***
Поздний вечер. За окном шел дождь. Скоро погода станет прохладнее. Вернутся из странствия холода, и склоны гор, крыши домов и каменные улицы, покроются снегом. В одной из комнат огромного дворца царил полумрак. Огонь медленно поедал дрова, излучая свет и приятное едва ощутимое тепло. Ещё тепло исходило из проложенных по стенам труб, а сам каменный камин — пережиток прошлого — всего лишь эстетично дополнял вечер. Пылающий камин — умысел нежданного романтического настроения хозяина комнат. Задумчивый взгляд ученого задерживается на медленно тающем льде в стакане. Вода смешивается с огненным напитком, разбавляя крепость и охлаждая его. Дотторе с интересом посмотрел на жидкость в стекле. Схожа с янтарем, добываемым в горах Ли Юэ. Свет от камина придавал горячительному напитку цвет пылающего огня. Второй предвестник вальяжно закидывает ноги на столик и откидывается на спинку дивана. Рабочая неделя из семи дней по двадцать четыре часа закончилась. Отчеты его людей хранятся в лаборатории. Его тлетворная работа душила изнутри. Воплощение невозможного — всегда энергозатратное дело. Дотторе бросает ленивый взгляд на левую руку. Синтез новой сыворотки, что смогла бы подобно Акаше или Глазу Бога подчинить людей, заставив бездумно подчиняться приказам, прошел не успешно. Результат… Дотторе считал любой исход результатом. Новая формула лучше прежней, но взрывоопасней. Левая рука от кисти до плечевого сустава поражена ожоговыми пятнами. Слишком глубокие, чтобы исчезнуть за пару часов. Болезненные, но терпимые. Будь ученый обычным человеком, скончался бы на месте от кровотечения или от заражения тканей. Дотторе знал, что от боли невозможно умереть, когда боль колоссальная, механизм боли отключается. Ожоги ему, как ребенку песков, не страшны. Каждый день, прожитый на землях Дешрета, оставляли раны, обжигали кожу. Так привычно снова чувствовать болезненный жар по коже. Уже завтра от этой досадной оплошности и следа не останется. А для этого ему придется отдохнуть. Дать уставшему телу завершить процесс восстановления клеток. Засыпать, зная, что его омега находится не через несколько этажей и стен, а в другом регионе, сложновато. Полезное отдаление друг от друга вернуло Дотторе в строй. Бороться с шестеренками легче. Тяга к беременному партнеру порой пересиливала голос разума, злобно напоминающего о делах. Из-за нанесенных травм в прошлом его мысли постоянно путались. Разум, как сломанный механизм, выдавал странные сбои, ничем не обоснованные. Дотторе в состоянии их контролировать. Голоса, мысли — все затихало, когда за дело брались подсознание и инстинкты. Именно они так страстно обожали этого омегу из каменной долины. Так он думал сначала. Образ из прошлого, ароматный запах — все это подсознание, что безмолвно и ощутимо толкает его в сторону омеги. Непокорность, язвительность, ум, гордость, завораживающее превосходство — это игры разума. Разум, покорившийся от восхищения. Разум желал отмщения за предательство. Предательством ложь во благо сложно назвать. По натуре альфы собственники, эта натура требовала подчинить и сломить. Разумная часть говорила, что омега просто пытался выжить. Выживание стояло выше всего. Дотторе достает из кармана халата пергамент, сложенный надвое. Донесение одного из близких людей к омеге было приятным чтивом. Панталоне. Он давно забыл об инстинктах, о том, что отличало его от обычных скучных и легко умирающих людей. То, что давало ему превосходство над всеми. Он омега, жестокость — его неотъемлемая часть сущности, без нее он слаб. Дотторе помог ее обнажить, вскрыть спрятанную под маской истинную личность. Как же был поражен Второй предвестник, когда услышал, что обычно спокойный Панталоне до смерти избил свою служанку. Совсем недавно до него дошла весть, что тот убил свою дражайшую подругу. Ту самую девчонку, что слала слащавые записки. Альфа, зловещее улыбаясь, небрежно бросил пергамент на стол. — Моя роза, жаль, что пока ты ещё не понимаешь для кого это делаешь. Как только Дотторе спустил контроль, омега умчался на родину. За столь длительное время ни одной весточки, даже короткой строчки не написал. Убежал в обиженных чувствах. — Вредничает, — делает вывод Дотторе. Такова игра омег. Злиться и фырчать, а на деле желать противоположного. На глаза попадается стопка папок, которую он должен просмотреть перед тем, как погрузиться в сон. Он должен был сделать это ещё пару недель назад, но, заперевшись в лаборатории, и вовсе позабыл. Увлеченный новой задумкой альфа про многое успел забыть. Второго предвестника ждала не свершившаяся экспедиция в пустыню. Для создания машины, что скоро сотрет лживую маску с неба, нужно больше информации, энергии и ресурсов. В Сумеру он провел сокрушительный эксперимент, воочию увидев то, как сердце бога можно использовать. Своими глазами лицезрел силу, запечатанную в шахматные фигурки. Но, даже будь у него все Сердца Бога, он не сможет реализовать их потенциал. Следует направить мощнейшую энергию в нужное русло. Ехать надо как можно скорее. Отчаянно не хотелось. Пропустить роды своего омеги он не мог, как и отказать Царице. Когда-то он мог передать это дело сегменту… Мужчина фыркает вслух и приподнимается, чтобы просмотреть карточки. Из неровной стопки он вытаскивает ту, что в середине. Чудом стопка не рассыпается кривой дорожкой по столу. Небрежно папка за папкой возвращается обратно на