***
— Господин Девятый предвестник сейчас завтракает с директорами… Дотторе не проявил никакого внимания к словам настойчивого секретаря, продолжая твердо вышагивать по коридору. Он страшно устал ему не до жужжания чужого секретаря. — Ваше Сиятельство! — окликнул Второго предвестника Александр. Никакой реакции. Но преданный секретарь останавливаться не собирался. Множество нелицеприятных выражений лезло в голову. Мужчина выдохнул, мысленно спросив, за что Селестия послала на них такое наказание. — Ты ещё здесь? — Дотторе резко остановился, засунув руки в карманы халата. — Потеряйся. Второй предвестник продолжил путь к своей цели. Александр горестно вздохнул. Каждый день для Регратора превратился в ожидание. Тучи над его головой сгущались. Он ждал неизбежную бурю. Сегодня Панталоне собрал приближенных за утренней чашечкой чая обсудить важные новости. Их беседу о новой статье «Паровой птицы», связанной с одной известной по всему Тейвату личностью, прервал появившийся Дотторе. Он влетел в кабинет, хлопнув дверью. Панталоне сидел в кресле у столика в окружении своих важных людей. На столике стоял чайник из расписного фарфора, несколько чашей и сладости. С появлением Второго предвестника в комнате образовалась тишина. На кладбище громче, чем здесь. Дотторе давно так грубо не прерывал заседания. — Все вон! — со злым оскалом выпалил Дотторе, обведя всех тяжелым взглядом. Он подошёл к столу, где нервно держал чашку Панталоне, смотря прямо в фиалковые глаза. — Мне повторить ещё раз или помочь им убраться отсюда? В кабинете повисла гробовая тишина. Девятый предвестник даже бровью не повёл. Он ухмыльнулся и продолжить пить чай как ни в чем не бывало. Почему-то сейчас он не боялся Дотторе, ему за подобную выходку ничего не будет. А вот его людям может достаться. Второй предвестник не тот, кто станет дорожить жизнями каких-то неинтересных людей. — Покиньте мой кабинет, — привычным ледяным тоном сказал омега. Все мигом вышли, оставив его одного усмирять чудовище. — Пойдем, — приказал Дотторе, но омега на сдвинулся с места. Доктор снова засунул руки в карманы халата, терпеливо ожидая, когда обладатель прекрасной задницы и сучьего характера поднимется со стула, прервав чудесное чаепитие. Панталоне хмыкнул. И для чего, спрашивается, этот цирк? Выгнал всех, чтобы потом самим уйти? Какая грубость! — Доброе утро, Дотторе, — Панталоне непоколебимо сделал ещё один глоток чая, а после поставил чашку на стол. — Давай, идем уже быстрее. — Доброе утро, — снова повторил он с куда большим напором. Мерзкое ощущение пробежало по коже. Панталоне вдруг стало страшно от мысли, что он покинет кабинет. Слова Дотторе об эксперименте бились в голове под стать трепыхающемуся в груди сердцу. — Доброе утро, давай живей, — прорычал Дотторе. — Прекрати паясничать. — Я не паясничаю, — спокойно ответил омега, пожав плечами. Он выпрямил спину, положил ладони на колени. — Ты хоть значение этого слова знаешь? — Знаю, конечно, вставай уже. Или мне тебя донести? Панталоне быстро встал со стула. Один раз он позволил запятнать свою репутацию, когда Капитано пронес его на руках по коридорам Заполярного дворца. Интересно, как ревнивая натура альфы не узнала об этом? Повезло. — Мне теперь каждое утро тебя ждать к столу? — злостно бросает Регратор. — Всегда. Ты мне не рад? Начало кошмара. После каждый вечер Дотторе являлся ему на порог, не чтобы поговорить о чем-то, как это было раньше, или не удовлетворить свои потребности, а для того, чтобы утащить в медицинский корпус и провести очередной омерзительный осмотр. Сцепив зубы, он мужественно терпел это унижение, пока в голове всплывали образы из далекого прошлого, когда его осматривала глава Чайного дома. Когда хозяйка своими длинными сморщенными руками лезла к самым сокровенным местам. Так, словно он породистая собака, не хватало приговоров об недостатках и примерной цены. — Дела так себе, — наконец-то говорит Дотторе после очередного осмотра. — Хочешь услышать? Ученый перемещает ещё один образец в пробирку, где на подставке