омегой что-то произошло — из его комнаты доносились невнятные всхлипы, шорохи, шаги. А оказалось, что эти двое никак не могли расстаться и ревели, делясь своими переживаниями. Мужчина неловко посмеялся и помахал в камеру, внезапно направленную на него, желая доброго утра им обоим. Стоило ему скрыться, как Минхо не упустил возможность постебаться над младшим и похвалить его мужа. Чонин и сам… с трудом признавался себе, но никак не мог скрыть своего восхищения. Этот альфа!..       Таких потрясающе добрых, отзывчивых, активных и умных людей он ещё не встречал. И это не просто предвзятое мнение омежки, чей взор затуманен пеленой влюблённости в человека, проявившего заботу. Это и взгляд друзей альфы, с которыми Чонин довольно часто пересекался, а с Феликсом и вовсе переписывался. Старший омега в шутку жаловался на своего босса и клял его трудоголизм и перфекционизм. Сынмин был не прочь выпить вместе чаю, потому что с новыми людьми было интересно. Но на кого бы ни отвлекался, Чонин мыслями из раза в раз возвращался к своему «мужу понарошку».       От протирания пыли на верхней полке стеллажа омегу отвлекает телефонный звонок. Он быстро спускается со стула, кидает тряпку в ведро с водой и на ходу вытирает руки о футболку. На дисплее горит имя лучшего друга, и Чонин скорее принимает вызов, ставя на громкую связь.       — Привет замужним! Как там семейная жизнь? — весёлый крик оглушает парня и заполняет всю комнату.       Ян морщится и наигранно сокрушается, закатывая глаза.       — Да ладно, хватит ворчать.       — Ничего я не ворчу, мне просто не нравятся твои подколы, — фыркает младший, возвращаясь к уборке.       — Ну-ну, давай, оправдывайся, — усмехается Ли. — Я что, собственно, звоню, — его непринуждённый тон становится несколько растерянным, а вместо продолжения звучит нервный смешок.       — Мне не нравится это твоё «ха-ха». Что случилось? Госпожа решила на тебе отыграться? — Чонин вновь залазит на стул и поднимает сразу несколько фигурок. Стараясь удержать их и не раздавить, он начинает аккуратно стирать пыль, вслушиваясь в надсадное дыхание друга. — Ну так?..       — О-ох, — Минхо неопределённо хнычет, резко выдыхает, выдаёт одним толчком: — Я нашёл альфу, точнее это он меня откопал где-то и-и… он клянётся оплатить мой долг, прикинь!       Омега пошатывается, взмахивает руками в попытке ухватиться за что-нибудь, роняет всё, что держал, и сам едва не падает, балансируя на одной ноге.       — Ой блять…       Сердце бешено колотится, липкий страх противной жижей растекается внутри по желудку. Чонин воет шёпотом, ругая себя за неосторожность, чувствует, как на глаза набегают слёзы, смотрит на две фигурки, кусочки от которых разлетелись по паркету. Чан точно убьёт его. Дьявол!       — Что? Ты там на месте, Нин-а?       Обеспокоенный голос немного отвлекает от мыслей, в которых омега уже самолично выгнал себя из квартиры, подал на развод и сдался обратно в Дом. Он промаргивается, стараясь смахнуть влагу и сфокусировать взгляд, затем аккуратно спускается на пол.       — Д-да, в порядке всё, нормально, я…я п-просто ур-ронил кое-что тут… — Чонин присаживается на корточки и пытается что-нибудь собрать, попутно успокаивает и себя, и Минхо. — Но это не так важно, лучше расскажи про этого альфу. Кто он вообще и где ты его достал? Это клиент?       Ли издал какой-то невнятный звук, который Чонин интерпретировал как нервный смешок и сам улыбнулся, поднимаясь на ноги. Сломанную вещь отложил на табуретку и переместился подальше от злополучной этажерки, решив прибрать на кухне. Что делать с поломкой — не знал, но страх противной липучкой застыл в груди и никак не рассасывался, сколько бы омега себя мысленно не успокаивал и не пытался сосредоточиться на разговоре с другом.       