***
Солнце давно завершило свой ежедневный обход, уступив место луне. Полный месяц возвышался на небе, освещая глубокие синие воды, навсегда поглотившие под себя отголосок прошлой безмятежной жизни. В месте, где пахло тонкими фруктовыми и цветочными ароматами, где звучали великолепные журчащие мелодии, где бились стекла друг о друга и громко разносились голоса — люди собрались, чтобы насладиться роскошью и богатством. В скрытую от глаз комнату, погруженную в романтичную темноту, юркнула светловолосая девушка, аккуратно придерживая серебряный поднос, боясь случайно уронить графин. Она чуть сморщила нос от приторного сладкого аромата. — Опрометчиво пытаться снова надавить на него… — настойчиво сказала женщина. Она нежно улыбнулась, заметив девушку, застывшую в нерешительности. — Проходи, Линетт. — Ты должна это сделать, — снова давит на Арлекино Синьора, кривя губы в злой усмешке. Синьоре не интересно то, что их приватная беседа перестала таковой быть. Что ей до кошки-девчонки, что разливает вино по бокалам? — Каким образом, Розалина? Спасибо, можешь быть свободна. Передай Лини, что я жду его завтра, — Арлекино берет бокал в руки и делает большой глоток. Она уже давно успела потерять смысл данного разговора. И ей смертельно надоел Фонтейн с его вычурным до безумия лоском. В Снежной дышалось легче. Сладкие ароматы духов так не отравляли легкие. Притворство и вовсе наскучило. Она рада покинуть Фонтейн и снова оказаться в нежных руках и тонуть в мелодии божественного голоса. — Любым, — Синьора небрежно бросила боа из темного меха, оставшись в длинном шелковом платье, выделяющим её женственную фигуру. Арлекино всю свою жизнь держала в руках оружие, боролась и играла разные роли. Её руки огрубели, а очертания из женственных успели стать похожими на мужские. Линетт коротко кивнула и покинула комнату. «Отец» редко с кем вела переговоры, но сегодня этот кто-то точно из предвестников. — Любым? Как ты себе это представляешь? Мне нож приставить к его горлу и пригрозить смертью? — сквозь зубы процедила Арлекино, не скрывая своё мрачное настроение. — Делай, что хочешь. — Меня называют сумасшедшей. Но я не настолько вышла из ума, чтобы вести войну с Дотторе. — Это не одно и тоже. — Нет. Одно и тоже. Синьора расстроенно вздохнула, что-то пробубнив себе под нос. — Одно и тоже, — Арлекино легко снимает с себя маску покорности. Склонять голову перед вышестоящими она умела до тех пор, пока те в конец не наглели. — Сделай это уже. Неужели я прошу сделать что-то невозможное? — насупила брови Синьора. — Не ты ли просишь меня угрозами вынудить главу банка Снежной выплатить твои долги? — Наши долги, — жестко напоминает Восьмая предвестница, — Я пожертвовала не один сундук моры для разрешения твоей ошибки. Думаешь, мне есть дело до убогих, что ты защищаешь? Я поступила благородно и помогла сгладить конфликт, который стоил бы твоей репутации и глаза порчи. — Как мне это сделать? — сдается предвестница. — Угрожай, убеждай, делай все, что хочешь. Арлекино сжала бокал так сильно, что тот едва не покрылся дорожками из трещин. Ненависть до краев переполнила её, так, что вот-вот готова была пролиться на свет. — Хорошо, — без тени обиды и злости согласилась она.***
Глаз Порчи — то, за чем гнались люди, не имеющие глаза бога, желая хоть так обрести силу элементов. Многие готовы расставаться с огромными суммами, только бы ощутить в руках инородную силу. Панталоне повезло получить самый лучший экземпляр. Но за долгие годы он ни разу не воспользовался глазом порчи. Он знал, насколько могут быть велики последствия использования такой силы. Стоило увидеть однажды Капитано без шлема или то, как за недолгие годы почернели женственные руки Арлекино, то желание воспользоваться этим даром пропадало мгновенно. Сила манила, но разум оставался тверд и непоколебим. Рано или поздно ему пришлось бы использовать эту силу. Этот день настал неожиданно. Его ночное пробуждение началось с боли. Кто-то из наемников напал на него. Он