собрались множество таких же. — А ты думал, что будет все просто? — Панталоне даже униженный сохранял достоинство до последнего. Он, уже одевшись, принимает обычную позу, всем видом показывая своё совершенство, хотя все внутри крутит от отвращения, а тело еще помнит холодные руки, что так тщательно ощупывали и осматривали во всех местах. — Отказываться от подавляющих средств после долгого приема опасно, — Дотторе снимает использованные перчатки. — Но нужно. Чем быстрее я перестану травить тебя этой дрянью, тем быстрее цикл вернется в норму и придет твоя первая течка. И я не хочу, чтобы она прошла безрезультатно. Я назначу тебе особые лекарства, укрепляющие. Нужно изменить питание. Исключить алкоголь и табак. Дотторе что-то усердно пишет в блокнот. Что он там записывает? Назначает ему тюремное заключение? И как ему выносить этот бред, будучи не опьяненным? Регратор делает вдох. Нужно быть умнее и хитрее. Но где он из-за своей недальновидности? Будь он умнее, подобного никогда не допустил бы. Если… — Дотторе, ты же понимаешь, что эта затея провальная? — он старается придать голосу страдальческие нотки. — У меня было множество выкидышей, и каждый из них лишь моя вина. Я уже не молод и половину своей жизни травил себя. Даже если получится, то он умрёт, не сделав первый вдох, — пусть думает, что ему не все равно на еще не зачатого ублюдка. Может это вызовет какой-нибудь отклик. Панталоне быстро вспоминает то, на что когда-то закрыл глаза. Среди работ Дотторе были эксперименты. Эксперименты над больными элеазаром детьми. Сострадания ему не добиться. — Да. Но в любом деле есть вероятность и погрешность. Технологии и правда творят чудеса. Мы способны продлить уже существующую жизнь, неужели не сможем сотворить новую? Эксперимент есть эксперимент. Всё пройдёт так, как нужно, — буднично отвечает на тираду омеги, продолжая портить бумагу. — Не переживай так. Наше удачное смешение генов пройдет как нельзя лучше. Банкир сжимает края кушетки. Дотторе бросает записи и оборачивается. Безумнее некуда. Безумие мало кому к лицу. Но Дотторе родился с ним. И оно ему очень шло, делая его опаснейшим существом. Непредсказуемым. Панталоне мог бы восхищаться, если бы это самое безумие было направлено на очередное заинтересовавшее Дотторе старье, а не на него самого в самой страшной для омеги части. — Представь, что мы можем сотворить вдвоем. Он затмит всех. Его ум, сила… — нечеловеческий оскал не на шутку пугает Панталоне. — Разве ты не само совершенство? — омега сглотнул и решился надавить на самые чувствительные места Второго предвестника — гордость и самолюбие. — Дотторе, благодаря своему уму поставил себя рядом с Архонтами. К какому совершенству ты так стремишься? Твои сегменты уже были… — Что-то схожее со мной не совершенно, — медленными шагами альфа приблизился к нему. — Поэтому я хочу, чтобы он был похож на тебя. — Регратор тихо молился неизвестно кому, пока Дотторе взял его за руку, а затем сделал кое-что странное. Оставил почти невесомый поцелуй на тыльной стороне руки. Вежливый жест, но Дотторе сумел извратить его в что-то далекое от официальности. Обсуждай они погоду или будь они на светском мероприятии, Панталоне поразился бы такой манерностью, а заодно своим талантом даже из дикаря сделать истинного лорда, человека достойного графского титула. Но не здесь. Не сейчас, когда единственное, о чем они говорят за столько времени, — это будущий ублюдок. — Дотторе, послушай. Этот ребенок, — он сглотнул, переступив через себя и назвав ублюдка мягким «ребенок». Смотря в алые глаза, а пальцами крепко схватил его руку. — Он может родиться далеким от твоих ожиданий. А может не родиться вообще. — Я создам нужные условия, — альфа аккуратно разжимает каждый палец омеги. — Природа не посмеет мне помешать. Никто мне не помешает. Никто не помешает, даже он. Так понимает его слова омега. Расценивается ли как предательство вытравление из него инородного существа? По одному мимолетному взгляду ясно — да. Дотторе расценит такой жест как оскорбление. — Если