С любимыми не расставайтесь

      На следующий день светило солнце. С самого раннего утра, когда Юрка разлепил глаза и поймал ими озорного солнечного зайчика, он понял, что день должен пройти хорошо. Потянувшись на кровати, он с удивлением обнаружил, что все ещё спят. Часы на запястье показывали половину седьмого утра, и Юрка даже удивился тому, что проснулся за полчаса до подъёма, хотя вернулся в корпус в начале первого часа ночи.              Улыбка тут же наползла на его лицо, стоило ему вспомнить, как после показа фильма, дождавшись пока все покинут кинозал, он и Володя вышли из помещения вместе и направились в сторону столовой. После была новая страшилка, от которой все октябрята пришли в восторг, а потом Юрка с Володей сидели на карусели. Они слушали музыку, доносившуюся с танцплощадки, иногда переговаривались о чём-то незначительном и совсем незаметно держались за руки, аккуратно сплетя пальцы. Юрка чувствовал Володино прикосновение и понимал, что ничего ему на данный момент больше и не нужно.              От воспоминаний было хорошо. От воспоминаний сердце едва ли не пело, и жизнь казалась прекрасной.              Юрка тихонько встал, кровать немного скрипнула, но этот скрип не разбудил соседей по комнате, взял из тумбочки щётку, маленькое квадратное полотенце с красно-белыми полосками и босыми ногами прошлёпал к выходу, немного ёжась от холодного пола.              В коридоре тоже стояла тишина, и Юрке было так непривычно слышать её, потому что каждое утро в корпусах начиналось суетливо.              Окно в конце коридора кто-то распахнул настежь: с улицы доносились пение птиц и совсем лёгкий, ласковый шелест листьев, который мог успокоить, если нужно.              По коридору гулял несильный сквозняк, и Юра, отправившись к умывальникам, всё ещё думал, отчего ему так легко сегодня. Обычно он любил понежиться в кровати, но именно в это утро, именно в этот час ему показалось, что он лёгок на подъём, потому что выспался.              Крылась ли причина этого в Володе? Юра не знал наверняка, хотя подозревал, что в какой-то степени Володя являлся источником его бодрости.              Умывшись, Юра вернулся обратно в комнату, застелил кровать и сел на неё с ногами, тут же взяв в руки копию сценария, которую сделал ему Володя, со своей ролью.              Глаза бегали по репликам Краузе, разум старался обработать и запомнить полученную информацию. Юрка планировал выучить текст за сегодня, чтобы завтра блеснуть перед Ольгой Леонидовной своим неподдельным талантом и убедить её, что Юрка Конев не пропащий человек. Хотя на мнение этой Чехони Юре было глубоко наплевать. Пусть хоть сто раз скажет, что Юра никудышный, безобразник и разгильдяй, Юра и глазом не поведёт. Единственное мнение, которое для Юры было важно — мнение очаровательного вожатого пятого отряда. Вот кого Юрка боялся разочаровать больше всего.              Утренний горн прозвучал для Юрки неожиданно. Он так погрузился в чтение, что совсем забылся во времени. Ребята на соседних койках стали потягиваться, причитать о том, что утро наступило слишком быстро, и потихоньку выбираться из царства грёз, лениво вставая с кроватей, застилая их и также лениво передвигая конечностями в сторону умывальников и туалетов.              По накатанному сценарию шёл очередной день в лагере. После торжественной линейки — завтрак, на который сегодня подавали так нелюбимую Юрой манную кашу. Он терпеть не мог эти комочки, которые противно оседали во рту, и жевал без особого энтузиазма только потому, что нужно было забить желудок хоть чем-нибудь. Зато на десерт дали аж ещё два куска батона со сливочным маслом и творожную запеканку с горячим чаем. Это Юрке больше пришлось по вкусу, и он даже остался сытым.              На речку сегодня снова никого не повели — после вчерашнего прохладного дня было решено отменить водные процедуры, и отправили всех на дополнительные часы индивидуальных кружков.              Юра с Володей отправились в кинозал, чтобы подготовить место для учеников Давыдова. В кладовой Юрка урвал несколько быстрых поцелуев у Володи, который тоже сегодня чаще улыбался.              Когда кружок закончился, Лена привела ребят, и остальные задействованные актёры тоже подошли к назначенному времени. Володя собрал всех вокруг себя для маленького, но очень важного объявления. Юрка стоял рядом с пианино, всё поглядывая на нотную тетрадь с композициями Чайковского и мысленно вздыхая. Сегодня Маша вновь будет играть «Колыбельную», и Юра даже не знал: стоило ли ему слушать эту фальшь.              — Сегодня работаем по максимуму. От начала и до конца. До обеда сколько успеем, после общественных работ и до ужина — время репетиции. Завтра на нас придут смотреть Ольга Леонидовна и Пал Саныч, чтобы оценить нашу подготовку к спектаклю к следующему понедельнику. Все готовы? — Володя, окружённый своей «труппой», посмотрел на всех очень внимательным взглядом. Ребята интенсивно закивали на слова худрука, а некоторые стояли с важным видом, будто и правда понимали всю серьёзность сказанных слов. — Отлично, — пробормотал Давыдов, и Юрке показалось, что друг уже волнуется, — тогда давайте приступать. Настя, Алёна, с вас всё и начнётся. Маша, за пианино, — раздав указания, Володя спустился вниз, сел на кресло первого ряда, Юрка проследовал за ним и плюхнулся на соседнее.       — Волнуешься? — тихо спросил Юра, вальяжно раскинувшись в кресле. Его поза была слишком расслаблена по сравнению с прямой осанкой Володи, который перелистывал сценарий.              — Пока нет, — ответил худрук, — волноваться буду завтра, когда сюда придёт начальство. Надеюсь, всё пройдёт хорошо… — пробурчал Володя больше себе под нос, и Юрка закусил нижнюю губу изнутри, поборов в себе желание коснуться колена Давыдова и провести в успокаивающем жесте. Слишком много народа было здесь, да и Сидорова периодически кидала на них двоих какие-то острые взгляды, что немного Юрку напрягало. — Кстати, ты сходишь со мной во время тихого часа в лес? Надо полено найти.              — Разве я могу отказаться от такого предложения? — немного насмешливо произнёс Юрка, чем вызвал подрагивание уголков таких соблазнительных губ Володи. Давыдов поднял голову от сценария и дал Маше знак, что она может начать вступительную часть. Сидорова кивнула, будто только и ждала сигнала, и, расправив плечи, гордо вздёрнув подбородок, нажала на клавиши, и Юрка мысленно содрогнулся. Однако «Лунная соната» беспокоила его не так, как «Колыбельная», за которую почему-то болела душа.              — Алёна, немного погромче, — рядом с ним Володя мягко раздавал указания и проговаривал замечания, и Юрке так хотелось положить голову ему на плечо, закрыть глаза и просто посидеть рядом в такой позе.              Но дурацкое слово «нельзя» маячило в голове всё время, не позволяя расслабляться и терять бдительность.              Время бежало неумолимо быстро. Ребята так увлеклись репетицией, что горн, позвавший всех на обед, прозвучал для них неуместно. Они закончили первый акт, однако Маша не успела сыграть «Колыбельную».              — С неё начнём вечернюю репетицию, — ответил Володя, когда Сидорова предложила ему встретиться здесь после обеда. — А в тихий час всем отдыхать, — он бегло улыбнулся, даже не подарив Маше взгляда, и та, явно расстроенная, спустилась со сцены, а затем с гордо выпрямленной спиной пошла прочь из кинозала.              Остальных малышей Юрка и Володя повели в столовую, по пути договорившись встретиться на окраине лагеря, чтобы пойти в лес за поленом.              На обед сегодня подавали рассольник и салат из квашеной капусты с одной сосиской, да прохладный морс, который очень освежал.              Юрка, плотно поев, отправился в корпус, чтобы переодеться. В кинозале было слишком жарко, и он успел изрядно вспотеть, пока помогал переставлять декорации.              В лес он решил выбрать совсем тёмную футболку, понадеявшись, что среди густых деревьев солнце не будет назойливо обнимать его лучами из-за слишком мрачной расцветки.              Грязная футболка отправилась в прачечную, предварительно пройдя оценку Лидии Викторовны, а затем Юрка, который стал параноиком из-за Маши да и из-за Земцовой тоже, сделав несколько петель мимо корпусов и беседок и поняв, что никакого хвоста за ним нет, пошёл на окраину.              Володя уже ждал его там.              — Ты чего так долго? — спросил Давыдов, когда они начали движение. — Я уже начал волноваться.              Юрка не смог сдержать улыбки. Ему так нравилось, когда Володя делился своими чувствами.              — Не оставлял следов, — весело отозвался Конев. Володя нахмурился, и Юрка поспешил напомнить: — Вдруг Сидорова опять захочет полюбопытствовать.              — А-а-а, — только и протянул Володя. Они уже ушли достаточно далеко от лагеря. Юрка на всякий случай огляделся и вдруг остановился, когда они завернули за поворот. — Ты чего? — затормозил Володя, повернувшись к Юрке, а Юрка молчаливо ворвался в его личное пространство, обвил рукой его талию и притянул к себе, чтобы поцеловать.              Как же Юрке нравилось ощущать эти губы на своих, а ещё больше нравилось, когда Володя отвечал ему, когда клал руки на талию, когда сминал ткань футболки, показывая тем самым, как и ему хорошо от их взаимодействия. Пальцы Володи спустились ниже, когда Юрка попытался углубить поцелуй, обхватили одну ягодицу и сжали, и Юрка застонал прямо в губы.              Володя тут же оторвался от него.              — Володя… — раздосадовано проговорил Юра, потому что понимал, что Давыдов опять соблюдал дистанцию.              — Юра, — Володя помотал головой, — не своди меня с ума. Тебе мало вчерашнего было?              — Мало, — кивнул Юрка, всё ещё не выпуская Володю из рук. — Мне тебя всегда мало, — он поцеловал Давыдова в уголок рта, а затем просто тыкался губами то в его щёку, то в лоб, то в нос. Володя звонко смеялся, и Юрка просто впитывал в себя этот мелодичный, красивый смех. Юрке вообще казалось, что в Володе не было изъянов.              — Щекотно, Юрочка, — усмехнулся Володя, чмокнул Конева в щёку и отпустил его. — Пойдём, нам ещё полено найти нужно.              Ходили по лесу они больше часа. Володя оказался слишком придирчивым худруком: то полено кривое, то слишком тонкое, то дерево неподходящее, будто он не реквизит для спектакля выбирал, а ювелирное кольцо в подарок.              Наконец, нужное полено, спустя длительное количество времени, нашлось. Юрка, изрядно уставший от долгой ходьбы, предложил передохнуть на одной красивой поляне, которую видел в пяти минутах ходьбы от их нынешнего места.              Возвращались они в лагерь не спеша, таща полено по очереди.              Володя шёл чуть впереди, потому что тропинка сузилась, Юрка плёлся позади, допивая остатки воды, которую Володя предусмотрительно взял с собой.              Посмотрев на затылок Давыдова, Юрка тихо посмеялся, однако Володя услышал его хохот.              — И что тебя рассмешило? — поинтересовался он, не оборачиваясь на Юрку.              — Твой затылок весь в одуванчиках, — Володя тряхнул головой, но это мало помогло: белые парашютики прочно обосновались в тёмных волосах. — Стой, давай помогу, — Володя затормозил и положил полено на землю. Юрка подошёл к нему ближе и зарылся в волосы, стряхивая семена такого красивого травянистого растения, и одно из них полетело в сторону лица Володи, отчего тот тут же чихнул. — Будь здоров.              — Спасибо, — Давыдов смешно сморщил нос, а затем добавил: — Это была твоя идея — полежать на той поляне с одуванчиками, — слегка ворчливо, но Юрка знал: Володя на самом деле на него не сердился.              — Да ладно, — задорно протянул Юрка, — не ты ли этим восхищался. Зато мы выяснили, кто кому какие цветы будет дарить, — Юрка дёрнул уголками губ, вспоминая недавний разговор. Отчего-то у него вдруг зачесались руки найти красивый букет отличных цветов и всучить его Володе, чтобы увидеть широкую и стеснительную улыбку.              И Юрка так обязательно сделает. Но только потом. Когда они с Володей решат, что будет с их будущим. Общим будущим, как надеялся Юрка.              Володя отдал Юре полено, и теперь настала очередь Конева тащить его до лагеря, до которого оставалось не более десяти минут ходьбы.              Было решено отнести полено сразу в кинозал. Юрка водрузил его на сцену и откатил за кулисы к остальным декорациям. До конца тихого часа оставалось всего ничего, и поэтому Юрка потянул Володю за кулисы и прижал к одной из стен, так удачно сокрытых тяжёлым бордовым занавесом. Если бы в кинозал кто-то зашёл, то их бы всё равно никто не увидел.              — У нас осталось совсем немного времени, — Юрка провёл пальцами по щеке Володи, нежно касаясь подушечками лёгкой щетины, которая чуть их оцарапала.              — Тогда поцелуй меня, — вдруг сказал Володя, и Юрка сначала даже оторопел от такой просьбы. Обычно это он выпрашивал поцелуи, а тут сам Володя… Грех было не воспользоваться таким предложением.              Второй раз Юру просить было не нужно: он тут же прижался губами к губам Володи, медленно и боязливо, словно целовал его в первый раз, но Володя приоткрыл рот, и его язык провёл по нижней губе Юры, отчего Юрка слегка задрожал, а потом и вовсе проник в рот, погладил Юрин язык, а губы стали сминать губы Юры в каком-то отчаянии.              И Юрка начал понимать: Володя тоже нуждался в этом. Как бы не пытался остановить их, как бы не говорил, что это неправильно и отвратительно (и ещё куча негативных синонимов), Володе безумно нужен был Юра. А Юрка нуждался в Володе не меньше.              Боже, и как же они прожили год вдали друг от друга? А как проживут ещё один год, после того как их души соприкоснулись и переплелись?              Руки Юрки забрались под футболку Давыдова, в которую тот предусмотрительно переоделся перед походом в лес, сменив эту белую вожатскую рубашку с миллионом пуговиц на свободную одежду, и огладили талию, а после перескочили на спину и начали считать позвонки.              Стало жарко. Поцелуй превратился из нежного в решительный. Юрка думал, что укромное место возле стены — не такое уж и плохое место для прелюдий.              В какой-то момент, Конев даже не понял в какой, он оказался прижатым к стене, а бёдра Володи вжимались в его собственные.              С каждым новым поцелуем Юрка ощущал себя увереннее и уже мог сказать, что кое-чему научился. Он заметил, что Володя становился более страстным, когда Юрка посасывал его язык губами или когда проводил собственным по зубам Давыдова и, ещё настойчивее, по нёбу. Всё это распаляло Володю сильнее, словно Юрка был ветром, который разжигал пламя внутри друга.              И Юрка нагло пользовался полученными знаниями и умениями. И сейчас он захватил язык Володи губами и даже немного зубами, совсем слегка прикусывая, чтобы проверить реакцию, которая не заставила себя долго ждать: Володя прижался совсем близко и потёрся паховой зоной о Юру, отчего Конев распахнул глаза и почувствовал, как краснеет, потому что… Потому что собственная твёрдость и твёрдость Володи достаточно… Впечатляла. Юрка немного растерялся, но отступать никуда не хотел, тем более тогда, когда верхнюю часть его ключицы осыпали поцелуями.              Он едва сдерживался от стонов, которые рвались наружу. Ему так хотелось показать Володе, что тот движется в правильном направлении, но издавать лишние звуки было… Опасно.              Володя вернулся к его губам, Юрка вновь прикрыл глаза, отдавшись во власть очередного страстного поцелуя, и вдруг почувствовал, как единственной пуговицы на его шортах касаются Володины пальцы, как они продевают её в петельку, а затем язычок молнии тянется вниз, и Юрке даже чудится, что они задевают верхнюю часть его паха. Он уже готов умолять Володю пробраться под резинку штанов, как вдалеке звучит горн.              Володя вдруг отшатнулся от него, и Юра увидел, что серо-зелёные глаза заволокла пелена дикого желания, а волосы Володи растрёпанны, и это — дело рук Юрки. Сам Володя с раскрасневшимися щеками стоял и отводил взгляд в сторону, будто сделал что-то ужасное.              Хотя Юрка чувствовал, как горят и его щёки тоже. Он не думал, что внутренне смутится тому факту, что Володя расстегнул его шорты и почти залез в интимное место.              — Боже мой, Юрочка, — Давыдов вдруг закрыл лицо руками, — это отвратительно. Я… Прости меня… Я совсем не хотел… — доносились приглушённые слова Володи, и Юрка стиснул зубы. Давыдов, что, теперь всегда будет извиняться за такое? А если дело дойдёт до чего-нибудь… Серьёзного? Что тогда будет с Володей? Станет на коленях прощение вымаливать? Юре это совсем не нравилось. Он быстро застегнул шорты, чувствуя, как всё внутри успокаивается, и подошёл к Володе, отнял его руки от лица и, не выпуская их из своих, мягко, но в то же время очень твёрдо произнёс:              — Хотел, — Володя хлопнул глазами, в которых плескались ужас и отчаяние, — ты хотел этого, Володь. И не нужно стыдиться этого. И я хочу, чтобы ты знал: я тоже этого хотел и хочу. И ты должен помнить, что всё обоюдно. Ты ни к чему меня не принуждаешь, как и я тебя.              