Recambio. Обратный счёт. Книга вторая

По факту катастрофа от взорвавшегося «Дома» оказалась не такой уж глобальной — так, кружевная лужица на поверхности столика. Даже на пол не пролилось. Оставшиеся три четверти элитного бухла завлекательно переливались меленькими пузырьками в бутылке из тёмного стекла. Интерьер комнаты особо не пострадал — во всяком случае, дырки в потолке, куда бы заглядывали охуевшие соседи сверху, не наблюдалось. А вот пиздец номер два выглядел более серьёзно. Ванька потерял бдительность и впустил в квартиру неизвестного человека. В чужую на минуточку квартиру! Странного, подозрительного человека! Ну и что с того, что хмырь этот знает, как зовут хозяина дома? Это нисколько не умаляет тревогу. А даже её приумножает! Тем более что хозяин вовсе не обрадовался гостю, раз захлопнул дверь перед его носом и мигом свалил в ванную! Блядь, да ещё и, судя по звукам, доносящимся с того конца коридора, заперся на задвижку изнутри! Ванька выскочил в коридор на оглушающий шум, больше похожий на канонаду. Незнакомец лупил то кулаком, то раскрытой ладонью по несчастной двери и срывающимся голосом припечатывал каждый удар: — Джеки, открой дверь! Бля, я её вышибу нахер! — Эй, чувак, ты не охуел? — крикнул Иван, мгновенно озверев. — Что за нах? Коридор в старой сталинке впечатлял размерами — здесь можно было спокойно хоть на велике кататься, хоть в футбол играть. Поэтому Ваньке потребовалось целых три секунды, чтобы домчаться до двери санузла. К своему отчаянию, он опоздал. Трёх секунд парню вполне хватило, чтобы очередным особо мощным пинком выломать хлипкую задвижку и вломиться внутрь. Вслед за этим незнакомец с грохотом навалился на дверь с обратной стороны и теперь её фиг откроешь! — Хей! — Ванька бился о полотно всем корпусом, дверь вздрагивала, однако парень держал оборону. В итоге Иван почти взмолился: — Женька, помоги же мне, ну! Блин, ну почему Женька молчит? Почему не врежет этому козлу, ведь достаточно одного хорошего удара, чтобы тот на миг растерялся, и тогда можно будет скрутить этого… «А вдруг у него нож?» — внезапно пронеслось в голове Ивана. Он прекратил колотиться, досчитал до пяти, чтобы собраться, и произнёс громко на выдохе, стараясь, чтобы в голосе не сквозила паника: — Я звоню в полицию. — Не надо. Вань, не истери. — В повисшем молчании раздался тихий Женькин голос. — Мы сами разберёмся. Судя по той локации, откуда исходил звук, он находился почти вплотную к двери, совсем рядом, а значит, непосредственно вблизи от незваного гостя. Практически касался его телом. — Точно? — не поверил Иван. Он, конечно, чуть растерялся от эдакого поворота, однако если имеешь дело с Женькой, то со временем привыкаешь к любым сюрпризам. — Точно. Но Ванька всё же сомневался. — Ты его знаешь? — на всякий случай поинтересовался он. Прозвучало это, по правде говоря, тупее некуда, но, учитывая обстоятельства… — Да… — простонал Женька из-за двери и тут же заткнулся, словно ему рот запечатали. Ожил он через несколько секунд и удивительно спокойным и ясным голосом сказал: — Вань. Съебись, пожалуйста, на хуй, а? — Уверен? — больше из вредности поинтересовался Иван. Нет, нормально, он тут беспокоится, переживает, а его вот так просто… на три весёлые буквы. — Уверен. — Это ответил вместо Женьки незнакомый парень чуть хрипловатым, севшим голосом. Ванька отчего-то поверил именно этому голосу и мигом остыл, но всё же добавил: — Если что, кричи. Я дверь вышибу. — И для острастки напоследок хорошенько пнул