Анна Ахматова
«Все люди хотят жить долго, но никто не хочет быть старым» – Тэхён не знает, процитировал ли тогда папа Джонатана Свифта, или сам пришёл к этой мысли, но эти слова папы он запомнил. Они тогда сидели в гостиной, папа в зелёной гелевой маске на лице, Тэхён с пачкой сока в руке, а в телевизоре – новостной репортаж о набирающих популярность пластических операциях по подтяжке кожи лица. Тэхён тогда, будучи шестилетним ребёнком, не понял, зачем люди идут к страшным докторам, когда ничего не болит, даже после ёмкого объяснения папы не понял, но сейчас, будучи тридцатитрёхлетним омегой, хорошо понимает. Тэхён смотрит в зеркало, ища на своём румяном после горячего душа лице признаки старения. Он осматривает лоб и глаза первыми: у Хосока именно в этих местах морщины заметнее всего. И да, морщины ему, Хосоку, действительно идут. Придают его острым чертам лица некого лоска и особой привлекательности, которая бывает лишь у красиво стареющих альф, в число которых и посчастливилось попасть Чону. Но Тэхён не альфа, он омега, которому папа с поучительной интонацией напоминал, что «альфы, они как вазы: чем старее, тем ценнее. А омеги – цветы. Чем свежее омега выглядит, тем он красивее. Никто не захочет держать у себя дома пыльные, крошащиеся от старости, тусклые бутоны, когда на каждому углу свежие и яркие, ещё и в красивой упаковке, если доплатить». Взяв в руку бутылёк из тёмного стекла, Ким пипеткой начинает наносить на лицо сыворотку. Увлажняет, освежает и делает кожу упругой. То, что надо. Он не хочет иссохнуть и запылиться, пока вокруг есть свежие и яркие… Свежий, яркий, с красивой улыбкой на пухлых губах и блестящими юностью глазами. Еще и в красивой упаковке, за которую, возможно, уже доплачено. Тёмная бутылочка с громким стуком опускается на мрамор длинной раковины. Тэхён хмурит брови и сжимает губы в тонкую полоску. Его вновь начинают наполнять обида, страх и злость. Да, он не знает точно, всё это лишь предположения, подпитанные рассуждениями Суджина, которого в своё время самого очень больно и некрасиво выбросили из жизни, но, чёрт возьми, что Тэхёну ещё думать?! Его Хосок, который даже просто по-дружески никогда не общался с Хваном, с которым знаком больше десяти лет и которого просто обнять считает чем-то неуместным, общается с молодым красивым омегой, любезничает с ним, ещё и всячески помогает! Это выглядит так, будто тот омега действительно ему небезразличен. Будто между ними есть что-то особенное, невидимое остальным. Тэхён прикладывает ладони к лицу. В груди противно заскреблось старое, давно забытое чувство ревностной обиды. Неужели Хосок снова так с ним поступит? За стеклянными стенками в другом конце комнаты шумят упругие струи воды. Нельзя дать слабину и зареветь, ведь альфа может выйти в любой момент и начать расспрашивать о причине его слёз. Омега делает глубокий вдох, затем быстрый выдох и расслабляет лицо, вспоминая, что папа и хмуриться ему не рекомендовал. А в последние годы так и вообще порицал. Ему ведь не о чём хмуриться, не о чём грустить, он всё себе напридумывал… Да и от излишне активной мимики появляются морщины, это надо помнить. Он ведь омега, которого в любой момент могут променять на кого помоложе. Если, конечно, уже не променяли… «Все люди хотят жить долго, но никто не хочет быть старым». Неправда. Тэхён не хочет, не боится смерти, не боится стать старым. Единственное, чего он действительно боится – стать ненужным, брошенным и забытым, совсем как засохшие цветы, выброшенные в урну, или больная птица, отбившаяся от