закончил бы постыдно, умерев от удушья в собственной постели. Но, прежде чем испустить последний вздох, глаз порчи отозвался. Электроразряд прикончил несостоявшегося убийцу. — Господин! Мы услышали странные звуки… — гвардеец замер, увидев у кровати предвестника бездыханное тело. Допрашивать было некого. Но Панталоне и без страстных допросов знал ответ. В забытье он слышал проклятия, которые шептал тот человек. Убийца. Он назвал его убийцей. — Это не попытка убийства. Это предупреждение, — оторопело пробормотал он. У каждого третьего существа в этом мире отвратительное прошлое, если не у каждого первого. Смерти всем предвестникам желали выходцы из любого региона. Каждый из предвестников мог навлечь на себя гнев. Любой, но не он. Мирскую жизнь он оставил в далеком прошлом, а, заполучив высшее офицерское звание, стал меньше светиться и участвовать в серьезных делах. Многие и лица его не видели. Панталоне бросает рассеянный взгляд на глаз порчи, что померк от ненадобности. Ничего он не знал и мало чего мог ожидать, находясь в самом неудачном положении. — Ваше сиятельство, мы начнем расследование… — Не нужно. Лишний шум ни к чему. Предупреждение. Глупая мысль посетила голову. А что, если все это месть за убийство ученицы? Сама Селестия или то, что от неё осталось, подписала ему смертельный приговор. Глупость. Похороны ласточки прошли на следующий день. Безымянная могила и два человека, бывшие когда-то семьей для несчастной. Те, кто бросили ее в объятия смерти. Кто мог желать ему смерти, кроме тех несчастных душ, коих он отправил в иной мир? Несколько человек могли оставить такое. Чтобы разузнать, стоило вернуться в Снежную. — Только через мой труп, — едко бросает Панталоне. Он собирался тянуть время сколько потребуется. Дни слились в один длинный и бесконечный. Девятый предвестник привычно выполнял дела, подписывал бумаги на выделение средств. Прошли недели. В его состоянии появились изменения. Энергии хоть отбавляй. Он очень легко вошел в режим, который был еще до беременности и легко переносил множество часов работы. Работать получалось только сидя из-за ноющей боли в ногах. Живот рос. Девятый предвестник становился неотъемлемым свидетелем того, как внутри росло чудовище. Вся одежда становилась мала в области живота. Панталоне слышал, что омеги набирают вес во время беременности, чтобы перенести это бремя. Ему страшно представить, насколько ещё он успеет располнеть. Пока у омеги ещё получалось скрывать свое положение от других. Одним днем у него случился приступ страха, когда он почувствовал шевеления внутри. Словно что-то ползло под кожей. Когти страха глубоко впились в шею, не давая сделать вдох. Слезы, подступающие к горлу, душили, но он не плакал. Девятый предвестник не мог позволить такой роскоши как слезы. Хотелось закрыться в покоях и умереть, только избавиться от этого. Панталоне позже смог себя успокоить. Только на время. Больно осознавать, что все это происходит с ним. В нем растет монстр, ради рождения которого было совершенно немыслимое. Омега просто сосуд. Омежья природа постепенно выползала наружу. Хуже стало, когда он обнаружил непристойные пятна на одежде в области груди. После каждое утро приходилось перетягивать грудь тканью, чтобы позорные следы снова не появлялись на одежде. Болезненная чувствительность груди пугала, но он терпел, сцепив зубы. С едой было сложно. Любимая рыба, креветки, крабы даже спустя время не вызывали аппетита, и как бы он не хотел, но даже кусочка в рот не смог взять. — Так, давай договариваться. Кухня Ли Юэ тебе не нравится, — начал Панталоне, сцепив пальцы в замок, положив руки на низ живота, отчего тот стал сильнее виднеться. Дотторе перед отъездом обмолвился, что ублюдок уже слышит. — Пускай ты порождение монстра, но от меня в тебе что-то должно быть. Значит, мы сможем договорится, — омега замолчал, задумавшись. — Точно, раз ты паразит, носишь в себе кровь этого монстра, может блюда с его родины тебе понравятся? Стража, скажите, чтобы