Минхо же возмущённо, в своей привычной манере не обходясь без подъёбов и комментариев в сторону почти незнакомого человека, поведал ему об альфе, оказавшемся на четыре года младше омеги. Его зовут Хан Джисон, он учится в университете днём и работает до поздней ночи, у него на странице в инсте фотки из разряда «прилично», строгие консервативные родители и стремление полностью выйти из-под их надзора. А ещё он знатный манипулятор, умеющий втираться в доверие и разбрасываться чересчур громкими обещаниями. Минхо совершенно не представляет, где этот зазнавшийся малец мог его выцепить, но Хан заверял, что влюбился с первого взгляда, как только увидел. Вживую увидел. И это всё дословные цитаты старшего омеги, у которого под конец запал возмущения стих и сменился невнятным негодованием. Ли долго причитал, что не потянет ещё одного ребёнка, но слишком, слишком ловко подлец умел убеждать. Обмолвился и про подарки — букет синих колокольчиков и браслет из чёрных деревянных бусин, переданные какими-то подпольными путями через малознакомых Минхо кисэн.       — А тебя не смутил факт того, что он тебя один раз мельком увидел и тут же нашёл в сети? К тому же, даже я не сразу понял твой характер, а этот… Хан Джисон сразу нашёл подход, цветы твои любимые отправил… Не кажется ли тебе, хён, что это как минимум странно, а как максимум — подозрительно? — Чонин прищурился, вглядываясь в небо через окно. Он уже минут десять как бросил уборку, увлёкшись обсуждением личной жизни хёна.       — Мой прекрасный донсен, ну конечно же мне кажется весь этот карнавал подозрительным, — приторно-ядовито прощебетал Ли, перекатываясь на кровати на спину. Взгляд находит привычную точку на бесцветном потолке. Он не дурак так-то. — Однако мне слишком тоскливо здесь, чтобы не досмотреть эту комедию до конца.       Чонин поджимает губы, чувствуя волнение за друга. Его собственный страх немного отодвигается на задний план. Он уже привычно глушит свои мысли заботой и беспокойством о близких.       — Смотри, чтобы эта комедия не стала драмой или того хуже — трагедией.       — Так точно, господин Ян!       Сейчас им смешно, а ситуация не воспринимается всерьёз. Но кто знает, куда заведёт эта история свои новые жертвы. Чонин живёт у незнакомого мужчины, с каждым проведённым вместе часом открывает ему свою душу шире, а сам и не осознаёт, насколько беззащитен в огромном мире, более не скрывавшемся за стенами Дома. Минхо, словно пёс на привязи, может лишь мечтать о том самом неограниченном мире и желания свои усыплять тем, что доступно, от скуки развлекаясь игрой чужими сердцами. Обоим страшно за себя и друг друга, оба ни в чём не уверены и доверия к миру не испытывают ни малейшего. От осознания боль затапливает, а сквозь неё наивное «всё изменится» прорывается.       Так и заканчивают разговор: Чонин не теряет надежд найти в доме клей и починить поломку, у Минхо через сорок минут клиент, но он никаких сил не находит, чтобы собраться с мыслями.       Однако Ян успевает лишь убрать швабру, вылить грязную воду и в гостиную зайти, как слуха коснулось тихое копошение со стороны прихожей, следом перезвон ключей и всё, что сопровождает процедуру открывания двери. Омега на секунду замирает, ощущая, как ухает в желудок сердце, а в следующий миг подрывается к полке и части фигурки несчастной хватает, успевая только развернуться лицом к лицу своей такой ранней кончины.       — Х-хён, ты уже вернулся?.. А я н-не ждал тебя так рано, эх-хе-хе… — бормочет невнятно, не осмеливаясь в глаза появившемуся на пороге альфе взглянуть.       