***
Дотторе в уме считал сложные уравнения, каждый раз придумывая все новые и новые схемы для получения правильного результата, пока омерзительный бета рассматривал бумажки. Даже бумагу с ручкой этот идиот с низкими умственными способностями держал грубо. Нет того знакомого Дотторе изящества. Той красоты, когда омега, едва касаясь подушечками пальцев жестокого листа, читал текст. А ручка оставалась неприкосновенной, пока он полностью не ознакомится с написанным. Целую неделю Дотторе предавался ностальгии. Скучал по родному краю, по излюбленному ядовитому запаху роз, по знакомым стенам лаборатории, где приятно пахло спиртовым раствором. Задуманное шло идеально. Он воспользовался ненавистью к слабой архонтке, чтобы провернуть одну затею. Обстоятельства его плана чуть изменились. Виной тому кукла электро Архонта, что возомнила себя истинным богом, предав тех, кто дал кров и возможность доказать свою значимость. Один из заводов по производству подобий глаз порчи построили в Инадзуме. Если раньше они выдавали особые глаза порчи верным подданным или особым солдатам, то теперь за деньги могли подарить такую драгоценность. Решение занять территории электро Архонта продиктованы банальной экономией. Инадзума и её бесконечные неограниченные никакими законами ресурсы позволяли создавать эти глаза порчи из костного мозга Оробаса и его Татаригами подобно грязи. Скарамучча был послан, чтобы управлять заводом и сеять хаос в Инадзуме, что предала его. Однако он решил предать их. Ошибка Синьоры дорого ей обошлась. Чудом она смогла спастись и вернуться живой. Они проиграли. Предатель воспользовался их неосведомленностью об истинном хранителе сердца Бога. Ужасно, а ещё долго. Однако поймать гаденыша оказалось проще простого. Он очень долго и громко смеялся так, что гвардейцы испуганно оглядывались. Это же насколько надо быть дураком, чтобы украсть Сердце Бога и не знать, как его использовать! Пущего идиота ещё надо найти. А ему досталась крупная рыба. Упустить возможность утопить в грязь зазнавшегося мелкого ублюдка Дотторе не мог. — Мы закончили? — интересуется он скорее для соблюдения вежливости, чем для восполнения интереса. — Нет… — Мы закончили, — жестко обрывает главу Академии Сумеру. — Дотторе… подождите, — быстро подскакивает со своего места ученый и сгребает какие-то бумажки, а затем поспешно догоняет Второго предвестника. — Отправьте одну весточку, — Дотторе протягивает одному из солдат зажатое меж пальцев сложенное вдвое письмо. — Да, ваше сиятельство, — испуганно кивает гвардеец. Буквально час назад высший офицер Снежной был весел и приветлив, а сейчас угрюм и мрачен. Дотторе ужасно раздражен. Время тянется ужасно медленно, а он мог просто запереться в стенах своей лаборатории. Солдат кивнул и направился к выходу, ведь скоро начнется действо. На пути им повстречалась девушка. Дотторе признал в ней помощницу главу Академии и быстро скрылся в тени высоких колонн. Она оглядывалась назад, боясь, что её преследуют, и не заметила, как перед ней появился Азар. Девушка выдыхает. Она должна придерживаться плана и стараться себя не выдать. — Сетария, что-то случилось? Ты так взволнована, — обращается к девушке, а та вздрагивает и отскакивает от главы Академии. — Всё в порядке, просто устала, — настойчиво уверяет девушка, сейчас ей нужно вынести из Академии важные записи. Она потратила три часа, чтобы наконец-то найти информацию, чем занималась академия. Столько проектов, которые она не смогла расшифровать. — Могу ли я уйти пораньше с вашего позволения? — Хорошо, — кивает мудрейший из мудрейших. Она почтительно кивает и направляется к своей цели. Ради тех, кого она предала, Сетария должна отдать сведения того, чем так усердно занимается Академия. — Так-так, помощница главы Академии, а правил-то не знает. Воровать — это очень плохо, — странный мужчина хватает ее за руку. — Я… — подавилась воздухом девушка, прокашлявшись с большими трудом, выдавила, — как вы смеете! — Смею, ещё как. И тут взгляд цепляется за одежду мужчины. Девушка вздрагивает. Её посещает ужасная догадка. Тот самый изгнанный ученик, о котором шли только слухи, член Фатуи. — Взять её! — матры быстро схватили девушку. — Дотторе, что происходит? — наконец-то приходит в себя глава Академии. — Меры безопасности у вас, конечно, ужасны. На каждого из ваших близких подчиненных я установил жучки. Какая жалость, маленькая девочка поверила в ложь глупой архонтки. — Что она хотела сделать? — Выкрасть информацию. Но теперь это уже не ваша забота. Он продолжает свой путь, пока помощница главы Академии с криками пытается вырваться из рук стражи. Дотторе выходит на небольшой участок каменной дороги, чтобы впустить в легкие немного живительного дыма. Если бы не