***
— …Министр промышленности, твою дивизию! Не может собственные игрушки контролировать! — фыркала женщина, складывая грязную одежду дочери для стирки. Этого и стоило ожидать от Лидии Викторовны — обвинения в адрес того, кто даже в тот момент не присутствовал, но уже не единожды проклят самой Лидой. Пока Ирина сидела на кухне, потихоньку вытирая полотенцем умытое лицо, и переодетая в синюю пижаму, состоящую из штанишек и нечто похожей на платье или на блузку с короткими рукавами, мысленно сравнила сейчас свою маму и Лизу, и нашла всё же мелкую разницу. Вторая обвинила из-за любви к отцу и постигшей его проблемы, хотя до этого Кочеткова, когда задирала Ирину, не поднимала речи о машинах как об объектах для разжигания ненависти. А вот с первой случай иной. Тут и любовь к дочери, и недовольство к ней и злость за неё, ведь её обидели и унизили, а та не смогла за себя постоять. И старые обиды, переросшие в откровенную неприязнь: и к человеку, и к его деятельности. Лида, конечно, горда этими изобретениями и достижениями в стране, однако собственная гордыня была сильнее. — Лида, речь вообще-то не совсем об этом. Я говорил о тех девочках и причине их злобы… — В этом, Горь, вся причина! В этом! Я ведь говорила, что не стоит нам светиться, — Лидия сдерживала себя из последних сил, стараясь не повышать голос. — Надо было оставить фамилию Романова, как мама советовала, и проблем бы не было. — Я тебя умоляю! — сохранял невозмутимый вид Георгий, достав из кухонной полки аптечку, а оттуда специальный медицинский препарат в колбе в жидком виде, вату и упаковку лейкопластырей. То, чем лечили его дочь одноклассницы, оказал приятный эффект, но незавершённый до конца, чтобы синяки прошли чуть быстрее, и чтобы не допустить проявления кожных инфекций, — При всём уважении к твоей маме, но у неё идеи по большей части чудаческие. Ну, допустим, написали бы в паспорте другую фамилию, Ирину, по вашему, не тронули бы? Лид, это подростки. У них всегда найдётся повод для травлей, начиная с семьи и заканчивая, к примеру, низким ростом. — Но а тот случай с заменой? Это всё-таки допустили! Тебе не приходило в голову, что твой дорогой старший брат, твердя одно, на деле совершает другие вещи? Что, если это был первый этап замены? А та Кочеткова узнала и пошла мстить ему через нашу дочь! — Лида, успокойся, пожалуйста. Свои безумные теории при себе оставь. То, что произошла замена человека на машину — инициатива не моего брата, а тех работодателей, нарушавших один из законов. Полноценной замене не быть, даже если пройдёт тысячи лет, — устало вздохнув, Горя опустился к лицу девочки. — Так, Ириш, здесь уже немного щипать будет. Потерпи. — Хорошо, — кивнув, Ирина смиренно села ровно, закрыла глаза и губы, положила руки на бёдра. Прижав вату к горлышку колбы, и несколько раз перевернув её, Сеченов начал аккуратно проводить ватой с жидкостью, по составу напоминающий хладный «Меновазин», по щеке, и так потихоньку переходя к глазам, где проявлены следы синяков. После повозился с царапиной на левой брови, аккуратно прилепив пластырь. И закончил лечебную процедуру, когда нанёс лекарство на шее. За всё время, пока сидела, девочка только два раза стиснула зубы от щиплящей боли. Сейчас же она чувствует хлад, именно хлад от лекарства и неудобство над глазом из-за пластыря. Но всё равно это лучше, чем те болезненные ощущения спустя секунды после ударов. — Не смывать, не трогать. Этот непрем будет блокировать чувство давления на кожу, когда спать ляжешь, — объяснил ей Георгий, убирая всё за собой. — Понятно, — бросила Ирина и неспешно направилась к себе в комнату, однако Лида её остановила: — А ужинать? — Нет, не хочу. Спасибо, — скрылась девчушка, оставив родителей наедине с их разговорами и спорами. Аппетита нет никакого. Посему она решила отвлечь себя творческой вознёй в блокноте или слушанием музыки из маленького радио. Но и тут настигла неудача. Из маленького радио раздавались помехи, так как непогода сильно разбушевалась. А в блокноте, как выяснилось, чистых листов не осталось. Рисовать негде. Школьные принадлежности неприкосновенны. Да и, посидев пару минут за столом, рисовать расхотелось. Ни вдохновения, ни позитивных мыслей, ни даже боли, спасибо лекарству. Только сарказм да чувство унижения: «Вот тебе и подарок на день рождения…» Сон, как и смех, лечит. Посмеяться уже успела. Так что выбор очевиден.***
