Мир через объектив или/и полимер

17 МАЯ «Люблю грозу в начале мая… Хах. Отвратительное явление… Излишняя романтизация каких-то погодных осадков…» — фыркнул Ласточкин и затушил очередную, докуренную сигарету, стоя у открытого запасного выхода из театра рядом с курильницей на столике, чтоб проветрить помещение от едкого дыма. Да и понаблюдать за ненавистным дождём для успокоения, ибо в кабинете не на что смотреть: наличие окон в подземной территории бессмысленно. Там только тёмные стены, фонарики и украшающие их атрибутики, которые служат напоминанием об «истинном» облике театра — храме величия. Величие, слепленное им же из собранных восхищений гостей и приумноженными к ним желаниям. Не без дополнительных переговоров с Сеченовым и Штокхаузеном, конечно же, но по большей части работа его и только его. Храм для верховных жрецов. Храм, где их всегда ждут нежные, гибкие феи в белоснежных одеяниях. И нимфы из серебра и каплей золота, одинаковые как капли воды. Стальные и холодные на вид, но в глубине своей такие же плавные, мягкие, от одного их прикосновения пробуждается щекочащий изнутри трепет; после него всё заканчивается согласием на все вопросы любого характера. Ждут… Ждали раньше… Плакаты из его кабинета теперь пробуждают лишь горькие мысли об ушедших мгновеньях, не подлежащих возвращению. Были золотые реки и зелёные насаждения, за них были физические и психические услады. А сейчас эти реки пересохли, поля сгорели до тла, и наполняются золотом, да покрывается зеленью только в громкие дни премьер — прямо из кошельков богатых гостей. Ласточкин пробовал наполнить хоть одну названную реку вне таких дней, вспоминая провереный, старый способ. Но нет: в театре установлен контроль по настоянию Сеченова. Чуть увидят левых гостей в простые, будние дни или услышат даже тихие намёки про «закулисье», донесут незамедлительно. Не театр, а тюремный полигон, где академик надзиратель наряду со скульптурами и балеринами, и глаза его повсюду. Храм чудес, стал для Ласточкина тюрьмой. И он его единственный заключённый. Чего не скажешь про его подчинëнных, которых обстановка противоречиво радует. Одна эта прима-балерина Рыжова чего стоит, ходячая истеричка. Чуть что она заявляет, так другие начинают подхватывать, хотя до этого её не выносили. Забыла своë место. Все они… Ох, как стрелка повернулась. Теперь они стали правильными. А воспоминания о «закулисье», в котором безотказно принимали участие — так, пустой звук. Никому теперь не нужны лишние копейки и внимание, все довольны. Чёртова правильность… Чёртовы идеалы этой правильности… Чёртов Сеченов… Даже Штокхаузен, с которым ещё мог как-то договориться, тоже отвернулся от него. Этот хитрец и сноб, что без угрызения совести менял любовниц, приводил в театр то одну на концерт, то другую на постановку, и без стеснения гулял по заполненным людьми коридорам с невесткой Сеченова (этот его внимательный взгляд в адрес простушки, Лидии Викторовны — надменной выскочки, что возомнила себя художником и эстетом, а на деле такая стерва, Стефан тогда хорошо запомнил, когда невольно наблюдал за ними), тоже включил правильность… Хотя, что взять с простого заместителя? Он как болванчик — на всё с Сеченовым соглашается. «Дурак, моё «закулисье» решало всё во благо Предприятия! Для тебя и всей твоей когорты! Сам же тянул руки к балеринам… И чего ты добился своим решением, смешав моё слепленное великолепное творение с грязью, в которую похоронил годы моих трудов? Всё отнял, лицемер!» — мысленные обращения жгли Стефана изнутри, отдаваясь колкой болью. Аж пальцы на руках чуть вздрогнули, из-за чего чуть не уронил сигарету. Из уст вырвался несдержанный всхлип… «О, нет! Даже не надейся! Под натиском твоих правильностей я не опущусь до откровенной низости, трусости и слабости… Кто ты мне таков будешь? Директор? Министр? Хах, и что? Я тоже директор! Я верну истинный облик моему театру! И вокруг храма вновь пойдут зелёные насаждения и прольются золотые реки…» — и эта мысль его по-настоящему воодушевила. Спустя два года тёмного дна, когда казалось, что всё уже кончено, появился выход. Как по итогу выходит иронично — с этим помог сам Сеченов… 22 МАЯ Решение проблемы привело Стефана Ласточкина в самое необычное для него место из ряда посещаемых — полигон «Сатурн». К тому одноимённому, недавно открывшемуся пионерлагерю, что ждал юных гостей в конце мая. От одного представления о скоплении детей и подростков Ласточкин задирал нос в отвращении. Не любит этих сопляков: проказливые, шумные, глупые. К пионерам мнение аналогичное, как к когорте учёных: те тоже склонены к идеалу правильности. Пытаются показать себя взрослыми. Как ещё от гордости не лопнули. Но, благо, их пока нету в лагере. Можно вздохнуть спокойно. Товарищ Суворов, находясь в своём кабинете, в последний раз сверялся со своим составленным списком и полученными по «груше» досье о пионерах из Невской школы, чтоб заняться оформлением билетов. Ни дождь, ни возня технического персонала на нижнем этаже его не беспокоили. Стефан не был о нём положительного мнения. В прочем, мало в окружении кто вызывал уважение. Евгений Олегович, по сущности своей, ещё мальчишка. Студент, что недавно закончил какое-то там училище в Москве, а уже возомнил себя творцом, хоть и при деньгах и связях. Совсем как тот бывший программист Виктор Петров, будь он неладен. Однако, отметил Стефан, Женя был куда добродушнее и спокойнее этого сумасшедшего бездаря, который завидовал всему и вся и всячески спорил, аж слушать его порой было просто невыносимо. С Суворовым о многих вещах можно поговорить, дабы отвлечься от уныния внешнего мира. — Здравствуй. Рад, что ты приехал. Ох, прости за бардак, я сейчас быстро всё тут приберу. Тебе чай? Кофе? Я без проблем спущусь на кухню, сообщу кому надо и… — Евгений Олегович встретил его у порога кабинета со всем гостеприимством как старого друга. — Ох, Евгений, голубчик. Не надо себя тешить лишними заботами. Тем более, я только пообедал. Лучше поведай мне, как идут дела с нашим общим проектом «Сатурн»? — Ласточкин, лукаво улыбаясь, чтоб изобразить дружелюбие, сел за другой край рабочего стола. — Всё лучше некуда. Я так благодарен Дмитрию Сергеевичу за его проделанную работу в Северной Пальмире. Ведь таким людям, как он, непросто поехать в большой город без должного сопровождения. И, если можно так сказать, даже поверхностных знаний об этом городе. А Северная Пальмира огромна, чем Предприятие со всеми полигонами в разы десять… — Евгений вернулся на своё место, к своим записям. — То есть, правильно я понял, первые гости лагеря — пионеры из города-острова на Неве? Хм… — чуть нахмурился Стефан. — Да, — кивнул Суворов. — Странно. Почему-то я думал, что приедут москвичи. Столица-то чуть ближе от Предприятия будет. Да и «Икар» в начале пятидесятых был именно над Москвой. — По правде говоря, я тоже рассчитывал, что пионеры будут из Москвы, так как город богат средствами массовой информации. Если бы стройку начали года два назад, а открытие лагеря прошло раньше, например, в декабре месяце, можно было договориться с какими-либо московскими школами. Но «Сатурн» открылся поздно, и пионеры многих училищ страны уже определились кто-куда отправятся. В основном, выбрали «Артек», «Орлёнок»… Все такие ходовые. — Ох, как досадно, что мы так опоздали. Хотя, лучше уж так, чем совсем никак. И всё же, голубчик, Дмитрий Сергеевич не поведал, почему именно Северная Пальмира? Там такие же школы, пионеры, везде одно и то же время принятия решений о поездках на лето. — Как выяснилось, не везде так происходит. Одна школа стояла под вопросом, пока не приехал Дмитрий Сергеевич. Два восьмых класса из Невского художественного училища отозвались на наше приглашение. Но решилось всё быстро не поэтому. Дмитрий Сергеевич неслучайно выбрал этот город, этот район и эту школу. Смотри сюда, — Евгений, проведя пальцами по сенсорной панели «груши», открыл окошко с досье на весь экран и указал пальцем на фотографию профиля. — Выбрал потому, что его племянница, Ирина Георгиевна, там учится. Через неë на других было проще выйти. Стефан не подал виду, что удивлён такому открытию, ибо знал про родню Сеченова, посчастливилось лично с каждым из них познакомиться. Но и скрыл свою вдруг пробудившуюся злость, стоило только увидеть фото этой девчонки. И вспомнить, что