Иногда Юре казалось, что он говорит слишком взрослые вещи для шестнадцатилетних уст, но все эти слова — это то, что он думал и чувствовал. Не юлил и не подстраивался под ощущения Володи, лишь бы успокоить его и сказать: да, это всё неправильно. Иногда Юре ещё казалось, что Володя только и ждал от него этих слов, чтобы успокоить свою совесть и своё внутреннее «Я», которое никак не примет тот факт, что Володе нравится Юра.              — Ох, Юрочка, — только и смог ответить Давыдов, всё ещё качая головой. Юрка вздохнул, но тему развивать не стал. Он ласково провёл подушечкой большого пальца по щеке Володи, слегка приподнял его за подбородок и оставил лёгкий поцелуй на губах.              — Знай, что мне всегда хорошо с тобой, — прошептал он, а потом они распрощались. Володя отправился к октябрятам в корпус, Юра — прямиком в столовую, где дежурные уже накрывали на столы.              Полдник сегодня состоял из киселя и молочных коржиков.              — О, Конев, ты уже здесь, — Ирина Петровна, пришедшая с его остальными соотрядниками, села рядом с Юркой. — Ты с Володей был? А то он в последнее время совсем обленился, уже и не спрашивает разрешения у меня, чтобы я тебя отпустила, да и я обленилась, совсем не переживаю о твоём отсутствии. Знаю же, что ты с ним всё своё время проводишь. Но ночью, надеюсь, ты в корпусе? — она усмехнулась, отпивая киселя.              Юрка чуть смутился, вспоминая время, в которое он обычно возвращается в постель, но говорить об этом вожатой он, конечно же, не стал.              — Конечно, Ир Петровна, — без зазрения совести соврал Конев. — После дискотеки в своей постели, — он сказал это тихо, чтобы ребята по комнате его не услышали и не фыркнули на эту ложь в ответ. Они-то знали, что Конева после дискотеки в кровати нет.              — Хорошо, — кивнула она, откусывая молочный корж. — Кстати. Завтра ты и Клубкова дежурные по столовой.              Юрка, не донеся коржик до рта, повернул голову в сторону вожатой.              — Ир Петровна! — возмутился он. — Завтра я не могу! Завтра мне надо быть на репетиции. Ольга Леонидовна придёт, а я, между прочим, играю там роль. Какое дежурство весь день?              Ирина Петровна вздёрнула брови, словно не поверила Юркиным словам.              — Роль? — переспросила она. — Не знала, что тебе дали роль. Но… Но я уже записала тебя в график дежурств и заменить ни кем не смогу. Придётся и тут, и там.              Юрка поджал губы. С утра накрыть столы на завтрак проблемой не было. Проблема была только в обеде. Ведь на него нужно было идти как минимум за полчаса, чтобы успеть приготовить столы к приходу пионеров и октябрят. А если в это время будут сценки с его участием?              — Ладно, предупрежу Володю, — буркнул Юрка. В столовой ему, в принципе, нравилось дежурить, потому что Зинаида Васильевна всегда угощала дежурных чем-нибудь вкусным, хотя протирать столы после всех остальных Юрка не очень-то и любил.              — Здорово, что ты так активно в этом году участвуешь в жизни лагеря. Общение с Володей идёт тебе на пользу.              «Мне его поцелуи идут на пользу», — мысленно подумал Юрка, но в ответ лишь кивнул, потихоньку поглощая молочный коржик и запивая его вишнёвым, очень густым киселём.              Общественные работы сегодня застали Юру в библиотеке. Необходимо было протереть скопившуюся пыль с полок и расставить аккуратно книги. В напарницы ему дали Клубкову, и Юрке казалось это странным: слишком много Полины стало в его жизни.              — Слушай, Юрчик, — Полина начала диалог, натирая полки, с которых Юра уже снял книги. Конев незаметно для неё закатил глаза, потому что разговаривать с соотрядницей у него не имелось никакого желания, но кивнул ей, призывая продолжать, вежливость же никто не отменял. — А ты неплохо играл Краузе. Даже не знала, что ты такой… Интересный.              Юрка вскинул брови на её высказывание. Уж не воспылала ли симпатией эта девица с пышными каштановыми волосами к Юрке Коневу? От одной этой мысли стало тошно.              — Ну… Спасибо, что ли, — Юрка немного смутился, потому что не так часто слышал в свою сторону комплименты, тем более от девушек. Он мог по пальцам пересчитать, кто и что ему говорил в своё время.              Полина улыбнулась ему накрашенными розовым блеском губами и снова вернулась к протиранию пыли. Юрка с любопытством исподтишка посмотрел на Клубкову, но не нашёл в ней ничего привлекательного. Перед глазами так и стоял Володя со своим нежным взглядом и милой улыбкой, а ещё манящими губами. От воспоминаний о друге в груди стало сразу тепло, и Юрка понял, девушки — абсолютно не его сфера.              Через какое-то время Полина опять завела разговор:              — А ты чего на дискотеку не ходишь?              Юрка в этот момент ставил последнюю книгу обратно на полку и случайно задел фарфоровую статуэтку балерины с цветком в руках, которая какого-то хрена затесалась среди книжных изданий. Балерина отскочила от края полки, больно стукнула Юрку по колену и начала падать вниз.              — Ай, чёрт, — выругался Конев, в последний момент поймавший фарфоровую фигурку, которой оставались считанные сантиметры до встречи с полом. Он тут же поставил её на место и почувствовал, как колено прострелила боль. Опустив глаза вниз, Юрка заметил, как по загорелой коже стекает тонкая струйка крови.              — Ой, — пискнула Клубкова, — Юрчик, — она чуть наклонилась к нему, — твоё колено пострадало.              Юрка отмахнулся и уже собирался стереть кровь пальцами, как Полина перехватила его за запястье. Юрка с недоумением посмотрел на её руку, прикасающуюся к его собственной кисти.              — Ты что, — голос Полины повысился на один тон, отчего Юрка чуть скривился, потому что женское эхо отскочило от стен, — грязными руками трогать нельзя. Вдруг инфекцию занесёшь, — Полина поводила головой из стороны в сторону, всё ещё держа Юрку за руку, а затем отвела его к стулу и усадила на него. — Сиди здесь, я сейчас приду с лекарствами.              — С подорожником, что ли? — саркастично уточнил Юрка. Полина нахмурилась.              — Дурак? Я к Ларисе Сергеевне в медпункт за перекисью и зелёнкой. Сиди и никуда не уходи, — слишком строго приказала Клубкова, на что Юрка с нескрываемым раздражением закатил глаза, но кивнул, чтобы соотрядница наконец отстала.              Полина быстрым шагом покинула библиотеку, Юрка остался сидеть на месте и поглядывал в приоткрытое окно, из которого виднелась танцплощадка. Там с вёдрами, полными водой, сновали парни, а девчонки с мётлами подметали территорию.              Полина вернулась достаточно быстро. В руках она держала вату, завёрнутую в пергамент, один бутылёк с перекисью водорода и второй, чуть поменьше с зелёнкой.              — На, подержи, — она сунула зелёнку в руки Конева, а сама, раскрыв пергамент, оторвала внушительный кусок ватки, смочила его перекисью, затем отдала всё Юрке и села перед ним на корточки, отчего Юрка почувствовал стеснение — всё же девушки перед ним так ещё не сидели — и стал таращиться на Полину во все глаза.              Клубкова аккуратно, словно до этого всю жизнь проработала медсестрой, вытерла уже слегка запёкшуюся кровь, затем попросила новую ватку и перекись. Смочила сама, будто совсем не доверяла Коневу, и стала обрабатывать рану. Немного щипало, но Юрка стойко держался и даже не шипел на каждое действие Полины. Со стороны они смотрелись странно, и вся эта забота от Клубковой, которая ещё в прошлом году смотрела на Юрку искоса и сторонилась, тоже была… Необычной. Юрка даже подумал, что ей от него что-то нужно.              — Давай зелёнку и новый кусок ватки, — Клубкова пошевелила пальцами, и Юрка, осторожно открыв зелёнку, протянул бутылёк и ватку в девичью руку. Полина щедро полила на ватку антисептик, даже слегка запачкав подушечки своих пальцев, затем отдала обратно зелёнку Коневу и стремительно прижала лекарство к коленке. Юрка не сдержался: всё же зашипел от резкой боли, пронзившей его колено. Казалось, что зелёнка раздирала чувствительное место. — Щиплет? — заботливо поинтересовалась Полина. Юрка молчал, думая, что если ответит положительно — это будет выглядеть очень позорно. — Да ладно, — вдруг усмехнулась Клубкова, — я же знаю, что щиплет. Сама не любила в детстве, когда мама обрабатывала раны зелёнкой. Это же адская боль. Давай подую, — её лицо приблизилось к пострадавшей коленке, и Юрка ощутил смятение и смущение. Он почувствовал, как щёки покрылись румянцем, а ещё почувствовал какой-то стыд. Полина начала дуть на рану, одной рукой опираясь на другую ногу Юрки и слегка поглаживая её.              — С… Спасибо, — заикаясь, ответил Конев, желая увернуться от чужого прикосновения, которое ему не нравилось. Ему, вообще, кроме Володиных рук, никакие руки не казались привлекательными.              И тут как по щелчку в библиотеку вошёл… Володя.              — Юра, Полина, вы… — Давыдов оборвал себя на полуслове и во все глаза уставился на открывшуюся перед ним картину: сидящий на стуле Юрка, перед которым на корточках также сидела Полина и едва ли не касалась губами его колена, а рукой гладила ногу. В первые секунды Юрке захотелось вскочить и отпихнуть от себя Клубкову, но он остался сидеть на месте, понимая, что это будет выглядеть как минимум странно. Юрка видел, как брови Давыдова сильно нахмурились, а глаза на секунду потемнели, но потом на его лице проступило беспокойство: очевидно он разглядел зелёнку на коленке Конева. — Что случилось? — в голосе тоже сквозило беспокойство, и Володя подошёл ближе. Полина встала в полный рост.              — Лучше? — спросила она у Юры, забирая из его рук медицинские лекарства. Юрка кивнул.              — Д…Да, — всё ещё заикаясь от неловкости и оттого, что Володя заставил его в такой позе с девушкой, ответил Юрка. — Спасибо, Полин.              Полина кивнула и собралась уходить, но Володя на секунду её остановил:              — Репетиция начнётся сегодня чуть раньше. Всех задействованных разрешили отпустить за пятнадцать минут до конца общественных работ. У вас здесь всё или нужно кого-то прислать, чтобы закончили работу?              Полина оглядела стеллажи.              — Мы почти закончили. Не успели только вон те два от пыли обработать, — Володя проследил за указательным жестом и кивнул.              Полина ушла в медпункт, а Давыдов, слегка недовольный, посмотрел на Юрку.              — Итак, — требовательно спросил он, скрестив руки на груди, — что произошло?              Юрка вздохнул. Вся эта ситуация казалась ему глупой.              — Я ставил книги обратно на стеллаж, а эта чёртова балерина, — тут Володя неодобрительно посмотрел на Юрку, но Конев лишь отмахнулся, — из фарфора отскочила и ударила меня по колену. Какой идиот поставил её туда? — сокрушался Юрка, взглянув на пострадавшую конечность. Клубкова действительно обработала её аккуратно. — Полина решила просто помочь, — тут Юрка посмотрел на Володю, — ничего такого не было. Я бы и сам справился, но она настояла.              Володя хотел было дотронуться до Юркиного колена, но тут вернулась Полина, и Давыдов остался стоять на месте. Клубкова подошла ближе к Юре и коснулась юношеского плеча, зачем-то погладив его. Конев весь напрягся.              — Ну как ты? — поинтересовалась она, и Конев не понимал, что происходило с Клубковой.              — Жду вас в кинозале, — с каким-то равнодушием бросил Володя, развернулся и пошёл по направлению к выходу. Юрка сглотнул. Что-то в груди неприятно сжалось.              — Нормально, — выдавил Конев и встал со стула. Коленка немного заныла, но Юрка не подал виду.              Он и Полина дошли до кинозала, где уже собрались остальные участники труппы, а Володя что-то говорил Рылееву и Петлицыну. Когда Юра оказался рядом с ним, то Давыдов просто мазнул по нему взглядом, и неприятное чувство в груди усилилось.              Хотя Юрка не понимал, откуда оно взялось? Он же ничего не сделал! Полина всё сама. Да и она, собственно, тоже ничего криминального не совершила. Всего лишь подула на коленку и помогла залечить рану. Володя ведь не мог злиться на это? Это же ведь просто смешно!              — Юра, — наконец Володя обратил на него внимание. Юрка вздрогнул, посмотрел на Давыдова. — Идём, поможешь мне.              Они пошли в кладовую. Оказавшись внутри, Володя закрыл дверь и прислонился к ней.              — Послушай, Юр, Маша будет играть «Колыбельную» и…              — Полина просто помогла мне, — вдруг перебил Юрка Володю. Давыдов нахмурился. — И я не просил её меня трогать.              — Хорошо, — недоумевающе проговорил Володя. — Я и не думал ничего такого.              — И ты даже не ревнуешь? — внезапно по-детски спросил Юрка. Неужели он был настолько непривлекателен, что Володя даже не беспокоился о том, что Юрку кто-то мог обхаживать? С одной стороны, Юрка не хотел бы, чтобы Володя его ревновал, но с другой Юрка ощутил бы собственную значимость, а ревность польстила бы его самолюбию… Хотя, наверное, это было и не нужно — Юрка и так знал, что значим для Володи.              — А у меня есть повод? — ехидно подметил Володя. Юрка поджал губы. Из них двоих знаменитым ревнивцем всё же слыл сам Конев. Володя был старше и явно мудрее, но если бы он вдруг сказал, что заревновал, Юрка бы на него совсем не обиделся, а, наоборот, с готовностью заявил бы, что никто, кроме Володи, ему не нужен.              — Нет, — просто ответил Юрка.              — Хорошо. Так вот, насчёт «Колыбельной»… — теперь пришла очередь Давыдова поджимать губы. Он явно подбирал слова, которые не обидят Конева. — Ты больше не будешь кричать на Машу? Или, может, ты уже принял решение и готов мне озвучить его?              Юрка моргнул. Потом вспомнил, что обещал Володе подумать, но, естественно, времени, чтобы подумать об игре за пианино, у него не нашлось. Да и из головы вылетело, если честно. Поэтому Юра помотал головой.              — Никак не могу решиться.              — Тогда Маше тоже нужно тренироваться. Поэтому прошу тебя — ничего ей не говори. Я не хочу истерик и не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо, — он сделал шаг и погладил Юрку по щеке, — ради меня, не обижай её сегодня.              Юрка вздохнул и кивнул. Володя ему улыбнулся, после чего отворил дверь, и они вернулись на сцену.              Репетиция началась с «Колыбельной».              Юрка сидел в первом ряду, по привычке подпирая щёку рукой, и с кривыми губами слушал партию Марии Сидоровой, которая фальшивила на каждой ноте. Она всё равно играла так, как умела, а не так, как нужно, и это удручало Юрку. Хотелось подскочить к Маше и направить её пальцы на нужные клавиши. Чтобы плавно и драматически, а затем романтично и трогательно. Так, чтобы сердце сжималось и дух захватывало, будто катаешься на самом страшном аттракционе или делаешь «солнышко» на старых, скрипучих качелях, которые вот-вот развалятся.              Юрка смотрел на пианино, и его посещали разного рода мысли, среди которых вертелся положительный ответ на просьбу Володи. Сыграв два раза для Давыдова, увидев восхищение в его серо-зелёных глазах, Юрка захотел вновь сесть за музыкальный инструмент.              Словно Володя и его искренность что-то пробудили в Юре. Что-то, что заснуло в Коневе, когда его стремление разбили, теперь просыпалось от долгого сна и снова разгоралось желанием сидеть за инструментом и играть правильно.              Маша закончила с «Колыбельной», и даже кто-то с задних рядов ей поаплодировал. Юрка с раздражением закатил глаза и пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. Дальше шло несколько эпизодов с его участием, и, накинув колючий китель, Юрка погрузился в своего персонажа.              Репетировали до самого ужина. Даже Ульяна стала играть чуточку лучше, очевидно намотав на ус все замечания худрука. В конце уже многие выбились из сил, потому что особо важные эпизоды прогнали по несколько раз.              Ужин прошёл достаточно быстро. После него Юрка забежал в комнату, чтобы переодеться в чистую одежду, и отправился к корпусу пятого отряда, пока все остальные собирались на дискотеку. На выходе из своей комнаты он случайно увидел, как Женя зашёл в вожатскую, и услышал ласковый голос Ирины Петровны, а после ключ в замке провернулся, и дверь с внутренней стороны закрылась.              Юрка хмыкнул, отчётливо понимая, чем будут заниматься эти взрослые, пока остальные ребята тусуются на танцплощадке. И он совсем не осуждал Ирину Петровну за роман, который она крутила в лагере. Ведь она пользовалась этой возможностью, чтобы быть со значимым человеком рядом, пока не закончилась смена. Хотя, возможно, эти двое останутся здесь до самого закрытия.              В любом случае Юрка понимал Ирину Петровну, потому что сам жаждал всё свободное время проводить в обществе любимого человека.              Потому что Володя действительно — любимый.              Октябрята уже его заждались, и Юрка, принёсший очередную порцию страшной истории, заставил их пищать от страха. Однако он видел и восторг, с которым на него смотрели эти мальчуганы, когда он заканчивал историю про оборотня в погонах. Юрке даже показалось, что эти парни в какой-то степени закалялись, и даже Дима, который до этого боялся темноты, уже привык к ней.              