выращенный табак в Натлане и огненная вода, то он бы уже окончательно свихнулся. Ничего, закончит с делами и возьмет себе небольшой отдых. Может ещё приобщит к таким оздоровительным процедурам омегу. Привычная горечь не чувствуется, словно в легкие он вдыхает не убивающий дым, а обычный воздух. Дотторе бросает смешок. С его регенерацией умирающих клеток для него это действительно обычный воздух. Порой люди придают большое значение тому, что поддерживает их жизнь. Легкие и сердце — давно закоренелые приемы в сопливых романах. Когда нечего делать, он частенько прибегал к откладыванию важных задач, мог сидеть и обозревать новшества литературы. Сердце разрывается от горя. Разрыв сердца — это серьезно, после такого следует неминуемая погибель. И ещё множество самых глупых и абсурдных описаний. Солнце медленно опускалось за горизонт. Вечнозеленые листья огромного дерева, на котором построили Академию, тревожил вечерний ветерок. Вокруг вились стайки бабочек и стрекоз. На согретые камушки выползали ящерицы. Вдоль каменной тропы, что вела вниз, распустились цветы. Пахло природной свежестью, от которой привыкшему к знойному холоду альфе не по себе. Птицы на ветках весело чирикали. Это чириканье отдавалось сильной болью в виске. — Заткнитесь, ебучие птицы, я знаю все ваши семейства! — крикнул он уже не в состоянии терпеть птичье пение. — Хорош уже этот чудесный день восхвалять! Все Сумеру навевало воспоминания о далеком времени. Ужасное время, когда им дали вводные знания ботаники и зоологии. Как ужасно вспоминать, когда их водили по Пардис Дхяй и заставляли называть каждую травинку по названию ещё на старом сумерском языке. Ужасно. Осталось немного потерпеть. Как сядет солнце, его последнее детище «Омега» предстанет на сцене в полной красе, так чтобы вывести дендро Архонта на чистую воду. План действий он изложил сегменту. Буер вынуждена будет показать свое лицо. Она же так защищает людей! Пусть защитит ценой своего разоблачения. Всё прошло по плану. Его сегмент справлялся с ролью шута на главной сцене. Он ученый, какое ему дело до проблем людей. Малышка даже не понимает, что своими действиями натворила множество бед. Он разрушил ложь, что построила Академия, укрывая людей за надежными стенами от правды. Мудрецы старели и умирали, но не переставали лгать. Месть за старые раны. За то далекое оскорбление его совершенства. Уничтожение всех сегментов — цена за Сердце электро Архонта. Расплата за когда-то совершенную им с Пьером ошибку. Они позволили поверить Скарамучче. Очень забавно, что тот так слепо поверил ему, верному слуге Царицы. Сегменты уничтожены. Плохо в голове укладывается этот факт. Он чувствовал странный трепет. Столько проклятий были направлены на него. Каждый из них проклинал его. Каждый из его творений ненавидел его. Он их создал. Он их творец. А любой творец рано или поздно может уничтожить собственные творения. — Живее! — крикнул он замешкавшимся морякам. Быстро прошествовал с пирса, оказавшись на корабле. Взойдя на корабль, он принялся с маниакальным упорством подгонять всех. Чем быстрее они покинут эту страну, тем быстрее он сможет вернуть потерянное уединение. — Ваше сиятельство! — к нему подошел один из верных служителей Фатуи. — Ты приказа не понял? — Господин Дотторе, но… мы ещё не все подготовили… — продолжал тщетные попытки уговорить Второго предвестника он. — Делать нам здесь больше нечего. Беспорядок навели, переворот власти устроили, над архонткой поиздевались, а, и блестяшки добыли, что ещё? — холодным тоном разъяснял он, чувствуя, как у него заканчивается терпение на общение с тупыми людьми. Может чья-то смерть сделает их покорнее? — Ваше сиятельство, но к чему такая спешка? К чему? У него там неделю омега не обласканный, весь уже пылью оброс в этих бумажках. — У меня есть важное задание, и мне нужно как можно быстрее вернутся! Не трахнутый мужик и саморазрушение путем самокопания в себе и в своих поступках. Столько вещиц в трюме, которыми он задобрит омегу, что так падок на подобную лесть. Самое главное для Дотторе — это расписные ковры из шерсти яка. Прекрасная вещь для холодных стен Заполярного дворца. — Как прикажете, — неохотно согласился он. — Всем пока, — насмешливо помахал он рукой оставшимся в Сумеру Фатуи. Вернуться в родные пенаты лучшее, что может быть. Как положено, он заглянул к Пьеру, чтобы в своей манере отчитаться о проделанной работе. — Чем ты таким занят вечером? — без упрека спрашивает Пьер, изучая очередной трактат. По мнению Дотторе, бывший главный маг погибшей цивилизации слишком уж увлекся своей задумчивой тоской. — Трахаюсь, — лаконично ответил Дотторе и покинул кабинет. Большего ожидать от него и не следовало. Дотторе не появился на банкете, устроенном