С любимыми не расставайтесь

      Репетиция шла полным ходом. Юрка погрузился в прослушивание ребят, словно и правда что-то понимал в театре. Настя практически перестала заикаться и уже говорила некоторые реплики без листочка. Олежка с радостью читал тот текст, который Юра и Володя успели переписать, и Юрка заметил, что мальчишка воодушевился ещё сильнее от своей роли. А значит их идея имела успех.              Володя стоял на сцене и руководил процессом. Следующей выступала Ульяна, а затем должна была настать очередь Маши исполнить несколько композиций.              Ульяна снова сыграла отвратительно, за что получила выговор от худрука и наказ вжиться в роль более естественно. Полина зачитала завершение эпизода за кулисами, и старших, кроме Маши, Володя отпустил. В зале остались только мальчики и девочки его отряда.              — Итак, Маша, — Давыдов подошёл ближе к пианино, — начнём с Баха. Девятьсот семьдесят четвёртая композиция.              Сидорова, которая сегодня на удивление была в льняных штанах-клёш, села ровно, поставила перед собой нотную тетрадь с названной композицией, воздела руки над пианино, а затем опустила пальцы на клавиши.              Юрка обратил всё своё внимание на соотрядницу. Володя оперся локтями на корпус музыкального инструмента и тоже приготовился слушать.              В зале поутихло, и Маша, выдохнув, начала играть. Плавная мелодия разнеслась по помещению, и Юрка прикрыл глаза.              «Переигрывает, недоигрывает, фальшивит, здесь нужно было фа диез, а тут два раза ре минор», — Юрка в уме давал характеристику Машиной игре. Мелодия была несомненно красива, но не подходила, совершенно не подходила под спектакль.              «Нужно что-нибудь помрачнее с проблеском надежды», — в диалогах с самим собой Юрка преуспел неплохо. Иногда ему казалось, что вскоре он начнёт бормотать вслух.              Дальше на очереди был Рахманинов. Но и те композиции, которые отыграла Сидорова, не нашли места в сердце Юрки. Чувствовал — не то. Игра Маши тоже оставляла желать лучшего, но Юрка старался слушать не её, а музыку. Он так и сидел с закрытыми глазами, пытаясь отыскать среди композиций ту, которая тронет его сердце.              Рахманинов пролетел по всем фронтам. И остался только Чайковский. Все надежды у Юрки были на любимого композитора. Но, к великому сожалению Конева, они тоже не оправдали его ожидания, хотя кое-какие положительные выводы он всё же сделал: Чайковский подходил им куда больше остальных, а следовательно стоило порыться в нотных тетрадях получше, чтобы найти ту самую композицию.              Когда последняя часть была отыграна, а эхо от пианино затихло, Юрка открыл глаза, тут же сталкиваясь с любопытным взглядом Володи. Давыдов ещё с секунду посмотрел на друга, а затем перевёл взор на Сидорову:              — Хорошо, надо подумать, что нам подойдёт больше всего.              Маша затянула хвост на голове посильнее и вставила свои пять копеек:              — А мне «Лунная соната» всё же нравится больше.              Володя кивнул.              — «Лунная соната» остаётся. Но мы думаем, что нужно добавить ещё одну тему.              Маша покивала с видом знатока, и Юрка едва не прыснул со смеху от её серьёзно-романтичного вида. Взгляд Сидоровой совсем не отрывался от Володи.              Володя задумчиво посмотрел на ребят, а Юрка осознал, что их времяпрепровождение подошло к концу. Теперь они встретятся только на ужине, а чуть позднее по умолчанию в комнате мальчишек пятого отряда за очередной страшилкой.              — Маш, могу я тебя попросить? — обратился Давыдов к Сидоровой. Маша едва ли не вскочила со стула.              — О чём угодно, Владимир Львович, — проговорила она с широкой улыбкой на губах. Похоже, ей доставляло особое удовольствие, когда Володя обращал на неё должное внимание.              — Отведи моих оболтусов к Лене в актовый зал. У нас через десять минут начнётся игра «Что, где, когда», а мне тут ещё кое-что нужно обсудить с Юрой.              При упоминании Юры Маша повернула голову в сторону Конева, а сам Юрка встрепенулся, мысленно радуясь, что Володя останется с ним наедине. Без любопытного взгляда Сидоровой.              Сидорова же прищурила зелёные глаза, но потом, повернув голову в сторону Володи, неуверенно ответила:              — Ну… Хорошо.              — Спасибо, — Володя, положив сценарий на пианино и более не обращая внимания на Машу, рукой подозвал к себе Юру. Когда Маша спускалась со сцены, то бросила не очень-то и довольный взгляд на Конева, но ничего не сказала ему и, собрав ребят в кучу, ушла из кинозала.              Как только дверь за ними закрылась, Володя улыбнулся Юре по-особенному тепло и спросил:              — И каков твой вердикт?              Юра вздохнул, засунул руки в карманы шорт. Ему так не хотелось огорчать Володю, но врать не хотелось тем более.              — Всё не то, — ответил Конев, проводя пальцами по закрытой крышке пианино. Дерево под ними было приятно наощупь.              — Уверен? — тихо спросил Давыдов. Юрка кивнул.              — Я думал насчёт Чайковского. Его композиции ближе к нашей теме. Хотя что бы я не подобрал, Маша не сыграет это так, как надо.              Теперь настала очередь Володи вздыхать.              — Тебе придётся быть терпимее, раз ты не хочешь занять её место.              Юрка вновь кивнул. Он и сам это понимал. Взгляд его всё ещё был направлен на закрытые клавиши.              «А может попробовать…» — мелькнула шальная мысль. «Может, я смог бы произвести впечатление на Володю? Может…»              Но тут все его мысли разом улетучились, когда он внезапно почувствовал прикосновение пальцев Володи к тыльной стороне своей ладони. Володя сделал это слегка, словно пощекотал, но у Юрки внутри будто вспыхнул маленький огонёк, заставляющий сердце трепетать.              — Если хочешь, — тихо проговорил Володя, встав ближе к Юре, который всё таращился на их руки, — мы можем ещё посидеть в библиотеке, поискать что-нибудь вместе. Одна голова хорошо, а две — лучше.              До Юры медленно доходил смысл сказанных слов. Володя, что, испытывал его? Издевался? Насмехался? От последнего неприятно сжалось сердце. Меньше всего Юрка хотел, чтобы его чувства встретили в шутливой форме.              В горле пересохло. Юрке казалось, что внутри разрослась пустыня Сахара.              — Да, наверное, это хорошая идея, — с хрипотцой ответил Конев и посмотрел на Володю. Тот смотрел как-то ласково, словно пытался успокоить расшатанные нервы.              — Может, ты пойдёшь со мной на игру? — пальцы Володи продолжили невесомую ласку, и Юра правда не мог понять, что же такое происходит между ними здесь и сейчас. Это всё то же проявление дружбы или нечто большее? Что-то, что заставляет их сближаться?              Предложение Володи было, конечно, заманчивым. Нет, Юрка не горел желанием сидеть среди малышни и отвечать на вопросы, по интеллектуальному уровню построенные как раз для отрядов помладше, но перспектива находиться рядом с Володей была определённо соблазнительной.              — Не хочу оставлять тебя одного в таком состоянии, — следом пояснил Володя, видимо увидев мыслительный процесс на лице друга.              Юрка нахмурился.              — Ты думаешь, я могу с собой что-то сделать? — слегка оскорбленным тоном спросил Конев. Неужели со стороны он действительно выглядит как неуравновешенная истеричка?              — Нет, что ты, — Володя сделал ещё шаг и стал ещё ближе, пальцы на руке Юрки сжались, обхватив уже внутреннюю сторону ладони. Да эти двое теперь практически держались за руки так же, как и под ивой сегодня. — Просто я подумал, что это помогло бы тебе отвлечься, — Володя по-прежнему удерживал Юрку за руку, даже не думая разрывать прикосновение, и в этот миг для Юрки ничего не существовало.              «Мне так хорошо, когда ты рядом. Держи меня так всегда и никогда не отпускай», — вот, что на самом деле говорило сердце. И пусть Юра был уверен в том, что Володя делал это из дружеских побуждений, ему и такого было достаточно. Прикосновения Володи и правда приносили долгожданный покой и заставляли забыть о девушках, окружающих лучшего друга.              В это мгновение существовали только они двое. И как знать, чем бы этот довольно интимный момент мог закончиться, если бы не скрипнувшая дверь.              Володя резко убрал руку от Юры и отступил на шаг назад, миг волшебства и единения рассыпался, словно фигурка из сахара, и теперь Юре казалось, что между ним и Володей образовалась пропасть.              Он не видел, кто именно зашёл в зал, но всеми фибрами души ощущал, что это была одна, небезызвестная вожатая.              Так и вышло. Стоило Анне Владимировне Земцовой раскрыть рот, как внутри Юрка содрогнулся.              Да почему, почему они вечно им мешают? Словно Володя был мёдом обмазан, и все эти осы, даже не пчёлки, слетались на его персону, как на нечто сладкое.              — Володя, игра начнётся через минуту. Где ты пропадаешь?              «Со мной он пропадает, ты что не видишь», — Юрка едва не выкрикнул эту фразу. Пришлось сильно сжать руку, чтобы отрезвить себя.              Володя ничего не ответил Земцовой и посмотрел на Юру:              — Ты пойдёшь с нами? Пойдёшь со мной? — уже тише, но Юрка был уверен: Аня всё слышала.              — Юр, — Земцова вклинилась в диалог и даже поставила одну ногу на ступень, чтобы показать этим двоим, что она, вообще-то, ещё здесь, — а там твой отряд на корте. Тебя кажется Ирина искала.              Юрка знал, что Ирина его не искала. Как и знал, что Земцова лжёт. Он прекрасно понимал, зачем она это делала, но решил принять правила её игры, чтобы ещё сильнее не смущать Володю и чтобы Земцова ничего себе не надумала.              — Да? — наигранно-удивлённо спросил он. — Тогда не стоит заставлять её ждать, — он даже улыбнулся, — ты же ведь уже с ней успела познакомиться? Она может быть милой и слишком требовательной одновременно.              На удивление Аня улыбнулась ему тоже. Фальшиво, но если не знать её, то можно сказать, что получилось вполне натурально.              — Да, она… Интересная личность. Импульсивная, как мне кажется, но вместе с тем может быть и спокойной.              Юрка посмотрел на Володю, брови которого были сведены к переносице, словно он не понимал, что сейчас происходит между его лучшим другом и его подругой детства.              — Ладно, Володь, до встречи, я побежал. Пока, Анна Владимировна, — Юрка спрыгнул со сцены с весёлым видом. Он старался не сутулиться, когда шёл по проходу между рядами, и старался не слушать сердце, которое ныло оттого, что ему пришлось уступить.              По крайней мере, Юрка надеялся, что ещё встретится с Володей за вечерней страшилкой.              На спортплощадке было скучно. Его отряд разбрёлся по кучкам, и Юрка не хотел присоединяться ни к играющим в теннис, ни к баскетболистам, ни к волейболистам, ни к обычным спортсменам.              Поглядев на площадку с минуту, Юрка развернулся и пошёл обратно в сторону кинозала. Он особо не преследовал никаких целей, и ему было слегка грустно оттого, что он остался один, без Володи.              Ноги сами принесли его в уже пустое помещение. Кроме Конева, кресел и гордо стоящего пианино в зале больше никого не было.              Юрка шёл к сцене не спеша, обдумывая каждый свой шаг. Что он здесь делает? Почему вернулся? Почему не ответил на предложение Володи согласием? Почему разрешил Земцовой править балом?              Юрка дошёл до края сцены. Пианино молчаливо смотрело на незваного гостя, и Юрка вдруг ощутимо захотел прикоснуться к музыкальному инструменту. Сразу вспоминалась отвратная игра Сидоровой, и хотелось стереть эти воспоминания, наполнив их новыми. Например, правильным и красивым звучанием. Юрка знал, что он мог. Знал, что сыграет все эти композиции так, как надо. Точнее раньше он мог бы их сыграть. Но не сейчас.              Страхи и здесь тоже брали своё. Юрка настолько замкнулся в себе после небрежно брошенного «бездарь», что мысль об игре на пианино вызывала паническую атаку.              А ведь когда-то он о многом грезил…              Перед глазами опять появилась Маша со своей фальшивой игрой. Хотелось смести её в сторону, занять место и показать, как стоит играть.              Может, попробовать?..              Ради Володи. Представить, что он стоит напротив, локтями облокотившись на инструмент, смотрит так тепло и ласково и говорит, что у Юрки и правда талант.              Красивые и настолько сильные фантазии заставляют сделать шаг в сторону банкетки, затем ещё один и ещё, и вот он уже оказывается за инструментом, а пальцы осторожно, воровато поднимают крышку. Юрка оглядывается по сторонам, но в зале по-прежнему никого нет, и выдыхает. Почему-то рушить образ хулигана игрой на интеллигентном инструменте не хотелось.              