произошло в театре с её участием в роли свидетеля им организованного «закулисья» в день премьерной постановки. Подумаешь, премьера. Всё равно это дело проводилось в тихой гримёрной, подальше от людей. Он просто делал свою работу, хотел осчастливить клиента за обещанную, щедрую высокую плату. А эта мелкая мерзавка, прогуливаясь где не попадя, всё испортила своим появлением. Она же и побудила решение Сеченова прекратить существование храма величия. Его храма… Всё во имя проклятой правильности. — Яблоко от яблони недалеко падает, — задумчиво, тихо пробубнил про себя Ласточкин, чтобы Суворов его не услышал. И в этот самый момент его передёрнуло, когда в голову прокралась яркая, но чёрная, от того и привлекательная мысль: «Вот оно! Всё сходится! Я помню, как он с ней общался в театре до начала премьеры. Добрый дядюшка и его любимое чадо. Какая прелесть… Хорошие девочки — это всегда идеальная мишень для бесчестья! Чтобы спровоцировать Сеченова и заставить его изменить своё решение, нужно как-то особенно ударить по этой жалкой мошке. Как это выполнить изящно, но дельно?» — Ну, в целом, ничего удивительного. Родная кровь, связи и все дела, — с безразличием прокомментировал Стефан. — О, меня это не беспокоит. Главное, чтоб ребята были хорошие. Но расстаивает тот факт, что подростков набралось мало. Всего лишь тринадцать. Куда их столько на такую огромную площадь? Оставшиеся домики будут пустовать, что тоже нехорошо, — Евгений старался не показывать досаду, но тон всё равно его предательски выдавал. — Так что же ты молчал, голубчик? Как хорошо, что я к тебе пришёл. Вспомнил, что у меня есть племянник из ближайшего города. Мы как-то недавно с ним созванивались, и я узнал, что он такой же добропорядочный юный джентльмен… То есть, пионер. Даже больше скажу — он занимает пост капитана своего отряда. И его класс, как он мне сообщил, тоже не решил, куда поехать летом. Могу замолвить словечко про «Сатурн», — заявил Ласточкин, подмигнув, и в его словах была доля истины. Но лишь доля. На деле он узнал про существование Филиппа благодаря своему брату-неудачнику, который спустя годы тишины вдруг вспомнил про «младшего Стёпку» (как это прозвище бесило Стефана), как-то раздобыл номер телефона и давай навязываться с просьбами пристроить куда его сына, даже деньги отправит, если нужно, пока тот будет решать свои проблемы. Сам Стефан ему холодно ответил, что подумает об этом, представляя себя в роли благородного дяди с отвращением. Вот ещё — возиться с каким-то подростком. Но сейчас, недолго поразмыслив о своей ситуации и сложив все кусочки паззла, получилась замечательная картина. Мальчик… Влюблённая в него девочка… Шалость под конец в её адрес… Зафиксированный на камеру «ромашку» откровенный позор… Шантаж Сеченова этими материалами… И вуаля! Возрождение храма величия обеспечено! «Только нужно с этим мальцом ещё как-то поговорить. Сложно, особенно когда про него ничего не ясно. А звонить его отцу — такое себе дело…» — мысленно фыркнул Стефан. — В самом деле, ты всё это организуешь? — в глазах Суворова блеснула искра надежды. Действительно, совсем как у мальчишки. — Конечно, мой дорогой друг. Могу хоть сейчас отправиться в Семей. Только, уверяю тебя, никому про это не говори. Это будет сюрприз для участников нашего проекта… 24 МАЯ К счастью, затея с пионерами Семей и лагерем сработала что не есть идеально, как и беседа с этим отпрыском Филиппом. Такой славный, ответственный, но во многом наивный юноша. Весь в своего дурачка-отца. Однако, узнал Стефан за неохотно проведённое с ним время, Филя ещё и занимается творчеством: пишет стихи, рассказы. Один из таких попал в их школьную газету, и это стало ошеломляющим успехом, который подарил Филиппу минуты славы, признания, и обожание среди девочек из средних классов. Вроде бы и кажется гордым юнцом, а всё равно скромник, что заливается краской при любом случае. Но, отметил старший Ласточкин, Филя действительно не лишён дара красноречия, и девчушки в самом деле предаются очарованию. Идеально! Боги его храма всюду за ним следуют и несут удачу. Стало быть, и договор пройдёт на ура, который подавит эту правильность. Воспользовавшим удобным случаем, Стефан привёз племянника в свой театр для краткой экскурсии, не говоря о «закулисье». Всю дорогу Филипп пребывал в эстетическом восхищении, что аж дар речи потерял. Долго разглядывал скульптурные объекты, а ещё дольше наблюдал за актёрским составом и их репетицией к концерту по случаю дня рождения «Коллектива». Их роли, реплики, плавные движения и эмоции поразили младшего Ласточкина до глубины души. — Как бы мне хотелось, чтобы мои истории также играли актёры. Что люди, что роботы… — признался Филипп. — Это вполне осуществимо, мой дорогой мальчик. — То есть… Правда? — парень бросил на него удивлённый взор. — Конечно. Ведь мы, люди, какими бы богатыми ни были, не можем жить вечно. Но здания могут. А храм искусства тем более долговечен. После того, как я отправлюсь на покой, я лично передам этот театр под твоё владение. Представь… Все твои придуманные истории оживут на этой сцене, зрители будут радостно ликовать и будут восхищаться тобой, как творцом театральных шедевров. Не только в СССР, но и во всём мире. Красивая мечта, не правда ли? — Очень красивая, дядь. Но её реализация, как правило, небыстрая. Сначала мне нужно отучиться на режиссёра, подтянуть свой писательский навык… Как бы я хотел это всё ускорить, — грустно вздохнул мальчишка. — А знаешь? Есть один способ. Ты можешь себя проявить режиссёром в моём театре в качестве эксперимента, ибо театр ещё и научный полигон. Правда, после обновления «Коллектива»… Но ждать в таком случае гораздо меньше, чем передачу наследства. Только ради этого нужно особенно постараться. — Я всё сделаю, что ты скажешь. Как пионер и начинающий творец, я готов к выполнению любой задачи! — уверенно заявил Филипп. — Твой настрой меня радует, дорогой мальчик. Слушай меня очень внимательно, — Стефан повёл племянника в свой кабинет, подальше от лишних глаз и ушей. — Твоя задача начнётся в лагере, когда произойдёт торжественное открытие. Цель — Ирина Георгиевна Сеченова. — Хочешь сказать, она та самая?.. — Да, та самая Сеченова, — кивнул мужчина. — Девочка милая, красивая, душа компании, любимица публики, такая же одарённая в творчестве. Но и в науки целит. Рано или поздно займёт пост директора Предприятия. Ты должен уделать всех её слепых обожателей и завоевать её сердце. — Я?! — ошарашенно вскрикнул Филипп и чуть было не потерял пол под ногами, едва не упав. — Ну я… Я не знаю… — Ох, мой дорогой мальчик, как же так? Сам мне ведь хвалился наличием поклонниц. Или наврал, а? — хитро улыбнулся краешками губ Стефан. — Никак нет, дядь! Просто… — Филипп неуверенно почесал кисть левой руки и опустил глаза. — Ладно, там Вавилову с Павловой очаровать, я их хотя бы в лицо знаю… Но Ирину… Поди, её трудно впечатлить, учитывая, что она любимица публики. — А ты постарайся. Ибо ты не просто юноша, а гордый капитан. Девочки любят капитанов, офицеров там всяких. Для них они ассоциируются с мужеством, силой и храбростью. Перед такими никто не устоит, тем более Ирина. Покажи себя во всей красе, и она твоя. Как и сцена театра, которая ждёт реализации твоей истории. Или ты уже передумал? — Нет, не передумал. Я попробую… — О, ты не просто попробуешь. Ты всё это выполнишь в лучшем виде. Ирина Сеченова — очень выгодная партия. Так что не подведи, в первую очередь, себя. — Я… всё сделаю! — Филипп, сбавив колебание, по привычке исполнил пионерский салют. — Вот и славно! Мелкая рыба проглотила наживку… 31 МАЯ Дневная смена в лагере для пионеров Семей подошла к концу, однако Стефан всё ещё пребывал в недовольстве после наблюдений через «грушу» и подключённую к сопряжению «ромашку» за Ириной и Филиппом, посиживая в кабинете. Он уже начинает жалеть, что на выполнение задания послал такого слюнтяя с хвалённым очарованием. Но не предполагал… Не смог предположить, что с этой Сеченовской племяшкой будут такие сложности. Эта паразитка сбежала от него, спряталась в своём арочном домике и не выходила до трёх часов дня. «Или она титан, раз не повелась на комплименты… Или догадалась о моей задумке… Или просто избалованная девка! Да, третий вариант более логичный. Ну что ж, побалуем её. Так и быть, даже расщедрюсь…» — немного