он родится похожим на тебя? — еще одна усмешка через силу. Одной Селестии известно, каким будет их ещё не зачатый ребенок. Сам он родился не похожим ни на мать, ни на отца. Матушка, расчесывая его волосы, приговаривая, что он дитя ночи, ибо никогда в их роду не рождалось таких омег. Вот младший брат походил на матушку мягким нравом и красивой улыбкой с ямочками на щеках. Панталоне мало знал о деторождении, только о том, как спасти себя от этого. Все, что ему известно, что омеги самые плодовитые твари из всех. На своём примере убедился. В отличие от женщин, они всегда рожали альф или омег и частенько первых. Только смертность от родов слишком высока. Однажды в юности Панталоне сам стал свидетелем этого ужаса. Запах смерти въелся в кожу пятнадцатилетнего юноши. В их деревне всего трое омег: он, младший брат и этот бедняга, что метался на мокрых простынях. Исхудавший от голодного года и бледный от потери крови он походил на живого мертвеца. Младшего брата подпустить к такому ужасу он не мог. Сам вызвался помогать. Таскал тазы воды и убирал испачканные ткани, пока женщины пытались помочь разродиться. Он стал свидетелем того, как мучился тот омега. Ребенок застрял в родовых путях. Резать плоть без позволения мужа запрещали правила. Ближе к вечеру несчастный скончался. Утром его с ребенком в животе похоронили. Брат ждал новостей. Но он соврал. Нечего слабого от болезней брата расстраивать подобным. Как старший брат, он пообещал защищать его. Даже от плохих вестей. От всех невзгод. Меньше всего Панталоне хотел испытать судьбу и стать тем самым несчастным, что умер на грязных простынях и в своей крови. — Ничего, будет так, повторим снова, — Дотторе бросил это так небрежно, словно это не то, от чего омега вполне себе мог просто умереть, а что-то вроде игры. И сколько этот ублюдок собирался повторять? Два, три? А может пять?! Глядишь, повысим общую численность людей Снежной! — Что? Совсем с ума сошел?! — Может быть. Но ты выглядишь так, словно полностью одобряешь это, — непробиваемо ухмыляется ученый. Регратор смолчал. Выдержать творящееся безумие он не смог. Быстро встав с кушетки, он привел себя в приличный вид, а затем второпях умчался.***
Прошли тревожные недели ожидания. Осмотры продолжались, но куда реже. Но Дотторе исполнил обещанное. Изменил лекарства и запретил притрагиваться к алкоголю. Но Регратор не сдавался, у него была своя шкатулка с блокирующими травами на случай, если доступ к медицинскому корпусу закроют. Так и случилось, но произошло кое-что ещё. И дело даже не в смене лекарств, из-за чего повысилась сонливость и усталость, а отказаться от их приема равносильно дать Дотторе вольную для насильного вливания. Возвращаясь неспешной походкой с заседания, он отчужденно думал о том, что стоит пересмотреть журнал расходов. Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как навстречу к нему на всех парах несся его секретарь. — Ваше сиятельство! Панталоне оторвал взгляд от каменной дорожки, заметив своего секретаря. Такого смятенного и растерянного. Омега выпрямил спину и сложил руки в замок, чувствуя, как холодный ветер пробирает до костей. — Что случилось? — спокойно спросил он, зная, как важно сохранять трезвый рассудок. — Господин… в вашем… кабинете. — Отдышись для начала, — просит Панталоне, догадываясь, что случилось что-то ужасное. Самый спокойный помощник, что даже на выходки Дотторе реагировал с долей иронии и полной непоколебимостью, не мог всполошиться просто так. — Господин, в банке в вашем кабинете проводят обыск, — выждав пару секунд, наконец-то озвучивает суть проблемы секретарь. Все внутри встрепенулось от вести о том, что его кабинет обыскивают. Сердце тревожно забилось в груди. Страх. Подкрепленный ужасающими предположениями. Не будь у него тайн, он оставил выходку без внимания. Однако ему есть, что скрывать. — На каком основании? — Панталоне нервно снял перчатки. — Они ворвались, не предоставив никаких документов. Совсем ничего. Панталоне глубоко вздыхает и двигается вперед по дорожке