стол. Дотторе скрупулезно рассматривает дела тех, кто мог бы пополнить его лаборатории. Каждый раз фыркая, когда находил какой-либо изъян. На миг ученый задерживает взгляд на одной из девушек, кратко читает досье и снова отбрасывает в сторону. Ни то, все не то. Держать амбициозных людей выгодно, но терпеть кого-то столь высокомерного, как он — пустая трата ресурсов. Гордый и своенравный человек не продержится несколько минут в его обители, а может и вовсе убежит после первой встречи с ним. Он берег свое время, в отличие от Сандроне. Девчонка в ярости от неудавшегося спектакля вырвала языки и конечности нескольким своим людям. Дотторе делал, поступал и думал о куда более страшных вещах, чем глупая выходка Седьмой предвестницы. Сам он редко опускался до расправы над учеными и врачами. Ни к чему. Следствие хорошего отбора. Один из его сегментов — вспыльчивая и молодая копия — расправился с одним из неудачников, создав из него автоматона. Насмешка над смертью. Ребячество. Тратить ресурсы на не оправдавшего надежд человека — глупо. Сам он угрожал, но не действовал так необдуманно. Ещё одна папка приземляется на стол и наконец-то рушит конструкцию. Все превращается в хаотичное безумие из бумаг. — Первый признак того, что ты не псих, — утверждать, что ты им не являешься, — зачем-то шепчет под нос он. Дотторе решает оставить в покое бедные дела ученых. Займётся этим, когда боль в руке не будет раздражать. Мужчина тянется здоровой рукой за стаканом с янтарной жидкость. Стекло едва касается губ, когда тишина разбавляется громкими шагами за дверью. — Тц, — цокает Дотторе, с глухим стуком ставя стакан на стол. Он почти ощутил горький привкус. Дверь широко распахивается, на пороге появляется гвардеец. — Ваше Сиятельство… — И четверти часа не прошло. Что случилось? — кинул не раздраженный взгляд на гвардейца ученый. — Во дворец доставили Четвертого предвестника. Он сильно ранен, требуется ваше вмешательство. Капитано один из сильнейших членов Фатуи. Ранить недостаточно, чтобы вывести его из строя. Что-то серьезное, понимает он. Как Капитано, благороднейший и сильнейший из них, чья слава бравого воина, как огонь, распространилась по всем уголкам Тейвата, успел облажаться в Натлане? Второй предвестник раздраженно фыркает. Почему каждый предвестник так и норовит испортить ему вечер? Ученый страстно скучает по омеге и его безобидным выходкам. Подумаешь, убил какую-то девчонку? Но сидит, трясется и отрицает, дает себя обнять и успокоить. Альфа отмахивается от приятных воспоминаний. Дотторе встает с дивана, морщась от неприятных ощущений в руке, что так не вовремя напомнили о себе. Ему надо спасти Четвертого предвестника. — Без сознания? — Да. Дотторе с предвкушением снимает халат и закатывает рукава рубашки. Полученная от эксперимента обожженная кожа вызывает у гвардейца отвращение. — Слабак, — брезгливо бросает Доктор, ухмыляясь. — Ваше Сиятельство, я… Дотторе отмахивается, обозначая конец разговора, и покидает пределы своих комнат. Второй предвестник направляется в свои владения, где, несмотря на позднее время, жизнь шла полным ходом. Знакомый путь до медицинского корпуса он проходит быстро. Перед ним почтительно открывают двери и громко объявляют, кто явился в сие обитель. На что Дотторе снова фыркает, побеждая личный дневной рекорд по высказанному в слух раздражению. — А кто-то не знает? Если так, то может смело идти нахрен! — врывается в помещение мужчина. Люди, наполняющие медицинский корпус, замерли от удивления, приостановив какую-либо работу. Помещение слепило глаза своей чистотой и стерильностью. — Что замерли, живо за работу! — прикрикнул Дотторе, отчего все мигом всполошились. — Кто будет плохо работать, станет следующим подопытным! Муравейник снова ожил. Дотторе довольно кивнул и дошел до смежной комнаты. Прежде чем приступить к работе, следует обработать руки, надеть свежий халат, проклиная чужую глупость. Сделав все, что нужно, алые глаза заинтересованно искали жертву. Мальчишка с дрожащими руками, поглядывающий в планшетку, где уже два исписанных листа — подойдет. — Ты, — указал пальцем мужчина на встрепенувшегося мальчишку. — Доложи обстановку. Что, блять, с Четвертым предвестником, и почему моё вечернее уединение было прервано? — Я… ? — переспросил заметно побледневший парнишка. — Да, ты. — Четвертый предвестник… его состояние стабильное. Множественные переломы, ушибы… ожоги… — лепечет он, лихорадочно просматривая листы на планшетке. — Но ужасное — это инородный объект, застрявшей в плече. — Инородный объект? — удивленно приподнимает бровь Дотторе. Мальчишка проводит его в место, где как раз находился Четвертый предвестник. Дотторе ухмыляется, видя насколько плачевно состояние. Впервые Второй предвестник стал свидетелем того, насколько они все не бессмертны. — Не побоюсь это назвать веществом или существом, — голубой свет, и перед Дотторе структура того самого странного объекта. Второй предвестник присвистывает, касаясь проекции. Украденная технология из брошенных пирамид заметно облегчила исследования, помогая проецировать желаемый объект. — Оно преобразовывает свою структуру каждую минуту, — добавил парень после долгой заминки. — Отлично, — отмахнулся от проекции Дотторе. — Будешь помогать. Не бойся, твоей шкуре ничего не угрожает. Второй предвестник с небывалым азартом приступил к работе, иногда фыркая от болезненных ощущений