порассуждал Стефан, достав из выдвижной полки кошелёк, а из него несколько бумажных купюр. Пора воспользоваться местной, кондитерской «пчелиной» доставкой. И ещё раз провести беседу о том, как правильно завоёвывать внимание девчонки… 1 ИЮНЯ — Ничего у меня с ней не получается! Так что эти якобы поклонники у неё — самый настоящий бред! Нету никого и не было никогда! Откуда вообще такие домыслы возникли? — адресованные от агрессивного мальчишки слова Стефан услышал прекрасно, и чувствовал, как его недовольство перерастает в негодование, к которому подоспел и стыд за Филю и его непутёвость. Капитан, любимчик, и не мог выполнить самое простое. Однако к Ирине испытывал сейчас Ласточкин самую что не есть ядовитую ненависть после услышанных откровений, когда та вернула конфеты и заявила о себе и своём решении «оставить её в покое». Это ж какая дерзость! Да кем эта нахалка себя возомнила? Мелкая дура с промытыми «правильными» мозгами. «Нет, не пытайся бороться! Рано или поздно опозоришься на всю страну. Да так, что из дома не выйдешь до конца своих дней…» — донеся ей угрозу, хоть и мысленно, Стефан вернулся в реальность, и пультом управления направил свою «пчелу» в пустующую библиотеку через открытое окно, где пребывая в досаде сидел Филипп и штудировал книги. Сборник стихов. Чтение стихов Фета для Филька было неким успокоительным ритуалом. Не нужны микрофоны в ухе, чтобы мальцу услышать важное для него сообщение: — Сдаться намерен? А такое капитанам разве простительно? — худрук знал как задеть за живое, ехидно говоря через свой подключённый нейронный микрофон. — Я не знаю, что мне ещё сделать! Ирина не идёт мне на уступки. Она — кремень. Трясучий, но кремень. — Ой, мама дорогая, как тяжко жить! — Стефан бросил сарказм. — Раз сам не в силах что-то дельное придумать, так попроси помощь у своих товарищей. Или… я могу упростить тебе задачу, если откажешься от театра… — Ни за что! Я не отступлю от своей мечты! — возмущённо вскрикнул Филипп, прожигая взглядом дрон. — Упрямишься, значит… Тогда своё упрямство направь на нужные действия наконец! Ты, главное, не торопись, подумай как следует. Весь июнь у тебя впереди. И Филипп придумал, подключив свою одноклассницу (и бывшую подругу), которой пришлось всё рассказать. Стефану не понравилось, что Филя обратился к дочки Верестенец, буфетчицы его театра. Но поскольку та тоже ненавидит Ирину, то спокойно принял его выбор… 3 ИЮНЯ И наконец-то неделям мучений подошёл конец, когда этот самый заветный материал оказался в его устройстве. Ничто не травмирует подростков сильнее всего, как первые поцелуи. Особенно, если они случились против воли для пагубной реакции и слома жертвы… Но кто в это поверит? Девочка сама спровоцировала, прикидывалась недотрогой, вот и доигралась. А девчушки, как многие в курсе, взрослеют быстрее. Это неоспоримый факт. А какое место было выбрано идеальное — библиотека. В лагере. Пример для подражания и товарищества приехала в лагерь, чтоб попробовать всё, и первое, что надумала — поцелуй в библиотеке? Какой кошмар! Крайне низкий поступок! «Теперь пусть все узнают, какая она на самом деле тихоня… И у вас, Дмитрий Сергеевич, не получится её защитить и оправдать перед всей страной. Будете знать, как хоронить корпотливые работы других ради своей правильности. Подавитесь!..» Единственный минус, который чуть-чуть огорчил — племянник себя не оправдал, ибо его смешала с грязью его же помощница Верестенец под конец. А в прочем, всё нужное есть, какой теперь от Филька прок? Ясно одно — театр он не увидит как своих ушей… 4 ИЮНЯ Полученные из «ромашки» материалы, видеозаписи, смонтированы под новое видео со всеми нужными, скандальными лозунгами и откровенными моментами со многих ракурсов. В который раз Стефан испытывал за себя и свои творческие умения и амбиции гордость. Поскольку зрителей нет, то он сам себе аплодировал. — Вот как это делается, Петров. А не как ты — тупо по кнопочкам тыкать! — Ласточкин залился смехом над собственной шуткой, после чего установил таймер записи в своём профиле. На случай, если и тут Дмитрий Сергеевич вспомнит свою правильность, не поверит в угрозу и не даст «закулисью» зелёный свет. Как научил бывший программист театра Виктор Васильевич незадолго до своих вспышек безумия, Стефан занёс копию видео в «жучок-памяти», а после извлёк его из «груши». Мало ли, что может случиться с профилем «ОС Демос»? Или с прибором? Худрук не удивится посторонней попытки взлома: у Сеченова в прислугах много цепных псов. Лучше перестраховаться. Мысли о завтрашнем дне будоражили воображение Ласточкина и не покидали до самого сна, что аж захотелось выпить чего крепкого. Но под конец обошёлся обычным вином, который принесла буфетчица Верестенец. Всё решится завтра в ВДНХ, когда лично встретится с этой паразиткой Сеченовой, чтобы та привела его к своему дядюшке в гости на борт «Челомея». А иного выбора у неё не будет. Чего-то предпринять она не успеет: Стефан своими сохранёнными материалами посадит её на цепь. Как жалкого щеночка…

***

— Всем, кто сейчас смотрит наши ежедневные местные новости, передаём большой привет из выставочной витрины ВДНХ! Сегодня прям таки знаменательный день, хотя до мероприятий и главного события, новая версия нейросети «Коллектив 2.0», остаётся немного времени. Но для каждого человека выходные дни приравниваются к праздникам! И многие отдыхающие прибыли сюда. В том числе, гости из других городов СССР и гости из зарубежья. Смотрите, дорогие товарищи, как они счастливы. И правильно. Ведь ВДНХ открывает двери каждому для лицезрения величия! — торжественно сейчас говорила ведущая местных новостей «Хроники Предприятия 3826» Эля Павловна «Терешкова», а дрон «пчела» вёл прямую трансляцию своей подключённой к тросам камерой, записывая и ведущую и обстановку музея вместе с посетителями. Высокие рейтинги новостей и одобряющие комментарии в «ОС Демосе» и их группе говорят сами за себя. Все хотят зрелищ. Отряд пионеров Северной Пальмиры, конечно же, попал в трансляцию, и Эля выбрала двух подростков, чтоб задать им свои вопросы. Под роль отвечающих попали Валентина Горбушина и Анастасия Билетвиц, как лидер и заместитель (хоть и обе во временной отставке). Остальные следовали за роботизированными напарницами-экскурсоводами — Кларой и Юлией. И восхищению не было предела. Ирине казалось, что ещё немного, и скоро точно по ней ударит синдром Стендаля. Сердцебиение учащалось, голова кружилась от осмотров Зала Информации, всех именуемых четырёхэтажных атриумов и залов с разнообразными изобретениями, макетами со всех возможных для неё физически перспектив. Не упускала моменты для запечатления снимков своим «Светозаром» и созерцания всего созданного людьми и роботами прекрасного; от пола до светового фонаря вместо стандартного потолка. Один раз так засмотрелась на весь центральный зал с высокого этажа «Челомей», что чуть не забыла как дышать. Что уж говорить про остальные павильоны. Одноклассники тоже разделяли с ней свои приятные впечатления, попутно находили над чем посмеяться и не утрачивали шок да любопытство. Клару и Юлю «Терешковых» пионеры, по правде говоря, не шибко слушали, считая их речи вроде бы интересными, но по большей части скучными и затянутыми. Повеселел только один момент к приближению в центральный зал, когда одна из роботов вдруг начала критиковать музейный экспонат с «Вовчиком» за ужасный вкус к выбранной форме усов. Под конец напарницы и вовсе отвлеклись от своих научных рассказов ради музыкальных перерывов и чтения патриотичных стихов. Их поведение и резкие смены тем вызвали у юных гостей недоумение, пока к ним не подошёл один человек. — Недавно их перезагрузили. Но, походу, так полноценно не вернулись в строй, — объяснил охранник ВДНХ с долей досады и… напряжения. Как вспомнит их последние мысли, когда они сочли людей за экспонат на прошлой неделе, мурашки по коже до сих пор бегают. Отсюда экскурсия, что продлилась чуть больше сорока минут вместо часа и полтора, подошла к концу. Начались долгожданные прогулки по комплексу ВДНХ и самостоятельные изучения. Все подростки разбрелись кто куда, чтобы на всё посмотреть ещё раз более внимательно, сделать на фоне достопримечательностей снимки, поиграть в местные игры с выигрышем игровой валюты «юбилейный рубль» для обмена на туристические