предательскую дверь. Женька внезапно заржал, не размыкая губ, чем окончательно его успокоил. — Да пошли вы, — уже совсем мирно пробормотал Иван и зашлёпал по коридору в комнату, ловя отдалённые, смазанные звуки возни за спиной и вслед за этим короткие стоны. Тонкие двери — они такие. Очутившись в зале, он включил телик, немного поскучал и от нечего делать повернул бутылку так и эдак, разглядывая этикетку. «Ну ясно же, обычное дело, — подумалось ему. — Женька как поссорился, так и помирился». Его парней запоминать было неблагодарным занятием, Иван с некоторыми и познакомиться-то не успевал… Ну а пока они там между собой, хм… разбираются, можно и этот «Периньон» попробовать. Он ведь не подписывался сидеть тут и ждать, пока шампанское нагреется. Иван вытер стол, затем налил в тонкий бокал на хиленькой хрустальной струнке-ножке игристую жидкость на треть, не больше. «С днюхой тебя, Жень, короче». К слову сказать, ничего особенного из себя этот хвалёный нектар не представлял. Так… кисленько и приятно. И только. Лёгкое разочарование от напитка богов занимало его мысли недолго. Новый звонок в дверь заставил насторожиться и поставить бокал на столик. Ванька поплёлся открывать, но на сей раз вначале предусмотрительно накинул цепочку. На пороге переминался с ноги на ногу смуглый щуплый курьер в фирменной бейсболке и лепетал что-то похожее на извинения типа: «Можете вернуть половину оплаты заказа за опоздание». Ясно же было, что косяк этот вычтут из его зарплаты. Иван не слушая махнул рукой и, распахнув дверь, забрал коробки. Кое-как устроив их на столе, подумал немного и открыл самую большую. Кто как, а он не нанимался жевать кусок картона, в который превратится пицца, когда остынет. Тем более что примирение, судя по неясным ритмичным звукам и сдавленным стонам, доносящимся из ванной, кажется, порядком затягивалось. У него возникло мимолётное желание выйти в коридор и крикнуть, чтобы поосторожнее там со стиралкой, но затем он передумал. Троллить Женьку не хотелось, а что до мрачного парня, тот и вовсе не вызывал у него желания шутить. Заняться было решительно нечем. Иван забрался в кресло с ногами и включил первый попавшийся фильм. Аппетитный запах горячей пиццы щекотал ноздри и бил в голову не хуже шампанского. Кусочек за кусочком — она таяла на глазах, и он заставил себя остановиться хотя бы на середине. Оставшаяся часть медленно остывала, а ванная комната, хм… всё не освобождалась. Фильм к тому же оказался редкостной нудятиной, так что он вскоре задремал и проснулся от того, что озяб. Из открытого окна лился поток осеннего прохладного уличного воздуха. Проморгавшись, он разглядел там и одинокий силуэт. Ссутулившийся Женька стоял у подоконника, глядя вдаль, и его неподвижная фигура была как картина в раме. Иван хотел было его окликнуть — что-нибудь нейтральное типа: «Хей, бро! Го пиццу заточим», — однако слова застряли у него в горле. Женька был неподвижен и напомнил ангела, у которого вдруг вырвали крылья и сбросили его, беспомощного, со скалы. Торчащие лопатки подчёркивали это сходство. Женька курил, глубоко затягиваясь и выпуская дым в сгустившийся вечерний воздух, где и без того было тесно от городского шума. Сигналы авто, вопли детей на игровой площадке, грохот трамвая, тихий равномерный гул трансформаторной будки — всё это создавало тот самый знаменитый фон с красивым названием «Музыка большого города». Иван молчал, не зная что и подумать. Незнакомого парня в квартире уже, судя по всему, не было. Ни