С любимыми не расставайтесь

      Лодка покачивалась на воде. Солнечные лучи прыгали по её глади, отскакивая ярким светом прямо в глаза. Юра пыхтел, гребя против течения, Володя сидел напротив и наблюдал за стараниями друга, слегка склонив голову набок.              — Как думаешь, — спросил Володя, нарушив пятиминутную тишину, — заводь с кувшинками такая же, как и в прошлом году?              Юра надеялся на это, потому что хотел вновь увидеть блеск в глазах Володи. Ведь в том году, когда он рискнул показать другу это место, тот остался в неописуемом восторге, который потом согревал душу Юрки в ненастные дни.              Он вообще и не думал, что они с Володей подружатся. Сначала ему казалось, что всё их общение будет минимально, и Юрка просто начнёт выполнять каждое поручение вожатого пятого отряда, но Володя его вновь приятно удивил.              «Когда они шли на ужин после разговора в комнате, Юрка решил уточнить один момент:              — И что я должен буду делать? Ну, ты за меня поручился, — добавил Конев, чтобы дать понять Володе, о чём будет их разговор, — значит, теперь я обязан выполнять все твои поручения, да?              Володя хмыкнул и покачал головой как-то снисходительно.              — Было бы, конечно, неплохо, но нет, я не собираюсь нагружать тебя. Только в случае острой необходимости. Чтобы Ольга Леонидовна была уверена, что ты занят делом, я сказал ей, что ты будешь ходить в мой кружок по обучению игре на гитаре.              Юрка может и порадовался бы такому общему интересу, если бы не одно «но». Конев резко затормозил.              — Нет, нет и ещё раз нет, — замотал он головой, чувствуя, как внутри разрастается паника. Музыка покинула его, он покинул её в ответ. И Юра не хотел касаться всего того, что было с ней связано. Володя тоже остановился, повернулся к Коневу.              — Почему? — его мягкий голос действовал на Юрку очень странно. Эти интонации заставляли довериться, открыть самые страшные тайны. Юра упрямо поджал губы. Володя не был его другом, но Юрке отчего-то отчаянно захотелось поделиться своим горем.              — Я… — он взлохматил и без того непослушные волосы — теперь на голове было точно воронье гнездо — и огляделся по сторонам. Под невысокой ёлкой стояла пустая лавочка, и Юре показалось уместным сесть на неё, чтобы рассказать Володе о своей проблеме. Он молчаливо прошёл в тень, спрятался за низко опущенной веткой ели, сел на прохладную скамейку и откинулся спиной на синие доски. Лавочка была недавно покрашена, — очевидно готовились к новому сезону — и её цвет отдавал насыщенностью и свежестью. Юре даже показалось, что она всё ещё хранила запах новенькой краски. Володя сел рядом с Коневым, но остался на приличном расстоянии от него. Юрка продолжил говорить: — Я давно не занимался музыкой.              — О, — похоже, Володя был приятно удивлён, — значит, ты тоже своего рода музыкант.              Юрка грустно хмыкнул. Музыкант… Да какой из него теперь музыкант.              — Когда-то был. Теперь — нет, — ему хотелось чем-нибудь занять руки, но на глаза ничего, кроме сильно склоненной ветки ели, не попалось, и от нечего делать Юрка стал теребить её, тут же ощущая хвойный запах.              — Что случилось? — Володя, кажется, задавал вопрос с интересом. Юрка вздохнул. Ему так не хотелось вспоминать то, что случилось, потому что от воспоминаний стоял ком в горле.              — Этот номенклатурный говнюк… — процедил сквозь зубы Конев, и Володя шикнул на него, перебив:              — Не выражайся, — Юрка закатил глаза на это замечание и со злостью продолжил говорить:              — Я должен был поступить в консерваторию. Я, понимаешь? А не Вишневский… Этот Алёша ни черта не соображал, играл слабо, а ещё и школу прогуливал. В итоге место его, а Юра Конев бездарь, — у Юрки после такой гневной тирады разве что пар из ушей не валил. Он чувствовал старую обиду, которая, казалось, никогда не затянется и не забудется. Чувствовал, как становится горько на душе. — С тех пор, — уже тише добавил Юрка, — не могу спокойно относиться к музыке. Не могу видеть музыкальные инструменты. А бабушка моя всё надеялась, что я стану великим пианистом. Береги руки, говорила, береги, — Юрка посмотрел на свои сбитые костяшки и хмыкнул как-то злорадно, вспоминая расквашенный нос Алёши.              Володя молчал, но Юрка и не требовал от него слов. Что он мог сказать на это? И так было понятно, что чувствовал Конев.              — Да уж, — через какое-то время подал голос Володя, а затем неожиданно положил руку на плечо Юрки и сжал в каком-то немом жесте поддержки. Юрка прямо-таки ощущал эту силу, которая лилась через прикосновение вожатого пятого отряда, и не понимал, почему ему безумно нравится чувствовать эти руки. — Мне жаль, — произнёс Володя так искренне, что Юрка на секунду зажмурил глаза. Он бы и не подумал, что новый вожатый может быть таким участливым.              Юрка кивнул и выдохнул:              — Спасибо, — помолчал, — вот поэтому я отношусь болезненно ко всему тому, что связано с музыкой.              Рядом послышался сожалеющий вздох. Юрка начал догадываться, что сейчас скажет Володя.              — Я понимаю как после такого тебе тяжело. И ни на чём не настаиваю. Но знаешь, — он вдруг встал и оказался прямо перед Юрой. На его лице застыла робкая улыбка. — Мне было бы приятно, если бы ты пошёл туда со мной и как профессионал нашего дела послушал мою игру на гитаре.              Юрка хотел отказаться. Хотел попросить дать ему какую-нибудь другую работу, но эта улыбка на лице Володи и его какой-то смущённый взгляд открывали внутри Юрки неизведанное. То, чему Юрка не мог дать определения.              И после такого он, конечно, сказал: да».              — Хотелось бы надеяться, — ответил Юрка, навалившись сильнее на вёсла, потому что впереди начался участок со слишком сильным течением. Пока они преодолевали его, между ними повисло молчание, потому что Юрка терпеть не мог отвлекаться на посторонние разговоры, когда был сосредоточен на деле, однако украдкой он всё равно разглядывал Володю, который озирался по сторонам. Одна из его рук была окунута в прохладную воду, другая покоилась на согнутых коленях. Весь его вид был спокойным и чудесным. И Юрке так нравилось, что они были здесь вдвоём.              Знакомые камыши показались в поле зрения. Юрка развернул лодку так, чтобы Володя оказался лицом к своеобразным солдатам, которые скрывали за собой тихое, больше похожее на болотистое, место.              Володя уже без указаний Юрки раздвинул камыши, а Юрка поднапрягся и веслом толкал лодку по мелкому дну, мысленно ругаясь на то, что здесь было так много водорослей.              Кувшинки плавали на своих местах. Казалось, что за год их стало чуточку больше. Вода по-прежнему отдавала слегка затхлым запахом и зеленцой, но в целом заводь осталась такой же прекрасной, как и в восемьдесят пятом.              Несколько лягушек сидело в ряд и распевало какой-то свой мотив. Юрке даже показалось, что у каждого кваканья свой тембр.              — Тебе не кажется, — он, усмехнувшись, решил поделиться наблюдениями с другом, — что лягушки квакают с разной интонацией? — Володя тут же посмотрел на упомянутых лягушек и явно прислушался к их пению, затем улыбнулся.              — Кажется, — кивнул он. — У той, самой маленькой из них слишком грубое кваканье.              Юрка улыбнулся. Ему нравилось быть с Володей на одной волне. Если бы здесь находился кто-нибудь другой, Юрке и в голову не пришло бы обсуждать лягушек, но Володя… Володя — другое дело. Володя его понимал. И тут понял и Юрка: кроме Володи он бы никого и никогда бы сюда не привёл. Он не захотел бы больше ни с кем делиться этим маленьким уголком природы, спрятанным сторожами-камышами.              Это только его и Володино место. Только их.              Они тихо посмеивались, но Юрка всё равно заметил, что Володя чем-то озадачен.              — Что тебя беспокоит? — как-то ласково спросил он, удивляясь собственной интонации. Рядом с Володей Юрка менялся кардинально. Володя поправил очки и стал каким-то поникшим.              — У меня есть к тебе разговор, — тихо ответил Давыдов и отвёл взгляд в сторону.              «Не к добру», — подумал Юрка. Вспотевшие ладошки от интенсивной нагрузки, казалось, вспотели ещё сильнее, но теперь от волнения.              Неужели он догадался о чём-то, лихорадочно шептал Юрка в голове, ведя немой диалог сам с собой, неужели я был слишком очевиден, неужели моя симпатия… — о, само слово заставляло Юрку дёргаться. Он никогда не слышал о том, чтобы юноше нравился другой юноша. Он не был уверен, что такое, вообще, бывает, но не мог отвертеться от мысли, что чувства к Володе у него отнюдь не такие, какие должны быть к другу. Он ведь дружил с ребятами со двора, дружил с Митькой, с Лёшей и другими парнями из лагеря, но ни к одному ничего подобного не испытывал. С Володей всё было наперекосяк с самого начала. Начиная от Юркиных взглядов украдкой, заканчивая потребностью в прикосновениях.              — В общем, — начал Володя, — Ольга Леонидовна… — и тут Юрку отпустило. Он прям почувствовал, как тонна вины и стыда, которые уже захватили его, просто упала камнем на дно застоявшейся воды. И даже страшное «Ольга Леонидовна» не пугало хулигана Конева. — Перед началом смены оповестила всех, что в этом году у «Ласточки» юбилей. Тридцать лет со дня основания. И она хотела бы, чтобы именно в эту смену мы подготовились основательно. Так вот, — Володя опять поправил очки, и Юрка подавил желание встать, подойти и снять их, чтобы Володя перестал теребить душки, — она дала сценарий о жизни Зины Портновой и отряде «Юные мстители». Нам нужно поставить спектакль. Угадай, кого назначили главным худруком? — последнее у Володи вышло немного истерично, и Юрка уже понял, что к чему.              — Тебя, — твёрдо ответил Юрка, Володя кивнул, стал выглядеть ещё нервнее и начал заламывать пальцы. Юрка правда не понимал, что вызвало волнение у друга. Ну подумаешь спектакль, подумаешь худрук. — Что не так? — уточнил Конев. Ему поддакнула лягушка, сидевшая на самом крупном овальном листе кувшинки, напоминающей плот.              Володя опустил глаза на свои руки, как будто стыдился этого разговора.              — Это большая ответственность, — вполголоса ответил он и как-то сжался, словно хотел исчезнуть. — На этот спектакль Ольга Леонидовна хочет пригласить основателей лагеря, бывших вожатых и кого-то ещё с, — Володя ткнул пальцем в небо, намекая на «верховных чиновников», и Юрка удержался от того, чтобы в шутку не сказать: «Бога что ли». Хотя сам он был атеистом. Однако Володе было плохо, Володя делился переживаниями, и Юрка просто не имел права так шутить. — А как я могу быть худруком, если никогда не управлял такой толпой? — взвыл Володя и зарылся пальцами в волосы, растрёпывая их сильнее. Юрке стало его жалко. — Ещё и осознание того, что кто-то сверху будет присутствовать на мероприятии, ну, вообще, никак не придаёт мне уверенности в себе! — Володя опустил плечи, его поза стала поникшей, и сердце Юрки сжалось так сильно, что даже показалось, что оно уменьшилось в груди, и Конев, бросив все предрассудки, аккуратно встал, от чего лодка слегка качнулась, и пересел к Володе. Его бедро прижалось к бедру Давыдова, и Юрке вдруг стало как-то жарко, но он всё списал на палящее солнце. Левая рука Конева бережно обхватила Володино предплечье, и Юрка как-то сильно прижал его к себе, оказывая таким действием поддержку. Володя положил голову на Юркино плечо, и эта тяжесть была Юре только в радость.              — Ты обязательно справишься, Володь, — в голосе Конева опять появилась эта предательская ласка, — ты же творческий человек! И тем более ты будешь не один! — Юрка радостно воскликнул и сильнее стиснул Володю в своих полуобъятьях. — У тебя есть я.              «И я сделаю всё, чтобы ты всегда улыбался», — мысль для Юрки казалась такой естественной. Он совсем не видел в ней подвоха.              Володя вдруг приподнял голову и посмотрел Юрке в лицо: они оказались так близко друг к другу. Юре ощутимо захотелось взяться пальцами за подбородок Володи, приподнять его ещё чуть выше и склониться, чтобы оставить невесомый поцелуй на таких желанных губах.              Мысли о поцелуе посетили Юрку второй раз за несколько часов. Конев моргнул. Наваждение было слишком сильным. Оно словно стояло позади Юры и шептало: «ну же, сделай это, сделай, пока есть возможность». Но Юрка тип упрямый. Он стал с наваждением бороться. Потому что в голове вдруг всплыли образы совсем иного развития событий, в которых Володя со злостью отталкивает Юрку и их дружба рушится. Разве мог Юра такое допустить? Разве мог поставить свои странные желания превыше дружеских чувств Володи?              Он ведь и сам точно не разобрался, что с ним. Просто хотелось улыбаться при виде Володи, хотелось проводить с ним как можно больше времени, хотелось сидеть вот так — в обнимку — и ничего, и никого не бояться.              Разве мог Юрка так всё похерить? Нет, конечно же, нет. Поэтому он тут же заткнул наваждение, но отодвигаться от Володи не стал. Володя же не против такой позы, Володя сам жмётся к нему, а значит, всё нормально.              — Конечно, не один, — вдруг усмехнулся Володя, снова пряча лицо в плече Конева, — ты назначен ко мне в подвожатники, мой милый Юрочка, — выдохнул Володя. Пульс у Юрочки скакнул не на шутку. Ещё и солнце припекало, и Конев испугался, что его может хватить удар. Ему срочно нужно было освежиться. Володя назвал его милым, а ещё снова Юрочкой, а ещё своим. Разве можно так убивать одним лишь предложением?              — Правда? — немного сипло выдавил Конев, стараясь не расплываться в глупой улыбке. Как же было хорошо! Как же было спокойно!              — Правда. Ольга Леонидовна лично этим распорядилась. Сказала, что я хорошо на тебя влияю, и раз уж ты приехал в эту смену, хоть она и не рада тебе и всё ещё точит зуб за все те проверки, что приезжали к ней после вашей драки с Вишневским, то должен быть под моим контролем, — теперь Володя слегка отодвинулся в сторону и серьёзно заглянул Юрке в глаза, — так что, Юрочка, не подведи меня, а то…              — Знаю-знаю, — расхохотался Конев, перебивая Володю, — не получишь хорошей характеристики, товарищ Давыдов, — «товарищ» Давыдов усмехнулся, а Юрка поглядел на водную гладь, затянувшуюся в некоторых местах тиной, и сказал: — Володь, а давай искупаемся?              Они вывернули лодку и выплыли из заводи. Юрка погрёб вверх по течению, и вскоре они оказались в спокойном месте, в котором купались тем летом. Юра думал о том, что теперь будет проводить с Володей ещё больше времени, ведь постановка спектакля — дело серьёзное и требующее полного погружения, а следовательно, и времени будет отнимать много. И Юрка просто обязан поддержать лучшего друга!              Остановились у того самого берега, где бывали и в прошлом году. Юрка озирался по сторонам, но на километр не было видно ни одной девчонки, да что там девчонки, не было ни единой души! Глаза его озорно блеснули. Володя поймал его взгляд, ухмыльнулся.              — Ну что, по старой, доброй традиции нагишом? — спросил Давыдов и, не дожидаясь ответа, начал развязывать галстук.              — Хороши у нас с тобой традиции однако, — хохотнул Юрка, в который раз думая, что всё же Володя был особенным другом.              Вожатый пятого отряда тем временем уже стянул рубашку, и теперь Юрка, который только развязал галстук, смотрел на Володю так, будто видел его первый раз. Руки его застыли возле красных кончиков, а глаза Конева не отрывались от широких плеч Володи, от подтянутого живота.              