Что за глупости ты морозишь, Ян Чонин? Омега едва удерживается от того, чтобы шлёпнуть себя ладонью по лбу. И по губам, чтобы больше не смели шевелиться и пороть эту чушь. Вот засада.       — Я и сам не думал, спонтанно вышло, — неловко улыбается альфа, чувствуя напряжение, исходящее от младшего. Спрашивать о произошедшем отчего-то не решается. И сам застывает, на месте топчется.       — Даже ужин не готов ещё… — а Чан ведь на работе весь день, от площадки к площадке бегает, чертежи и макеты сверяет, наверняка и минуты отдыха себе не позволяет, а дома его будто бы и не ждут.       — О, не переживай, сегодня мы поужинаем в другом месте.       — М? Что-то случилось? — Ян реагирует слишком взволнованно и думает, что этим точно выдаёт себя.       Омега со страхом сжимает в руках, спрятанных за спиной, разбившуюся фигурку, настороженно и взволнованно наблюдает за лицом альфы и переживает за каждую пошевелившуюся мышцу. А если заметит? Вот прям сейчас увидит?       — Не совсем… Мои родители ждут нас на знакомство. Они у меня немного того… Эм, очень интересные люди. Но ты сильно не переживай, производить хорошее впечатление не обязательно, главное, просто отсидеть с ними этот вечер и… ах-ах-ах-ах… и выжить, желательно.       — Ах-ах-ах, даже так… А я боялся, что умру здесь и сейчас.       Взболтнул лишнего. Огромные испуганные глаза поднял на альфу. Тот изменился в лице. Одним взглядом просил объяснения. Земля тебе пухом, болтливый дурачок.       — Тут такое дело… Хён, ты только не ругайся сильно, ладно? И, пожалуйста, не выгоняй сию минуту, я ещё даже вещи собрать не успел, — посмеивается неловко, пряча глаза. Шикарный паркет в этой комнате, высший пилотаж!       — Чонин-а, знаешь, я уже не то чтобы молод. Надеюсь, ты никого не убил, потому что я бы не хотел словить инфаркт, — Банчан нервно посмеивается, разглядывая мальчишку внимательно, не торопит и не подгоняет, терпеливо ждёт, пока тот самостоятельно сознается.       — Что? Не-е-ет, все живы… Ну, почти все… В общем, вот, я случайно, прости, пожалуйста, не бей, — тараторит на одном дыхании, крепко зажмурившись, и не глядя протягивает Чану в ладонях части от фигурки Сатору Гёдзё, сам отворачивается, голову в плечи вжимая так, словно его сейчас ударят или за шкирку схватят.       Альфа растерянно сверлит предметы, взгляд свой недогоняющий поднимает на этого ребёнка, у которого по бледным щекам прозрачные капли бегут, и действует, прежде чем успевает подумать. Мальчишку резко тянут и впечатывают лицом в грудь, обнимая за плечи и талию, в волосы пальцы зарываются, поглаживая, прижимают к себе, не давая отстраниться. Чонин распахивает глаза, расфокусированно глядит перед собой в ткань синего пиджака, офигевая по-полной.       — Дурачок, — смеются ему в макушку, и вибрация от дребезжащего голоса расходится приятной дрожью по всему его телу.       Наивный ребёнок. Совсем не слушает, что говорит старший, ручонки свои спешит обмотать вокруг корпуса, насколько может, вдыхает полной грудью, думая, что делает это незаметно, аромат одеколона, смешанный с природным лёгким феромоном. Разум под поглаживаниями отключается. Действительно дурачок.       — Ты не специально, не переживай так. Я могу позволить себе хоть сто таких. Главное, чтобы ты не поранился. Всё в порядке?       — Д-да… Хён… — Чонин на него голову поднимает, глаза стараясь поймать, шепчет доверчиво и так ранимо, — ты самый добрый человек, которого я встречал, Чани-хён.       