На верхней крышке лежали тетради, которые оставила Сидорова. Юрка взял Рахманинова. Выбор его пал на романс «Я тебе ничего не скажу».              Эти строки явно передавали настроение играющего.              Юрка посмотрел на клавиши, внутренне содрогаясь. Пальцы пошли мелкой дрожью. Перед глазами из воспоминаний появилась та мымра с завитыми кудрями на голове, похожими на макароны, которая и вынесла тот вердикт, что-то сломавший внутри Юрки.              И Юрка уже второй год не мог собрать себя в единое целое. Хотя то, что он сейчас сидел за пианино, говорило о многом. И по большей части это была Володина заслуга. Только ради лучшего друга Юрка захотел вновь попытаться что-то сыграть.              Пальцы коснулись клавиш нежно, словно Юрка касался тела любимого человека. Наверное, он так же бы дотрагивался и до Володи, если бы они были достаточно близки.       Юрка дотянулся до белой клавиши, нажал, будто пробовал на звучание. Пальцам было непривычно вновь чувствовать под собой приятное покрытие. Юрка беспорядочно надавливал на чёрные и белые, пытаясь привыкнуть к ним, познакомиться заново.              Пианино откликалось то мягким, то грубым звучанием в зависимости от октав, в которых находились руки Юры.              Сделав глубокий вдох, словно собирался нырять в бассейн, Юра расположил теперь пальцы обеих рук над клавишами, заглянул в нотную тетрадь, и принялся играть.              Настроение композиции было лирическим. Меланхоличная печаль, что крылась в немых строках, растекалась по залу. Юрка прикрыл глаза, отдаваясь полностью композиции, которую играл. В его голове проносились строчки из стихотворения, которые как нельзя кстати описывали его чувства. Он тоже не мог многое выразить словами, не мог сказать Володе о своём истинном к нему отношении. Мелодия была пронизана нежной, трепетной любовью.              Но как бы не было тоскливо, Юрка заметил, что пианино его убаюкивало. Что сердце, которое грустило от невозможности быть с тем, с кем оно хочет, немного успокаивалось под чарующей музыкой.              Юра чувствовал, что ему было хорошо. Что из головы улетучились все негативные мысли, что сейчас он был наедине с самим собой.              Юра выпал из реальности. Он настолько погрузился в свою игру, настолько вновь проникся композициями, что не услышал эхо чужих шагов, ступающих аккуратно и медленно, словно боявшихся спугнуть прилетевшую птицу.              Белая, чёрная, ещё раз чёрная, вновь белая. До-диез, фа-бемоль. Юра перебирал их по памяти, ему даже не нужно было смотреть: ни на клавиши, ни в тетрадь. Он знал многие произведения наизусть: они отпечатались на подкорке сознания настолько, что казалось никогда оттуда не сотрутся.              И только когда ему нужно было передохнуть от подкативших эмоций, Юрка открыл глаза и тут же столкнулся взглядом с серо-зелёными глазами Володи, которые, без преувеличения, горели восхищением.              Давыдов стоял рядом с пианино, и Юрка тут же стушевался, смутился, почувствовал, как становится невероятно стыдно.              Только сам не понимал: отчего именно. Он же не сделал ничего противозаконного или унизительного.              Он всего лишь сыграл на пианино.              — Юрочка… — казалось, что Володя задыхается. Юрка положил руки на колени, пряча дрожь в пальцах. Его охватило волнение, как пожар охватывает собой всё вокруг.              — Всё так ужасно? — тихо спросил Конев. Хоть он и видел восхищение в лице друга, всё же ему не верилось, что он мог стать причиной этого восхищения. Володя мог радоваться чему угодно, и вряд ли это была Юрина игра.              — Ты сейчас смеёшься надо мной? — брови Володи удивлённо взметнулись вверх, в голос просочилось возмущение. — Юрочка! — Володя обошёл пианино и встал перед Юрой. Конев повернулся на банкетке, и теперь их тела находились друг напротив друга. — Ты… — Володя потерялся. Юрка видел, как другу было сложно подобрать слова. Но почему? Боялся сказать что-то не то? Не знал, как намекнуть, что Юрка — бездарь?              Юра уже открыл было рот, как внезапно Володя сел перед ним на корточки и взял его руки в свои.              У Юрки разом вылетели все слова, которые он заготовил.              — Ты прекрасен, — он говорил тихо, спокойно и со своеобразной, располагающей теплотой.              Стоило Володе чуть сжать Юркины руки, как Юрка почувствовал ускоренное сердцебиение, которое, казалось, разгоняло кровоток с бешеной скоростью по всему телу, и лёгкое головокружение от переизбытка эмоций. Мало того, что он сел за пианино добровольно по прошествии стольких лет, отыграл партию с лёгким сердцем, так ещё, оказывается, Володя всё это слышал!              Юрка не знал, что и думать в отношении последнего факта. С одной стороны, часть его души радовалась тому, что Володя был здесь, ведь Юрка мысленно играл для него, но с другой, Юрка ощущал некоторую неловкость, потому что уверял друга, что ни под каким предлогом не подойдёт к музыкальному инструменту. Получается, обманул?              Но Володя, кажется, не злился на него. Наоборот, вот он сидел перед ним на корточках, держал его руки в своих, был так близко, как, наверное, ещё никогда не был, и говорил о том, что Юрка прекрасен.              Ну что же это такое? Что творится между ними сегодня?              — Сыграй мне ещё что-нибудь, — зачаровано попросил Володя, и тут Юрка опомнился. Давыдова же здесь быть не должно!              — А как же твоя игра с ребятами? — Юрка совсем не хотел отпускать Володю, но что если его ищут? Что, если сюда сейчас снова явится Земцова и застанет их в такой странной позе? Хотя от последнего Юрка какой-то частью души не отказался бы. Пусть она увидела бы их вместе и пусть знала, что Юрка для Володи важен.              — Всё равно не могу сосредоточиться на ней, зная, что ты сам не свой. Я провёл там некоторое время, а потом спросил у Лены: справится ли она без моего дальнейшего участия, и, получив её разрешение, чтобы уйти, я отправился на твои поиски. На спортплощадке и на корте я тебя не нашёл и, честно, Юр, — тут Володя ещё сильнее сжал руки Конева, — я испугался. Ходил до корпусов, но и там тебя не застал. А потом проходил мимо кинозала и услышал игру на пианино. И я сразу понял, что внутри — ты. Потому что твоё волшебное исполнение нельзя спутать ни с чьим другим. Я хоть и никогда его не слышал, но чувствовал, что это ты играешь. И как видишь, — тут Володя широко улыбнулся, и от этой улыбки Юрке стало ещё теплее на душе, хотя куда уж теплее, Юрка даже не знал, — я не ошибся. Твоя игра завораживающая. Она притягивает к себе, вовлекает, окутывает. Юра, я не знаю, кто сказал тебе, что ты бездарь, но этот человек полный идиот, лишённый слуха.              