Recambio. Обратный счёт. Книга вторая

Никита летел вверх по лестнице, перешагивая ступени через одну. Он торопился, чтобы успеть до возвращения Женьки. Сюрприз сам себя не подготовит, а дел, связанных с этим самым сюрпризом, нарисовалось выше крыши. Разобрать беспорядок, поставить утку в духовку — а он спецом купил уже полностью готовую птицу. Несчастную наголо ощипали заботливые руки мастера, выпотрошили, а затем набили яблоками и даже зашили. И упаковали в вакуум-целлофан, чтобы покупатель уж вообще не заморачивался — это было идеально для косоруких поваров вроде Ника. Ну, как в том в анекдоте про космический корабль, где «чукча, накорми собак, приборы не трогай». В том смысле, что самое ответственное задание в этом квесте — снять оболочку, и уж это ему доступно. Ну и духовку включить, выставить температуру и время, как написали на этикетке умные люди, это он тоже сможет. На календаре сегодня красовалось число тринадцать. Старый Новый год. Самый романтичный и домашний праздник, если что. Ник его предвкушал давно и с большим нетерпением, отчасти потому, что настоящий новый Новый год был две недели назад просран самым обидным образом. Во всяком случае, таковым он оказался для Ника. Женька же, судя по всему, напротив, оторвался от души, и не сказать было, чтоб настроение у него скатилось в ноль. Казалось, его-то как раз всё устраивало. А вот Никиту — нет. Начать с того, что в клубе Женьку, как выяснилось, знала ну просто каждая собака, это само по себе не могло не взбесить. Ну и продолжение праздника дома у Покровского тоже не порадовало, хотя ушли они из клуба, едва пробили куранты. По понятной причине, Ник особого счастья не испытал, когда узнал, с кем Женька планирует отметить всенародный праздник. Компания их состояла из четырёх человек, одного из которых Ник почти ненавидел. Это был тошнотворный красавчик, тот самый Иван, что в своё время жил с его — его! — Женькой целых пару месяцев. И уже за одно это он заслуживал, чтоб ему начистили рыло. Хотя Женька и говорил, что это друг, мол, и ничего между ними не было, нет и быть не может, однако следовало ещё во всём этом разобраться. Впрочем… возможно, Ник и психовал на ровном месте — так-то за Иваном никаких косяков и мелких подлостей вроде бы не числилось, да и парень у него, кажется, есть. В общем, пусть живёт. Пока. До первого прокола. Второй чел, что был с ними, — тот самый парень этого Ивана, хм… тоже жгучей симпатии не вызвал. Мутный какой-то. Да и на Женьку кидал искоса непонятные взгляды. Внимательные такие… Короче, нужно ещё присмотреться к этому кадру. Ладно, проехали. Новый Новый год не удался, и Ник гнал от себя навязшую в зубах мысль, что как встретишь его, так и проведёшь. Зато вот сегодня они будут только вдвоём с Женькой. Плюс гусь. И плюс бутылка хорошего шампанского. Свистнул телефон, оповещая о новом входящем сообщении. Ник притормозил между этажами, скользнул пальцем по экрану и закатил глаза. «Ники, привет! Я сейчас на островах, здесь звонки не проходят, инет жесть какой тормозной. Напиши, во сколько твой самолёт, я закажу трансфер». Никита потёр лоб рукой и расстегнул куртку. Нужно ответить и немедленно, иначе Аня примется названивать и не успокоится. Предыдущее враньё очень удачно зашло, но сейчас ему предстояло отбиться в очередной раз. Как же его всё это достало! Фотку, которую ему прислала жена, он даже и открывать не стал — наверняка какая-нибудь очередная красивая поза в парео. Аня настояла на том, чтобы он прилетел к Новому году на Бали, и даже купила ему билет. Никите ничего не оставалось, как «опоздать на самолёт». Пробки, новогодняя суета и всё такое. И ему стоило немалых усилий убедить Анну не возвращаться в первых числах января. Аргументом послужило то, что сам он спит и видит, как бы окунуться в тёплый океан, а Ане, в свою очередь, глупо сейчас прилетать в мерзкую промозглую Москву. Уж лучше он разберётся с делами и прилетит на Старый Новый год. Опять же и народу меньше, и билеты дешевле. Ага. Словно цена для него когда-нибудь что-то решала. Однако ему и на этот раз поверили, хотя осадок остался. Неизвестно, как там у Ани, но у него-то точно. Ник врать не любил. Его просто корёжило, если обстоятельства заставляли говорить неправду. А тут… враньё за враньём нанизывалось на