С любимыми не расставайтесь

      Суббота была посвящена долгожданному дню Нептуна. Погода стояла отличная и уже с самого утра жаркая. После завтрака все отправились в корпуса, чтобы переодеться для пляжа, а задействованные вожатые быстро разошлись для подготовки к началу мероприятия. Женя утащил Володю в сторону речки, и Юрка даже не успел перекинуться с ним парой фраз.              Вчера они опять сидели в кинозале, и Юрка играл для Володи, а затем они ещё провели время около выключенного фонтана, прячась за статуей пионера и самозабвенно целуясь, словно в последний раз.              Хотя день прощания был совсем близок, ведь осталась всего несчастная неделя до окончания смены. Уже в следующее воскресенье их ждут спектакль и прощальный костёр.              Юрка старался гнать эти мысли куда подальше, но с каждым днём они захватывали его сильнее и становились навязчивее. А он с Володей так пока и не разговаривал о будущем и о том, что они будут делать дальше.              Возможно, ещё не пришло время. По крайней мере, так себя успокаивал Юрка, пока двигался в компании своего отряда на пляж. Оттуда уже вовсю доносилась музыка, очевидно, вожатые перетащили аппаратуру, чтобы устроить там настоящий праздник, и слышались задорные голоса.              День Нептуна в «Ласточке» всегда проходил весело.              Отряды столпились в одной части пляжа, а в другой, ближе к воде, стоял трон — это было старое кресло с пошарпанной красной обивкой, которое сейчас украшали какие-то мелкие ракушки, водоросли и бусины.              Рядом с троном по обычаю толпилась свита Нептуна: несколько девочек и мальчишек переоделись в русалок и водяных. Блестящая чешуя девчонок ярко переливалась на солнце, создавая эффектное зрелище.              Юрка огляделся в поисках Володи и нашёл его с пятым отрядом: он пересчитывал своих подопечных по головам.              Одна из «взрослых» русалок — Юрка узнал в ней Лену — начала раздавать маршрутные листы для каждого отряда. Капитаном первого был негласно Митька — он принял из рук морской жительницы разноцветный лист с указанием маршрута для прохождения станций.              Как только листы были получены, заиграла торжественная музыка, все голоса стихли. Со стороны лодочной станции плыла лодка. В её носовой части с гордо поднятой головой стоял сам Нептун — грозный повелитель морей и океанов. Евгений Иванович очень вписывался в созданный образ: его лицо покрывала седая, с небольшими бирюзовыми вкраплениями длинная борода, на голове красовалась золотистая картонная корона, а на тело была накинута ткань с атласным блеском небесного цвета. В одной руке царь морей держал настоящий трезубец, другую упирал в бок.              Кто-то из малышей зааплодировал, приветствуя повелителя океана. Саныч, исполняющий роль гребца, остановил лодку почти у самого берега. Нептун величественно сошёл на пляж, и Юрка заметил, что на ноги физрука были надеты сланцы.              — Приветствую вас, гости дорогие, — прогремел бас Жени, когда музыка окончательно замолкла. Он оглядел всех собравшихся, а затем посмотрел на свою свиту и гневно продолжил: — А вы что здесь толпитесь? Опять не уследили за моим сыном! Где Обалдуй Нептунович? — свита потупила взгляд, но никто из русалок и водяных не осмелился ответить королю. — Где моя кровинушка, наследник моего царства? Опять рот разинули русалки-няньки да вместе с утопленниками и водяными беседы водили разные, пока мой сын без присмотра был. Где он теперь, где, я спрашиваю? — взревел Нептун, поглядывая злобно на подданных, коим велено было за дитятком следить.              — Да не знаем, царь-батюшка, — пропищал кто-то из русалок. — Сам же знаешь: твоему сыночку только и нужно, что из-под надзора сбежать. Вскочит на морского конька да только его и видели. Куда-нибудь и умчал по морям-океанам.              Нептун в гневе всплеснул руками и прошёл к своему трону, устало опустился на него, затем поднёс ладонь к лицу, закрывая ей его верхнюю часть и делая задумчиво-печальный вид.              — Если через час его не будет, здесь, возле моего трона, я отправлю вас всех на сушу! — взревел он.              — Не вели казнить, — ему в ноги упала русалка покрупнее, и Юрка узнал Ларису Сергеевну. Она схватила Нептуна за колено и потрясла. — Мы найдём его, найдём, — играла местная медсестра очень натурально. Юрка даже впечатлился от этого. Лариса Сергеевна встала на ноги и отвернулась от царя к ожидающим детям. — Вот, попросим ребят нам помочь. Ребятушки, милые, ну помогите нам Обалдуюшку Нептуновича сыскать. Не бросайте нас в беде. А то царь-батюшка точно нас на берег выкинет.              — Да как же они его искать будут? — изумился Нептун. Лариса Сергеевна резко обернулась к царю, и её фиолетовый парик смешно съехал набок.              — А у них есть волшебные бумажки. «Маршрутный лист» называется. Там на каждой станции подсказки имеются. Они-то и укажут им верный путь до Обалдуя.              Нептун крепко задумался, даже нахмурился. Затем стукнул трезубцем.              — Ну хорошо, — прогремел его голос, — пусть ступают и вернут мне сына!              И после его слов началась настоящая игра. Все отряды кинулись в стороны первых станций, которые были указаны у них в маршрутных листах. У Юркиного это оказалась библиотека, которая сегодня носила название «Оживи картину». Внутри помещения сидела Ирина Петровна, тоже разодетая на морскую тематику, и дожидалась первых прибывающих.              Задание заключалось в том, чтобы дорисовать определённые моменты на полотне и получить первую примету, которая относилась к одной из черт Обалдуя.              На этот конкурс вызвались Ксюша и Ульяна, которые старательно вырисовывали стадион. Юрка стоял чуть вдали со скрещенными на груди руками и немного нахмурившись. Со стадионом были связаны многие из вожатых. Да сына могла сыграть даже девушка, что уж там говорить! Кроме Володи из взрослых на пляже никто не присутствовал, а значит, и Настя, и Антон и Семён, и Паша да даже Земцова могли быть этим самым Обалдуем.              Лена и Ирина Петровна уже отпадали. Это значительно облегчало поиски.              Но стадион пока не давал никаких представлений о сыне Нептуна.              После библиотеки первый отряд помчался в кинозал — там их ждала вторая станция с поэтическим названием «Лирика». Кто-то из присутствующих с выражением должен был прочесть стихотворение, а Настя — вожатая третьего отряда — оценить его по достоинству и выдать новую подсказку.              В этот раз в конкурсе участвовала Клубкова. Она вышла на середину сцены и с выражением начала читать отрывок из «Евгения Онегина»: знаменитое письмо главного героя к Татьяне.              — Предвижу всё: вас оскорбит… — начала Полина сильным голосом, придавая ему немного трагичной интонации. Все в зале затихли и слушали молодую пионерку, взгляд которой застыл в одной точке. Даже Юрка заслушался. Да, Полина действительно была прекрасным чтецом. — …Нет, поминутно видеть вас, повсюду следовать за вами, улыбку уст, движенье глаз, ловить влюблёнными глазами…              Ох, как Юрка понимал Онегина. Сам он сгорал от нетерпения вновь увидеть Давыдова, но до тихого часа они были разлучены. Тот со своими октябрятами носился по таким же другим станциям и получал за выполненные задания приметы, чтобы отыскать сына Нептуна. И как Юрке нравилось то, что Володя успешно участвует в жизни лагеря и что он такой творческий человек, а самое главное: с ним никогда не бывает скучно.              