Юрка закрыл глаза, не в силах больше смотреть на Володю. Это не Юрина игра обладала магнетизмом, а Володя, который притягивал к себе Юрку какими-то фибрами души. Нельзя такое говорить человеку, разрывающемуся изнутри от сильных чувств!               Так и хотелось схватить Володю в охапку, обнять и никуда не отпускать. Если бы он только знал, что делал с Юрой…              — Ты сыграешь мне, Юр?..              И как Юрка мог отказать этому умоляющему тону? Он кивнул и открыл глаза. Володя улыбался ему удивительно нежно.              — Я сяду рядом, позволишь? — Юрка опять кивнул, ничего не говоря. Ему казалось, что кто-то выбил все слова из его головы, и всё, что у него осталось — жесты. Однако Володя ничуть не смутился молчанию друга. Он выпустил руки Юрки из своих, и Коневу даже стало тоскливо оттого, что прикосновение разорвано, выпрямился и огляделся в поисках стула. Один из них стоял за кулисами, и Давыдов быстро сходил за ним, затем поставил его неподалёку от банкетки, на которой сидел Юрка, и осторожно присел рядом.              Юра вновь повернулся к инструменту. Теперь, когда он знал, что рядом с ним находился самый главный в его жизни слушатель, Юрка немного заволновался, боясь облажаться. Но Володя ведь поддержит его в любом случае? Володя всегда его поддерживал, несмотря ни на что.              — Что хочешь послушать? — тихо, словно шелест листьев, прозвучал вопрос. Володя пожал плечами.              — Может, девятьсот семьдесят четвёртую?              — Хороший выбор, — оценил Юра и достал нотную тетрадь с симфониями Баха. Ему нужно было немного освежить память. Посмотрев несколько секунд на ноты, Юрка кивнул сам себе, поставил тетрадь перед собой, занёс пальцы над клавишами, но тут вдруг посмотрел на Володю. Тот, кажется, находился в каком-то предвкушении. — Тебе правда нравится? — неуверенно спросил Конев, будто всё ещё сомневался. Будто их пятиминутная близость, а Юрка действительно считал это близостью, не раскрыла ему истинное отношение Володи к его игре.              Володя улыбнулся с некоторым снисхождением.              — Мне правда нравится, — серьёзно заявил Володя, и Юрка успокоился.              По залу потекла торжественно-драматичная мелодия, переходящая в плавное звучание. Оно рассказывало о чём-то светлом и радостном, о чём-то спокойном и возвышенном. В ней не было места резким переходам, в ней не было драмы, разрывающей сердце. Она была умиротворяющей.              Юрка любил эту композицию. Ему нравилось играть её как в школе, так и дома. Пальцы не забыли произведение, и он почти не заглядывал в нотную тетрадь.              Время для него и для Володи перестало существовать. Юрка не обращал внимания на друга, полностью сосредоточившись на игре, но душой ощущал, что Володя — здесь, он рядом, он близко. Юра не мог понять, почему он чувствует это, почему чувствует Володю, но ему казалось, что их души словно что-то объединяет. Словно они не могут отойти друг от друга, словно они всегда должны быть рядом.              Возможно, было несколько наивно так предполагать, но Юрке хотелось верить, что их дружба значила для Володи столь же многое, как и для Юрки.              Композиция закончилась одновременно с прозвучавшим горном на ужин. Юрка настолько погрузился в атмосферу мелодии, что не сразу и понял, что их зовут на вечернюю трапезу.              Время их не щадило.              Однако ни Юра, ни Володя с места так и не сдвинулись. Юра сел вполоборота к Давыдову и заметил, что восхищение с лица друга никуда не исчезло и, кажется, возросло ещё сильнее.              — И ты ещё отказываешься играть… — прошептал Володя. — Я ничего прекраснее в жизни не слышал, Юрочка.              Юрка понял, что все комплименты от Володи вгоняют его в сильную краску. Он отвернулся от внимательного взгляда друга и, дёрнув уголками губ, ответил ему, смотря на ноты:              — Прекрати меня смущать. Ты явно преувеличиваешь.              Но Юрка знал, что Володя не преувеличивает. Он видел, что друг искренне восхищается им, что он не лжёт, когда говорит о прекрасном в лице Юры, и Юра чувствует — в его душе что-то распускается от этих слов.              — А ты явно себя принижаешь, Юра! — возмущёно проговорил Володя, и его рука вновь накрыла Юркину руку. Слишком много прикосновений за последний час случилось между ними. Но Юрка абсолютно не был против этого. Наоборот, его тело откликалось на каждый Володин порыв. — И мне это категорически не нравится. Ты должен играть. Это — твоё призвание.              Юрка вздохнул. Спорить с Володей не хотелось.              — Не заставляй меня играть в спектакле, — он провёл рукой по волосам, немного нервно, — я к такому пока не готов. Мне достаточно в качестве слушателя тебя.              Володя мимолётно улыбнулся.              — Я не заставляю. Но теперь мне бы хотелось слышать тебя чаще.              «А мне бы хотелось вечно сидеть так и никуда не уходить», — подумал Юрка, но, как и обычно, оставил мысль при себе.              — Я учту ваши пожелания, товарищ Давыдов, — вместо навязчивой мысли он произнёс что-то более нейтральное.              Володя кивнул, принимая его посыл, и убрал руку от Юрки. Юра тут же ощутил пустоту.              — Пойдём на ужин, — Володя встал со своего места, Юра закрыл крышку, убрал нотные тетради. Он был благодарен Володе за то, что тот пришёл к нему, за то, что оставил свой отряд ради Юры.              Что-то ведь это должно было значить.              Малышню встретили на входе в столовую. Олежка и Саня радостно прыгали вокруг Володи и хвастались тем, что их отряд одержал победу. Недовольная Анна Владимировна прошествовала со своими ребятами мимо, и Юрка заметил, каким испепеляющим взглядом она посмотрела в его сторону. Но Конев сделал вид, что его это не касается: играть в гляделки с вожатой Земцовой ему в этот вечер не хотелось, как и не хотелось портить его дурацкими мыслями и разными домыслами.              Володя был с ним. Володя пришёл к нему. А значит, Юра стоял у него в приоритете.              