Мир через объектив или/и полимер

Настал новый день, который не сулил ничего нового Сергею. Что до ранения, что после, даже в полном беспамястве тягостная атмосфера скуки казалась ему очень знакомой, от того и отвратительной. Без спецопераций, которых не было довольно долго, он чувствовал себя не в своей тарелке. Да, мечты о мире проскальзывают в его голове и душе во время просмотра любимых мультфильмов с простыми мотивами, но нутром понимает, что рано или поздно всё хорошее кончается. А щедрый отдых, прямой приказ от Дмитрия Сергеевича, что должен являться хорошим подарком, на деле был пыткой. «Хотел, чтоб меня не беспокоили. А в итоге хуёво, когда никто не тревожит…» — нахмурился Серёжа, бросив взор на ясные улицы «Челомея» через окно скромной квартирки. Он жил недалеко от основного места работы шефа для удобного и быстрого маршрута при вызовах. И, какое счастье, нет странненьких соседей, хоть практически все жители «Челомея» — увлечённые и учёные, но это не отменяет наличие человеческих странностей. Простые иснтрукторы, да инженеры. Квартира небогата, со всеми должными комфортом и техническим апартаментом, как наличие «груши» и мойщика окон «пчелы», что порой мешает лицезреть городской пейзаж, а прогнать не выходит. И всё же он редко здесь ночует. Кровать успевает только пыль набирать при отсутствии хозяина, которую приходится регулярно пылесосить («Хоть какое-то занятие мне нашлось…» — не без сарказма отметил майор). Именно исполинское жемчужного цвета здание в центре парящего города с отведённым там местом отдыха было для Нечаева роднее, чем квартира. Раздался свист из кухни. Сергей цокнул языком, немного забыв, что поставил чайник на плиту, а стакан с медным подстаканником стоял на тумбе с сухой заваркой. Выключив газ и налив кипящую воду, начал быстро размешивать напиток, в котором листья чёрного чая плавали будто водоросли и придавали воде тёмный оттенок. Следом в кипяток отправились три кубика сахара, что начали таять. А на стоящую рядом банку сгущёнки Нечаев фыркнул с отвращением: эти хитрецы с красными галстуками, пионеры из ближнего города Семей, своей задумкой со снимками загнали его в сладкий капкан до конца года. Хорошо, если этого года, а то и следующего: коробка не опустела даже наполовину. «Оставшиеся банки надо отнести в буфет штаб-квартиры. Не могу больше видеть эту сгущёнку, не то что её есть. Заодно тётю Раису, местную буфетчицу, порадую…» — промелькнуло в голове, после чего Сергей, взяв стакан с ложкой, неспешно вернулся в гостиную и распластался на диване с накрытой ковром спинкой. Напоследок помешал чай и сделал один аккуратный глоток. Скука скукой, но всё-таки признался себе, что вид из окна красивый, хоть картины по нему пиши. И вся домашняя идиллия рассыпалась в пух и прах, когда тросы старой, полимерной перчатки «Аргентума» резко поднялись диодами вверх, и раздался сигнал вызова. Последовал выраженный с акцентом голос ненавистного ему человека из списка всех ненавистных местных личностей: — Товарх’ищ майорх! — Шток, ёб твою мать! — закричал Нечаев, пролив половину чая на пол и частично на свои штаны. Будь напиток холодным, было бы не так страшно. С кипятком ситуация оказалась очень неприятной даже для полимерных сплавов. Пол уделан, а кожный покров под штаниной пострадал от ожога. Но благо, подоспела подкожная полимерная стужа, и обожённое место начало остывать. — Что ж, и вам добрх’ый день, — услышал он в ответ этот бесячий сарказм. — Ты мне позвонил, чтобы это сказать? Спасибо! Значит, тебе тоже добрый день. Обещаю, что он таким будет, когда тебя лично увижу! — поставив стакан на столик перед диваном с грохотом, Сергей побежал на кухню и вернулся обратно с тряпкой, чтоб вытереть одежду, а потом пол. Штаны отправятся в корзину для стирки: всё равно надо переодеваться в форму. — Не врх’емя церх’емониться! Вас вызывает Дмитрх’ий Серх’геевич! Срх’очно! Дело очень важное! Скажу более, это дело касается лично Дмитрх’ия Серх’геевича! И тех, кто состоит в ближнем его крх’уге! — раздался требовательный тон Штокхаузена, в котором Сергей распознал лёгкую нервозность. — В смысле? — чуть сбавил злобу майор, нахмурив брови в недоумении. — Опять Молотов выявил свои претензии, но нас сей раз серьёзные? — Что вы? Нет! Потенциальной угрх’озой стал тот, от кого мы ожидали подобное меньше всего… Вам знаком товарх’ищ Стефан Ласточкин? — Хм… Худрук театра имени Майи Плисецкой? Тот хуй, что поначалу там бордель создал, но потом его дела сразу прикрыли после какого-то инцидента с кем-то из зрителей два года назад? — Именно, — подтвердил Шток. Сергею показалось, что тот будто бы усмехнулся над вторым именем для Стефана. — Этот, как вы вырх’азились, зрх’итель — и есть субъект из крх’уга близких товарх’ища Сеченова. На днях она стала жерх’твой мерх’зких махинаций Ласточкина. — Она? — переспросил Сергей и, бросив тряпку в раковину прямо с зала (и попал удачно), поспешил в комнату к шкафу. — Ирх’ина Георх’гиевна — дрх’ажайшая племянница Дмитрх’ия Серх’геевича. — Родня? Шеф про это мне ничего не говорил… Хотя, стоп. Он про своего брата как-то упоминал: эти его тоже научные доработки, бла-бла-бла… Но чтобы про других — ни слова. — Прх’изнаться, я сам об этом только недавно узнал. Ну, года два назад… — Нихуя себе — недавно! — удивлённо восклинул Сергей, достав из шкафа свою униформу, в которую начал быстро переодеваться. — А хоть кто эта Ирина? Ну, по существу? — Прх’иезжая в лагерх’ь «Сатурх’н» из Северх’ной Пальмирх’ы. Подх’росток пятнадцати лет, состоит в пионерх’ском обществе. Единственная дочь Георх’гия и Лидии Рх’оман… То есть Сеченовых. Досье их школы положительно отзывается об Ирх’ине. — Понятно, пионер. Совсем ещё ребёнок. Замечательно… — саркастически отметил Нечаев, представив себя на доли секунды в роли няньки и сморщился в неприязни от этой роли: такой нянька одними своими «ебучими пирогами» или напугает ребёнка или, того хуже, научит его и обогатит словарный запас, и от взрослого потом нагоняй. — Хм, выглядит странно: пионер с хорошими качествами… Чем Ирина так Ласточкину умудрилась насолить? — Товарх’ищ Ласточкин нарх’ушил условия «закулисья», прх’едоставив услуги заказчику в день прх’емьерх’ной постановки. Ирх’ина стала случайным свидетелем… сами понимаете чего, и случился скандал. В итоге «закулисье», по рх’ешению Дмитрх’ия Серх’геевича, прх’екратило своё существование. — И не сидится же детям на одном месте: всюду надо влезть. А ты уверен, что она именно «случайный» свидетель? Как правило, молодёжь сейчас взрослеет быстро — весь этот их гормонный всплеск, любопытство… — Возмутительно! — услышал он неожиданно крик. — Девочка оказалась в ужасной ситуации, а вы её виноватой выставили? Вам повезло, что от вас подобное не услышала Лидия…! И сам Дмитрх’ий Серх’геевич! — Ой, бля, не кипятись! Это мои обычные версии, не более! — процедил Нечаев. — И что же, спустя два года этот хрен решил вспомнить свои старые болячки, как только её увидел в лагере на линейке? Я же помню, что Ласточкин входил в состав участников над проектом «Сатурн» наряду с директором того лагеря, Дмитрием Сергеевичем и другими людьми. — Товарх’ищ Сеченов вам всё скажет, когда вы прх’ибудете! — в голосе Михаэля распозналось раздражение, но более никаких слов от него не последовало. Связь прекратилась. — Ёбаный пирог! То обычно весь из себя невозмутимый, а тут резко психанул. Скорее, тоже где-то накосячил в истории с Ласточкиным, вот и разнервничался, — прокомментировал он это как следующую версию, которую решил тоже запомнить. Поправив на своей форме воротник и проверив снаряжения в нейрокомпрессивном рюкзаке «Ярова-Абалакова», Сергей направился к выходу из квартиры. А спустя доли минуты — из подъезда на оживлённую улицу, едва не столкнувшись с местными людьми и роботами по дороге. Позволил себе немножко порадоваться: наконец-то разомнётся.

