Чистое сердце

Несмотря на прозвучавшие признания, Луншэн не собирался остаться с Тянь Лэйдянем на ночь, не собирался принуждать его и подталкивать, чтобы отношения между ними укрепились постепенно. Однако когда он уже намеревался уйти, пожелав Тянь Лэйдяню провести эту ночь спокойно, всё тело объял внутренний жар. Зародившийся исподволь, он в одно мгновение усилился, и Луншэн с недоумением обнаружил в себе жажду, которой прежде не позволял проявляться открыто. Прижав ладонь к быстрее забившемуся сердцу, он коротко взглянул на Тянь Лэйдяня. Неужели прекрасный юноша решил воспользоваться афродизиаком?.. Луншэн знал о подобных уловках и даже испытал их действие на себе в прошлом, но он никак не ожидал, что столкнётся с подобным здесь! Тянь Лэйдянь вдруг улыбнулся, но иначе, чем прежде, подступил ближе, коснулся кончиками пальцев скулы Луншэна. — Совсем забыл, — прошептал он. — Что же ты наделал, Луншэн-ди, не следовало тебе меня целовать. — Что со мной? — сдался Луншэн, раз уж Тянь Лэйдянь видел его состояние и понимал лучше, чем он сам. — Ты не хотел спешить, знаю, — отозвался, не отвечая прямо, тот. — Но всё же поспешил. Мне остаётся только позаботиться о тебе… Луншэн осознал, что все его чувства обострились до предела. Шёпот Тянь Лэйдяня отдавался звоном в ушах, прикосновения рассылали приятные покалывания по всему телу, а когда он провёл кончиками пальцев по шее, так и вовсе с губ сорвался стон. Прежде Луншэн не уделял слишком много внимания весенним играм. Опыт его был скуден, но он не видел в том ничего постыдного. Теперь же вдруг осознал себя рекой, которую перегородила плотина. И вода поднялась так высоко, что преграда едва сдерживала её. — Тянь Лэйдянь, остановись, — попросил он, осознав, что ещё одно касание — и точно ничему будет не удержать накопившихся чувств. — Не думай, что это чувство пройдёт само по себе, что ты отделаешься от него, забудешь, сумеешь заснуть, — Тянь Лэйдянь только сочувствующе усмехнулся. — Или пойдёшь к тем красавицам, что танцевали для тебя сегодня? Но разве не меня ты хочешь видеть рядом с собой? — Снова в твоей чаше уксус, — нашёл в себе силы поддеть его Луншэн. — Но если ты… — Если я не остановлюсь, то тебе придётся признать меня супругом? — Тянь Лэйдянь как будто забавлялся. — Твоё чистое сердце не снесёт иного?.. Только сочетавшись со мной браком, посмеешь коснуться?.. Он словно дразнил, а пламя в венах становилось всё злее, полыхало всё сильнее. Луншэн не сдержался, привлёк Тянь Лэйдяня к себе, поцелуем скользнул вдоль точёной скулы, впился в шею над воротником одеяний. Удивительно пахла чужая кожа, как будто бы искристыми молниями и ночной грозой, аромат очаровывал ещё сильнее, и Луншэн сам не заметил, когда принялся стягивать с чужих плеч лёгкие ткани. Тянь Лэйдянь не только не препятствовал ему, его ладони в два счёта расправились с тяжёлым императорским поясом, вытянули шпильки из волос, освободили их из сложного плетения. Луншэн едва сознавал происходящее, каждое прикосновение — даже невинное — отдавалось по всему телу, желание крепло, он наполнялся огнём, точно был фениксом, собирающимся вспыхнуть ярко и переродиться. Когда наконец и рубашка соскользнула с плеч Тянь Лэйдяня, обнажая молочную кожу, а тени и свет вычертили крепкие мышцы, Луншэн не удержался от поцелуев и прикосновений. Опьянённый, он не понимал даже, что и сам стоит по пояс нагим. Чужие горячие ладони проскользили по груди и спине, губы Тянь Лэйдяня коснулись мочки уха, голос, обволакивающий теплом, прошептал: — Сколько шрамов… Хочешь, ни одного из них не останется после этой ночи? — Разве они так уродливы, что ты касаешься меня через силу? — чуть усмехнулся Луншэн. — Нет, — Тянь Лэйдянь толкнул его в грудь, и вдруг оказалось, что они уже в спальне, где широкую постель укрывали воздушные ткани полога. Ещё один толчок, и Луншэн приземлился спиной на разбросанные по кровати подушки. Тянь Лэйдянь навис над ним, глаза его сияли золотом, полуоткрытые губы словно манили для нового поцелуя, но стоило Луншэну потянуться к нему, как тот легко отклонился и принялся выцеловывать шрамы один за другим — на плечах и груди, на боку и над самой подвздошной костью. И не успел Луншэн опомниться, как Тянь