Просидев ещё около пяти минут на холодной земле, Тигнари наконец отмер и спрятал фигурку обратно в карман. На удивление мешочек отцовских трав, который висел на поясе и служил для того, чтобы маскировать его запах как омеги, не потерялся во время побега, но кажется теперь это лишь бесполезные пучки зелени.
— Я соболезную твоей утрате, — произнёс Кадзуха, который до этого молчком стоял поодаль рядом с Гассаном. — Нет таких слов, которые вернули бы твоих родных, но, возможно, сама жизнь поможет тебе пережить потерю. Я буду молиться, чтобы Аллах даровал твоим родителям хорошую жизнь в будущем перерождении.
Поднявшись и не заботясь об испачканной окончательно одежде, Тигнари лишь кивнул на его слова и бросил короткое:
— Веди.
Палатки лагеря располагались совсем недалеко от руин деревни. На фоне выжженной земли они ярким красным пятном резали глаза, как капли крови на снегу. Тигнари всё так же шёл с помощью Гассана, предпочитая смотреть себе под ноги. Какой бы ни был у него малоприятный вид, он всё равно привлекал внимание то и дело снующих туда сюда стражников. Однако вокруг стояло такое зловоние, подгоняемое сыростью, принесённой с ветром, что Тигнари не волновался за себя. Скорее всего, окружающих просто удивляло наличие у него ушей и хвоста.
— Может, сначала отведём его к лекарям? — спросил Гассан, когда они оказались в середине лагеря, и Тигнари, заметив, как Кадзуха засомневался сразу, поспешил заверить:
— Мне не нужна срочная помощь, отведите меня к паше, — на лице Тигнари уже почти не осталось следов от слёз, но общий внешний вид был, мягко говоря, ужасным, поэтому Каэдэхара помотал головой:
— Прежде чем мы доложим паше, тебя надо хотя бы умыть, — он махнул рукой в сторону одной из палаток.
Она оказалась совсем небольшой, но в ней ему дали новую одежду, а Гассан даже успел сбегать за чистой водой.
Пока Тигнари приводил себя в порядок, Кадзуха тактично утащил своего ученика на улицу, заметив, как смущается юноша при их присутствии, хотя Гассан и очень негодовал по этому поводу.
— Мы ведь все здесь парни, что такого? — говорил он, всё же смиренно ступая следом за Каэдэхарой.
— Видно, пробыв так долго в корпусе, ты совсем одичал. Если сам господин поручил искать этого юношу, значит, он явно не из простых людей, как мы с тобой, — он окинул взглядом подкрадывающееся всё ближе к горизонту солнце. — Если нечем заняться, иди лучше поупражняйся и будь внимателен.
Конечно, Гассан насупился, но занятия с мечом всегда увлекали его юношеский дух, поэтому он предпочёл сразу убежать, как ему и сказали.
Прошло больше получаса, когда Тигнари наконец показался из палатки, переодевшись в красные одежды янычар. Теперь его лицо просветлело, стоило только избавиться от грязи. Волосы лежали ровнее, а с хвоста исчезли комки грязи. В этом одеянии он совсем не мог слиться с такими же простыми солдатами, как другие в лагере, из-за своей немного другой фигуры, ведь штаны были ему маловаты в бёдрах, но тем не менее выглядел он теперь намного приличнее.
Неподалёку от шатра стоял только Каэдэхара, который по-обыкновению задумался о чём-то и не спешил обращать на него внимания.
Тогда Тигнари, держась за край палатки и не желая ступать дальше из-за всё ещё ноющей ноги, осмотрелся по сторонам.
— Где же Гассан?
— Тренируется, — ответил, не поворачиваясь, Кадзуха и вдруг громко свистнул.
Не прошло и минуты, как запыхавшийся Гассан прибежал и, поклонившись, упёрся руками в бёдра. Он настолько походил на послушную собаку, что, несмотря на тяжёлую ношу на сердце, вызвал у Тигнари некоторое веселье.
— Не смейся, друг! — воскликнул обречённо Гассан и тут же выпрямился. — Пока ты переодевался, я успел несколько раз повторить всё, чему меня учили. Что ты делал так долго там?