***

— Как же я перед ней виноват… — отчаянно вздохнул Дмитрий Сергеевич, находясь сейчас в кабинете за своим рабочим столом и который раз пробегая глазами по тому злосчастному письму с закреплённым материалами. С особой горечью отметил, что оно пришло ещё вчера от некого анонима. И если бы не хвалённая проницательность Штокхаузена, что периодически штудировал прибор по его же настоянию, Сеченов средь два десятка электронных писем либо пропустил это сообщение из театра, либо увидел его, но слишком поздно. Отвращение, ярость, вина, страх… Всё это обвивало его как цепи, сжимая с каждой минутой сильнее и не давая спокойно вздохнуть. В голове целый ураган тревожных мыслей. И ни на что более он не мог сосредоточиться, но и прекратить работать тоже не в мог. Слишком много нерешëнных задач, их нельзя откладывать в долгий ящик: до запуска «Коллектива 2.0» остались считанные дни. Однако из подчинённых, кроме порученца, на данный момент никого не впускал, чтоб те не попали под горячую руку его состояния и не стали свидетелями личной семейной проблемы. По «груше» каждому, кому считалось необходимым, отправил приказы и вопросы. Как бы директора Предприятия не боялись, а всё-таки сплетников в «Челомее» хватало. Поэтому категорично не хотелось, чтобы под этот словесный удар опять попал его любимый и дорогой шмелëк. — Дмитрх’ий Серх’геевич, не карх’ите себя так. Вы ни в коем случае не виноваты перх’ед девочкой. Никто не сможет всё прх’едвидеть и прх’едугадать, — вставил утешительную лепту Михаэль, принеся себе и начальнику чëрный чай с имбирными пряниками как лучшее успокоительное при таком раскладе событий вместо всяких пилюль и горьких капель валерьянки. Точнее, принёс «Лаборант», но скомандовал ему именно немец. — Спасибо, — бросил Дима, с неохотой прикоснувшись к поставленному на стол бокалу. — Просто в голове не укладывается. Я такое бы смог ожидать от журналистов, даже от кого из политиков. Но никак не от худрука из театра в научном полигоне. Почему не додумался вернуть товарища Люблина ещё тогда?.. Кстати, о нём. Михаэль, ты отправил ему письмо? — Не только отпрх’авил, но ещё и получил быстрх’ый ответ. Товарх’ищ Люблин готов занять пост рх’уководителя в ближайшие дни, — довольным тоном ответил Штокхаузен, сделав несколько осторожных глотков. — А что с Ласточкиным рх’ешили? — Как директор, отправлю его в «Вавилов» на исправительные работы, Виктор Золотухин его там встретит со всеми почестями и пристроит к Петрову, до суда там побудет. Но как человек… Честно, Михаэль, я бы не выдержал и убил бы его собственноручно. Такую подлость в адрес девочки, моей девочки, я не прощу! — более-менее Сеченов собрался духом и успокоился. То ли от чая с пряником, то ли от душевного признания. Краем глаз он посмотрел на стоящую неподалёку полимерную ванну и тихо фыркнул. Нет, Ласточкин даже для информационного массива негоден. Ещё потом возись с его костями… Да и Харитон от такой компании, находясь в секретной части штаб-квартиры, точно в восторге не будет: все его речи о пользе полимерном образе жизни канут в лету. — А можно поступить лучше, прх’иведя его Лидии Викторх’овне, — спокойно заявил Шток, даже не сдержал лëгкой, но злорадостной улыбки. — Когда она приедет, мы её лично в «Вавилов» проводим, — согласился Дима и позволил себе чуть посмеяться, стоило представить картину с боевой подругой, которая или словесно убивает Стефана, или каблуком своих туфель, как это делают стальные телохранительницы. Жестоко даже для мыслей, зато как эффектно смотрится. И, признаётся себе заместитель, такое зрелище немного возбуждает. А ведь ещё на днях Штокхаузен даже подумать не мог, что начальник окажется в курсе его отношений с Лидой. И про то составление психологической картины об Ирине он тоже узнал (чисто случайно, когда щебетарь у Михаэля вдруг подвергся странному сбою), испытав и гордость, и смятение, и лёгкую злобу, и даже долю зависти. В тот момент Михаэль был готов сквозь землю провалиться. До последнего боялся, что ему за это может влететь на социальной почве, а там и до лишения рабочего положения было недалеко. И было уже поздно сожалеть о сделанном, когда предался своему порой ненормальному фанатизму разведать обо всём и обо всех. Принцип принципами, а завоёванного трудом уважения лишаться немец не хотел, как и зародившейся дружбы с Сеченовым: для такого человека опасно быть врагом, да и от одной мысли об этом тело мгновенно холодело. Но вместо гнева, ссылки в Сибирь или, того хуже, расстрела, Дмитрий лишь с улыбкой произнёс: «Ну наконец-то…». И дальше уже с его стороны пошли откровения: во-первых, догадывался о зарождённом серьёзном любовном интересе спустя стольких интрижек, заметив в Михаэле перемену после Екатеринбурга и театра. Да и его визиты к психотерапевту не остались без внимания (но тот лечащий врач действовал по протоколу — врачебная тайна не нарушена, лишь было уверенное заявление, что пациент не болен и не опасен для общества). Во-вторых, Лида сама во всём призналась ещё в Северной Пальмире, когда рано утром приехала в тот отель за Ириной после дня рождения, и чуть было не расплакалась после всего этого груза, который сбросила и не больше не могла нести. Начала с той двухнедельной выставки в другом городе и закончила речью о письмах и мольбах не злиться на немца по причине «сердцу не прикажешь». И фильнаное — Георгий и Лидия неделями ранее подали на развод, всё обговорили и остались друзьями. Однако решили жить вместе только из-за дочери по настоянию последней, пока та не закончит школу. Как бы сам Дима, а там и Горя тоже, ей не заверял, что с Ириной ничего страшного не будет после узнанной правды, Романова была неугомонна, продолжая выдумлять себе мифы о рождённой ненависти, что эти новости подшатают доверие, и умоляла Георгия ничего не говорить. Крепко вцепилась в эти домыслы и в никакую. Злиться на неё Дима не мог и не хотел. Напротив, отнёсся к подруге с пониманием и даже порадовался за неё — за них всех троих. Георгий спустя год вернётся на Предприятие 3826 и займёт скромный пост на борту «Челомея». Михаэль сойдётся с Лидой, и оба справятся со своими внутренними демонами. К чему ссоры, скандалы и тирании? Цивилизованность: взвешивание проблемы и её решение рассудительным, мирным путём — такая же важная ветвь в его с когортой учёных создании Хомо Футурум. К звёздам без взаимопонимания, как без сил науки, не подняться. Однако затею Романовой, относительно молчания до последнего, сочтёл абсурдным. Посему Сеченов решил поступить противоположно вместе с порученцем, когда Ирина окажется здесь, в штаб-квартире. Сегодня. Тот анализ Штока и его личные убеждения подтверждают правоту о взрослости девчушки не по годам. И помощь будет оказана всем. Но тот отвратительный случай с худруком и лагерем выбил из колеи. Теперь же обстановка накалялась с каждой минутой. Планы поменялись в хаотичном порядке… Сейчас Дмитрий переводил уже свой задумчивый взгляд то на «грушу» с не убранным письмом, то на широкие двери в конце кабинета, ожидая приход Нечаева, то на близняшек-балерин и вызванную из лагеря «Вожатую», что находилась в одном ряде с телохранительницами. И под конец признался себе, что устал. А Михаэль, не отходя от рабочего стола, испытывал сейчас неприязнь с примесью других, несколько противоречивых эмоций. Ирину, несмотря на предвзятость, недоверие и напряжение к другим юнцам, ему было на редкость жаль: столько всего навалилось на её мелкие плечи, а под влиянием стресса те семейные признания могут в самом деле поселить