нитку, и сейчас его набралось столько, что хватило бы на целое ожерелье. И ожерелье это душило и сковывало, не давало свободно дышать, мешало полностью отпустить себя и наслаждаться жизнью. Он вздохнул и быстро набрал: «Привет». Отправил и задумался. Он так и торчал на лестнице, только куртку снял — жарко. Немного подумал и продолжил: «Слушай, я не смог купить на сегодня, здесь с билетами полная жопа. Народ как с ума сошёл. Я затупил, смотрю, уже нет свободных. Давай на пару дней позже прилечу. Да и дела кое-какие нужно закончить». Он отправил, не особо надеясь на то, что ему поверят. Он бы, например, не купился. Однако Аня в очередной раз его порадовала. Прислала смайлик с обидкой и прибавила: «Хочешь, я тебе закажу». «Не надо, спасибо. Я выберу удобный для себя рейс». На этом переписка закончилась, и можно было продолжить подниматься по лестнице, уже, правда, без прежней лёгкости внутри. Но, как это часто бывает — и он к этому постепенно привык, — всё неприятное нужно выгнать вон из головы, и чем раньше это сделаешь, тем меньше проблем. Так что к тому моменту, когда он вставил ключ в замочную скважину, он и думать забыл о жене и об их дурацком коротком диалоге. Запихнуть эти траблы на дальнюю полочку и дело с концом. Очутившись в коридоре, он замер. Из дальней комнаты доносились звуки — Женька играл на рояле. Мда. Хозяин дома — с уткой вышел прокол, сюрприз не удастся. Ну и пофиг — вдвоём её даже прикольнее готовить. Ник прислушался к звукам, что доносились из кабинета. Он узнал эту вещь — Женька написал её совсем недавно, и первым, кого допустили, так сказать, к телу, был Ник. Сказать, что ему понравилось — нет, это неправильно подобранное слово. У него волосы встали дыбом, когда он слушал — это понравилось? У него мурашки по загривку носились как бешеные — это понравилось? Он словно в преисподней побывал, всем демонам в лицо взглянул — понравилось? И потом после бури и адских плясок в один миг очутился на берегу кристально чистой реки, умылся её прохладной водой и растянулся на влажной и чистой, сияющей крохотными бриллиантиками росы траве. Когда Женька закончил, Ник с полминуты молчал и встряхнулся лишь услышав тихое «Ну как?» Тогда он, чтобы прогнать оторопь, пожал плечами и фыркнул, растянул рот в улыбке. — Какой смысл писать музыку, которую потом сам сыграть не можешь? Он прицепился не на пустом месте: партитура оказалась такой сложной, что Женька запнулся пару раз в середине, чертыхнулся и продолжил. Для дьявола написал не иначе — Ник, поскольку немного понимал в этом, прекрасно осознавал, что для блестящего, идеального исполнения нужно быть именно исчадием ада, да и растяжку пальцев иметь нечеловеческую. Вот поэтому он и пошутил — неловко и не смешно, но просто, чтобы хоть что-нибудь сказать. И следом спохватился — обидится? Нет? Женька не обиделся, а наоборот, расхохотался, кинул в него думкой и попал. — Ах ты! — Ник поймал его, вёрткого, ржущего, отчаянно весёлого, почти на грани истерики, и дело закончилось лёгкой потасовкой вперемежку с поцелуями. И очень своевременно на них напал диван, стукнул под колени, вынудил рухнуть друг на друга и продолжить целоваться лёжа. Они раздевались словно в горячке, как будто боялись не успеть. Куда не успеть? Зачем? Весь мир растворился, утонул, растаял, оставив их наедине. Никто им не помешает. Никого во всём свете не осталось, кроме них двоих, кроме сбитого дыхания, беспорядочной россыпи поцелуев, тихого шёпота. Женька раскинулся на спине, растёкся под Ником, горячий, с распухшими губами, с его этим бесовским взглядом, от которого оторваться невозможно. Ник провёл пальцами по точёной шее, спустился к ключицам, прикоснулся губами к ямке между ними, потом лизнул тёмно-коричневый твёрдый сосок и завис. Оказывается, Женька настолько худой, что его сердце — оно прямо под кожей. И видно на глаз, как оно изо всех сил лупит изнутри в грудную клетку, от этого крохотный пятачок под левой грудью живёт своей жизнью, бьётся словно птенец. Такой крохотный, что его просто одним поцелуем накрыть можно. — Ты чего? — Женька приподнял голову, пытаясь разглядеть, чем там занят Ник. — Смотрю на твоё сердце, — выдохнул он. — И как? — улыбнулся Женька. — Красивое, — искренне сказал Ник первое, что пришло в голову. И тут же сделал