Неужели Володя всегда был таким, вдруг мысленно спросил себя Юрка. Он слегка нахмурился, пытаясь вспомнить прошлогоднее купание и свою реакцию на тело друга.              «Володя попросил Юрку показать ему тот самый барельеф, о котором Конев вещал накануне в комнате мальчишек, рассказывая им придуманную страшилку. Володя не очень одобрял этот метод укладывания, Юрка видел это по его нахмуренному лицу и излишним замечаниям, однако, как бы Давыдов не причитал, а способ Юрки был действенным.              — Юр, а, Юр, — Володя нагнал его после зарядки, и Юрка с любопытством поглядывал на красные шорты, в которых сегодня был вожатый пятого отряда, — а покажешь мне тот барельеф из вчерашней страшилки?              Юрка, поправив красную кепку, которая покоилась на его голове козырьком назад, кивнул.               — Да, но только туда нужно будет плыть.              — Не проблема, — воодушевлённо проговорил Володя. — Я возьму ключи от лодочной станции, арендуем лодку и сплаваем. Всё, что мне требуется — твоё согласие.              Юрка развёл руки в стороны.              — Для тебя что угодно, — и Конев правда не юлил. Он действительно готов был сделать для Володи многое, едва ли не всё, что было в его силах, потому что, после того как Володя, новичок в рядах вожатых, заступился за него перед Чехонью вяленой, как окрестил Юрка в своих мыслях Ольгу Леонидовну, Юрка счёл своим долгом помогать Володе во всём, о чём бы он не попросил.              — Отлично, — казалось, Володя воодушевился ещё сильнее, — тогда в тихий час прокатимся, я отпрошу тебя у Ирины, — Володя сжал плечо Конева, и Юрка млел от этих прикосновений, ещё не догадываясь, с чем были связаны его ощущения.              В тихий час они встретились у дорожки, ведущей к реке. Ирина Петровна со спокойной совестью отпустила Конева к вожатому пятого отряда, и Юрка, который уже был слишком взрослым, чтобы спать в обед, шёл в радостной припрыжке к Володе, ожидающему его у спуска к реке. Когда Юра подошёл ближе, то Володя тут же показал ему связку ключей, и Юрка улыбнулся. Целых полтора часа они проведут за пределами лагеря, вдвоём. Что могло быть лучше?              Выбрали самую крайнюю лодку. Володя сел в неё, а Юра, отвязав трос, за который она держалась, встал одной ногой на дно их мини-корабля, а второй все ещё оставался на причале. Затем он оттолкнулся ногой о деревянный пол, лодка качнулась и поплыла. Юра тут же уселся и взялся за вёсла.              — Плыть придётся против течения, — сказал Конев, хватая деревянные палки крепче, — туда, так уж и быть, гребу я, обратно — ты.              Но до барельефа они в тот день так и не доплыли. Юрка вспомнил о прекрасной заводи кувшинок и понял, что хотел бы поделиться этим сокровищем с Володей. А Володя и не возражал совсем. И это того стоило: вожатый пятого отряда остался таким довольным, его глаза так светились от той красоты, что предстала перед ними, что Юрка потом в течение года возвращался к образам из памяти, воспроизводя этот момент снова и снова.              А потом Володя предложил искупаться. Юрке идея, конечно, понравилась, но плавок он с собой не брал, а купаться в трусах то же самое, что и в шортах. Однако Володя не растерялся: предложил сделать это без одежды. И ведь ничего тогда Юрку не смутило, а аргумент: девчонок на километр не видно — только придал уверенности.              Они купались и даже умудрялись брызгать друг друга, будто малые дети. Юрка хохотал, словно ему было десять лет, и ловил смех Володи, который вторил ему. И тогда Юрка понял: таким должен быть лучший друг».              Только вот в том году Юрка даже не взглянул на тело Володи, как следует. Тот разделся, нырнул — и дело с концом. Теперь же Юра вытаращил глаза, водил взглядом по плавным изгибам, а когда Володя начал стаскивать шорты, Юрка почувствовал, как к щекам прилил румянец, и Коневу пришлось быстро отвернуть голову вбок и заняться уже, наконец, своей одеждой.              Послышался плеск, и Юра повернулся в сторону речки: Володя ушёл под воду. Конев вмиг расправился с рубашкой, шортами и трусами и быстро забежал в воду, пока Володя не вынырнул. После своих мыслей Юрке стало немного неловко находиться в таком виде перед другом.              Они устроили небольшой заплыв и всё же не удержались от того, чтобы вновь не обрызгать друг друга. Юрка опять хохотал, но только вот теперь ему хотелось подплыть ближе к Володе, взять его за руку или обнять руками под водой.              Конев тряхнул головой. Застывшие капли в прядях волос вернулись обратно в свою среду обитания, а Юрка никак не мог подобрать слово, которое могло бы точно описать его чувства к Володе. Юра с таким ещё никогда не сталкивался, но то, что эти чувства были отличные от чувств к другим, Юра осознавал в полной степени. Осознавал и боялся признаться себе даже мысленно. Поэтому пытался найти другое определение, такое, какое могло бы успокоить его неправильные мысли.              Володя подплыл поближе.              — Я так рад, что у нас у обоих получилось приехать в этом году сюда снова, — сказал он. — Я так боялся, — Володя вдруг оказался ещё ближе, и Юра, стоявший по грудь в воде, упустил момент, когда друг приблизился к нему. Володя был совсем немного выше Юрки, буквально на пару-тройку сантиметров, но эта разница никогда Юркой не ощущалась. — Что у нас не получится. Весь год в голову лезли мысли, что мы не увидимся. Что я не увижу тебя.              