С любимыми не расставайтесь

      «Здравствуй, Юрочка! Прости, что не отвечал долгое время — опять уезжали в поля. Какое красивое фото! Видел бы ты мою улыбку, когда я его разглядывал. Ты почти не изменился.       Надо же… Уже пошёл второй год, как мы не виделись. Даже не верится, что время так пролетело. Здесь, в армии оно словно стоит на месте, потому что один день похож на другой. Да, у нас много мероприятий, много дел, но мне кажется, что я попал во временную петлю. Я уже не слежу за днями в календаре, однако не думаю, что пропущу тот день, когда настанет мой дембель.       Солдаты здесь будто на конвейерной ленте: приходят-уходят- приходят-уходят. Некоторые из моих сослуживцев уже уехали домой и парочка из них даже написали письма. Ощутил долю зависти по отношению к ним, потому что у них есть возможность нормально искупаться, поесть и поспать. Знаешь, первое, что будет, когда я вернусь из армии — я завалюсь на кровать и буду спать, пока сам не встану. Вот чего мне здесь по-настоящему не хватает, так это нормального сна. Так и живём.        Но что-то я сильно много жалуюсь. Давай лучше вернёмся к твоему письму и той фотографии, что ты прислал для меня.       Тебе так идёт парадная форма. Я-то привык видеть тебя либо в пионерском обличии, либо в чём-то повседневном, поэтому долго не мог оторвать взгляда от твоего общего вида.       Ты улыбаешься. И это хорошо. Я рад знать, что тебя посещают положительные эмоции. Расскажешь, как проходит твой первый учебный год? Обзавёлся ли друзьями, вступил ли в студенческий профсоюз? Я скучаю по этому. Вспоминаю частенько, как мы собирались с ребятами у кого-то в общаге и просто жили. Но здорово, что у меня есть хоть какие-то воспоминания. Когда вернусь из армии, обязательно восстановлюсь и доучусь.       Рассказывай мне всё, что с тобой происходит. Мне очень интересно знать о твоей жизни. Читая твои письма, я ощущаю себя… Правильно и спокойно? Не знаю, как ещё выразить свои эмоции.       Недавно мне снился сон. В нём я был в «Ласточке» рядом со значимым человеком. Мы целовались. И я так не хотел уходить. Вспомнилась последняя ночь под ивой. И слова прощания.       Проснулся с мучительным чувством в груди. Не знаю, зачем я всё это тебе рассказываю. Но мне нужно куда-то это говорить. А кто, как не ты выслушаешь…»              У Юрки тоже кольнуло мучительное чувство в груди. Настроение было под стать погоде за окном: пасмурный день октября дал о себе знать проливным дождём с самого утра. Благо сегодня — выходной день, и Юрке не нужно было ехать на пары в консерваторию. Однако настроение немного улучшилось, когда мама принесла письмо: оказалось, что Виктор Иванович ещё вчера вечером заходил и закинул в ящик почту.              Юрка измучился за этот месяц ожиданий ответа от Володи. Он успел обрасти беспокойством, пока Давыдов молчал, и понял, что ждать чего-то или кого-то — самое отвратное и самое чудесное в мире чувство.              Но теперь заветное письмо с объяснениями Юрка держал в руках, сидя за пианино. Он как раз повторял практическое задание, когда мама постучалась и отдала корреспонденцию, адресованную сыну.              Пальцы снова прошлись по белым клавишам. Наиграли что-то незамысловатое. Юрка смотрел на строчки из письма, и в голове рождалось что-то щемящее и тут же переходило в клавиши. Через буквы он видел, что Володя отчаянно скучал. Что Юрка, несмотря на заверения самого Давыдова о неправильности происходящего, был очень сильно ему нужен.              Ля Диез грустно прозвучала в ответ Юркиным мыслям. В голове образовался клубок из обрывочных дум.              По-хорошему им с Володей нужно было встретиться, чтобы увидеть друг друга воочию и понять окончательно: нужно ли что-то продолжать или отпустить навсегда.              Но разве такое возможно в их случае? Разве могут они забыть и вычеркнуть? Юрка в такое пока не верил. Мысль о том, что в его жизни не будет Володи, даже не могла обосноваться в голове.              Он будет помнить Володю. Но ему хотелось бы не только помнить. Ему хотелось бы ощущать Володю рядом. Он хотел, чтобы Володя был не призрачным воспоминанием, а реальным, живым человеком.              Стоило ли писать об этом?              Наверное, нет.              Юрка отложил письмо в сторону, прикрыл глаза и наиграл «Колыбельную», представляя себя в центре кинозала «Ласточки» с рядом сидящим Володей.              Хорошо и грустно.              