шороха, ни скрипов, ни шагов. Мёртвая тишина. Значит, ушёл. — Хей! — всё же решился Ванька окликнуть непривычно молчаливого приятеля. Что-то пошло не так. В смысле на «поссорились-помирились» не похоже было ни капельки. Ни эйфории от хорошего траха, ни спокойного и весёлого благодушного настроя — ничего этого не наблюдалось. Так что Иван счёл за благо не лезть в душу, а подождать, пока Женька сам разморозится. Женька не ответил, лишь закурил вторую сигарету вслед за первой без перерыва. Когда он вытащил из пачки четвёртую, Иван всё же не выдержал. Отобрал и ту, что он успел сунуть в рот, и всю пачку до кучи. — Харе! Что за истерика? Женька взглянул на него совершенно оловянными глазами, словно не понял, кто перед ним и зачем всё это. — Жень! — попробовал достучаться до него Ванька. — Эй! Что за ботва? Он помахал перед его носом рукой, как делают в кино. Там это всегда помогало. Женька сморгнул и словно впервые его увидел. Потом перевёл взгляд на подоконник, где красовались три окурка. Сгрёб их в горсть и выкинул в форточку. — Прикинь… — Голос его звучал ровно, без эмоций и запинок. — Пять дней не курил, думал, брошу. Внезапно его как сломало — он согнулся пополам и неожиданно разрыдался, уткнувшись в ладони. Сказать, что Ванька перепугался — значит соврать. Да он буквально запаниковал! — Жень! Эй, да ты чего, а? Он что… порвал тебя? Изнасиловал? В больничку поедем? Женька рыдал, не отрывая рук от лица, и только мотал головой из стороны в сторону на каждый новый возглас. Внезапно Ивана осенило. Он даже сел в кресло — такой яркой и неожиданной оказалась догадка. — Стой. Это что… то, о чём я думаю? О чём ты мне тогда пытался сказать? Это тот самый парень? Из Эдинбурга? Как его? Ник? От блядь!!! Как я сразу не догнал! — Он с досадой хлопнул себя по лбу ладонью. Ванька уже почти и забыл о том разговоре, когда они оба накидались до слюней, и Женьку в первый и последний раз настолько развезло. «Зачем я тебе об этом сказал, — икая и заикаясь, бормотал тогда он. — Дебил я. Да и ладно, пох. Всё равно забудешь… ты вон никакой. Да и вообще забей. Не было этого. Выдумал я всё». Он и забыл. Да и сейчас никакие детали в памяти толком не всплывали. А может, и не было их, деталей? А вот имя каком-то боком — да. Запомнилось. Сейчас Женька никак на эти слова не отреагировал, зато и рыдать перестал, словно невидимый кран закрыл. Но и отрицать не спешил. Стало быть, решил Ванька, его нечаянная догадка оказалась верной. — И как он тебя нашёл? На ответ Иван не рассчитывал — вопрос был больше задан в воздух, — но Женька вдруг заговорил. — Случайно. По куртке. Я ж её до сих пор таскаю, лох… — Он прерывисто втянул воздух и зажмурил красные веки. — И? — осторожно подтолкнул его Ванька. — А он увидел. И поехал за нами, когда мы сели в тачку. — И? — Да что тебя, заклинило, что ли? — внезапно зло вскинулся Женька. И тут же обмяк и спрятал лицо на плече у Ваньки. Потому что Иван оказался с ним рядом, притянул к себе и обнял. Помолчали. — Хочешь пиццу? Остывшую и противную. Но её ещё можно разогреть. Женька помотал головой. «Нет». — А чего хочешь? Только не говори, что сдохнуть, — грустно усмехнулся Ванька, вспомнив любимую Женькину фразу. — Хм… Тогда ничего. — А чего он ушёл-то? — с запозданием пришло в голову Ивану. — Что, пришёл, увидел и ушёл? Потрахаться забежал? — Выходит, что так. Ладно, пошли пиццу разогреем. Как шампанское-то? Пробовал? — Так себе. — Ну я так и думал. Наливай. Женька бодро начал движение к столику, но