Black Beauty — Lana Del Rey
Проспав до двух часов дня, Тэхён ещё около часа провалялся в кровати, включив телевизор и смотря свой любимый канал, где безостановочно крутили передачи про природу, историю, мировую культуру и искусство. Сегодня приятный закадровый голос рассказывал про художников-модернистов, а на экране радовали глаз яркие полотна именитых мастеров, полные узорами с растительными мотивами, декоративностью и плавными линиями. Тэхён, слушая рассказ о Густаве Климте и одном из его самых известных полотен «Портрет Адель», невольно вспомнил Минсо, который был настоящим поклонником данного художника. Настолько большим поклонником, что получив от Тэхёна в подарок шарф, чья золотистая узорчатая ткань сильно напоминала узоры на одном из произведений Климта, Минсо чуть ли не прыгал от радости. Это был сентябрь, одна из первых их годовщин, которых, к сожалению, много не случилось. Не досмотрев программу, Тэхён выключает телевизор ровно на том моменте, когда на экране появляется знаменитый «Поцелуй». Омега нехотя встаёт с кровати и вздрагивает, когда нагретые под одеялом ступни касаются холодного паркета. Мельком взглянув в окно, по которому барабанил сильный дождь, Тэхён направился в ванную. Увидев себя в отражении зеркала, омега поморщился. Выглядел он сейчас, по своему мнению, ужасно. Тэхён, взяв расческу, попытался привести свои пушистые волнистые волосы в порядок. Дэсу из-за них в шутку называл сына Токкэби, потому что у Тэхёна была книжка, где на обложке был изображён тот самый Токкэби в образе мальчика с торчащими во все стороны волосами. Маленькому Тэхёну данное сравнение не особо нравилось, всё же Токкэби – это нечистый дух. Тогда он и невзлюбил свои волосы, всё время пытаясь отрастить их до такой длины, чтобы можно было сделать хвостик, а иногда вовсе пряча их под капюшонами и шапками. Так бы, наверное, и продолжалось, пока благодаря всего одному доброму слову Тэхён избавился от своего комплекса. Это было прекрасное солнечное утро, когда они с Хосоком лениво валялись на мятых после бессонной ночи простынях. Альфа, гладя омегу по волосам, назвал его «воробушком». Вот так просто, но так трогательно… Тэхён тогда покраснел и полез обниматься. Через пару месяцев Хосок, не забывший про это милое прозвище, привёз супругу из поездки покрытую эмалью узорчатую шкатулку, на крышке которой сидел маленький золотой воробей. Тэхён такому милому подарку искренне обрадовался. Это были первые годы их брака. Тогда омеге казалось, что счастье наконец-то случилось и с ним… Тэхён печально улыбнулся, опустив взгляд. За окном с новой силой зашумел дождь. Сейчас шкатулка стоит в комнате Сэхёна, которому её отдал папа, заметивший то, как сильно она ему понравилась. Пятилетний омега, когда получил такой чудесный подарок, весь день светился от счастья и с важно-торжественным видом показывал всему персоналу особняка теперь уже свою шкатулку. Тэхён, тогда наблюдая за сыном, впервые за долгое время нашёл в себе силы искренне улыбнуться. Переодевшись в джинсы и чёрную водолазку, омега покидает гардеробную и направляется к лестнице, просматривая в телефоне пришедшее сообщение от Сонхи, папы Хосока. Тот ещё в десять утра отправил милое фото Сэхёна, который играл с дедушкиным котом. Тэхён не сдерживает улыбки и отправляет эмоджи умиления в ответ. Спустившись на первый этаж, Тэхён направился в малую столовую комнату, где ему обычно накрывали завтраки и обеды. Малая столовая представляла собой небольшое помещение, в центре которого стоял круглый стол с пятью стульями, напротив которого располагались пять панорамных окон, расположенных полукругом. Благодаря окнам из столовой открывался красивый вид на деревья сливы и вишни. В марте, когда данные деревья цветут, именно эта столовая является любимым местом в доме у Сэхёна, который любит приносить сюда художественные принадлежности и рисовать цветущие деревья. Особенно он радуется, когда к нему присоединяется