стаи. Следующая баночка крема для шеи и плеч. После ещё раз лицо, на этот раз крем из голубой баночки. Антивозрастной, косметолог очень рекомендовал. Перед тем, как нанести крем на себя, омега ещё раз всматривается в своё отражение. Он не понимает, изменился ли он с двадцати пяти, или нет, а спросить некого – все же скажут, что он отлично выглядит. Не из-за доброты, так из-за вежливости. — Почти закончился, — недовольно шепчет и цокает языком, соскребая пальцем остатки крема. Надо съездить за новым, хотя проще заказать. Да, так и сделает. — Кто закончился? — Крем. В ответ звучит многозначительное мычание, следом: — Мне перевести тебе денег на новый? — Ты мне каждый месяц кидаешь на счёт столько, сколько я не успеваю тратить. У меня есть. — Хорошо. И правда, хорошо, что Хосок не раздражается или смеётся над его огромным количеством разных косметических средств, как это делал его отец, когда он приезжал к ним семь лет назад. «Мажете себе на лицо эти крема тоннами, мажете, а краше не становитесь» – смеялся тогда Дэсу, а Тэхён, отдав маленького сына няне или Хосоку, запирался в ванной и рыдал. Мало того, что беременность и роды оставили на его теле растяжки, шрамы и лишние килограммы, так теперь над ним насмехался родной отец! А ведь Тэхён ужасно комплексовал по поводу того, что спустя три месяца после рождения сына, кожа его лица оставалась сухой и раздражённой. Кожу, конечно, вскоре удалось привести в порядок, а вот самооценку – нет. И Тэхёну действительно жаль Ли Джису, одного из своих знакомых, муж которого хоть и является успешным бизнесменом и довольно таки просветлённым человеком, но в то же время относился к тем альфам, которые стыдят омег за то, что они хотят соответствовать стандартам красоты, придуманным самими альфами, или за их увлечения, которые кажутся альфам глупыми и легкомысленными. Муж Джису вот открыто высмеивал его увлечение макияжем и йогой. Более того, он запрещал ему краситься, когда они выходили в свет. А теперь он ещё и изменил бедному Джису! Какая мерзость! Тэхён искренне надеется, что Ли побыстрее разведётся с этим мудаком! — Не буди завтра Сэхёна меня провожать, — просит Хосок, отвлекая омегу от раздумий. — Не хочу, чтобы он плакал. — Он в любом случае расплачется, — Ким безрадостно вздыхает. — А если не проводит, то у него скорее всего будет истерика. Так что лучше ему всё же тебя проводить. Альфа молчит долгую минуту, и его супруг решает спросить: — Во сколько у тебя вылет? — В девять. Из дома уеду где-то в семь. — Понятно. Омега, нанеся на лицо крем, кидает в урну пустую баночку и достаёт следующий, на этот раз для области вокруг глаз. Через пару минут в зеркале наконец показывается Хосок, и омега поднимает на него свой взгляд. У Хосока очень красивая фигура, это было невозможно отрицать. Мощные спина и плечи, мышцы которых красиво перекатываются, когда Чон зачёсывает влажные волосы назад. У него есть ямочки на пояснице и крепкие ягодицы, обтянутые белым полотенцем. В его теле чувствовалась сила, но в то же время оно не было лишено изящества. Даже в первые месяцы брака, когда Чон раздражал одним своим присутствием, Ким на него засматривался. Возможно, в нём проявлялся нереализовавшийся художник, желавший запечатлеть на холсте его притягательную фигуру, а, может, и самый обычный человек, ведь все мы любим красивое и красивых. — Что ты там подглядываешь? — с усмешкой в голосе спрашивает Хосок, отвлекая от размышлений. Взгляд устремляется обратно на своё отражение, и пальцы принимаются размазывать крем под глазами, который был уже давно