подали на стол блюда по сумерским рецептам! Через некоторое время на столе оказались совершенно разные блюда. Он попробовал всего два. Панталоне со злостью бросил палочки, чувствуя комок в горле. — Тебе не угодишь! С Цисин легче сделки заключать. И чем тебя, такого вредного, кормить? Человеческой плотью? Извини, но я не сошел с ума, как твой отец. Употребление человеческой плоти — самый грязный слух о Втором предвестнике. Панталоне бросает смешок. Если тот и пьет кровь из чужих вен, то только его. Дотторе ещё кусается сильно, метка на шее грубым следом сохранилась на коже. Иногда по вечерам он обводил след подушечками пальцев, чувствуя, насколько глубоко знак принадлежности вонзился в тело. Повезло, что все кости остались в целости. — Питаться борщом и солянкой ни мне, ни тебе не нравиться, — Панталоне повел плечами. В памяти все еще есть воспоминания того, как Тарталья принес на торжественное застолье блюда по народным рецептам Снежной. От супов и выпечки хотелось выть и скулить, как брошенной собаке. Одному Дотторе тогда было хорошо, напился вдрызг, и никто ему ничего не сказал. — Будем пробовать все. Принесите блюда Фонтейна. Несмотря на обильное количество морской воды, кухня гидро региона обширна: выпечка, сладости, нежное мясо, салаты. И, впервые пробуя что-то, существо внутри присмирело. Панталоне был искренне удивлен. Чудовище, но любит сладкое. Так по-детски наивно, что у омеги на лице появилась улыбка. — Ладно, не скрою, паразит, вкус у тебя есть. Подрастешь, отправлю тебя учиться в Фонтейн. Улыбка вмиг спала с лица. Девятый предвестник дал себе мысленную пощечину, вспомнив, кто внутри него. Чу-до-ви-ще. Паразит. Монстр, созданный в качестве эксперимента. А не желанный и долгожданный ребенок. И этот ребенок совсем скоро станет его погибелью. Ночь Девятый предвестник провел в компании книг. Сон никак не шел. Он наугад выбрал толстый томик и разместился в кресло. — Скучно. Столько потерянного времени в пустую, — произнес Панталоне, а его слова отдались эхом в пустой комнате. Ничего скучнее ещё не попадало к нему в руки. — Как можно быть таким идиотом? Будь я супругом правителя, то давно уже убил мужа пьяницу. Собрав нужных людей, я быстро избавился от неугодного муженька. Слабак… Голову посетила мысль об схожем положении. Панталоне осаждает себя. У него есть обстоятельства, от которых он, увы, не способен избавиться. Сонливость все-таки добивает его, и Девятый предвестник оставляет книги. Боясь повторения, Панталоне готовился ко сну один. Может, внутренний страх снова потерять контроль, а, может, стыд за свое нынешнее уродство. Разбираться в причинах своего поступка мужчина не стал. В тишине и полумраке легче. Ленивой походкой он подошел к трюмо из песчаного дерева. Панталоне осматривает себя, безразлично вздохнув. — На кого я теперь похож? — говорит отражение в позолоченном зеркале. Небольшое зеркало на подставке даже в приглушенном свете не стеснялось показывать наружу все недостатки. Панталоне медленно вытаскивает из волос шпильку, те рассыпаются по спине. Он берет расческу и плавно водит ей по волосам. Девятый предвестник уставился в одну точку и забылся в размышлениях. Всю жизнь он только и делал всё, чтобы скрыть себя и правду о своем поле. Травил себя, чтобы в один миг страшная тайна была раскрыта. Горькая мысль, появившаяся при взгляде в отражении, охватила печалью все тело. Как бы он не хотел, это невозможно скрыть. Как бы омега тщательно не втирал в кожу масла, не прихорашивался каждое утро, не выбирал свободные одежды… Рано или поздно об этом узнают все. — Как же я устал, — безрадостно выдохнул он и положил расческу. В прошлой жизни матушка рассказывала о том, насколько он необычайно красив, о славной судьбе. Она обещала сшить на его свадьбу самый красивый наряд из алого шелка. Омега в ответ шептал, что заработает так много моры, и ей не придется тратить силы на свадебные одежды. Если бы он не загорелся желанием стать кем-то большим. Если бы он остался в Ли Юэ. Если бы алчность и гордость не затмила бы ему разум… Свечи погасли. Эту ночь Панталоне смог наконец-то быть честен перед самим собой. Белоснежную постель окропили прозрачные капли. Он забылся глубоким сном.***
