***
- Нам нужно поговорить, - Людмила решительно переступила порог его дома, в который раз напомнив итальянцу о своей бесцеремонности. – Это серьезно, Феде, - она кивнула на дверь его комнаты, явно не желая быть услышанной кем-то еще. Он пожал плечами, послушно проследовав за ней. - Что-то серьезное, Людмила? Ты выглядишь неважно, - она пропустил колкость мимо ушей. - Потому что последние несколько дней я провожу в объятиях белого друга! – на лице Федерико отразилось непонимание, и этим он явно не порадовал раздраженную Людмилу. Порывшись в сумочке, Людмила протянула ему листок. – Я беременна, Федерико. И она отвернулась, дабы не видеть, что в этот момент отразилось на лице парня. Идя сюда, она мысленно уже предвкушала все упреки в свой адрес, но не была к ним готова. Конечно же, Феде сочтет ее беременность лишь поводом к примирению. Конечно же, у него есть на это право. - Ты… - он прокашлялся. – Ты… - Феде, неужели у тебя нет других слов? – не выдержав, она все-таки повернулась. – Ребенок твой, аборт я не планирую, тебя ни к чему не принуждаю, - выпалив все это, блондинка забрала справку из рук парня, сунув ее обратно в сумочку. – Я просто хотела, чтобы ты знал. Рука Федерико внезапно оказалась на ее талии, заставляя замершую в недоумении блондинку приблизиться к парню. К удивлению Людмилы, в глазах итальянца вовсе не было ожидаемого призрения или ненависти. - Ты могла бы ничего не говорить, - произнес он с плохо скрываемой гордостью. – Ты могла бы сделать аборт, а я бы даже не узнал. В конце концов, могла бы сказать, что ребенок Томаса, - Людмила опустила глаза. – Но ты пришла ко мне, - продолжил он, двумя пальцами приподняв ее за подбородок. – Почему? Ферро смешалась, растерянно пожав плечами. - Ты любишь меня. - Люблю, - с улыбкой подтвердил Федерико. – А ты любишь меня, Людмила? - Ты – самый глупый из всех, кого я знаю, Феде! – с напускным раздражением выпалила Людмила, сжавшись в комок от того, что между их лицами остались лишь миллиметры. – И я люблю тебя, - первой убрав это ненужное расстояние, Людмила почувствовала себя абсолютно счастливой.***
Такого великолепия Анжи не доводилось видеть нигде, кроме просмотренных ею сцен из фильмов. Даже в самых смелых мечтах девушка не могла себе представить, что будет тайной гостьей на маскарадном балу, в окружении светских львиц и их мужей. Платье, подаренное Германом, меркло на фоне остальных нарядов, но когда знакомая рука чуть сжала пальцы, Анжи успокоилась, едва заметно улыбнувшись. - Ты обворожительна, Золушка, - Герман сказал это так тихо, что услышала только она. – Думаю, я угадал с цветом и размером, - он улыбнулся, и Анжи зарделась, поправив подол небесно-голубого платья. – Потанцуем? – Герман вступил вперед, протягивая ей ладонь. – Окажите мне честь, сеньорита. Осторожно вложив тонкую ладошку в его руку, Анжи последовала за любимым в центр зала, моментально слившись с толпой танцующих. Все вдруг показалось ей настоящей сказкой про Золушку, вроде тех, какие она любила читать в детстве. Сложно было поверить, что подобное происходит с ней, здесь и сейчас. Что рядом любимый человек, который не стыдиться ее, идя с ней на равных. Сложно было поверить в то, что и у маленькой сиротки будет свой хэпи-енд.***
Она нашла Леона возле окна. Легко отворила дверь, проникнув в знакомый дом, и замерла на пороге. - Как Нина? – он развернул инвалидное кресло к ней. – Она… - Она жива, - мертвым голосом ответила девушка, сделав еще пару шагов в сторону Варгаса. – Я говорила с Диего пару минут назад. С ней все хорошо. Он облегченно выдохнул, нерешительно поднимая на нее глаза. - Ты пришла, чтобы винить меня? Она отрицательно покачала головой. - Ты не виноват, Леон. - Тогда зачем ты здесь? Она пожала плечами. - Мне некуда больше идти. Моя дочь в больнице, - ее голос дрогнул. – А недавно я узнала, что и мать тоже. Знаешь, у Анжи слабое сердце, - она горько усмехнулась. – Из-за меня близкие люди страдают. -Если бы не инвалидное кресло, все было бы иначе, - Леон вздохнул. – Я знал, что Нина наверху, но не смог ничего сделать, когда она упала. - Я знаю, - глухо откликнулась Виолетта. – Ты – не я, Леон. И ты не ее мать, которая всегда должна оберегать свое дитя. Диего прав: я никогда не хотела, чтобы Нина родилась. Я… была не готова, - он поднял на нее глаза, замечая, что Виолетта опустила голову. Из-за копны каштановых кудрей он не видел, что происходит на ее лице. Однако в следующую же секунду девушка обратила к нему мертвое, залитое слезами лицо. – Я пыталась убить себя, потому что моя мать насильно выдавала меня замуж за человека, которого я едва знала. Мне… мне было так страшно, - она всхлипнула. – Я