Пожелав доброй ночи после завершения истории, Володя и Юра вышли из комнаты.              — Ну какие теперь планы? — поинтересовался Конев. Володя взглянул на его колено.              — Болит? — вопросом на вопрос ответил Володя. Юрка уже и позабыл про свою несерьёзную травму.              — Нет, иногда отдаёт тупой болью при ходьбе, но я уже вроде как с ней сроднился, — усмехнулся он. Володя вздохнул и поманил Юрку за собой.              Как оказалось в комнату.              Открыв дверь в личные покои, Володя не спешил включать свет, а прошёл в сторону стола и щёлкнул по кнопке настольной лампы. Её свечение тоже было тусклым, и в комнате воцарил полумрак.              — Заходи, — сказал Володя, — и дверь на ключ закрой.              Юрка сглотнул и сделал шаг в комнату. В животе вновь приятно скрутило от каких-то пошлых мыслей.              — А Женя? — зачем-то спросил Юрка, хотя прекрасно знал, где находится физрук.              — Он у Иры, наверное, останется на ночь. Не знаю. Садись на кровать, — Володя махнул рукой, пока сам искал что-то в недрах тумбы.              Юрка неуверенно сел на кровать, матрас под его весом прогнулся, а Володя наконец достал какой-то белый тюбик и влажную салфетку, разорвал упаковку, протёр руки, выкинул мусор, а затем подошёл к Юрке и вдруг сел перед ним на корточки.              — Заживляющая мазь, — Володя помахал перед ним тюбиком, поясняя свои действия, — импортная, — он открутил крышку, — старый знакомый отца привёз, очень хорошая штука. Она и от ожогов отлично помогает. Я ей всё время пользуюсь…              — Ты так часто обжигаешься? — удивился Юрка, однако Володя промолчал. Он выдавил полупрозрачную жидкость на пальцы и бережно коснулся раны на колене Юры. Мазь холодила и, что самое удивительное, не щипала повреждённый участок. Пальцы Володи очень аккуратно массировали слегка загрубевшее место, и Юра просто сидел с приоткрытым ртом, наблюдая за сосредоточенным лицом друга. Тот с такой заботой и нежностью касался его, что у Юры сердце ходило ходуном.              — Не больно? — вполголоса поинтересовался Давыдов, не смотря на Юру.              — Нет, — в такой же интонации ответил ему Конев.              Володя закончил наносить мазь, закрутил крышку и оставил тюбик на полу. Он вдруг посмотрел на Юрку исподлобья, и в этом полумраке Юре показалось, что глаза Володи стали темнее.              — На самом деле, — продолжил говорить Володя, — я немного приревновал, когда увидел, что Полина касается тебя.              Пульс Юрки подскочил. Володя, в отличие от Конева, действительно умел скрывать свои чувства. Пальцы Володи вновь прошлись вокруг раны, а потом Давыдов внезапно наклонился ближе к коленке Юры и поцеловал чуть выше ушиба. Затем осыпал поцелуями кожу вокруг раны, и Юрка задышал чаще. Вид Володи, сидевшего перед ним и целующего его колено, вызвал в нём неконтролируемое желание. Сердце забилось ещё быстрее.              — Володя… — сдавленно прохрипел Юрка, и Володя, отодвинув лицо от его колена, снова посмотрел исподлобья, и тут Юрка увидел в его глазах ответное желание, которое заставило Юрку послать всё к чёрту.              Он наклонился ближе к Давыдову, попутно на ощупь скидывая свои кеды с ног, снял с него очки, бережливо положил их на край стола и хрипло, с жутким придыханием произнёс:              — Иди ко мне, — он обхватил его плечи руками и потянул на себя. Володя поддался, и в следующую секунду их губы встретились в страстном поцелуе. Давыдов, скинув и свою обувь тоже, навалился всем телом на Юрку, заваливая того на кровать.              Поцелуй набирал обороты. Юрка почувствовал жар, наполняющий его в районе груди, когда Володя коснулся концов его футболки и потянул наверх. Юрка на секунду оторвался от губ Давыдова и помог ему стянуть с себя так сейчас мешающую вещь. Володя откинул её в сторону и снова припал губами к губам Юрки, а Юрка немного поёжился без футболки, однако пальцы Володи тут же согрели его тело: он гладил всё, до чего дотягивался.              Юрка чувствовал, как горят его щёки, ведь смущение никуда не делось, но не хотел останавливаться.              Он раздвинул ноги, чтобы Володя прижался к нему ближе, чем Давыдов тут же воспользовался. Он оторвался от губ Юрки и переключился на его подбородок, и Юрка почувствовал его улыбку.              — Мне так нравится твой шрам, — вдруг шёпотом произнёс Давыдов, — а особенно история, при которой ты его получил, — язык Володи прошёлся по старому рубцу, которому уже было больше пяти лет. Юрка помнил, как нелепо приобрёл этот шрам, однако всем рассказывал, что на него напали хулиганы, чтобы не выглядеть глупым в чужих глазах, но только не Володе. Володе он сказал правду. И Володя тогда только усмехнулся на его историю, просто мягко погладив подбородок. Юрка в тот миг покраснел, но не придал значения этим прикосновениям.              Теперь же, оглядываясь назад, Юрка понимал, что с Володей тоже что-то происходило в прошлогоднюю смену. Они оба чувствовали это магнитное притяжение, но просто не могли объяснить самим себе его природу.              Сейчас же всё было предельно ясно.              Язык Володи пошёл дальше: провёл по беззащитному горлу, кадыку, и Юрка неосознанно потёрся своим уже достаточно возбужденным членом о Володю, чувствуя, как в глазах начинают плясать звёздочки.              Володя ещё сильнее прижался к Юре, губами спускаясь к ключице, и Юра ощущал, что каждый поцелуй — это ожог. Кожа горела, как при сильном пожаре, и Юра даже не знал, чем это можно было потушить.              — Ты мой, — сквозь своё наслаждение, Юрка услышал возбуждённый голос Володи, — не могу видеть, как рядом с тобой трётся кто-то ещё… — горячий шёпот сводил с ума. Юрка выгнулся и закусил большой палец, чтобы не застонать, когда язык Володи обвёл ареолу и коснулся горошины его соска.              — Ммм… — промычал Конев, — не думал, что Вы такой собственник, товарищ Давыдов, — Володя чуть прикусил нежную кожу, и Юрке показалось, что по его телу прошёл электрический ток. Он чувствовал, как раскраснелось его лицо, чувствовал смущение, разделённое напополам с огненной страстью, что охватила этих двоих.              Юрка не знал, что ему делать. Руки хаотично шарили по телу Давыдова, вытащили его рубашку из шорт, провели по спине. Володя чуть приподнялся над ним, словно чего-то ждал, и Юрка, наконец, решился: он быстро развязал галстук вожатого и начал расстёгивать пуговицы его рубашки, пока Володя не прозрел и с ужасом не отшатнулся от него.              Когда последняя пуговица была расстёгнута, Юрка отодвинул полы рубашки в сторону и залился ещё большим румянцем.              Конечно, он и до этого видел тело Володи обнажённым, и его ничего не должно было удивить, но в царившей атмосфере сейчас Юрка смотрел на Володю по-новому.              Он поднял руки и очертил контуры Володиного торса подушечками пальцев. Володя прикрыл глаза, шумно выдохнул, и Юрка понял, что идёт в правильном направлении. Ему хотелось прижаться губами к открывшимся участкам, но поза была не такой удобной, и Юра просто водил руками по телу друга, чувствуя, как краснеет сильнее с каждой секундой. Его пальцы дошли до плеч, и Юрка потянул рубашку с них, заставляя Володю тоже избавиться от верхнего предмета гардероба.              Откинув её в сторону, Володя снова припал губами к Юркиным губам, провёл рукой по животу и спустился к шортам, специально задевая выпуклость. Юрка застонал прямо ему в губы, ища нового контакта. Володя сделал так ещё раз, только уже поувереннее: сжал через жёсткую ткань, и Юрку затрясло от возбуждения и от осознания того, что Володя прижимал его к себе, что Володя творил с ним невообразимые вещи.              Юрка разорвал поцелуй, открыл глаза, тут же отводя взгляд к потолку, и зажмурился.              — Юрочка? — тихо позвал его Володя и прикоснулся к щеке. — Что-то не так? — тут же забеспокоился Давыдов. Юра открыл глаза, в которых плескались искры, и посмотрел на Володю.              — Это всегда так… — он поджал губы, пытаясь описать то, что с ним сейчас происходило. Его дыхательные движения стали частыми и глубокими. — Сильно? Я… Я просто теряюсь от ощущений. Мне кажется, я задыхаюсь от этой волны удовольствия.              Лицо Володи исказило сожаление. Он резко отпрянул от Юры и сел на другой край кровати, поджав колени под грудь и тут же уткнулся в них, пряча красное лицо.              — Прости, — послышалось его бормотание, — прости меня, я зашёл слишком далеко. Боже мой, как же я ужасен.              Юра раздражённо выдохнул и тоже сел на кровати, уже коря себя за то, что выдал свои эмоции.               Он просто потерялся, ведь всё это было для него в новинку, а Володя… А Володя, как всегда, взял на себя слишком многое.              Видя огорчение друга, Юрка ощутил, как сердце больно сжалось. Меньше всего он хотел, чтобы его любимый человек сейчас занимался душевным самоистязанием.              — Володя, — Юрка просто подполз к нему ближе и обнял его, прижавшись щекой к тёмноволосой макушке, а затем потёрся о неё, вдыхая немного пыльный запах, — ты самый прекрасный на свете человек, и никогда, никогда ты не сможешь быть ужасным в моих глазах, — он поцеловал его в затылок, Володя слегка задрожал, — я просто пропал в ощущениях, но, — тут он настойчиво приподнял его за подбородок, чтобы заглянуть в печальные серо-зелёные глаза, — эти ощущения были самые прекрасные, — он закусил губу, — я думаю, мы сможем повторить, — вторая рука Юрки провела по открытой груди Володи и спустилась чуть ниже, к животу, ласково его погладив, — позже, хорошо?       — Хорошо, — тихо ответил Володя, и Юрка тут же невесомо коснулся его губ своими и ощутил, как Володя отвечает ему на поцелуй. Когда они оторвались друг от друга, Юрка слез с кровати, чтобы накинуть футболку, и кинул Володе его рубашку. Тот тоже сразу оделся, а галстук, который валялся у подножия кровати, положил на стол рядом со своими очками.              Юрка не хотел уходить так скоро, поэтому неуверенно предложил:              — Володь, а мы можем… Просто полежать вместе некоторое время?              Володя на секунду задумался, а потом кивнул и сразу лёг на кровать, отодвигаясь к стенке и поворачиваясь на бок. Юрка оказался рядом с ним в считанные секунды и просто прижался к Володе, носом утыкаясь куда-то в район шеи. Запах друга там был ярче и обволакивал его полностью.              Юрка слушал размеренное родное дыхание и чувствовал, что находился на своём месте. С Володей, как бы порой не было сложно, было легко и просто одновременно.              — Володь, — Юрка вспомнил, что хотел сказать Давыдову.              — М? — сонно отозвался Володя, прижимая Юрку ближе к себе, и Юрка едва не замурлыкал от этих нежностей.              — Я тут подумал… И я… Согласен. Согласен сыграть «Колыбельную», — он выдохнул после своих слов, сердце застучало быстрее. Неужели он и правда согласился, неужели он сядет за пианино и сыграет?              — Юрочка… — Володя поцеловал его в макушку, — я очень-очень рад. Ты создан для этого. А ещё должен знать, что я всегда поддержу тебя.              Юрка молчаливо кивнул. Ему не хватало этих слов тогда, давным-давно, и теперь, услышав их, он постепенно обретал уверенность.