в честь его победы. Заперся в лаборатории в компании чертежей и крепкого алкоголя. — Наконец-то тихо, — пробубнил себе под нос Дотторе. Его отсутствие заметили все. Но что другим предвестникам и гвардейцам до нелюдимого Дотторе? — Будь добра, положи мне эти документы на стол, — дает последние наставления Панталоне, убирая письма Дотторе, что так бережно время от времени перебирал. Не хватало ещё литературными этюдами секретаря напугать, который мог случайно обнаружить эти шедевры на столе. Панталоне грациозно встает со стула. — Как скажите, господин, — кивает рыжеволосая девушка и покидает общество главы банка. Банкир закрывает дверь. В коридорах никого. Победу Второго предвестника отмечали все так бурно, что даже вечером не зажгли лампы. Панталоне предусмотрительно захватил с собой переносную лампу, чей свет питался от какого-то кристалла. Где-то вдали доносились радостные пьяные голоса. Люди заслужили небольшой праздник. Как только стало известно, что Дотторе возвращается с двумя сердцами Бога, то Панталоне тут же встретился с Пульчинеллой, чтобы помочь с организацией празднества. Только самого Дотторе было не видно и не слышно. Панталоне знает, чего лишился альфа. По щелчку пальцев он уничтожил сегментов. Когда эта новость сотрясла Заполярный дворец, Панталоне и слова не проронил. Хотелось изъясниться парочкой писем, но рука даже не потянулась за чистой бумагой. Он долго не мог понять, почему Дотторе согласился на это. Стук каблуков отдается эхом по коридору. Вскоре, идя на встречу Банкиру, показалась знакомая блондинка. Восьмая предвестница. — Ох, это ты, я уже подумала, в замке мыши завелись, — она театрально откинула светлые волосы назад и выпрямила спину. — Доброй ночи, Синьора. Панталоне нет резона общаться с той, чей вырез в платье настолько неприличен, что даже обитательницы Чайного дома стыдливо отводили глаза. Он хотел её обойти и продолжить путь, но она резко заговорила: — Я как раз хотела тебе отдать распоряжение. Такой мышке, как ты, путь от политики далек, поэтому я решила лично передать приказ Пьера. — Синьора, да, ты права, я совсем далек от политики, что уж говорить о дипломатии. Вызвать гнев целой нации дело не моего ума. Её победная ухмылка тут же пропала с лица. У него нет времени выслушивать ложь этой женщины. Первый предвестник обычно всегда присылал указания или являлся лично. — Что касается приказа, то передай Первому предвестнику, что, как и прежде, я желаю видеть на своем столе документы, а не исполнять указы на словах из чужих уст. Спокойной ночи, — наградил её колючим взглядом Панталоне, делая шаг вперед. — Ваши отношения с Доктором правда? Панталоне замер, чуть не выронив лампу из рук. Мир замер. А температура в комнате понизилась так, что он продрог до костей, и даже плащ с мехом не смог спасти его. Он неторопливо развернулся, понимая, что нельзя дать себя съесть этой гарпии. — Нас с Дотторе связывает долгая дружба, это известно всем. Не желаю говорить об этом с тобой. Она громко рассмеялась, так, словно Панталоне сказал самую великую глупость. — Дружба? Такой дружбы врагу не пожелаешь. Даже стенам известно, что ты, Регратор, и Доктор давние любовники. Посмотрев на нее, он понял, зачем Синьора решилась спросить подобное. Её триумф затмили. Затмил сам Дотторе, что смог своими силами достать сердце Архонта страны мудрости, а ещё вернуть то, что украли из рук Снежной — электро сердце. — Не придумывай себе лишнего. Займи свою голову чем-то полезным. Может в следующий раз тебе не придется бежать из-под меча Сегун Райден. — Надеюсь, Дотторе пришлась по вкусу твоя тугая задница, — окрысилась в ответ она. Синьора. Восьмая предвестница Фатуи. Стервозная женщина с ужасным прошлым. От благородной замужней дамы у нее ничего не осталось. Она ведет образ жизни подобно зажиточной аристократке, но даже эта напыщенная роскошь не могла скрыть в ней простолюдинку из Мондштада. Сколько бы она не надела украшений, сколько шелка не ушло на её новое платье, она все равно оставалась обычной простушкой с сердцем бога в руках. Панталоне оставляет колкость без ответа. Он продолжает свой путь. Кудрявые волосы угольным всполохом взметаются вслед за ним. Дотторе укрылся в тишине своей лаборатории. Найти его проще, чем что-либо в огромных стенах Заполярного дворца. В комнате, куда не проникал никакой естественный свет, тускло горели настенные лампы. Сам ученый сидел на стуле, локтями упершись в колени, свесив руки, погрузившись в глубокое раздумье. — Ну что, не поубивал никого за это время? Отсутствие секса плохо влияет на характер моей шипастый розы, — усмешка у Дотторе выходит какой-то грустной, что ли. Панталоне замечает рядом недопитую бутылку и маску. Всё хуже, чем предполагалось. На