Мой милый Мюнхен

      "Пятого января прошла грандиозная демонстрация. Революционный комитет, куда вошли и представители НСДПГ, обратился к рабочим с призывом бороться за роспуск белогвардейских отрядов, за вооружение пролетариата, за восстановление в должности Эйхгорна, и за свержение правительства Эберта—Шейдемана, объявив, что берёт власть в свои руки."       Задумчиво задерживаясь на отдельных фразах, стальные глаза пробежали дальше.       "6 января, в Берлине вспыхнула всеобщая забастовка. В этот и в последующие дни на улицу вышло до полумиллиона рабочих. 7—8 января рабочие заняли вокзалы, здание редакции и типографии газеты «Форвертс».       Лидеры НСДПГ, требовавшие свержения правительства, теперь пошло на переговоры с ним." —Иронично. — сладко злорадствуя, Рихард усмехнулся.       "Вечером того же дня, после неудачных переговоров с Эбертом, входившие в Революционный комитет независимцы снова стали призывать к оружию. Однако это окозалось лишь словами." —Ну конечно. —тихо комментировал тот. —Берлинская партия насчитывает всего трёхсот человек.       "11 января Густав Носке вошёл в Берлин во главе 2 000-3 000 солдат, которые с невиданной жестокостью начали жестокую расправу над восставшими. Коммунистов объявили вне закона." —Носке –эта та самая "Кровавая собака" ?       "13 января Независимая социал-демократическая партия и революционные старосты объявили об окончании забастовки. По решению Коммунистической партии К. Либкнехт и Р. Люксембург скрылись в подполье." —Но они всё ещё редактируют «Роте Фане»! —нервно возмущался он. — Люксембург даже успела написать статью о причинах поражения берлинского пролетариата!       Наконец, отложив лживую газету в сторону, Рихард задумался, разглядывая белый потолок. " —Сейчас Веймар особенно слаб и шаток. Пережить бы период "красной заразы". —за брата он волновался особенно сильно. —Советской Германии не быть, как бы тяжело не было признать это левакам. К счастью, до уровня Ленина НСДПГ не дотягивает."       В этот вечер пятницы Рихард снова пропадал, натягивая добротное пальто, шнуруя солдатские ботинки. —Ребекка, я по делам. Вернусь не раньше десяти. —сухо предупредив новую молодую служанку, он удалился, захлопнув за собой дверь.       Вечерело. Ранним утром выпал мелкий снег. Крыши домов будто посыпали сахарной пудрой, а земля за ночь поседела. Сейчас снег расстаявши, стекал тонкими ручьями по серому асфальту. Под ногами с хлюпом месилась зимняя слякоть и мутные лужи. Морозный воздух щипал бескровное лицо. А зимний ветер теребил уязвимые, нежные к холоду уши. Рихард сжимался в стоячий воротник тёмного пальто. Сквозь скелеты нагих деревьев, путь белым светом освещала серебряная луна.       Солдат каждому недоговаривал куда он держит путь в таинственную пятницу. Всё началось месяц назад.       Хрустальный декабрь тихо пролетел. Чахлый Веймар —олицетворение новообразованной Веймарской республики, уехал в столицу, брать власть в свои хилые руки. Бунтов, народных "капризов" и демонстраций почти не наблюдалось. Зловещее затишье перед кровавой бурей.       Рихард вернулся к службе с проблесками энтузиазма. Начальство даже выдало ему личный состав. Теперь он не просто солдат, а Herr Oberleitner.       Весь длинный декабрь он нянчился с новобранцами, старательно обучая их военной грамоте и дисциплинам. Увы, служба часто держала Рихарда в нервном напряжении —один нажрался в продовольственном складе, второй в самово́лку слинял, третий подрался, четвёртый педикулёз подхватил. За это и его, Herr Oberleitner, лишали лакомых премий.       Второй нюанс —бумажная работа. Частые отчёты, нескончаемые планы занятий добивали не только бренное желание, но и больное зрение. Увы, от неприязни он так далеко откладывал сидячие дела, что возвращался к ним только вечером, под жёлтый свет лампы.       