— Ваше сиятельство, в этот раз мы вас не разочаруем, — уверял его ученый, имя которого Дотторе не удосужился запомнить. У него подобных недоучек из Академии Сумеру предостаточно. Ещё бы он забивал свой ум именами людей Сандроне. Методом отбора он выбирал лучших, а большую часть самоуверенных идиотов отправлял обратно в Фонтейн или в Сумеру. Откуда уже Сандроне забирала к себе все отвергнутые таланты. И один из таких выброшенных им талантов сейчас уговаривал его посетить мастерскую Седьмой предвестницы. Меньше всего на свете Дотторе хотел смотреть на детские шалости Сандроне. Просьбы и письменные прошения весьма утомляли. После того, как его омега сбежал в Ли Юэ, время тянулось медленнее обычного. Его научная деятельность после успешных результатов требовала терпения и меньших усилий. Скука охватила настолько, что он с дуру согласился посмотреть, что там у его «глубокоуважаемой» коллеги. — Попробуй, — хмыкнул Дотторе, сделав шаг и оказавшись на высоком балконе, откуда открывался вид на построенную мастерскую. В центре находился один из големов, более усовершенствованный из тех, что по миру можно по пальцам пересчитать. Пересчитать то можно, а вот уменьшать, и так нескромную популяцию Дотторе не собирался. Не собирался, но вот его коллега Сандроне была другого мнения. Она организовала все сие мероприятие. — Уверяю… — Я могу просто похлопать и уйти? — с надеждой спрашивает Дотторе, не заметив ничего впечатляющего. — Не можешь, — механизм и Сандроне незаметно оказались рядом. — Почему же? У меня есть более важные дела, чем смотреть на твое цирковое выступление. — Какие дела? — злость льется из её губ. — Поддавшись инстинктам своей альфа сущности, ты отошел от всех дел. Чем ты занимаешься, кроме сношения со своим омегой? Займись уже тем, ради чего тебя взяли! Растрачиваешь свой ум на попойки и шлюх. Дотторе громко смеется. Как последний безумец. Седьмая предвестница, что нагло присвоила себе его работы, обвиняет его же в безделице. Сандроне не изменилась в лице, только поумерила свой гнев, поняв, что для Дотторе оскорбления — пустой звук. — Займись тем, ради чего тебя взяли, и начни работать, — более спокойным голосом повторила она. — Твоему скоромному умишке не понять глубину моих замыслов. — Даже самый жалкий дурак… — Сандроне… неужели твоя работа ничего не стоит без меня? — с видом вселенской печали говорит Доктор, вызывая у девушки еще больший гнев. Сейчас Дотторе меньше времени уделяет механизмам. Он смог создать автоматонов, что могли копировать поведения других живых существ, благодаря собственному уму и одному ученому, сбежавшему из Сумеру. Они смогли сделать шаг вперед в изучении механики. Дотторе нашел тот самый винтик, с помощью которого когда-то Каэнри’ах смогли дистанционно управлять своими механизмами. После создания механической армии, что восстанет, когда потребуется, Второй предвестник окончательно отошел от дел. Его ум был занят другим. Когда-то давно он смог синтезировать остатки захороненного Архонта, дав толчок для создания полубогов. Теперь же он загорелся новыми идеями. Идея подчинения, в его лабораториях кипела работа. Превращения людей в механизмы не более, чем забава для ринга, куда ходила вся аристократия, скрашивая вечера хлебом и зрелищем. За область механики взялась Сандроне, по её указу были собраны все механизмы сгинувшего народа на землях Снежной. — Так что ты мне хочешь показать? — Смотри, — она хлопнула в ладоши, и центр осветили огни. На возвышении в ещё сидел один из усовершенствованных руинных молотильщиков. — Ты говорил, что я ничего не стою без твоих каких-то давних исследований. Смотри и восхищайся. Дотторе бросает внимательный взгляд на центр, где скоро начнется действо. — Ваше Сиятельство… подождите… — Так, где говоришь