размеренным шагом. Ворваться в кабинет предвестника могли только сами предвестники или Царица. Царица, как и Пьер, прежде всего вызвали бы его на разговор. Нагло, по-хамски мог вести себя много кто, но кому точно есть дело до него, так это Дотторе. — Кто руководит обыском? — быстро срывается с губ, но лицо его бесстрастно. Словно к происходящему он равнодушен. Напускное равнодушие не более, чем отражение леденящего ужаса, происходящего у него внутри. — Госпожа Десятая предвестница. Он замирает на месте, а после поспешно бросается вперед, уверенным шагом направляясь к главному входу в Банк Северного Королевства. Аркообразные широкие двери открываются перед ним незамедлительно. С его плаща осыпаются снежинки, тая на полу. Панталоне продолжает идти, не обращая внимание на удивление сотрудников и посетителей, пребывающих в замешательстве. Люди удивленно озираются и расступаются перед ним. — С дороги! — кричит уже секретарь. Регратор проходит мимо людей. Мысль, что что-то пошло не так, не дает ему покоя. Что привело Арлекино к нему? Кто дал Десятой предвестнице обнажить клыки в его сторону? Он грубо распахивает двери своего кабинета. — Как ты смеешь проводить обыск в моем банке? — с порога заявил Панталоне, оглядывая весь ужас, в который превратился кабинет. Прямоугольный стол, шкаф для книг и важных бумаг. Диван с расписными подушками, кресла с мягкими спинками и сидениями. Перевернули всё. Тайник за картиной подвергся обыску в первую очередь. Пока гвардейцы обыскивали его имущество, Арлекино с присущей ей вальяжностью и отсутствующей женственностью нагло развалилась в его кресле, испачкав рабочий стол грязью с сапог. Арлекино за годы жизни в Заполярном дворце успела измениться до неузнаваемости. Банкиру было сразу понятно, что та преследует свои скрытые цели. Ему нет дела до этих целей, если они никак не пересекаются с его амбициями. — Смею, — она сбросила ноги со стола, поставила локти на стол и оперлась подбородком о кулак. — Не узнаете? Одним движением Арлекино угольными руками вытащила из кармана накидки пергамент и небрежно швырнула его на стол. Регратор с долей цинизма подошёл к столу и демонстративно надел перчатки, прежде чем взять бумагу. Его жест не остается без внимания, на губах девушки появляется ухмылка. Панталоне пробегается глазами по написанному, скрывая свою нервозность. Он знает, что всё под контролем, но всегда есть шанс на оплошность. Вероятность, как говорил Дотторе. — Знаете, что это? Знает. Даже без любимых очков он прекрасно видит. Более того, ему известно, о чем написано в этом письме. Здесь одна из его воспитанниц решилась на глупость написать ему письмо. Как не вовремя. Но загвоздка заключалась в том, что написано письмо на древнем языке, придуманном ещё задолго до Войны Архонтов в Ли Юэ. Для Арлекино это просто набор несвязностей, а для Панталоне, спокойно знавшего вымерший язык — это послание, что легко могло лишить его жизни. Дотторе не поймет всю нежность девичьих чувств. Не романтик он. От романтического в альфе только странная любовь к цветам. Панталоне счастлив видеть на своем столе букет из ядовитых роз, а не из синяков или болезней. Куда лучший исход. — Странные рассуждения о погоде, — надевает на себя маску идиота Девятый предвестник, в голове придумывая, как наказать нерадивую ученицу. — Иль Дотторе, — мило улыбается она, — отдал указ об обыске твоих комнат. Не подозрительно? А еще это письмо. Вы обвиняетесь в сговоре с Цисин и в шпионаже в их пользу. Что скажете в своё оправдание? Обращалась на «вы», но в голосе слышалось пренебрежение. Регратор настолько увлекся делами и внутренними переживаниями, что не заметил, как появилась вторая Синьора. Ещё одна обиженная женщина. Нет ничего опаснее, чем обиженная женщина. — Мне не нужно оправдание. Я никогда не совершал подобного, — отвечает Банкир светловолосой девушке. Для нее его слова не более, чем пустой звук. — Воровство из казны, подкуп верховной власти, шпионаж. За это вас раз и навсегда лишат титула, а если найдут что-то повесомее, то