размазан. Кажется, омега слегка покраснел. Или это всё ещё не сошедший после душа румянец? — Надень халат, и не буду, — Тэхён фыркает, выдавливая на ладонь крем для рук. — И вообще, имею полное право! Хосок хрипловато смеётся. Тэхён снова смотрит украдкой на чужую спину, плечи, медовую кожу… И хмурится, когда воображение не по его воле рисует на альфе чужие руки. Миниатюрные кисти рук с множеством колец на пальцах. Тэхён, лихорадочными движениями убирая косметические средства на их прежние места, раздражённо сжимает губы в тонкую линию и сводит брови на переносице. Этот художник… Пак Чимин, снова занял его мысли. И почему это имя даже про себя настолько тяжело произнести? Омега пальцами ерошит свои влажные волосы, от чего они сильно пушатся, вызывая ещё большее недовольство у своего обладателя. Угораздило же ему родиться с этим гнездом на голове! Да и зачем он их лишний раз распушил? Это всё нервы. Так всегда, когда Тэхён нервничает, надо чем-то занять руки, а не то… — Какой милый воробушек живёт у меня в доме, — слышится за спиной, когда сильные руки обнимают его за талию. — Ты так вкусно пахнешь… — Конечно вкусно, — фыркает. — Я же помылся. Гель с запахом зелёного чая, мой любимый. — Ты всегда вкусно пахнешь, — целует в шею. — Что-то случилось? — С чего ты взял? — Ты хмуришься и дуешься, — целует за ухом, носом зарываясь во влажные волосы. — Я же вижу, когда мой воробушек куксится. Тэхён закрывает глаза и молчит. Хосок, покрывая его шею поцелуями, рукой пробирается под халат и начинает гладить обнажённую кожу его бедра. Но в голове омеги нет отклика на ласку, есть лишь назойливая и шумящая куча мыслей, крутившаяся вокруг Хосока и… Чимина. Боже… Рука медленно продвигается к паху, а губы целуют оголившееся плечо. Когда Хосок успел развязать его халат? Совсем не заметил. А если всё это правда? Вдруг Хосок снова… Вдруг у него снова появился тот, к кому он сорвётся в любой конец мира, в любое время? Тот, ради кого он может снова оставить Тэхёна? Снова заставить его почувствовать себя одиноким и ненужным. Альфа что-то шепчет ему на ухо, начиная левой рукой гладить его грудь, а правой невесомо проводит пальцами по низу живота и паху. Дразнит. Ноги Кима инстинктивно прижимаются друг к другу. Это обидно до боли. Всё это так обидно! Омеге хочется разреветься. Убежать в свою комнату, закрыться и разреветься. Хочется просто… В тишине ванной комнаты слышится всхлип. — Тэхён? — звучит несколько удивлённо, может показаться, что даже обеспокоенно. — Ничего, просто, — он трёт глаза, не давая слезам покатиться по щекам, и поворачивается лицом к мужу. — Просто… Хосок молча прижимает к себе, Тэхён утыкается в его шею, крепко обняв за обнажённый торс. Вдыхая тепло его кожи, омега чувствует, как в горле разрастается ком и снова всхлипывает, пряча слёзы в чужой шее. Что такое любовь? Что такое ненависть? А счастье? Грусть? Обида и злость? Доверие? А его противоположность? Тэхён может ответить на каждый из этих вопросов. Может не ответить ни на один. Смотря в какой момент жизни и о чём вы его спросите. И так, наверное, у многих. Но если говорить о Тэхёне в данный момент, если спросить его об этих чувствах, о Хосоке, и том омеге, который не выходит у него из головы, то он не сможет дать вам внятного ответа. Любит ли он Хосока? …можно оставить без ответа? Испытывает ли он к нему ненависть? Нет, совершенно нет. А к тому художнику? А за что? За догадки? Нет, нет… Ненависть – слишком сильное чувство, чтобы вот так им разбрасываться на незнакомцев. Счастлив ли он с Хосоком? Вероятно