диковинки, посмотреть фильмы на проекторе в одном зрительном зале, и просто походить по этажам и тропам парка «Дружба народов». Свобода. Хоть и под присмотром работников, других роботов и вожатых, но всё равно — свобода. Ирина, а вместе с ней и немногие, решила вернуться в самое затронутое до глубины души место — зал «Кит» на третьем этаже «Павлов». Хватает ведь глубоководного аппарата «Белуги», гусеничноподобного «Бурава». Но нет. Поразило пионеров сильнее всего именно огромный полимерный кит посреди помещения с открытыми внутренностями и всеми видными системами, от кровеносной до нервной. Зрелище пусть не для слабонервных, но иногда полезно вспоминать биологию и царство животных. Ирину, как художника-любителя, не пугали такие вещи, как внутреннее строение живого организма, хотя не в восторге от жанра Гуро. Но сейчас, чем дольше смотрела на кита, тем больше недоумевала от некоторых деталей, что плавали в полимере. Над большим сердцем плавно левитировала посторонняя вещь. — В полимерном теле… игрушечная рыба, етиииить! — захохотал от увиденного Юрка Елизаров. — В прошлый раз мы там увидели машинку рядом с лёгкими, кубики на мозге, и скакалку на правом плавнике. Скакалку! Кто додумался её вообще туда бросить? И зачем? — вставила Варвара Золотухина, смеясь, а Вавилова это подтвердила, кивнув. — Бедный кит. Чего в нём только не находили, — добавила Станислава. — Что-то подозрительно знакомая рыба, — прокомментировала про себя Ирина и не ошиблась, когда неподалёку заметила молодую маму и маленькую девочку. Это была та самая кроха Настёна, что неделями ранее отправила свою плюшевую рыбку плавать в городской фонтан, куда за ней полезла потом сама Ирина и изрядно искупалась. — Стёпа наконец-то насол своего больсого длуга! — Настёна заливалась смехом, стоя рядом с мамой и восторженно хлопая в ладоши. Женщина и глазом моргнуть не успела, когда еë чадо успешно бросило игрушку вниз. Да ладно бы, если на пол: можно спуститься по лестнице. Но нет — угодила именно в полимер. — Здравствуйте, — Ирина решила подойти к ним, улыбнувшись и помахав малютке ручкой. — Ой, и тебе здравствуй, девочка. Думала, кого новых увидим, а нет — всё те же, — тихо засмеялась женщина, но Ирина видела, что она настолько устала от проказов своей дочери, что попросту смирилась с её поступком. Кричать сил нет, ибо сама виновата, не успела уследить, а за игрушкой она уже не полезет. — Насть, помнишь ту спасительницу рыбки? — Помню! Пливет. Смотли — благодаля тебе Стёпа насол длуга! Плавда, здолово? — Настёна улыбалась во все зубы. Ну, почти все, так как двух передних на верхнем ряде нет. — Да, здорово, — медленно кивнула Сеченова, скрывая негодование из-за такой шалости. Действительно, бедный кит. Но чтобы не обидеть кроху, изобразила наигранный тон. — Стёпа преодолел долгий путь от фонтана Северной Пальмиры до выставки в Казахской ССР. И всë ради поиска… эм… Геннадия. — Нет. Кита зовут Дуня. Стёпа и Дуня — длузба навек! — гордо заявила Настёна. — Да твою ж дивизию! Ну сколько можно? Сказано же: «В полимерного кита свои вещи не бросать!» Женщина, следите за своим ребёнком! — услышала позади Ира, а вместе с ней и мама с дочей, женский раздражённый голос и лопасти вентилятора. К ним стремительно приближались молодая уборщица в рабочей униформе ВДНХ и местная «пчела» с тросом. И хоть Сеченова понимала, что ничего не натворила и уборщица идёт ругать не её, всё равно стало не по себе, и встала как вкопанная ни туда ни сюда. Юра скомандовал себе в тревоге тихим голосом «Уходим!» и поспешил покинуть зал, да и вообще этаж «Павлов», подумав об игре в «змейку». Варя и Стася, не обращая внимание на дрона и его приближения к полимерному киту, поскольку видели как он достаёт тросом вещи из субстанции не первый раз, договаривались куда ещё пойти вместе. И приняв решение, направились в «Сахалин», чтоб попробовать пройти испытание-головоломку «пространства-трансформеры». — Нет, Стёпа долзен быть лядом с Дуней! Они длузья! — запротестовала малютка. — Настёна, прекрати паясничать! — отрезала её мама, чувствуя стыд. Ирине стало её так жалко. — Бога ради, простите нас. — Прощаем, — сменила гнев на милость уборщица. — Ваша плюшевая рыба — это ещё пол беды. Однажды туда кто-то умудрился уронить целую магнитную плиту. Повезло, что не произошёл сбой, и про этот инцидент не узнал сам порученец Дмитрия Сергеевича. — Какой кошмар! — ужаснулась женщина. — Именно. Так что, заинька, вещи кидать в кит нельзя. А то один дядя ругаться будет. Всё поняла? — Да. Плостите, позалуста, — виновато произнесла Настёна. Получив рыбку назад лично из «рук» дрона, забыла про грусть, ибо вновь пошёл восторг с дополнительными объятьями плюшевой рыбки. — Нет, всё-таки ты мой Стёпа! — Эм, а игрушку разве не надо стирать? — Ирина позволила себе осторожно вмешаться в разговор. — Там же не только полимер, но и, простите за прямоту, рыбье мясо. — Об этом не стоит беспокоиться. Полимер не пропускает ни грязь, ни запах, хоть там свежие органы. Иначе бы мы здесь стоять спокойно не смогли, — убедила работница. — Ясно. Спасибо, — и Ирина, попрощавшись с мамой и её дочкой и ещё пять минут поглядев на кита, покинула зал, с тихим смешком добавив про себя. — Ох уж эти дети… — …Забавное зрелище, — неожиданно закончила за неё Люся. — Ты проснулась! — девчушка обрадовалась появлению ИИ, чуть ли не заплача. — Как ты? Как алгоритмы? Я очень за тебя испугалась! Подумала, что ты могла сломаться… — Спящий режим положительно сказался на работе моих алгоритмов, товарищ Ирина. Сбой ликвидирован. Моя система вне опасности. — Ну вот и хорошо. Рада слышать, что ты в порядке. И, кстати говоря, ты ничего не пропустила за время своей дрёмы. Свободная прогулка только началась. Так что мы здесь надолго. Только думаю, куда ещё заглянуть, — выйдя в открытый коридор павильона, Ирина остановилась, чтобы осмотреться по сторонам. — За время спящего режима мои алгоритмы автоматом сгенерировали информацию о музейном комплексе ВДНХ в полном объёме как об объекте искусства. Дословно говоря, я ваш личный путеводитель. Желаете воспользоваться моей новой функцией «ЛС-1 — экскурсовод по ВДНХ»? — Желаю, — без запинки согласилась она. — Вас услышали. Товарищ Ирина, пройдёмте к ремшкафу «Элеанора». — Ты про тот красный холодильник? Клара «Терешкова» про него рассказала мельком. Обычный ремонтный шкаф — ничего такого, — хоть Сеченова ожидала услышать от Люси несколько другое, всё равно пошла искать названный объект, вспомнив, что видела его в комнате отдыха, а та расположена где-то в коридоре на четвёртом этаже «Челомей». — Для гостей — обычный ремшкаф. Но для бойцов «Аргентума» и некоторых личностей с полимерной перчаткой, то есть для вас, товарищ Ирина, это ещё и транслятор короткометражных обучающих мультфильмов. — Да? Здорово. Я люблю мультфильмы. А про что обучение? — Ирина тут же сдвинулась с места и начала подниматься по спиральным лестницам. — Обучение использования полимерной перчатки. Также информация про все заложенные в ней способности. Шок, телекинез, полимерная сфера и далее. — Занятно. А хоть мультфильмы весёлые? Просто я очень комедию люблю: ведь смех продлевает жизнь. — Весёлые. Бойцы «Аргентума», исходя из комментариев отдела мультипликации, пребывали в восторге и позитиве, — слова Люси посеяли ещё больше любопытства. И спустя бдения по коридору «Челомея», где из зала «Икар» доносились подбадривающие крики одноклассников, связанные с игрой лабиринт «Ну же, ещё немного, ты сможешь!», «Да катись ты именно по этой дорожке, дурацкий шарик!», Ирина нашла «Элеанору» в безлюдной комнате отдыха. Сразу испытала лёгкое напряжение, когда прошла через проём: за раздвижной дверью гуляет немало людей, да практически все четыре этажа захватил разного рода шум. Однако в самой комнате с тёмными оттенками, достаточно ухоженной, уютной и комфортной, стояла подозрительная тишина, что даже собственные шаги едва слышны. Словно… «Словно мы вообще не в ВДНХ находимся, а где-то далеко-далеко. Мы здесь совсем одни…» — пронеслась в голове леденящая душу мысль, и девчушка содрогнулась. Её слова также подтверждал и вид за окнами. Должны быть видны поблёскивающие солнечные фермы «Подсолнух», но вместо них лишь клумбы цветов, пустое зелёное поле с высоты птичьего полёта и неестественное, ясное небо. Только потом до неё