Альфа неловко посмеивается и, дабы скрыть смущение, распутывает свои объятия, делая назад полшага. Глаза омеги сияют, будто бы на дне зрачков звёздную пыль рассыпали, и как же сложно оторваться от них, когда настолько близко.       — Лучше нам собираться, пока мой отец не начал названивать и ворчать… Ох, иногда он такой навязчивый. Но ты обязательно им понравишься.       Омега сияет улыбкой, кивает и уносится в свою комнату. Чан качает головой, тяжело вздыхая. Глупый ребёнок. Как взрослому альфе сохранить в целости своё сердце, выжить рядом с этой ходячей очаровательностью?       Чонин стоит полностью готовый к выходу уже через несколько минут, и Чан, неторопливо вылезавший из рабочего костюма и заползавший в наряд попроще, при этом плавая в своих мыслях, был очень удивлён скорости и ответственности омеги. Тот переминался с ноги на ногу у порога, всё порываясь что-нибудь поправить: может, прядь волос лежит не так, как нужно, или блузка в брюки заправлена неровно, а ещё наверняка на ней есть складка непроглаженная и стрелки на штанах кривые, обувь тоже какая-то не такая и…       — Ух ты ж!.. — альфа, вышедший из комнаты, голову вскинул резко, взгляд отрывая от пуговицы на манжете, и попал им прямиком на нервничающего, но такого милого мальчишку. Несдержанная от удивления реакция мужчины отразилась розовым налётом на щеках омеги. — Выглядишь невероятно элегантно, родители точно будут в восторге.       Умалчивает, что сам в первом ряду покорённых этим волшебным образом. Становится стыдно за себя, ведь его супруг так старается, дабы понравиться новым родственникам, а Чан даже рубашку гладить не стал, вытащил из недр шкафа и так напялил, лишь бы побольше старших вывести из себя. Детский сад какой-то. Теперь стоять рядом будет неловко уже ему, взрослому, рассудительному, но ни черта не соответствующему этим характеристикам мужику, заигравшемуся в свою детскую обиду.       Чонин оторопело захлопал глазами, принимая комплимент, пока альфа, будто и не здесь вовсе, пялился куда-то в район его груди. Ему правда нравится? Нравится эта бежевая блузка, спереди заправленная в тёмно-синие брюки и открывающая вид на такого же оттенка ремень? И слегка вьющийся волосы, которые не вышло уложить так, как хотелось бы? И, может быть, даже лёгкий, сделанный наспех макияж тоже заметили, оценили и похвалили? А тонкие цепочки серёжек с браслетом, так хорошо гармонирующие с обручальным кольцом? Он в своей жизни получал не одну сотню комментариев по поводу внешности от альф, бет и гамм, но то были формальности: омега был обязан принимать и благодарить за каждое слово, содержащее в себе его оценку, чтобы показаться милым и учтивым, чтобы по окончании «сеанса» клиент остался доволен и оставил в кассе больше нужного. Вот и вся ценность комплимента, к которой мальчишку приучили. Однако и сальный похотливый взгляд, и слово, несущее двойной грязный смысл ни в какое сравнение не идут с тихим удивлённым выдохом и искренней реакцией, неприкрытой вуалью иносказательности.       Им обоим смущающе рядом стоять, но Чан берёт себя в руки первым. Он же взрослый смелый альфа, а не подросток какой-то, чтобы зажиматься рядом с нравящимся омегой. Да-да, ну-ка соберись!       И он собирается. Принимает уверенный вид, квартиру закрыв, идёт рядом, первый лифт вызывает, пропускает вперёд и, когда цифра оказывается почти на минус первом, спрашивает тихо, аккуратно, будто бы может птичку спугнуть:       — Ты не будешь против взять меня под руку?       Ответом получает растерянно-неверящую мордашку, глазки чёрные горят также, как во время недавних объятий и улыбка волшебная кроткая появляется на миг, тут же скрываясь под чёлкой из-за того, что омега голову опускает, цепляясь за предложенный локоть. Это кажется таким милым и романтичным жестом, что сердце не успокаивается даже в машине, и всю поездку Чонин взгляды исподтишка бросает на своего мужа да в пальцах ткань брючины на бедре сминает, поглядывая украдкой на свободную от руля ладонь, лежащую на чужом колене.       Чан на дорогу пялится усерднее обычного, едва дыша: его внутренний альфа чересчур счастлив от этого невинного действия, им обоим нужно ужиться с этим щемящим сердце чувством.