в её сердце ненависть на всех и вся. Никто от перемен настроения не застрахован, даже именуемый спокойный и добрый шмелёк. Отсюда задача разговоривать с ней Михаэлю показалась даже страшнее, чем с собственным начальником. Но в тот же момент он не мог не ликовать от предвещения скорой победы. Преследуемые после линейки подозрения не оказались пустым звуком. Всё так обернулось против Ласточкина даже лучше, чем он мог себе представить. Хоть кое-кому пришлось пожертвовать без того пошатанными нервами, однако в её адрес Михаэль не пожалеет проявления редких благодарностей: иногда детское любопытство бывает полезным («Быть может, такой жест поможет избежать подростковой агрессии в свой адрес…» — подумал он). Штокхаузен уже давно мечтал, если не стереть с лица земли, то отправить Стефана за решётку: за доставленные мелкие проблемы, связанные с театром, и особенно за то, что два года назад откровенно опозорил перед Лидой, ибо язык без костей. И тут на те — сразу несколько поводов для ареста. Проникновение в детскую зону через дрон, нелегальные видеозаписи этой зоны… Стефан собственноручно выкопал себе могилу, ещё и с помощником в лице своего надменного племянничка. И никакой вины и тем более сострадания к худруку у немца нет. Да и тот никого искренне товарищем из своего окружения не считает, видя за место людей лишь выгодные партии для себя и своего эго. Раз уж все в театре мечтают от него избавиться, то пусть будет так. Широкие двери с щелчком отворились, сразу вызвав внимание присутствующих. В кабинет через проём, ступив на красный длинный ковёр, зашёл Сергей. Прошмыгнул мимо пропустивших его близняшек и одарил вопросительным взглядом третью роботизированную, ниже ростом балерину в образе почётного пионерского вожатого. — Прибыл по вашему указанию, — остановившись перед рабочим столом и начальством, Нечаев бросил дежурную фразу. И за собой услышал, как к нему со спины подошла эта третья балерина. Её присутствие вызывало у Нечаева почему-то больше напряга, чем две стальные телохранительницы, что стояли смиренно у выхода. — Рад, что ты так быстро явился. И всё же прости, сынок, что фактически вырвал тебя из отдыха, — виновато произнёс академик. — Всё в порядке, Дмитрий Сергеевич. Штокхаузен доложил, в чём дело. Но хотелось бы услышать подробности, — и Серёжа не мог обойтись без своего подозрения в адрес немца: минутами ранее кричал, а сейчас опять стоит весь такой невозмутимый. Михаэль, будто бы прочтя его мысль, тотчас проигнорировал типичную манеру офицера видеть всех в мрачном свете: себе дороже с ним цапаться на глазах начальства. — Из театра ещё вчера, я так понимаю, ночью прислали письмо с семью файлами. Кто именно прислал — не ясно. Известно лишь место. Отправить ответ для дальнейших разъяснений не вышло, поскольку пользователь установил приватность, — академик, позвав майора жестом к прибору ближе, начал всё показывать и объяснять, хоть открывать последнюю запись с тем моментом из библиотеки было стыдно даже Сергею, но это считалось необходимым. — Записи трёх дней подряд. Не ночью, и не в одиночку. Обязательно в поле зрения падали парень и девушка. Это, я так понимаю, племянник Ласточкина и ваша Ирина, — Нечаев наблюдал и старался не выражать лишних эмоций, со всей серьёзностью изучая материалы. При виде поцелуя не скривился в неприязни, хотя доля неловкости всё же прокралась внутрь: непривычно видеть подобное явление влюблённости, или даже исценировку, у подрастающего поколения. — Тот мальчишка Филипп меня разочаровал куда больше. Он ведь значится капитаном в их отряде пионеров. Просто немыслимо: пример для своих товарищей и такой поступок… — процедил Дмитрий, устало помассировав переносицу. — Дмитрх’ий Серх’геевич, мы все слышали из последней записи, где они там все из здания вышли, что Стефан чему-то там ему наообещал на выполнения условий. А именно — должность рх’уководителя и театрх. Только… Звучит это как чистый брх’ед. Театрх ведь не ему прх’инадлежит. Но для мечтательного юнца — это незначительные вещи. — Поэтому с Филиппом никаких разборок не предпримем. Как бы плохо он не поступил по отношению к Ирине, он лишь исполнитель приказов. И тем более — такой же ребёнок. Если капитаном стал благодаря собственным усилиям, сам осознает свои поступки. Ломать ему жизнь нет смысла. Мне кажется, даже мой шмелёк вынес бы такой вердикт. — И как поступим? — задал Сергей вопрос после завершения исследования. Позволил себе заметить, как шеф говорит о девочке: с такой отцовскими любовью и беспокойством. Никогда не видел, чтобы какой-либо дядя относился к своим племяннику или племяннице вот так: это более характерно именно для отцов и детей. И прозвище ещё за этой Ириной закреплено забавное. Трогательно. Но ещё Серёжа заметил слабую перемену в лице Штока. Его чуть хмурое выражение со взглядом в одну точку и обязательно на пол знакомо непонаслышке: опять себе что-то там надумал. Или завидует, что начальник поставил девочку в пример добродетеля, хотя Дмитрий Сергеевич не раз хвалит заместителя по делу. Или зависть другой почвы: Штокхаузен ведь одинокий, понимает это и ничего сделать не может. Чего бы там ни было, думает Сергей, хорошего от фрица не ждёт. — Для начала, знакомься. «ВЖ-2» или Виктория Дмитриевна. Виктория Дмитриевна — не только вожатая отряда пионеров Северной Пальмиры, но и бывшая балерина из театра имени Майи Плисецкой. Вся информация о театре, сотрудниках, какие там роботы, расположения «груш» — всё в её ИИ заложено. Отправишься в театр вместе с ней. Твои задачи, сынок, найти Степана Ильича Ласточкина, арестовать и отправить в комплекс «Вавилов» на исправительные работы: над его судьбой мы там сами дальше будем думать. Задачи «ВЖ-2» — сопровождать тебя, найти «грушу» с той «пчелой», которую посылали в лагерь, взломать их и убедиться, что материалы были присланы только мне. Попридержу эти файлы у себя для предъявления доказательств на суде. — Всегда готова, товарищ Сеченов! — гордо произнесла «Вожатая», исполнив пионерский салют. — Вас поняли, шеф! — Нечаев несколько недоверчиво посмотрел на роботизированную комсомолку. — Что ж, Виктория Дмитриевна, ведите в этот театр. — За мной! — воскликнув, Виктория своей неизменной, элегантной походкой под пристальным взором близняшек направилась вместе с майором из кабинета на выполнение миссии. — Дмитрх’ий Серх’геевич, спасибо, конечно, за получасовой перх’ерх’ыв, но хорх’ошего понемногу… — деловито начал Шток, когда П-3 и «Вожатая» скрылись из виду. — Я возьму на себя часть этих заполнений, чтоб вы связались с Политбюрх’о спокойно, и… — Нет! — перебил его Сеченов, — К тебе у меня другое поручение. Поскольку я уйти не могу, Левая и Правая тоже, ты отправишься в комплекс ВДНХ за Ириной. Ближе к четырём часам вернёшься с ней на «Челомей», так как сейчас у детей экскурсия. И попутно проконтролируй ситуацию с прилетевшими сегодня туда иностранными журналистами, — и после чтения задач вернулся к работе с бумажной и электронной волокитами. — Слушаюсь… Что?! — ошарашенно переспросил Михаэль. — Дмитрх’ий Серх’геевич, прх’и всём уважении, но дел здесь навалом! Да и не могу подойти к вашей племяннице вот так срх’азу! — Понимаю. Да, с ней найти контакт тоже непросто. Но заверяю тебе — бояться её не нужно. Даже после того инцидента с дракой она осталась мирной и позитивной. Уверен, и тот случай её не сломил. Увидит, что ты к ней начинаешь относиться проще, проникнется в ответ доверием. — Но что, если нет? — Исключено! Я верю своему шмельку и в её добрый нрав!