дошло, что это хорошая голограмма, только смысл её наличия здесь Ирина не понимала. «Терешковы» про комнату отдыха, как и про всё остальное, в силу своего странного сбоя рассказали лишь поверхностно. — О, а тут телевизор стоит, — Ира заметила выключенный ящик в углу комнаты. — Слушай, Люсь, не хочу тебя обидеть, но ты часом ничего не перепутала? Мультфильмы обычно показывают по телевизору. — Мои полимерные алгоритмы не ошибаются, — мягко возразила Люся, на что Сеченовой пришлось перевести взгляд в сторону красного холодильника. Ремшкаф стоял в другом конце комнаты, на фоне окна. И пребывал сейчас в рабочем режиме, о чём свидетельствует движущаяся боковая камера как глаз, откуда заметны красные, сенсорные лучи. — Ощущение такое, что она… оно следит за мной, — после сказанного Ирина вздрогнула на месте, но всё же осмелилась подойти ближе. — Что делать надо? — Поднесите к камере перчатку. Её лучи должны просканировать мои диоды. Выполнив изложенные инструкции, девочка увидела как тёмный экран загорелся слабым светом, выявив после полосы «загрузка системы» бордовый фон интерфейса с подписями функционалов белым цветом по левую сторону, и непонятными для Сеченовой ярлыками в центре. А по правую сторону замечено ещë какое-то тёмное окошко. Нажать на что-то из увиденного у девочки не получается, хотя экран сенсорный, и всё загружено до конца. Но ничего не работало. «У тебя нет принадлежности к «Агрентуму». Так чего ты тыкаешь стоишь?» — сделал замечание внутренний голос. — Авторизация — товарищ Л. Х. Захарова, товарищ И. Г. Сеченова. Доступ к сборнику «мультфильмы» разрешён, — раздался чёткий голос компьютера, заставив девочку вскрикнуть от неожиданности. Но услышанные первые слова прибавили ещё больше неожиданности. — Л. Х. Захарова? Это чьи-то инициалы, верно? Л. Совсем как… Лююююсь! — Ирина вопросительно посмотрела на перчатку, чьи нейронные нити вдруг странно дёрнулись. — Кто это? — Любовь Харитоновна Захарова — младший научный сотрудник из комплекса «Челомей» с художественной стипендией. Основоположник идеи создания художественной нейросети ЛС-1 или же «Любые Сюжеты». К несчастью, она не смогла участвовать в разработке перчатки. Но Дмитрий Сергеевич Сеченов, хоть и создал перчатку целиком и полностью вместе с Михаэлем Генриховичем Штокхаузеном, сохранил в моей системе её имя как дань памяти. — Правильно ли я понимаю, ЛС — это не только расшифровка «Любые Сюжеты», но и имя той, кто тебя придумал? — Ирина почувствовала, как её радость в одночасье померкла, уступив место неожиданности. И подоспевшей горькой печали. — Именно. — Ох… Ты сказала «к несчастью». Что с ней случилось? Хотя, наверное, ты не знаешь. Но вряд ли что-то хорошее, раз именно к несчастью. Летальный исход, не иначе. — Информации об этом у меня нет. «Однако, Дим. Мы, как учёные, пусть разной степени, хоть и любим заявлять себе, что смерть — такой же жизненный механизм. Но после смерти Харитона тебя заметно подкосило…» — из глубины памяти Ирина услышала раздавшийся фантомный голос своего отца как кусочек недостающего паззла. Или же это была очередная капля в море тайн. — Хм… Харитон Захаров. И Любовь Харитоновна… — Отец и дочь, — подтвердила её догадки Люся. — Профессор Харитон Радеонович Захаров тоже входил в число основоположников художественной нейросети, однако в разработке не участвовал. — Потому что тоже умер? — Сеченова помрачнела. — Он и Любовь Харитоновна — одновременно? — Информации об этом у меня нет, — повторила Люся. Иногда Ирину раздражала неизвестность у ИИ, но злиться на перчатку не может, смысла нет. — Да скорее всего они оба ушли в мир иной, не похоже это на совпадение. Бедные они. Бедный дядя. Поди, он с ними дружил. И даже считал их своей семьёй… — Для товарища Сеченова Харитон был и одноклассником, и лучшим другом. С Любовь Харитоновной Дмитрий Сергеевич особенно дружил: относился к ней как отец к дочери, чего нельзя сказать про профессора Захарова. Мои алгоритмы сложили такое впечатление, когда Сеченов разрабатывал перчатку. — Это и трогательно… И ещё более ужасно. Можно понять, когда разлучают ссоры и разногласия, и всегда можно помириться. Но когда людей разлучает смерть — это страшно. Потому что нельзя повернуть всё вспять. И остаётся только сожалеть, — девчушка тяжело вздохнула. — Что-то я перехотела мультфильмы смотреть. — Напрасно. Любовь Харитоновна не признавала грусть и отчаяние, даже когда ситуация была ужасной. И к тому же, те мультфильмы — отчасти её работа. Она возилась над дизайном персонажей, а отдел мультипликации выбирал из ста вариантов финальный. И ей бы очень хотелось, чтобы вы это оценили. — Я? Неужто она меня знала? — вырвалось удивление. — Скажу большее, товарищ Ирина, Любовь Харитоновна хотела вас даже увидеть. И пусть этого не случилось, но зато вы можете увидеть её частичное творение. — Что ж… В память о Любовь Харитоновне Захаровой я взгляну на мультфильмы, — чуть-чуть повеселев, переварив услышанное и почувствовав себя спокойней, Ирина взяла для себя стул, уселась на нём поудобнее, положив ладони на бёдра, и бросила взгляд на экран. — «Элеанора», включай первую серию. Компьютер тотчас сделал освещение комнаты тусклым, увеличил яркость экрана. С него на Сеченову с Люсей упал серый свет заставки с подписями, и девочка успела лишь прочесть слово «Аргентум», а после него «Полимерная Струя». Девочка в миг почувствовала, как по ней пробежали мурашки от охваченной интриги. И вскоре на экране показалась анимация с сопровождающей музыкой из знакомой ей композиции Чиполлино, с шагающим почти в такт толстяком в чёрном костюме про тротуару с сигарой. Также он носит шляпу-котелок, тёмные очки, и имеет некий «демонический» внешний вид: острые когти, зубы и уши. Казалось бы, зловещий тип, но Ирину он вовсе не напугал, а наоборот рассмешил: — Забавный такой пухлик. — Буржуй, — донеслось пояснение. — Подозрительно похож на моего директора из предыдущей школы, — отметила Ирина, в смущении фыркнув смешком. — Хоть некрасиво так говорить, но и отрицать не могу. — Понимаю вас. И не осуждаю, — поддержала Люся. Следом за толстяком показался улыбчивый юный герой в униформе пионера и с полимерной перчаткой на левой руке. Его походка показалась девчушке даже смешнее, чем у Буржуя. Анимация начинала нравится. — Всем материям в пример мы поставим полимер! — услышала она голос диктора. — Знает сотни применений даже юный пионер! Невзначай Ирина сощурила глаза, взглянув на свою перчатку задумчиво с мыслью: «А вдруг Люся тоже может вытворять подобное?.. Не, глупость какая! Зачем художественной нейросети такие способности?». И вскоре опять вернулась к экрану. Увидела нарисованную смерть Буржуя от огня через полимерный поток как от бензина, и осталась от него груда палённых костей. Под конец улыбчивый пионер подмигнул. Экран затемнел. — Эм… Ой! — только и смогла произнести Иришка, переваривая увиденное. — Ну… Не, анимация вышла забавной. Но вот посыл… — Такова была поставлена задача от Михаэля Генриховича Штокхаузена. Вернее, часть задачи. Остальные правки — инициатива отдела мультипликации из «Нептуна». — Кажется, я поняла, что это за акроним «NSFW» в искусстве и почему он значится «небезопасным», — Сеченова нервно засмеялась. — «Элеанора», следующую серию. Тот же момент, те же действа. Вставка фона. Но название на сей раз другое — «Телекинез». — Тааааак! Телекинез у нас как раз есть. Очень интересно, — Ирина пододвинула стул поближе. Снова были те же герои. Пионер с помощью способности телекинеза закреплял верёвкой основу скворечника на стволе дерева, и его поступок умилил девочку. А вот поступок Буржуя в адрес щенка её огорчил: — Ужас какой! Бедный щеночек! Слова диктора она прослушала из-за испытавшего шока, когда Пионер поднял толстяка в воздух и… проткнул его концом зонта как шарик. Из Буржуя вывались все внутренности словно конфеты из мексиканской пиньяты. «Хотя бы с щенком всë в порядке. Но зачем так жестоко с толстячком?..» — подоспела мысль с утешением в начале и возмущением под конец. — О-хо-хо-хо! Фарш! — Кхэм-кхэм! — демонстративно прокашляла Ирина, вновь взглянув на перчатку. На сей раз и подозрительно и с испугом. Странный комментарий от ИИ она не услышала. — Я надеюсь, ты так не умеешь — поднимать людей вверх и взрывать их изнутри? А то ненароком могу кого… Твою дивизию! Это же