— Ты упомянул Шерман, — продолжала Лида, на сей раз потише. — Знаю её маму. С парфюмерией связана. Чует всё, а вот идеи своей дочки не разнюхала. Завтра я посещу школу. Родителей так и так вызовут. Заодно всё выскажу: и ей, и про систему безопасности. — Только без скандалов, Лид. Иначе так и в школу не пустят, и Иришке без того хуже сделаем. — Я планировала и сама туда сходить. Ибо мне казалось, ты лекциями сыт по горло, — Георгий Сергеевич заметил перемену в лице жены. И эта перемена, из недовольства в ещё большее недовольство, говорит ему о лишении её азарта проявления своей властности завтра. — Мои лекции перенесены на начало следующей недели. И даже если бы они были, я бы отпросился потому, что слишком хорошо тебя знаю, — Горя начал заваривать себе чай. Вода горячая, сухой зелени иван-чая на сегодня и на завтра утром хватит. — Что ж, ладно. Тогда я надеюсь, что ты ещё примешь участие, ибо летом мы все вместе поедем к моей маме. Она мне звонила, когда вас не было, и пригласила летом в гости. Самое то, чтобы развеяться. И Иришке полезно будет побывать вне города. От этой городской суеты и всех роботов подальше, — услышав новость, Георгий чуть не подавился чаем. Он готов быть где угодно, даже в самом тёмном месте подвала или рабочего комплекса, но только не в гостях под губернией у Тамары Афанасьевной. Если Лида порою рубит сгоряча, то Тамара давит на людей спокойным, но высокомерным тоном. Требовательна, крайне консервативна, к Георгию относится не столь положительно (опять же из-за Дмитрия Сергеевича и святой уверенности в том, что Георгия с ним связывают общие промышленные дела, хотя этого нет). Ладно, сам Горя смирился с тем, что тёща не подарок. Но и как бабушка она тоже не прелесть. Ирину за день может допечь. А поскольку та взрослеет, то Тамара ей обязательно приготовит список всех замечаний, нравоучений и прочих уроков жизни, чтобы сделать из внучки «настоящую девушку», хотя сколько споров на эти темы были, но ни к чему здравому они не привели. Если половину лета Ирина проведёт у неё, как задумала Лида, под гнётом речей старших, после случившегося она не оправится. Только будет хуже. Если бы не плотный график студенческих сессий, Георгий бы лично её взял с собой куда-нибудь за город. Но увы… Хотя, нет! Георгия осенило. Пусть он не в силах сделать, но может кое-кому об этом сказать. Быть может, получится? — Кипяток, — ответил на немой вопрос жены Сеченов, выдавив улыбку. — Да и удивился. Я думал, что у твоей мамы все заботы с новым кавалером, и ей будет не до нас. — Я тоже так считала. Но нет. Даже большее скажу. Сам этот, как ты выразился, кавалер настоял на знакомстве с нами. — Мы, вроде, с ним знакомились. Ещё в декабре прошлого года, — уточнил Георгий. — Знакомились, но не так близко. В общем, первая половина лета запланирована. Будем в Тамбове. — Для начала разберёмся с завтрашними показаниями. А уж потом о губернии поговорим, — допив чай, Георгий направился к себе в кабинет, где тут же подошёл к рабочему столу и включив свет настольной лампы. Свою затею он решил воплотить сейчас. Вряд ли там в «Челомее» ещё спят. Когда Ирина говорила, что у неё нет доступа к личным контактам к родственнику, она не врала. А вот с отцом ошиблась. Тот личный номер был надёжно спрятан и засекречен Георгием. С детства повелись у них эти игры с цифровым шифрованием. А для секретности взята таблица Менделеева и химические свойства их общего любимого, щёлочного вещества. Первые числа телефонного номера — Натрий, 11. За ними идут парочка веществ, хорошо вступающие реакцию с Натрием. Кислород (8). Водород (1). Ртуть (80). И последнее вещество, и крайне неустойчивое для реакций — Азот (7). По ту сторону трубки пошли гудки. Георгий в ожидании барабанил пальцами по столу. Протяжные гудки звучали уже несколько минут, что было для Сеченова неудивительным явлением. Но только хотев положить трубку, как вдруг в последнюю минуту раздался мужской голос, только с выраженным немецким акцентом: — Да? Звонок совершён по личному номеру Дмитрия Сергеевича, посему… С кем имею честь говорить? На секунду Георгий растерялся, пытаясь вспомнить имя того, с кем говорит сейчас. На языке вертелось слово ток. — Шток? — память прояснилась. — Герр Штокхаузен? — Верно. А вы?.. — А, да. Извините… Вас беспокоит Георгий Сергеевич Сеченов. Педагог одного из научных институтов Северной Пальмиры. — Георгий? Да, помнить-помнить. Мы ведь в театре с