Полина закончила отрывок из повести, и все, кто находился в зале, громко захлопали и одобрительно загудели. Настя, переодетая в костюм морской принцессы: на её летнем платье были пришиты ракушки, а синий парик слегка намочен, будто Настя только что вынырнула из глубин, тоже похлопала Клубковой.              — Вы справились с моим заданием. Вот вам ещё одна подсказка: Обалдуй очень любит песни у костра.              Юрка едва не фыркнул. Дак кто ж их не любит здесь? Покажите ему пальцем, он покрутит у виска. Песни у костра — это неотъемлемая часть жизни лагеря. Это чудесный момент, когда всё вокруг замирает, и остаётся только этот миг: пламя и приятная, обволакивающая мелодия.              Третья станция спряталась около фонтана. И да, наконец-то, Юрка застал его работающим. Рядом с фонтаном стоял длинный стол, за которым, к неудовольствию Юрки, восседала Анна Владимировна. На ней не было парика, но всё лицо вожатой четвёртого отряда покрывали сине-серые блёстки, которые ещё больше напомнили Юре о сходстве Земцовой со Снежной королевой. Вместо вожатской одежды на Ане было тонкое белое платье на бретельках, поверх которого ей надели сетку, переливающуюся в солнечных лучах. На шее и на запястье у неё был набор бижутерии: бусы и браслет из белых ракушек; а для белокурых прядей, так же как и для парика у Насти, создали эффект мокрых волос.              — Приветствую вас на третьей станции, — она улыбнулась всем присутствующим, и Юрка заметил, что Земцова избегала прямого взгляда. — Её название, как вы могли уже прочесть в маршрутном листе, «Буриме». Кто-нибудь знает, что это такое?              Несколько человек тут же подняли руки, и Аня отдала предпочтение Артуру. Тот вышел немного вперёд и громко оповестил:              — Это литературная игра, заключающаяся в сочинении стихов на заданные рифмы.              Аня улыбнулась немного фальшиво и кивнула.              — Всё верно. Перед вами на столе карточки, — её худая кисть провела вдоль стола, указывая на картонки со словами. — Вам нужно придумать пять четверостиший, чтобы получить следующую подсказку. Можете разбиться на маленькие группки, можете работать сообща. Как вам будет удобнее.              Приняли решение разбиться по несколько человек. Юрка встал рядом с Митей, который ухватил картонку, и зачитал вслух слова:              — Поляна, сестра, рано, с куста… — Юрка задумался. Остальные тоже выдавали мыслительный процесс, но Конев сообразил быстрее: — Вокруг цветочная поляна, рядом со мной идёт сестра, мы с ней сегодня встали рано, чтобы собрать смородину с куста!              Полина восторженно хлопнула в ладоши.              — Молодец, Юрчик. Как классно.              — Да, здорово. Отлично, — Митя протянул ему карточку, — иди, проговори стих Анне Владимировне.              Юрка замялся. Ему не очень-то и хотелось подходить к вожатой четвёртого отряда, но он понимал, что объяснить причину ребятам будет ещё сложнее, поэтому пришлось забрать карточку из Митькиных рук и отправиться к столу, за которым слишком царственно восседала Анна Владимировна.              — Юра, — улыбнулась она ему… Натянуто.              — Анна Владимировна, — не менее натянуто ответил Конев, сжимая в руке картонку. Земцова перевела взгляд на его пальцы.              — Готов мне что-то поведать?              Юрка кивнул и быстро протараторил четверостишье. Земцова усмехнулась, забирая карточку из его рук.              — Сам додумался? — поинтересовалась она.              — Сам, — с нейтральной интонацией произнёс он, на что Земцова только лишь хмыкнула и посмотрела на Юрку исподлобья острым взглядом, от которого Юрке стало неуютно, но который он выдержал, одарив вожатую не менее ядовитым взором.              Однако противостояние обжигающего пламени карих глаз и замораживающего льда голубых долго не продлилось: остальные группки первого отряда уже готовы были озвучить свои версии, и Земцова переключила внимание на них.              Когда все четверостишья были рассказаны, удовлетворённая вожатая дала ещё одну подсказку:              — Иногда этот человек носит пионерский флаг.              Но и эта примета была слишком расплывчата. Пионерский флаг в «Ласточке» носили многие.              Четвёртая станция была связана со спортом и носила название «Атлет». Она находилась непосредственно на спортплощадке, и руководил этой станцией Антон, что немного удивило Юрку, потому что он думал, что этот этап доверят второму физруку Семёну.              Антон играл роль утопленника. Его одели в какой-то мешковатый, грязный костюм льняного цвета, а на открытые участки кожи нанесли грим с синевой, какая бывает у тех, кто долго пролежал в воде.              — Приветствую вас на спортивной станции. Сегодня, чтобы заработать подсказку, вам нужно пострелять из лука, выполнить прыжки в длину и выиграть у меня в бадминтон. Мне нужно пять лучников, шесть прыгунов и один бадминтонист. Выбирайте, кто будет участвовать.              Бадминтонистом выбрали Юрку, девочки — Маша, Ульяна, Ксюша, Света, а также двое парней Миша и Ваня пошли прыгать в длину, а ещё трое парней и две девочки отправились стрелять из лука.              Четвёртая станция оказалась довольно сложной в прохождении. Юрка не знал, сколько они потратили времени, но у лучников пока не получалось выбить нужно количество очков. Уже к этой станции подоспел пятый отряд, и они ждали своей очереди для прохождения.              Юрка, стоявший с ракеткой в руках, обернулся на Володю, а затем в суетливой толпе подошёл ближе к другу, незаметно проведя костяшками пальцев по его руке. Сегодня они даже не разговаривали.              — Привет, — Юрка улыбнулся губами, когда встал рядом с Володей. Володя подарил ему быструю улыбку.              — Привет. Что, сложно здесь?              Юрка посмотрел на лучников. Наконец-то им осталось заработать два очка. Стреляла какая-то высокая девушка со стрижкой, напоминающей шапочку. Она натянула тетиву и прислонила стрелу ближе к лицу.              — Ага, а это я ещё ракеткой не играл. Мне надо у этого утопленника, — Юрка кивнул в сторону Антона, внимательно следящего за пущенной стрелой, — выиграть в бадминтон.              Тут Володя ухмыльнулся, тоже не отводя взгляда от мишени, в центр которой только что прилетела последняя стрела.              — Думаю, что тебе нет равных в этом, ты сделаешь его в два счёта. Просто бей в правую сторону. Он не успеет поймать, — внезапно посоветовал Володя, и Юрка прищурился.              — Откуда ты знаешь? — спросил с подозрением.              Володя на секунду посмотрел на него.              — Я могу видеть слабые стороны противника.              Юрка открыл было рот, чтобы задать два вопроса: когда Володя успел изучить слабые стороны Антона и какие слабые стороны были у самого Юрки, но не успел: Антон позвал его на корт.              Пока Юрка шёл в сторону площадки, его не покидала мысль, что Володя всё же поддался ему тогда и уступил победу. Но что это могло значить? Так ли сильно Володя хотел выполнить любое желание Юрки? Или просто устал играть?              