он? — Тарталья нетерпеливо перегибается через перила. — Молодой господин, осторожнее. Вам не стоит здесь находиться, Её Светлость… — Дотторе здесь? — Да. — Тогда мне можно здесь находиться, — Чайлд оглядывает зал и замечает странный механизм в центре. — Что это? Не дождавшись ответа, парень рванул к винтовой лестнице. — Господин, куда же вы?! Тарталья поднялся выше, оттуда обзор на происходящее внизу открывался намного лучше. — Хорош, занудствовать. Скажи-ка, что это? С этим можно будет сразиться? — Это труд госпожи Сандроне. И с этим сразиться нельзя. Пока что. Тарталья не слушал. Он увлеченно смотрел за тем, как механизм активировали. Подобных в местах изучения механизмов он не раз видел. Так что же такого особенного? Повернув голову вбок, он наконец-то увидел того, кого искал. По другую сторону на балконе чуть выше стоял Дотторе в компании Сандроне. Тарталья хотел окликнуть Второго предвестника и помахать рукой, но резкий шум отвлек его. — Самовосстанавливающаяся боевая машина. Ни один урон ему не страшен. Как же так, такой великий ученый и не смог додуматься? А я, простушка с жалким умишком, смогла. Дотторе ничего не ответил, что сильнее разозлило Сандроне. Поочередно гвардейцы пытались атаковать проснувшийся механизм, но тот впитывал силу элементов и восстанавливался мгновенно. Все шло по плану вплоть до того момента, когда разозленный руинный молотильщик не нашёл границу купола. Он упорно ломал защитный купол. И тот неожиданно дал трещину. Ученые в панике бросились бежать, предчувствуя неладное. На лице Сандроне полное замешательство, она поворачивает голову и видит, что Доктор даже позу не изменил, также оставаясь в раздумьях. Купол грозился окончательно разбиться вдребезги. Дотторе ухмыляется. Купол разбился. — Бедняжка Сандроне, опять провал, — он изобразил притворное сожаление, речь стала заунывной и слегка напевной. — Мне, незаурядному ученому, придётся помочь… Дотторе развернулся и вальяжным шагом направился к винтовой лестнице, не разделяя страх и ужас людей. Сандроне просто наблюдала за тем, как мужчина приближается к механизму. Она заворожено смотрела на фигуру Второго предвестника, что замер перед механизмом. Купол сгорал, а осколки энергии исчезали на глазах. — Жаль, такой образец автоматона оказался в неумелых руках, — руинный молотильщик обернулся на него, готовясь выпустить заряд. Один короткий щелчок пальцами и тонкая игла глубоко вошла в глаз, отчего робот задымился и гулко упал под удивленные вздохи. — Теперь ты бесполезная железка, — попытку встать Дотторе пресек одним взмахом руки. Порция игл снова впились в робота, удерживая его так сильно, что механизм задымился, не прекращая попыток встать. Тарталья как завороженный наблюдает за Вторым предвестник с восхищением в глазах. Он слышал о той байке, что ходит по Заполярному Дворцу, что Второй предвестник шуточно смог одолеть древнего дракона. Жил себе не одну тысячу лет и вот по случайному стечению обстоятельств столкнулся с картежом Дотторе. Забавно, что из этого столкновение больше всего не повезло дракону. — Какая жалость. И это та сила что, мы направим против Архонтов? — Дотторе размеренным шагом приближается к механизму, тот, даже прибитый к полу иглами, продолжал восстанавливаться. — Против врагов Царицы? Еще шаг и он вплотную к автоматону. Дотторе поднимает раскрытую ладонь, а затем одним движением вырывает из груди молотильщика желтый кристалл. Энергия гаснет в руках мужчины, а ценнейшая руда небрежно брошена в сторону. — Утилизируйте его, — приказал он и покинул мастерскую. Тарталья горько вздохнул, поняв, что ему придется искать Второго предвестника. Исчез в мгновение ока, и теперь Одиннадцатому предвестнику нужно напрягать голову.***