свободное место на столике он ставит лампу, чтобы освободить руки. Он снимает меховой плащ в полной тишине. Когда меховой плащ нашел себе место среди множества вещей, то неожиданно раздался голос: — Что ты думаешь о жизни и смерти? Панталоне удивленно посмотрел на мужчину. Неужели смерть сегментов так глубоко ранила тело? Может ли, что Дотторе скрывал частичку привязанности под презрением? Омега собирается с мыслями, чтобы дать рассудительный ответ. — Смерть, как и жизнь, неизбежна, — говорит он слова из какой-то давно прочитанной книги. — Всё это лишь один процесс, дополняющий друг друга. Колесо мирового порядка. — Мировой порядок… а кто мы в это колесе? — Нарушители, — быстро отвечает Панталоне. Он сглотнул, а затем задал вопрос. — Их смерть задела тебя? — Ни капли, — алые глаза пристально смотрели на него, но омега смотрел на свои руки, скрытые перчатками. — Эти пустышки были лишь жалкими копиями! — повышает голос он, жестикулируя руками в воздухе. Молчание. В тишине слышно разве что едва различимое потрескивание кристалла от лампы. — Ты пытаешься убедить меня или себя, Зандик? — шепчет он. Давно забытое имя отрезвляет Дотторе. Как удар под дых. Иногда следовало напоминать себе какое он ничтожество. Он запускает руку в волосы, сжимая пряди на затылке. Ему ужасно паршиво. Пусть омега возвращается к себе. — Иди спать, — спокойным тоном просит он. От общества Девятого предвестника ещё никто так грубо не избавлялся. Панталоне фыркнул, а затем легко приблизился к сидящему на стуле Дотторе. Приблизился и встал возле него. Дотторе даже взгляда не поднял, продолжая смотреть куда-то перед собой. До тех пор, пока омега не положил руки ему на плечи. А затем обнял, позволив тому упереться лбом ему в живот. Дотторе, несмотря на необщительность и ненависть к людям, обожал прикосновения. Сам был их инициатором. Их вечерние посиделки, где каждый занят своим дело, не обходились без этого. Настала его очередь быть инициатором. Панталоне ласково касается светлых прядей, пока Дотторе сжимает руки у него за спиной. — Как бы ты не разбрасывался громкими словами, тебе жаль. Они часть тебя. Намного больше, чем просто обычный эксперимент. Я знаю, что ты даже себе это никогда не признаешь. Но ещё я знаю, что это так, — он перебирает отросшие пряди. Такая незатейливая ласка успокаивает альфу. Они долго молчат. Никто не произносит ни слова. Дотторе не сразу решается разрушить тишину. — Волнует то, почему я так легко отказался от них. Ясное дело, что каждый из них желал мне смерти, — прыснул Дотторе, глубоко вдыхая чужой запах. Дотторе, что так крепко сжал его в объятиях, не выглядел как всесильный Второй Предвестник. Умнейший мужчина, что вершил историю, здесь и сейчас ужасно слаб. Панталоне такое доверие подкупило. Нет вычурной самоуверенности. Никогда прежде он не видел его таким. Настолько и ценно это мгновение. — Может, потому что они больше тебе не нужны? — наконец-то он озвучивает то, что Дотторе не хотел понимать. — Что? — поднимает голову мужчина, а руки Панталоне застывают. — Заполучив силу Архонта, ты не перестал быть человеком. Все мы слабые существа, что в поисках тех, кто сможет понять. Может ты стал меньше нуждаться в их присутствии, а может чем-то заменил? — озвучивает странные мысли он. — И правда… заменить… Панталоне аккуратно убрал чужие руки и сел на соседний стул, продолжая смотреть уже не сверху вниз на мужчину со всем возможным сочувствием. — Уверен, ты не раз задумывался над тем, зачем Фатуи вложили так много средств в то, чтобы добыть все сердца Архонтов? Панталоне кивает. Дотторе поднимает открытую ладонь, и в ней появляется шахматная фигура. По яркому зеленому свету не сложно узнать сердце дендро Архонта. Мужчина сжимает фигурку так, словно это не великий артефакт, а обычная безделушка. Алые глаза ученого смотрят на него с таким признанием, с недюжинным восхищением и с чем-то неизвестным. Омега на секунду забывает, как дышать. Столько доверия, что Панталоне на миг показалось, что сейчас перед ним откроются все тайны мира. — Раньше люди безвольно шли за богами. Теперь же божественная сила отравляет мир, слабея с каждым днем, — говорит он, сильнее сжав фигуру. — Чистая энергия умирает. Царица задумала разрушить ложь Селестии, что укрылась за фальшивым небом. Только сила семи сердец способна воззвать к Селестии. Но ещё она способна уничтожить ложное небо. Панталоне боится спугнуть мгновение, поэтому просто молчит. Кивает и молчит. Вот зачем Царице сердца. — Знаешь, что в этой пробирке? — он легко расстегивает застежку, чтобы взять светящуюся, как многие думают, безделушку. — Я могу сделать тебя равным Архонтам. Благодаря содержимому. Удивленный выдох становится ответом. Панталоне замирает. Неужели всё