Хотя во второе хотелось верить с трудом.              Антон оказался сильным противником. Несмотря на совет Володи, Юрка всё же пропустил несколько очков, прежде чем достиг тех баллов, которые были определены вожатым.              — Ну что же, — хриплым басом проговорил утопленник. Первый отряд отошёл от пятого, чтобы те не услышали верный ответ. — Вы справились со всеми моими заданиями. Вот вам моя подсказка: Обалдуй очень любит пионерлагеря.              Юрка от возмущения приоткрыл рот! Ну что это за подсказка такая? Здесь каждый второй вожатый любит пионерлагерь, ведь как ещё объяснить тот факт, что из года в год Конев наблюдал уже знакомые лица?              У него даже не было предположений, кто в этом году исполнял роль сына Нептуна. Из молодых оставались только Паша и Семён, и эти двое, если верить Юркиным наблюдениям, подходили под все сказанные ранее приметы.              Оставалась пятая, она же и последняя, станция, находившаяся прямо на танцплощадке, посреди которой на стуле сидел местный диджей Ярослав, заправляющий всей аппаратурой в «Ласточке». Это он каждый вечер предоставлял песни для танцев, включал тождественные мелодии на линейках или на каких-нибудь ещё мероприятиях. Ярослав был очень худощавым парнем с длинными русыми волосами. Его овальное лицо было поистине детским и усыпанным различными угрями.              Когда первый отряд оказался рядом с ним, Ярослав улыбнулся. На нём был костюм водяного. Он кивнул негласному капитану, действуя абсолютно молчаливо.              Юрка знал, что Ярослав играл роль немого. Ему можно было задавать наводящие вопросы о сыне Нептуна, на которые предполагались ответы «да» и «нет».               Митя собрал всех вокруг себя и начал важно разглагольствовать:              — Итак, у кого-нибудь появились версии? Кто не попался нам на пути?              — Паша и Семён, — сходу ответил наблюдательный Юрка.              — Хм, Паша и Семён, — пробормотал Митька. — Если судить по приметам, которые нам подкинули, то они оба подходят под описание. Что может их отличать?              Вокруг образовалась тишина.              — Паша — вожатый, а Семён — физрук, — вдруг высказалась Клубкова. В глазах Митьки загорелся интерес, и он обернулся в сторону ожидавшего Ярослава. Подошёл ближе.       — Обалдуй — это физрук? — спросил он, однако Ярослав смотрел на него, по-прежнему улыбаясь.              — Наверное, он не может отвечать на такие прямолинейные вопросы. Тогда было бы всё слишком очевидно, — предположил Юрка. — Надо спрашивать что-то вроде такого: сын Нептуна ладит с детьми?              Ярослав кивнул положительно.              — Ладит с детьми? — с долей сарказма спросил Митька. — Что это за вопрос такой? И вожатый, и физрук ладят с детьми.              Юрка закатил глаза.              — Я просто привёл пример, — он отвесил Баранову щелбан, за что получил хмурый взгляд друга.              — Ладно, — проворчал Митька, принимая поражение. — Давайте тогда, накидывайте вопросов.              Разгорелись жаркие дискуссии.              — Можно ведь спросить не только о приметах Обалдуя, а о том, где он его видел, — предложила Полинка. — Эти вопросы ведь тоже можно задавать. Вот смотрите, — она подошла к Ярославу и спросила: — Обалдуй проходил мимо библиотеки? — Ярослав отрицательно мотнул головой. — А в медпункт он заходил? — тут случился положительный кивок. — Он сейчас там? — снова отрицание.              Теперь все подхватили идею Полины. Однако это не принесло результатов. К немому свидетелю уже примчался второй отряд. На горизонте замаячил ещё и третий.              — У нас не осталось времени. Последний вопрос, — проговорил Митька. Юрка, стоявший чуть поодаль от остальных, оглядывался по сторонам, прикидывая, где они ещё не были и где мог спрятаться сын Нептуна. Тут глаза его зацепились за вывеску с большими красными буквами «Столовая», и в голове возник новый вопрос. Он подошёл к Ярославу и спросил:              — Обалдуй любит поесть?              Ярослав положительно кивнул. Юрка развернулся к Митьке и тихо сказал:              — Возможно, он в столовой.              Первый отряд оставил немого свидетеля на растерзание другим отрядам и отправился в сторону столовой, однако там Обалдуя они не нашли. Зато на столе их отряда лежала записка.              Митька развернул её и прочитал вслух:              — Разгадайте ребус, в котором спряталась пословица. Как только произнесёте её вслух, к вам выйдет Обалдуй.              Все как по щелчку столпились возле Баранова, и каждый готовился заглянуть в исписанный лист бумаги. Юрка тоже не упустил случая разглядеть ребус через чьё-то чужое плечо.              На листке были нарисованы заглавные буквы, внутри которых притаились строчные, указывающие на окончания слов.              — Мда, — Митька почесал затылок. В этот момент в столовую прибежали второй и четвёртый отряды. На их столах также лежали записки, и в столовой стало шумно. С разных концов помещения доносились горячие споры, а как в столовую ворвались пятый и третий отряды, стало совсем шумно. Юрка, забрав листок у Митьки, вместе с Полиной разглядывал ребус. Клубкова положила подбородок ему на плечо, но Юрка настолько был сосредоточен на загадке, что даже не заметил этого.              — Вот здесь, мне кажется, — сказала Полина, тыкнув в буквы «П» и «Т», — будет слово спорт.              Юрка сдвинул брови ближе к переносице. Пригляделся. Вполне подходило. И тут его осенило. Как осенило и Полину, когда они одновременно воскликнули:              — Воля и упорство воспитывает в человеке спорт.              — Митька-Митька, мы разгадали, — крикнула Полина Баранову, а затем выставила ладонь, чтобы Юрка хлопнул по ней, чем Юрка непременно воспользовался. — А из нас вышла неплохая команда, да? — спросила Клубкова, усмехнувшись. Юрка улыбнулся ей в ответ, подумав, что Полина была совсем неплохой девчонкой. Иногда заносчивой, но в целом приятной.              Обалдуй, он же Семён, обнаружился в кухне с сидящей рядом Зинаидой Васильевной. На нём был такой же царский костюм, как у Нептуна, и голову тоже украшала корона только серебряного цвета.              — Ну что, Обалдуй Нептунович, — Митька стоял в походе, — вот мы тебя и нашли. Вставай, отведём тебя к отцу твоему.              Семён сделал отчаянный вид и нехотя поплёлся под конвоем первого отряда в сторону пляжа. За ними шли и остальные, огорчённые тем, что уступили победу самым старшим ребятам.              Нептун по-прежнему восседал на троне, когда его сын предстал перед ним.              — Сыночка, — воскликнул Нептун, — нашли тебя, непутёвого! Сиди теперь рядом, — он похлопал на кресло, которое поставили рядом с троном, и Семён плюхнулся в него со всей силы. — Ну что, сына нашли, — теперь царь морей обращался непосредственно к пионерам и октябрятам, — спасибо вам. Но есть ещё одна проблема: водохлёб с заезжей русалкой сбежал. Где теперь нового найдёшь-то? Такая профессия редкая, каждый наперечёт. Может, кто из вас готов стать нашим водохлёбом? Эй, свита, что скажите? Устроим конкурс!              Свита с готовностью согласилась и быстро занялась приготовлениями к предстоящему конкурсу. Участвовать могли по два человека из отряда.              