— Приводил свой хвост в порядок, — бросил Тигнари и ощутил некоторое раздражение от болтливости этого парня, а потому махнул ему рукой, предлагая сначала помочь стать ровно.
Когда он вновь опёрся на Гассана, Кадзуха обернулся к ним, но лишь для того, чтобы указать на самый широкий шатёр в лагере, который явно был разбит для самой важной особы. У входа в него стояло несколько стражников. Скучающим взглядом те окидывали округу, пока не заметили приближающихся гостей.
— Господин ждёт нас, — сказал Кадзуха, обращаясь к ним.
— Паша сейчас занят, он просил его не беспокоить.
Тем не менее Каэдэхара ни капли не удивился или засомневался. Правда привести новый довод он не успел…
— Но мы нашли того, кого он поручил нам искать! — воскликнул Гассан, как всегда громче всех.
В лагере все давно привыкли к беспринципности этого юноши, поэтому Кадзуха и стражники не обратили на него особого внимания, только один из них лишь повторил:
— Простите, Кадзуха-ага, мы не можем ослушаться приказа.
К удивлению всех присутствующих, из палатки вдруг послышался голос, который скомандовал:
— Впустите их.
Переглянувшись, стражники поняли, что делать нечего, и всё-таки отошли в сторону, давая им пройти.
Внутри палатка оказалась совсем не такой, как успел себе представить Тигнари. Здесь не было никакой роскоши, лишь один стол со стулом для письма и пара слуг, помогающих с бумагами сидящему за самим столом человеку. Хотя сложно было назвать помощью то, что они лишь меняли исписанный лист на новый. В остальном сидящий за столом человек совершенно не обращал на них внимания, с ничего не выражающим лицом продолжая своё занятие.
Лишь когда они вошли, он отвлёкся и поднял взгляд, сразу смотря на Кадзуху без тени какой-либо эмоции.
— Приветствую господина, — поклонился Каэдэхара, а вместе с ним и Гассан, который утянул и Тигнари. — Мы нашли юношу, который очень похож по описанию на сына семьи, что вы искали, — проговорил он и отошёл в сторону.
Господин Аль-Хайтам поднялся с места, только взглянув на омегу. Длинные рукава его тёмно-зелёного кафтана, расшитого серебряными нитями, казалось вот-вот зацепятся за край стола. Не заметить строгость и роскошь в его одежде было нельзя, но он не носил вычурных головных уборов и украшений, лишь подчёркивал свой статус парой серебряных перстней.
Смотря на него, Тигнари с трудом мог упомнить, когда видел этого человека в последний раз. Его родители часто говорили, что секрет, который они хранят лишь благодаря паше, остаётся тайной. Однако видел его Тигнари только в раннем детстве, и образ этот уже давно размылся в памяти.
— Неужели тебе одному удалось спастись? — спросил паша, внимательно изучая юношу с застывшей печалью на лице.
Вокруг этого человека, казалось, была невидимая аура властности и безразличия, а чистый пряный аромат горького миндаля придавал его виду изысканность. Без сомнения, он был сильным альфой, который обладал хорошими данными, чтобы занимать высокую должность. Тигнари чувствовал себя настолько неуютно, что не мог поверить, как такой человек решился помочь его семье когда-то. Какая для него была выгода?
Он потупил взгляд вниз не в силах промолвить и слова. Даже его хвост прижался ближе к бедру, пытаясь заставить казаться Тигнари меньше.
Заметив, что он не желает отвечать, Аль-Хайтам перевёл взгляд на Кадзуху, давая ему возможность высказаться.
Каэдэхара выпрямился:
— Проверяя окрестности леса, мы нашли его находившегося без сознания уже несколько дней. Чудо, что он не умер на холоде, — в чертах его лица проскользнула жалость. — Рядом мы нашли его мать, которая, к сожалению, намного раньше предстала перед Аллахом.
Господин Аль-Хайтам вдруг поднял руку, прерывая его рассказ, и замер, смотря куда-то мимо всех присутствующих в комнате. Казалось, он не мог поверить в слова, что только что услышал. Похоже надежда на то, что удалось спастись не только Тигнари, теплилась в его душе, но сейчас беспощадно разбилась.