и вовсе казнят. Регратор изгибает бровь, выжидает несколько мгновений и неожиданно для всех звонко смеется. Гвардейцы удивленно переглядываются. Ещё бы, Девятый предвестник, мужчина, известный своей холодностью и скупостью на эмоции, будучи обвиненным в преступлении, громко смеется. Арлекино растеряла весь свой боевой настрой. А Панталоне слишком смешно. — Я сказала что-то смешное? — Арлекино злится. Будь оно так, как она говорит, они не смогут даже судить его. Регратор отравит себя раньше. — Деньги, драгоценности, все это тебе подарили далекое небезызвестные предприниматели. Какие такие услуги оказывает Девятый предвестник людям из Ли Юэ, будучи сам из того же региона? Все золото, что для виду лежало в его сейфе, в сумме было даже не больше ста тысяч. Кого можно подкупить подобным? Что насчет украшений и дорогих камней, у него имеется отдельная папка с перечнем того, откуда и за какие заслуги достался каждый камушек. Он далеко не дурак и знал, что придет день, и в его дела засунет нос какая-нибудь пытливая особа. Главное хранилище, откуда он черпает деньги для подкупа чужого дружелюбия, никогда не находилось в Снежной. Что это девчонка собралась предоставить суду? Даже каждое кольцо на его пальце описано в учетной книге. Зачем это театральное выступление? — Так и скажи, что тебе мужчины не посылают подарков, вот ты и злишься, — протянул он, смотря на Арлекино долгим ухмыляющимся взглядом, бросив пергамент на стол. Панталоне подходит к окну, заложив руки за спину. Немые псы Арлекино покорно ждут команды. — Смейся. Я всего лишь исполняю указ Доктора, — она пропустила колкость, продолжая красными глазами прожигать фигуру с отточенной прямой осанкой. Панталоне ядовито ухмыляется. Конечно, Дотторе… наглость девчонки — его вина. Но Регратор слишком хорошо знает его. Дотторе когда-то давно обещал, что если он предаст его, то тот свершит жестокий самосуд. Обыск — не указ об аресте. Зачем Иль Дотторе арестовывать его? Как известно, ученый готов на все ради своих безумных экспериментов. А он, как удачно, успел стать их незаменимой частью. Панталоне всматривается в природу за окном. Неожиданно подкрался декабрь. Снег укрыл леса, запорошил дороги и досаждал всем. Зима в Снежной никогда не спокойна. Если он не заставит Дотторе отказаться от затеи, то задуманный ублюдок должен родиться в начале осени. Праздновать памятную дату вместе со своей он не собирался. Панталоне отвел взгляд от окна. Стоит отбросить эти мысли. Этого не произойдет. — Что ж, не медли, пусть меня схватят сиюминутно. Ну же! — он обернулся вскинул руки, продолжая веселиться. — Или может дождемся, пока Второй предвестник покинет дворец, чтобы ты не так боялась судить меня без доказательств? Услышав о Втором предвестнике, все замолчали. Из его уст звание Дотторе прозвучало как угроза. Многим известно об их особой дружбе. О, Дотторе весьма известная личность. Вспыльчивая и непостоянная. Ничто не мешает ему быстро передумать. А быть убитым от руки предвестника благородно. Но благородство и Дотторе — вещи несовместимые. Он осквернял смерть, легко превращая неугодных в бездушные машины. Стать частью очередного эксперимента никому не хотелось. Панталоне знал, чем отразить удар. Он наслаждался триумфом, видя в глазах Десятой предвестницы поверженность и гнев. Все замерли, ожидая приговора Арлекино. Она вздохнула, признавая поражение. Указ Дотторе заключался лишь в обыске и никакого ареста не подразумевал. Ей казалось, что смиренный Девятый предвестник, почувствовав давление, выдаст себя, но нет. Слишком плохо она знала его. Арлекино запомнит это на будущее. Играть в игры с судьбой у нее нет никакого желания. Синьора предупреждала о том, что не надо лезть к Второму предвестнику и его душевному другу. Остается надеяться, что изъятого хватит на погашение долгов. — Заберите все драгоценности, золото и прочее, — она встала из-за стола, а гвардейцы ринулись выполнять сказанное. Сморщив нос и нахмурив брови, Десятая предвестница тщательно наблюдала за тем, как справлялись её