Все тут же посмотрели на Конева.              — Нет-нет, — Юрка выставил руки вперёд. — Увольте. Я на этот конкурс больше не пойду.              Митька подавил смешок, очевидно вспомнив, как Конев два года назад чуть ли не всю ночь прыгал с кровати и бегал до туалета.              — Ладно, Юрка, не переживай, — Баранов похлопал его по плечу. — Ты сегодня и так за всех отдувался. Я пойду. Кто ещё хочет?              Вызвалась, как ни странно, Гнёздова. Эти двое явно испытывали друг к другу какую-то симпатию, потому что Юрка уже не раз замечал их вдвоём в различных местах.              Когда все были готовы, то объявили условия конкурса. В этом году нужно было выпить как можно больше воды, поставив стакан на раскрытую ладонь. Довольно сложное испытание, потому что требовалась непоколебимая координация. Хотя Юрка в тот год, когда проводили день Нептуна, выпил больше всех воды из локтя, почти не пролив ничего.              Пионеры и октябрята боролись за звание лучшего водохлёба под бурные аплодисменты, свисты и кричалки. В итоге победу одержал мальчик из второго отряда, которому вручили костюм водяного и наградную ленту с надписью: «Водохлёб».              — Вот удружили, так удружили, — громогласно объявил Нептун. Время близилось к обеду. — Думаю, что вы устали и заслужили небольшой отдых. Прошу всех в царскую столовую за царской похлёбкой, а потом моя свита проводит вас в покои, чтобы вы смогли отдохнуть. После полдника жду вас всех здесь, на реке, продолжим наш праздник.              К отрядам подошли их вожатые, и все дружной толпой направились в сторону столовой. Юрка шёл почти в самом конце, и тут его нагнал Давыдов, на секунду приобнимая за талию и так же бегло убирая руку.              Юрка от этого прикосновения слегка вздрогнул и тут же ощутил, что ему было этого мало. Хотелось почувствовать Володю снова.              — Сбежим сегодня под иву? — очень тихо спросил Володя. Они шли одни в самом конце строя. Юрка не сдержал короткой улыбки.              — С тобой хоть на край света, — ответил он, чувствуя, как нуждается в прикосновении к губам Володи. Пришлось сжать кулак, чтобы не поддаться соблазну.              — Тогда после отбоя, как обычно, — ответил ему Володя, а затем устремился вверх по тропинке, нагоняя свой отряд.              Обед сегодня был под стать общему дню: полные тарелки ухи и салат из крабовых палочек — удовольствие не из дешёвых, но очевидно для дня Нептуна руководство лагеря закупилось нужными продуктами.              Юрка пообедал достаточно быстро и ретировался из столовой пораньше, тут же уходя в сторону леса. Он сел на поваленное дерево, предусмотрительно скрывшись за густыми ветками, и стал ожидать Володю.              Давыдов появился через пятнадцать минут, и Юрка тут же притянул его к себе, жадно впиваясь в родные губы. Володя тоже ответил ему не менее жадно, кладя ладони на Юркины бёдра.              — Соскучился? — спросил Юрка, очаровательно улыбнувшись. Володя провёл носом по его щеке.              — А ты как думаешь?.. — тихо спросил он. Вместо ответа Юрка нежно прикоснулся к его щеке слегка обветренными губами и провёл ими по гладко выбритой коже.              Густые заросли ивы встретили их приветственно и спрятали за своими стенами. Юрка сел на привычное место, а Володя улёгся ему на колени и тут же прикрыл глаза.              — Спать хочется, — проговорил он. — Что-то набегался я с ребятишками за сегодня.              Юрка вскинул руки и снял с Володи очки, разглядывая спокойное лицо вожатого пятого отряда.              — Хочешь, поспи, — заботливо произнёс Юрка. — А я буду охранять твой сон.              Володя приоткрыл один глаз, а губы его растянулись в полуулыбке.              — Идея заманчива, — затем он открыл оба глаза и немного сощурился. — Только перед этим хочу у тебя кое-что спросить, — Юрка напрягся и стал в голове прогонять мысли, где он успел сотворить что-то неправильное. — Ты зачем Маше опять нагрубил? Она подошла ко мне с претензиями. Я ведь не успел сказать ей, что «Колыбельную» не она играть будет.              Юрка тоже нахмурился. Неужели это всё, что Сидорова сказала Володе? А как же тот факт, что она следила за ними?              — Я нагрубил ей по поводу другого, — Юрка закусил щеку изнутри. Володя смотрел на него в ожидании дальнейших слов. — Я сказал ей, чтобы она перестала следить за нами и что ей не видать романа с тобой.              Володя шумно выдохнул.              — Юра… — укоризненно проговорил Володя.              — Ну что Юра? — буркнул Конев. — Она, правда, достала, Володь. Как будто ей тут мёдом намазано. Я понимаю, что ты такой притягательный. Но… Но… — тут Юрка замолчал, не зная, какие слова лучше подобрать, чтобы не ругаться. Володя смотрел на него с толикой строгости, которую разбавляла нежность.              — Значит, я притягательный… — протянул он.              Юрка закатил глаза, улыбнувшись.              — Конечно, притягательный. Ты, вообще, себя видел?..              Тут Володя приподнялся, принимая сидячее положение. Его рука легла на щеку Юрке и большой палец погладил слегка колючую кожу — Юрка не успел побриться с утра, а затем Володя приблизился к его лицу и мягко поцеловал.              Юрка ответил ему, и его руки прошлись по телу Володи и просто гладили всё то, до чего могли дотянуться.              Через мгновение Юрка почувствовал под спиной прохладную землю, но останавливаться не спешил, как и разрывать поцелуй. Володя навис над ним, и Юрка почувствовал, как одна из рук Давыдова нерешительно остановилась где-то в районе края футболки. Юрка чувствовал, как его пальцы сминали ткань, но больше Володя ничего не предпринимал.              Поцелуй опять становился ненасытным. И Юрка ощущал, что это исходило от Володи, что это Володя сминал его губы в томлении, что это было нужно ему так же, как и Юрке.              Пальцы его всё же несмело приподняли футболку и коснулись кожи недалеко от пупка. Юрка вздрогнул от резкого прикосновения, и Володя поспешил убрать руку, однако Конев действовал быстрее: он прижал своими пальцами пальцы Володи к собственному животу, не давая им никуда сдвинуться.              — Ты можешь касаться меня где угодно, — проговорил Юрка в приоткрытые губы нависающего над ним Володей. Он вдруг надавил ещё сильнее и повёл пальцы Володи ниже, к пуговице на шортах, а затем сдвинул ещё ниже. — Даже здесь. Особенно здесь. Почему ты так боишься? — возможно, сейчас было не время для таких дискуссий, но Юрке очень хотелось понять Володю, который стремился к нему и в то же время постоянно отталкивал.              — Я… — Володя закрыл глаза и уткнулся лбом в плечо Юрки, тем самым наваливаясь на него всем телом. — Я не уверен, что смогу сдержаться. Я так боюсь унизить тебя или причинить боль.              Юрка шумно выдохнул. Это будет намного сложнее, чем ему казалось изначально. Дурь выбивать из кого-то — то ещё «удовольствие».              — Когда ты прекратишь решать за нас двоих? — риторически поинтересовался Юрка, зарылся пальцами в Володины волосы и стал задумчиво и ласково перебирать пряди, разглядывая высокие ветки ивы.              