Вскоре Рихард начал замечать от своего подчинённого, рядового Дачса, занимательные знаки —то угловатая подпись, смахивающая на древнегерманские руны; то заметит у него старобытный амулет; то ляпнет что-то на мёртвом латинском. Век тайных оккультных сообществ. Рихард догадывался в чём дело.       Заинтригованный, он решил убедиться, напав в открытую. Оттого, в один из холодных дней, настиг бедного Дачса на тренировке. Из всех неумело замаскированных в лесных сучьях, Рихард широко шагая, стремительно двинулся именно к нему. —Что это такое? —носок ботинка аккуратно упёрся в бронзовый амулет, видневшийся из под мокрой униформы. —Оберег, господин лейтенант. —отнекивался тот. —От чего? —строго расспрашивая, тот не унимался. —Что значат готские руны у тебя в подписи?       Наивный Дачс, сбитый чужой прямотой, остался растерянно глядеть по сторонам, разевая обмякший рот в нервных думах "—Говорить иль нет?" —Я...я расскажу вам позже. Правда, выслушайте после тренировки. —Буду ждать у полигона. —отчеканив, Рихард удалился так же резво, как и появился.       Малец остался в неведомом страхе с колотящимся молодым сердцем.       И тогда, сминаясь как провинившийся школяр, Дачс всё рассказал под испепеляющим взглядом militärlehrer, подтверждая его догадки.       Окозалось, он состоял в тайном оккультном сообществе —Туле́. Слушая, всё это казалось Рихарду детским лепетом и песочной игрой в колдунов. —Туле́. Хотите вступить? —вдруг предложил рядовой.       Колеблясь, Рихард скептично ответил роковое "да". —Я зарекомендую вас herr Экорду. Уверен, он вас примет. —заверил того малец. —Клуб нуждается в таких как вы.       Каких, Рихард спросить не успел.       Но теперь каждую пятницу он прилежно посещал оккультный притон. И что он нашёл там особенного? Может то, что его там действительно ждали. Хотя Рихард догадывался, что элита чает от него крупных членских взносов. Да и брёл он туда исключительно из неосторожного любопытства.       Политические сплетни, народные интриги и евгеника. Откуда же всё это он узнает, если не за этим круглым столом?       Снова заворачивая в глубь мрачного квартала, Рихард чуть не подскользнулся на оледенелых ступенях. Широко распахнув хилую дверь, он зашёл как к себе домой, шумно и вальяжно.       В тёмном вестибюле нащупав крючок, он повесил холодное пальто в пыльном углу. Молевая дверь с облезлым лаком так и стояла, жалостно приглашая внутрь. Дёрнув холодную ручку, он медленно зашёл, тихо ступая по деревянному полу. Гнетущую тишину нарушил мерзкий скрип, лениво заявлявший о приходе. Ох, как он ненавидел эту трескотню, не дававший ему тихо проскочить, и привлекавший перемигивающие взгляды. Солдат не опоздал, как всегда.       В притоне практиковали неловкое бормотанье, бедные ритуалы, сумасшедшее поведение. И всё это приправлено псевдонаучными целями —попытки механического перевода древнегерманских фолиантов на немецкий, бурное декламирование расологии, где с кровью у рта доказывали превосходство белизны.       Как бы эти беседы не возбуждали молодые умы и наивные сердца, увы, тем же "арийцем" Дитриха Экорда не назовешь. Это был солидный мужчина среднего роста и с дородным телосложением. Его плешивая голова лоснилась при свете ламп. На маленьком лице теснились румяные щеки, широкий лоб и мелкие потускневшие голубые глаза —единственное, что имелось у него из нордического.       Все в сборе. Рихард хорошо запомнил их объятые мраком лица. Однако приступать сектанты не спешили. Кидая друг другу короткие взгляды, казалось, они чего-то ждут. "—Может быть, ждут благоприятное мистике время? —гадал не просвещённый Рихард. —Восемь вечера уже."       