***

      Родители Бан Чана жили в частном секторе одного из наиболее благоустроенных районов столицы. Господин Бан владел сетью строительных магазинов, госпожа Хон занималась плетением украшений из проволоки и продавала свои изделия в интернете. Папа Чана — человек эмоциональный, активный и иной раз слишком деятельный. Мама любит подолгу сидеть над поделками и эскизами, из её мастерской часто слышны классические мелодии со всего мира или песни молодости пары, она усидчивая и увлечённая своим занятием настолько, что порой забывает про еду и сон. Ещё в их доме много цветов и кот, который категорически отказывается ладить с альфой.       Чан заранее рассказывает мужу о родных, чтобы тот примерно знал, к чему готовиться. Вместе они сочиняют историю своего знакомства и проходятся по основным пунктам биографии омеги, дабы не получать лишних неудобных вопросов и не нарываться на ссору.       У открытых нараспашку ворот их уже встречают: высокий статный мужчина в возрасте опирается на чёрную трость, набалдашник которой Чонину не удалось разглядеть из окна машины. Он хмурился, вглядываясь в лобовое, когда авто проезжало мимо него, и омега, на секунду поймав его взгляд на себе, ощутил лёгкий приступ паники и скатился по сидению вниз.       — Ты чего? — Чан мельком взглянул на супруга и вернулся к паркованию внедорожника.       — Твой отец… — Чонин сглотнул, пялясь в одну точку на ручке бардачка. — Действительно пугающий.       Старший коротко хохотнул, вытаскивая ключ зажигания. Пока этот «пугающий» человек следил за автоматически закрывающимися воротами, он корпусом развернулся к омеге, одной рукой опираясь в своё сидением, другой же перехватил ладошку Яна, на секунду сжав посильнее — хотел поделиться уверенностью и немного успокоить.       Чонин поймал глазами его улыбку и свою не сдержал. Это уже начинало входить в привычку — улыбаться вслед за альфой.       — Я рядом и не дам тебя в обиду, тем более отцу. Это он сейчас только петушится перед тобой, специально грозный вид напускает, проверки свои глупые устраивает. В любом случае нам с ними не жить под одной крышей, мы им ничего не должны, так что не заостряй внимание. Хочешь, я буду держать за руку?       Мужчина говорит тихо, ласково, самую душу словами гладит, усыпляя страх. Будто бы ребёнка убеждает, но это работает и приносит тепло. Чонин кивает, соглашаясь на маленький контакт, знак поддержки. Не может не. И себе мысленно обещает, что альфу не оставит, тоже для него станет опорой этим вечером.       Может, не только этим, но слишком рано для остального…       Мама Чана, госпожа Ёрым, встречает пару очень радушно. Сначала жертвой её хрупких на первый взгляд, но таких сильных рук становится любимый сын, которого заставляют нагнуться, дабы удобнее было повешаться ему на шею, уткнуться в плечо и начать причитать о том, что ни стыда ни совести в этой голове, родных родителей не навещает, даже на свадьбу не позвал. Чан рот для оправданий не смел открыть, пока мама щебетала над ним, быстро переключившись на его внезапную худобу, сплошные «кожу да кости» и осунувшееся лицо, «щеки и те пропали».       