Ужин пролетел быстро, и через некоторое время Юрка оказался в корпусе пятого отряда, а затем с Володей на каруселях. Они вновь работали над сценарием, и в этот вечер Юрке казалось, что отношения между ними поднялись на ещё одну ступень. Он не мог дать определённое название того, что между ними происходило, но в смелых фантазиях Юрка бы хотел обозначить это как что-то, переходящее границы обычной дружбы.              Прощались они долго. Володя проводил Юру до корпуса его отряда и ещё долго не мог отпустить, всё что-то говоря и говоря. О сценарии, о завтрашнем дне, о Юре за пианино. А Юра только и рад был поддерживать диалог, вставлять какие-то незначительные реплики, шутить.              Рукопожатие длилось дольше положенного, но никто из них не счёл это неправильным. Уже засыпая, Юрка только и делал, что думал о том, что Володя был самым прекрасным человеком на всём белом свете.              Утро следующего дня началось суматошно. Ирина то и дело подгоняла всех на завтрак, причитая, что сегодня слишком много работы.              На Юрку легли заботы о подготовке места для лагеря в лесу. Вместе с ним отправили Митьку, Ваньку, Алёшу, Артура и Диму.              Поспешно позавтракав и даже толком не насладившись блинчиками со сгущёнкой, Юрка на секунду выловил Володю, который собирался уходить в главный штаб диверсантов, роль которых в этом году играл пятый отряд. Юркин же отряд вперемешку с третьим выступал за команду «красных», их противники «синие» состояли из четвёртого и второго отрядов. Такое деление придавало равномерность по силам, так как и в одной, и в другой команде были дети младших возрастов.              — Может к нам в штаб? — спросил Володя с какой-то надеждой. Юрка может и был бы рад согласиться, но Ирина Петровна возлагала на него большие надежды, потому что именно Юрка в том году сорвал фраг противника и уничтожил достаточно много солдат другой команды.              — Я бы с удовольствием, — усмехнулся Юрка, — но боюсь тебе придётся побороться с Ирой, чтобы выиграть меня.              Володя как-то коварно улыбнулся.              — За тебя я готов бороться с кем угодно.              Юрка хлопнул глазами. Растерялся. Ему показалось или Володя с ним снова… Пофлиртовал? Или это просто дружеский подкол? Юрка плохо разбирался в человеческих отношениях, но ему так хотелось верить, что Володя с ним… Заигрывает.              Конев прочистил горло, отвёл взгляд к небу и сделал вид, что его заинтересовали ласточки, высоко пролетающие над головами.              — Дождя не будет, — он резко перевёл тему, потому что не знал, что можно было ответить на последнюю реплику друга.              — Да, не должно, — Володя тоже ответил невпопад. — Ты вернёшься сюда к тихому часу?              Юрка пожал плечами.              — Если успеем поставить лагерь, то вернусь.              Взгляд Володи как-то потускнел.              — Я хотел сходить к иве, ещё поработать над сценарием и… Просто побыть с тобой.              От последних слов сердце сделало невообразимое сальто внутри. Юрке так нравилось слышать, что Володя стремится быть с ним каждую свободную минуту и что Володя доказывает это не только словами, но и действиями.              Чуть смутившись, всё же щёки слегка покраснели — Юрка чувствовал, как они горели, Конев максимально серьёзно ответил:              — Тогда мне придётся приложить все усилия, чтобы вернуться сюда к тихому часу.              Улыбка Володи стоила этих слов.              Они разошлись по своим делам, и Юрка уже почувствовал ту тоску по лучшему другу, что стала частым гостем в его душе за последний год. Юрка даже не представлял, что с ним будет, когда придёт конец смены.              И лучше пока этого не представлять, чтобы не портить себе настроение окончательно.              Ребята уже тоже позавтракали, и теперь все вместе они шли через лес, к одной из полян, где в прошлом году стоял вражеский лагерь. Юрка запомнил дорогу и вёл ребят самой короткой тропой.              В лесу было достаточно прохладно, а редкие солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев и пытались достать до самых корней. Где-то вдалеке щебетали птички.              — Похоже на пение малиновки, — прокомментировал Митька, шедший позади Юрки. Голоса птичек раздавались с разных сторон и были похожи на перезвон серебряных колокольчиков — такие чистые и яркие.              — Красиво, — как-то даже воодушевлённо проговорил Конев, вслушиваясь в эту мелодичную трель. Сразу вспомнился вчерашний вечер: он за пианино и Володя рядом, их прикосновения друг к другу и молчание, говорящее о многом.              Юрке только бы набраться смелости. И сказать вслух всё то, что так давно хочется произнести. Только вот где же набраться этой смелости-то?              — Пришли, — Конев остановился на небольшой поляне, которую с одной стороны, выстроившись полукругом, прятали собой высокие ели и один старый дуб. Солнце пробивалось и сюда, и на этом небольшом зелёном островке было достаточно светло.              — О, смотрите, тут и земляника есть, — крикнул Ванька, стоявший чуть сбоку от ребят. — С голоду точно не помрём.              Скинув все причиндалы, которые захватили из лагеря, в одну кучу, ребята разделились на пары. В первую очередь решили поставить палатки: их было достаточно много. В первом и четвёртом отряде находилось по двадцать человек, итого общее количество с двух отрядов составляло сорок, плюс двое вожатых и физрук Женька.              Всего нужно было поставить одиннадцать палаток.              — Я натаскаю дров, — сказал Артур, вынимая топор из рюкзака. Юрка, как главный в их маленькой компании, положительно кивнул.              — Далеко не уходи, а то будем вместо флага тебя искать по лесу, — крикнул Конев соотряднику, а сам начал помогать Митьке с палаткой.              Справились они до обеда. Горна, конечно, в лесу слышно не было, но ребята ориентировались по часам.              — Осталось только всё принести для ночлежки в палатках, — сказал Ваня, разрубив пополам длинное полено: мальчики делали скамью для будущих посиделок у костра. — Но думаю, что мы заслужили небольшой отдых. Да, парни? — он замахнулся топором ещё раз, и теперь в ряд лежало четыре аккуратных пенька из осины, поваленный ствол которой из леса принесли Артур, Юра и Дима.              — Да, — ответил ему Конев, удовлетворённо осматривая проделанную работу. — Ирина должна остаться довольной.              Вернулись тем же путём. Ребята отправились в столовую, а Юрка выловил Ирину Петровну, которая не спешила на трапезу и стояла неподалёку от входа в столовую, о чём-то переговариваясь с Евгением Валентиновичем.              — …прекрати. Мы будем в палатке не одни, — до Юры донёсся обрывок фразы, сказанный кокетливым тоном, но потом Ира быстро захлопнула рот, как только увидела идущего к ней Конева. — О, Юра, привет, — как-то нервно поприветствовала его вожатая. Женя обернулся, молчаливо кивнул. Юрка сделал вид, что его не касаются взаимоотношения этих двоих.              — Мы там закончили, — сказал Конев, — после тихого часа отнесём все остальные вещи.              — Хорошо, — закивала она. — Спасибо, вы большие молодцы.              С чувством выполненного долга Юрка пошёл в столовую, чтобы наконец насладиться обедом, на котором сегодня их баловали фасолевым супом и рагу из картофеля с курицей.              Володя тут же поднял на него взгляд, стоило Юрке переступить порог столовой, и махнул, никого не стесняясь. Лицо Юрки озарила беглая улыбка, потому что улыбаться широко при всём лагере он не хотел, а особенно не хотел давать лишнего повода для Сидоровой и Земцовой, которые, словно коршуны, наблюдали за ним и Володей.              За столом он сел между Ваней и Митей, и они обсудили дальнейшие их планы после тихого часа.              — Юрка, — в их разговор вклинилась сидящая напротив Полина. Её волосы цвета спелого каштана были завязаны в высокий конский хвост, который завалился набок, а некоторые пряди из него выбились в разные стороны, от чего создавалось впечатление, что Полина бежала стокилометровку без передышки. — Ты в этом году прямо на себя не похож. И в жизни спектакля участвуешь, и у Володи в подвожатниках, и с Зарницей помогаешь.              Юрка нахмурился.              — Это упрёк? — уточнил он, потому что не мог распознать интонацию, с которой говорила Клубкова. Полина хохотнула.              — Это общее наблюдение. Просто хотела тебе сказать, что ты молодец.              Стало неожиданно приятно. Хоть Юрка и не питал симпатии ко всем троим, слова Полины как-то приподняли его дух, и он действительно посмотрел на себя с другой стороны. Похоже, он и правда менялся к лучшему. И всё это были заслуги Володи, которому хотелось соответствовать.              Обед закончился. Уставшие октябрята плелись в сторону корпусов младших отрядов, Володя на секунду остановил Юрку:              — Сходим под иву? — спросил Давыдов. Юрка кивнул. — Тогда на привычном месте, — его пальцы на миг сжались на локте Конева, а потом он повёл малышей на тихий час.              Юрка сбегал до корпуса и вернулся на назначенное место. Володя опаздывал. Коневу пришлось сойти с тропинки в лес, потому что он заметил неподалёку прогуливающуюся Машу, которая как-то странно озиралась по сторонам, словно кого-то пыталась найти. Юрка очень надеялся, что не его и Володю, и очень надеялся, что Володя не попадётся ей на глаза, потому что тогда Сидорова может прилипнуть к ним, как банный лист.              — Извини, — Давыдов появился с другой стороны, и Юрка подскочил, когда услышал его голос за спиной. Конев обернулся и укоризненно произнёс:              — Нельзя так подкрадываться.              — Извини, — ещё раз искренне произнёс друг, — еле уложил этих неугомонных, да ещё и Машу видел недалеко от этого места. Твои вчерашние слова меня насторожили, и я решил перестраховаться.              — Думаешь, она может за нами следить? — Юра отодвинул особо назойливую ветвь папоротника, чтобы они сумели пройти.              — Не знаю, но если это действительно будет так, то я доложу обо всём Ирине.              Юрка усмехнулся. На какой-то миг ему даже стало жаль Сидорову с её маниакальной влюблённостью в Володю. Неужели это чувство может довести до такого абсурда? Да ну, глупость какая. Юрка же ведь адекватно себя ведёт? Он не следит за Володей, когда того нет рядом, у него не возникает никаких лишних вопросов, потому что Володя всегда делится с ним своими планами и всегда отвечает на вопросы, даже порой на те, которые Юрка не задаёт, но которые можно прочитать по его взгляду.              — Она будет впечатлена. Лучшая пионерка — и такое вытворяет, — Юрка покачал головой, думая, что Сидоровой лучше остановиться сейчас и не усугублять ситуацию ещё сильнее.              — Подготовили лагерь? — спросил Володя, тем самым закрывая тему о Маше. Юре тоже более не хотелось говорить об этой персоне и тратить на неё драгоценные минуты, которые он мог бы провести в другом приятном диалоге.              Они уже забрались под иву, Володя достал сценарий, поставил радиоприёмник на землю. Сегодня он поймал волну, на которой крутили классическую музыку, что было на самом деле неплохо: Юрка расслаблялся, когда слышал знакомые композиции.              — Ага, поставили одиннадцать палаток, сделали несколько скамеек, чтобы было на чём сидеть возле костра, сложили дрова. Останется ещё флагшток установить, и к бою готовы. А как ваши диверсанты? Хорошо спрятались?              Помимо отряда противников ребятам из каждых команд необходимо будет отыскать штаб диверсантов и ликвидировать всех его участников и все боеприпасы и склады, которые имелись в их распоряжении. Никто не знал, где располагается штаб, и Юре со своей командой, как и команде противников, придётся применить логическое мышление, чтобы отыскать октябрят. Та команда, которая первой обнаружит и уничтожит диверсантов и заберёт флаг противника — одержит победу в Зарнице.              — Ещё бы, — фыркнул Володя, — век не сыщите.              Юра фыркнул в ответ.              — Это мы ещё посмотрим, товарищ Давыдов, — озорно проговорил Конев, не сдерживая тёплой улыбки. Рядом с Володей всегда было хорошо и спокойно.              — Ладно, давай займёмся сценарием, — ещё одна черта Володи, которая скорее забавляла Юрку, чем раздражала, заключалась в его умении быстро переключаться с веселья на серьёзность. Всё же Володя был истинным комсомольцем, который вмиг мог стать собранным и готовым к труду и обороне.              Работа шла продуктивно. В некоторых моментах, конечно, у ребят возникал ступор, который иногда переходил в спор:              — А я говорю, что здесь нужно оставить синоним «атаковали», — Юрка скрестил руки на груди и откинулся спиной к стволу ивы, с прищуром глядя на Володю.              Давыдов тяжело вздохнул.              — «Атаковали»? Серьёзно, Юр? Ты абзац читал? Немцы атаковали территорию и забрали себе большую часть складов, а также мельницу… — Володя прочитал предложение, которое они пытались исправить. — Ты хоть слышишь, как глупо это звучит? Здесь нужно оставить оккупировали. Больше я других вариантов не вижу.              — Ага, — взорвался Юрка. — Ты хоть представляешь, как это будет выглядеть, когда это скажет Олежка? «Оккупировали» — довольно гнетущее слово, и если уж говорить о нём, то говорить со всей напряжённостью. А ты знаешь, что Рылеев не сможет, — Юрка вздёрнул подбородок, словно оскорбился тому факту, что друг с ним продолжал спорить, и как малый ребёнок отвернул голову вбок. С другой стороны ивы, за её зелёными косами виднелась речка. Вдалеке послышался плеск большой рыбы, скорее всего щуки.              — Юр, — тихо позвал Володя. Юрка сильнее отвернул голову в сторону, будто и правда обиделся на друга. Он понимал, что со стороны напоминал пятилетнего мальчика, которого никто не хочет слушать и который, как считал он сам, был прав. — А, Юр, ну посмотри на меня, — Володя использовал запрещённый приём. Юрка уже знал, что Давыдов мог быть слишком ласковым с ним. Ещё в том году, когда в Юрке играла ершистость, когда он дразнился и слишком много спорил, Володя находил к нему именно этот подход. Разговаривал нежно и спокойно, никак не реагируя на иголки, которые Юрка выпускал, порой, в сторону друга или окружающих. И Юрка вёлся на эти интонации каждый раз.              Но не в этот. В этот он решил, что будет отстаивать свою позицию.              Володя подобрался к нему ближе. До этого Давыдов сидел на поляне, скрестив ноги по-турецки.              Юрка уже из принципа смотрел в сторону, хотя желание повернуться к Володе было слишком велико.              И, наверное, зря он этого не сделал самостоятельно. Потому что в следующий миг Юрка почувствовал пальцы у себя на подбородке, которые настойчиво развернули его лицо к лицу их хозяина. Володя сидел слишком близко. Юрка мог разглядеть маленькую, неприметную родинку рядом с правым уголком его рта.              Близость Володи ни на шутку взволновала Юрку. Пальцы друга на подбородке ощущались и как-то правильно, и одновременно неправильно. Хотя Юрка ничего не имел против Володиных прикосновений.              — Ну хватит дуться, — не меняя интонации, поговорил Давыдов. Пальцы его соскользнули с лица Юры, и Юрка едва не рявкнул, чтобы Володя вернул их на место. — Давай полностью предложение поменяем? — он так спокойно говорил об этом, будто не он только что держал Юру за подбородок. Юрка внутренне выл, словно волк на полную луну. Да это явное издевательство! Теперь Юрке начало казаться, что друг действительно прознал о его чувствах и сейчас глумился над ним.              И только Конев сформулировал более-менее чёткий вопрос в отношении всех прикосновений Володи, как из радио донеслось это.              Та самая композиция, которая, наконец, подошла к предпочтениям Юрки. И Конев, забыв про свои вопросы, которые он бы наверняка всё равно не осмелился бы задать, подскочил с места и кинулся к радиоприёмнику, чтобы сделать погромче, чтобы убедиться, что ему не показалось то, что в сердце открылась та самая дверь.              — Чт… — хотел было спросить Володя, но Юрка цыкнул на него и стал вслушиваться, прикрыв глаза. Музыка, которая доносилась из радиоприёмника, рассказывала о борьбе добра с извечным злом, о стремлении человека найти свет в непроглядной тьме, о трагедии и надежде на то, чтобы эту трагедию пережить.              Вот она. Та самая, которая нужна для их спектакля.              — Ты слышишь? — Юрка едва не задохнулся от того восхищения, что отразилось на его лице, когда сила эмоционального напряжения в композиции достигла своего пика.              Володя смотрел на Юрку внимательно, но Юрка видел: Володя тоже слушает. И он безумно хотел, чтобы Володя услышал.              — Ты хочешь сказать…? — он оборвал себя на полуслове, потому что Юрка закивал.              — Да, Володя, «Колыбельная» Чайковского это то, что нам нужно для спектакля, — о, Юрка едва ли не был счастлив оттого, что ему наконец удалось найти нужную тему.              — Мне нравится, — через некоторое время вынес вердикт Давыдов. Композиция как раз закончилась. — Но только вот… Сможет ли Маша так же, красиво и трагично…              Юрка пожал плечами. Конечно, ему было жаль отдавать такую композицию Сидоровой, но он понимал, что сам за пианино не сядет. То, что он сыграл для Володи было исключением, но, чтобы играть перед всеми…              — Будет усиленно тренироваться, — бросил Конев с нотками досады, потому что где-то в глубине души чувствовал — он хотел бы сыграть её так, как надо. Но Юрка зарёкся выступать перед кем бы то ни было ещё. Только Володя стал его исключением.              — Юра…              Юра посмотрел на Володю исподлобья и покачал головой. Вид Давыдова стал понурым. Юрка опустил голову вниз, подцепил пальцами опавшие листья ивы, похожие на перья, покрутил их в руках.              — Если ты захочешь, ты всегда можешь сесть за пианино, — продолжил Володя. — Это моё последнее слово. Больше мы к этому разговору возвращаться не будем, — мягко проговорил Давыдов, и Юра молчаливо кивнул. Такой расклад его устраивал. Он знал, что не сядет, и был благодарен Володе за чуткость и тактичность.              — Нужно найти ноты. Может, получится сегодня вечером? — Юра посмотрел на Володю, выражая надежду, что они вновь побудут наедине, однако Давыдов отрицательно мотнул головой.              — Не могу. Нам с Леной ещё нужно пришить погоны на форму малышне. Половину пришиваю я, половину она. Я с ребятами вечером в штабе, она будет шить, потом меняемся: она сегодня укладывает и мальчиков, и девочек, а я буду заниматься обмундированием.              Юрка задумался. В его отряде погонами занимались взрослые девочки, которые уже умели обращаться с иголками и нитками. Володе с Леной, конечно, было сложнее с малышами.              — Давай я тебе помогу? — Юрка хватался за любую возможность быть к Володе ближе и надеялся, что это не выглядело слишком… Настойчиво.              Володя хохотнул.              — Я позволю тебе помочь, только если ты пришьёшь нам погоны лучше, чем себе в прошлом году.              Юрка не хотел вспоминать прошлогодний эпизод, за который ему до сих пор было стыдно. Хотя кое-что в этих воспоминаниях всё же было чудесным…              «Володя был в команде противника. Зарница в эту смену проходила на последней неделе пребывания отдыхающих в лагере, и отряд Володи объединили со вторым. Юркин отряд был в одной команде с четвёртым, а в штаб посадили третий.              