Наконец, после утвердительного кивка Эккорда, тёмные сектанты приступили. Раздался щелчок выключателя, раскалённая лампочка потухла. Фарфоровые женские пальцы, не с первой попытки, зажгли благородную церковную свечу. Пары бледных глаз неспеша сомкнулись. Настраиваясь на общий лад, собираясь с мыслями, они синхронно взялись по кругу за холодные руки. Печи в этом захолустье не имелось.       Благодаря свежей памяти и наблюдательности, Рихард умело подстраивался, послушно шепча невнятное на латинском. Он не прочёл ни единой страницы, данной ему Датчсом эзотерической книги; ни разу не поинтересовался плодами диких обрядов; и ни разу не заговорил с сектантами. Всё это было так чуждо для него, что не окунаясь во всю эту туманную атмосферу, он продолжал посещать и слепо ждать грандиозного.       Жаркий гул шёпота в разгаре. Вновь раздается мерзкий скрип двери. В комнату врывается слабый жёлтый свет из вестибюля, а на пол падает тень тонкого силуэта. В низких дверях сиротливо стоит тёмная фигура, ожидающе поглядывая на сектантов. Но шепот не останавливается, руки не освобождают. Чуть приоткрыв глаза, Рихард решается незаметно взглянуть на незнакомца.       "—Странный какой." —подумал тот, не отрываясь от чтения. И всё же, он тайком подглядывал за боязливым гостем.       Это был субтильный молодой человек среднего роста, лет тридцати. Стройное, чеканно очерченное лицо окозалось чуть скуластым и болезненно бледным, что даже январский мороз его не окрасил. Глянцевитые волосы аккуратно уложены ровным боковым пробором. Сбившаяся смольная прядь лежала на бледном лбу. А растерянный взгляд тяжёлых сизых глаз наблюдали происходящее. —Извините, опоздал... —бормотали его тонкие бледные губы.       Рихард еле удержался, чтобы не прыснуть от смеха.       "—Это вроде модно. Чарли Чаплин, щётка, все дела, но это... —думал он. —Кроме шторки над губой он ничего красивее не выбрал? Дэнди наш баварский. Подожди ка."       Солдату показалось, что он где-то его видел. Нет, не в полку, и не в личном составе. Может быть "жгучим" оратором на одной из обедневших улиц города. Пусть он не помнил о чем herr глаголил, но припоминал, что мужчина стыдно мямлил и терялся. Ни грамма уверенности, а упрямости хоть отбавляй. Жестокий народ тогда поглумился над бедняжкой, силой оттолкнув его от высокой трибуны. И тот, униженный и оскорбленный, поплёлся дальше к реке Рейн. Рихард долго провожал его с сочувствием, жалостно глядя тому в сутулую спину.       Смутно вспоминая минувшие выступления, Ричи снова захлестнула жалость к незнакомцу. И даже сейчас, он, промозглый, скромно одетый, в драном пальто с заплатком на локте, растерянно стоял посреди комнаты, пристально глядя на горящую свечу перед собой.       "—Есть в них свой шарм, если приглядеться. —о своём первом впечатлении Рихард жалел. —Лицо стройнят, не мешают."       А гость остолбенев, всё смотрел и смотрел на танцующую свечу, постепенно входя в кроличий гипноз. Вскоре солдат отошёл от эфемерных дум о страннике. Дрёма брала вверх над уставшей головой. Изредка забываясь, он искусно игрался с латинским.       Хоп!       На эбеновом холодном полу лежало жалкое ноющее тело. Обмякшие пальцы вмиг высвободились из чужих тесных ладоней. Резво вставая из-за маленького стола, все двинулись к рухнувшему. Один Рихард остался сидеть в позднем зажигании. Для приличия он лишь приподнялся, но вступать в это душное сборище не стал.       Беднягу окружили хищные маги. —Толпы...я...Родина! Судьба Германии! —забившись в болезненных судорогах, дребедил тот.       "—Сумашедшие здесь не только сектанты.—подумал Рихард. —Эпилепсик?"       Чем дольше он бился в конвульсии, тем сильнее атмосфера пропитывалась чужой болью, сокровенными страхами и тёмной мистикой. Кругом пристально изучали жертву, добивая кровожадным взглядом.       Тонкий женский палец резво потянулся в сторону мученика. —Он! Это он! —со священным ужасом воскликнула женщина. —Он месси́я!