папа, который, по авторитетному мнению Сэхёна, является очень талантливым художником. Но ещё больше он радуется, когда отец находит время в своём невыносимо забитом графике и тоже садится рисовать вместе с ним. Как-то раз они сидели за столом втроём, рисуя веточки цветущей вишни, и Тэхён, взглянувший на цветы, нарисованные супругом, очень удивился и подумал, что Сэхён унаследовал способности к рисованию, похоже, не только от него. Тэхён потом поинтересовался у супруга, где он научился рисовать. Хосок рассказал, что нигде он рисованию не учился, просто в школе, а потом в университете имел не очень хорошую привычку рисовать в пустой тетради, когда урок, пара или лекция оказывались крайне скучными. Тэхёна тогда осознание того, что между ним и альфой появилось ещё одно маленькое, но, несомненно, общее, неожиданно порадовало. Пообедав в одиночестве вкуснейшим картофельным гратеном, Тэхён, посчитав, что до приезда Хосока было ещё около трёх часов, подозвал к себе омегу из обслуживающего персонала и попросил отнести чемоданы на второй этаж. После, разобравшись со всеми вещами в компании двух омег-горничных, Тэхён, взглянув на часы, направился в сторону левого крыла дома, где находилась кухня. — Monsieur Kim! Content de te voir! Comment était le voyage? Comment aimez-vous Londres? — радостно приветствует и привычно осыпает Кима вопросами их повар Фабьен. Фабьен Карэль, француз пятидесяти лет, ранее работал в мишленовском ресторане, но вот уже как три года работает в их семье, постоянно говоря о том, как ему не хватало спокойствия, которое он обрёл на кухне этого особняка. А вот Тэхён, знающий, какую сумму Хосок платит Фабьену за работу, понимает, что спокойствие стоит точно не на первом месте в рейтинге плюсов работы на семью Чон Хосока. — Le voyage s'est bien passé. Je n'ai pas aimé Londres cette fois, — отвечает ему омега без акцента. Французский Тэхён учил ещё в университете, и учил, надо сказать, усердно, делая большие успехи, но после выпуска, к своему сожалению, язык он не практиковал. Не было желания или времени, а иногда и того, и другого. Но несколько лет назад на кухне их дома появился Фабьен, и омега решил постепенно вспоминать забытый навык, в чём француз ему с радостью помогал, общаясь с омегой исключительно на французском. — Pas étonnant, — тянет альфа с насмешкой. — Je n'aime pas Londres non plus! C'est une ville grise. Je suis désolé pour les Anglais. Comment les gens peuvent-ils profiter de la vie lorsqu'ils mangent un petit-déjeuner anglais? — спрашивает Фабьен у смеющегося омеги. После короткой беседы, повар показывает Киму, где после небольшой перестановки на кухне лежат нужные ему ингредиенты для его фирменного вишнёвого пирога, который омега решил приготовить, чтобы порадовать сына. Готовили они в комфортной тишине, и где-то через полчаса Фабьен, закончив с заготовкой мяса на завтра и уборкой своего рабочего места, которое альфа содержал всегда в идеальных порядке и чистоте, отправился на осмотр холодильников и кладовых. Тэхён же полностью погрузился в готовку, которая приносила ему некоторое душевное спокойствие. За это спокойствие Тэхён, наверное, и любил готовить этот пирог, ни разу не поручая эту работу профессиональному повару. А ещё за то, с каким довольным лицом уплетает вишнёвый пирог его сын. Забавно, но если Сэхён поймёт (а он точно поймёт), что пирог готовил не папа, то просто откажется его есть. Тэхён воспринимал это как высочайший комплимент. Пирог был готов в половину седьмого, а ровно в семь вечера Чунхи сообщил, что приехал «господин Чон». Тэхён, надев на себя удлинённый зелёный жакет в крупную клетку и взяв пирог, аккуратно упакованный в фольгу, направился на выход из особняка, в этот раз пройдя весь путь до машины через левое крыло здания, чтобы не попасть под всё ещё идущий дождь.***