да, иначе почему его переполняют чувства в те моменты, когда он лишь допускает мысль о расставании с ним? И да, Тэхён ответит, что счастлив. А ещё Тэхён определённо грустит… Но это уже давно. Глубоко, сложно и… неизлечимо? Обида, злость? Однозначно да. На Хосока и то, и то, а сверху ещё и страх. Художник? Тот милый омега? Скорее раздражение. Доверие? Очень хрупкое. Хосоку можно доверять во всех вопросах, кроме вопроса любви. В любви у Тэхёна и Хосока вообще наличие несовпадения. — Воробушек, — шёпот Хосока интимно щекочет ухо. Тэхён ёжится в его объятиях. — Расскажи мне, что случилось. Тэхён, нехотя и неуверенно отпрянув от него, не переставая держаться за него, смотрит на мужа своими блестящими от слёз глазами. Со слипшимися ресницами и дрожащими зрачками. Большими и напуганными. Уставшими. Печальными карими глазами. Его ранимый и беззащитный воробушек. — Я не хочу, чтобы ты оставлял меня. Это действительно так. Наверное, из-за этого откровение и даётся так легко. — Тэхён, — на выдохе, смотря прямо в глаза. Он берёт его лицо в свои ладони и гладит скулы большими пальцами. Вытирает слёзы, успокаивает. А Тэхён в этот момент так смотрит на него… С мольбой и щемящей грустью. Настолько красивый, настолько израненный. Уязвимый и нежный. Его грустный воробушек. — Пожалуйста, — просит и отчаянно целует, обняв за шею и повиснув на нём безвольной куклой. — Не оставляй меня. — Никогда, — клятвенно звучит в ответ. Клятва? Она – пустые слова, если когда-то её уже нарушили. И рана на сердце Тэхёна всё ещё не зажила. — Никогда, — повторяет Хосок, будто желая придать большего веса своему обещанию. И Тэхёну хочется верить. Хосок, оторвавшись от желанных губ, начинает остервенело покрывать лицо супруга поцелуями. Тэхён, приоткрыв губы и закрыв глаза, неровно дышит, руками крепко держась за его запястья. Так крепко, будто отпустить сейчас равно падению в пропасть. Когда альфа подхватывает его под колени и несёт в душ, где заниматься сексом ему совсем неудобно, он не против. Тэхён обхватывает сильный торс ногами, руками обнимает за шею и лицом зарывается в плечо. Сейчас ему хочется прижаться настолько близко, насколько это вообще возможно, сдавить в объятиях до боли и целовать так, чтобы свело скулы… И ему буквально необходимо, чтобы всё тоже самое с ним делали в ответ. Хосок, поставив его на мокрый каменный пол большой душевой, одним рывком срывает с него халат, вновь поднимает на руки и прижимает своим телом к холодной стене. Когда омеге вгрызаются в шею жадным поцелуем, он охает от неожиданности и лёгкого испуга. Его рука неуклюже задевает ручку смесителя, и на них тропическим ливнем обрушивается холодная вода. Хосок, прижимая задрожавшее тело к себе и не прекращая его целовать, губами поднимаясь к подбородку, наощупь настраивает комфортную температуру воды. Что-то среднее, между «кипятком», который любит Ким, и его комфортной температурой, которую омега называет «невыносимо ледяной». В Тэхёна проникают сразу два пальца, заставляя протяжно и тихо стонать, начав тереться о твёрдый пресс альфы пахом. С третьим, который быстро проверяет его готовность, омега жарко дышит мужу в ухо и тот, не имея более сил держаться, вынимает пальцы и, обхватив крепко вставший член, направляет его во влажный горячий вход. И Тэхён, сжав челюсти, шипит и сильно жмурит веки. Пальцы на его ногах поджимаются, а руки ногтями впиваются в чужие широкие плечи. С Хосоком в начале всегда так, главное немного потерпеть и вдохнуть поглубже, не обращая внимания на неприятное жжение и чувство чрезмерной