Володя тактично промолчал, а Юрке и не нужен был ответ. Он прекрасно понимал, что Володя любил держать всё под контролем, в том числе и свои чувства. Даже здесь он не хотел им поддаваться, не хотел принять тот факт, что для Юры в их отношениях не существовало принуждения и унижения. Но Юра уже пообещал себе, что не будет давить на Володю. Хотя ему безумно хотелось, чтобы Давыдов хоть на мгновение забылся и позволил разуму отпустить поводки.              Так они и лежали некоторое время. Володя сдвинулся чуть вбок и удобно устроился на плече у Юры, а Юрка заключил его в кольцо своих рук, как будто оберегал самое ценное, что у него было.              Тусклые солнечные лучи проникали под иву, Володя под боком засопел, а Юрка всё разглядывал зелёные листья, думая, что совсем скоро они пожелтеют и опадут. Совсем скоро всё закончится. И вторая смена восемьдесят шестого тоже.              Мысли Юрку страшили. Как страшил и разговор о будущем. Который неизбежно должен будет случиться.              Они ведь не разлучатся навсегда?              От такой мысли стало не по себе. Юрка невольно сжал руки, прижимая Володю к себе. Сейчас рано было паниковать. Они ведь были вместе, рядом. И они обязательно что-нибудь придумают.              Как же сильно он тогда ошибался.              Тихий час подошёл к концу, и им двоим пришлось вернуться обратно в «Ласточку», где на вторую половину дня тоже было запланировано веселье. Всем разрешалось купаться, проводить конкурсы на воде и просто загорать под лучами закатного солнца.              Юрка то соревновался в заплывах до буйков, то играл в пионербол, то стоял с Володей возле лягушатника, наблюдая за малышнёй, то подкидывал Олежку и других ребят в воду.              И очередной день подошёл к концу.              А последующие полетели, словно спешащая на юг стая птиц.              Юрка оглянуться не успел, как наступила пятница. Всю неделю они были заняты репетицией и приготовлениями к спектаклю.              Сегодня у Володи было последнее в этой смене занятие, и сейчас Юрка сидел на стуле и держал одну из гитар в руках, бездумно перебирая струны. Володя ушёл в кладовую за оставшимися инструментами, а у Юрки в голове только и вертелось одно: осталось два дня.              «Два дня — и мы разъедемся», — от этого щемило сердце.              Всю неделю Юрка старался проводить в обществе Володи всё свободное время. Когда они оставались наедине — он целовал его чуть ли не каждую секунду, отчего Володя однажды смеясь произнёс: «Юрочка, у меня уже губы болят, что с тобой сегодня?». А Юрка не мог ему сказать о своих страхах. Не мог портить общее настроение, хоть и понимал, что им придётся об этом поговорить.              Но всё равно оттягивал этот момент.              — Давай покажу, как правильно пальцы держать, — внезапно рядом раздался голос Володи, и Юрка вздрогнул, поднял голову на него. Давыдов положил другие гитары на пустые стулья — ученики придут не раньше чем через двадцать минут — и обошёл Юрку, вставая у того за спиной.              — Смотри, родной, — он наклонился к нему, и Юрка замер: от этих ласковых слов, от того, что Володя находился близко к нему. Пальцы Давыдова легли поверх пальцев Юры, и Юрка провёл параллель с тем, как он учил играть Володю на пианино. Только теперь они поменялись местами. Володя щекой прижался к Юркиной щеке, и Юрка не удержался от того, чтобы потереться об неё, словно кот, ищущий ласки.              Володя дёрнул уголками губ, но не позволял себе ни поцелуев, ни ещё каких-то вольностей.              Его пальцы — тёплые и сухие — так правильно лежали на Юркиных, что Юра просто засмотрелся на аккуратно стриженные ногти, да и просто засмотрелся на красивые руки Володи. Начал вспоминать, как они обнимают его, как притягивают, как гладят и трогают.              Сердце опять больно дёрнулось.              Два дня.              — Вот так, зажми здесь, — он зафиксировал левую руку Юрки, — а теперь правой плавно проведи по струнам, — Юрка едва коснулся гладкой стали, как по всему залу разнёсся перезвон гитарных струн: вибрирующий и быстрый.              Володя не отрывался от него и направлял точно так же, как Юрка направлял Володю. Он помогал Юре прочувствовать другой музыкальный инструмент, и у Юрки стало немного получаться.              Володя так и стоял рядом с ним, держал его за руки, и Юрка откинул голову ему на плечо, уже забыв о струнах. Ему важно было чувствовать Володю рядом.              И тут внезапно они услышали покашливание. Юрка резко вскинул голову, Володя выпрямился и отшатнулся от него.              Перед сценой стояла Сидорова и во все глаза таращилась на этих двоих.              — Маша, — нервно проговорил Володя, — привет, — он отошёл от Юрки на несколько шагов, и Юрка стиснул зубы, смотря немного озлоблено на соотрядницу. — А ты что здесь делаешь? Репетиция начнётся через час.              Резонный вопрос. Всю эту неделю Маша на занятия больше не приходила. Она вообще сторонилась любого общения с Коневым после его выпада на пляже. Юрка прищурился, однако Сидорова сделала вид, что соотрядника просто не замечает, и, поправив несуществующие складки на зелёном платье, прочистив горло, ответила:              — Да вот, подумала, что сегодня последнее занятие, поэтому и решила прийти.              Юрка сильнее стиснул зубы, но язык прикусил, потому что при Володе отношения с этой дамочкой выяснять не хотелось.              — Ну хорошо, — немного растеряно проговорил Давыдов, — проходи, садись на любое место.              Маша со вздёрнутым подбородком прошествовала на сцену и села ближе к Володе, полностью игнорируя Конева. Вскоре в кинозал пришли остальные обучающиеся, и Володя произнёс трогательную речь:              — Что ж, это наше с вами последнее занятие, но я надеюсь, что каждый что-то нашёл для себя за эти дни здесь, и, возможно, в будущем вы захотите связать себя с музыкой. Я очень рад, что имел честь обучать таких способных мальчишек и девчонок. Спасибо вам, что приходили и отдавались делу со всем упорством, — Володя как-то грустно улыбнулся, и Юрка вновь ощутил собственную печаль. Ведь за эти дни он тоже обрёл нечто важное: близкого человека. А ещё вернулся к пианино. Всю эту неделю он только и делал, что репетировал-репетировал и репетировал. В голове уже не было страха, не было сомнений: игра за музыкальным инструментом была отточена до мастерства, и Юрка даже ненароком задумывался о возвращении в музыку. О том, что мог бы попробовать поступить в консерваторию. Он даже озвучил такие мысли Володе, на что Давыдов с готовностью заявил: «я поддержу тебя в этом. Ты и правда создан для музыки».              И это были такие сильные слова, которые Юрке нужны были в тот миг.              Час, отведённый на кружок, пролетел со скоростью света. В конце все поаплодировали и поблагодарили учителя за терпение и новые навыки.              И Юрке в который раз стало грустно. День прощания ещё не наступил, но у него сложилось впечатление, что прощаться нужно уже сейчас.              Потом шла репетиция, обед и поход под иву, где Володя сокрушался, что они ещё не успели раскрасить декорации, изготовление которых задержал худкружок.              — Не переживай, — сказал Юрка, успокаивающе гладя Давыдова по голове, а затем целуя в лоб, — мы со всем справимся. Я же рядом.              