происходящее здесь правда? Не очередной его сон, а правда. Он мог стать по силе наравне с Капитано и Коломбиной. Ведь каждому известно, что Дотторе сделал из них. Но цена за такое изменение велика. — Здесь находится самое редкое вещество, что удалось мне синтезировать. Небольшого количества хватит. Если ничем не занят, то можем начать уже завтра, как протрезвею до конца. Перед ним замечательная возможность, но… — Нет. Я откажусь. — Сила, власть, бессмертие, а ещё ты потеряешь способность к зачатию и рождению, перестав быть омегой. Ты откажешься от этого дара? — Дотторе насмехается над идеей отказа, в пальцах сжимая заветную колбочку. — Хочешь до конца дней перебирать бумажки, терпеть приставания подчиненных и пить отвратные настои? Забыть о течках навсегда очень заманчиво. Никто никогда не смог бы упрекнуть его в том, что он омега. Коломбина была редчайшей омегой, но, став подопытной Дотторе, осталась навсегда бетой. История, которую поведала ему она за чашечкой чая. И он мог. — Да. Я уверен в своём решении, — уверенно кивает Банкир, и, чтобы сгладить напряжение между ними, нежно касается его руки, растирая пальцы, что так крепко сжимают сердце бога. Дотторе уважительно кивает. Панталоне весьма удивлен. Никаких криков или скандалов. Ни жестоких методов уговора. Ничего.***
После кончины всех сегментов Дотторе, чтобы организовать привычный быт в Заполярном дворце, пришлось взять все роли на себя. Если раньше с мелкими задачами справлялись сегменты, то теперь все легло на плечи альфы. За всем не уследить, а он даже не пытался. Единственное, над чем он корпел, так это над медицинским корпусом и лабораториями, а остальное пусть разваливается на потеху случайным зрителям. Ранним утром он направился в покои Царицы. В последнее время она часто уставала. У матери империи возникали частые мигрени. Для успокоения души ей требовалась помощь служанок с их нежными руками, да облегчающие боли настои. Их Дотторе делал по особым и даже запрещенным рецептам. За такое Академия по головке не погладила бы. — Благодарю, Дотторе, — принимает Крио Архонт чашку из рук альфы. — Не стоит, — бросает он и возвращается к своим записям. Наблюдение за самочувствием Царицы — интересное занятие. Дотторе немного ее жаль. Чистую энергию сложно излечить. — У меня будет одна небольшая просьба, мой старый друг, — женщина делает глоток чая. — Какая? — уставился на неё Дотторе, оторвавшись от блокнота. — Просьба, как к Доктору. Настало время. Совсем недавно она получила письмо из Ли Юэ. Ее старый друг прознал о том, чем так долго они занимаются, и даже готов отдать Сердце Бога за небольшую услугу. Но Царица знает насколько её друг одинок, как страдает день ото дня его душа. Чтобы облегчить чужие муки, она затеяла сделать ему один прощальный подарок. — У омег, как известно, слабое здоровье, — на ее губах появляется еле заметная улыбка. — Я хочу, чтобы ты позаботился о них. Такие хрупкие существа быстро угасают в жестоком мире. Намек ясен, как солнечный день. Дотторе сразу догадывается о чем речь. Только не понятно, какую омегу собирается в своих планах использовать Её Величество. — Не переживайте, у них обоих все хорошо с здоровьем. — Хорошо, не нужно так официально. Мы давно знаем друг друга, — она знает, как её Второй верный подданный не любит длинные речи и вежливые обращения. — Не подумай лишнего. Я просто не хочу, чтобы мой старый друг был разочарован в подарке, — она кивает на столик, где лежит письмо с разломанной печатью. — Моракс, — мужчина сразу догадывается, о ком так тепло отзывается крио Архонт. Дотторе оставляет блокнот и подходит к столику, чтобы прочитать письмо. — Он не будет разочарован, — уверяет её Дотторе. — Могу я поинтересоваться, почему ты приняла такое решение? — Ох, Моракс всегда был слаб на юных и пылких особ. Он хочет, чтобы мы устроили задуманное им после праздника Морских Фонарей. Дотторе представил, как воинственный Тарталья опустится до жизни домохозяина. Смешно, конечно, зная кровожадность рыжего сорванца. — В подарочную ленту завернуть? — насмехается Второй предвестник. — Ох, Дотторе, я тебя не узнаю, — Царица улыбалась, поражаясь, как тот омега из Ли Юэ успел повлиять на того самого упрямого и неприлично грубого альфу.***