вами виделись. Вроде бы, два года как прошло, но вас я ещё прекрасно помнить, — голос прозвучал повеселее. — Я так понимать, вы хотели со своим братом побеседовать. Но он буквально час назад покинул город «Челомей». Выехал из Семипалатинской области вместе со своими телохранительницами. — Куда? И долго его не будет в «Челомее»? — Сообщил, что на пару суток, по семейным обстоятельствам, в Северную Пальм… — остановил себя Штокхаузен, цокнув языком. — Ой! Я только что испортил сюрприз. Извините, Георгий Сергеевич. Его затея с визитом к вам должна была быть тайной. Он сначала думал, что не может покинуть комплекс, поскольку у нас всех идёт серьёзная подготовка к особому летнему мероприятию. Но он самолично хотел вручить некой, как её там, Ирине… свой подарок. Вы бы слышали, как он воодушевляюще рассказывал о своей затеи, касательно этого подарка, и что давно не виделся со своей единственной, любимой племянницей. Да и с вами тоже, и с вашей женой. — Надо же! — удивился Георгий, сардонически себе кивнув, вспоминая все нынешние события. — Что ж, сюрприз мог бы получиться. Хотя, для Иришки он точно получится. Ну а я? Буду импровизировать. Не сдам вас, Герр Штокхаузен. — Спасибо и на том, конечно. Но всё же я обязан спросить. Зачем вы ему звонили? Вы прекрасно знаете, что у нас сейчас за полночь. Не верю, что это по причине простой беседы. — Не буду скрывать, я думал поговорить с ним насчёт Ирины. Скоро лето. Я хотел, чтобы она первую половину провела где-нибудь у вас в городе, а не под губернией в компании одной сумасшедшей женщины, когда у неё и без того моральная усталость. Сам я не могу с ней поехать из-за работы. Понимаю, что «Челомей» — вряд ли подходящее место для подростка. Но, может, есть куда пристроить? — Какое удачное стечение обстоятельств! И об этом с вами Дмитрий Сергеевич хотел поговорить. Но, боюсь, я опять испорчу его сюрприз. И так достаточно много сказал. — Да уж теперь деваться некуда. Говорите, — со смешком произнёс Георгий, ибо по тону слышал, как его собеседнику хочется всё выложить. Видимо, Шток весь день ни с кем не говорил, и словарный запас накопился, а тут такой сюрприз под ночь. — В общем, недалеко от Предприятия 3826, ещё с прошлого года, один человек начал работать над специальным лагерем для детей, где в качестве вожатых и прочих работников выступят роботы. Разумеется, обо всём этом договоривались с Дмитрием Сергеевичем, он тоже в проекте принимал участие. Открытие этого лагеря прошло неделю назад, и его директор ждёт потенциальных юных посетителей. То есть, школьников. Дмитрий Сергеевич обещал, что в лагерь прибудут гости из Северной Пальмиры. Всё таки город большой, новости распространяются быстро. Начав с Пальмиры, пойдут другие города страны. А может даже, и заграничные гости. Вот вам, Георгий, и решение вашей проблемы. Ирину можно отправить в этот лагерь, не боясь за неё. Я исследовал площадь и оценил работу: этот человек, господин Суворов, подошёл к своему делу с душой. Дети будут в этом лагере как дома. Георгий задумался. Это было не то, что было им задумано. Но вышло лучше всех его ожиданий. И при этом не совсем всё замечательно. Ирине опять придётся быть в компании с ровесниками. Но, если с ней будут её одноклассники из отряда пионеров, быть может, всё не так и плохо. Тех обидчиц точно не будет, Горя не сомневается в их получении подписки о невыезде. А может, и дочь станет посмелее, немного подавит свою зажатость. Но самое главное — морально отдохнёт, развеется и побудет на свободе от маминой излишней опеки. И посмотрит на открытый мир в конце концов, где нет душных, высоких, городских стен. Вот только опять всё сводится к Лидии. Само собой, она это не одобрит. Но и убедить её всё-таки можно. Поставить вопрос, что для неё дороже: здоровье и состояние дочери или собственные предрассудки. Да, так и следует поступить. — Звучит весьма многообещающе. Но мне нравится эта затея. Спасибо за разговор, Герр Штокхаузен. Само собой, начальнику не выдам. Импровизация и всё прочее… — И вам всего доброго, Георгий Сергеевич! — и на радостном тоне с промелькнувшим немецким акцентом Шток первым положил трубку. — Да, Дима, затейник ты тот ещё. Нарочно не придумаешь, — переварив услышанное, только это и произнёс Горя. Но не мог скрыть улыбку, поэтому решил ещё немного задержаться в кабинете. Чтобы у Лиды, при виде его странной эмоции, не возникло вопросов да подозрений…