Первым делом парень направился в место, где Дотторе мог наблюдать чаще всего. Небольшой кабинет, где ученый коротал часы в бумажной работе. Дотторе нашелся там, только он был не один. На одном из столов восседала Третья предвестница, сладко напевая себе что-то под нос. — У меня к тебе дело, — сходу начал Чайлд, бросая неоднозначные взгляды на девушку. Тарталья только на общих сборах видел Коломбину, застать её вальяжно сидящей в кабинете у Дотторе он не ожидал от слова совсем. — У тебя нежданные гости, — мурчит она, в руках держа часть механизма. Предвестница мило улыбается, баюкая руку несчастного механизма. Омега мог поклясться, что этот механизм явно отдал свою часть не добровольно. Ученый расставлял колбы с неизвестным содержимым по подставкам. Колбы ярко светились, и Тарталья не хотел бы опробовать их содержимое на себе. — Голубка, ты смущаешь его. Упорхни в свою голубятню, — ученый отвлекся от своего дела и рукой махнул в сторону двери. — Ох, прости. Я пойду, — она тихо хихикнула себе под нос, и отбросила механизм. Третья предвестница сделала реверанс, быстро клюнула Доктора в щеку. Напоследок юрко дернула омегу за отросшую прядь рыжий волос. — Ауч, — недовольно ворчит омега, потирая голову. — Пришел похвастаться своими любовными похождениями? — Дотторе ухмыльнулся, посмотрев на переполошенного парня. Тарталья от услышанного предположения дар речи потерял, а Второй предвестник, видя это недоумение, громко рассмеялся, отставив свое увлекательное дело. — И нет, Чайльд, я мысли не читаю. Как твой глаз порчи? — самые проблемные из творений Дотторе — электро глаза порчи. Как не иронично, за ними требовался глаз да глаз. — Нормально. Я тут по делу одному… Есть небольшая трудность. — Дверь направо и на кушетку. Тарталья растерялся, а Дотторе закончил расставлять пробирки и, набросив чистый халат, прошел в соседнюю комнату. — А это обязательно? — уже в смотровой спросил парень, с страхом поглядывая на увлеченного ученого, что непринужденно натягивает на стягивает с рук тканевые перчатки. — Обязательно. Что беспокоит? — Ну… Дотторе тяжело выдохнул. Снова он приходил к мысли, что мало уделял времени на воспитание самого молодого предвестника. Проморгал. Второй предвестник догадывался, что юношу отнюдь не полученная рана в бою беспокоит. Скорее рана, что осталась после любовных игр с гео драконом. — Так и сказать сложно… — он от неловкости сжимает пальцами волосы на затылке. — На кушетку, живо. Тарталья в страхе дернулся. Тот унизительный осмотр после своей первой течки все еще стоял в памяти у юноши. Только не снова. — А ну быстро на кушетку! — теряет терпение Дотторе. — Я заплачу любые деньги, только, пожалуйста, без этого! — отчаянно крикнул омега. Тарталья от страха потерял голову и метнулся за стол. — Чайльд, ты серьезно хочешь подкупить меня деньгами моего же омеги? — Дотторе снова глубоко вздыхает, смотря на то, как по-детски ведет себя юноша. Словно тому пять лет. Как соблазнять старых драконов — так это легко, а как разгребать последствия… — Помнишь, ты еще мальцом был и заболел ветряной оспой? — Оспой? — Ветрянкой. — Помню. Сложно забыть то, как он пролежал в лихорадке пару дней, а затем покрылся пятнышками с головы до ног и на недели оторван от семьи. — А помнишь, как напугал всех лихорадкой и папуловезикулёзной сыпью? — С трудом, но припоминаю. Я тогда ещё с зелеными пятнами бегал и стражников пугал. А к чему ты это? — К тому, что помнишь, кто тебе эти пятна рисовал? Так к чему твое упрямство? Я не впервые вижу омег без одежды. А тебя так и подавно. — Это непристойно. — Непристойно? А отдаваться древним Архонтам пристойно? Надеюсь, вы предохранялись, а если нет, то я даже представить не могу, какими болезнями мог наградить тебя Моракс. Вдруг это давно мертвый штамм… полезно было бы изучить… — Все-все, я понял! — Тарталья поднял ладони вверх, объявляя свою капитуляцию, покидая свое укрытие. — Ложись. Если будешь вести себя прилежно, так и быть, скажу Пьеру, чтобы он назначил тебя на дело куда серьезнее, чем в банке бумажки перебирать да долги выбивать, договорились? Чайлд покорно закивал. На сложную миссию хотелось прямо сейчас. Парень быстро сбросил ненужную одежду и юркнул на кушетку. Он внимательно наблюдал за тем, как