на полпути ноги его не выдержали, он рухнул в кресло, что попалось по дороге, и собрался в комок, прижав колени к груди. Ванька впервые видел его таким, и контраст между тем парнем, которого он знал, и тем, что видел сейчас, его пугал. — Он ничего не сказал? Просто ушёл? — спросил он, чтобы хоть что-то сказать. Нужно было делать что-нибудь, чтобы разморозить эту гипсовую статую! — Почему? Сказал. На прощание, — глухо и безжизненно донеслось из клубка. — И что? — оторопел Иван, который вовсе не рассчитывал на ответ. — Что я блядь и шлюха. Сплю со всеми подряд, и что ему всю жизнь под откос пустил. — Что, прямо так и сказал? — Не дословно. Но посыл был именно такой. — И ты не зарядил ему в табло? — Зачем? — Женька поднял плечи, словно хотел ими пожать, однако так и замер — с острыми плечами-крыльями. — Ведь это правда. — Какой хер правда? — Ванька взвился, будто его крапивой огрели. — Блядь, зря я ему с порога не въебал! Он выглянул в окно в бессмысленном порыве, словно надеялся увидеть там, в вечернем полумраке, что постепенно окутывал двор, Ника, которого, судя по всему, уже и след простыл. И подвис. — Постой… — Иван вгляделся повнимательнее. — Вон там, у дальнего подъезда, смотри… он, что ли? — Тебе надо, ты и смотри, — наконец тускло ответил Женька. И, поболтав в руке бутылку, отхлебнул из горлышка Дом Периньон. — Фух, ну и отстой. — Точно он! У последнего подъезда стояла древняя лавка, чудом оставшаяся в живых. Две доски из четырёх были выломаны с мясом, а на уцелевших примостился тот самый парень, что час назад стучал в их дверь. Отчего-то он не ушёл. Иван быстро собрался и, невзирая на вялый мат и угрозы Женьки, вышел из квартиры. Парень так и сидел, замерев неподвижно — ну просто всем памятникам памятник, и только сигарета в его пальцах дымилась, оживляя общую картину. Ванька без слов приземлился рядом. Сидеть бок о бок с незнакомцем не хотелось, поэтому он присел на спинку скамейки, которая выглядела не в пример надёжнее хлипких расшатанных досок сиденья и, подумав, опёрся кроссовками на край покоцанной и погрызенной деревяшки. Парень покосился на него, но промолчал. Спустя минуту Ник в последний раз неумело затянулся и сразу же выдохнул дым. Потом сплюнул, затушил и сломал половину сигареты о скамейку, затем поискал взглядом урну и, не найдя её поблизости, аккуратно завернул окурок в бумажный платок и зачем-то засунул всё это в карман. Ванька молчал. — Ты его парень? — Ник сказал это тихо, практически пробормотал под нос. — А сам-то как думаешь? — усмехнулся Иван. Ник помедлил и выдохнул: — Думаю, что нет. Надеюсь, что нет. — Правильно думаешь. И вопрос был в принципе тупой. У тебя, кажется, до сих пор сохранился полный набор зубов и целый нос. Так что точно нет. Парень вздохнул. С облегчением? Но Ваньке не было до этого дела: щадить никого он не собирался, поэтому спокойно продолжил. — Честно говоря, я сюда пришёл, чтобы это поправить. — И, наткнувшись на вопросительный взгляд, уточнил: — Вломить тебе по ебалу. — А чего ж до сих пор не? — криво улыбнулся Ник. — Да хер его знает, — протянул Иван. — Жалко стало, что ли? Он не врал. Фигура Ника выражала такое отчаяние, что хоть сейчас на обложку какой-нибудь монографии «Язык тела и как его использовать в невербальном общении». Жалость обидное чувство, да. Однако Никита никак не отреагировал на эту фразу. Только съёжился ещё больше и запахнул полы куртки. — А… — произнёс он и закашлялся. Кадык судорожно заиграл на покрытой мурашками смуглой