в руке. У Дотторе первым делом возникло предположение, что Капитано ранили оружием, пропитанным какой-то дрянью из бездны. И эта дрянь медленно распространялась по телу, мешая восстановлению тканей и сращению плечевого сустава. — Дрянь из бездны? — Дотторе аккуратно поддевает металлическим пинцетом странное вещество. Кожа вокруг полностью сгнила, а кровь почернела. Помнится, у Дотторе были записи о подобных сгустках, но структура не совпадала с теми, что ранее находили в Разломе или Бездне. Это значило только одно — новая разновидность, ранее не изученная, или же инородный объект не из этого мира. Чтецы бездны, бывшие титулованные маги уничтоженного мира, нередко занимались тем, что пытались пробраться в другие закрытые от Тейвата миры. — Не повезло наткнуться на одного из Чтецов? А может ещё один проснувшийся элементальный дракон? Столько лет прошло, а благородный Капитано продолжает лезть на рожон. Бойкая мерзость, — Дотторе аккуратно цепляет пинцетом фиолетовую субстанцию, что, покинув свою жертву, быстро окаменела. Последняя частичка спрятана под специальное стекло. Как только неизвестное вещество покинуло тело, естественный процесс регенерации тканей вернулся. Мерзость активно воздействовала и удачно подавляла божественную силу, извлеченную из мертвых божеств. Теперь дело за малым. Усиленное восстановление первым делом воздействует на внутренности. Дотторе осталось только подправить внешние покровы. Дотторе брезгливо бросил перчатки, зайдя в маленькую комнатку. Все давно разбежались по своим комнатам, и только он, как истинный идиот, продолжал возиться с телом Четвертого предвестника. Уже скоро тот придет в себя и снова отправится в Натлан, забыв, что совершенно недавно чуть не погиб в бою с чем-то неизвестным. — Дышит — уже хорошо. Подумаешь, шрамы… как там эти вояки говорят? "Шрамы украшают мужчину"? — Дотторе тщательно промывал руки, бурча то ли от усталости, то ли от скуки. Вернувшись обратно в комнату, где уже потух камин, Дотторе сел на диван и не заметил, как успел заснуть в неудобном положении. Спустя какое-то время мужчина пришел в себя, проклиная всех и вся. Тело ныло от перенапряжения. Второй предвестник осматривает почти зажившую руку. — Уже прилично выглядит, — хмыкает Дотторе, внимательно прощупывая новую кожу. Даже шрама или пятна не осталось. Ради этого стоило как-то давно рискнуть и ввести в себя то самое вещество, позже доработанное им. — Осталось себя в приличный вид привести. Дотторе смешно от мысли, что когда-то давно он мало думал о своём внешнем виде. После появление в жизни омеги, постоянно критикующем его небрежность, пришлось через нехотя стараться выглядеть достойно. Потребность, переросшая в привычку. Как выяснил позже Второй предвестник, он проспал больше суток. Близился вечер, когда ученый смог наконец-то прийти в себя. Приоткрыв окно, он пустил в комнату теплый влажный ветер, приятно пахнущий морской солью и хвойными деревьями, что росли в выстриженных садовниками аллеях. Камин потух еще прошлым вечером, а растапливать его нет настроения. — Внимание предвестников к моей персоне уже начинает докучать, — говорит Дотторе, когда дверь открывается. Его рука тянется к графину. Он догадывается, что вечер быстро не закончится. Алкоголь чуть мутил разум, но, чтобы окончательно опьянеть, нужна как минимум доза, способная убить даже стойкого пьяницу. — Я займу немного твоего времени, — Капитано снял шлем и сел на диван. — Очень на это надеюсь. Моё время, знаешь ли, по часам расписано, — нервно вертит в руках пустой стакан, от того, что в нем было, пришлось избавиться. Дотторе откровенно врал. Если бы в его голову однажды пришла такая отнюдь не гениальная идея, то он уже распсиховался бы на первой же недели. Его полет мысли и идеи не нуждается во временных рамках. Время — всего лишь условная единица измерения. — Я успел привыкнуть к тому, что Тарталья доставляет мне проблемы. Ребенок приучился, что многое сходит ему с рук. Привык к вечным попыткам Сандроне довести меня до нервного тика. Ожидал, что розочка, согрев лепесточки в теплой долине, снова вытворит что-то неординарное. Да даже голубка своим пением могла испортить мне вечер. Но что это будешь ты… — Я хотел бы поблагодарить тебя лично… — Поблагодарил, можешь идти. Не задерживаю важное лицо региона. — Неужели тебя не гложет любопытство? — блуждающий взгляд Четвертого предвестника то и дело останавливался на уставшем Докторе. — Из гложущего у меня только усталость. Починил тебя всего-то. Оставь дифирамбы для девиц и омег в борделях. Поменяй уже наконец-то фронт с военного на любовный. Наскучило тебя зашивать, — легкая усмешка появляется на лице Дотторе. — Не после этого. Я снова отправлюсь в Натлан. Эти монстры… никогда прежде я ничего не видел подобного. Орден Бездны к чему-то готовится, возможно, уже перешли к активным действиям. — Вот как? Это не связано с миссией в Фонтейне? Слышал, Арлекино возвращается в Снежную ни с чем, — Дотторе наливает себе в стакан горячительного. Капитано предусмотрительно он не предлагает. — Я переговорю с Пьером, чувствую, что-то скоро произойдет. Арлекино, как мне известно, скоро будет здесь, — выдыхает Четвертые предвестник. — Как Панталоне? Дотторе удержался от раздраженного цоканья. Капитано завел не самую приятную тему для Дотторе. И не потому, что омега — больная рана, а скорее от нежелания трепаться языком о