В дверях пентхауса, расположенного в элитном жилом комплексе в районе Ёнсан-гу, пару встречает невысокий и худощавый омега лет семидесяти, одетый в светлый хлопковый костюм. — Ну наконец-то, а то мы вас уже заждались, — улыбается радостно Сонхи и обнимает зашедшего в квартиру сына, целуя того в щеку и гладя по волосам на затылке. — Хорошо добрались? По телевизору говорят, что в Лондоне сейчас сильные дожди и грозы, несколько рейсов отменили. — Перелёты отлично,— отвечает Хосок и отстраняется от папы. — Погода там была обычная для августа. Тэхён фыркает, косясь на мужа. — Будто ты там был. Не слушайте его, — говорит он обнимающему его Сонхи. — Хосок был со мной в Лондоне от силы полдня, а всё остальное время провёл в Бизилдоне. В Лондоне постоянно шёл ливень, но каким-то образом он прекращался к ночи, когда приезжал Хосок. И когда мы улетали, всё тоже было спокойно. Волшебство какое-то, не иначе. — Волшебство было в корпорации, по другому я объяснить не могу, как они всё ещё сохраняют такие темпы производства с такими управляющими. Один из них сказочный… — Хосок, — строго глядит на сына Сонхи. — …чудак, — с улыбкой добавляет альфа, знающий, что его папа, этот прекрасно воспитанный омега, не терпел в своём присутствии «крепких» выражений, даже если они были вполне безобидными. — Он был сказочным чудаком. С губ Тэхёна сорвался смешок. — Был? — удивлённо спрашивает папа у сына. — Такого рода чудаков я в бизнесе не приветствую, и ему вскоре придётся искать новое место работы, — отвечает ему с безразличной интонацией Хосок, а потом глядит на пустой коридор. — А где Сэхён? — Ловит кота и закрывает его в комнате. Бо сегодня носится как угорелый, — смеётся омега. — Не стоило. Я выпил противоаллергическое перед выходом, — Тэхён виновато улыбается. — Даже если так, то всё же не стоит держать его рядом. Пусть посидит у себя в комнате, там есть всё необходимое для его удобства и даже больше, так что не волнуйся, — успокаивает его омега, забирая пирог. — Твой вишнёвый, да? Пахнет просто чудесно! Тэхён благодарно улыбается и порывается что-то ответить, но в квартире раздается радостный возглас, и в коридор вбегает Сэхён, неловко скользящий носками по мраморному полу. — Аккуратно, — взволновано вздыхает Тэхён, когда его сын чуть не падает на пол. Добежав до родителей, семилетний омега разом крепко их обнимает, заставляя тем самым неловко встать плотнее друг к другу. — Я соскучился, — глухо слышится голос мальчика, спрятавшего лицо в отцовский пиджак. — Птенчик, мы тоже очень рады тебя видеть, — ласково говорит Хосок, гладя сына по пушистым волосам. — Но не бегай так больше, это небезопасно. — Хорошо, — ребёнок поднимает голову и широко улыбается удивлённым родителям. — У меня ещё один зуб выпал! — Когда? — кончики губ Тэхёна расстроенно опустились вниз. — Вчера вечером. Я яблоко ел, и он выпал! — Положил зуб под подушку? — с улыбкой интересуется альфа. — Зачем? Тебя же нет, а значит, и денег там не будет, — Сэхён пожимает плечами, а Тэхён и Сонхи не сдерживают смеха. — Но это был не я, это зубная фея, — наигранно удивлённо возражает ему отец. — Ага! Тогда почему от этой феи всегда пахнет твоими духами? — спрашивает с укором маленький омега, тыча пальцем отцу в грудь. — Я не маленький, и меня таким уже не проведёшь! Теперь и Хосок начинает смеяться. Его взгляд, обычно задумчивый и холодный, сейчас полон любви и обожания, из-за улыбки морщинки в уголках его глаз стали заметнее, а те хмурые, что ранее виднелись на лбу и меж бровей, разгладились. Хосок всегда, с первого дня называет сына своими счастьем и радостью, относится к нему как к своей самой большой драгоценности и, несмотря на свой невероятно забитый график, всегда старается уделить Сэхёну как можно больше внимания, чем безгранично радует и Тэхёна. Лучшего отца своему ребенку омега не мог и желать. Когда семья ужинает, Сэхён, как только доел свой любимый пирог, убегает в сторону своей спальни, попросив родителей подождать. Через пару минут маленький омега с важным видом приносит рисунки, которые