Наблюдая за ним, Тигнари вновь почувствовал, как сердце щемит от боли, и прикрыл глаза.
— Мир её праху, надеюсь, она обретёт покой, — наконец собравшись, произнёс паша и подал знак всем выйти, а Тигнари предложил сесть на свой единственный стул.
Он не смел возражать, тем более что возможность поговорить с глазу на глаз казалась ему сейчас намного уместнее.
Оперевшись на другую сторону стола, Аль-Хайтам сложил руки на груди. Хмурое выражение с его лица всё ещё не сошло, когда он говорил:
— Я помню тебя ещё младенцем, Тигнари, тогда у твоих родителей не было выбора, кроме как попросить меня о помощи. Для меня это долг, который я до сих пор им не отплатил в полной мере.
Тигнари почувствовал, что озадачен.
— Что за долг, о котором вы говорите?
— Дела прошлого никак не касаются тебя, — резко отвечает Аль-Хайтам, но потом всё-таки немного смягчает тон. — На этой земле и я когда-то вырос. Но теперь? Твои родители были хорошими людьми и хотели бы, чтобы я позаботился о тебе.
— Но куда я могу пойти? — Тигнари кривит губы и опускаяет голову.
Его дом разрушен, родители мертвы, а других родственников он даже не знал, были ли они?
— Сейчас часть состояния твоего отца, что осталась в столице, перешла мне на руки, как твоему опекуну. Этой суммы хватит, чтобы скромно прожить может год или два, но дальше тебе всё равно придётся найти заработок.
Удивление при словах «опекун» ясно отразилось на лице Тигнари. Если так подумать, то, получается, его родители переживали за него настолько сильно, что даже каким-то образом смогли оставить великого визиря у них в долгу до такой степени, что он даже согласился в этой ситуации взять его на себя.
Тигнари взглянул на мужчину из-под лба:
— К чему вы клоните?
— Границы небезопасны. Повелитель отправил меня сюда как великого визиря, чтобы разобраться с варварами, но, как видишь, эти люди успели навредить многим простым селянинам, — он говорил ровно и чётко. — Тебе оставаться здесь нельзя, но и в столицу отправить тебя просто так я не могу. Единственное место, где ты сможешь укрыться без проблем, — султанский гарем.
Тигнари вцепился в подлокотники стула так крепко, что казалось дерево могло переломиться. Самая большая проблема в его жизни всегда была не столько в том, что он омега, сколько в законе, из-за которого ему приходится скрывать это.
— Ни за что, лучше убейте меня, чем отправите в этот ад! — выпаливает Тигнари. — Мои родители свою жизнь положили на моё образование, как я могу отправиться в гарем и всё перечеркнуть. Я не хочу!
— Не горячись юноша, это лишь временное место. Сейчас я занят делами государства и не могу найти тебе лучшего укрытия, потому что, куда бы ты не пошёл, среди простого народа случиться может самое страшное.
— Я могу маскироваться, — возразил Тигнари. — Всё, что знал мой отец, я перенял на уровне, мне не составит труда…
— Нет, подобное слишком рискованно, — прервал его Аль-Хайтам.
— В лагере никто и не заметил, что я омега. Те двое, разве они оба не альфы?
— Ты даже не можешь определить кто из них кто, — тут же возразил паша. — Тот, что помогал тебе устоять, — бета.
Напрягшись, Тигнари и правда понял, что не чувствовал от юноши никакого запаха, пока был с ним рядом. Похоже, из-за стольких потрясений он стал намного более рассеянным. Тем не менее запаха Каэдэхары он тоже не помнил.
— Не упрямся. В гареме ты пробудешь не больше месяца, сольёшься с кучей девиц, никто и не заметит тебя. Там ты сможешь обучаться, хорошо есть и иметь крышу над головой. Как только я вернусь в столицу, то сразу найду тебе другое место.
— Но я не могу… — он опустил взгляд, — что, если султан меня заметит?