люди. Алые глаза с необычными зрачками прожигали его взглядом. Панталоне победно улыбается до тех пор, пока его фиалковые глаза не натыкаются на заветную деревянную шкатулку с травами. Он быстро схватился за нее, не дав рукам стражи прибрать к себе. — Это просто травы, — омега попытался настойчиво держать шкатулку, не отдавая гвардейцу. — Ох, это, — Арлекино подошла к нему, мерзко улыбаясь. Она настойчиво отобрала почему-то важную шкатулку для Панталоне. — Как сказано в указе, следует изъять все подозрительные предметы. В том числе и это. — Раз так, то конечно, — он скрывает свою злобу под милой улыбкой, хотя у самого зубы скрипят от ненависти к этой особе. Девушка улыбнулась уголком губ. — Раз ты взялась за наведение порядка, то будь добра отправиться в Инадзуму, там давно не хватает твоей крепкой и справедливой руки, — без какой-либо насмешки говорит Панталоне, надменно пожав плечами. — Приму к сведению, — развернувшись, громко стуча каблуками, она вышла, держа шкатулку. В кабинете остались он да секретарь, не считая беспорядка, что навела Арлекино своими действиями. — Могли ли они действительно найти что-то на вас? — тихо спрашивает секретарь. — Нет. Это была провокация. Провокация? Нет. Неизвестно, что могло стать причиной театральной постановки, где главному актеру забыли вручить сценарий. Позже он обязательно спросит с Дотторе за это. Пока мотивы Второго предвестника не ясны, нечего попусту пугать секретаря. — Мне отправить письмо госпоже Е? — Александр поднимает с пола небрежно брошенные фолианты. — Не нужно, — холодно резанул Регратор, коснувшись синего браслета на руке. Тревожить Ночную орхидею он не собирался. Тем более, когда под него копает Десятая предвестница, отвечающая за безопасность и шпионаж. Если раскроется связь с ним, то назначение на высокую должность в Цисин ей в будущем не светит. Панталоне не будет марать её репутацию своей глупой выходкой. — Не верится, что сам господин Дотторе замешан в этом… они забрали все и ещё такой беспорядок устроили, — Александр потерянно оглядывает разбросанные канцелярские принадлежности. — Я сам все уберу, можешь возвращаться к работе. Только забери все важные отчетности, — медленно он рукой проводит по краю стола, очерчивая угол, затем садится на кресло, которое сегодня осквернили со столом на пару. Нет, всё осквернили. Нестерпимая злоба обжигала внутренности. Хлопок двери раздается в тишине кабинета. Именно он становится спусковым крючком. Панталоне в миг подскакивает с места, чтобы хаотичными движениями гневно сбросить со стола все. — Ублюдок! — глухо кричит он, стукнув кулаком по дереву. Кабинет — его убежище, в которое вторгаться разрешено одному Дотторе. Все из-за него. — Мерзкий ублюдок! На эмоциях он бросается из кабинета, срывает со стены лампу, где сияет пиро кристалл. Панталоне, будучи под контролем чувств, кидает лампу на пол, где разбросанные пергаменты в миг пожирает огонь. Завораживающее зрелище. От ярких вспышек огня невозможно оторвать взгляд. Он, не отрываясь, смотрит на то, как огненная стихия забирает частичку его жизни. Запах дыма и рыжие всполохи огня навевали старые воспоминания. Когда огонь охватил мебель, то в кабинет ворвалась стража. — Избавьтесь от огня, а затем я хочу перестроить это здание, — выдал Регратор, растеряв весь свой пыл. Опустошенно и бесцельно он бродил по коридорам, пока остальные устраняли пожар. Дотторе… мерзкий ублюдок! Как он посмел!***