нарисовал за те дни, что провёл с дедушкой. — Это Бо, — маленькая ручка показывает на рисунок с изображением рыжего кота. Хосок и Тэхён, сидящие по обе стороны от сына, внимательно его слушают. — А это тоже Бо, но уже спит. — Очень красиво, — Тэхён гладит сына по отросшим волосам, чьи волнистые кончики уже касались щек. — Зайка, тебе надо подстричься… — Ну-у, — Сэхён мотает головой. — Не хочу! Хочу как ты ходить! — Но у тебя волосы уже длиннее моих, — ласково говорит ему Тэхён, убирая тёмные пряди за уши, формой сильно напоминавшие отцовские. — Ещё немного похожу так, а потом сделаю стрижку как у тебя, — интонацией, не терпящей возражений, говорит Сэхён и показывает следующий рисунок. — А это пейзаж! Это жирафы и слоны со слонятами! Слонята такие милые, я про них передачу смотрел! А это цветочки… ой, какие-то они не очень красивые. Я перерисую! — Всё очень красиво, — искренне говорит ему отец. — Ты у нас самый талантливый. — Нет, я же вижу, — Сэхён откладывает неполучившийся по его мнению рисунок в сторону и достает другой, где были изображены его «рыбки». — Это я рисовал Карамельку, а это Пузырик. — А у Пузырика разве было чёрное пятнышко на бочке? — спрашивает альфа, рассматривая рисунок. — Он же белый с оранжевыми пятнышками… — Нет! Ты всё путаешь, — Сэхён обращает на отца строгий взгляд. — Пузырик с черным пятнышком, а пятнышка нет у Немо! Так, а это тогда кто? — Сэхён показывает пальцем на полностью оранжевого карпа и выжидающе смотрит на отца. Хосоку в этот момент кажется, что сейчас проходит главный экзамен в его жизни. Даже тот в университете, которого с особым страхом ждали все его одногруппники, теперь кажется легчайшим испытанием. Сэхёна расстраивать не то, что не хочется, а совершенно нельзя. Тем более, когда дело касается его обожаемых «рыбок». — Это, — альфа вздыхает, всматриваясь в красивое и аккуратное, особенно для такого юного художника, изображение рыбы, и пытаясь вспомнить, как зовут именно её. Через несколько напряженных секунд старший Чон всё же отвечает, вернее, даже спрашивает: — Это Персик? — На этот раз тебе повезло, — выносит свой вердикт Сэхён, откладывая рисунок в сторону. Тэхён, наблюдающий за этой небольшой «проверкой», не сдерживает смеха, а с ним и Сонхи, сидящий напротив. — А что вы смеетесь? Вы вообще рыбок не знаете, — чуть дуется Сэхён, складывая рисунки. — А отец почти половину выучил! Ещё год, и будет Капельку от Ленни отличать! Сэхён, забрав свои рисунки и сообщив, что он идёт играть с Бо, покидает небольшую уютную кухню, оставляя взрослых одних. — Сэхён так чудесно рисует, — улыбается Сонхи, поправляя тёплый плед на плечах. — Мой домработник от его рисунков в восторге. Сэхён настоящий талант! — Только сам Сэхён так не думает и к себе излишне строг, — Тэхён вздыхает, убирая пылинки с рукава чёрной кофты. — Кого-то мне это напоминает, — старший омега косится на своего сына. — И не говорите, — соглашается с ним Тэхён, ловя смешок кулаком. — Сэхён весь в своего отца. Маленький командир. — Это точно, — смеётся Сонхи. — Один раз пришёл за ним в офис к Хосоку, а Сэхён-и сидел за его столом и игрался в директора. Маленький совсем был, а уже такой серьёзный. Наследник растёт. — Сэхён хочет стать зоологом, — сообщает Хосок, и на лице его папы радость сменяется удивлением. — Зоологом? Когда это он захотел? — слегка расстроенно спрашивает Тэхён. — Он же хотел художником стать… — Он недавно рассказывал мне про документальный фильм, что-то про природу Африки. Фильм ему очень понравился, и теперь он хочет стать зоологом. А что вы так смотрите? Он любит животных, он их и рисует чаще всего, а ещё ему нравится ходить по зоологическим музеям, так что это желание совершенно не удивительно. — Просто это так… неожиданно, — дёрнув бровями, говорит Сонхи и тянется за бокалом. — А бизнес? Твой отец бы не захотел, чтобы дело всей его жизни попало в руки третьему лицу… — Пока рано об этом говорить, но не думаю, что