— В гареме больше пяти сотен женщин, думаешь, повелитель ходит среди них каждый день, высматривая кого-то? Многие девушки, пробыв в гареме больше восьми лет, так никогда и не видят султана, а позже вообще выходят замуж. Например, твоя мать тоже была одной из них.
— От неё я и знаю, что это за место, — он посмотрел прямо в пронзительно холодные глаза паши и сразу почувствовал, что в битве взглядов проиграет.
— Это ведь не может быть единственным вариантом, — пробормотал Тигнари, а затем вдруг попытался встать с места. — Спасибо, господин, но я не нуждаюсь в вашей опеке, я сам найду решение.
Заметив, что юноша пытается уйти на одной несчастной ноге, альфа лишь хмыкает:
— Хорошо, ты волен идти куда хочешь, но разве ты не сам говорил, что тебе некуда пойти? Сейчас ты ослаб, а ближайший город очень далеко, не говоря уже о столице, так куда ты собрался?
Тигнари упрямо пытался удержаться на ногах и даже, превозмогая боль, опирался на ушибленную ногу. Слова паши имели смысл, но он не хотел его принимать.
— Я не знаю, но я точно не могу поехать в гарем. Мои родители положились на вас, и так вы хотите предать их доверие? — он не осмеливался повышать голос, но и злость сдержать не мог.
— Они просили тебя уберечь, я этим и занимаюсь, чего ты ещё хочешь? Не протився судьбе и наш Всевышний одарит тебя, — Аль-Хайтам вновь вскинул руку, подавая знак не перебивать. — До отбытия в столицу у тебя есть несколько дней, покажешь свою ногу лекарям. Прояви хоть каплю уважения и смирения к словам старших.
Тигнари не успел сказать и слова против, когда в палатку вошли слуги и вместе с Гассаном практически утащили его наружу. Его настроение было хуже некуда. Казалось, вот-вот грянет гром и начнётся ливень. Это поистине ужасно!
***
Следующие несколько дней Тигнари никак не мог выманить господина Аль-Хайтама на разговор, чтобы оспорить его решение. Гассан, которого приставили к нему как телохранителя, никак не желал исполнять его просьб и ни на минуту не оставлял бедного омегу одного. Зато он был невероятно болтлив. Настолько, что уже к середине следующего дня Тигнари хотелось некультурно стукнуть его чем-нибудь, чтобы наконец очутиться в тишине.
Хотя с другой стороны, слушая его рассказы о всякой бредятине, он немного узнавал о происходящих в этом мире событиях.
Например про то, что власть сменилась всего год назад, и сейчас на троне совсем молодой шехзаде. Люди мало верили в него, но уже в пятнадцать он управлял санджаком, поэтому к двадцати четырём годам, когда перенял османский престол, он уже имел за плечами целых девять лет опыта в управлении. Хотя ходили и слухи, что он все это время не занимался ничем, кроме праздной охоты и вкусной еды, а с управлением во многом ему помогала мать.
— Наш паша великим визирем стал только при новом султане, но и при прошлом падишахе он занимал видный пост, — с придыханием рассказывал Гассан, играясь с тренировочным мечом в руках, пока они сидели в палатке. Подобное занятие казалось Тигнари довольно опасным, поэтому он отсел от юноши подальше и полюбопытствовал:
— Разве у молодого султана не было старших братьев?
— Конечно были, кажется целых четыре. Мало кто ожидал, что на трон взойдет самый младший, которому был поручен очень далёкий санджак. И знаешь, казалось, здесь имел место заговор!
— Заговор? — поднял одну бровь Тигнари.
— Именно! За полгода до смерти старого султана умерли по очереди все его братья: кто заболел, кого казнили, не подозрительно ли?
— Да уж, вот так несчастье, — безразлично посетовал Тигнари. — Может, на то воля Аллаха…
— Может и так, тем более, что только заняв престол, этот мальчишка оставил государство и отправился в поход!
— Значит сейчас султан не в столице?
— Верно, только вот армия уже возвращается обратно с победой и в скором времени принесёт нашему государству радость. Аль-Хайтам паша, как великий визирь, был оставлен присматривать за государством во время отсутствия султана, но на границах бесчинствуют варвары, и он был вынужден сам заняться этим делом.