Дотторе тщательно обрабатывает руки и надевает перчатки. Парня внутри скрутило от предчувствия того, что так скоро случиться. — Не дыши так пришибленно. Не забывай, я доктор и мне совершенно плевать на то, что у тебя под брюками, — Дотторе резко замолкает и у него невольно вырывается смешок. — Из интересного для меня только твое состояние. Все-таки слышал, что достоинство у драконов… — Не смешно, — Тарталья обиженно хмурится, сложив руки на груди. — Когда последний раз была течка? — спрашивает ученый уже после осмотра. Дотторе стягивает перчатки, пока парень рядом поспешно одевается. — В Ли Юэ месяц назад. — Все понятно. Ждешь поздравлений? — Могу я кое-что попросить? — Стеснение? Я удивлен. Говори прямо. — Ну, я слышал разные слухи. Говорят, ты запретил это средство, вот я… — Да, для него. Но теперь же дороги назад нет. Тарталья и без слов понял о ком шла речь. Ученый покинул смотровую вернувшись в кабинет. Омега быстро проследовал за ним. — Почему? Когда я говорил с ним об этом, он вел себя так, словно ему омерзительно это. Ты не дал средство ему, но теперь так легко даешь его мне… — Я ненавижу ложь, Аякс, — глубоко выдыхает мужчина, вальяжно устраиваясь в рабочем кресле. Тарталья помнил, как однажды за ложь Дотторе не постеснялся и прилюдно выпорол его. Даже просьбы Пульчинеллы не спасли от наказания. Было больно и обидно. Он сгоряча пожаловался Царице на Дотторе. Ребенком Тарталья не понимал, почему над ним так издевается Доктор. От расправы над Дотторе, который был известен в узких кругах своей чрезмерной жестокостью, спас Панталоне. Мальчик с того дня затаил обиду на Девятого предвестника. Правда, детские обиды уже давно в прошлом. — И всего то за ложь? Что он о своем богатстве приврал? — бросает смешок омега. Дотторе ухмыляется. Со времен Академии он на дух не переносил ложь. Юность в окружении лицемерных людей сказалось. Помнится, он однажды пригрозил омеге, что если тот попытается предать его, то Дотторе самолично вынесет смертный приговор предателю. Омега в самый последний момент признался в своей лжи. Но Дотторе знал это ещё тогда, на том празднике Морских Фонарей, что Панталоне солгал. Солгал, чтобы не потерять хрупкое доверие. Тогда Второй предвестник был зол как никогда. Он злился на омегу и снова решил проучить. За предательством должно последовать наказание, даже за такую мелочь, как обман. Мысль о потомке, что совместил в себе их лучшие качества, была так сладка и привлекательна. — Хуже. Дотторе потерпит. Пусть омега погреет косточки в теплой морской гавани. Ему полезно. До поры до времени. — Ладно. Всё в силе? — Дотторе кивнул, а Тарталья с хищной улыбкой на лице продолжил, — и еще… Сразись со мной! — Странно, вроде черепно-мозговых травм нет, — Дотторе наклонил голову набок, разглядывая нагло усевшегося напротив юношу. — Я серьезно. — Раз ты полностью здоров и настолько серьезен… нет. — Почему?! — Я не играю в благородные игры как Капитано. Я убиваю, Чайльд, жестоко убиваю. Именно поэтому я Второй предвестник. — И почему тогда Коломбина третья? — с неподдельным интересом спрашивает Тарталья. Долгое время он задавался этим вопросом, но ответ на него так и не получил. Театр, дом веселья, разве за владение этим можно в Фатуи так высоко подняться? — Спроси у девчонки сам, — отмахивается мужчина. — Ну сразись со мной, пожалуйста. Я достаточно силен, чтобы противостоять тебе. Дотторе возвел глаза к потолку. Этот ребенок успел уже утомить его своей болтовней. И как с ним сошелся Моракс? Что один вечно не затыкается, что второй. Уверился в своей силе, только потому что одна морская тварь из бездны решилась его обучить, и теперь пристает ко всем со своей глупой просьбой. — Я владею всеми видами оружия… — Аякс, нет, — тверже произнес Дотторе с проскальзывающими нотками раздражения в голосе. — Твое воспитание больше не входит в мои обязанности. Кыш из моей обители зла. — А в чьи сейчас входит? — Спроси градоначальника. — То есть, даже если я сломаю что-то, ты мне ничего