Джорджио Фалетти
Конец августа принёс с собой дожди и прохладу, вгонявшие в сон. Делать ничего совершенно не хотелось, поэтому после отъезда Хосока, Тэхён с сыном ещё четыре дня не выходили из дома, предпочитая проводить время за рисованием, просмотром мультфильмов и любимых ребёнком программ о дикой природе, под которые сам Тэхён часто засыпал прямо на диване, из-за чего Сэхёну приходилось его тормошить, ведь пропустит же всё самое интересное! — Пап, смотри, какие они милые! Тэхён нехотя открывает сонные глаза и смотрит на экран, где по лужам на берегу водоёма прыгал, как подсказал диктор, илистый прыгун – существо, по личному мнению омеги, крайне странное и представляющее собой нечто среднее между рыбой и лягушкой. — Очень милые, — произнесено с неуверенной усмешкой. — Я бы хотел себе такого, — вздыхает ребёнок, прижимаясь ближе к родителю. — Так, — довольно строго, но с улыбкой. — Никаких прыгунов. У тебя уже целое озеро карпов. — Илистые прыгуны в неволе живут меньше, чем на воле, — Сэхён укладывает голову на колени папы. — Не хочу так. — А если бы можно было завести любое животное без вреда для него, какое бы ты завёл? — Тэхён кладёт ладонь на голову сына, чтобы начать неторопливо перебирать его волнистые волосы. — Собаку, — даже не задумываясь над ответом. — Нет, я про дикое животное, зайка. — Тогда надо подумать, — отвечает и ненадолго задумывается. — Ламантина! Они такие милашки! Или белугу! Или горбатого кита! — Ого, — удивляется Тэхён. — И где бы ты их содержал? — Нигде, — пожимает плечами мальчик. — Ты же сам сказал, что если было бы можно, а в реальности же никак нельзя. — Верно, — на выдохе произносит омега и легонько щипает сына за мягкую щёчку. — А ты, па? Кого бы ты выбрал? — Из диких? Хм, — он задумывается, чуть хмуря брови. — Мне нравятся морские котики, слоны и тигры. А ещё, если бы не аллергия, то из домашних я бы точно взял себе котёнка. Они очень милые, но самый милый из котят уже живёт в нашем доме, — омега наклоняется и оставляет на щеках и лбу смеющегося сына множество чмоков. — Мой котёночек. — Ну папа, мне щекотно! Тэхён выпускает ребёнка из объятий и сам, смотря на него, улыбающегося и с милым гнездом пушистых волос на голове, смеётся. — Так, который час? — старший омега тянется к телефону. — Ага, Сэхён-и, время собираться. Через два часа мы должны быть у дяди Юнги. Кивнув, Сэхён убегает в сторону лестницы, по дороге громко и важно сообщая, что он уже выбрал себе одежду. Тэхён, выключив телевизор и скинув с ног плед, следует за ним.***
К Юнги они приезжают в пять часов вечера. Мин встречает их с радостной улыбкой и широкими объятиями, отводит в дом, где пахнет вкусной едой, и рассказывает, как сегодня к ним на участок прилетела красивая птичка, похожая на «пухлого» воробья. Сэхён, внимательно выслушав описание, вынес вердикт – бурая сутора. — У них с дедушкой был марафон фильмов об орнитологии, — объясняет Ким удивлённому Мину. — Какой умный мальчик, — омега гладит ребёнка по голове. — Я то в свои тридцать шесть столько не знаю. Сэхён улыбается и прячет лицо в складках папиного пальто. Засмущался. У Мина они проводят весь вечер. Сэхён, наевшийся своих любимых кимбапов с консервированным тунцом и грушевого торта, играется с Эдди, а Тэхён беседует с Юнги. Вернее, из них двоих больше говорит Юнги: о приютах, мероприятиях, домах престарелых, больницах… а Тэхён внимательно его слушает. По крайней мере старается, отгоняя назойливые мысли, преследующие его с того самого вечера в художественной галерее. — Тэхён, всё хорошо? — Юнги смотрит с беспокойством, положив руку на его плечо. Правда вот, отгонять мысли получалось плохо, и по Тэхёну снова всё было прекрасно