нем. Крио Архонт с Пьером на пару мечтали в подробностях услышать об их особых отношениях, зашедших так далеко, так далеко, что в начале осени родится новый член Фатуи, первый родившийся, а не вступивший как все. Дотторе отвечал холодно и коротко: живы, здоровы, пока друг друга не убили. Их отношения с омегой только их личное дело, а не повод для обсуждения за чашечкой чая старых сплетников. Пусть перемывают косточки кому угодно, но не им. У них для этого есть Тарталья. Аякс же… посменно носился хвостом то за Панталоне, то за ним… он мальчишка, которому в одно ухо сказали и через мгновение из другого вылетело. Забыл и побежал дальше заливать снег кровью врагов, а потом соблазнять древних драконов. Таков юный предвестник. Как известно ему, что-то там у них не сладилось с Мораксом. Будь Моракс тем прежним повелителем камня, он бы запер мальчишку и занялся разведением. Сколько у Тартальи в семье братьев и сестёр? Пять? Десять? Страшно от одной мысли, что наследники бывшего дракона и Одиннадцатого предвестника будут носиться по Заполярному дворцу, круша все на своем пути. Однако, возможно, боги Селестии живы и уберегли их от ужасной участи. Не сладилось у них, и Чайлд после проведенной течки словно даже не желал знаться с гео драконом. — Как же знакомо… — задумчиво протянул Дотторе. — Что? — Ничего. Кхм… Дотторе совсем запамятовал, что он в комнате далеко не один. Привык к одиночеству, что порой стал забывать, как навязчивы к нему предвестники. — Мне стоит ревновать? — в голосе слышится издевка. Капитано стойко игнорирует этот выпад. Ученый подпирает стену, делает глоток и слегка покачивает стакан в руке. — Нет, незачем и все же, как он? Весть о положении Девятого предвестника удивила всех Фатуи. Капитано не поверил сказанному. Как у Дотторе получилось это провернуть с обычным бетой? Только потом он узнал, что бетой его коллега никогда не был. Омеги в Натлане не доживали до двадцати лет, из-за жестокости драконьего народа их убивали ещё в юности. На самой высокой офицерской должности в Снежной их двое. — Хм… как там, запамятовал, слово, не знакомое мне… точно! Благородство! Твоё благородство не знает границ. Благородство, честь, справедливость — все те слова, которые снятся мне в ночных кошмарах, — хохотнул Дотторе, а затем резко изменился в лице и твердо продолжил, — не пытайся проявлять благородство здесь. — Простое любопытство. Никакого благородства. Вежливо, но в то же время настойчиво. Дотторе наконец-то понимает, зачем явился Капитано, едва покинув больничную койку. Явился под предлогом благодарности, чтобы узнать об их непростых отношениях. Не уж то сама Царица не доверяет ему и посылает Четвертого предвестника разузнать? Или Капитано движет чувство справедливости и сочувствия ко всему незаслуженно обиженному? — Он в полном здравии греется на солнце в Ли Юэ, — немногословно отвечает Дотторе, чувствуя внутри лишь какую-то апатию. Они сами в состоянии разобраться со своими разногласиями. Безразличие накатило на него неожиданно. То ли от усталости, то ли от скуки. Скучал он по омеге пуще прежнего. Они часто бывали в разлуке по долгу службы. Инстинкты берут вверх. — Ты так легко отпустил его. Беременный омега в другом регионе, пусть мы с Ли Юэ в дружественном союзе, это может быть опасно. — Аккуратнее со словами. Панталоне вправе сам решать, что делать, — в голосе Дотторе снова появилась уже наигранная насмешка, он отталкивается от стены, ставит пустой стакан на столик и садиться в кресло напротив Четвертого предвестника. Капитано удивленно выдыхает. Вправе решать сам? Помнится, весь дворец ходил ходуном, когда Панталоне захотел уехать из Снежной. Давно это было, но навело достаточно шума, чтобы Капитано узнал об этом. Царица настойчиво запретила вмешиваться до тех пор, пока все не выйдет из-под контроля. Четвертый предвестник думал иначе. Дотторе догадывается, что без объяснений вечер душевной беседы может затянуться. — Не отпустил, если бы это не было выгодно мне и ему в первую очередь. Забыл, как он свалился тебе в руки от парочки прогулок ночью? Даже лето здесь холоднее, чем зима на юге. Добиться чего-то от Второго предвестника невозможно. Капитано бросает идею с допросом. Прикрывается ли он беспокойство или просто не успел поймать за хвост — этого альфа не узнает. Тот Дотторе, которого он помнил, никогда так быстро не сдался бы. — Ты изменился. Капитано и не мог припомнить, когда он виделся с Дотторе лично последний раз. А разговор наедине — редкое событие. Даже за одним столом с Пьером Дотторе был не разговорчив. Став частью Фатуи, он несколько раз видел Дотторе, чаще того заменяли сегменты. Замкнутый и не управляемый безумец, раньше. Ученого то и дело можно было заметить в обществе предвестников. Он принимает участие в собраниях, ведет светскую жизнь, уделяет внимание не только научной деятельности. — Семейная жизнь, друг, она меняет людей, — глумливо протянул он. Ни какой речи о семейной жизни и быть не могло. Дотторе вообще не знал истинное значение семьи. У него ее никогда не было. Женщина, что родила его на свет, все детство не забывала напоминать, что он монстр и она ему не мать. — Будь добр, забудь о Панталоне. Он моя обязанность. А Тарталья не моя, — легко меняет тему разговора Второй предвестник. — Носится как ужаленный. Поручения глупые берет, а потом в объятия дракона кидается. Он часть Фатуи, а на деле не хуже