такая работа подойдет нашему маленькому омеге. Так что пусть будет зоологом, художником или кем он там захочет, не важно. Я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив, а кресло директора счастья ему точно не принесёт. — А если всё же захочет наследовать компанию в будущем? Вдруг, ему это понравится, — интересуется у альфы супруг. — Не позволишь? — Не думаю, что это случится. Он, мягко говоря, не в восторге от моей работы… Но если уж захочет, то я подумаю, — туманно отвечает альфа. — Но, повторюсь, пока рано об этом думать. У нас ещё всё впереди. Всё впереди… Тэхён задумчиво опускает взгляд.***
После горячей ванны тело будто потяжелело раза в два, а потому Тэхён с трудом доходит до кровати, на которой уже лежал его супруг, читавший что-то в телефоне. Забравшись на кровать, Ким пододвигается поближе к альфе и убирает влажную челку с его лба, с недовольством на него смотря. — Опять хмуришься? Перестань, — большой палец омеги, приятно пахнущий кремом, проводит по морщинке меж бровей альфы. — Не хочу спать со сморчком. — Мне пятый десяток, милый, — отвечают ему на выдохе. — Ты уже с ним спишь. Тэхён фыркает, ложась под одеяло. Хлопок простыней приятно холодил разгорячённую кожу. — Выключи свет и давай спать, — омега зевает, закрывая глаза. — В прямом смысле этого слова, я устал. Со стороны Хосока слышится тихая усмешка. — Милый. — М-м, — сонно откликается Тэхён. — Нас пригласили на открытие выставки в галерее в Инсадоне. На вечер пятницы ничего не планируй, — ставит перед фактом, как и всегда. Омегу эта его черта раньше раздражала, но сейчас… ко всему действительно можно привыкнуть. И Тэхён, открыв глаза, молчит. Идти туда, где будет куча людей из окружения Хосока, которое Тэхён не особо и жаловал, не хотелось. К тому же людные места вообще, не обязательно забитые снобами и другими не очень приятными личностями, коими кишит окружение Чона, омега в последние годы не любил. Да и просто не хотелось идти. Зачем конкретная причина? Просто не хочется, имеет же он право не хотеть? — Открытие будет в шесть вечера, заеду за тобой где-то в в половину, — и снова перед фактом. Значит, не имеет право… — Что за выставка? — омега спрашивает без особого энтузиазма. А откуда ему взяться? Но идти всё равно придётся, это же Чон Хосок, а с ним спорить… нет, не выйдет. — Там будут выставляться молодые художники. Собранные средства, как и всегда на такого рода мероприятиях, идут на благотворительность в проверенные фонды, так что дело хорошее. — Понятно, — вздыхает омега. — Мне обязательно идти? — попытка не пытка… — Конечно, нас пригласили вдвоём. Будет странно, если я заявлюсь туда один, да и ты уже давно не выходил в свет, — Хосок откладывает телефон на прикроватную тумбу и поворачивается к супругу. — Это же художественная выставка, тебе должно понравиться. Всегда нравилось. Тэхён издаёт неопределённый звук то ли безразличия, то ли раздражения. Хосок хмурится ещё сильнее. — Почему такая реакция? Я же не веду тебя на встречу с инвесторами, моими знакомыми или другими не особо интересными тебе людьми. — Я просто устал и хочу спать, — сонно отвечает омега, с плохо скрываемым недовольством на лице. — Выключи свет, пожалуйста. Хосок выполняет просьбу, дотянувшись до ночника, и когда комната погружается во мрак, Тэхён чувствует длинные пальцы супруга в своих волосах. Хосок, обычно не особо тактильный, любил гладить и перебирать его волосы. Тэхён же против совершенно не был, даже наоборот, ему это нравилось и всегда помогало быстрее заснуть. — …воробушек, — сквозь накрывающий плотной пеленой сон, Тэхён расслышал только конец предложения, сказанного Хосоком. Интересно, а что было в начале?***