видно. — Да, а что такое? — он садится прямо, убрав локоть со стола, и как можно более непринуждённо улыбается собеседнику. — Ты как будто задумался о чём-то… — Нет, я внимательно тебя слушаю. Так что там с тем неприятным дядей из фонда? Тэхён отпивает сладкого кофе и вновь поднимает глаза на омегу, который, облокотившись на спинку стула по удобнее, продолжает свой долгий рассказ. Вскоре разговор о фонде плавно перетекает к Сокджину, и Юнги заметно меняется в лице – взгляд его становится от чего-то задумчивым, а уголки губ стремятся вниз. И это в его поведении было очень странным, ведь обычно, когда он заговаривал о своём супруге, то выглядел совсем иначе – счастливым и по уши влюблённым. — У вас что-то произошло с Сокджином? — не может более скрывать своего удивления Тэхён. — С чего ты взял? — Юнги, у тебя на лице написано, — чуть ли не усмехнувшись от осознания своего сходства с Суджином, спрашивает Тэхён, вновь потянувшийся к кружке с кофе. Ну-с, теперь время Ким Тэхёна играть в психолога и сексолога. — Сокджин сейчас очень много работает, из-за этого мы с ним редко видимся, — понуро отвечает. — Я всё понимаю, он – мэр столицы, у него очень важная и загруженная работа, но… Мне часто страшно одиноко. Тэхён, которого растрогал вид такого печального Юнги, приобнимает его за плечи и кладёт голову ему на тёмную макушку. От Юнги, как и всегда, приятно пахло уютом и теплом. — Я понимаю тебя. Хосок уехал, недели не прошло, а мне уже «пусто» без него. Странное чувство, — усталая улыбка появилась на его лице. — А Сэхён так вообще. Очень сильно грустит на самом деле, хоть и старается не показывать, — Тэхён чувствует руки Юнги на своей спине и сам обнимает его крепче. — Такая вот работа у наших альф, а нам остаётся лишь смириться. Но ты не переживай, Сокджин всегда возвращается к тебе, надо лишь подождать. Вот он скоро приедет, и как заобнимаешь его! Объятия вообще штука полезная, особенно с любимым человеком. На ум неожиданно, словно удар по голове, пришёл образ из прошлого: снегопад, смеющийся Минсо, его холодное пальто, пропахшее свежими духами и сигаретами, и долгие-долгие объятия… Объятия с некогда любимым. — Сокджина не заобнимаешь, — тихий голос Юнги возвращает в реальность, — он совсем этого не любит. Но в остальном ты, наверное, прав. Тэхён беззлобно усмехается. — Наверное.***
— Новые чехлы на сидения для плетёных стульев доставят уже завтра, — Чунхи, сидящий перед Тэхёном во дворе дома, медленно переворачивает страницы в синей папке. — Так же я заказал кустовые розы. Два куста красных и один куст белых… — Нужно было не три, а четыре, — поправляет его Тэхён, смотрящий на сына, который кормил карпов. — Четыре куста: два с красными, один с белыми, один с розовыми. — Ох, простите, — Чунхи сделал пометку на листе. — Совсем что-то из головы вылетело. Сегодня же закажу. — Ничего, всё в порядке. А что там по поводу проекта беседки над прудом? — Эскизы уже присланы, я их скинул вам на почту. — Отлично, я проверю, — Тэхён, вздрогнувший от прохлады, тянется к большой кружке с горячим шоколадом. — Я отправлю их Хосоку позже, но не думаю, что он ответит быстро. — Я уже отправил всё господину Чону, — Чунхи улыбается, закрывая папку. — Он одобрил три, я их пометил галочкой для вас. Тэхён ставит кружку на стеклянный стол, звонко стукнув её дном о столешницу. Взгляд тёмных глаз упёрся в Чунхи, с чьего лица начинала медленно сходить улыбка. — Ты же должен был всё обговаривать со мной, и проект беседки в частности. Зачем тогда отправлять эскизы сначала Хосоку, а потом мне? Обжигающее чувство ревности постепенно разрасталось в груди. Мало ему того Чимина, ещё и Чунхи тут как тут! Кошмар