Яркие вывески зазывали людей в лавки. Торговцы вовсю предлагали свой товар, иногда по бешенным ценам. Улицы переполнены людьми. Дети бегали среди торговых лавочек, громко смеясь. Воздушные драконы из стеблей бамбука уже покоряли небосвод под радостные крики детей. Панталоне смотрел на праздник с деревянного моста. В этот вечер не нужно никуда торопиться. Легкий ветер раскачивал рисовые фонарики. Он положил руки на деревянные перила, ожидая, когда небосвод окрасится множественными огнями. Стоило голубой лани промчаться по темному небо, как золотистые фонари в одно мгновение украсили собой небо. Не восхищаться этим местом невозможно. Такое буйство красок круглый год поражали привыкшего к скучным пейзажам Снежной. Мостик из красного дерева стал его укрытием от случайных глаз. В воздухе витал запах ладана и пыли. Родной сердцу, вызывающий боль в месте, где давно остался блеклый шрам. До сегодняшнего дня боль никогда не беспокоила его. Впервые он встречал смену года, будучи в центре праздника. Разум помнит, как он мчался ребенком по улицам, желая угнаться за красивыми фонариками. Как уже старше смотрел сквозь прозрачные занавески на то, как зажигаются огни. — Никогда не понимал твоей любви к этому празднику. Дотторе подошёл к нему и встал сбоку. Отвечать Панталоне на провокацию не стал. — Старость вызывает в тебе пору грусти по прошлому? И надо этому гаду подпортить ему настроение? Назло ему приехал в Ли Юэ? — Не мучай меня своими проблемами, — ловко парирует он, обещая, что за испорченное мгновение ещё отыграется. — Всем прекрасно известно, как ты тревожишься о своем преклонном возрасте. Дотторе страшен в гневе. Он испытал это на своей шкуре. Со временем Панталоне осознал свою безнаказанность. Сейчас он был не в настроении. Однако Дотторе не предпримет никаких действий. — Ваше сиятельство, — к ним приблизился один из главных помощников Панталоне. Дотторе отошел чуть в сторону, не мешая омеге переговорить с своим подчиненным. На мостик, помимо них, вышли рабочие банка, чтобы тоже насладиться видами. Дотторе очередной раз фыркает, когда до его уха доносятся перешептывания секретарей. Он никогда не стеснялся заходить к нему посреди рабочего дня и, более того, мешал продуктивности главы банка. В главном банке Северного Королевства и в отделении Ли Юэ шли нешуточные споры о том, насколько их глава педантичный и увлеченный только цифрами на бумаге. Типичный бета, разве что с недюжинным обаянием. Панталоне на работе и в постели — абсолютно две разные личности. Каждому, кто работает в банке, известно о безумном стремлении главы банка к порядку. О том, сколько теневых сделок он совершает и как может быть жесток с предателями. С невозмутимостью Панталоне вершит судьбы, а главное, он никогда не проигрывает и продолжает вести их по финансовому потоку. Но с ним наедине и в его руках он совсем другой. В его руках острый взгляд превращается в игривый, от его ласк он податливо сдается, а от сильных толчков лихорадочно мечется по постели, поддаваясь вперед, чтобы сильнее ощутить его в себе. Только в его руках он может позволить себе прикрыть глаза. Тяжесть решения остается где-то на задворках сознания, уступая безмятежному удовлетворению и полному ироничному равнодушию. — Да, благодарю, — разменивается благодарностями омега. — Приятной ночи и ещё раз с праздником. — И вас, господин, с праздником! — Как ты мог слышать, продажа глаз порчи принесла столько денег, сколько и представить сложно было, — какой раз хвастается успешностью своей затеи Банкир. По правде, Дотторе ничего не слышал. — Да-да. Вот скажи, раз ты хотел денег, почему не создал? Переплавь золото и все. От этих заводов одна морока, — раздраженно отзывается он. — Я сделаю вид, что не слышал этого. — Что? — Ничего. Проблемы со слухом? Тут неподалеку живет один известный лекарь, может он вылечит недуг. Впрочем, старость ни один настой не излечит, — смеется Панталоне, бросая томный взгляд из-под полуприкрытых век. Как приятно видеть растерянность мудрейшего из мудрейших. Дальше Дотторе не смог устоять перед соблазном. Повезло, что в банке есть личные покои. Впрочем, если бы он не нашёл таковых, то есть кабинет, который схож помпезностью с лучшими покоями Царицы. До кровати дело не дошло. Все их бурное действо нашло убежище в кабинете главы банка. — Всё никак не дождусь, когда мы начнем делать это на кровати, — трет ноющую поясницу Панталоне. Девятый предвестник покинул стол и быстро накинул шелковый халат, чтобы затем налить себе бокальчик вина, благо, под столом у него всегда есть тайник для таких случаев. — Ох, неужели секс настолько неприятен? — Дотторе пытался отдышаться после бурного времяпровождения. — Да, ты прав. Мне больше нравится, когда надо мной не пыхтит старик, — пускает шпильку Панталоне, взбалтывая в бокале вино, чтобы ощутить нотки спелых фруктов. — Кто тут ещё стар, я в самом расцвете сил! — громок оспаривает его слова Дотторе, из одежды надев только брюки, здесь прятаться под маской и врачебным халатом не от кого. Дотторе развалился на диване, заложив руки за голову, смотря как его коллега бесстыдник пьет и даже не предлагает. — Как смотришь на идею, чтобы организовать ещё один завод в Ли Юэ? — Регратор улыбается, разглядывая