Юрка так и застыл. Володя был слишком близко. Володи было слишком много. А его слова… Ох, как же его слова пробирались в молодую душу шестнадцатилетнего хулигана. Несли они в себе какое-то отчаяние, какой-то страх и надежду. Но Юра понимал Володю, потому что боялся того же самого. Стоило только вспомнить письма, которые Володя писал Юре.              «Сентябрь перевалил далеко за середину, но в этом году бабье лето затянулось. Солнце пригревало сидящего во дворе, под тенью огромного дуба Юрку. Конев выглядывал почтальона, — дядю Витю — который всегда строго в одно и то же время появлялся возле их дома — в девять утра. Юрка договорился с ним, что все письма, адресованные ему, дядя Витя будет вручать лично в руки. Не то чтобы Конев боялся, что корреспонденцию на его имя может кто-то прочитать, родители уважали его личные границы, всё же Юре было спокойно видеть конверт в своих руках первым.              Юра поглядывал на наручные часы. Без пяти минут девять. Вот сейчас, сейчас во двор зайдёт дядя Витя — этот усатый, долговязый мужичок, напоминающий Печкина из знаменитого мультика «Простоквашино», и обязательно вручит Юрке письмо.              Стукнуло девять. Послышался стук каблуков. Походка у дяди Вити была быстрой и уверенной. Через секунду в арке стал видел и его силуэт в тёмно-синем обмундировании. На голове у дяди Вити по привычке была фуражка, так напоминающая милицейскую, но вот дядю Витю никак нельзя было спутать с милиционером, потому что через плечо у него была перекинута толстенная кожаная сумка, из которой выглядывали корешки бумаги.              Юрка встрепенулся. Подскочил и пошёл навстречу дяде Вите.              — Юрец, — по-доброму усмехнулся Виктор Иваныч, — как звала его одна из соседок Юрки — и его усы дрогнули. Они поприветствовали друг друга рукопожатием.              — Для меня что-нибудь есть? — с надежой спросил Юра, затаив дыхание. Он приблизительно знал, что ответ на его письмо от Володи должен поступить через неделю. Они переписывались уже почти месяц, и за это время Конев высчитал приблизительный интервал ответов Володи.              Дядя Витя снова усмехнулся, полез в маленький кармашек, специально отведённый для Юрки, и вытащил оттуда идеально белый конверт с марками. Юрка уже успел увидеть на адресных строках Володин почерк — аккуратный и собранный, как и весь его обладатель.              — У тебя прям интуиция развита не по годам, — усмехнулся Виктор Иваныч и протянул конверт в едва ли не дрожащие руки Юрки. Конев мысленно себя одёрнул.              «Ну что ты как девчонка», — ругался он на себя. — «Соберись, это же просто письмо от Володи»…              Письмо от Володи, а сколько чувств вызывало оно, даже не передать словами.              — Спасибо, — коротко выдохнул Юрка, забрав драгоценное письмо из мозолистых пальцев, а Виктор Иваныч, махнув ему на прощание, поспешил в первый подъезд.              Юрка не стал тянуть: вскрыл аккуратно конверт и бережно достал письмо. Лицо тут же озарила улыбка. Юрка принялся читать.              «Привет, Юрочка! Я очень рад, что тебе удалось прокатиться на мотоцикле, ведь Ява 360 — это эталон из всей категории этой модели. Надеюсь, ты соблюдал положенную скорость, — на это Юрка фыркнул, потому что ни черта он скорость не соблюдал, и вернулся к чтению. — В Москве уже неделю льют дожди. По телевизору передавали, что центральную часть РСФСР накрыл мощный циклон, от чего накатывает своего рода печаль. Я часто вспоминаю, как в «Ласточке» почти всегда светило солнце и даже, если шли дожди, оно всё равно было со мной рядом. Ты — моё солнце, Юрочка, — тут Юрка зажмурился, выдохнул. Слова Володи согревали изнутри, и Юрка чувствовал эту жуткую не хватку друга у себя под боком. Даже мама никогда не говорила ему такое. А тут друг, самый лучший и невероятный, какой только был у него. — С тобой и дождь был в радость. А сейчас как-то тоскливо. Накатывают разные мысли. Я помню, что мы пообещали друг другу вернуться в «Ласточку» в следующем году, и я, конечно, сделаю всё возможное, чтобы приехать, но меня одолевают сомнения. А вдруг… Вдруг у нас не выйдет? Вдруг у тебя не получится, вдруг не получится у меня… Неужели мы с тобой больше не встретимся? Не хочу в это верить. Мы не можем так потеряться. Не можем. Что я буду делать без своего лучшего друга?..»              Юрка прекратил читать письмо, посмотрел вверх, на небо — его уже тоже заволокли серые тучи, грозящиеся пролить на Харьков дождь. Казалось, что вместе с грустным письмом пришла и непогода. Юрка на секунду засомневался. А что если у них и правда не получится? Что, если за год произойдёт что-то такое, что перевернёт мир с ног на голову? И они больше никогда не встретятся…              «Нет», — твёрдо воскликнул Юрка в голове. «Нет», — повторил он ещё раз. «Мы обязательно увидимся. Другого не дано».              