Следом в стальной захват попадает Чонин. Когда он смотрел на объятия сына и матери, чувствовал больше умиления и веселья, но стоило самому ощутить на плечах чьих-то руки, настойчиво утыкающие в шею, вдохнуть нежный феромон и… Омега вздрагивает, едва не всхлипывая, ответно руками обвивает тонкую талию, обтянутую мягкой вязанной кофтой. Его по волосам поглаживают, чуть раскачивая. И рука альфы мягко ложится немного выше поясницы — успокоить хочет, сам в замешательстве.       — Сыночек, маленький, ну что ты, — воркует женщина, улыбаясь ласково, и на старшенького своего поглядывает, замечая, как заботливо тот пытается своего омегу утешить и смотрит на него с болью. — Чан-и говорил, что ты сирота, — госпожа Хон отстраняется немного, чтобы поймать покрасневшие глаза мальчика. — Так вот с этого дня называй меня мамой, договорились? Бог не дал мне второго ребёночка, но теперь у меня будешь ты. Чонин, приятно познакомиться, я Хон Ёрым. Какой же ты красивый, совсем взрослый…       Чонин в глаза светлые напротив смотрит по ощущениям долго, вглядывается в лицо с мелкими морщинками, в улыбку — точную копию улыбки Чана, и вдруг громко всхлипывает, бросаясь на шею старшей омеге с бесконечным «спасибо» в запаховую железу.       — Эй, ребёнок, за что ты благодаришь? — хохочет Ёрым. — Давайте-ка разувайтесь и проходите на кухню. И где опять шатается этот пень трусливый…       Чан и Чонин прячут смешки за громким шуршанием обуви, альфа выбирает мужу комнатные тапочки из ящика в прихожей, и они отправляются в ванную, а затем попадают в большую светлую кухню. Младший омега с удовольствием рассматривает обстановку, подмечает интересные для себя вещи, выглядящие удобными в использовании. Празднично накрытый стол тоже не остаётся без внимания.       — Выглядит вкусно, да? — Чан за спиной оказывается неожиданно и, словно в кухне не хватает места двоим развернуться, кончиками пальцев талию задевает, придерживая, дабы занять стул у стены: знает, где сядет отец, и не хочет, чтобы тот мучил Яна своими кривляниями и вечно тяжёлыми взглядами.       — О-очень, — Чонин заикается, но наивно верит, что заминка в голосе не была очевидна. Усаживается рядышком и щёки малиновые под чёлкой скрыть старается.       — У мамы просто божественное мясо в остром соусе, ешь не стесняйся, — будто бы и не он тут активно и успешно смущал мальчишку, во всю рекламирует еду альфа, сам тянется уже своими палочками в тарелку с упомянутым блюдом и чувствует себя просто прекрасно.       Ему после того, как мама назвала омегу сыном и вообще приняла очень тепло, так хорошо на душе, что и на отца плевать, и эмоции свои скрывать нет желания. Он себя отпускает, разрешая очевидные вольности: без позволения старших уже наполняет тарелку Чонина мясом и овощным салатом, пока омега усердно избегает смотреть на него. Ещё потрогать хочется снова. Обнять, как несколькими часами ранее, за руку взять, задержаться касанием ладони на талии подольше. Но ему эти желания кажутся слишком наглыми, несвоевременными. Напугать и отогнать боится. Только как усмирить себя, Чан плохо представляет.       Ужин протекает в довольно мирной атмосфере за тихими расспросами любопытной, но тактичной мамы, интересующейся и делами сына, и историей его мужа, и нарочным постукиванием палочек о тарелку, исходящим из угла стола, где господин Бан старательно хмурил густые брови и создавал лишний шум. Ёрым и Чан искусно его не замечают, привычные к подобному ребячеству, а Чонин лишний раз старается не смотреть в сторону старшего альфы, боясь поймать на себе его тяжёлый взгляд.       — Скажи честно, — в милую беседу о бытовых мелочах внезапной тучей бесцеремонно врывается долго молчавший господин Бан, чем заставляет присутствующих смолкнуть и обратить внимание на себя. Ёрым тут же раздражённо хмыкает, закатывая глаза, руки на груди складывает да дожидается, какую гадость муж озвучит. Чан напрягается весь, крепче сжимая в своей руке чужую, вздрогнувшую, — готов защищать младшего от любой нападки. — Ты же с Чаном из-за денег, ведь так?       Чонин вздыхает. Ладонь большую, накрывшую его и прижавшую к мощному бедру, стискивает, ногтями слегка впиваясь: помолчать призывает, не вмешиваться сразу. Он об этом самом очевидном из возможных сценариев думал. Его возмущала одна мысль, что кто-то может посчитать, будто он за деньги выскочил замуж, подставился первому встречному, однако и разница в возрасте, и в статусе намекал именно на этот вариант. Самому Яну, безусловно, было обидно, но он в голове формулировал ответ и на данный каверзный, омерзительный вопрос.       — С чего вы это взяли?       Вопросом на вопрос абсолютно невоспитанно отвечает, будто бы специально позлить хочет. И старший альфа вспыхивает моментально, возмущённо запыхтев. Он на спинку стула откидывается, руки на груди складывая, всю свою власть в этом доме показать пытается.       — Как это «с чего»? А что ещё может связывать сироту из бедняков и взрослого обеспеченного мужчину, если не определённый характер отношений? Только не говори, что у вас великая любовь, — господин Бан насмешливо двигает бровями да в воздухе кавычки очерчивает, издеваясь над мальчишкой.       Чонин едва глаза не закатывает, в свою ногу свободной рукой впиваясь. Грубить не хочет, а слова помягче сразу не лезут в голову.       — Может, и не великая, но откуда вы знаете, что у нас не любовь? Давайте начистоту, зачем бы человек, воспитанный вами, стал затевать игры в брак с малолеткой без воны в кармане? Ваш сын явно не обделён вниманием омег, так с какой стати ему становиться благородным янбаном? Он мог бы легко найти человека нужного социального статуса.       — Се… Ай, Ёрым, да ну что опять?!       Мужчина на полуслове прерывается, в одну секунду теряя всю свою напыщенность, хватается за затылок и с почти детской злобой смотрит на жену. Та, сложив руки на груди, самодовольно усмехнулась и подмигнула Чонину, лицо которого в растерянности было очень забавным. Чан довольно улыбнулся и расслабился, большим пальцем поглаживая тыльную сторону чужой тёплой ладони. Мама взяла всё под свой контроль.       — Бан Джэхи, пятьдесят лет — ума нет! Прекрати вести себя как дитя неразумное и следи за словами.       — Но, милая…       Ёрым в упор игнорирует жалобный голос и разворачивается к ухахатывающимся сыну и зятю, в чьих глазах плещется огромное восхищение. С хитрой улыбкой женщина объявляет:       — Не обращайте больше на него внимание, этот старый сноб сегодня наказан, а у нас в программе сейчас торт!       Чонин самостоятельно крепче сжимает горячую руку под столом, с внезапным приливом смелости встречая тёплый взгляд. Он чувствует, что прямо сейчас в мире нет никого счастливее него. Рядом с ним сидит самый надёжный и заботливый человек, с которым пока крохотная, но уже ощутимая связь возникает. Напротив — омега, с порога принявшая в семью, готовая защищать, словно родного ребёнка, пусть и от собственного мужа. И даже господин Бан, недовольно жующий свой кусок торта, больше не казался таким страшным.       Чонин ощущает, как в этот вечер что-то бесповоротно меняется между ним и альфой, передающим ему ещё одну порцию сладости. И эта едва заметная перемена не пугает его. Он готов пойти у неё на поводу.       Он ведь… Сегодня самый счастливый.