шее, словно парень рыбью кость проглотил. — А… скажи, как там он? Уточнять было без надобности, но Ванька переспросил: — Джеки? Специально произнёс это имя, чтобы лишний раз хлестнуть и без того поникшего Ника. И, дождавшись, когда тот слабо кивнёт, с мрачным удовольствием бросил, поддавшись минутной злости: — Как-как. На подоконнике стоит, чтобы вниз кинуться. И получил полное удовлетворение, когда Ник дёрнулся, словно от удара током, и рванул со скамейки. Ванька чуть не рухнул со спинки. Это произошло по той причине, что схватить парня за куртку он всё же успел. — Тихо ты, дебил. Никуда он не кинется. На окнах решётки. — За… зачем… — заикаясь пробормотал Ник, после того как восстановил дыхание и смог говорить. — Зачем решётки? — Долго объяснять. — Говори. — На этот раз голос приобрёл жёсткие ноты, и теперь уже Ник вцепился в куртку Ивана с такой решимостью, что стало ясно: не отпустит. Ванька закатил глаза. С одной стороны, особо распространяться о Женькиных тараканах ему не хотелось, но с другой, как ни крути, но А он уже сказал, стало быть, и продолжать придётся. И всё же окончательно его убедили глаза Ника, больные, как у лихорадящего. Хотел ли Иван сделать ему ещё больнее? Или просто решил, что парень обязан знать правду? Он и сам не смог бы себе ответить. Но тем не менее продолжил, несмотря на сомнения. — Понимаешь, когда он вернулся из Англии, мы ещё не были знакомы. Но я точно знаю, что он был в глубокой депрессии. Был, да. Но умирать не хотел. Осознанно не хотел. Да и сейчас, как говорится, «не дождётесь». Каким бы он ни был придурком по жизни, до суицида там как до Аляски пешком. Но… от импульсивных действий застраховаться невозможно, а Женька ведь очень импульсивный. — Я… я помню. — Ну вот он и включил логику, проанализировал свой случай и пришёл к выводу, что всегда можно остановиться, то есть сделать шаг назад. Например, если выпил таблетки, то передумать и выблевать их в унитаз легче лёгкого. Если перерезал вены, то перетянуть руку и позвонить в скорую всегда успеешь. Ванька продолжал медленно. Всё это он уже пережил, когда слышал такое от Женьки. Волосы на голове в тот день у него вставали дыбом, а Женька всё говорил и говорил, спокойно и страшно, и остановить его не было никакой возможности. И Иван прекрасно представлял себе, что чувствует сейчас Ник, который сжал губы до белизны и смотрел не отрываясь в землю. — А что касается повеситься, то этого Женьке никогда не позволило бы чувство прекрасного. Он усмехнулся, потому как прозвучала фраза достаточно дико. И поймал дикий же взгляд Ника. Иван счёл нужным объяснить. — Ты когда-нибудь видел висельника? Только идиот может решиться повеситься. Забудь о том, чтоб лежать в гробу красивым. Быть обосранным и обоссанным, с вываленным языком, синим лицом и вытаращенными глазами — такого и врагу не пожелаешь. Ну вот… Ник судорожно сглотнул. Ванька перевёл дух. Не станет он щадить этого козла. Врежет по полной. — Короче, если исключить из списка удушение, то по ходу всё можно исправить, ну или почти всё. Только шаг с окна вернуть назад не получится. Поэтому Женька в один из дней заказал решётки с замками и если чувствовал себя херово или планировал напиться, то просто заранее запирал их изнутри и ключ выкидывал в форточку на газон. Утром подбирал. Как-то раз дети его утащили, так он неделю жил с закупоренными окнами, пока дубликат не сделал. Ржака, правда? — Нет, — сдавленно произнес Ник. Ванька только вздохнул. И эхом откликнулся. — Нет…