Когда Дотторе отправил ему послание о том, чтобы он вечером явился на очередной осмотр, то омега нервно рассмеялся и разорвал бумагу в клочья. Дотторе всегда удивлялся, почему ему так сложно ходить на эти осмотры. Одно дело будь это незнакомый ему врач. Он даже лица бы не запомнил. Но не мужчина, с которым он постоянно делит постель. Это так неправильно, что те же руки, что приносили удовольствие, грубо трогают, растягивают задний проход, чтобы убедиться… как холодные смазанные пальцы ласкают чувствительные стенки, а Дотторе лишь зверски улыбается, смотря как он томится от ожидания удовольствия. — Господин Второй предвестник просил передать, что ждет вас. Регратор через силу соглашался на осмотры, но не теперь. Не теперь, когда Дотторе вызвал у него гнев своей детской выходкой. Нечего ему угрожать. Его покой был нарушен. Панталоне боялся засыпать, страшась, что кто-то ночью ворвется к нему в комнату, чтобы с елейной улыбкой провести ещё один обыск. — Он знает, что я не в настроении? — уточняет он, изгибая бровь. — Так и передай ему. Стрелка часов тревожно показывает семь часов вечера. Тик-так. Девятый предвестник лежал в теплой воде, а все мысли только о том почти близком грядущем будущем. Он опустошен. Своим глупым поступком омега разрушил всё. Хотелось верить, что все обойдется, но как изменить что-то в таком ужасном исходе? Он всегда был сильным человеком. Всегда боролся. Когда-то он мог отказаться от предложения Пьера и остаться в Ли Юэ, но нет. Отдать свою жизнь ради мести — вот на что он решился. Отомстить за свою семью и за себя. Все его усилия, средства, вложенные в борьбу против девяти, звёзды. Пыль по сравнению с тем, что сделал Дотторе. Дотторе… он с такой небрежностью бросил ему на стол сердце бога гео Архонта. Он уничтожил всё, чем жил мужчина столько лет. Панталоне бросает грустный смешок, не открывая век, продолжая подпирать бортик затылком. Почему бы Снежной, вместо такой огромной траты моры и людей, не посылать за Сердцами Бога Дотторе? Куда экономнее, чем устраивать все эти дипломатические миссии… Регратор думал, много думал. Размышлял, может ли он попросить отказаться Дотторе от обещанного? Как заставить Дотторе одуматься? Может под предлогом нанесенного оскорбления? Пока он раздумывал над тем, какую стратегию выбрать, к нему беспардонно ворвались. — Зачем явился? — Банкир открыл глаза и быстро, крепко сжал револьвер, что покоился на маленьком столике, направив его на нежданного гостя. — Так, убедиться в твоё здравии, — ребячески улыбается Дотторе, подняв руки вверх, мол, сдаюсь-сдаюсь. Как и прежде Дотторе светился в лучах своей вседозволенности. Не считается с божьим порядком, что уже о личном пространстве говорить. Одет так, словно вернулся с торжественного приема. А, нет, вон, испачканный рукав, все-таки перед ним обычный неаккуратный Дотторе с непреодолимой жаждой к приключениям. Светлые волосы уложены, а глаза азартно светятся. Давно отстраненный от жизни ученый перестал носить маску? Сколько людей травмировал тем, что светит своим симпатичным лицом, что даже шрам не портил? Как известно Панталоне, каждый гвардеец придерживался мнения, что под маской Дотторе скрывает что-то ужасное. Регратор кивал, соглашаясь, но не уточнял, что под маской у ученого из ужасного только наглость и самолюбие. — Я жив, здоров, благодаря твоим стараниям постоянно нахожусь в угнетенном и подавленном состоянии. Дверь позади тебя, — Банкир продолжал крепко сжимать оружие. Дотторе совсем потерял какое-либо понимание личных границ. Легкие модели револьверов совсем недавно наконец-то вошли в производство. До этого тяжеловесные ружья были основой экипировки гвардии Фатуи. Изобретение легкой версии упростит в будущем вооружение их армии. Какая удачная возможность проверить эффективность револьвера на Втором предвестнике! — Дверь, какая дверь? — состроил из себя натурального дурака Дотторе, опустив руки. — Не вижу никаких дверей, только возбуждающего омегу. — Теперь я определился с местом, куда буду стрелять. — Опусти оружие, — шуточно-приказным тоном сказал Дотторе. — Ты натравил на меня Арлекино, а я направил на тебя револьвер, как по мне, все честно. — Моей сумерской розе не понравилось? — удивился Дотторе. — Кому такое вообще может понравиться? Она открыто назвала меня предателем с твоего позволения. Провела обыск… — Провела обыск твоего кабинета, который ты потом сжег? — продолжает вместо него Второй предвестник. — Выйди отсюда! — выкрикнул раздраженный Панталоне. — Я, может, помочь пришёл, а ты меня так гонишь! — улыбается Дотторе, решая разрядить накаленную до предела обстановку. — Спинку