просто мерзость! — Нет, товарищ Ирина, — ответила Люся и добавила тихо. — Но я бы не отказалась от таких умений… — Что-что?! — Простите… Шутка… Ха-ха-ха-ха-ха, — прозвучало подобие смеха по слогам. — Ты аккуратнее с выражениями. А то я тебя бояться начинаю. — Не стоит, товарищ Ирина. Я вам не могу навредить. Продолжим просмотр? — Хватит… — девочка чуть привстала со стула, но поспешно села на него обратно. — Нет. Последнюю серию посмотрим и пойдём. Думаю, дальше хуже уже не будет. Верно? И спустя просмотренных три оставшихся анимаций вместо одной Ирина поняла, что ни черта неверно. С телекинезом момент — цветочки. Отвратительными показались для неё именно из серии «Стужа», где Буржуя проткнуло насквозь кусками льда, что повлекло за собой кровавый фонтан. Да и вообще ничего смешного она не нашла. Лишь остался осадок негодования: — Бойцы «Аргентума», видимо, те ещё чёрные юмористы. Вместе со всем отделом мультипликации. Кошмар! Как это вообще разрешили? Я, конечно, всё понимаю, у «Агрентума» такая опасная работа, там действительно не без крови. Но вот мультфильмы… Они должны быть милыми, добрыми и познавательными. — Пионер показан добрым персонажем. А способности перчатки идёт как познавательный материал. — Отличная такая доброта — кровопролитная… Ой, ладно. Отметим плюсом дизайны персонажей: они вышли забавными. Любовь Харитоновна хорошо постаралась, — когда «Элеанора» погасила экран и вернула нормальное освещение, Сеченова поставила стул на место и покинула комнату отдыха. Встретивший её шум вдруг показался таким неожиданным. Но ничего удивительного. Она подзабыла о месте пребывании на территории ВДНХ, полностью отдавшись комнатной тишине, благодати и мультфильмам с кровавым мессивом. «Надо срочно сделать правку, иначе ночью не усну!» — скомандовал её внутренний голос, и девочка перешла к незамедлительным действиям, чтоб поубавить силу своих впечатлений с помощью старого, доброго, проверенного способа — писательство. Прислонилась спиной к стене, достала из сумки блокнот с карандашом, и нашла нужную страницу, что исписана терминологией художников будущего. — «Акроним NSFW — небезопасное», — прочла Ирина и рядом карандашом набросала быстро, диктуя про себя. — «Насилие, кровь, расчленение. Проще говоря — элементы ужасов…». — Жанр гуро, — подсказывает Люся. — Или эрогуро. — Кстати, да, — дописав, Ирина осталась держать блокнот. — Мельком читала про такой жанр графического изображения. Вроде как это родом из Японии. Но я настолько ужаснулась содержаниями и историей происхождения этого жанра, что книгу чуть ли в полёт не отправила. А у мамы как-то раз заметила похожие материалы, только про некий «Кровавый Орёл». Она хоть и любит историю, но некоторые темы её интереса иногда меня пугают. И папу тоже. — Мои полимерные алгоритмы сейчас оценили результат запроса «Кровавый Орёл» в искусстве. — И как оцениваешь? — Это полный пиздец, — без утайки ответила Люся, на что Ирина с ней согласилась, но не могла не сдержать смех при услышанной нецензурной лексики, которую ИИ произнесла механическим голосом. — Что-то ты часто ругаться начала… Надо избавиться от этого названного тобой существительного на букву «П» в голове и твоих полимерных алгоритмах. А именно — добрыми рисунками. Готова рисовать? — предложила Сеченова. Раз тут в музее замечены чтецы книг, игроки в шахматы и морской бой через устройство «мысль», то и рисование тоже неплохое для этого места занятие. — Всегда готова! — гордо ответила Люся. Девочка достала два чёрных маркера, один отдав в вытянутые из-под обложки тросы Люсе, и быстро по памяти нарисовала Пионера и Буржуя на чистом листе. На идеал это не тянуло, учитывая, что нарисовано без опоры на стол или коленей, и референсов нет. Эскиз — он в искусстве эскиз. Работа от ЛС-1 на страничке рядом была куда проработана. Просто нарисовала портрет своей хозяйки, только с усиками на макушке и крылышками как у шмеля, а лицо излучало позитивом. Ирине непривычно видеть свои портреты, к тому же не запрашивала это, но старание Люсеньки оценила по достоинству. Чем дольше стояла, держа блокнот левой рукой, тем больше Сеченова уставала. Её руки ещё не до такой степени набиты, чтоб рисовать так долго без какой-либо опоры. А садится на холодный пол, который регулярно убирают проезжающие мимо робот-пылесосы «Ибис», ради книжки на коленях — не очень хорошо. — Любишь ты всё усложнять, — фыркнула она себе вслух, закончив недолгое рисование. И неспешно спустилась по коридорным лестницам в самый нижний этаж, что именуется «Сахалином», к обустроенной зоне отдыха с низкими белыми креслецами на мраморном полу, которым на деле оказался сделан из очень толстого стекла. За ним видно, как на морском дне плавают рыбки, частицы водорослей да странные планктоны. Ощущение для многих на этом этаже сравнимо с прогулкой в подземной пещере рядом с подземными водами, хотя это так и есть. Взор отсюда на высь, к свету солнечных панелей казался Иришке особенным. Поначалу напрягал, а сейчас не представлялся опасным. — Нет, я больше туда ни ногой! Ну нахрен эти ваши… реальные испытания! — испуганно воскликнула Варвара, выходя вместе со Стасей из финальной комнаты, что относилась к головоломке — детской версии двенадцати полигонов Предприятия. Подруги выглядели измотанными, нежели испуганными, но глаза дёргались, тела вздрагивали, и корни волос затвердели от мощного цунами страха. — Что с вами? Вы будто войну прошли, — бросила на них обеспокоенный взгляд Ирина. — Это жуть! — выпалила Станислава, нервно смеясь. — Всё было хорошо, музыка сопровождала красивая, но потом пошла такая путаница… Варя то и дело тот вентиль крутила, мы не поняли, что делать надо. А я вообще чуть «свечу» не уронила в какое-то дно с магнитами, чтоб с её помощью дверь открыть. — Ей-богу, наше «Предприятие — Лукоморье» куда лучше и безопасней для психики! — вынесла вердикт Золотухина. — Может, лучше пойдём в зал «Бурав»? — предложила Вавилова. — Пошли. Поди, Юрка там во всю рубится. Ир, пойдёшь с нами? — Нет, девочки, спасибо. Я пока тут побуду. Может, чуть позже присоединюсь, — ответила Сеченова, продолжая думать о той головоломке с долей опаски. И решила для себя, что туда она точно не пойдёт. — Ладушки. Пошли, Стась. «Буравчик» ждёт! — Мой гусеничный любимчик! — умилилась Вавилова. — У тебя все роботы любимчики! — изрекла Золотухина. Девочки забыли об усталости, о том, как чуть не плакали перед этим несчастным вентилем, и побежали в сторону коридорной лестницы, залившись смехом в унисон. А Ирина, недолго оглядев периметр зоны отдыха, нашла свободное место среди нескольких сидящих взрослых в рабочих комбинезонах с символами разных комплексов Предприятия. Но не успела занять кресло из-за внезапного появления существа, что прыгнуло из ниоткуда прямо на сидение и не думало уходить. Сказать, что девочка была в шоке от увиденного, это ничего не сказать. Для проверки своей адекватности, ибо подумала, вдруг воображение разыгралось от сильной впечатлительности после тех «аргентумских» мультфильмов, она протёрла глаза. Существо никуда не делось. И другие люди его сразу заметили. Только вместо шока они улыбнулись ему, а некоторые даже засмеялись от его забавных прыжков на месте. — Люся, ты видишь то же, что и я? — осторожно спросила девочка. — Я всегда вижу то же, что и вы, товарищ Ирина. — И что это? — У меня нету данных. — Не бойся, деточка, она не кусается. Курнож, фу, а ну спрыгни с кресла, дурашка ты эдакая! — раздался за её спиной задорный женский голос и стук низких каблуков сапог, что предупреждал о приближении. Мелкая живая копия избушки на курьих ножках освободила кресло, приземлившись на пол рядом, и начала бегать по кругу с молниеносной скоростью. Ирина повернулась к хозяйке, увидев, что ей являлась бабушка. Старенькая, но не совсем, не согнутая, ходит достаточно бодро, нынешняя молодёжь ей может только позавидовать. Вроде бы на вид простая советская женщина зрелых лет. Но Сеченова почувствовала исходящую от неё харизму некой Бабы Яги, что немного пугала и одновременно очаровывала. — Здравствуйте. И… спасибо большое, — справившись с потрясением, Ирина выдавила улыбку. — Не за что, внучка. Садись уж, коли надумала, — скомандовала старушка, по-доброму усмехнувшись. Дважды повторять было не нужно; девочка успела занять кресло, но не сразу