И как же Юрка хотел быть рядом как можно дольше.              За тихим часом пролетел полдник, за ним — общественные работы, после был ещё один прогон, и к самому окончанию наконец принесли декорации.              Володя, хоть и был недоволен задержками, всё же поблагодарил исполнителей и горестно вздохнул, смотря на белые ватманы, которые требовали ещё цветных мазков.              — Уложим малышей спать, — рядом стоящий Юрка задумчиво предлагал план действий, — и вернёмся сюда, будем раскрашивать.              — Будет поздно, — неуверенно ответил Володя.              — А у нас есть другое время? Ничего. Прорвёмся, товарищ Давыдов, — он хлопнул друга по плечу и совсем чуть позволил себе задержаться на нём дольше.              Времени у них и правда не было. Наскоро уложив ребят, они помчались обратно в кинозал с красками и кисточками в руках и занялись декорациями.              — Я так и знал, что что-нибудь выйдет из-под контроля, — сетовал Володя, раскрашивая огонь. Красные и оранжевые краски смешались и напомнили Юрке закат. Юрка же сидел рядом с Давыдовым и занимался цветами. Кисточка с красками водила по белому ватману, определяя границы яркого рисунка.              — Не заводись, Володь, — усмехнулся Юрка. — Всё мы успеем. Ты же не один.              Разукрашивали они до поздней ночи, однако почти доделали последний ватман, когда решили немного передохнуть. Свет был включен только на сцене, остальная часть кинозала утонула в полумраке.              Часы показывали половину первого ночи.              Юрка подсел ближе к Володе и взял его за руку. Вдруг отчётливо захотелось поговорить о будущем. Но сначала…              — Володь, — тихо произнёс он, — а дай я тебя поцелую, — Юрка уже было наклонился к нему, но Давыдов отодвинулся.              — А вдруг кто-то придёт? Юрочка, не надо.              Юрка фыркнул, закатив глаза.              — Почти час ночи. Кто сюда явится? — он всё же наклонился к Володе и прижался к его губам, попытавшись углубить поцелуй, как внезапно…              Как внезапно они услышали глухой стук чего-то тяжёлого об пол в районе первых рядов, а затем уловили торопливые шаги.              Володя молниеносно отодвинулся от Юрки и вскочил на ноги, Юрка последовал за ним, заметив, что к двери, на выход из кинозала чуть ли не бежала Сидорова.              — Твою мать!.. — прошептал Юрка, понимая, что только что произошло. Его лицо начало гореть от волнения и смущения. А ещё от злости.              Володя тем временем нагнал Сидорову и схватил её за плечи, не давая ступить больше и шагу.              Сидорова стала кричать и вырываться.              — Пусти меня, пусти.              Юрка уже подбежал к ним. Маша смотрела на них обоих с нескрываемым отвращением и ужасом.              — Вы больные извращенцы, — начала тараторить Сидорова. — Вы… Вы… — она задыхалась. — Да как вы смеете такое вытворять? Что это вообще значит? — в её голосе и правда сквозила неприкрытая истерика.              Юрка смотрел на соотрядницу исподлобья. Он злился на всё и на всех.              И на себя в первую очередь.              Потому что только сейчас понял, что своими словами на пляже дал Сидоровой неплохую пищу для размышлений.              Эмоциональный дурак.              — Маша, Маша, — Володя чуть её встряхнул, призывая к спокойствию. У него же на лице всё чётче проявлялся животный страх, который передался и Юрке тоже. Конева настигла паника, предательски вспыхнувшая в груди. Дыхание спёрло.              «Нас никто не должен видеть, Юра».              «Это опасные игры».              «Я даже не представляю, что с нами будет, если кто-то узнает».              Как молнии, в голове вспыхивали обрывки Володиных фраз.              Доигрались…              Послышался всхлип. Юрка моргнул: это Маша всё ещё находилась в истерике.              — Маш… — тихо позвал он, надеясь, что сможет исправить сложившуюся ситуацию, — мы ничего плохого…              — Ничего плохого? — взорвалась Сидорова и вырвалась из хватки Володи, однако осталась стоять на месте, что позволило подумать, будто бы и у Юры, и у Володи есть шанс повернуть время вспять и заставить Сидорову забыть всё то, что она увидела. — Это отвратительно! Вы, двое… Вы ненормальные!              — Мы нормальные! — громко возразил ей Конев, ощетинившись на такое предположение. Он никогда не считал ни себя, ни тем более Володю ненормальным.              — Зачем тогда вы это делаете? — всё ещё истерически вопрошала Сидорова.              — Это просто баловство, Машенька, — тут в разговор подключился очень нервный Володя. Юра даже не представлял, что на данный момент испытывает его друг. — Это всё от скуки… Природой заложено, что мужчина может любить только женщину. И никак иначе. А мы просто шутили… Это ничего не значит.              Теперь Юрка уставился на Володю: даже в этой полутьме он видел, как лицо вожатого пятого отряда покрылось красными пятнами. Стало невыносимо горько от сказанных слов.              Ничего. Не. Значит.              Неужели это правда? Неужели всё то, что с ними случилось за смену, оказалось всего лишь шуткой?              Была ли хоть капля лжи в словах Володи?              — Только, Машенька, — Володя вдруг дотронулся до её плеча и невесомо погладил, — никому не говори об этом. Ты же ведь понимаешь, чем это может обернуться для нас всех. Хорошо?              У Маши дрожала нижняя губа, и Юрка не был уверен, что она поняла и половины из всего того, что Володя ей только что сказал, но тем не менее она кивнула.              — Х… Хорошо, — заикаясь, ответила Сидорова. — Только, — пришлось ей вдохнуть поглубже. — Только поклянитесь здесь и сейчас, что вы больше никогда… Вы больше никогда… — она даже не смогла выговорить оставшиеся слова. Просто открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на песчаный берег умирать.              Юрка сжал челюсть. Он не хотел ни в чём клясться. Хотел только сказать, чтобы Сидорова шла куда подальше со своими предложениями.              Но один взгляд на Володю перечеркнул все его мысли.              Давыдов выглядел подавленным. Он старательно прятал взгляд от Юрки и просто кивнул на слова Маши.              — Конечно, Машенька, — ответил Володя, — больше в таком ключе ты нас не увидишь. Клянёмся.              Он всё решил за двоих. Как и обычно.              Юрка выдохнул, чувствуя всю горечь поражения.              Общество, в котором они находились, никогда их не примет, и Маша была прекрасным олицетворением этого факта.              Их отношениям нет места в этом мире.              Так, может, лучше действительно прекратить всё сейчас?              Сердце сжалось в крошечный комочек, Юрке даже на секунду показалось, что оно остановится от той боли, которая сейчас бегала по струнам его души.              Она забавлялась, смеялась и била Юрку так сильно, что дыхание затруднялось. Рядом молчаливый Володя угнетал ещё сильнее.              И им пришлось разойтись без объяснений, чтобы доказать Сидоровой, что они — никто друг другу и что их на самом деле ничего не связывает.              Подумаешь, любовь? Разве это чувство имеет значение, когда над твоей жизнью стоят десятки других жизней, принадлежащие людям, смотрящим с омерзением на то, что ты хоть как-то отличен от них?              