Лэйдянь освободил его от последних одежд, как будто бы собираясь убедиться в том, насколько сильно в нём желание. Крупный, наполнившийся силой член он охватил у основания, улыбнулся Луншэну соблазнительно, а затем языком коснулся головки. Дразнящая ласка только обещала чего-то большего, можно было поддаться ей, обо всём забыть, но только Луншэн хотел иного. Он не позволил Тянь Лэйдяню продолжить, поймал его лицо в ладони, снова коснулся желанных губ. Прикасаясь друг к другу, лаская, сплетаясь на простынях, среди подушек и сбившихся одеял, они принялись бороться, словно никак не могли разрешить между собой, кому оставаться принимающим, а кто жаждет дарить всего себя. И наконец в этой игре Луншэн одержал победу — захватил руки Тянь Лэйдяня, удержал за запястья у него над головой. Тянь Лэйдянь приподнялся, чтобы они могли потираться бёдрами. На миг их члены соприкоснулись, и от нахлынувшего ощущения Луншэн издал короткий рык. — Желаешь покорить меня, Луншэн-ди? — рассмеялся на это Тянь Лэйдянь. — Только если ты жаждешь покориться, — отозвался на это Луншэн. — И зови меня Фаньхай. — Драгоценное личное имя, — оценил Тянь Лэйдянь. — Так тебя зовёт Чжань Цянсян?.. — Так меня зовёт только мать, — Луншэн прикусил ему кожу на шее. — Кто же знал, что в тебе столько ревности? Неужели так много любви?.. Тянь Лэйдянь тут же рванулся, высвобождаясь. Оказавшись сверху, он зажал Луншэну рот ладонью. Глаза его на миг вспыхнули зеленью, а потом он вдруг направил член Луншэна в себя, насаживаясь слитным сильным движением, будто презирая естественную боль. Луншэн выдохнул стон в чужую ладонь, отчаянно подался вперёд и только чудовищным усилием воли остановился, предоставив Тянь Лэйдяню возможность выбрать, что произойдёт дальше. Запрокинув голову, Тянь Лэйдянь замер на нём, словно вслушиваясь в себя, а может, в них обоих. Затем только он двинулся, чуть приподнявшись и снова обрушившись прибойной волной. И вот уже в его движениях появился ритм, и наслаждение захлестнуло, заставляя всё в мире поблекнуть. Луншэн видел над собой только его лицо, касался его бёдер и спины, скользил пальцами, вычерчивая рельефные мышцы, пока не накрыл член ладонью и не принялся ласкать его в том же темпе. — Фаньхай… — прошептал Тянь Лэйдянь, и от того, как нежно и страстно он произнёс личное имя, Луншэн едва не оказался за гранью. Голос слегка дрожал, выдавая напряжение, манил, завораживал… И Луншэн поддался ему, обняв Тянь Лэйдяня, повалив на подушки и подмяв под себя, сменив плавный и чёткий ритм на сумасшедший и рваный. Теперь он прикусывал кожу, оставляя следы, впечатывал пальцы так сильно, что должны были остаться отметины, и чувствовал, что Тянь Лэйдянь не щадит его нисколько, отвечая тем же. Оба они кончили, но желание не улеглось так просто. И когда Луншэн снова позволил Тянь Лэйдяню оказаться сверху, услышал смешок: — От действия драконьей слюны так просто не избавиться, но до утра ещё так много времени, Фаньхай… *** Оставив девушку, что так и не назвала ему имя, на попечение наставника, Чжань Цянсян вернулся во дворец поздно ночью. Немедленно ему доложили, что император не покидал флигель Шуйсяньдянь. Чжань Цянсян не на шутку встревожился. Никогда прежде он не позволял себе такого, но сегодня всё же вошёл в зал, не дождавшись разрешения. Сразу же ему бросились в глаза разбросанные одежды, драгоценная шпилька, совсем недавно украшавшая волосы Луншэна, ткани, что прежде окутывали стройную фигуру Тянь Лэйдяня. Ещё не поверив до конца в то, что произошло, Чжань Цянсян подобрался к самой спальне, но когда услышал стоны, тут же отступил, покраснев, как ткани для свадебного наряда. Поспешно покинув флигель Шуйсяньдянь, он выставил вокруг подобающую охрану и приказал слугам наполнить купальню, приготовив воды погорячее. Вспомнились ему собственные размышления о девах, что за благосклонную улыбку императора готовы были душу отдать, о наложниках, которых бы оказалось не сосчитать… Значит, тогда он уже был прав, император не сумел устоять перед истинным драконом, влюбился в его глаза, то сияющие золотом, то отливающие зеленью, в его улыбку, в его молчание. Чжань Цянсян глубоко вздохнул. Впервые, должно быть, он не хотел оказаться правым.