Юрка возвращался к этим словам потом ещё не раз, но всегда запрещал себе думать о том, что он и Володя друг друга не увидят. В конце концов, всегда есть возможность договориться и приехать друг к другу в гости. Если очень захотеть — возможно всё. Гагарин ведь полетел в космос. И Юрка полетит, если надо будет. Не в космос, конечно, но в Москву точно полетит.              Однако все опасения разом улетучились, когда в мае восемьдесят шестого Володя написал: «Ласточка. Вторая смена», и жизнь заиграла яркими красками. Юрка тут же помчался к отцу и требовательно настоял на том, чтобы отец как можно скорее взял путёвку в лагерь на вторую смену. Юрка заламывал пальцы до тех пор, пока путёвка не оказалась у него в руках. И тогда камень с души исчез.              И вот теперь они стояли здесь — посреди реки — и смотрели друг на друга тепло и нежно. И неважно, что на них не было одежды. Это совсем не смущало ни Юру, ни Володю.              — У нас всё получилось, — прошептал Юрка, — разве могло быть иначе?              Володя улыбнулся. Тряхнул головой, капли в его волосах играючи переливались в солнечных лучах, что падали на тёмную макушку, и Юрка сжал кулак под водой, чтобы подавить в себе желание дотронуться до них и пропустить сквозь пальцы.              Он не мог так рисковать, хоть и был уверен, что Володя не будет против его прикосновений. Но Юрка не был уверен в себе. Не был уверен в том, что не дотянется до затылка и не притянет к себе.              Вода, тепло, они нагишом… Это была какая-то пытка. Юра посмотрел в сторону солнца и прикинул, что до окончания тихого часа осталось всего ничего.              — Думаю, нам пора, — тихо проговорил он, хотя душа просила остаться здесь. Пусть это и был не их укромный уголок, но они находились вдвоём, и Володино внимание было обращено только на Юрку.              — Да, ты прав. Обратно гребу я, — ответил Володя, и Юре показалось, что он сказал это с каким-то сожалением.              По течению добрались они быстрее, чем против. Солнце успело высушить их одежду, и только влажные волосы говорили о том, что эти двое побывали в воде.              Вернув лодку на место и закрыв на замок лодочную станцию, Юра и Володя стали подниматься к лагерю.              — Какие планы на вечер? — поинтересовался Володя. Юрка улыбнулся.              — Особо никаких и не было. Ну разве что помочь тебе уложить малышню.              Казалось, Володя только этого ответа и ждал.              — Уже придумал новую страшилку?              Юрка поднял указательный палец вверх.              — Конечно. И не одну. У меня для этого был целый год. Думаю, что эти мальцы запомнят эту смену надолго.              Володя хохотнул, а Юра невольно впитывал себя в его смех. Ему так нравилось веселить вожатого пятого отряда, так нравилось смотреть на эту улыбку.              На какое-то мгновение Юра даже захотел поймать этот смех губами. Хотел впитать его в себя не только мысленно, но и физически. А вдруг получилось бы? Вот Володя смеётся, а Юрка подходит к нему ближе, обхватывает ладонями лицо и забирает этот смех к себе через поцелуй.              Интересно, такое вообще возможно? Юра не знал. Он никогда в жизни не целовался и не испытывал этой потребности. Хотя кое-что в том году всё же случилось. Может, это и стало отправной точкой?              «В тот вечер Юрка оказался один. Володя настолько устал за день, что уснул сразу после ужина, и малышей пришлось укладывать Лене. Юрка, по обычаю пришедший в их корпус, видел, как сорванцы нервируют вожатую, и сжалился над ней, предложив помощь. Глаза Лены светились благодарностью. Она сообщила Юре, что Володю сегодня загоняли с поручениями и что он крепко спит, на что Юрка махнул: не беда, я с ними справлюсь.              Пока он рассказывал очередную страшилку, то всё время боролся с желанием повернуть голову вбок, чтобы найти одобрение от Володи, которого в этот вечер с ним рядом не было. И без Давыдова было даже как-то… Скучно. Но Юрка, давший обещание, пересилил себя, выдал отменную сказку, после которой пацаны попрятались под одеяла, и с чувством выполненного долга вышел из комнаты. Он порывался было зайти к Володе, но потом не стал, понимая, что не хотел будить его ради мимолётного разговора.              Выйдя из корпуса пятого отряда, Юрка пошёл в сторону танцплощадки, на которой вовсю разыгралась дискотека. Разодетые девчонки и не менее разодетые парни плясали под «Bad Boys Blue». Песня была энергичной, но Юрке что-то совсем не хотелось танцевать. Был бы рядом Володя, он бы ещё задумался, а так решил постоять в стороне и посмотреть на разбившиеся парочки.              Тут его заприметила Анечка Кошелева и махнула рукой. Юрка махнул в ответ, после чего она, шепнув что-то Машке Сидоровой на ухо, подошла к пришедшему Коневу.              — Ух ты! Кто почтил нас своим присутствием, — Анечка была задорной девчонкой. Русые, намного светлее Юриных, волосы были заплетены в толстую косу, перекинутую через одно плечо, на голове у Анечки красовался розовый ободок, а сама она — в летнем сарафане травянистого цвета в мелкий белый горошек. — А где же Володя? — спросила она. — Обычно вас видно только вместе.              Юрка даже не удивился. Девушки выказывали интерес к Володе больше, чем к нему.              — Он устал, спит, — просто ответил Конев, плечом подпирая кирпичную стенку столовой, стоявшую сбоку от танцплощадки.              — Понятно, — протянула Анечка, а затем взяла Юрку за локоть. — Может, потанцуем?              В этот момент как раз объявили Белый танец под песню Falco — Jeanny — нашумевшую новинку этого года, и Юрка даже удивился тому, как быстро удалось достать кассету с этой записью. Анечка настойчиво тянула его на танцпол, и Юра не мог отказать ей, ведь Белый танец — это нечто святое, это миг, когда девушка становится смелее, и Юрка просто не мог разрушить надежды милой Анечки. Да ведь и нет ничего такого в том, чтобы потанцевать с девушкой? Ведь это нормально: в его возрасте интересоваться противоположным полом?              Они встали едва ли не в центре танцпола. Парочки рядом с ними расступились, с любопытством оглядев пришедшего Конева.              Анечка обвила тоненькими ручками шею Юры, и Юрка едва не скривился от того, что браслеты, которые болтались за запястьях Кошелевой, неприятно впились в его кожу.              — Ну же, Юрочка, — прошептала она ему на ухо, — положи руки мне на талию, давай потанцуем.              Юрка был похож на бревно. Или на робота. Все его движения были механическими, лишёнными чувств. Он двигался не в такт музыке, а в такт Анечкиным покачиваниям. В какой-то момент Кошелева даже прижалась к Юрке ближе и положила голову на его плечо. Юра не стал её отталкивать, потому что боялся, что таким действием унизит её при всех. А лишнее внимание сейчас было ни к чему.              Завершив последний круг, молодые люди остановились, и песня закончилась. Юрка уже хотел было кивнуть Анечке в знак благодарности и удалиться с этого танцевального мероприятия, как вдруг Кошелева обхватила Юрку за локоть и потянула куда-то в сторону.              — Куда мы?.. — спросил Конев, когда танцплощадка осталась позади, а впереди открывалась дорога, ведущая к фонтану.              — Пойдём, посидим возле воды, — весело отозвалась Кошелева, настойчиво утягивая Конева за собой. Юрка попытался воспротивиться.              — Но я планировал идти отдыхать!              Анечка обернулась через плечо и как-то смущёно улыбнулась.              — Пожалуйста, давай немного посидим у воды, — она остановилась и заправила одну выбившуюся прядь за ухо, — ты так много времени проводишь с Володей. Понятное дело, что ты метишь в подвожатники и всё такое, но нельзя же всё время быть под его крылом, — Анечка щебетала и тянула Юрку через кусты волчьей ягоды, так сильно напоминающей бусинки смородины. Юрка вскинул брови. Что значит — он метит в подвожатники? Никуда он не метит!              — Притормози, Анютка, — Юрка плавно выдернул руку из цепких пальцев Кошелевой, однако Анечка ничуть не возражала, ведь они уже пришли. Фонтан со статуей трубящего пионера сейчас был отключён: обычно вода падала струями из подставки, на которой стоял юный мальчуган в мраморном галстуке, только днём.              Анечка скинула белые сандали и шагнула прямо к круглому сооружению, перекинула одну ногу через ограждение, немного поёжилась, затем поставила вторую ногу в воду и села. Посмотрела на рядом стоящего Юрку, похлопала по свободному месту. Юрка правда не хотел сидеть с Анечкой, но сел, потому что ему стало интересно, что же такого говорят о нём за спиной.              — Я никуда не мечу, — первое, что сказал он, когда пятая точка уселась на довольно холодный камень. Да и вообще воздух возле фонтана был слишком свежим. Он вытянул ноги вперёд, сев спиной к пионеру. Анечка отзеркаливала его позу, только её ноги находились в воде, а лицо — обращено к каменной статуе.              Анечка усмехнулась и бултыхнула ножками. Несколько капель попало Юрке на штаны.              — А зачем тогда так много времени проводишь с Давыдовым?              Вроде бы простой вопрос. Но у Юрки он вызвал ступор. Действительно, а почему он так много времени проводит с Володей? Почему ищет любую минутку, чтобы побыть с вожатым? Почему после обеда уходит с ним с тихого часа и гуляет по окрестностям лагеря? Почему вечером вместо дискотеки бежит к корпусу пятого отряда и помогает Володе укладывать ребятишек? Это ведь не входит в его обязанности.              Ответ пришёл тут же: просто так хочется. Володя словно был магнитом для Юрки. Они часами могли болтать или просто молчать, и это молчание было настолько уютным, что Юрка и не верил даже, что такое может быть. Что может быть так хорошо рядом с другим человеком.              — А ты что, ревнуешь? — опасливо сощурившись, в шутливой манере ответил вопросом на вопрос Юрка. — Володя тебе нравится?              — Володя? — изумилась Анечка. — Володя это по Машкиной части. Это она по нему сохнет, — Кошелева рассмеялась. — Скорее, это она ревнует его к тебе.              Юрка изумился.              — Он мой друг, — встал на свою защиту Юрка. Вот ещё, уму непостижимо. Ревновать Володю к нему? — Конечно мы проводим много времени вместе. У нас есть общие темы… — в итоге ответил Юрка, напрочь потерявшись в разных мыслях. Больше это было похоже на оправдание того, почему Юрка никого не видит вокруг, кроме Володи.              А действительно ли он мой друг?.. — разум задавал странные вопросы. Юрка отмахнулся. Друг. Конечно, Володя друг. Как же иначе?               