***

«Второй день как на иголках. Филиппа не было вчера, нет и сегодня, ничего не происходит, кроме поездки к станции «Солнечной» в комплекс ВДНХ… Всё спокойно, лишь предвкушение. Отсюда, стало быть, всё прекрасно. Гармонично. Но мне до сих пор не по себе… По крайней мере, при воспоминании о той неудачной попытке поцелуя становится уже не так тошно. И нет никаких этих романтических позывов или синдрома, или что там после первого поцелуя бывает… Ничего нет! Поцелуй был отвратительным, мне не понравилось. Зато ещё больше убедилась, что мне эта романтика не нужна!.. Ну, пока не нужна. Вот вырасту — тогда, может быть, и будет нужна. А пока не нужна (много тавтологии даже для дневника)… Лучше вспомню приятности. Тот реквест, то есть, бесплатный рисунок, был отдан Юрке. И он сейчас сидит счастливый с конвертом, будто уже готов отправить свой подарок прямо из поезда в Сочи. Пусть у меня сейчас не так гладко в глубине души, но хоть кого-то осчастливила. Делаешь добро — и тебе немного хорошо становится…» От медленного ритма записей в блокноте и мысленных бесед с «очень умным человеком» отвлекло сработанное оповещение «Вихря» о конечной остановке. И это вызвало у занявших почти весь поезд пионеров новые волны интриги, предвкушения, массовых представлений и нескончаемого восхищения. Стоило только перевести свои взгляды на архитектурную красоту копии Москвы с высоты станции «Солнечной»… Нет, думает Ирина, это даже лучше, чем сама столица. — Добро пожаловать в комплекс ВДНХ, товарищ Ирина! — торжественно заявила Люся, будто прочтя мысли своей хозяйки. — Добро пожаловать, Люсь! — ответила ей Ирина, не в силах скрыть улыбку. Тягость в душе, которая преследовала её со вчерашнего дня и всю поездку, начала отступать. Бросив блокнот в сумку, поправив свой любимый жёлтый свитерок с воротником рубашки-обманки, торопливо встала с сидений и последовала следом за своими ровесниками к открытым раздвижным дверям «Вихря». И сразу примкнула с другими одноклассниками к волнообразным с лепестковыми элементами изгородям, где левее от вставшей девчушки поблёскивало от солнца оформленное под тему название станции. Свысока вид на ВДНХ открывался величественный, эстетический, который хочется разглядывать во всех деталях. Огромный парк с разветлёнными тропами, геометрическими, зелёными элементами, где дальше точно по пути вперёд идёт большая арена на живописном горизонте с отблеском высоких зеркал над ней и разбитым на переднем фасаде ещё одним парком за узорчатыми воротами, лежал как на ладони. Количество декоративной зелени хоть отбавляй, особенно на аллее с фонарями и скамьями, где высажены туи. Здесь нет этой сосновой хвои, какая есть в комплексе «Сатурн», горных хребтов не видно за туманностью. Лишь стенды, высокие здания вдалеке и маленькие футуристические здания поблизости с вышками, висящие в небе «грифы» и «кондоры», ветряные мельницы как огромные сине-красные цветы на холмах. У главного входа в передний фасад выставочного комплекса приезжих встречала статуя Владимира Ильича Ленина. Между территориями арены и станции проложена автомобильная трасса. И замечено много людей да роботов, которые активно тут гуляют: взрослые, молодёжь, семьи, старики. По большей части, неместные — приехали из других городов СССР. И всё это сопровождалось июньским светом полуденного солнца на бело-голубом зените с армадой слоистых облаков. Только с чуть упавшей температурой до 17-20 градусов по Цельсию и периодическими порывами холодного ветерка. И всё-таки нет — никакая погода не испортит атмосферу великолепия, гармонии… и сказки. Редкая для лета июньская прохлада нещадно била в спины вышедших подростков после менее, чем двухчасовой поездки из станции «Титан» и мимо «Лесной» в греющем поезде. Но те упорно игнорировали порывы ветра, предавшись очарованию. И всё же понимали, что нужно двигаться дальше. Потому пионеры неспеша, разбившись на пары (ну Ирина как всегда одна, хотя и не совсем: Люся считается таким же полноценным товарищем), начали спускаться вниз по лестницам в форме спирали. Кто оказался проворнее и хитрее, а именно те, кто приехал сюда не впервой, воспользовался расположенным рядышком лифтом. И парочка сорванцов остались ждать остальных внизу. — Странно, где же наша Виктория Дмитриевна? — услышала сейчас Сеченова озвученный вопрос от одноклассницы Зойки, что остался без чёткого ответа. Ирина была озадачена отсутствию кибер-вожатой не меньше других. Её ещё утром не обнаружили. И даже Евгений Олегович не знал, куда бывшая балерина пропала. За место неё их сейчас сопровождает Татьяна Николаевна «Терешкова» с Ромиком Эдуардовичем «Рафиком» на пару. Два вожатых на двадцать пять пионеров (не считая Филиппа и Леонида Золотухина из числа комсомольцев) как на сформированный единый класс — ничего так перспектива. «Терешкова» хоть нравится пальмирийцам своим позитивом, но всё же Викторию Дмитриевну больше любят. Некоторые мальчики пионеры так особенно. — Вот уж не думала, что в моём отряде окажутся эти… робо-любовнички, которые будут тосковать по нашей вожатой, — тихо, но сардонически отметила Валька. — Знала бы ты, что тот театр, откуда Виктория Дмитриевна… родом, был полигоном для робосеков. Так мне мама сказала, — спокойно ей произнесла Каринка Верестенец. И это Ирина тоже не могла не услышать, и не испытать отвращение. До сих пор в голове не укладывается, чтобы полимерное детище, поднявшее страну после чудовищной эпидемии, стало ещё и отраслью подобных развлечений для взрослых («Такие извращённые мысли даже «Коллектив 2.0» не в силах проконтролировать. А жаль…» — с долей огорчения отметила она). — В смысле?! — Горбушина на неё вылупилась в удивлении, делая вид, что не поняла. На деле же поняла всё прекрасно. —…Лучше ничего не скажу! «Пусть и Карина замолчит. Аж слушать противно…» — хотелось произнести Иришке вслух, но не стала: не хватало ещё словесной перепалки перед экскурсией с Верестенец. После того момента с откровением она хоть и по-другому посмотрела на гимнастику, но и не проявила к ней дружелюбия. В прочем, и самой Карине Сеченова тоже не понравилась, по-прежнему считая её эдакой принцесской, в плохом смысле. — Добро пожаловать в этот яркий проблеск гордости Предприятия 3826, футуризма и масштаба, дорогие товарищи пионеры! Конечно, вы скажите, что Предприятие 3826 — место не для всех людей. Другие комплексы действительно ограничены для посетителей, не принадлежащих учённому классу. Но только не комплекс ВДНХ. Сюда съезжают со всех уголков мира, чтобы посмотреть на чудо советской науки своими глазами, познакомиться с деяниями когорты великих учёных, чьими именами названы основные павильоны выставочного центра. Комплекс ВДНХ — это не только место теорий. Но и место практики. Так что вы точно не будете скучать! После краткой экскурсии от антропоморфных моделей моего вида вам разрешат прогуляться по комплексу самостоятельно. Но, если что не так, подходите к нам — окажем помощь и поддержку как полагается, — как обычно позитивным тоном торжественно говорила Татьяна Николаевна «Терешкова», идя вперёд и размахивая руками в сторону арены. — То есть, мы здесь будем весь