какой-то! — Простите, я подумал, что так будет проще, — замялся омега перед ним. — И быстрее. Повисла тишина, в которой были слышны лишь всплески плавников рыб и лепет умиляющегося рыбам Сэхёна. — Ладно, просто Хосок занят, да и мы изначально договорились всё обсуждать со мной, — говорит Ким, понимающий, что повёл себя как идиот. — Забудь… Только впредь всё обговаривай со мной, у Хосока и так полно своих дел. Ему ещё не хватало беседки рассматривать. Чунхи кротко кивает. — Тогда на этом всё, господин Ким… Я пойду? — Да, иди, конечно, — в ответ такой же кроткий кивок и неловкая улыбка. Деревянные каблуки лоферов домоуправляющего звонко застучали по каменным тропинкам. Тэхён, прикрыв глаза, тяжко вздохнул. — Сэхён, пойдём обедать, — позвав сына, Тэхён поднимается с плетёного стула и подходит к нему, поправляя на своих плечах шерстяную кофту крупной вязки. — Па, смотри какой Лени уже большой! И Карамелька почти такой же! — Сэхён радостно улыбается, демонстрируя отсутствие зуба в верхнем ряде. — Какие кабанчики, — удивлённо проговаривает. — Скоро больше тебя будут. — Ну нет, — смеётся маленький омега, беря папу за руку. — Такими большими уж не станут, но вот до размера средней собаки вырасти через много-много лет смогут! — Какой ужас… — Папа! Не обижай их! — Ладно-ладно, — улыбается сыну, гладя его по макушке. — Будут у нас аква-кабанчики. Звонкий смех Сэхёна прерывается телефонным звонком. Ким, достав телефон из кармана и посмотрев на экран, отправляет сына в дом, и, набрав в грудь побольше воздуха, отвечает: — Да, пап. — Тэхён! Как давно я тебя не слышал! Почему не звонишь? — в голосе слышится усмешка и весьма наигранное разочарование. — Я просто… был занят. Столько дел… — Ой, папе то хоть своему не ври! Тэхён, я же знаю тебя как облупленного! Опять спишь целыми днями? — Пап, я не… — Можешь не сочинять. Как там Хосок? Весь в работе в отличии от некоторых? — судя по свистящему звуку протяжного выдоха, Вохён курил. — Да, и сейчас его нет в Сеуле. — Ну хоть кто-то, кроме меня, в этой семье работает, — если владение бутиком антикварной мебели класса люкс, который ему купил Хосок, нанял персонал и директора тоже Хосок, считается работой, а Вохёну можно в этом бутике вообще не появляться, и лишь получать хорошую прибыль каждый месяц, то да, определённо Вохён работал в поте лица. — Отец твой, знаешь, что в своей Испании учудил? — Что там? — вопрос звучит действительно обеспокоенно. — Дэсу на старости лет нашёл себе омегу младше тебя на лет пять и на яхте с ним рассекает! Фото мне кидал, старый мудак! Нет бы меня по давней дружбе пригласить! А ведь мы с ним даже не в разводе! Вот скажи, как так можно? Тэхён устало массирует переносицу пальцами и закрывает глаза. В личные отношения родителей ему лезть совершенно не хотелось, но его упорно продолжали о них просвещать, а иногда пытались и впутать. Вот и сейчас Тэхён вновь чувствует себя четырнадцатилетним подростком, слушающим ругань родителей, а потом оказавшимся в том положении, когда родители начали его делить, переманивая каждый на свою сторону речами о том, какой папа или отец ужасный человек. А в конечном итоге просто срывая на сыне всю свою злобу друг на друга. — Ты что-то хотел? — осторожно спрашивает Тэхён в надежде остановить начинавшуюся речь папы о его отвратительном муже и о нём – любящем, несчастном и безгрешном омеге и папе, потратившем свои лучшие годы на них, таких неблагодарных. — Совсем не хочешь выслушать старого папу! И кого я воспитал?! — Вохён театрально вздыхает. — Когда там Хосок возвращается? — Не знаю, — отвечает на автомате, совсем как в детстве, когда папа спрашивал что-то про отца. Да и ответ не изменился. — Но Хосок не