Светлый луч надежды

Когда раздался первый крик, я импровизировала голосом Элизабет, чтобы отец продолжал ждать нас снаружи, но осеклась — и отец вбежал в каюту. Он был перепуган не меньше моего, к тому же, не найдя в каюте Элизабет, окончательно побелел и стал заикаться: — Я видел костлявую руку без кожи! Что за проклятие настигло нас? И скажи, где Элизабет?! — Командор здесь? — вопросом на вопрос ответила я. — Какая рука? Кому-то померещился призрак? — Ни командора, ни отплывшей команды здесь нет! А там, там — гнусные и отвратительные пираты, господи… Эйвери! Да где же Элизабет?! — Уплыла, — я обогнула отца по широкой дуге. — Прости, я… я тоже должна идти. Я люблю тебя. Глядя на его удивленное лицо, я захлопнула дверь в каюту с другой стороны. Если на нас напали, нужно было дать знать командору! Норрингтон — единственный, кто справился бы с любым соперником и с кем рядом мне было бы не страшно… Я мысленно поблагодарила Элизабет: в детстве она чуть не подняла на уши всю команду, когда обнаружила сигнальный колокол, — так что теперь я хотя бы знала, что делать. До сих пор для меня оставалось загадкой, как я не оцепенела, сделав первый шаг на палубу. Команда сражалась со скелетами, ожившими страшилками, глупыми детскими сказками… которых не должно и не могло быть на «Разящем». Я вжалась в деревянный борт — Эйвери, детка, ты восемь лет трусила, чтобы рассказать о своих чувствах сестре и отцу, пришло время один день побыть храброй и найти чертов сигнальный колокол! Несмотря на то, что офицеры и матросы искусно владели шпагами и пистолетами, ни один скелет после ранения не падал так, чтобы потом не подняться. Их не брали пули и сталь, точно как в морских байках, которые иногда — когда у меня не хватало сил возражать — пересказывала мне сестра. Я спряталась за бочкой, которой удалось пока сохранить вертикальное положение, и принялась вглядываться в очертания мачт, напевая в голове какую-то песенку из детства, чтобы не умереть от страха. Колокол! Я увидела его на противоположной стороне и, леденея внутри, поползла через трупы моряков. На середине пути на мою руку чуть не наступил один из скелетов, и я застыла. Скелету не было до меня дела — он бился с кем-то из команды «Разящего», — но я не двинулась, пока они с офицером не отошли от меня на добрых несколько шагов. Добравшись до борта, я перевела дух. Оставалось надеяться, что сигнал о помощи достигнет ушей командора. Я дернула за веревку колокола и замерла от раздавшегося гула. Зачем, зачем? Не лучше ли было не сообщать командору о нападении на корабль вовсе? Дернула снова, всем телом, и услышала рычание у самого уха. Разлетелось стекло в двери капитанской каюты. Как Элизабет не тронулась умом, находясь на корабле, полном проклятых тварей? — Неужели еще одна девка? Смелостью я точно пошла в отца, потому что горло издало булькающие рыдания, а сама я похолодела внутри так, что бессмертные скелеты сочли бы меня своей. Пальцы, вцепившиеся в жесткую веревку, белели под луной — и я позвонила в колокол третий раз. Мертвец позади меня опешил от подобной наглости, и, пожалуй, это спасло мою жизнь. Команда «Разящего» поднялась на борт. Я встретилась глазами с Норрингтоном — и командор, не мешкая, выстрелил чуть выше моего плеча. Несмотря на то, что, каким бы точным ни было попадание, это не убило бы пирата, выстрел явно отвлек его хотя бы на секунду, чтобы я отползла на карачках по липкой от крови палубе. Что-то тяжелое упало мне на ногу, и сквозь пелену страха я увидела закатившиеся белесые глаза и замерший оскал кривых зубов. — Вы ранены? — командор опустился на колени передо мной и, получив молчаливый отрицательный ответ, судорожно прижался губами к макушке. Время замерло. Скелеты обретали плоть, падали их шпаги, и солдаты обступили сдавшихся смертных пиратов — но это осталось где-то далеко позади. — Я отведу вас в каюту, — сказал Норрингтон. — Потом разберусь с пленными. Я смогла только кое-как отряхнуть платье, но, вероятно, узорчатый и пыльный диван вовсе не стоил моих усилий. Командор сел рядом. Момент был самый что ни на есть подходящий, и я даже ощутила горячее торжество в груди — мгновение, одно мгновение до того, как оправдаются мои надежды и детские сны станут реальностью. Его чистое и спокойное лицо было так близко от моего, что я видела свое всклокоченное отражение в темных глазах командора. Я подалась вперед, потому что приличия были мне неведомы, но вместо того, чтобы поцеловать меня, Норрингтон опустил голову: — Я не могу. Я просил руки у вашей сестры. Мой крошечный