день? — спросила Зоя Литовская. — Именно так. Вернее, мы здесь будем до шести вечера. А после вернёмся в полигон «Сатурн», — прозвучал ответ, после чего наконец-то приезжие спустились по лестницам, объединившись со спустившимися по лифту. И до выставочного здания осталось рукой подать. Точнее, перейти дорогу, где роботы «Лаборанты» как раз преградили на путь машинам для спокойного перехода пионеров. От услышанного никто из детей не огорчился и не поддал страха, хоть волнения внутри бушевали как огромный океан. Весь день на музейной территории, где наконец-то денёк отдохнут от арочных домиков да сферичечкого здания лагеря с его кабинетами. И все предались любованию пространственной площади, уверенно шагая вперёд, дабы ничего не упустить из виду. — Сейчас мы с вами проходим мимо статуи известного всем нам Владимира Ильича Ленина. Спешу заявить, дорогие товарищи пионеры, этот объект выполнен исключительно роботами, но эскизы — работа людей. Вокруг главной арены и позади неё располагается солнечная ферма «Подсолнух» — огромная природная батарея для обеспечения электроэнергией всего комплекса ВДНХ и его пределы. — Охуеть! — вдруг подал удивлённо Юрка Елизаров и тем самым привлёк внимание своих ровесников. И, к сожалению, не только их. — Дорогой товарищ пионер, не выражаться! — мягко сделал замечание шагающий рядом «Рафик». — Эм… Ой! Простите, пожалуйста! Само вырвалось! — Юра густо покраснел как помидор, на что остальные только добродушно засмеялись. — Ой, смотрите! Там чуть дальше от ворот люди стоят — один из них камеру держит. Неужели это?.. — Станислава Вавилова, ахнув от восторга, не могла даже закончить предложение. Все догадались, о ком речь. — Делаем серьёзные лица, товарищи! Нас снимают! Мы очень серьёзные… Мы сама серьёзность! — бодро скомандовала Валентина Горбушина, краем глаз смотря на ту маленькую группу людей, состоявших из журналистов и местного экскурсовода. Но, разумеется, никто не смог это выполнить, сделав с точностью наоборот, особенно Валька, тихонько про себя ругнувшись «да бля» сквозь подступивший смех. Все хором по второму кругу залились хохотом, не прекращая движение вперёд. Роботы лишь пожали своими полимерно-механическими плечами, мол, ну что они могут сделать: дети всегда смеются. Такова их сущность. Не разбегаются, не кричат — и то хорошо. И всё-таки дети с вожатыми попали в кадры иностранных камер, которые излучали вспышки, и вызвали у иностранцев внимание. Но журналисты не спешили к ним подходить, да и вообще заходить в фасад, ведя беседы с экскурсоводом. «Надеюсь, их объективы меня не поймали. Не очень хочется светиться… Да и на фотографиях я получаюсь плохо…» — промелькнуло в голове Сеченовой. — А сейчас мы с вами приближаемся к парку культуры и отдыха «Дружба народов». По меркам посетителей, считается самым излюбленным местом для фотосессий и пеших прогулок! — воскликнула Татьяна Николаевна. Узорчатые ворота перед гостями были открыты настежь как торжественный приглашающий жест, которые пионеры сразу преодолели, ступив на тропы фасада, где сейчас активно гуляли другие гости. Последовали между подростками новые восхищённые перешёптывания, стоило оказаться в парке с аккуратными газонами, кустами геометрических форм, ровными разветлёнными дорожками, колоннами, где всё это окружалось низким горельефом со встречающими словами «Боги Труда», и кибернетическими подобиями лотосов как живые арт-объекты. И неважно, что в Северной Пальмире встречаются похожие по тематике парки. Но парки города на Неве и ВДНХ на территории Казахской ССР — это разные вещи. Ирина, зайдя последней, приготовила свой полароид для деяний маленьких снимков величественного масштабом места, достав его (и чуть не вытряхнув все вещи по дороге) из своей сумки. Пришлось останавливаться на несколько секунд, чтобы в самом деле не вытащить все вещи. И всё ради запечатления лучших кадров для оформления страниц дневника: и творческий эксперимент создания так называемого на французском «коллажа», и чтоб родителям показать, когда лагерная смена закончится. Раз — запечатлела «цветущий» кибернетический лотос. Два — сняла в небе «Гриф». И три — поймала приземлившегося шмелька на геометрическом кусте. Шмельков много не бывает. — О, Ир, пожалуйста, сфотографируй нас. Так, чтоб показалось, что мы тот цветок на ладонях держим, — вдруг попросила её Зоя, подойдя вместе с Владиславом. — Позируйте, — с улыбкой скомандовала Сеченова, настраивая свой подароид. Зоя с Владом встали напротив друг друга далеко от арт-объекта, вытянув свои ладони для создания перспективной иллюзии, — И так, смотрим в объектив. И… — палец нажал на кнопку, раздался характерный звук запечатления. — Готово! — Походу, я моргнул, — цокнул языком Владислав. — Да ну, мне кажется хорошо получилось, — принялась убеждать Литовская. — Сейчас посмотрим, — «Светозар» распечатал готовый результат, вытянув из отсека фото как язычок. Ирина взяла его в руки и от увиденного тихо засмеялась, показав снимок обоим. — Эх, я всё-таки моргнул! — с толикой досады произнёс Горбушин. — Ты даже с закрытыми глазами весёлый получился. И красивый, — отметила Зоя и тут же легко чмокнула своего кавалера в щеку, вызвав у того на лице пунцовый оттенок. — Снимок можете взять, если хотите, — предложила Ирина, не в силах скрыть умиление при виде этой парочки. — Правда? Спасибо! — радостно воскликнула Зойка, аккуратно взяв фото как нечто драгоценное. — Бабушке понравится. — Фотографию можно скопировать и под парные медальоны оформить. Как думаешь? — спросил Влад, уйдя со своей любимой, весёлой соловушкой в другую сторону, и услышал на свою идею чёткое согласие. — Вроде, место науки. Но оказалось, тут ещё есть место романтике. Мило, — протянула Ирина и вернулась к осмотру по сторонам. — Как бы не нароком тут не словить синдром Стендаля от такого великолепия. — Складывается впечатление, что уважаемый профессор Захаров, создавая это место, специально этого синдрома у посетителей добивался. Дикость… Ёбаная дикость… — вдруг раздалось из перчатки нетипичный голос ИИ, с долей злой усмешки. — В последнее время, Люсь, ты странно себя ведёшь, — Иришка пыталась произнести без страха, но всё же напряжение выдавало её подозрение в адрес перчатки. — Какие-то переходы тона. От механического… к не механическому. И разговоры порой не по теме… Ещё и периодически материшься. Есть объяснение? — Простите, товарищ Ирина… Мои полимерные алгоритмы сегодня немного странно сбоят… Сама не могу понять в чём дело, — тросы Люсеньки создавали нетипичную, волнообразную тряску, будто попали в какое течение. — Сломаться ты не могла. Или же могла? Когда зависают «груши», помогает перезагрузка. Вот и ты лучше пока отдохни, — после заявления тёмно-красные нейронные нити спрятались за звездой, уйдя в спящий режим, а у девочки возник грустный осадок. В такой день ей хотелось побольше побеседовать с Люсей, и тут тебе неприятный сюрприз. И обратиться с этим не к кому, кроме как к создателям устройства («Но они далеко…» — вспомнила она, что добавило ещё больше горечи). Поэтому ничего не оставалось, кроме как провести остаток времени после экскурсии без компании