лучший слушатель, когда дело касается семейных проблем… — Тэхён, ты совсем там в своих четырёх стенах отупел? Похоже, что да, — долгая затяжка. — Когда мы с твоим муженьком то говорили нормально в последний раз? Мне надо знать, будет ли он на дне рождении моей драгоценности. — Ко дню рождения Сэхёна, конечно, должен уже приехать, — отвечает, так ничего и не возразив в ответ на оскорбление. — Он никогда его не пропускает. — Отлично. Я хочу организовать своему внуку нормальный день рождения, а не как в прошлый раз. Кем ты там был? Медведем? — громко смеётся, от чего телефон приходится немного отодвинуть от уха. — Ну чьи плюшевые уши у тебя на голове были? — Пап, я был пантерой… — А вот Дэсу надо было сделать козлиные рога! Но этот гад тогда не приехал! Ладно, был рад услышать. Передай моей драгоценности привет! — Хорошо, — Тэхён не успевает договорить, как слышит духи. — Пока… Убрав телефон в карман джинс, Тэхён возвращается в дом.***
Встреча с Чимином была назначена на субботу у него в мастерской. Пак отправил адрес и попросил одеть Сэхёна в то, в чём он хочет быть изображён на портрете. Выбор маленького омеги пал на белую блузу с бантом и длинными рукавами формы «епископ», а также на чёрные брюки и чёрные лакированные оксфорды. Тэхён выбором сына остался доволен, посоветовав лишь аккуратнее уложить волосы, обрамлявшие круглое личико и доходившие до мочек (перед визитом к художнику Сэхён наконец-то согласился подстричься). Мальчик к совету папы прислушался и позволил ему уложить кудрявую челку, чуть завить не сильно волнистые от природы пряди и закрепить всё лаком. Маленький омега, с улыбкой смотревший на себя в зеркало, точно остался доволен и поблагодарил папу крепкими объятиями. К Паку они приехали во втором часу дня. Его мастерская находилась в самом культурно-развитом районе города, среди творческих пространств и мастерских уже довольно успешных художников. Тэхёна это соседство, так скажем, знаменитостей и новичка слегка удивило. Или Пак настолько гениален, и его не только приняли в «тусовку», но выделили свободные пару метров за символическую сумму, или за аренду были заплачены огромные деньги. Такие, которых у молодого художника быть совершенно не могло. Ким нехотя склонялся ко второму варианту. — Здравствуйте! Чимин, встретивший их у двери на улице, улыбался, но держался очень скромно, в какой-то степени даже зажато. — Привет! — Сэхён уверенно протянул ему руку. Это Тэхёна тоже удивило, ведь его сын обычно сторонился старших и неблизких к семье людей. — Я принёс свои рисунки! Ты обещал посмотреть! — Конечно посмотрю, — улыбнулся Пак дружелюбно. — Господин Ким, прошу. Тэхён, кивнув, вошёл в здание и последовал вверх по лестнице за Чимином и Сэхёном. Мастерская Пака находилась на третьем этаже. Она была большой, светлой и пахнущей свежим ремонтом. Тэхён такие большие пространства ранее видел только у состоявшихся художников, и то не всегда. Нет, возможно, что часть из них предпочитала уединение в коморках среди залежей своих работ, где и пепельницу негде поставить, но чаще это был всё же вопрос финансов. Пак на аренду такого помещения в самом центре Сеула денег явно не имел, ну разве что, если очень обеспеченные люди были у него в родственниках… …или в «поклонниках». — Господин Ким, вот в этой комнате всё готово. — Сэхён, проходи туда, — сняв с сына ветровку, омега похлопывает его по спине. — Я сейчас подойду. — Хорошо, па. — Я повешу сюда нашу верхнюю одежду? — Тэхён кивком указывает на крючки на входе. — Да, да, конечно, — кивает Чимин, явно чувствующий себя несколько неловко. — Могу предложить кофе или воду. — Нет, спасибо, не имею права отвлекать от