заполненности, которые обычно быстро проходят, уступая место удовольствию. Вскоре Хосок, поцеловав его в подбородок, начинает медленно двигать бёдрами, постепенно наращивая темп. Тэхён, сдавленно постанывая с каждым движением, подбрасывающим его вверх, целует альфу в губы. Глубоко и развязно, до неприличия жадно. Хотелось вдоволь насытиться теплом его тела, прижаться с такой силой, чтобы ощущение его кожи на своей не сходило ещё несколько дней, и сжать её пальцами до бордовых отметин. Близость с мужем служила омеге не только механизмом получения удовольствия физического, но и дарила чувство, что он кому-то нужен. До того необходим, что его вот так вот сжимают в объятиях, вот так вот целуют, и вот так вот смотрят. Ненасытно и вожделенно. Тэхёну до безумия это нравилось. Тяжело дышащий и запрокинувший голову назад омега, подставляя лицо под брызги воды, чьи упругие струи разбивались о спину альфы, пальцами вцепляется в его густые волосы, чувствуя жадные язык и губы на своей шее. Длинные пальцы скользят вниз по бёдрам и больно раздвигают ягодицы, сжав их до покраснения, шум воды на несколько секунд перебивает громкий вскрик, переходящий в протяжный стон. Боль и удовольствие смешиваются воедино, даря омеге ни с чем несравнимое удовольствие. Наградой для Хосока служат новые царапины на плечах и спине, а также грубоватый поцелуй, в котором с глухим стуком столкнулись их зубы, и языки сплелись в непристойном танце. — Не могу без тебя, — почти сокровенно Тэхёну на ухо. Омега поворачивает голову и взгляды их встречаются. Несколько бесконечно долгих секунд они смотрят друг другу в глаза. Тэхён, через приоткрытые губы которого лились мелодичные стоны, смотрел так умоляюще о чём-то очень важном и личном, что Хосок, этим взглядом выбитый из реальности на мгновение, не сразу нашелся с ответом. Лишь после ещё одного поцелуя он прижался своим лбом к его, и сокровенно прошептал то, что побудило омегу потянуться к его высокой скуле и оставить на ней поцелуй… …благодарности или взаимности? На последних толчках Ким стонал ему в губы, пока Чон больно сжимал его бёдра, остервенело втрахивая в холодную каменную стену. Вероятно, у омеги будет до покраснения натёрта спина, и синяки пятнами покроют кожу, но сейчас им двоим совершенно плевать. Лишь бы насытиться друг другом, прижаться так, чтобы заболела кожа, заныли мышцы, рёбра, не хватало воздуха, и так, чтобы глаза в глаза, ведя немой диалог чувств, танец страсти, поиск любви… поиск хоть чего-то, главное, искреннего. Заломленные брови и громкий стон, за который Тэхёну будет стыдно, и ещё один, ещё… Внутри почувствовалось и стекло вниз по мокрым бёдрам вязкое тепло, что возбудило омегу ещё сильнее, выбив из груди неровную очередь сдавленных «да». На последних толчках Тэхён вновь потянулся за поцелуем, который незамедлительно получил, и в тот же миг сам излился на живот мужа. Поставив омегу на трясущиеся ноги, но не переставая его, совершенно выбившегося из сил, придерживать, альфа тянется к его лбу, желая убрать налипшие пряди. — Тебе не холодно? Тэхён, в отличии от альфы, чья физическая подготовка была в разы лучше, всё ещё не восстановил дыхание, а потому лишь молча качает головой в знак отрицания, и обнимает мужа, щекой прижавшись к длинному шраму на его левой ключице. Хосок, поцеловав его в лоб, обнимает в ответ и закрывает глаза, слушая расслабляющий шум воды.***