мирок рассыпался, точно треклятые золотые монеты из пиратского сундука, и вычурная капитанская каюта потеряла всякие краски. Я должна была знать, что первая влюбленность никогда не кончается хорошо, когда тебе пятнадцать лет. В каюту без стука заглянул отец. Я расщедрилась на фальшивую улыбку. — Командор, что это было? — спросил отец. — Неужели это были демоны из самой преисподней? — У нас будет время разобраться, губернатор. С ними — и с Джеком Воробьем, из-за которого мы покинули «Разящий» и не смогли вовремя прийти на помощь. Когда пиратов взяли под стражу, а на корабль поднялись — живые и невредимые — Элизабет, Уильям и сам Джек, я добилась от сестры более или менее внятной истории о ее злоключениях (если их можно было назвать таковыми, потому что по счастливому лицу Элизабет этого было не видно). — Отец Уила оказался пиратом, — сказала она, — а тот медальон, что я сняла с Уила восемь лет назад, был недостающей монетой из проклятого клада ацтеков. Команда «Черной жемчужины» искала медальон и его обладателя, потому что его кровь нужна была для обряда… Когда я представилась им в Пор-Рояле как «мисс Тернер», они решили, что у отца Уила была дочь, а не сын, и увезли меня в тот грот, но… моя кровь не подействовала. — Ты представилась фамилией Уильяма? — я почти ахнула. — Эйвери, и это все, что тебя заинтересовало? — Элизабет рассмеялась. — Я не знаю, почему я назвала его фамилию. Я почему-то подумала, что они пришли именно за мной, а не за медальоном… а потом понадеялась, что они вернут меня на берег, всего лишь забрав свое проклятое золото. По случайности я назвала именно ту фамилию, которую они желали услышать. — Уил и Джек Воробей украли «Перехватчик», чтобы освободить тебя! Не знаю, что насчет Джека, он-то, наверное, преследовал свои собственные пиратские цели, но уж Уил… — Они вышвырнули нас с Джеком на остров, забрав с собой Уила, когда поняли, что я их обманула, — продолжила сестра. — А дальше ты знаешь. Крови Уила было достаточно, чтобы снять проклятие, и Джек застрелил капитана «Черной жемчужины», когда Уил вернул в сундук все монеты. Так что теперь пираты снова смертны, а в Порт-Рояле их ждет казнь… Элизабет ждала свадьба с Норрингтоном, а меня — деланая радость по этому поводу. Я состроила кислую мину.

~~~

К нашему возвращению в Порт-Роял дом привели в порядок, так что больше ничего не напоминало о вторжении пиратов. Джека забрали с пристани в кандалах, и отец с командором остались в форте на какое-то время, чтобы определить лучший день для повешения. Когда такой день был найден, отец приказал служанкам заранее подготовить парадные платья для меня и Элизабет — чересчур пышные, как мне показалось, и, видимо, заказанные из Лондона. Перед сном меня одолевали сомнения, не притвориться ли больной, чтобы не являться на казнь Джека Воробья, несмотря на возможно прийти в новом платье… — Завтра вы с командором объявите о помолвке? — спросила я, теряя контроль над голосом. — Будет весьма эффектно разбавить казни такими новостями. Сестра прищурилась. Я покрывалась красными стыдливыми пятнами, пока она молчала, и ждала, что Элизабет примется меня отчитывать. Внезапно ее лицо прояснилось: — Эйвери, моя любимая глупышка! Почему ты молчала? — Элизабет сжала мои руки. — О, господи, почему ты ничего мне не сказала? Я посмотрела на беззвездное темное небо в окне: — Разве это не было моим долгом так же, как твоим — выйти замуж за достойного и уважаемого человека? — Из-за тебя я выставила себя в дурном свете, — сестра хихикнула. — Зачем только я сказала про свадьбу? А ведь сейчас думаю, и… это же было очевидно! Как я не заметила, что ты влюблена? — Я не очень хотела, чтобы ты заметила, — ответила я. — Ты ведь тоже не говорила, что тебе симпатичен мистер кузнец. На этом держится аристократия — мы выходим замуж за тех, за кого должны. Я отвернулась к стене и, заканчивая неудобный разговор, сделала вид, что заснула. Утро казни Джека Воробья не обещало быть лучше. На следующий день, после пробуждения и принятия теплой ванны, нас с Элизабет одели (мне было не избежать корсета, потому что, по мнению отца, повод был слишком значительный) и причесали. За время плавания на «Разящем» я привыкла к простому платью с чужого плеча, так что теперь даже удивилась своему отражению. Если — если! — бы мне было необходимо покорить какого-то мужчину, то с накрученными кудрями и в распашном бирюзовом платье я бы блистала среди собравшихся… Мы едва разместились в карете из-за объемных юбок и, к счастью, не задавили ими отца, а выходить пришлось