посыльного. Займись им уже. Возьми мальчишку к себе под крыло. Пусть воюет где-нибудь во славу Царице. — Не могу, — Капитано ведет плечом, морщась от легкой боли в плече. Невольно усмехаясь собственной промашке. — Принципы? — Убеждения. Я не стану хорошим командиром для юного омеги. Не сделаю его частью гвардии, чем обернулась та случайность в прошлый раз? Пусть за его воспитание возьмется кто-то другой. Он как… — Как поврежденное ядро автоматона, раскаленное до предела из-за отключения охлаждающей системы… — Да. — Жаль, мальчишка то не плох. Ему бы миссию посерьезнее, чем долги выбивать. Дотторе так бы не зациклился на этом. Еще тратить время на такую низость, как выпрашивание. Он же обещал. А обещания Дотторе привык выполнять. Интерес посмотреть какое воздействие мог оставить древний дракон на простом омеге пересилил. Теперь приходится наступать на горло собственной гордости. — Поговори с Пьером. — Да ты что. А я на твою помощь рассчитывал. Чайльд вырос на рассказах о сильном Капитано. Дотторе подозревал, что этот мальчик сорвется и бросит вызов Четвертому предвестнику. Чтобы проиграть и затем оседлать альфу, позволив тому взять себя по всем законам природы. В отличие от воспитанного Панталоне, перенесшего изнасилование куда серьезнее из-за обстоятельств, которых он не смог изменить. Тарталья, наоборот, извлек урок и абсолютно не волновался из-за этого. Рыжеволосый омега ценил силу, и, честно, Дотторе ждал подобного исхода. Ждал того, как Капитано, благородный мужчина, будет совершать побеги от навязчивого ребенка. Царица замыслила другое, а Тарталья согласился замахнуться на самого Архонта. Все-таки их с Аяксом объединяло чувство вкуса. — Хорошо. Я что-нибудь придумаю, если… — голос Капитано прервался, стоило двери открыться. — Кое-что произошло. Ваше присутствие необходимо, — отчеканила Арлекино на пороге с невозмутимостью. Дотторе раздраженно выдохнул, сдерживая свои мысли и руки от того, чтобы не убить всех предвестников.***
— Господин! — в комнату ворвались слуги. Они быстро зажгли свет во всей спальне. — Просыпайтесь. Веки медленно поднимаются. Панталоне сонно щурится от резкого света. Сил нет даже головы поднять, а живот ужасно тянет внизу. Он привстает на локтях, встревоженно рассматривая копошащихся слуг. Его излишняя нервозность передалась ублюдку внутри, он проявил свой характер, больно толкнув. Стиснув зубы, омеге оставалось сдерживать рвущийся стон. — Что за шум с утра? — хрипло шепчет Девятый предвестник, пытаясь успокоить проснувшееся чудовище, нежно поглаживая место, куда пришелся болезненный удар. — Ваше Сиятельство, вам нужно срочно покинуть Ли Юэ, — в комнату зашел Александр. Узнай высшие чины, что он пускает секретаря в неглиже, пусть и укутанный в одеяло, то это могло обернуться неприятными слухами. Панталоне нечего стесняться, а его секретарь за годы привык ко всякому. — К чему такая спешка? — как только секретарь оказался в комнатах, Панталоне убрал руку с живота. Непристойно. Запланировать поездку обратно Панталоне думал примерно никогда. — Господин, вам нужно поторопиться. Говорят, скоро болезнь дойдет до гавани. — Болезнь? Болезнь? Что за ужасная хворь, из-за которой нужно так срочно покинуть каменную долину? В мыслях появилось зерно сомнения, что все это план одного ученого, чтобы выманить его из золотой обители. Эта мысль подавляется другой — если бы Дотторе хотел, то не стал бы искать предлоги. Второму предвестнику ничего не мешает просто ворваться в его комнаты и силой увезти обратно в Заполярный дворец. — Да, вам нужно поторопиться. — Хорошо… — попробовал приподняться, но поясница вновь напомнила о себе. Девятый предвестник бросил неблагодарное дело. Нельзя показать себя слабым. — Одевайтесь, я буду ждать вас внизу. Слабость — тоже самое, что и смерть. Смерть стала вечным его спутником. Частью его множественной свиты, только та не куталась в шелка и золотые монеты её не интересовали. За ним по пятам следовала она. — Я готов, — говорит он слугам. Представляя, как может затянуться путь, он оделся тепло, из-за сонливости чуть небрежно. Поверх набросил темный плащ, скрывая себя и свое положение за его широкими полами. Даже волосы оставил без должного внимания. Мелочь, не имеющая значения. С собой он не взял практически ничего. Все важные бумаги находились в банке, да и особой ценности не представляли. Небо устлано щербатыми облаками. Улицы пусты. Ли Юэ ещё спит. Не слышатся гулкие, не смолкающие голоса, самые ранние птицы еще не успели проснуться. Делегация Фатуи двинулась из Банка Северного Королевства. Панталоне едва может волочить ноги, словно те и вовсе из металла. Его подчиненные двигаются до завидного свободно, он же из-за недосыпа и опухших конечностей в лучшем случае скоро рухнет на землю. Они движутся вперед, преодолевая дом за домом, приближаясь к гавани. Омега морщиться от холодного запаха сырости, пробравшегося в нос. Панталоне изумился. — Корабли? — Да, приказ Первого предвестника — доставить вас в Снежную на корабле. Ужас на мгновение возник на лице омеги. Совсем недавно его покинула тошнота. Морские путешествия он переносил хорошо, но с беременностью есть шанс захлебнуться в извержениях желудка. Он застыл подобно каменному изваянию, не в силах просто пошевелиться. Только не корабли. Панталоне рывком хватает своего секретаря за предплечье. — Нет. — Нужно. Единственный способ покинуть гавань