приступила к рисованию, хотя канцелярские вещи достала. А бабушка села на креслеце рядом, позволив своему ручному питомцу, если так его можно назвать, запрыгнуть на подлокотник. — День вам добрый, баба Зина, — поздоровался с ней один молодой человек, что сидел напротив них. — И тебе не хворать, внучок. Отдыхать сюда пришёл? — Да. Вкусить здешней духовной пищи, — прозвучал немного философский ответ. — Это тоже надо! — заявила бабуля и краем глаз заметила заинтересованность со стороны подростка. Видит, как это мешает и ей и полимерной перчатке заниматься творчеством, посему незамедлительно обратилась к ней. — Ну уж спрашивай, не бойся. — Неловко как-то, бабушка, — призналась Ирина. — Глупости. За любопытство неловкости быть не должно. На то оно и любопытство. Тем более, сама даю добро. — Так-то логично. Но при любопытстве надо и тактичность соблюдать. — Сразу распознаётся ваша индивидуальная, Сеченовская манера. Вся в папу! — краем губ улыбнулась Зинаида, а у Иришки от услышанного чуть глаза на лоб не полезли. — Опережая твои вопросы, знаю я тебя, шмелёк. Дядю твоего — само собой. Но особенно хорошо — твоего папу. Я с ним, можно сказать, служила в сороковых при Коричневой Чуме. Его, когда он был врачом — человеком нужным в то время, я охраняла как зеницу ока. Нравится мне Горя: весёлый такой, простой, на любые темы с ним можно было беседовать. Как он сейчас поживает? — Хорошо, не жалуется. Во всю преподаёт в институте. Студенты его уважают и любят, — из вежливости Сеченова решила поддержать разговор. Да и не могла не отметить, что прозванная тем человеком Зина — личность интересная, угрозы от неё не чувствуется. И тем более упомянула про её отца в позитивном, дружелюбном ключе. — Это да. С детьми он быстро контакт находит. А мама твоя как? Видела её некоторые работы… На что уж журналы не читаю, но фотографии у неё очень нравятся. — Тоже хорошо. Сейчас она у бабушки в губернии. Очень отпуска ждала. — Неужто Тамарка до сих пор там кукует? — Да, — тому, что Зинаида знала и про её бабушку, Ирина уже не удивлялась, да и мысленно сопоставила факт их, Зинаиды и Тамары, похожего возраста. — Я, если быть честной, тоже бы к ней поехала. Но не горела желанием… — Ой, не говори ничего! Тамарка всегда такой занудой была и осталась. Любит она умничать, — после сказанного Сеченова позволила себе тихо засмеяться, отчего Зина понемногу умилилась. — А всё-таки, Ириш, видно, как ты повзрослела. Похорошела. Поди, женихи бегают… — При всём уважении, Зинаида… Как к вам по отчеству обращаться? — Просто баба Зина, шмелёк. Ну если неудобно, то Зинаида Петровна. — Хорошо… При всём уважении, Зинаида Петровна, но нету их, да и я пока не думаю о женихах. Меня вполне устраивает мой свободный статус. — Вот и правильно! Ну их — дурачков этих! — поддержала старушка. — Себя любить, ценить и иметь свою голову на плечах — самое главное! «Господи, я реально услышала эти слова от взрослого, старше меня лет на сорок или пятьдесят, человека? На минуточку — от чужого человека!.. Мир не без добрых людей!» — промелькнула в голове мысль, от которой девочке стало тепло на душе. — И всё-таки… Кто это у вас, Зинаида Петровна? — Ирина наконец-то перешла к волнующему её душу вопросу. — Изнакурнож. Такая вот диковинная у меня курочка. Хулиганит, конечно, но по сущности своей добрая. — А как она… откуда она вообще? — Откуда-откуда? Не забывай, что это Предприятие 3826: тут и курочки чипированные, и коровы говорящие. — Ну последнее — это уж совсем сказки, — хотела засмеяться Ирина, но увидев, что лицо Зинаиды говорило противоположно её словам, сразу затихла. «А игра «Предприятие — Лукоморье» оказалась близка к истине. Но надеюсь, что на территории Предприятия нет свихнувшихся кровожадных роботов и растений-мутантов…» — от раздумий, где в конце плавно перешло в мрак, Ира едва слышно сглотнула. — Курнож, цып-цып-цып!.. Подойти по ближе. Курочка-избушка услышала команду и прыгнула на подлокотник кресла, на котором сидела Ирина. Девочка с не привычки дёрнулась, но постепенно приглядываясь к ней, не распознала в существе опасности. Люся вела себя при ней спокойно. А раз уж полимерные алгоритмы, безошибочная система генерации информации, не выдала чего категорического, то можно вздохнуть с облегчением. — Странненькая. Но довольно милая. — От её имени заявляю, что это взаимно, — издав хриплый смешок, Зинаида бросила задумчивый взгляд на световой фонарь. — Ох, топать мне надо, дочка. Свинки сами себя не покормят. — Оу. Жаль, что вы уходите. А то я хотела попробовать нарисовать вас. И вот эту прелесть! Можно вас сфотографировать? — Ирина полезла за своим полароидом. — Ой, меня не надо, я на фотографиях получаюсь совсем плохо. А вот курочку — пожалуйста! — гордо заявила баба Зина, поднявшись с кресла. — Я хоть иначе думаю, но чужие желания надо уважать. Избушечка, позируйте! Курочка начала прыгать на месте и издавать характерные для домашних птиц звуки ко-ко-ко, демонстриуя радость. И спустя секунды замерла на месте — дождалась своего звёздного часа. Щёлк! Снимок с мелкой избушкой тут же напечатан и был показан модели («Хоть и не ясно точно, где у избушки глаза, но всё равно покажу…» — подумала она). — Спасибо вам большое. И до свидания, Зинаида Петровна! — попрощавшись с улыбкой, а затем положив блокнот на колени и открыв чистую страницу, Ирина приступила к рисованию, периодически бросая взгляд на получившееся фото. Начала рисовать карандашом, едва надавливая кончиком, линии для создания правильной основы. — И тебе всего хорошего, шмелёк! — Зинаида, напоследок тоже улыбнувшись, тихо свистнула своей зверушке и вместе с ней покинула «Сахалин», чтоб ещё немного удивить городских детей. Их реакции, полные искренности и неподдельного интереса, забавляют старушку и напоминают о весёлых моментах из собственной жизни. Да и Изнакурножу очень нравится быть в центре внимания. Свинки пока подождут. Никакие здешние лестницы не остановят её пешую прогулку. И не помешают изредка поглядывать на гуляющего по второму этажу художественного руководителя театра, что подозрительно слонялся недалеко от Сеченовой. Будто терпеливо ждёт удобного случая подойти к ней поближе и начать свою какую-то манипуляцию, ибо другого от Ласточкина Зинаида не ожидала. Никогда он ей не нравился, до сих пор в памяти прокручивался тот момент, где её дочь Катенька дала ему сильную пощёчину за непристойное предложение в театре, а там уж вдогонку получил от Серёжи, хоть тот сейчас и не помнит ничего из тех давно минувших событий. А сейчас, продолжала наблюдать Муравьёва, Стефан по пути сцапался с дочкой Верестенец, которая смело показала ему жест средним пальцем и высунула язык, на что услышала в свой адрес: «Хамка мелкая!». И продолжил уверенно идти к своей цели, вызывая у Зины небольшое недопонимание. Правительственный канал она периодически прослушивает без проблем, а вот в технику театра практически не вторгалась, не считая для себя особо важным полигоном. После смерти Кати так тем более. «Стоило бы заглянуть…» — подумала Зина, выйдя в коридор этажа «Вавилов», чтобы ещё немного посмотреть происходящее со стороны и уж потом решить что к чему. С небольшой высоты обзор на «Сахалин» стоял замечательный. И не взирая на шум, внизу слышно всё прекрасно. — День добрый, дорогие голубчики! Я очень рад вас видеть! — торжественно заявил Стефан, без замедлений подойдя к креслам и сидевшим на них гостям, которых одарил своей улыбкой. Другие люди, не знающие про ситуацию с лагерем и все остальные подробности, ибо откуда у них такие вести, дружелюбно поприветствовали его в ответ. Ирина, что была увлечена рисованием, да так что никого вокруг себя не видела и едва прислушивалась к посторонним, опешила от услышанного, знакомого голоса и упавшей тени мужчины на неё. От одного пристального взора его серых глаз у девочки внутри всё сковало холодом словно цепями. Страх тотчас охватил её тело и душу, парализовав на месте и образовав сухость во рту. Вместе с ними и разум куда-то ушёл в туман, лишив возможности логически и здраво мыслить. Внутренний голос только и кричал в панике: «Я не готова… Я не была готова его видеть! НЕТ! Нет, нет!..», к которому поспешило ускоренное сердцебиение. Маркер соскользнул с её вспотевшей руки, скатился по страницам блокнота, ногам, упал на толстое стекло и покатился