Анечка тем временем не упустила момента. Она подсела ближе, её рука коснулась бедра Юрки, и Конев, вздрогнув, замер. Он опустил глаза вниз, смотрел на то, как смуглые пальцы сливаются с его синими джинсами, и чувствовал смятение. А ещё неловкость. Ему тут же захотелось отодвинуться от Анечки. Ему не нравились её прикосновения. Они ничего не вызывали, кроме какого-то раздражения. Возможно, уже тогда Юрке стоило обратить внимание, что только прикосновения Володи будоражили его сознание, но в тот момент Юрка не провёл параллелей. Он еле сдержался от того, чтобы не вскочить с места. Ему так не хотелось обижать Анечку. Анечка хорошая, Анечка не заслуживает унижения.              — Меня не Володя интересует, а ты, — прошептала она и проникновенно заглянула в глаза Юрке, после чего прикрыла свои, пальцы сжались на бедре Конева сильнее, и Юрка заметил, как она потянулась к нему.              «Она хочет меня поцеловать», — с ужасом подумал Конев. Он смотрел на то, как Анечка, милая девочка с русой косой сокращает и без того мизерное расстояние, и вроде бы Юрка должен был радоваться — сейчас его поцелует девчонка, но внутри образовался непонятный узел отвращения. А потом — ещё хуже — вдруг почудилось, что это Володя сидит здесь вместо Анечки. Юрка не выдержал такого: резко вскочив с фонтана, как будто его окатило ледяной водой, он пробормотал:              — Извини, Ань, не могу, устал, я пойду, — и пустился в бег до самого корпуса первого отряда.              Только влетев в комнату и закрыв за собой дверь, Юрка понял, что мог бы сегодня получить первый поцелуй.              Только вот первый поцелуй он хотел отнюдь не с Анечкой…»              Нет, не этот момент стал отправной точкой. Юрка точно помнил, что на следующий день он посмотрел на Володю и не испытал тяги к его губам. Они по-прежнему были друзьями.              Тогда, когда же его очевидные и очень странные желания стали выползать наружу? Неужели он упустил этот момент?              Стоило бы проверить на практике, смог бы он поцеловать Анечку сейчас или так же испытал бы отвращение? Правда Анечки на этой смене не было, зато была Аня. Аня, которая шла навстречу ребятам.              — Володя, — она махала рукой так интенсивно, что Юрка ненароком подумал, что от таких быстрых движений она взлетит. Они встретились на середине дорожки. — Привет, Юра, — она мазнула по нему любопытным взглядом, но потом всё её внимание было снова обращено на Давыдова. — Куда ты пропал? Я думала, мы проведём тихий час вместе, послушаем музыку. Или ты бы сыграл мне на гитаре, — Юрка стиснул зубы. Что значит: «я думала?». Она что, не видит, что Володя занят? — Кстати, — не обращая внимания на то, что Володя ей не успел ещё ничего ответить, она вклинилась между ним и Юрой и взяла Давыдова под руку, — ты уже получил сценарий будущего спектакля? Может, я могла бы помочь тебе подобрать роль каждому участнику? Ах, да, ещё Ольга Леонидовна… — она щебетала и щебетала, уводя Володю всё дальше от Юрки, глаза которого уже напоминали растопленный тёмный шоколад. Кулаки непроизвольно сжимались и разжимались, пока он семенил за ними. Володя что-то отвечал ей, оборачиваясь на Юрку едва ли не каждую секунду, и Юрке начало казаться, что Володя взглядом извиняется за поведение подруги. — А ты чего такой влажный? — спросила Земцова и прижалась ближе к Володе. — Купался что ли? — она коротко рассмеялась, и Юрка счёл её смех самым отвратительным звуком на этой планете.              «Да замолкни ты уже», — зло подумал Конев, яростным взглядом сверля женскую спину с ровной осанкой, словно Земцова шпагу проглотила. Её походка от бедра вызывала рвотный рефлекс, а ноги, хоть и были ровными, ничуть не придавали ей сексуальности.              Они подошли к пионер-аллее, где в ряд выстроились памятники, и Володя, наконец-то, высвободился из хватки Земцовой.              — Ань, ты иди, — бросил он ей, — я тебя догоню.              Тут прозвучал горн, оповещавший об окончании тихого часа, и Земцова, ойкнув и сказав, что сегодня она будит малышню, убежала. Володя повернулся к Юрке, настроение которого стало мрачным, несмотря на солнечный день.              — Юр, — Володя улыбнулся, — ты чего такой хмурый?              «Чего-чего, — мысленно пробурчал Конев, — а каким мне быть, когда тебя из-под моего носа любая увести может?»              Конечно, вслух он этого не сказал. Вслух он лишь отмахнулся.              — Руки болят от вёсел, — соврал он, хоть и не хотел врать Володе. Но такие мысли, о которых он думал, лучше держать при себе. Володя прищурился, будто искал подвох, но потом по обычаю положил руку на плечо Юрки, и Конев готов был растаять прямо здесь. Его точно когда-нибудь хватит удар, и отнюдь не от солнца. Рука Володи как-то нежно провела по плечу, словно успокаивала расшатанные нервы Юрки. Только Юрке нужно было другое успокоение. Ему хотелось прижаться к Володе и сказать: «не могу смотреть, как к тебе прикасается кто-то другой, поэтому отныне ты мой» и в ответ получить: «конечно я твой, Юрочка».              Ненормально, но вместе с тем удивительно, чудесно и правильно.              — До вечера, Юрочка? — произнёс Володя с вопросительной интонацией. Юрочка кивнул и сипло выдавил:              — До вечера, Володь.