только через море, — секретарь наклоняется к его уху и негромко добавляет. — Говорят, болезнь прошлась по торговым путям. Ещё ходит слух, что болезнь пришла по вине Фатуи. Нам нужно как можно скорее покинуть Ли Юэ, пока люди не обезумели от этих глупых разговоров. Панталоне идет вперед, не замечая дороги. Мысли роятся одна хуже другой. Если что-то произошло, то нужно винить Фатуи. Плохая погода, урожай или рост цен на рынке — все они. Люди в Ли Юэ, жившие традициями предков, вполне могли посчитать вымысел за правду. Внутри все сжалось от представления того ужаса, что мог произойти. Поднятые паруса с символикой Фатуи он увидел издалека. Массивные корабли с черным флагом и красным символом сложно не узнать. Скромные корабли Ли Юэ смотрелись так ничтожно возле тех, что пришвартовались в бухте. Стоило им сделать шаги по пирсу, как они были остановлены миллелитами во главе с какой-то женщиной. Панталоне скрылся в тени гвардии, с головой кутаясь в плащ. — Указом Ли Юэ вы не можете покинуть эти берега, — звучал голос этой женщины. Гвардейцы не на шутку всполошились, а правая рука и по совместительству его секретарь вызвался урегулировать этот вопрос. Пока шли переговоры, омега успел промерзнуть от прохладного морского ветра. Он крутил кольцо на указательном пальце, нервно ожидая, когда все закончится. — Не указывай нам что делать, — зло высказался Александр. Прожигать дыру в прохудившихся досках пирса Панталоне отчаянно надоело. Разум помутился настолько, что он смело двинулся вперед, вступая в противостояние. Легким движением омега сбрасывает капюшон. — Прощу прощения. Мой подчиненный был весьма груб, прошу простить его бестактность, — перебивает своего секретаря омега. Он встает напротив девушки и тут же узнает, кто преградил ему путь домой. — Не вы ли капитан судна… — та посудина пришвартованная к пирсу Ли Юэ не шла в сравнение с теми же грузовыми или пассажирскими кораблями Фатуи. — Господин… — Не нужно, — жестом он показывает секретарю, что сам разберется. — Алькор? — подает голос она. — С кем имею честь говорить? — Глава финансов Банка Северного Королевства, — представился Панталоне, ограничившись лишь званием. И он не соврал. По правде говоря, Регратор и правду выполняет работу главного счетовода в банке. То, что он глава Банка Северного королевства и Девятый предвестник Фатуи, знать этой особе не обязательно. Её имя ему известно. Госпожа Бэй Доу явилась, чтобы остановить его позорный побег. Панталоне сдерживает ухмылку, оставаясь безразличен, а внутри все резко сжимается от злости. Неизвестна причина, может, нагло прерванный сон или грубость людей, побуждает в нем желание спустить своих злых гончих растерзать этих невежд. — Как мне известно, прошу прощения за мою нетактичность, но госпожа Бэй Доу занимаетесь свободной торговлей и никак не имеете отношение к Цисин, по какому праву вы запрещаете покинуть нам гавань? Известная пиратка Бэй Доу, капитан флота Южного креста. Страх всех морских чудовищ и кладовой с золотом главы Цисин Нин Гуан. Не повезло ей столкнуться с ним. — По приказу главы Цисин гавань Ли Юэ запрещено покидать любому. Нин Гуан отдала приказ о моем временном назначение на должность ответственного за морские отношения. — Я дипломат Снежной. Мне нет дела до приказов Цисин, — он делает попытку обойти настойчивую пиратку, но та преграждает ему путь. В нем с каждой секундой нарастало то чувство, которое охватило его однажды в Снежной. Он до смерти избил служанку, хорошенько поиздевавшись над ней. Панталоне чувствует, что на грани. Сам не чурался припоминать Синьоре за ее отвратительные познания в дипломатии, а теперь на грани того, чтобы дать команду гвардии уничтожить преграду. — Вы обвиняете меня в чем-то? — Я исполняю приказ, — она смахнула длинные волосы с плеча. — Вас здесь подозревают многие. — На чем основаны эти подозрения? На слухах и мифах? А может на страхе? — шепчет он подобно шипению ядовитой змеи. — Вы не покинете эту гавань. В противном случае мы применим силу. — Угроза, госпожа Бэй Доу? — мужчина ухмыльнулся. — Я сражен. Если вы запрете меня в этом городе, то никакой помощи впредь Цисин не видать. Снежная примет это как оскорбление, нарушение всех договоренностей. Справедливый обмен? Он знал на что давить. Какие грязные слова не говорили о Снежной, сколько людей не испытывали ненависть к ним. Все они нуждались в регионе крио Архонта. Панталоне не только умел правильно считать деньги, но и направлять. Ему льстит мысль о том, что стоит только сделать одну элегантную роспись на бумаге, и весь Тейват всколыхнется. Собрав отвергнутые умы, старательных и трудолюбивых людей, Снежная из разрушенного войной региона превратилась в самый сильный. Вся экономика Тейвата подчинялась им. И стоило сжать в руках бьющиеся сердце… Торговля. Ей придет конец. Теневая и та, которую принято записывать на бумагах, — все в одночасье умрёт. — Угрожаете в ответ? — она бросает смешок, но Панталоне отчетливо видит её напряженность. Голова высоко поднята, она смотрит прямо в глаза, широко расставлены ноги, руки сложены на груди. — Убрать их с дороги. Схватить и бросить в трюм! — приказал Панталоне, и как только его люди собирались исполнить приказ, он поднял руку вверх останавливая тех. Миллелиты растерялись от такого выпада. Никто не был готов к битве против Фатуи, вооруженных Глазами Порчи. — А это уже угроза, госпожа Бэй Доу. И