Собраться в галерею оказалось для Тэхёна нелёгким заданием. Вся одежда, которую он на себя примерял, казалась ему или не подходящей для такого рода досуга, или не подходящей ему самому по фигуре, фасоном или цветом… И о чём он думал, когда всё это покупал? Омега измученно вздыхает, смотря на кучу вещей, лежащую на диване в гардеробной, и мысленно извиняется перед омегой-горничным за этот бардак. Подумав ещё с минуту, Тэхён направляется к шкафу, где на вешалках в чехлах висели его брючные костюмы. Среди них был тот, который он купил совсем недавно благодаря своему другу, который на покупке буквально настаивал. Тэхён достаёт из чехла тёмно-синий костюм свободного кроя в стиле семидесятых. Суджин, тот самый настойчивый друг, сказал, что Тэхён выглядит в нём «шикарно», и омега решил другу довериться. Шикарным, конечно, Ким себя точно не считал, но если Суджин так говорил, то вещь действительно смотрелась на нём неплохо. Надев на себя костюм, под который омега решил надеть простую белую футболку, и завершив образ лёгким макияжем и двумя золотыми подвесками, он, ещё раз посмотрев на себя в зеркало, покидает гардеробную. Не успев сделать и несколько шагов по просторному светлому коридору, Тэхён удивляется, услышав недовольный тон Сэхёна, звучащий с первого этажа. Спускаясь по лестнице, омега видит супруга, который что-то объясняет сыну, держа того за руку. Тэхён, продолжая спускаться, прислушивается к их разговору: — Птенчик, я приеду в середине сентября и мы обязательно сходим посмотреть на твоих динозавров, — говорит ласково альфа. — Но тогда выставки уже не будет! Сэхён хмурит брови и поджимает губы от досады, в его больших тёмно-карих глазах начинают блестеть слёзы обиды. — Давай ты с дедушкой сходишь, или с папой, а мы с тобой потом сходим на что-то другое… — Но я с тобой хочу! И на эту выставку хочу, а не на что-то другое! — Сэхён-и, радость моя, я не смогу. Прости меня пожалуйста. — Ты всегда так говоришь! — Сэхён выдёргивает свою руку из ладони отца. — Ты всегда не можешь! — Сэхён… — Я с тобой не разговариваю! Ребёнок убегает вверх по лестнице, пробежав мимо печально смотрящего на него папы. — Сэхён, подожди, — Хосок намеревается пойти вслед за сыном, но его останавливает голос Сонхи, который приехал, чтобы посидеть с внуком: — Хосок, постой! Идите с Тэхёном, а я поговорю с ним. Всё равно он сейчас закроется в комнате и никого не пустит, ты же знаешь. Когда приедете, то поговорите нормально. Сэхён к тому времени уже успокоится. Хосок вздыхает тяжело и трёт переносицу пальцами, прикрыв глаза. — Твой папа прав, — Тэхён ободряюще улыбается альфе. — Не волнуйся, Сэхён не будет долго на тебя обижаться. Он тебя очень любит.***
Ходить по выставке, где среди прочих выставленных произведений живописи были и твои собственные работы, было волнительно. Особенно для такого молодого и неопытного в таких делах художника, как Пак Чимин. Неопытного в делах выставок, имеется ввиду. Это была всего третья выставка омеги, не считая тех, что проходят в его академии два раза в год аккурат после сессий. И если в академии, проходя мимо своих работ, омега чувствовал лишь облегчение от сданных экзаменов, то здесь эмоций было море. Яркое, бурлящее море разных эмоций. Вот он, когда страх неизвестности начал потихоньку отпускать, чувствует невероятное волнение, когда видный журналист подходит к его картине и начинает обсуждать её со своим коллегой. На смену волнению приходит радость, и улыбка не сходит с лица – известный искусствовед, преподающий у них в академии, этот строгий и требовательный альфа, хвалит Пака и говорит, что у него большое будущее. Когда на телефон приходит сообщение от дедушки, который пишет слова поддержки, используя кучу эмоджи сердец и цветов, Чимин, вставший за углом в тени скульптуры, умиляется, отправляя дедушке сердечко в ответ, а после, написав другу, что у него всё «окей», убирает телефон в карман, поднимает взгляд и… Тёмные, невероятной красоты глаза скользнули по нему мимолётно и печально, а потом устремили свой взор вниз. …замирает. Чимин провожает зачарованным взглядом высокую фигуру незнакомого омеги, за которым тянулся изысканный шлейф сладкого, ни на что не похожего аромата.