работы. Пойдёмте? — Да, конечно. Чимин, замявшись в прихожей, приходит в комнату справа, откуда лился тёплый свет и слышались шаги Сэхёна. — Красивый стул. Винтаж? — замечает Ким, смотрящий на достаточно громоздкий чёрный стул с подлокотниками, на который усаживался Сэхён. За стулом была красиво развешана и сложена фактурными складками тёмная ткань, служившая фоном. — Да, господин Чон выбрал. Мне очень нравится. Будет отлично смотреться на картине. Хосок выбирал? Да он и выбор нового матраса целиком и полностью поручил супругу. А чтобы стулья… — Скидывал ему фотографии из мебельного? — с усмешкой, сразу перейдя на ты, спрашивает Тэхён. — Что? — Чимин пару раз удивлённо моргнул, а потом смущённо засмеялся. — Нет, нет, что вы! Его сюда привёз какой-то альфа. Кажется, личный ассистент господина Чона. Вот он и сказал, что господин Чон одобрил, а он купил… — Ладно, я понял, — останавливает начавшего краснеть омегу Ким и подходит к сыну, что болтал ножками, рассматривая картины на стене. — Сейчас я ему немного поправлю волосы, и можете приступать. Что планируешь написать сегодня? — Я нарисую контуры лица, фигуры и намечу общую цветовую композицию. Долго вас задерживать не буду. — Хорошо. Тэхён, поправив волосы и ворот блузы сына, отходит в сторону. Чимин же садится за мольберт и принимается коричневой краской намечать пропорции лица и тела своей модели. Портрет было решено выполнить маслом, в тёплых тонах. — Я могу пока походить по мастерской и посмотреть? — спрашивает тихо Ким, подходя к двери. — У вас много красивых полотен. — Да, конечно! Кивнув, омега выходит из комнаты и направляется в соседнюю. Здесь были незаконченные портреты, пейзажи, парочка натюрмортов. Много изображений человеческой натуры, выполненной углём, карандашом и пастелью. Ещё были птицы, выполненные тушью, и вновь портреты, но теперь написанные акварелью. Тэхёна привлёк один из таких: портрет незнакомого беты с большими и наивными чёрными глазами. Спортивное тело, обтянутое черной футболкой, а лицо совсем юное, с мягкими щеками и забавной «кроличьей» улыбкой. Очень живое изображение, будто человек на бумаге вот-вот зашевелится. У Пака действительно был невероятный талант. После Тэхён отправился в соседнее помещение, где стояли большие полотна с индустриальными пейзажами и изображающими природу. Тэхён заметил, что Чимин любил изображать раннее утро и день. Рядом, оперевшись на левую стену, стоял большой портрет пожилого омеги, нарисованный, судя по технике, несколько лет назад. У самого окна несуразным низким рядом выстроились пять холстов с кувшинками и чистой водной гладью. Видимо, Чимину данные работы не нравились, вот и убрал под самый подоконник, поставив на них банку с мастихинами. Зря, на самом деле. Вода получилась живой, как и кувшинки. Очень нежные работы. Тэхёну они отдалённо напомнили полотна Моне. После он вернулся в комнату, где Чимин сосредоточенно делал первые очертания будущего портрета, а Сэхён послушно не двигался, незаметно перебирая в пальчиках жемчужную пуговицу манжета. — На сегодня всё, — спустя некоторое время объявил Пак, складывая кисти. — Пойду помою руки. Вы пока посмотрите. Пак быстро вышел из комнаты, и Сэхён с блаженством на лице потянулся. — Ты устал, мой маленький, — улыбается сыну Тэхён, заправляя прядь ему за ухо. — Как тебе работа моделью? — Сложно, но прикольно, — слезая с высокого стула, ответил ему сын. — Пойду посмотрю! — Только ничего не трогай. — Вау, — восторженно проговаривает ребёнок, высматривая на холсте пока что с трудом, но узнаваемые черты своего лица. — Нравится? Вошедший в комнату Чимин подошёл к своему мольберту-треноге. — Очень! — Тогда художник спокоен, — выдыхает с облегчением