Чужая жизнь всегда интереснее. Это Юрка понял ещё по своим соседям, которые любили перемыть друг другу косточки. Но он никогда не думал, что его жизнь станет кому-то интересна.              Как оказалось, Маша Сидорова уже давно за ним охотилась.              И Юрка сам попался в её ловушку.              Беспечный дурак.              Какой же Юрка дурак.              Весь следующий день Володя его избегал. Он не подошёл к нему ни после завтрака, ни на генеральной репетиции, ни после обеда. Они даже тихий час вместе проводить не стали! Юрка плёлся в свою комнату под молчаливый взгляд Сидоровой, которая, казалось, не спускала с них своего меткого взора.              В голове было и пусто, и звонко одновременно. Серо-белый потолок, в который Юрка бесцельно уставился, напрочь игнорируя соседей по комнате, не мог дать ответов на все его вопросы.              Ответить сейчас мог только один человек.              Человек, который в предпоследний день их пребывания в лагере, начал его игнорировать!              От этого было тоскливо и невыносимо больно. Душу словно царапали чьи-то когти: до крови раздирали её оболочку, оставляя после себя дискомфорт.              Что теперь будет дальше? Володя совсем не станет с ним прощаться? Неужели их отношения разорвались сегодня ночью, в кинозале?              Но этого просто не могло быть! Володя не мог так просто сдаться…              Или мог?              Сколько раз он говорил о том, что ненормальный, наказывал себя, останавливал, просил Юру остановиться…              Может, это всё действительно была игра?              Но как же слова о любви, трепетные взгляды, забота и поддержка… Ведь всё это не было искусственным. Всё это было живым, настоящим. Юрка ведь чувствовал эту любовь… Или он всё себе придумал?              Ответы на безмолвные вопросы он так и не получил. Спать в обед не хотелось. Ему нужно было найти Володю, но он прекрасно понимал, что Давыдов не станет с ним говорить, опасаясь того, что Сидорова не сможет держать язык за зубами.              Всё было очень плохо.              На вечерней репетиции игнорирование продолжилось. Володя даже не смотрел в его сторону, хоть Юрка и пытался уловить все его взгляды! Но Давыдов словно на подсознательном уровне знал, когда нужно смотреть в другую сторону.              И это жутко раздражало.              И только когда Юрка надел китель и сунул руки в карманы, нащупывая там небольшой клочок бумаги, он немного, совсем капельку успокоился. Не подавая виду, Конев пошёл в сторону туалетов, чтобы прочитать полученную записку. Сидорова снова проводила его подозрительным взглядом, и Юрка едва сдержался от того, чтобы не огрызнуться.              Зайдя в одиночный туалет, в котором пахло самой настоящей канализацией, Юрка закрыл дверь на щеколду и трясущимися руками извлёк небольшую, смятую бумажку. Развернув её, он бегло прочитал:              «Юрочка! Я знаю, что ты, возможно, злишься на меня, но я не мог по-другому. Знаю, что нам нужно поговорить, поэтому давай встретимся в недострое после двенадцати ночи».              Почерк принадлежал Давыдову, и честно после прочитанного у Юрки отлегло. Пусть Володя и не разговаривал с ним, но хотя бы таким способом успокоил взвинченного до предела Юрку.              Разорвав записку на мелкие части и смыв её в унитаз, Юрка, чуть успокоившись, вернулся на репетицию. Он больше не пытался поймать Володины взгляды и теперь находился в предвкушении разговора.              Он даже не предполагал, что Володя мог ему сказать, но точно знал, что они будут обсуждать.              Генеральная репетиция была пропитана лёгкой грустью и волнением. Все осознавали, что завтра — конец смены, и волновались от того, как пройдёт этот прощальный день.              К сожалению, сегодняшней ночью Юрка больше не пугал малышей. Они распрощались ещё вчера, и Юрка ощутил безумное сожаление, что теперь его нерассказанные истории так и останутся в его голове.              Он и не думал, что в эту смену ему будет настолько тоскливо от каждых моментов, которые постепенно начали ускользать.              Ребята по комнате звали его ночью обмазывать девчонок зубной пастой — неизменная традиция, но Юрка отказался, сославшись на то, что завтра предстоит трудный день, однако попросил, чтобы для Сидоровой порцию не жалели.              Потому что Юрка сейчас ненавидел её всей душой. Потому что она испортила ему предпоследний день.       Недострой встретил его тишиной. Юрка зашёл внутрь бетонного сооружения, в котором пахло пылью, чем-то строительным, а мелкая цементная крошка так и шуршала под подошвами кед.              Он светил фонарём и шёл по пустому коридору, пока в одном из помещений не заметил слабый свет. Направившись туда, словно был мотыльком, Юрка быстро вошёл в небольшую комнатку. На полу его уже ждал Володя, который сидел на расстеленном пледе и читал разбросанные газеты, оставленные кем-то из строителей. На одной из них Юрка заметил фотографию Чернобыльской АЭС.              Давыдов оторвал взгляд от бумаги и слабо улыбнулся.              — Ты пришёл, — выдохнул он и свернул газету, та сразу зашуршала, создавая лишние звуки в этом маленьком пространстве.              — Разве я мог не прийти? — Юрка сократил расстояние между ними, опустился на колени перед Володей, тут же обхватывая руками его плечи и ощущая слегка жёсткую ткань спортивного костюма под ладонями, наклонился и поцеловал Володю, едва не застонав от этого: как оказалось, не чувствовать весь день любимые губы было сродни пытки.              Володя вцепился в него с отчаянием, будто действительно не целовал его вечность. Рот приоткрылся сам собой, впуская юркий язык Володи внутрь, и Юрка и правда издал тихий стон.              Да как же он жить теперь без Володи будет?              Губы сминали друг друга, и никто из них не мог оторваться. Однако через время это сделать всё же пришлось.              — Юра, Юрочка… — шептал Володя, покрывая его лицо поцелуями. Он обнял его ладонями, и Юре казалось, что Володя будто уже начал прощаться. — Мне так многое нужно сказать тебе. Нам… Нужно поговорить. Хорошо?              Юрка кивнул, ощущая, как неприятный узел стягивается внутри. Страшный разговор, который Юрка прокручивал в голове не раз, теперь настиг его наяву.              Володя отпустил его, и Юрка сел напротив, тут же сцепив пальцы в замок перед собой и положив их на колени, потому что почувствовал — они дрожат.              Володя закусил губу и отвёл взгляд в сторону.              Нехорошо.              Сердце билось, будто в агонии. Будто его сейчас сжирали заживо.              — Я много думал о нас с тобой, о себе… Юрочка, — голос Володи был надломленным, — и пришёл к выводу, что мне нужно лечиться. Что я опасен для общества. Я опасен… Для тебя. Если бы не я, ты бы не стал… — он махнул рукой. — Не стал бы питать ко мне каких-то чувств. Маша права: это всё противно и ужасно.              Юрка обомлел. Он смотрел на Володю и не понимал причины такой резкой перемены. Что, что случилось?              — То есть, целуя и обнимая меня, ты чувствуешь себя ужасно? — безликим голосом спросил Юрка, ощущая, что здесь и сейчас его сердце разбивается на мелкие осколки.              