звонко прямо к носу кожаных дорогих ботинок, где и остановился. — Ирина Георгиевна, что же вы так не аккуратны? — Стефан, скрывая за маской дружелюбия свою самодовольную мину от приятного для его души зрелища пугливого кролика, поднял маркер и протянул его девчонке. Но та, уставившись на предмет, словно находясь под гипнозом, не осмеливалась взять. — Дорогие товарищи, просьба сохранять спокойствие! Простите меня за вторжение! — резко вмешавшийся местный «Рафик» встал между Ириной и Стефаном, чему сильно удивилась первая, и чему очень огорчился второй. Красно-оранжевые объективы робота уставились сейчас на Ласточкина так, словно он уже в чём-то его подозревал. Другие гости, выявив в действии робота сработанный особый туристический протокол, поспешили удалиться из «Сахалина». Каждый подумал, что достаточно тут отдохнул, и вообще надо выйти на свежий воздух. — Механический голубчик, дорогой «Рафик», а что, собственно говоря, произошло? — кое-как подавив злость, Стефан начал осторожно интересоваться, делая невинный вид. — Я надеюсь, что ничего страшного. Однако, дорогой товарищ, мои алгоритмы сканировали адреналин у юного гостя из чужого города, вызванный именно вашим появлением. — Голубчик, что вы! Нет, это просто недоразумение. Девочка всего лишь свой маркер уронила. Я только хотел его отдать! — затараторил Стефан. На сей раз его охватило волнение, вызвав слабую дрожь. И гневным тоном мысль: «Дурацкая железка… Это не входило в мои планы!..» — Да, да, уважаемый товарищ «Рафик»! — найдя в себе силы немного успокоиться, Ирина подала осипший голос, после чего пару раз прокашляла, обратив внимание робота на себя. — У меня тут вещей много, не знаю, как лучше шевельнуться, чтоб ничего не растерять. Но не получается. — Ничего страшного, дорогой товарищ пионер! С кем не бывает! — дружелюбно отозвался робот, после чего выхватил своими клешнями маркер из рук Ласточкина и вернул вещь хозяйке, услышав благодарность в свой адрес, — Не за что! Продолжайте заниматься своими делами! — и вновь повернулся к Ласточкину. — А вам, дорогой товарищ, я, как работник ВДНХ, выдаю первое предупреждение. К юным гостям без их согласия и согласия их родителей, опекунов и воспитателей не подходить! Пожалуйста, не нарушайте до второго предупреждения, мы не хотим никого прогонять из музея. Приятного вам дня! — Простите, голубчик, не знал. Правда, не знал! — Стефан не лгал и, замешкавшись, пошёл прочь из «Сахалина». А робот, выполнив свой запрограмированный долг вежливости и защиты, медленно зашагал по своим делам. — Неспроста он здесь, — шёпотом произнесла себе под нос Ирина, вытерев тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Боялась говорить громко, думая, что худрук рядом, и он может её подслушивать, где-нибудь прячась. — Товарищ Ирина, спешу вам заверить, что вы на территории ВДНХ. Территории с высокой охраняемостью гостей. Особенно юных гостей. Вам нечего бояться. Вы в безопасности. — В безопасности… Я и не сомневаюсь. «Рафик» довольно быстро на него среагировал. Но мне всё равно не по себе. Зная, что этот тип гуляет там же, где и я, может что-то предпринять такое, да ещё очень быстро, что никакой робот не успеет вмешаться… Мне страшно, — выдавила девчушка, нервно сглотнув и сдерживая себя, чтоб не заплакать. Слёзы сейчас ни к чему. Её трясучие руки принялись быстро складывать вещи в сумку и едва не уронили их на пол по новой. «Потом дорисую. Сейчас срочно идём в «Павлов». Или в «Челомей». Смешаюсь с толпой, так будет лучше…» — хоть мысли были нерешительными, Ирина всё равно двинулась к лестницам на четвёртый, более оживлённый этаж. Когда народа много и шумно, это выглядит хорошим знаком. Но стоило преодолеть подъём и коридор со стендом и экспонатами на многомаршевой лестнице, она тут же пожалела, что вообще сюда сунулась. Ласточкин находился в Зале Информации («Как он переместился так быстро?» — не понимала Ирка) перед огромным столом, якобы беседовал с «Терешковой» и что-то заполнял в «груше» общего использования. Среди остальных посетителей он представлялся девочке как хищный и очень хитрый зверь, что прятался в густой траве и замечал каждый сделанный её шаг, каждое движение, каждую мимику. Ни Лиза, ни Шерман, ни ведьма Панночка из произведения «Вий» не вызывали у неё такой необъятный ужас, как сейчас Стефан. «Я его не боюсь! Я пройду мимо него! Не испугаюсь… Здесь люди и роботы!.. Я в безопасности!..» — начала она себе повторять как мантру в помощь со своей внутренней борьбой. И сделала несколько шагов вперёд, обходя периметр рабочего стола администрации. К её изумлению, Стефан закончил электронное заполнение, поговорил напоследок с Кларой и направился в вестибюль к огромному макету «Токамак», быстро скрывшись из виду. В то место, что ведёт, если память не ошибалась, к основному выходу из ВДНХ. Сеченова впала в ступор; уже совсем не понимала, как реагировать на такое действие. То ли ужасаться ещё больше, ведь не мог он просто так уйти, то ли… радоваться этому: под взором роботов он таки сдался. — Товарищ Сеченова, как вам наш музей ВДНХ? — внезапно обратилась к ней Клара «Терешкова», не отходя от своего рабочего места. Как всегда, говорила позитивным тоном, соблюдала вежливость, на что девочка отметила с досадой отсутствия такого качества у некоторых людей. — А? А, да! Всё прекрасно! — широко улыбнулась Ирина, нервно теребя края свитера. — Замечательное место! — Это очень хорошо. Только не спешите уходить. Мне сюда прислали письмо, однако оно адресовано вам. Пожалуйста, это срочно, — Клара медленно помахала своей полимерно-металлической ладонью, подзывая к себе и к устройству, перед которым она сейчас стоит. — От кого письмо? — изогнула бровь в непонимании девчушка, и догадываясь и нет. Но позволила себе понадеяться, что написал кто-то из ближних. А именно — её дядя, который мог знать об экскурсии и связаться с ней только через устройство. Позволив себе преждевременно обрадоваться, Ирина подошла к «груше» для изучения открытого Кларой окошка с письмом: *черновик* От кого: худ. рук. Театра им. Майи Плисецкой С. И. Ласточкин Кому: И. Г. Сеченова «Дорогая Ирина Георгиевна Сеченова, воробушек, душа Предприятия 3826, здравствуйте! Я так давно вас не видел: эти два года с нашей последней встречи минули так быстро. Однако недавно вспомнил о вас. Забавно, не находите? Тот робот меня неправильно понял и принял за угрозу. Но я готов поклясться всем — к вам у меня нет злого умысла. И что было в лагере — тоже сплошное недоразумение. Поймите, зачем мне, художественному руководителю театра и вообще взрослому человеку в целом, заниматься подобными глупостями? Это шутка детей, не более того. Крайне ужасная шутка, согласен. Мне искренне стыдно перед вами, перед Дмитрием Сергеевичем особенно, за проступок Филиппа. Заигрался малец, должного воспитания нет, а мне потом ходи за него красней. Пожалуйста, Ириночка, пойдите на уступок. Мы должны встретиться. Мне будет гораздо спокойнее, если поговорю с вами обо всём лично. Мы вместе решим эту проблему мирным путём, и всем от этого будет только польза. Вы же, если я не ошибаюсь, придерживаетесь такой тактике? Не спешите: подумайте, как следует. Я готов вас ждать сегодня хоть весь день. Вплоть до закрытия музея. Но хотелось бы разрешить эту маленькую междоусобицу пораньше… Как надумаете, посетите зал «Ботаника» на этаже «Вавилов». Я рассчитываю на ваше благоразумие…» — Что думаешь, Люсь? — тихим голосом спросила Ирина, ещё раз пробежав глазами по содержанию письма. Напряжение после прочитанного, как и после случившегося на «Сахалине», так и не спало. Напротив, увеличилось вдвое. И начали терзать сомнения, резать хладными лезвиями по сердцу. — С одной стороны, звучит правдоподобно. Но с другой, товарищ Ирина, многое не совпадает с произошедшим и словами Филиппа Ласточкина и Карины Верестенец, — прокомментировала Люся. — Ох, я уже просто не понимаю, кому верить и чему верить. То ли он меня обманывает, то ли они, то ли все сразу. Голова кругом, — завопила девчушка. — Мои полимерные алгоритмы не могут оценить всю картину текущей ситуации. Слишком запутанно. — Очень, — согласилась Ира, отойдя от прибора, стола. В самый дальний угол зала, вытирая вспотевшие холодным потом руки. — Значит, подумаем. Он же сам мне дал время на размышления. Вот и потратим это время…