не сделаешь? Дотторе скептически поднимает брови и критически оглядывает распаленного омегу. Единственное предположение — Моракс переборщил. Драконы… древние существа с достаточной силой и энергией. Может, не выдержал брачные игры и потерял рассудок? Точно потерял, следует провести анализ чуть позже. А если все очень плохо, доложить о недуге Одиннадцатого предвестника Царице. Материнское сердце Царицы будет разбито, но благо другой ребенок на подходе. — Ты мне навредить пытаешься или себе? — А если наврежу твоему омеге? — нетерпеливо интересуется Тарталья. — Чем? Тем, что тратишь его кровные на своего великовозрастного любовника? — Не знаю. Но точно смогу. Этот цирк точно пора прекращать. Дотторе за день истратил запас своего терпения людской глупости. — Знаешь, почему ты одиннадцатый Тарталья? — Я последний, кого взяли? — сказал Аякс первое, что пришло на ум. — Место Шестого предвестника пустует, но мы не повышаем никого. Дело в силе и в уме. В тебе нет ни того, ни другого. Однако ты упрям и старателен, это похвально, — Дотторе посмотрел в лазурные глаза. — Стоит тебе навредить Панталоне, так он сам тебя убьет. Из всех нас к детям он не имеет ни малейшего сочувствия. — Не ты? — обиженно сопит омега. Обижался он вовсе не на оскорбления. В памяти еще свежо воспоминание о том, как его позорно выпороли. И сделал это Второй предвестник, собрав скромную, но публику. Юношу больно выпороли на глазах предвестников. Только сильная и прекрасная Царица не стала свидетелем унижения. Тарталья откровенно наслаждался тем, что был любимцем Царицы, и с детства привык к снисходительности всех предвестников. Сломаешь что-то — ничего, провалишь важную миссию — тоже ничего страшного, главное, что целый вернулся. — Ты проводил эксперименты на детях. — Да, именно дети. Только им снились сны. Они заболевали элеазаром, который ещё с юных лет можно было излечить. А ещё они могли видеться с посланниками Ирминсуля. Сам изучением сирот, детей бедняков и отчаявшихся родителей я не занимался. — Не сам? — Помимо всех тех прекрасных улучшенных шестеренок… чтобы восстановить равновесие между обычными людьми и их лучшей версии, последним любезно подарили инстинкты. Установки, против которых сопротивление бесполезно. И это и касается потомства. Природа усилила родительские инстинкты, чтобы менее плодящаяся особь бережнее относилась к потомкам. Иначе бы это привело к бесконтрольному вымираю всего вида. Омеги более сильные, чем женщины, но зачастую, как и альфы, выбирают для размножения одного партнера за жизнь. И это главная проблема. Я могу со стопроцентной вероятностью сказать, что ты для продолжения своего рыжеволосого семейного древа предпочтешь бывшего Гео Архонта. Он сильнее тебя, обладает большей властью, а еще первый, кто повязал без применения насилия… Впрочем вы и так уже с этим справились. — А как это связано с экспериментами над детьми? — Я получил силу Архонтов, но человеческие аспекты не утратил. Именно по этой причине я, вместо того, чтобы разобрать тебя и сделать что-то полезное, когда ты пробрался в место, где проводились испытания автомотонов… Нужно же было самоутвердиться! — последнее слова Дотторе произносит с усмешкой. — Я просто выпорол тебя. Экспериментами над детьми занимались мои сегменты. Но не возомни себе, что я придерживаюсь морали. Только небольшие ограничения. Как мне сказали однажды, у меня нет убеждений. Тарталья задумчиво кивает, вспоминая кое-что, а затем неуверенно тянет: — Понятно… Говоришь, что Панталоне может меня убить. Тогда почему ты жив? Ему же все это не нравится, да? Я про беременность. — Не то слово, — соглашается Дотторе. — Но я просто не первый в его списке, мальчик. Одиннадцатый предвестник промолчал несколько секунд. — Кто первый? — Моракс. — Что ему сделал Чжун Ли? — растерянно восклицает Тарталья. — А что мне сделала малышка Буер? Или твоей обожаемой Синьоре пьянчуга Барбатос? Иди уже отсюда. Давай-давай. Я устал отвечать на твои вопросы и слушать твою чушь.