Юрка в одиночку полез в разведку под предлогом найти флаг противника и доложить своей команде о его местоположении. На самом деле ему просто хотелось выловить Володю и поболтать, потому что из-за подготовки к Зарнице они почти не виделись последние два дня. А он уже успел соскучиться по вожатому пятого отряда, что для Юрки было совсем несвойственно, но не казалось чем-то вопиющим.              Он притаился за толстым стволом дуба, который раскинулся на той самой поляне, и наблюдал за тем, как Володя, раздув костёр, что-то объяснял рядом стоящим Рылееву и Петлицыну. У Васьки как всегда был шкодливый вид, и он озирался по сторонам, совсем не слушая своего вожатого. Олежка же стоял с важным видом, словно Володя поручал ему самую ответственную миссию.              Юрка заметил, что в душе стало как-то радостно, когда он увидел друга, пусть и на довольно далёком расстоянии. Володя что-то спросил у Олежки, тот ему кивнул, оставаясь всё с таким же важным видом.              Юрка прислонился к стволу, грубая и сухая кора задевала его щеку, и просто смотрел, как Володя подвешивает казан с чем-то наверняка вкусным внутри на перекладину, лежащую на рогатинах, воткнутых в землю с двух сторон. Костёр уже разгорелся прилично, и теперь языки пламени ласкали металлическое дно, подогревая пищу. Затем он наблюдает, как Володя заботливо стелет плед на самодельную лавочку из пеньков, как подзывает кого-то из девчонок и даёт какой-то наказ.              Юрке просто нравилось подглядывать за спокойными, размеренными движениями Давыдова. Он даже на какую-то долю секунды пожалел, что не пошёл в тыл противника, хотя Володя ему предлагал. Они могли бы ночевать в одной палатке или уединиться где-нибудь на открытом пространстве в лесу, чтобы посмотреть на звёзды.              Юрка тряхнул головой. Всё это отдавало какой-то… Романтичностью, на которую, как считал сам Конев, он не был способен. Да и не с другом же, в конце концов, смотреть на звёзды!              Хотя, к своему же ужасу, Юрка понимал, что на звёзды он хотел бы смотреть только с Володей.              Через минуту прибежали партизаны. Юрка узнал их по красным ленточкам, которыми были обвязаны предплечья пионеров. Один из них — достаточно рослый, вероятнее всего из второго отряда, что-то шепнул Володе, и Володя вдруг вскинул голову, поворачивая её в ту сторону, в которой стоял Юрка.              Конев, поняв, что к чему, быстро спрятался за ствол и даже присел, поэтому Володя не мог заметить его в кустах, но вот партизаны вполне могли обнаружить его местоположение, а значит пора ретироваться с места — иначе его убьют.              Убедившись, что Володя остался на месте, а не ринулся проверять доведенную до него информацию, Юрка аккуратно развернулся и пошагал в сторону своего лагеря. Через минуту его спрятали пушистые ветви елей, и Юрка со спокойной душой уже собирался свернуть на тропинку, ведущую к палаткам его команды, но остановился на секунду, чтобы попить воды, — день был довольно жарким — и это стало его ошибкой: не успев даже вытащить бутылку, он ощутил чьи-то ладони на плечах.              — Ну вот ты и попался, — Володя проговорил ему это на ухо, и Юрка поёжился от странных ощущений, который принёс за собой этот шёпот. — Разведчик Конев, Вы оставляете слишком много следов, — голос Давыдова был насмешливым, а Юрка стоял, словно камень, не смея пошевелиться. Мало того, что его застали врасплох, так теперь ещё и реакции его тела были какие-то… Непредсказуемые. Юрка вдруг ощутил, что готов стоять так посреди леса вечность, лишь бы Володя держал его за плечи и что-то да говорил. — И что мне с тобой делать? — продолжал размышлять Володя, а Юрку охватили смешанные чувства восторга и ужаса, по спине бегали мурашки. И всё это просто оттого, что Володя стоял позади.              Юрке срочно нужно было отвлечься. Сделать хоть что-нибудь, чтобы не ощущать… Это, определение которому он даже не мог дать.              Конев развернулся в руках Володи, оказываясь близко к его лицу. В серо-зелёных глазах, что могли бы слиться с утренним туманом, бегали смешинки. Похоже, Володе доставляло особое удовольствие, что он застал Юру врасплох.              — По идее, — тут рука Володи опасно сжалась в области погон Юры, — я должен убить тебя, — пальцы слегка потянули жёлтые тканевые прямоугольники, и Юрка ничего не придумал лучше, как сделать Володе подсечку, понадеявшись, что Давыдов растеряется и отступит на шаг назад. Только вот чего он не ожидал, так это того, что Володя ещё сильнее вцепится в его погоны и начнёт падать из-за поваленной ветки, которая, как оказалось, путалась у них прямо под ногами.              В итоге упали они оба. Только Володя на землю, а Юра — на Володю. Ладони Конева упирались в грудь Давыдова, ноги его были расставлены по разные стороны вдоль ног вожатого. А руки Володи прекрасно расположились на бёдрах Юрки.              Поза была… Компрометирующей. Юрка широко распахнул глаза, Володя тоже выглядел ошеломлённо. Пришлось быстро вскочить на ноги и торопливо извиниться перед Давыдовым за такую неудачу. Как же Юрке было стыдно! Он завалил друга, так ещё и верхом на нём оказался! Позор. Хорошо, что их больше никто не видел.              Но неловкости след простыл, стоило Володе подняться с земли и показать Юре его же погоны, которые Володя сорвал с кителя.              — Юрочка, ну кто тебя так учил шить? Это же никуда не годится, — они стояли посреди леса и хохотали над всей ситуацией в целом. — Жди здесь. Я принесу нитки, — сказал тогда Володя, когда они прекратили смеяться. — Не хочу, чтобы ты выбыл из игры раньше времени».              Возможно, тогда это и стало ошибкой Володи — ведь флаг Юркина команда сорвала к вечеру того же дня, но Юрка был рад, что друг позволил ему участвовать в Зарнице. И эта забота так приятно отзывалась в душе.              — Обещаю, — кивнул Юрка, чем вызвал на лице Володи добродушную улыбку.              — Тогда договорились. Вечером, как обычно, у нас в корпусе. А теперь давай собираться обратно. Сегодня ещё слишком много дел.              Юрка кивнул, и они с Володей, собрав скромные пожитки в виде сценария, бутылки воды, огрызков от яблок да фантиков от парочки шоколадных конфет, поспешили вернуться в лагерь до горна. У Юрки впереди намечался поход на поляну, но все его мысли всё равно занимали Володя и их неизбежная, нарастающая близость.