всегда боялась забеременеть, потому что мой отчим бы тогда убил меня. Когда он уволакивал меня в спальню, нависая надо мной, тринадцатилетней девчонкой, он всегда внушал мне мысль, что никто не должен узнать. Но я ослушалась его, - она всхлипнула снова. – Григорио не особо заботила безопасность, поэтому, когда он узнал о моей беременности, то взбесился. И мы поехали на аборт, - она сглотнула. – Я не помню ничего. Только то, как пришла к маме и выложила ей все. Был жуткий скандал, Григорио выставил нас на улицу, потому что мы больше не были ему нужны. Я разрушила жизнь моей матери, Леон, - она подняла на него глаза, беспомощно улыбаясь. – Я уничтожила все хорошее, что было в моей семье. Влюбилась, забеременела, уехала и вернулась. Я не могу быть матерью для Нины, потому что мне никто не объяснил, как это делается. Потому что все события, которые происходили тогда, повлияли на меня. Я была упряма, я хотела сама распоряжаться своей жизнью, но Анжи не дала мне такой возможности и выдала замуж за парня, которого я едва знала. Но мне нет оправдания. Я способна лишь разрушать, потому что меня когда-то разрушили, - подойдя к парню, она нерешительно коснулась его ладоней, приседая на колени перед Леоном и целуя сжатые пальцы. – Ты сильнее меня. Не повторяй ошибок, которые я совершила. Не отталкивай свою семью. Не дай инвалидному креслу разрушить тебя, - она горько улыбнулась, вставая. – Прощай Леон, - он не успел. Виолетта стрелой выбежала из комнаты, не оставляя после себя ничего, кроме повисшего в темноте напряжения. Доля секунды понадобилась Леону, чтобы увидеть в бегущей под дождем фигурке себя. Сколько еще людей знали, что твориться на душе у этой странной, запутавшейся девчонки? Погибающая душа. Резко развернув кресло к выходу, Леон изо всех сил принялся крутить колеса, наконец, выехав на крыльцо. - Виолетта! – она не повернулась на его крик. Она не позволит себе разрушить и его жизнь, потому что не знает, что бывает и по-другому. Потому что никто и никогда не любил ее саму. – Виолетта! Виолетта! – инвалидное кресло явно уступало ее быстрому шагу. Пальцы Леона изо всех сил сжали треклятые колеса! – Виолетта! – она обернулась на его крик, замерев. Замер и Леон. Сделав пару нерешительных шагов в его сторону, девушка уже через секунду бежала навстречу парню, радостно крича: - Ты стоишь! Леон, ты на ногах! Ты справился! – и она кинулась ему на шею, смеясь и дрожа от восторга. – Леон, - прошептала она, крепче прижимаясь к парню. Впервые за много лет кто-то видел ее счастливой. Впервые за многие годы улыбался и сам Леон, прижимая к себе ту единственную, которая всегда в него верила.***
Герман обещал вернуться через пару минут, оставив Анжи одну рассматривать висящие на стенах картины. За их спинами шептались люди, завистливые взгляды женщин девушка ловила на себе так же часто, как и восхищенные – мужчин. Впервые за долгое время она чувствовала себя счастливой. Часы не пробьют двенадцать. У Золушки еще куча времени… - Говорят, все уже решено, - послышался у нее за спиной чей-то самодовольный голос. – Отец Германа сегодня же вечером объявит о помолвке сына с сеньоритой Марией. Анжи затаила дыхание. Голоса стали ближе. - Разве Герман не влюблен в ту незнакомку, с которой проводит весь вечер? Послышался смешок. - Неужели ты думаешь, Анна, что Джузеппе позволит сыну жениться на несовершеннолетней сиротке из детского дома? Он и так простил Герману роман с ней, а ведь Кастильо даже домик у озера выделил, чтобы она там жила. Бедняжка… - Да… Бедная маленькая девочка.***
Анжи широко распахнула глаза. С мокрых ресниц на лицо упали соленые, горькие капли. Воспоминания… Почему же до сих пор так больно… - Ты пришла в себя! – кто-то сжал ее ладонь. – Слава Богу! Происходящее воспринималось с трудом. И Герман, сидящий теперь возле нее и сжимающий ее ладонь, и то, что с ними случилось… - Ты здесь, - выдохнула Анжи. – Почему? Он пожал плечами. - Я не знаю. Ты сказала, что была кем-то важным в моей жизни, Анжи, но я не помню. Я привык жить настоящим, и знаешь, что? – он наклонился к ней, по-прежнему счастливо улыбаясь. – В настоящем я все равно хочу тебя поцеловать. Она задохнулась от этого ощущения давно забытого счастья. От возможности, которую милосердная судьба предоставила им. Золушка и Принц… И незаконченная сказка, которой только сейчас дали второй шанс. Отстранившись, она коснулась рукой его щеки, тихо шепча: - В тот вечер ты действительно ехал не к другу, Герман. Ты бежал за мной, чтобы догнать меня и все исправить. Но я поняла это слишком поздно. Он приставил палец к ее губам. - Никогда не бывает поздно, Анжи. У всех есть право на второй шанс.