Доктора, у которого ни стыда, ни совести. Разлегся на его любимом диване и сверкает хорошим телом. Плут, обманувший природу. Ему, чтобы оставаться в форме, приходится изводить себя. — Те заброшенные территории могли бы сгодиться. Ну вот почему у Панталоне все к работе сводиться? Нет бы о погоде поговорить. Не этому учат всех куртизанок? — Посмотрим, я все еще не решил, нравишься ли ты мне или нет, — хмуро отвечает Второй предвестник. Панталоне поставил бокал и отошел от стола, вальяжно расхаживая по кабинету. — Ох, тогда жду официально письма. Будь добр, пусть его напишет один из твоих подчиненных, — Дотторе удивленно поднял бровь. — Твой почерк не смог бы понять даже самый одаренный лингвист, а я всего лишь обычный банкир… ах… Его резко хватают за талию, заставляя банкира упасть вместе с вторым предвестником на диван. Дотторе раздраженно откидывается на подушки. — Мудак, — выдыхает девятый предвестник ему прямо в губы. — Да, мое лучшее качество не скроешь. Дотторе не упустил возможности примкнуть к таким заманчивым губам. Оторвавшись только когда у омеги закончился воздух в легких. — Я в замешательстве, — начинает Дотторе, задумчиво смотря куда-то мимо омеги, лениво пропуская через пальцы темные волны волос. Он же от сонливости положил голову на чужое плечо, закрыв глаза. — Пока ты работал, я кое о чём думал. Меня не покидали странные мысли. Панталоне напрягся. Долгие размышления Дотторе не могли привести к чему-то хорошему. Что за безумная идея у ученого в голове на этот раз? — Что за мысли? — с толикой надежды протянул Панталоне, открыв глаза. — Я нарушил какие-либо грани, но, несмотря на это, я ограничен, — Дотторе говорит тихим голосом. — Архонты — чистая энергия этого мира. Она не преобразована в что-то конкретное. С одной стороны, это хорошо, именно такая энергия способна менять обличия и заходить за грань… А с другой стороны, энергия нуждается в том, чтобы черпать свою силу извне. Я плод человеческой похоти, соответственно, ограничен своим изначальным обликом. Но я независим от высшего божества, — вкрадчиво и не сбивчиво говорит он. — К чему ты это? — легкое веселье, что излучал он, исчезло в миг. Панталоне чуть приподнялся, чтобы посмотреть в кровавые глаза мужчины. Взгляд до жути задумчивый и растерянный. Что же посетило больную голову Второго предвестника? — Ты, помниться, как-то сказал о том, что я смог заменить сегментов чем-то. Гениально же. Эти отвратительные срезы не были чем-то новым и совершенным. Но если создать что-то совершенное? Не копию, а что-то новое. Вот чем я отличаюсь от самих Архонтов. — Я ничего не понимаю, — честно говорит омега. — Вдумайся. Генетически совершенный вариант. То, чего не хватало моим сегментам. Слияние наши хромосом даст универсального потомка. Он будет совершенным, — Дотторе ухватил пальцами темную прядь. — Мой мозг и твоя внешность. Как ты на это смотришь, моя сумерская роза? Ужасная догадка посетила его, мгновенно отрезвила голову. — Как… как ты собираешься это воплотить? — говорит он тоном, которым говорят с душевнобольными. — Легко, — Дотторе в свою очередь говорит так, словно объясняет самые очевидные вещи. Его рука соскальзывает с талии Панталоне на низ живота, где любовно гладит шелковую ткань. Омега вздрагивает. — Я думал, почему ты отказался от сил бывших богов. От такого великого дара. Я понял. Ты хранил себя до этого момента? Мы породим самое совершенное существо. Как положено альфе и омеге. Он смотрит в алые глаза, желая найти насмешку. Но ничего, только полная уверенность. Тело покрывается холодным потом, а по спине пробегает толпа мурашек. — Хах, мне написать Пьеру, что ты совсем свихнулся? — смеется Панталоне, наклонив голову на птичий манер, а затем быстро встает с колен Дотторе, пока его хватка ослабла. Он как загнанный зверь в угол мечется по комнате, найдя опору в виде стола из темного дерева. Их отношения — сложны. Не любовники, не друзья, но что-то больше, чем просто любовники. Коллеги не проводят вечера, не знают расписание друг друга вплоть до минуты, не зажимаются в темных углах. Усложнять то, что есть, не хотелось. — Еще одного ребенка я не потяну, — с усмешкой бросает омега. — Твоих накоплений достаточно, чтобы Снежная жила в достатке десять лет вперед. Панталоне резко меняется в лице. Он думал, что это такая шутка. Какие дети им? Они враги Селестии, а теперь и половины Тейвата. Гнев пробирал до костей. Может, убить Дотторе, и дело с концом. — Засунь свою великолепную идею в любую бордельную шлюху. Заплатишь чуть побольше, и дело с концом, — с ненавистью и отвращением прошипел он, злобно сверкнув глазами. — Что там, я возьму все расходы на себя. Он не желал продолжать разговор. — Мне даже платить не придется, — уверено