потереть, например… если хочешь, конечно. Дотторе с ухмылкой на лице подпер спиной стену. Панталоне горестно взвыл. Зачем Дотторе пришел? Окончательно настроение ему испортить? Панталоне хотел тишины и плохо прожаренный стейк, а не компанию этого человека, приправленного безумия. — Проваливай! — Стесняешься, что ли? — спросил Дотторе, а Панталоне раздраженно опустил и положил револьвер на столик. — Я уже все видел, а что не видел, осмотрел. — Хорошо, оставайся, — соглашается Панталоне. Он забылся с кем спорит. Упрямство Дотторе сравнимо с упрямством пятилетнего ребенка. Он резко встает и покидает ванну, полностью не обращая внимание на подпирающего стену Дотторе. Пусть смотрит, какое ему дело? Он старательно не обращает внимание на эти взгляды альфы. Темноволосый омега трет влажную кожу. С волосами решает не заморачиваться, заколол шпилькой. Приступив к надеванию одежды, он понял, что следует позвать служанку. Только та застанет нелицеприятную картину, а точнее, Второго предвестника, что так неоднозначно молчал. Закончив с брюками, Панталоне придумывает, как использовать Дотторе. — Сможешь справится со шнуровкой? — он поворачивается спиной к Второму предвестнику, ожидая, когда тот соизволит подойти и помочь. — Я мастер во всем, не забывай. — Мастер во всем? — бросает смешок Банкир, откровенно насмехаясь. — Когда я согласился сотрудничать с тобой, ты даже назначение вилок не знал. Что уже говорить о палочках, ты ими растерзал рыбу. — Хватит уже, — жалобно тянет Дотторе, растирая висок. Банкир при любом удобном случае припоминал ту минуту позора. Злопамятность перешла все границы. — Приступай уже, — повысил тон омега. Панталоне делает вид, что не замечает наглую руку на талии, он инстинктивно прогнулся, когда ладонь сползла на поясницу. Но затем исчезла. Дотторе берётся зашнуровывать, но его внимание привлек изгиб влажной спины с четкой линией. Хотелось скользить языком, вдыхая ароматный запах кожи, неразборчиво шептать на ушко всякие непристойности и наслаждаться тем, как мочки ушей омеги целомудренно краснеют. Мужчина глубоко вдыхает запах. Скоро, очень скоро. Уже хотелось взять омегу и хорошенько оттрахать. Дотторе губами касается шеи у основания роста волос и заканчивает шнуровать. — Дотторе, не делай того, что задумал, — с глубоким вздохом начинает Панталоне. Еще одна тщетная попытка отговорить. Он не оборачивается. Тело очень ясно отозвалось на краткую нежность. — Я тебя, такую гордую кошку, приручал столько времени, по-твоему, зря? — Приручал? Кто кого приручил? Да если бы не я, то все в этом дворце по сей день думали, что в левом крыле чудовище живет! — вспылил Регратор. — Ну так будь в ответе за того, кого приручил! — парирует Дотторе ехидно улыбаясь. Вспоминается, как ему пришлось успокаивать и утешать, чтобы Второй предвестник от грусти не помер. Как же Панталоне жалел. Лучше бы никогда не позволил их роману по службе зайти так далеко. Недальновидный дурак, вот он кто! Омежья сущность сыграла своё, ему, как и любому омеге, хотелось не только давать любовь, но и получать. Дотторе мог дать это в извращенном виде, но для омеги этого было достаточно. Приручил на свою голову! — Дотторе… Ответной взаимности добиться не получилось. Что-то пошло не так. Он нутром почувствовал, как что-то изменилось. Словно воздух потяжелел, став каким-то пахучим и едким, оставляющим странный привкус на языке. Такая перемена сбивает Панталоне. Он пытается распознать причину запаха, но тщетно. — Завтра, — властно рыкнул Второй предвестник и ушел. Панталоне бьет кулаками по столику. У него не получилось. Он растерянно оглядывается, пытаясь понять причину сбившего с мыслей смрада, что осел так глубоко в легких. Когда догадка посещает голову, то все встает на свои места. Запахи. Как давно он лишил себя этой слабости к запахам альф, не желая подчиняться природе… — А природа над тобой посмеялась, Зандик, — Панталоне громко смеется, так отчаянно и громко, что будь люди рядом, то подумали, что он бесповоротно лишился разума. Он почувствовал его запах.