— Тогда кто остался в столице?
— Лала Сайрус паша, наставник молодого шехзаде, — с благоговением произнёс Гассан. — С позволения повелителя он взял эту обязанность на себя. Наш государь ему доверяет.
Смотря на то, что омега заскучал от его рассказа, Гассан оставил свою игру с мечом и наклонился к нему поближе, чтобы прошептать:
— Знаешь, я слышал, что наш повелитель в гареме интересуется не только девушками…
— А кем ещё? — Тигнари уставился на него, как на исключительно глупого.
— Ну… Разве непонятно о чём я говорю? — почти прыская со смеху, произносит Гассан, дёргая рукав его одеяний. — Смотри, как бы ты ему не приглянулся, а.
— Не дай Аллах, — фыркнул Тигнари и, бросив его руку, поднялся с места. — С чего ты решил, что наш султан из этих? За такие разговоры тебе могут отрубить голову.
— Тише, господин, я всего лишь послушал разговоры на базаре в столице, — он поднял руки в жесте капитуляции. — Они все только и говорят, что в гареме живёт какой-то юноша…
— Эти люди только и умеют, что болтать, — начинал уже серьёзно раздражаться Тигнари. — Зачем ты вообще слушаешь эти пустые сплетни?
— Это интересно, тем более я поделился только с вами, господин.
Посмотрев на него со смешанной эмоцией на лице, Тигнари глубоко вздохнул. Этот юноша определённо просто неисправимый пустослов.
***
Когда настало время ехать в столицу, а решение паши так и осталось для Тигнари ночным кошмаром, он не выдержал.
Стоя перед повозкой, он не спешил в неё садиться, поглядывая на небо, где собирались серые облака, будто вот-вот начнётся дождь. Не было смысла кричать и убегать, вместо этого Тигнари просто не собирался садиться.
Ожидающий неподалёку Гассан нахмурился:
— Господин, чего застыл?
Медленно переведя взгляд с неба на юношу, Тигнари развернулся от повозки.
— Я не поеду, пока не навещу родителей последний раз, — сказал он.
Растерявшись, Гассан неловко выдохнул и, глянув на других стражников, что отправляются вместе с ними, пожал плечами.
Заметив, что никто ничего не отвечает, Тигнари продолжил говорить:
— Я не знаю, вернусь ли я когда-нибудь сюда, прошу, Гассан, это моя единственная и последняя просьба.
— Ладно, ладно, хорошо, — быстро заговорил он и обратился к ещё двум юношам. — Оставайтесь здесь, мы скоро вернёмся.
От главной дороги, где стояла повозка, до руин дворика дома Тигнари было и правда не так далеко, хотя их дом и стоял прямо возле лесной опушки.
Сжимая в кармане фигурку отца, он шёл так быстро, как ему позволяла уже почти прошедшая нога. Странно вышло то, что пока он пролежал несколько дней в лесу без сознания, его организм должен был успеть восстановить ушибленную ногу, но вместо этого сразу, как очнулся, он чувствовал весь спектр ощущений, которые сошли на нет только через несколько дней.
Его сердце было взволновано, когда вдалеке уже показалась сгоревшая яблоня, и, к удивлению Тигнари, под ней стоял человек. По его росту и одежде он сразу узнал в нём Аль-Хайтама. Держа спину непоколебимо ровно, он смотрел прямо на две небольших горки земли.
— Что вы здесь делаете?
Тигнари остановился прямо за спиной мужчины и встретился с ним взглядом, когда тот обернулся.
— Разве ты не должен был уехать сегодня? — сухо бросил Аль-Хайтам, как раз в тот момент, когда подошёл Гассан.
Стражник, увидев его, сразу поспешил поклониться:
— Приветствую господина! Верно, мы должны были уже уехать, но молодой господин захотел последний раз сходить сюда, прошу, не гневайтесь, я не знал, что вы сейчас здесь, и потому не мог ему отказать.
— Достаточно, — прервал его Аль-Хайтам, — возвращайся к повозке и жди там.
Гассан не смел перечить и ушёл, лишь пару раз глянув через плечо на двух людей, напряжённо застывших под деревом.