Люсеньки, к которой за эти дни очень привыкла. Не как к ИИ с запрограмированными командами и умным репликам. А… как к близкой подруге, что её поддерживала все эти тревожные моменты. То, как она спасла от напастей Филиппа в библиотеке и помогла ей сбежать, не забывается. Так и держится в голове этот сюжет, прокручивая с начала и до конца. «Что-то я не помню, чтобы дядя рассказывал про защитные реакции перчатки. Да и зачем жесты защиты художественной нейросети?.. А нейросеть ли это уже? Пусть я далека от конструирований, но вижу, что некоторые её повадки не вяжутся с программными. Она будто становится… человечнее?» — эта мысль как пуля стрельнула в голову и вызвала в теле холод да мурашки. «Ты слишком сентиметальна. Люся — хороший собеседник, конечно. Но твоя расценка Люсеньки как человека — это безумие… Она всего лишь полимерное деяние. Великолепное по всем техническим аспектам, но деяние…» — подоспела логичная сторона личности. Та сторона, с которой Ирине не хотелось соглашаться, а по итогу пришлось. Как и пришлось сосредоточиться на происходящую экскурсию и творения снимков, пока она со своим классом ещё стоит в парке. С Люсей вечером успеется разобраться. — Форма газона такая… нетипичная, — задумчиво произнесла Анастасия Билетвиц, внимательно осматривая зелёную территорию. — Верно подмечено, товарищ Билетвиц. Газон высажен в форме символа атома как отсылка на успех наших учёных в ядерной энергетики, — прокомментировала «Терешкова» и вдруг начала озариваться по сторонам, выдав позитивно-паническим тоном. — Ой, а где же товарищ Горина? Она же шла с нами. — Татьяна Николаевна, простите, пожалуйста! — забежала на территорию фасада Мария Горина с пакетиком в руках и набитой щекой, и виновато произнесла. — Просто очень… есть захотела. — Ничего страшного, товарищ Горина. Но в следующий раз предупреждайте, если захотели куда отойти, — успокоил девочку и «Терешкову» добродушный «Рафик». — Погоди. Это что… Упаковка с очищенным фундуком? — заметила подошедшая к ней Валентина. — Сама в шоке. Оказывается, они продаются в Казахстане. Вон в тоооом магазинчике! — радостно протянула Маруся, указав ладонью направо. После вытянула упаковку вперёд. — Будешь? — Нет, спасибо. Но, блина, Марусь. Белочка ты пушкинская с изумрудными орешками, у тебя же недавно зуб выпал, — недовольно произнесла Валька. — Уже неделя прошла. Орехи мне можно есть, — заверила Маруся, не обидевшись на прозвище. — Валь, ну я реально проголодалась. — Ладно. Но смотри! Если вдруг вздумаешь ныть от боли в десне — не говори, что я тебя не предупреждала, — произнесла Горбушина чуть ли не с угрозой, на что Маруся лишь нервно проглотила размельчённый фундук и быстро кивнула. — А я тоже есть хочу! — вдруг вставила Стася Вавилова. — И я! — Кто-то сказал «еда»? — Татьяна Николаевна, Ромик Эдуардович, мы есть хотим! — умоляет Варвара Золотухина. — Ей-богу, собрался тут коллектив жрунчиков, — процедила сквозь смех Карина Верестенец, а после секунды тишины добавила от безысходности. — Ой, ладно. Я тоже хочу покушать. — Ну, я пока не голодная, — призналась Ирина, смотря на вожатых. — Я плотно позавтракал, — вставил Юрка Елизаров, хлопнув по своему животу. — А мне уже не надо, — бросила Маруся, с аппетитом уплетая фундук. И не могла не оставаться без презренного взора в свой адрес от Горбушиной. Взор старшей, опекающей сестры, которая ждёт у младшей проёба. — Татьяна Николаевна, поступим следующим образом. Товарищей, которые не голодны, я возьму на себя. А вы проводите остальных до магазинов или кафе, — внёс свою лепту «Рафик», смотря своими красно-оранжевыми объективами на часть пионеров как на маленьких, голодных птенчиков. — Хорошая идея, Ромик Эдуардович. Дорогие товарищи пионеры, за мной в одно замечательное кафе-магазин «Солнечный Зайчик». Оно как раз расположено недалеко от выставки, — после заявления «Терешкова» направилась вперёд, к выходу из фасада, а за ней в один ряд бодро зашагала часть ребят. И от 25 подростков осталось меньше десяти. — Бедные, голодные, — сочувственно произнесла Зоя, глядя им в след. — Они нас потом догонят? — спросила «Рафика» Ирина, на что робот кивнул. — Давайте уже в музей зайдём, ибо задубеем здесь, — пробурчала Валька, вздрогнув от холода. — Идёмте, дорогие товарищи пионеры. Нас ждут. Только будьте очень осторожны, никуда не спешите: перед главным входом проложена многомаршевая лестница, — внёс предупреждение «Рафик», и вместе с оставшимися подростками направился в сторону ВДНХ, идя позади них, чтоб видеть каждого.

***

— Чтоб я, ебучие пироги, ещё с тобой куда пошёл! «Короткий путь, короткий путь!..» — фыркнул Нечаев. — Дохуя времени только потеряли! — Мы идём в верном направлении. Поход продлился чуть больше часа, а не полдня, как могло казаться. И, товарищ майор, я говорю вам в двести седьмой раз: не выражаться как сапожник! Это некрасиво… — погрозила ему пальцем Виктория Дмитриевна как в самом деле занудная студентка, вожатая и комсомолка. Слишком правильная, аж выбешивает до скрежета зубов. — Отъебись от моей лексики! Иначе напомню, кто нас завёл в холмистые ебеня, ища какой-то ёбаный мох для ориентира на юг или север! — буркнул Сергей, на что услышал подобие хмыканья. Ох, как хотелось этой вожатой дать лёгкий подзатыльник, чтоб замолчала ненадолго. Но нельзя. Робот не робот, а всё же дама. Так что на женщину он всё равно руку не поднимет, не сможет. Но всё равно бесит. «Терешковы» по сравнению с ней не такие дотошные, хоть их позитив тоже особой ему радости не несут. Если бы Сергею дали выбор в компаньоны на это задание роботизированную комсомолку или Штокхаузена, он бы обоих послал на три знатные буквы и взял с собой собаку. Вот только за такой ответ могли послать уже его. Так что ради выполнения задания придётся терпеть компанию с «ВЖ-2». И всё же час бдений по холмам и деревенской глуши дали положительный результат, когда Виктория Дмитриевна отодвинула в обе стороны пышные кусты, чтобы очистить для себя и Серёжи путь к замеченной, о наконец-то бля, дорожной трассе. Дорога вела прямо к набережной, где располагалась театральная арена со сферической скульптурой на газоне. Рядом у начального основания моста стояли припаркованные автомобили рабочего состава театра. Ещё дальше проложена железнодорожная дорога, где не замечены поезда с вагонами. Рельсы чисты. — Не прошло и полгода, — пробурча, Сергей перешагнул через основания корней куста и ступил на более ровную асфальтную поверхность. — Лучше бы «Москвича» взяли. Быстрее сюда добрались. И… целее. — Во-первых, движение — это жизнь, залог крепкого здоровья. Во-вторых, красть автомобили в деревне — недостойный поступок гражданина СССР, — вставила своё очередное нравоучение бывшая балерина, грациозно идя по пешему краю трассы. — Автомобиль мы бы одолжили у кого на время, наличие удостоверения позволяет мне такие полномочия. Серьёзно, как тебя вообще пионеры терпят? — устало вздохнул Серёжа, идя с ней наравне вперёд к театральной арене. — Пионеры — моя забота, товарищ майор. Они мне очень дороги. Посему стараюсь к каждому относиться снисходительно. И… мы таки на месте, товарищ майор. Мои ориентиры