Утром Чон, одетый в светло-оливковый костюм и пахнущий свежестью и хвоей, будит мужа поцелуями. Тэхён, с трудом разомкнув веки, накидывает на себя пижаму, до которой вчера так и не добрался, и, надев поверх тёплый халат, с вышитыми на нём ирисами, идёт в противоположную сторону коридора, где расположилась уютная детская. Зайдя в комнату и увидев Сэхёна, который спал в обнимку со своим плюшевым зайцем, Тэхён растягивает губы в улыбке и тихо подходит к большой кровати. — Зайка, — его рука осторожно касается плеча сына и начинает гладить. — Отец уезжает, если хочешь его проводить, то надо вставать. Маленький омега сперва недовольно мычит, хмуря бровки, а потом, причмокивая губами, приоткрывает один глаз. — Маленький, отец уезжает в аэропорт, если хочешь его проводить… — Да, сейчас, сейчас, — Сэхён трёт глазки и зевает, неуклюже вставая с кровати. Тэхён, взяв его за руку, ждёт, пока ребёнок окончательно проснётся и сможет нормально идти, не грозясь упасть на ходу. Но Сэхён не собирается медлить. Он сонно проговаривает: — Пойдём, — и тянет родителя к выходу из комнаты, по пути хватая со стола какой-то маленький конвертик, и ускоряет по сонному неуклюжий шаг. Когда они спускаются на первый этаж, Хосок стоит у выхода во двор и что-то печатает в телефоне. Завидев сына, альфа тепло улыбается, убирая телефон в карман пиджака. — Доброе утро, — он нежно гладит прижавшегося к нему сына по голове. — Не доброе, — интонация ребёнка ворчливая и расстроенная. — Останься! — Я бы очень хотел, но не могу. — Почему так всегда? Маленький омега начинает хныкать, и отец присаживается перед ним на корточки, вытирая слёзы большим пальцем. Лицо альфы вмиг стало беспокойным и печальным. — Ну что ты, птенчик мой? Я скоро приеду, не расстраивайся, — пытается успокоить сына, ласково улыбаясь, но Сэхён начинает плакать лишь сильнее. — Всё хорошо… — Я не хочу, чтобы ты уезжал! Тэхён, тоже совсем не радостный, подходит к плачущему сыну и кладёт руки на его плечи, стараясь успокоить. — Зайка, а что это у тебя в ручке? Ну-ка, покажи отцу, — омега старается звучать как можно мягче и, вместе с тем, ободряюще. Когда маленькая ручка протягивает конверт, Хосок с благодарной улыбкой его принимает, положив в нагрудный карман. Тот, что у самого сердца. — Открой в самолёте, это подарок, — шмыгая порозовевшим носом и вытирая маленьким кулачком левый глаз, просит ребёнок. — Спасибо большое, птенчик, — Хосок обнимает и гладит его по голове. — Я тебе обязательно позвоню из самолёта, и когда прилечу напишу. А завтра обещаю позвонить по видео. Только не грусти, всё хорошо. Ты сам не заметишь, как быстро пролетит время. — Замечу, — возражает Сэхён и крепко обнимает отца за шею, совершенно не желая его отпускать. Тэхён, наблюдая за ними, сам не может сдержать слёз и часто-часто моргает, чтобы самому не расплакаться. Подойдя к сыну, он осторожно убирает его руки с плеч Хосока, чтобы тот мог встать. Оторванный от отца Сэхён крепко прижимается к папе, пряча заплаканное лицо в его животе. — А ты чего? — мягко усмехается альфа, обнимая мужа. — Я просто растрогался, — убирая слезу тыльной стороной указательного пальца, отвечают ему на выдохе. — Ну что вы?.. Я сейчас сам заплачу, — Хосок, обняв свою маленькую семью, целует мужа в лоб. — Я скоро приеду. Не беспокойся. — Мы будем скучать, — шепчет Тэхён и получает ещё один поцелуй, на этот раз в висок. — Иди, я сейчас его успокою. Позвони только, как в самолёт сядешь. Сэхён чувствует поцелуй на макушке и запах отцовского парфюма, от чего, совсем немного, но всё же успокаивается. — Я вас люблю, — слышится в гостиной перед тем, как двери за Хосоком закрываются.***
