Мой милый Мюнхен

      Лунный свет проникал сквозь тонкие стёкла, освещая лазарет ночной синевой. Стоял осенний прозрачный воздух, приятно охлаждавший больное тело. Сон в ноябрьской прохладе был слаще и крепче. Веки наливались свинцом, слепляя и ресницы. Уставший разум сладко дурманился. Потяжелевшая голова медленно сползала набок. Отрывки мыслей мелькали в полудрёме, без начала и конца, и без связи, оставляя о себе лишь смутные догадки.       Большая комната была плотно обставлена койками, на чём покоились больные. Они же и раненные, тяжело дышали, время от времени с треснувших губ срывались болезненные стоны. Каждый здесь яро сопротивлялся смерти.       Полная луна была сегодня особенно красива. Её холодные проблески слабо освещали болезненную физиономию. Багрово-синее лицо искривилось от тупой боли, глухо отзывавшейся во всём теле. Мышцы заныли. Подавляя мучительные рвотные позывы, Рихард сомкнул запёкшиеся губы, и с трудом привстал. Послышался металлический скрип. Голову будто залили кипятком: затылок особенно потяжелел, обостряя и височную мигрень. В нос ударил плотно стоявший лекарственный запах. Сквозняк прошёлся по оголённому торсу, заставляя дрогнуть. Мозолистыми пальцами Рихард нащупал чистую марлю, бережно обмотанную вокруг его воспалённых глаз.       "В госпитале... —последние события постепенно восстанавливались в памяти, заставляя снова ощущать ту жгучую боль и неясную тревогу. —Сколько пролежал-то?" Хотелось вновь провалиться в беспамятство.       Рихарду ясно вспомнился едкий аромат горчицы, обративший его в спасительное бегство. Тогда они расположились под солнечный Ла Монтень, пассивно отстреливались пару дней, а после... В роковое утро пятнадцатого октября их полк подвергся ответной газовой атаке. •••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••       Рихард прижимался лицом к пыльной земле, с дрожью заряжая нагретую винтовку. Затаив сбившееся дыхание, он пристально выискивал "злодея-британца" на подозрительно опустевшем поле. Над головой вдруг со свистом пролетели пару пуль. "Пронесло", —выдохнул Рихард, как невдалеке взорвался снаряд. Благо, осколки до него не долетели. Однако, по́дняв прищуренный взгляд, он, забыв о стрельбе, резво поднялся и побежал назад.       Даль уже охватило сплошным жёлтым туманом шириною в километр. Попутный ветер нагонял ядовитый газ, приближая его скорее.       "Они всё просчитали, —догадался Рихард. —Даже скорость ветра."       В нос бил резкий запах, напоминавший растёртый лук и горчичный раствор. Наблюдая тяжёлые клубы газа, что спешно подбирались к ним, растерянный Рихард больно скатился в окоп.       Руки судорожно потянулись к лежащему на земле противогазу. Натягивая спасительную маску, вместо привычного воздуха и порохового дыма, горло вдруг обожгло едким паром.       "Не успел.— тот уже причислил себя к погибшим. —Мама..."       Невольно прозвучал хриплый кашель, отдававший болью в лёгких. Ноги судорожно затряслись и подкосились, не удержав ослабшее тело. Согнувшись в три погибели на земле, солдат лихорадочно хватался обеими руками за шею. Надрывно царапая то грудь, то рыхлую почву, Рихард брыкался по многострадальной земле. Его раздирало от острого мокрого кашля и удушливого жжения в лёгких. Казалось, он выкашляет лёгкие, тот и не был против кончить так. Всё тело превратилось в сплошной спазм, пытавшееся отдышаться.       Сколько он страдал в конвульсии, копаясь в земле, Рихард не помнил. Казалось долго, очень долго. Он успел горячо проклясть и своих, создавших беспощадное оружие, и британцев, применивших его, и себя, не уберёгшего, и даже не сумевшего обеспечить быструю смерть. Успел и с жизнью распрощаться, сам желая чтоб его застрелили. Кругом всё затихло, отчётливо слышался лишь собственный истошный кашель.       "—Перед смертью всё затихает." —вспомнились ему слова выжившего рядового.       Вдруг его резво поднимают с земли за руки и трясущиеся колени. Рихард и сам догадался, что дождался помощи санитаров. Всё происходило быстро— кладя на носилки, его небрежно освобождают от громоздкого противогаза, давая кислороду свободно поступать в обожжённые лёгкие, а встречному ветру охлаждать вспотевшее лицо. Приступы конвульсивного кашля, быстро следующими друг за другом толчками, прерывал лишь шумный короткий вздох, от чего мученика стошнило кровью.       Последнее, что помнил Рихард – кислый привкус во рту и чужие руки, что заботливо гладили его по взмокшей спине. ••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••       Не вытерпев холода, Герман наконец улёгся обратно, затягивая тонкое одеяло по шею. Уснуть мешал не только собственный хрип и дефицит кислорода, но и тяжёлые мысли о погибших полчан. Иногда он вздрагивал от тихих шагов медсестёр, неожиданно заходивших, проведать таких же больных с багрово-синими лицами. И всё же, под утро Рихард уснул.