что хотел — осторожно поцеловал маленький живой пульсирующий островок. И это вышло так неожиданно остро и нежно — чувствовать этот беззащитный пульс губами, — что у него дыхание перехватило. Про Женьку и говорить нечего. Ему кровь мгновенно бросилась в лицо, глаза растерянно заметались, а сердце заколотилось ещё быстрее. Ник прикрыл его ладонью, словно хотел придержать, чтобы не выпрыгнуло, и впился жадным поцелуем в Женькин рот. Позже они, разморенные, уставшие после секса, лениво валялись как придётся: Ник — на спине, Женька — пристроив растрёпанную голову у него на животе. — Не дыши, — капризничал Женька. — У меня голова от этого кружится. — Тогда слезь, харе, разлёгся тут, — не растерялся Ник. К этому времени он научился правильно реагировать на такие провокации. — Не хочу. Мне здесь удобно, — упёрся тот. — Тогда терпи. Женька фыркнул, но не сдвинулся с места, лишь продолжал мерно покачиваться в такт дыханию своего парня. Как выяснилось потом, обдумывал план мести. И Ника буквально выгнуло луком, когда Женька внезапно повернулся набок и аккуратно лизнул своим горячим языком успевшую остыть влажную головку… самый её кончик. У Ника в прямом смысле искры из глаз посыпались, а его расслабленный член, устроившийся было на заслуженный отдых, мигом встрепенулся и ожил — столько дел, столько дел… Стоит ли говорить, что после этого в постели они застряли ещё на полдня, до тех пор, пока не проголодались? — Я серьёзно, — проронил тогда Женька на кухне, нарезая хлеб. И Нику не нужно было объяснять, о чём речь. — А серьёзно… ты — гений, — немедленно и без тени улыбки ответил он. А улыбнулся уже потом, когда услыхал довольный хмык и вполне себе в духе Женьки реакцию. — Я знаю. Но спасибо, что напомнил. — Не за что. Как назовёшь? — Ник имел в виду композицию. — Да ещё не думал. Это ж не собака, можно и никак не называть. Опус номер хер с хвостиком какой-нибудь там. — Не, название необходимо, — не согласился Ник. — Это как красивая одежда. Основное, конечно, внутри, но и на тряпки посмотреть приятно. Кстати, ты это уже показывал кому? Женька помотал головой, поскольку рот его был занят. — Ты первый, — добавил он, прожевав и проглотив. Ник без слов кивнул в ответ: типа разумеется, как же ещё. Но внутри растаял. Пару раз Женька сперва таскал то, что сотворил, своей старой преподше из Гнесинки — Нине, а лишь затем показывал Нику. И только изредка играл ему первому. Это был именно такой случай. Сейчас Ник, повесив куртку, не торопился проходить в квартиру. Он решил не мешать своему патлатому гению — пусть добьёт до конца. Тем более что Женька как раз подбирался к тому сложному месту, что ему никак не давалось, ну не выходило преодолеть его без помарок. И Ник замер и заслушался. Чёткие синкопы взрывали мозг, отзывались в груди рваными струнами, выворачивали душу. Перед тем самым непослушным пассажем пианист сделал едва заметную паузу и вдруг — словно птица вспорхнула — легко и изящно преодолел барьер. Ник выдохнул — наконец-то! Он скинул ботинки и в носках неслышно прошёл по коридору. Уже на полпути Ник осознал, что же ему не давало покоя всю последнюю минуту, что его подспудно волновало. Дело в том, что Женькина пьеса звучала чуть иначе. Добавилось басов, ускорился темп. К тому же недавно в одном месте Женька своей рукой приписал в партитуре по-итальянски «brilliante»*. Они коротко поспорили на эту тему: Ник говорил, что такого слова нет в терминах — Женька ткнул его носом в словарь этих самых музыкальных терминов. И Ник, чтобы взять реванш и сбить с этого гения спесь, не далее как вчера долго ржал и подкалывал его, утверждая, что в его — Женькином исполнении — это звучит будто россыпь булыжников по мостовой, но никак не бриллиантов. Что, в общем-то, было недалеко от истины. Ну не выходил у Покровского этот отрывок идеально, не получался. Женька сначала сердился, но потом весело хмыкал и неизменно повторял раз за разом, добиваясь чистого и лёгкого звука, и всё равно оставался собой недоволен. А вот сейчас, сейчас это именно мелкие бриллианты рассыпались по звенящему стеклу невесомо и нежно. Это было нечеловечески и это было… Дверь в комнату, откуда доносились звуки, оказалась приоткрыта, и Ник, предчувствуя неладное, рывком распахнул её настежь. За роялем сидел не Женька.