нам очень помогли, — не без гордости произнесла Виктория. — Угу… На редкость тут тихо, что странно. Если не гости, так должны же тут иногда ходить рабочие. Всё таки люди — не кроты, чтоб там куковать сидеть, — Сергей сбавил свои ругательства, но от подозрений не мог избавиться. — Соглашусь с вами. Нетипичная обстановка. Время в театре настало как раз обеденное. Но торговые пункты закрыты. Ох… Как там на ВДНХ мои товарищи пионеры? — произошло то, что тоже входит в число причин для возникновения раздражения у майора. Скачки с темы на тему. Казалось бы, вожатая, а сосредоточенность на одном у неё порядком хромает. — Ой, да в порядке всё с ними. Они ж на ВДНХ, а не где-нибудь. Там охрана, камеры… Так что нормально всё. Идём дальше, — скомандовал Нечаев. — А если Ласточкина поймаем, так вообще всё будет заебись. Более некому будет в лагерь «пчелу» регулярно отправлять. — До сих пор в моих алгоритмах это не укладывается. Хотя… Товарищ Ласточкин не шибко предан совести. И всё-таки повезло, что Дмитрий Сергеевич поручил мне новую работу. Более полезную и приятную. Гораздо лучше, чем ублажать этих буржуазных бляд… Ой! — отпрянула «Вожатая». — И кто там мне про сапожника заливал, а? — усмехнулся Нечаев. — Как не стыдно, товарищ вожатая! — Вы ничего не слышали! — загнанная врасплох Виктория начала оправдываться. — Угу, конечно-конечно… Ой, ладно. Давай ближе к сути. Где тут вход в театр? Преодолев мост, Серёжа с Викторией остановился перед газоном со скульптурой на доли минуты после долгой ходьбы по виражам Предприятия 3826. После «ВЖ-2» поманила майора за собой за скульптуру, указав на ведущие вниз лестницы к запасной двери. — Там расположено подсобное помещение, — пояснила Виктория Дмитриевна, открыв дверь и пропустив названного коллегу вперёд. А после зашла сама, закрыв обратно как в избежании утечек. В технических комнатах, что странно для комнат с управлениями инженерных коммуникаций, отсутствовало освещение. И людей тоже нет на месте, что было подозрительно вдвойне. Мало того, что никого не видно, так ещё никого и не слышно. — Секунду! — откликнулась Виктория Дмитриевна, стукнув пару раз механическим пальцем по своему значку в форме пятиконечной звезды. Таким образом включила свой встроенный фонарик. Освещала пусть не всю площадь, но лучше, чем в темноте шастать и спотыкаться ходить о всякие препятствия. — Отлично. Куда дальше надо топать? — бросил Серёжа. — К лифту на нижний, третий этаж — там расположен кабинет Ласточкина, — ответила «ВЖ-2», указав светом на двойные двери лифта, расположенного в дальнем углу тёмного коридора. — Ну давай. Ты ж мой путеводитель, — прозвучал сарказм. Серёже показалось, что ещё немного, и комсомолка бы начала хлопать в ладоши от переполненной гордости. Для кибернетической балерины она вела себя живее, чем те же телохранительницы Сеченова, из которых порой слов не выдавить. Добравшись до лифта, где к счастью было светло, и зайдя в кабину, Виктория взяла на себя нажатие кнопки. Двери со звоном закрылись, и пошла то ли от пола, то ли от стен слабая вибрация под сопровождение классической приглушённой музыки. На что Нечаев не любит замкнутые пространства, но от здешних звуков появлялось какое странное, приятное чувство… умиротворения. Или же оно возникло при ярких мыслях о неизбежном аресте Ласточкина. Дзынь спустя доли минуты! Двери отворились, показав в тёмных тонах, но с включённым светом украшенный театральными атрибутами коридор с закрытыми дверьми. Резко обстановка сменилась, когда Серёжа с балериной услышал недалеко разного рода голоса. А ещё громкий, коллективный смех. И звуки лопастей как у вентилятора. Или «пчелы». И… только что где-то вскрыли шампанское? — «Закулисье» же прекратило своё существование! — искренне не понимала Виктория Дмитриевна. — Щас разберёмся! — уверенно заявил Нечаев и быстро зашагал в сторону перво попавшейся двери, которая оказалась, как кстати, кабинетом худрука. Убедившись, что она незаперта, мужчина сильно оттолкнул её от себя ногой и крикнул. — Степан Ильич Ласточкин, вы… арестованы по обвинениям в… То, что увидел майор, было совсем неожиданным зрелищем. Вместо руководителя в пространственном кабинете находилась почти вся рабочая контора театра, включая роботизированную балерину, официанта «Рафика» и, если повезло, нужная в задании «пчела». Инженер и электрик хозяйственно заняли красную софу, с удовольствием уплетая эклеры. Заведующая буфетом деловито сидела за рабочим столом, где располагалась «груша». На краю стола сидела ведущая прима-балерина, свесив обутые в пуанты ноги и попивая шампанское. И звонко стукнула своим бокалом о бокал второй балерины, что стояла рядом с ней и своими роботизированными коллегами. На приход майора с «Вожатой» никто не отреагировал с напрягом. Напротив, создавалось ощущение, что они принципиально сидели и ждали их визит. — Добрый день, дорогие гости. Как насчёт эклеров? — подошёл к ним официант. — Виктория, как мы рады тебя видеть! — вдруг воскликнула кибернетическая балерина. — Какой у тебя красивый фасончик! Потрясающий гордый лик комсомолки! — Эм, чё-то не понял… А вы что вообще тут делаете? И где Ласточкин? — Сергей уставился на всех, пребывая в недоумении. — Что мы делаем? Празднуем, товарищ майор! — с улыбкой ответила Артеменкова Тамара, балерина-солистка второго плана. — Возвращение нашего дорогого Андрея Борисовича Люблина! — Андрей Борисович нам как раз незадолго до вашего визита написал, что Михаэль Генрихович официально его вернул на пост руководителя театра. А Ласточкин? Да пусть он катится к чертям, тварь эта гнилая! — засмеялась Валерия Рыжова, высушив бокал. — Наконец-то в театр пришли славные времена! — спохватился электрик Александр Васильевич, влюблённо иногда поглядывая на роботизированную балерину. На что его сидящий рядом коллега лишь покрутил пальцем возле своего виска, мол, тяжёлый случай робофилии. — Я, конечно, рад, что у вас праздник. Но у меня к вам всем два вопроса. Первый — где Ласточкин? — Этот еблан где-то час назад куда-то уехал. И никому ничего толком не сообщил. Два слова от него — по делам! — ответил инженер-технолог, пожав плечами. — Когда он вернётся, хуй его знает. — А он ведь даже не знает, что его со счетов списали, — бросив это, Валерия вновь залилась смешком. — Блять! Это плохо… — ругнулся Серёжа. — Так, ладно. Теперь второй вопрос. Кто анонимное письмо отправил Дмитрию Сергеевичу? — Я, товарищ майор! — отозвалась наконец заведующая буфетом, мама Карины Верестенец. Несмотря на атмосферу праздника, сороколетняя женщина выглядела серьёзной. Даже сердитой. — Я как увидела свою дочь в его «груше», и ту несчастную девочку, и его в этот момент самодовольное, похабное лицо… Меня такая злоба взяла, думала, тарелкой и бокалом расшибу! Вот и воспользовалась моментом, когда Ласточкина в кабинете не оказалось. Быстро всё исследовала, перекинула себе и написала Дмитрию Сергеевичу через свою уже «грушу». Следы отправления стёрла потом, чтобы тот ничего не увидел. — Ясно. Нихуёво вы так постарались. И не менее нихуёво он так и для своего племянника потрудился. Сваха какой, ёбаный пирог. — Вы про Филиппа что