обозначил Дотторе, сделав акцент на слове «мне». Омега развернулся, чтобы наконец-то четко дать понять Дотторе, что он не желает идти на поводу его безумных идей. — Поверь, стоит тебе воспользоваться титулом Второго предвестника, так все девушки или омеги разбегутся в страхе. Не мни себя Капитано, — говорит Панталоне. — Я твою затею не поддерживаю. Поищи себе кого-то другого, что согласится на подобное. Думаю, в обители Коломбины будут рады твоим исследовательским порывам. — Этим я и занимаюсь. Твоей внешности, а самое главное, уму могут завидовать все куртизанки Коломбины, — Дотторе легко встал с дивана, подошел к омеге и нагло коснулся его щеки. — Правда, мне достаточно тебя, — мурлыкнул он. Если Дотторе чего-то хочет, то он этого добьется. Что же делать? Он понимает все риски. А что если Дотторе просто убьет его? Или избавиться от легкого дохода также легко, как от сегментов. — Забыл, что ты родился не в Сумеру. Ты истинный уроженец своего региона. Тогда заключим сделку. Пожелай все, что угодно, и я исполню, а взамен получу право на эксперимент, идет? Чего хочешь? — Чего хочу? — Регратор лукаво улыбается и отстраняет от себя наглую руку. — Твоей смерти. — Жаль я это выполнить не могу. Что-нибудь ещё? — Как же так? — с притворным удивление выдохнул омега. — Это моя заветная мечта. Он знал, что будет не просто. Одно понятно, его воле никто подчиняться не собирается. Слишком рискованно отказывать. Не сейчас, когда у Панталоне только наладилась торговля заветными глазами порчи. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как Дотторе приблизился. Прошептал, прикусив его мочку уха: — Даже самое заветное желание. Давай. Панталоне вздрогнул так, словно его ударило током. Он сделал шаг назад. Наконец-то поняв, как может раз и навсегда обыграть Дотторе. Покончить с этим вопросом. — Как Валюта Северного банка — кровь и слезы, я желаю видеть то, что получено кровью, — он гордо вскинул подбородок, а его голос завораживал. — Добудь мне сердце бога Гео Архонта. — Хм… я согласен, — ответил он, смотря прямо в глаза. — Я ожидал очередной завод, а не жалкую безделушку… идет. Панталоне потерял всё своё напыщенное высокомерие за долю секунды. Насколько безумен этот альфа, раз решил согласиться на настолько провальную сделку. — Хочу… безделушку, — победно улыбается, но внутри все переворачивается вверх дном. — Как же я мог забыть о твоей любви к редчайшим камушкам, — Дотторе бесцеремонно схватил того выше локтя, чтобы утянуть в объятия. — Скрепим сделку поцелуем? — Пошёл ты. — Приму за согласие. Он знал, что новая сделка обречена на провал. Каким сильным бы не был Дотторе, достать сердце бога самого воинственного из божеств ему не по силам. Панталоне хорошо знал об эгоистичном драконе каменной долины. Все беды в его жизни произошли из-за высокомерия сидящего на каменном троне дракона. Дотторе даже не задумался на секунду. Такой уверенностью можно гордиться. Спустя месяц он и забыл о том обещании. Добыть сердце бога Моракса — невозможная задача. У него достаточно дел, чтобы не вспоминать о такой ерунде. В один день к нему заявился неожиданный гость. Дотторе, как всегда, остается собой и в излюбленной манере с пинка открывает дверь, так громко, что Банкир невольно вздрагивает. — Дотторе? — отрывается от чтения отчетов Панталоне. — Держи блестяшку, — на столе оказывается что-то блестящее, когда омега смог разглядеть предмет, тот тут же подскочил со стула, не веря собственным глазам. Аметистовые глаза в удивлении распахнулись, встретившись с абсолютно непоколебимым ироничным прищуром алых глаз. Панталоне потерял дар речи. Слова звучали для него издалека. Хотелось кричать, швыряться всем, что неровно стояло на столе. Мерзкое чувство перекрыло жажду расстаться с нажитыми вещами в кабинете. Его выдержка не выдала его. Дотторе бросил что-то омерзительное с широкой улыбкой и покинул его, оставив в одиночестве смирятся с фактом. Шахматная фигура излучает мягкий золотистый свет и всем видов влечет, чтобы прикоснутся. Но Панталоне никогда не коснется этой мерзости. Он закрывает глаза, делает пару выдохов и вдохов, чтобы успокоить стук сердца. Он встает из-за стола, Панталоне тянется за подарком одного из купцов, решившего подкупить его выдержанным вином из Фонтейна. Бутылка, как подобает, должна была подаваться к важному вечеру. Банкир вскрывает пробку и делает крупный глоток с горла. Внутренности болезненно обожгло. Это то, чего он добился. Хлестает из горла дорогое вино. Пытается протолкнуть воздух сквозь полыхающее пламя. Придя в себя, Панталоне наконец-то понимает, что окончательно влип. Он отдался Дотторе, руководствуясь корыстными целями, но это… Он снова проиграл, и виновата в этом только его глупость.