очень осторожно, чтобы ничего не помять и не оторвать. В форте нас встретил командор в синем камзоле, ничуть не отличавшемся от обычной формы офицера, и я с унынием подумала, что и на собственную свадьбу Норрингтон бы оделся так же. Джека вывели на помост под стук барабанов. Видят небеса, я хотела протиснуться между Элизабет и колонной, но в таком платье это было бы подобно чуду, и мне пришлось отступить. Отец, заметив, что я осталась позади, встал полу-боком, чтобы освободить место рядом с собой, так что я без энтузиазма поднялась в арку, обжигая плечо о командорский камзол, и вперилась в Джека на помосте. Отец так благостно улыбался, что я боялась испортить его прекрасное настроение резким движением. Стояла, как статуя, словно голая кожа не прикасалась к синей ткани офицерского костюма. Командор держал руки за спиной. — Это подло, — в свойственной ей манере заметила Элизабет. — Командора Норрингтона обязывает закон, — ответил отец, — как и нас всех. То, что командора Норрингтона обязывало все на свете, я прекрасно уяснила. Я бы передразнила мимику отца, но это явно не шло к моему платью: приличным девушкам не пристало паясничать. Глашатай стал перечислять преступления Джека, а к нам через толпу пробрался Уильям. Он был в свободном красном плаще, как будто в противовес строгому наряду Норрингтона, и гордо произнес: — Элизабет, я должен был каждый день говорить тебе это. Я люблю тебя. Отец на это только хмыкнул. Уил пронесся через толпу уже в обратную сторону — к виселице, — чтобы успеть воткнуть клинок под ноги повешенного Джека Воробья. Моя и так не самая надежная выдержка треснула, когда Элизабет не слишком правдоподобно упала в обморок, а командор только повернул голову ко мне. Он был спокоен, как всегда, и произнес подобающе ровно: — Пожалуй, теперь я имею право заметить, как вам идет платье. У меня перехватило дыхание. Из-за начавшейся шумихи Норрингтон, не выхватывая парадной шпаги, закрыл мне практически весь обзор, так что я смотрела скорее на меняющееся лицо сестры, чем на виселицу. Вероятно, очередной самоубийственный поступок со стороны возлюбленного мне бы уже не пришелся по душе, но я также уяснила и факт своей безграничной скучности. Джек выбрался из петли, но даже помощь Уила не повлияла на то, что в конце концов их обоих окружили солдаты форта. Командор спустился из арки, за ним последовал отец. Я щипала себя за внутреннюю сторону ладони. — По возвращении домой я вас сразу помиловал, — с укоризной сказал Уилу отец. — И что сделали вы? Он же пират! — И славный малый, — возразил Уильям. — Мое место — здесь, между вами и Джеком. — Как и мое, — Элизабет, забывшая про обморок, юркнула между отцом и солдатами к Уилу. Как-то незаметно я осталась в арке одна, потому что солдаты сконцентрировали все силы на площади, а люди, пришедшие посмотреть казнь, разбежались. — Значит, ваше сердце так решило? — спросил командор, опуская шпагу. — Да, так. А ваше сердце? — сестра улыбнулась. Возможно, ситуация близилась к понятию «напряженная», но Джек Воробей умело отвлек всех ее участников своей персоной. — Я болел за тебя, имей в виду, друг, — он постучал пальцем Норрингтону по груди и вызвал этим жестом командорскую мигрень. — Учти… Элизабет! У нас бы ничего не получилось… извини. Уил! Чудная шляпа! Джек вскочил на парапет, явно хотел сказать что-то еще — что осталось бы в анналах истории, — но поскользнулся и полетел спиной вперед прямо в воду. Я подбежала, чтобы не пропустить ничего интересного, но командор все равно не дал мне подойти близко к краю. К форту на всех парусах шел корабль. Норрингтон заколебался. Его округлый подбородок задрожал, словно командор не мог решить, что именно сказать. — Быть может, в редких случаях, когда борьба за правое дело заставляет стать пиратом, пиратство может стать правым делом, — предположил отец. Командор с облегчением усмехнулся. Конечно, ему нельзя было выказывать инициативу… Я потянулась к его руке — и, уверена, осмелилась бы коснуться! — но командор гаркнул: «Мистер Тернер!» — и я перепугалась. — Замечательное оружие. По-моему, тот, кто его сделал, будет являть такую же заботу и преданность во всем… — он повернулся к солдатам. — А что касается Воробья, мы вполне могли бы дать ему денек форы. Когда из всех на площадке остались только мы четверо и ушел даже отец, я остановила Норрингтона в арке: — Командор, почему вы никогда не называли меня по имени? — и с улыбкой посмотрела на целующихся у парапета Элизабет и Уильяма. — Мне казалось, что, произнеся его, я непременно себя выдал.