ли? Думаете, он так просто передаст мальчишке театр и уступит место руководителя, ибо родные узы? Бред сивой кобылы! Стефан про существование своего племянника узнал месяц назад, и до этого имя его ходил путал. Ирина была целью с самого начала. Как рычаг давления на авторитет Дмитрия Сергеевича, — пояснила Верестенец. — Каким образом? Ласточкин, если так разобраться, для Дмитрия Сергеевича — ничто. Незначительный элемент. Пустозвон. Он даже в их когорте не значится, — не понимал Нечаев. — Он — да, незначительный элемент. А Ирина эта — наоборот, — добавила Тамара Артеменкова. — Подумайте сами. «Закулисье» закрыто по решению Сеченова. Вернуть это может, опять же, Сеченов. Но Ласточкин на сей раз его не убедит никак. Если только… — специально остановилась буфетчица. — …Если только не ударит по самому больному, что есть у Дмитрия Сергеевича. Что, в таком случае, носит уже не деловой характер. А… родительский… Точно! БЛЯТЬ! — закричал Серёжа. — Те видео с Ириной… Они записаны как компромат. А в сети «ОС Демос» сидят много людей, в том числе из верхушки… Пиздец просто… — Семёновна, зайди в его профиль! — потребовал инженер-технолог, резко поднявшись с софы. — Посмотри, не оставил он какую запись на таймере для публикации… — Не получается! Его профиль слетел и вернул нас к месту регистрации в сеть. Эта гнида очистила поля заполнений… — разочарованно произнесла Верестенец. — В устройстве же «жучок» должен быть со всеми данными! — вспомнил электрик. — К его извлечению тоже нужен пароль… — Бля, нахуя ко стольким функциям пароли? — заорал Сергей, схватившись за голову. — Погодите… — к «груше» подошла Виктория Дмитриевна, которая начала активно двигать пальцами по всплывчатым сенсорным окошкам, нажимая то на одно меню, то на другое, пока не пошли бегущие строки взлома, после которых всем наблюдавшим за процессом открылся профиль Стефана Ласточкина в сети «ОС Демос». Перейдя в основные записи, Виктория нашла скрытый черновик с закреплёнными файлами. С установленным таймером открытой публикации на начало следующей недели. И текстом: «Ох уж эти лагеря… Полны драмы. А хвалённая отзывчивость юной Сеченовой, да-да, той самой — и впрямь не пустой звук. Как легко она отзывается на поцелуи, поддаваясь жаркому темпераменту подростковой страсти. На потерю невинности также отзовётся?..» — Отвратительно! Позор! Как он посмел покуситься на нашу пионерскую честь? На моих воспитанников? — презренно прокомментировала увиденное Виктория Дмитриевна, после чего удалила черновик, едва не угробив устройство своими кулаками. — Всё, этих файлов в его «ОС Демосе» больше нет! — Проверь личные файлы в самой «груше». Папки, корзинку, — посоветовал подошедший электрик, на что «Вожатая» принялась исполнять незамедлительно. — Пусто. В папках тоже. — Чё-то больно всё просто, — пробурчал Нечаев и заметил, как его коллега принялась вводить код для безопасного извлечения «жучка»… которого на данный момент не обнаружили на месте. — Дерьмово! — Очень. Если он его с собой взял, значит, в «жучке» хранятся копии файлов. И через любую другую «грушу» может спокойно опубликовать в «Демосе», — пояснила «Вожатая», после чего быстро ретировалась из кабинета. Чтобы, как минутами позже выяснилось майором, продемонстрировать силу своих стальных лезвий, выплеснув гневную тираду на замеченном в коридоре крупном портрете Стефана. От картины остались ошмётки холста и опилки древесины. — Агент «П-3» вызывает «Волшебника»! — кое-как скрывая потрясение после увиденного, в устройстве и поведения роботизированной коллеги, Сергей активировал перчатку для установления связи. — «Волшебник» на месте. Как вы там, сынок? Проверили устройства? Нашли Ласточкина? — в голосе Сеченова распозналось сильное беспокойство, смешанное с раздражением. — Дмитрий Сергеевич, Ласточкина не обнаружили в театре. Никто из коллег не в курсе, куда он отправился. А проверив устройство, мы выяснили, что он хотел те видео опубликовать в своём профиле «ОС Демос» как способ копромата и давления на вас, выставив девочку в дурной… манере, — запнулся Серёжа. Сколько раз докладывал начальству о ходе дел в операции, но дело такого характера ему попалось впервые. Сейчас он вещает не как шефу, а как родителю, чьего ребёнка посмели тронуть и оскорбить. И что в его душе таилось, Нечаеву было подумать страшно. — Виктория Дмитриевна взломала профиль и удалила ту запись. Но… Ласточкин скрылся с «жучком». — «Грушевых жучков» отследить тяжело. Попробуем пробить по уличным камерам «ромашкам», хоть это затянутый процесс… Уверен, он по-прежнему находится где-то на территории Предприятия, — на удивление академик говорил спокойно, собранно. Но П-3 знал, что он вне себя от ярости. — Простите, Дмитрий Сергеевич, я… — Нет, сынок. Твоей вины тут нет. Ты сделал всё, что сочтено нужным, и это не менее ценно. Сможешь доставить Викторию Дмитриевну в ВДНХ к её отряду пионеров? Всё таки «Вожатая» отличается по функционалам от Левой и Правой. Не предсположена она к полётам и быстрым перемещениям. — Да, конечно. Привезу её куда надо. Но с Ласточкиным как быть? — Постараемся отследить сами. Вызову кого полагается… Спасибо, Серёж… — печальным тоном произнёс Дмитрий и на том закончил беседу. Майору после разговора легче не стало. Прибавилось только больше отвращения. И самоненависти. Самое простое и не выполнено как планировалось, как надо. И не ясно, что делать дальше. Нет ничего хуже, чем ощущение собственной беспомощности. — Ебучие пироги, пропади оно всё пропадом, бля!.. Виктория Дмитриевна, вы закончили? — позвал он бывшую балерину, стараясь сейчас что есть сил не орать на неё. У «ВЖ-2» хоть и нет лица, но Сергей не сомневается, что она так же в гневе. — Мои полимерные алгоритмы чуть смирили пыл, — ответила Виктория Дмитриевна. — Каково следующее распоряжение «Волшебника»? — Отвезти тебя в ВДНХ, к твоим сорванцам. Поди, соскучились по своей единственной, неповторимой вожатой, пока их «Терешкова» доёбывает рассказами, — издал невесёлый смешок Серёжа. — Не надо наезжать на Татьяну Николаевну. Она — прекрасный сопроводитель, — строго произнесла «Вожатая», на что он только махнул рукой. Спорить с ней бесполезно. И только хотели вернуться к лифту, как вновь раздался сигнал вызова из перчатки. Нечаев сразу подумал, что это академик. — Товарх’ищ майорх, где вы? — В театре с Викторией Дмитриевной. Не ситуация, а откровенная хуйня! — как бы Михаэль не был ненавистен, но его появлению Серёжа был даже нетипично для себя рад. При нём и на него можно материться со спокойной, если так это можно назвать, душой. Да и Шток уже привычный. — Езжайте в ВДНХ! Быстрх’о! Ласточкин находится в выставочной витрх’ине, я увидел его автомобиль «Турх’бину» на стоянке! — Самого Ласточкина? Или только его машину? Комплекс ВДНХ не только музеем ограничивается, знаешь ли, — сардонически отметил майор. — Нашли момент для своих шуток… Сейчас это не столь важно!.. Ну же! Бегом-бегом-бегом, зольдат! Я вас жду у главного входа в парх’к отдыха! — тараторит Штокхаузен. — Мчусь со всех ног… — раздался сарказм, и вызов прекратился. «Вот и попался, стервёныш!» — расстройства у майора след простыл.