я немедленно её исполню, если вы сейчас же не отзовете городскую стражу и уставших моряков, — предупредил Регратор, перебивая протестующий вопль. Он не позволит себе терпеть очередное оскорбление в регионе, в котором он родился. Не здесь. Не на земле, к которой он принадлежит. Там, в чужой стране, его гордость могут вновь топтать чужие амбиции и величие. Но не здесь. Девятый предвестник лучше драматично лишит себя жизни, чем снова станет предметом унижения на родной земле. — Прекратите уже, — послышался женский голос и стук каблуков. На пирсе, где чуть не произошла вооруженная стычка, появилась Е Лань со свитком в руках. — Это разрешение. Дипломаты возвращаются обратно в Снежную, — мягкий голос звучит как гром среди ясного неба. Все они на пределе, и каждый готов защищать свое. Панталоне понимает, конфликт интересов не уместен. Люди же Бэй Доу, поверженные, отступают, пропуская их. Капитан Южного креста недовольно косится на Е Лань. — Снежная это запомнит, — бросает Панталоне напоследок. — Нарушить все договоренности с международной торговой ассоциации нам ничего не стоит. Он оборачивается к своей ученице и бросает последний грустный взгляд. Возможно, он видит её в последний раз. Омеге грустно от мысли, что преданная и любимая им всем сердцем ученица не узнает о его смерти. Не получит ни единой весточки. — Передайте лично Нин Гуан мое разочарование в ее способности брать под свое крыло нужных людей. — Ваши слова будут переданы. Панталоне шел по пирсу довольный собой. Маленькая победа принесла ему странное удовольствие. Радует, что у него ещё есть силы бороться. Пускай этот пирс являлся его эшафотом, чувства от маленькой победы скрыли пробирающую изнутри горечь. Корабль отдалился от гавани, и Панталоне ощутил, как внутри все скрутило. Паразит внутри нервничал, качка явно ему не по душе. Александр стоял рядом и тут же поспешил помочь ему. — Господин, как вы? — участливо спрашивает он, не позволяя омеге позорно упасть на палубу. — Нормально, — слишком резко бросает омега, хватаясь за борт корабля. Синее море манило своей бурлящей опасностью. Морской воздух неприятно забивал внутренности. — Будь проклят Второй предвестник, если бы не он, вы… — Не смей в таком тоне говорить о нем, — сурово отчитывает секретаря. — Следи за языком, иначе в один из дней лишишься его вовсе. Мы все должны быть благодарны ему. Если не то, чем он занимается, то народ Снежной замерз бы насмерть или умер от любой заразы, что по сей день распространяется из бездны. — Господин, прошу прощения, — тут же секретарь начинает извиняться. Панталоне кивает. Его взгляд устремлен вдаль, где виднеется плавная линия горизонта. В нем теплиться надежда, что обратно он вернется живым. Солнце покидало размытый видневшийся край, пуская по морю дороги, устланные золотом. От кормы корабля вальяжно разбегается вспененная вода. Ветер обдувает бледную кожу. Возвращение неминуемо.***
Странное возбуждение витало в Заполярном дворце, когда Панталоне смог переступить его порог. Едва ли сердце Снежной можно назвать спокойным и безмятежным, но в обычные дни здесь куда тише. Когда известие о неизвестной болезни дошло до позолоченных дверей обители Царицы, все не на шутку переполошились. С момента его прибытия наступил вечер, и с каждой уходящей минутой Панталоне ощущал нарастающую тревогу. К вечеру шум в Заполярном дворце исчез, как и терпение у Девятого предвестника. Он желал разобраться в том, что происходит. Ответы на вопросы мог дать один ему очень хорошо знакомый человек. Панталоне быстрым шагом направился в обитель Второго предвестника. Он резко остановился, когда осознал свое поведение. Надо же, беременность окончательно свела его с ума. Идет чуть ли не вприпрыжку к своему насильнику. Адаптация разума под насилие, или паразит смог спутать карты и повлиять на состояние? — Моя роза по мне соскучилась? — первое, что спросил Дотторе, стоило ему оказаться рядом. Ученый был увлечен какими-то записями, но когда Панталоне поспешно заявился к нему, то он непринужденно отложил их. Дотторе сидел, повернувшись корпусом к омеге, облокотившись на стул. За окном слышится лай сторожевых собак. Панталоне садится напротив, испытывая скованность в движениях. Он так старательно гнал от себя страх, ползший по коже, но, когда услышал спустя столько месяцев знакомый голос, чуть не сломался. — Что происходит? — Наразвлекался со своими ученицами? — задает встречный вопрос Дотторе. Панталоне никогда не переступал грани. Никогда. Даже когда хотелось позволить Ласточке… что-то большее. Даже когда самая близкая ученица нежно целовала его в шею и шептала слова благодарности. Со стороны Дотторе ужасно грубо говорить такое. — Конечно, — уверенно соглашается Панталоне. — Они могут дать мне все, в чем я нуждаюсь. Ответь на вопрос, и я пойду. — Смени тон, тогда и отвечу, — поучительно ответил он. Дотторе хотел прикоснуться к омеге. Его округлый живот, прекрасно виднеющийся через одежду, придавал ему очаровательный вид. Желал, но почему-то сдерживал себя. Мстил за побег. — Ублюдок, да пошел ты! — воскликнул Панталоне, поражаясь собственной смелости. Он легко вскочил и направился к двери. — Ты меня так незавуалировано оскорбляешь, что-то случилось? Панталоне опешил от такого заявления. — Что случилось?! Как ты смеешь у меня это спрашивать? Во всем виноват ты… — Ты солгал мне. Помнишь, я когда-то давно сказал, что если