Пак. — А можно я посмотрю твои картины? — Сэхён большими глазами смотрит на омегу и строит ту самую «моську», возразить которой не всегда мог даже дедушка Вохён. — Конечно, иди, — мягко и в то же время звонко смеётся Чимин, похлопывая ребёнка по спине. — А вам как, господин Ким? Всё устраивает? — Пока более чем, — кивает, вновь посмотрев на холст. Чимин, убравший руки за спину, кивает и расслабляет плечи. — Тогда нам нужно обсудить некоторые моменты. Присядете? — он указывает на красный диван, стоящий у стены напротив окна. — Конечно. Им действительно надо обсудить некоторые моменты. Тэхён растягивает губы в улыбке и проходит к дивану, грузно стуча по паркету каблуками своих ботильонов. Странно, но он только сейчас заметил, что в них он выше Пака на целую голову. Сев на диван, Ким элегантно, как его учил папа, закидывает одну ногу на другую и смотрит на свои наручные часы. Чимин, как и обещал, справился достаточно быстро. — У вас часы такие интересные, — Чимин, чьи глаза загорелись живым блеском интереса, вновь улыбнулся. — Как с полотна Дали. — Да, их дизайн вдохновлён его «Постоянством памяти», — показывая своё запястье ближе, рассказывает омега. — Хосок подарил на годовщину свадьбы. — Очень красивый подарок, — произносит тихо, завороженно смотря на аксессуар. — Да, мои самые любимые. — Любите носить часы? Бровь Тэхёна слегка изогнулась. — Очень. Вероятно, даже больше Хосока. А у него, думаю, ты заметил, наручных часов очень много. — Да, — омега согласно кивает и прыскает в кулак. — Господин Чон каждую нашу встречу был в разных и пока не повторялся. Ага… Значит, видятся они довольно часто. — И много у вас было встреч? — спрашивает как можно более непринуждённо. Чимин, перестав улыбаться, смутился. Непринуждённо явно не получилось. — Я… Простите? Я немного не понимаю… — Ну чего ты? Брось, — надо немного сбавить напор, а то так можно и спугнуть этот «одуванчик». — Я ничего такого не имею в виду, мне просто интересно. Хосок мне, знаешь, вообще ничего про своих друзей не рассказывает. Ты – один из немногих, о которых я знаю, — Ким понадеялся, что это непонятная мешанина из слов сойдёт за адекватный ответ. — Ну так что, часто с ним видитесь? Чимин издал неопределённый звук, похожий на мычание. Тэхён облокотился боком на спинку дивана и подпёр голову рукой. Одетый в чёрные водолазку и брюки, с чёрными стрелками на глазах, он напоминал Паку хищную птицу, что не сводила с него пытливого взгляда. — Мы виделись с господином Чоном, но я не считал, сколько раз. Чимину не нравился этот «допрос». Омега принял оборонительную позицию: улыбка окончательно пропала с его лица, брови насупились, и сам он сел прямо и напряжённо, точно натянутая струна. — Он помог тебе с этой мастерской? — бровь Тэхёна снова ползёт вверх. — Да, я был против, но господин Чон настоял, — ровной интонацией, чтобы Ким и усомниться не смел в правдивости его слов. — Меня устраивала и моя квартира в качестве места для творчества. А картины я хранил в подъезде и дома у дедушки, но господин Чон, повторюсь, настоял… — Какой широкой души человек, оказывается, мой муж, — несильный, но достаточно заметный акцент на два последних слова. — Занимается такими хорошими делами… безвозмездно. — Вы правы. Господин Чон делает очень много для меня и моей семьи, — заговорил он более эмоционально. — Он необычайно добрый человек, и не заслужил вашего недоверия, — напряжённые взгляды омег снова встретились. — Не знаю, что вы там себе надумали, но ничего такого между мной и вашим супругом нет и близко. Тэхён, посмотрев на омегу снизу-вверх, хмыкает. Да, да, так и поверил. Тэхён будто первый день на этой земле и не знает, как ведут себя омеги «на стороне». — И что я себе надумал? Недовольства на лице Пака становится больше. Чимин скрещивает руки на груди, закидывает одну ногу на другую. Защищается. — Папа! Омеги, не сразу оторвав взгляды друг от друга, синхронно повернули головы. В комнату с альбомом в руках зашёл Сэхён. — Да, мы уже скоро поедем, — ответил ему родитель. — Сейчас мы поговорим, иди пока погуляй… — А я альбом Чимину принёс! Он обещал посмотреть на мои рисунки! — Да, давай, конечно! Посмотрю, заодно и с папой твоим обговорю детали касательно портрета, — в разговоре о Чон Хосоке Чимином была поставлена точка. Тэхён не возразил из-за сына, пришедшего в комнату. — Так, вот этот очень хороший! Молодец, — Пак отдаёт рисунок с рыбами Сэхёну, пока Тэхён, наконец отвлёкшийся от Пака, с грустью осознаёт, что раньше самым важным в деле рисования для Сэхёна было его мнение – мнение его папы, а сейчас ему более важно мнение какого-то омеги. Внутри вдруг стало пусто. — Господин Ким, когда вам удобно подойти на следующей неделе с Сэхёном? — В любой день, у него последняя неделя каникул, и в любое время. — Тогда предлагаю в среду, я буду свободен с трёх, — Чимин бросает на него мимолётный взгляд. — Удобно в это время? — и снова обращается к Сэхёну: — А вот здесь немного поработай над пропорциями у буйволов… И тени с рефлексами не забывай. Сэхён с серьёзным видом кивает, забирая рисунок, а вот внутри его папы начинает вспыхивать раздражение. Как этот непонятно откуда взявшийся Пак Чимин может критиковать рисунки его ребёнка?! Сэхёну и десяти нет, какие рефлексы? — А мне кажется, что все рисунки очень хороши. — Да папа! Не надо! — возмущается ребёнок, почти топнув ножкой. — Я же у Чимина спрашиваю не просто так! Вы всегда с отцом говорите, что всё хорошо! А мне нужна критика, — и скрещивает руки на груди недовольно. — И твои родители правильно делают, что всегда тебя хвалят. На то они и родители, чтобы всегда тебя поддерживать, — вмешивается Чимин, рассматривающий пейзаж саванны со львами. — Не рисуй солнышко в уголке. Надо рисовать его ближе к краям, но не прям в углах или ровно посередине. Понял, как надо? — Да, — кивает, забирая рисунок. — И я согласен с Чимином. Вы меня любите, и критики от вас я не дождусь. А я хочу красиво рисовать. — Зайка, ты уже очень красиво рисуешь, — ласково произносит омега, поглаживая руку сына. — Это не тот результат, к которому я стремлюсь, — как-то слишком серьёзно для семи лет отвечает мальчик. Чимин усмехается, протягивая ему очередной рисунок. — Этот очень красивый, мне нравится. А вот здесь надо аккуратнее. Ты берёшь слишком много воды для работы с акварелью. Рисуй не такой мокрой кистью, и будет намного аккуратнее, и бумага скатываться не будет, — Пак протягивает ему тот самый рисунок, который Сэхён показывал родителям у дедушки, и который ему не нравился. — Спасибо! Сэхён, приобняв омегу, уходит из комнаты, складывая свои рисунки в папку. — По-моему, это было слишком строго. Он же маленький, — тихо, чтобы Сэхён не услышал, возмущается Тэхён. — Ваш сын очень талантливый, и я его, как художник художника, уважаю. И если художник требует честной критики, то я не имею права отказать, — отвечают ему так же серьёзно, как это делал Сэхён минутой ранее. — Я ему лишь подсказываю, и он правда совершенствует навык. Но я могу и перестать, если вы считаете нужным. Тэхён вздыхает, отведя взгляд, а после отвечает: — Ладно, если Сэхёну это важно, то пускай. Только ты уж постарайся не быть настолько строгим к нему. — Разумеется, он же ребёнок. Я всего лишь подсказываю, — снова улыбается Чимин своей красивой улыбкой. — Мне надо ещё обсудить парочку деталей портрета, и я вас отпущу. — Что там? — И так…