К обеду, когда Сэхён, уснувший в папиных объятиях у себя в комнате, всё ещё крепко спал, дремавшего рядом Тэхёна разбудил звук смс-сообщения. Тэхён вздохнул, взял телефон и щурясь посмотрел на экран. Уведомление о сообщении от неизвестного номера. Недолго думая, Ким открывает сообщение и принимается вчитываться в текст, заставляя сонный мозг активнее шевелить шестерёнками. «Здравствуйте, это Пак Чимин, художник из галереи. Надеюсь, я не побеспокоил вас. Господин Чон сообщил мне, что далее всё, что касается портрета Сэхёна, будет обсуждаться с вами. Ваш номер мне также дал он. Пожалуйста, напишите или позвоните мне в любое удобное для вас время. Хорошего дня!:)» Надеюсь, не побеспокоил… Ещё как побеспокоил, на самом деле, и продолжаешь беспокоить, Пак Чимин, художник из галереи. Тэхён вздыхает и отправляет в ответ довольно сухое, но в принципе уместное: «Хорошо, я свяжусь с вами позже», и убирает телефон на прикроватную тумбу. — Тшш, тшш, спи, мой маленький, — омега, приобняв начавшего ворочаться сына, убаюкивает его как в самом раннем детстве. — Спи… Промычав что-то неразборчиво, Сэхён утыкается лицом в мягкий ворот папиного халата и вновь крепко засыпает. Тэхён, окутанный теплом и запахом своего ребёнка, быстро засыпает и сам.***
— Кому ты всё звонишь? — монотонным голосом спрашивает Сокджин, сидящий в кресле и читающий новости на планшете. — Тэхёну. Мы договорились встретиться как-нибудь, и я позвал его с Сэхёном к нам, — Юнги сидящий на тёмном мягком диване, откладывает телефон в сторону и подзывает к себе Эдди, их эрдельтерьера. — Он не берёт трубку, наверное, занят. Так что написал ему сообщение. — И чем это он может быть занят? — альфа усмехается, делает глоток крепкого кофе и ставит чашку на столик по правую руку от себя. — Дорогой, давай ты не будешь начинать… — Как пожелает мой дорогой и добросердечный супруг, — говорит с отрешённой интонацией, не меняясь в лице, но даже так его слова доходят до глубин души Юнги и отражаются улыбкой на его бледном лице. Мой дорогой… так приятно. — Говоришь, в гости их пригласил? — Да. — Тогда пожалуйста, проследи, чтобы отпрыск Чона не наделал здесь дел. Зная его отца, этот малец может что угодно учудить. — Сэхён чудесный и воспитанный мальчик, — Юнги хочет возмутиться, но, как и всегда в отношении Сокджина, сделать это у него не получается. — Зачем… Зачем ты так? — Чон и чудесный? Несовместимо. Если только гены Тэхёна оказались сильнее… Так давно не видел этого мальчишку. И на кого он больше похож? — Трудно сказать. Внешностью всё же больше на Тэхёна, а вот характером… — Тогда ему повезло. Омега с вечно унылым Чоновским лицом, — Сокджин смеётся, вновь потянувшись за кофе. — Было бы очень обидно за него. Юнги ничего не отвечает и опускает взгляд, выражая недовольство лишь едва нахмуренными бровями. Собака, лежащая у него на коленях, внезапно открыла глаза, глянула на омегу как-то совсем по-человески понимающе, фыркнула, и вновь закрыла глаза, подставляя шею под ласковую ладонь хозяина. — Я ухожу, буду нескоро. Ким встаёт с кресла и натягивает пиджак, смотря через панорамное окно на аскетичный внутренний дворик. — Буду ждать тебя к ужину, — Юнги одаривает его улыбкой и взглядом, полным нежности. — Я не успею, не жди. — Но мы же планировали… — Прости, сегодня никак. Сокджин покидает зону комнаты, где располагался диван, поднимаясь по четырём ступеням второго уровня помещения, где на каменном полу стоял длинный стеклянный стол. На нём – букет белых роз, резко контрастирующих с темнотой помещения. Любимые цветы омеги. Юнги, почесывая шею собаки, тоскливо смотрит супругу вслед.