ты предашь меня ещё раз, то я расправлюсь с тобой. — Моя ложь? — нервно усмехается Девятый предвестник. — Это и есть предательство?! Во рту пересохло, его прошиб пот, а сердце стучало так, словно сейчас вырвется из груди. Из-за одной лжи он подверг его такому? Панталоне не мог отойти от потрясения. — Именно поэтому я не убил тебя, как обещал. Смягчающие обстоятельства. Лишь скрепил наш союз, — альфа резко улыбается подлой ухмылкой. — Брать тебя в течку очень приятно. — Ты вынудил меня! — срывающимся голос настаивает омега. Внутри от каждого мерзкого высказывания Второго предвестника что-то тревожно рушилось. — Вынудил? Вот твое рациональное объяснение происходящего? Я, честно, разочарован, но могу тебе простить. Хочется избавиться от Дотторе раз и навсегда. Страстное желание лишить альфу жизни не оставляло его ни на секунду. Убить… что-то запретное. Раздирающее чувство в груди не позволяло это сделать. Свершить заветное действие… невозможно. Он во власти природы. То, что осталось от его измученной природной сущности, запрещало ему поступать так опрометчиво. — Я тебя ненавижу, — ровно и жестко выдает Панталоне. Голос не дрогнул. Он не простил бы себе этого. С его губ это срывается не первый раз, но каждая новая попытка придавала словам большую силу. — Когда-нибудь ты научишься врать. Я верю в тебя, — мимо ушей пропустил его слова Дотторе. — А ты когда-нибудь перестанешь жить в мире своих глупых фантазий. Слышится звук отодвигающегося стула. Ученый замер, подперев стол. Панталоне делает шаг назад. Он не боится Дотторе. Просто рефлекторная реакция тела. — Да, я ненавижу тебя, — повторяет Панталоне, подняв голову и посмотрев прямо в алые глаза. — Ты издевался надо мной… — Каким образом? Разве я когда-то совершал над тобой безпричинные издевательства? — Ох, вот как ты заговорил. Сначала ты толкнул меня, и я неделями мучился от болей в руке. Потом ты и вовсе переломал мне пальцы на руке из-за одного маленького синяка! — Каюсь, погорячился. Но остальное лишь урок. Такой безразличный ответ окончательно взбесил омегу. — Урок?! И как много будет таких уроков? Вперед, сломай мне ещё что-то. Помимо руки у меня достаточно конечностей! — Возьму и сломаю! — не сдерживается альфа и рычит в ответ. Панталоне наградил его самым злобным взглядом. — Вперед, не медли! Давай, быс… — Панталоне резко согнулся, хватая воздух губами и придерживая живот одной из рук. Боль в низу живота пронзила необычайно сильно. — Сильно толкается? — Дотторе мгновенно оказался рядом и аккуратно придержал его за руку так, чтобы омега не упал, мучаясь от неожиданной боли. Панталоне молча кивает, пережидая, когда боль стихнет. Нежные поглаживания по руке успокаивали. — Темпераментный. Весь в тебя, — эти слова — манипуляция Дотторе. Ему нужно успеть до родов убедить омегу, что ребенок в его животе не какое-либо чудовище и имеет к нему отношение. — Тебе нельзя волноваться. — Обещаю. Когда-нибудь я тебя убью, — спокойно сказал Панталоне, неотрывно смотря на залитую алым светом стену напротив. — Буду ждать. Как ты? — Интересуешься моим состоянием? — нервный смешок срывается с губ Регратора. — На таком сроке омеги ищут тепла. Ты всегда сможешь найти его в моих объятиях, — дразнит ученый, нарушив какие-либо границы между ними. Такая близость смутила омегу, он за пару месяцев привык жить в одиночестве. — Одного раза мне было достаточно. Как видишь, без последствий не обходится. Панталоне бездумно смотрит куда-то вниз, тихо дыша. — Все? Выговорился, поговорим? — омега вздрагивает от прикосновения к животу. После тот оказывается в объятиях. Девятый предвестник сдается, лбом прислоняется к чужому плечу. И, честно, ему хочется позорно разрыдаться. Панталоне чувствует усталость. Страшную усталость, что проникла до самых костей. Морское путешествие обратно ужасно вымотало его. — Полегчало? Легче. Легче вдыхать знакомый запах и прятаться в объятиях, чем противостоять миру, что ненавидит его. Он видел их взгляды. Он знает, что ждет его здесь. Знает и продолжает по-детски убегать. — Да, — твердо и четко произнес омега. — Но, увы, это проблему не решит. — Прекрати искать в этом проблему, — просит Дотторе, сдерживая внутреннее раздражение. — Да, ты прав, это я во всем ищу проблему! — вырвался из объятий омега, секунду помолчал и затем насмешливо выдал. — Мне нужно ходить и радоваться… Дотторе поддался внезапному порыву, рывком притянул к себе. Он наклонился к самому уху, обдавая горячим дыханием мягкую кожу. Под воротом скрывается след, оставленный им, одна мысль об этом греет душу. Затем скользит губами вниз по изгибу шеи омеги. Панталоне, не успевший среагировать, на грани слышимости шепчет: — Прекрати. Дотторе отстранился и посмотрел прямо в аметистовые глаза. — Признай уже, что нам хорошо вместе. Зачем нам искать причины, когда последствия видны невооруженным взглядом, — Второй предвестник протягивает руку к лицу омеги, но тот резко отталкивает ее. В легких омеги не хватает воздуха, и в груди пылает пожар. Сердце пропускает удар и начинает колотиться быстрее, вбиваясь в ребра отчаянно и остервенело. — Хватит. Панталоне рукой брезгливо стирает след и быстро поправляет горловину. Он наконец-то уходит. Чувство легкости одолевает его, но признавать того, что это от близости, пусть и такой короткой, омега не желает. Просто спустил гнев, говорит он себе, но сам понимает, что это далеко не так.