Первым тишину прервал Аль-Хайтам:
— Наверняка думаешь, что я монстр, которому плевать на волю твоих родителей?
— Нет, не считаю, — проговорил Тигнари поровнявшись с ним у «могил», — но и мотивы ваши понять не могу.
— Когда-нибудь ты поймёшь, почему я так поступил и скажешь, что это было к лучшему.
В это оказалось очень сложно поверить, поэтому Тигнари промолчал и почти на минуту всё вокруг погрузилось в зловещую тишину. Даже птицы, что пели когда-то с утра до ночи свои трели, успели покинуть эти места.
Некогда в этой деревне царила счастливая жизнь, даже самые бедные семьи здесь могли найти утешение благодаря доброте других. Покойный отец Тигнари часто принимал людей, не беря платы за осмотр, не видя смысла пытаться вытянуть из бедных больных людей последние деньги. За это его ни раз называли благодетелем. Даже не играя с другими детьми, Тигнари слышал их смех и знал, что они рады новому дню так же, как и он.
Однако теперь на несколько миль вокруг здесь осталось лишь зловоние смерти, трупы и выжженная земля.
Место, что некогда было домом Тигнари, теперь стало безжизненно. Даже не верилось, что он ещё жив. Наверное, он умер вместе землёй, где когда-то рос.
Опустившись на колени, он сделал поклон, ударяясь головой о землю, и подумал:
«Я не знаю, вернулись ли домой через год, вернусь ли к вам ещё хоть раз, но, мама, я всегда буду помнить то детство, что вы мне с отцом подарили. Всё беззаботные дни, наполненные счастьем и любовью. Твои руки, матушка, что помогали мне крепко спать и твои руки, отец, что показали мне столько мирских чудес. Я надеюсь оказаться достойным того, что вы отдали за меня свою жизнь, прошу, не покидайте моё сердце и оберегайте мою душу от дурного влияния… "
Через несколько лет эта земля снова покроется травой, и ветер унесёт воспоминания об ужасах, когда-то здесь произошедших. И только выжженная яблоня останется стоять такой, как раньше.
— Господин Аль-Хайтам, — Тигнари поднялся с колен, по его лицу скатилась слеза, проводя одинокую дорожку влаги, — я могу попросить вас?
Аль-Хайтам, что стоял поодаль, вздрогнул, услышав его надрывный голос, словно сам вдруг почувствовал горе внезапно осиротевшего ребёнка. На его лице даже отразилось сомнение в своих решениях, но он быстро отбросил это чувство.
— О чём ты хочешь попросить?
— Похорони моих родителей как подобает, они достойны иметь надгробия.
— Безусловно, я сделаю это, — он протянул руку и направил юношу по дороге. — Ты вернёшься сюда, я обещаю, но сейчас нам пора.
Тигнари не стал сопротивляться, позволяя себя вести, и больше не обернулся. Оказывается, покидать ставшим безжизненным дом настолько же тяжело, как уезжать из любимой семьи навсегда. Даже попрощавшись, Тигнари хотелось простоять на коленях ещё три дня и три ночи, пытаясь заглушить своё горе. Рвать и метать, плакать и умолять. Но разве это вернёт тех, кто уже ушёл?
Гассан с парой стражников послушно стояли около повозки и что-то увлечённо обсуждали. Хотя, если быть точным, самым увлечённым был лишь один белобрысый болтливый юноша. Но стоило им увидеть приближающегося Аль-Хайтама с Тигнари, как все разом замолчали, заставляя омегу почувствовать себя ещё более подавлено. За те дни, что он успел провести с Гассаном, его болтовня оказалась хорошей затычкой для собственных мыслей. Он не был глупым парнем и очень много слышал, так что имел в запасе так много историй, что оставалось только удивляться.
Помогая сесть юноше в повозку, Аль-Хайтам обратился к Гассану:
— Я доверяю Тигнари тебе, ты должен доставить его в столицу без происшествий, это понятно?
— Конечно Господин, не волнуйтесь, — он поспешил закрыть дверцу повозки и подал знак двум другим стражникам седлать лошадей, прежде чем сам сел на свою.