Он поверить не мог в то, что Володя считал их отношения чем-то отвратительным, в то время как Юрка превозносил их и едва ли не молился Богу, в существование которого не верил, о их сохранности.              — Нет, Юрочка, нет, — он схватил Юркины руки в свои и сжал их до боли. — Только с тобой я чувствую себя правильно. Но это не даёт мне покоя. Мы не можем… Не можем.              Юрке казалось, что его уши набили ватой. Все слова Володи казались приглушёнными, и единственное, что он отчётливо слышал, — биение собственного сердца.              Сердца, которое он вручил Володе, а тот сейчас сдавливал его так, словно оно ничего не значило.              Словно они ничего не значили.              Как будто не было их, а были только Юрка Конев и Володя Давыдов.              — И ты… — горло сдавила невидимая петля, — и ты так просто хочешь всё перечеркнуть? Ты… Хочешь забыть меня?              — Нет, я… — Володя нервно провёл рукой по волосам. — Я не знаю, Юр, — выдохнул он, с отчаянием смотря на Юрку. — Всё, что я знаю сейчас — это то, что мне нужно лечиться. А тебе — держаться от меня подальше.              Юрка в раздражении вскинул руки.              — Прекрасно, — зашипел он, — ты, как и всегда, всё решил за двоих. Знаешь что, Володя… — Юрка вдруг вскочил на ноги. Ему было больно, ему было обидно. Он воображал, что их отношения не закончатся «Ласточкой», а на деле получалось так, что вместе с концом смены подошёл конец и их единству. — Если тебе так хочется, то пожалуйста. Если это для тебя ничего не значило и не значит — я ухожу. И больше тебя не потревожу, — он развернулся и даже успел сделать несколько шагов вперёд, прежде чем его поймали руки Давыдова и притянули к себе. Володя грудью уткнулся в спину Юрки, обнимая того поперёк живота и не давая вырваться.              — Юрочка, — пылко зашептал, задевая губами кончик уха, — Юрочка, нет, я не хочу так расставаться. Я не хочу терять тебя насовсем. Если ты исчезнешь из моей жизни — я не знаю, что со мной будет. Я должен знать, что ты есть у меня.              Володя ещё крепче обнял его, и Юрка постепенно расслаблялся в кольце родных рук.              — И что ты предлагаешь? — глухо спросил Юра. Он вдруг почувствовал себя эмоционально опустошённым.              — Давай для начала присядем, — Володя разомкнул руки и повёл Юру обратно, сел на плед, тут же прислоняясь спиной к холодному бетону и утягивая Юрку за собой. Голова Юрки сразу же нашла приют на плече Володи, а Володя снова заключил Юрку в объятья. — Мы обязательно будем переписываться, — продолжил прерванный диалог Володя. Юрка вздохнул. На самом деле это лучше, чем ничего.              — А как насчёт встреч? — поинтересовался Конев. Руки Володи напряглись.              — Пока ты учишься в школе, мы встретиться не сможем. Предстоящий учебный год так точно. А если я решусь лечиться, то…              — Ты хочешь лечь в психбольницу и лежать там наравне с психами? — не выдержал Юрка, ощущая, как вновь закипает. Володя коснулся губами его макушки.              — Нет, я подумывал для начала найти просто доктора…              — Просто доктора, — передразнил его Юрка, — Ты нормальный, Володя. Тебе не нужен доктор. Почему тогда я не чувствую себя ужасно? Почему я просто люблю тебя без оглядки на что бы то ни было?              Володя промолчал. Юрка знал, что у него не было ответа.              — Я не могу тебе сейчас ничего обещать, Юрочка, — в итоге выдал Володя. — Я так устал и так запутался от собственных метаний. Как подумаю, что всё, что мы сейчас имеем — закончится, так от тоски на стену лезть хочу, и отпустить тебя — сил не могу найти. А потом думаю, что ты не должен быть таким, как я. Что у тебя не всё потеряно, что ещё не поздно…              — Поздно, Володь, поздно. Я люблю тебя, — Юра говорил с такой уверенностью, словно произносил жизненоважные слова, но он и правда не знал, как убедить Володю в том, что их жизнь — это прежде всего ИХ жизнь. — И этого уже не изменить. Не переписать. Не выжечь из сердца. Ты, — Юрка оторвался от плеча Володи и посмотрел в серо-зелёные глаза, в которых поселились глубокие сомнения, — вот здесь, — он показал на левую сторону груди, — и чтобы ты не делал, чтобы не говорил — ничего не изменится. Хочешь, чтобы я ушёл — я уйду. Хочешь, чтобы я остался — я останусь. Мы, прежде всего, друзья. А друзья должны поддерживать друг друга. Завтра прощальный костёр. Завтра мы увидимся крайний раз. Заметь, я не говорю, что в последний, потому что я хочу знать, что ещё увижу тебя, хочу знать, что мы можем существовать за пределами «Ласточки».              Володя поджал губы, поправил очки и отвёл взгляд в пол. Юрка сидел, не шевелясь, и ждал хоть какого-то вердикта.              — Я буду писать тебе, — тихо ответил Володя. — Это всё, что я пока могу обещать.              Юрка кивнул. Он помнил о собственном обещании самому себе: пока Володя будет в нём нуждаться, Юрка его не отпустит и не оставит.              — Хорошо, — однако тоскливые интонации скрыть не удалось. Володя посмотрел на Юру очень внимательно.              — Есть ещё кое-что, о чём я думал. Мы могли бы… Оставить здесь, в «Ласточке» какое-нибудь послание самим себе в будущее. Что-то типа капсулы времени. Мы можем положить туда, что угодно. А потом встретиться здесь через десять лет и открыть капсулу, чтобы прочитать письма или посмотреть на памятные вещи. Как тебе идея?              Юрке идея понравилась, но было кое-что, что он обязан был уточнить.              — То есть ты предполагаешь, что мы можем все эти десять лет так и не свидеться? И чтобы наверняка знать, что я тебя увижу, мне нужно зарыть с тобой капсулу?              Юркины вопросы вызвали улыбку на лице Володи, и на секунду Юрке показалось, что между ними стало всё, как прежде.              — Я надеюсь, что мы с тобой не затеряемся во времени и увидимся намного-намного раньше, но капсула… Это своеобразная гарантия того, что и ты, и я прибудем сюда вновь.              Юрка задумался. Затем осторожно кивнул.              Что ж. Десять лет это не такой длинный срок, хотя мысль о том, что он не увидит Володю такое продолжительное количество времени… Страшила и разъедала душу изнутри.              — Подумай, что бы ты хотел положить в капсулу, а потом, после прощального костра, мы пойдём под иву. И там закопаем её.              Прощальный костёр — тоже звучало очень тоскливо. Юрка уже давно не испытывал такой негативный спектр эмоций.              Но ещё больше его удручал этот разговор, который не оставлял надежд на будущие отношения…              Письма это, несомненно, хорошо, но расстояние… Расстояние способно убить всё на свете.              Будущее оказалось не таким, каким его представлял себе Юрка. И разговоры о нём отнюдь не принесли должного спокойствия в душу шестнадцатилетнего юноши.              — Иди ко мне, пожалуйста, я хочу запомнить эти часы, проведённые с тобой, — Володя потянул его на себя, и Юрка не стал сопротивляться, потому что хотел того же самого.              Губы его тут же уткнулись в Володины, и поцелуй — такой отчаянный и какой-то даже обречённый — стал завершением этого дня и началом нового, в котором им предстоит проститься.