Чуть позже Юрка сидел за столом и писал ответ:              «Привет! По правде говоря, я испугался, когда от тебя долго не было ответа. Но рад, что с тобой всё хорошо, и рад, что тебе понравилось моё фото. Его сделал один фотограф, который работает в профкоме. Его зовут Ваня, и мы с ним… Вроде как подружились. Ну, точнее, в сентябре мы один раз ходили в филармонию на выступление одного ансамбля, и я помогал ему поймать ракурс для удачной фотографии. На самом деле я почти ничего там не делал, но было интересно посмотреть на выступление. После этой вылазки мы всегда общаемся, если видимся в коридорах консерватории. Он обещал мне показать, как проявляет фотографии для студенческой газеты…»              Юрка на секунду отложил ручку, вдруг предавшись воспоминаниям о вечере среды.              «— Конев, эй, Конев, — по коридору, ведущему в малый зал консерватории, раздался чей-то голос. Юрка, шедший в гордом одиночестве, обернулся, замечая, что к нему быстрой поступью спешит Ваня. — Еле догнал тебя. Вроде бы не баскетболист, а создаётся ощущение, что ноги у тебя настолько длинные, что за раз делают десять шагов, — он немного выдохнул и протянул Юрке какую-то прямоугольную бумагу с печатями. — Вот, пропуск на сегодняшний концерт, ты же не передумал идти туда со мной?              К своему стыду, Юрка позабыл об этом. Его так завлекла студенческая жизнь, а ещё на выходных он с одногруппниками весело отметил начало учебного года, что из головы и вовсе вылетело знание о каких-то договоренностях. Но виду, что не помнит, Юрка не подал. Он чуть криво улыбнулся, беря из рук Вани билет.              — Нет, конечно, не забыл. Сегодня, да? А во сколько?              — Концерт в шесть, — ответил Ваня, поправив лямку рюкзака на плече, — давай встретимся возле филармонии без пятнадцати.              — Хорошо, — кивнул Юрка.              В назначенное время Конев стоял возле входа. Ваня задержался буквально на две минуты, за что сразу же извинился.              — Троллейбус сломался, — объяснил он, когда они поднимались на второй этаж.              — Да ничего, — махнул рукой Юрка. — Бывает.              На выступление ансамбля пришло немало народу. Юрка даже удивился тому, что возле входа толпятся люди, отдавая билеты контролёру.              У Вани и Юры были места ровно посредине, и обзор никто не закрывал.              — Что мне надо делать? — шепнул Юрка, когда они сели на мягкие кресла. Сцена была закрыта красным занавесом, в воздухе витали перешёптывания.              — Наблюдай за ансамблем. Если покажется что-то интересное, то дёргай меня сразу, я постараюсь поймать кадр.              Юрка, конечно, мало что соображал в хороших кадрах, но, пожав плечами, согласился на халтурную работу. Пока концерт не начался, Ваня вдруг решил поболтать:              — Твоей девушке понравилось фото? — Юрка хлопнул глазами и непонимающе посмотрел на Ваню. Тот засмеялся. — Ну обычно парни просят фотографии, чтобы похвастаться перед девчонками. Знаем, проходили уже.              Юрка чуть смутился, потому что по сути Ваня был прав. Только фото уехало не к девушке.              — У меня нет девушки, — ответил Конев. Ваня слегка склонил голову набок, разглядывая Юрку с задумчивостью.              — Подруга, к которой ты питаешь симпатию? — Юрка отрицательно мотнул головой, а затем ответил, чтобы Ваня отстал:              — Я отправил её человеку, который имеет большое значение в моей жизни.              — А-а, — как-то понимающе протянул Ваня. — Отношения на расстоянии. Тяжёлая вещь однако. Ну, надеюсь, фото тому человеку понравилось, — он подмигнул и стал настраивать фотоаппарат, прерывая тем самым диалог».              Юрка улыбнулся коротким воспоминаниям, потому что в них косвенно фигурировал Володя. Ведь это он, тот человек, значащий для Юрки так многое.              «Он учится на третьем курсе, — продолжил писать Юрка. — Ему осталось всего два года. Хороший парень. Ещё дружу с несколькими ребятами из группы. В сентябре ходили с ними на шашлыки, отлично провели время. Теперь я понимаю твой восторг по студенческим денькам. Здесь действительно всё по-другому. И не менее интересно, чем в школе. Я бы даже сказал, что лучше, чем в школе.       Как твоё самочувствие? Сейчас сезон гриппа. У нас в консерватории многие болеют. Я пока вроде держусь, хотя на днях першило в горле, однако надеюсь, что это не простуда.       Как съездили в поля? Что у вас с погодой? В Харькове дожди. Сегодня, вот, в субботу, тоже.       Хотелось бы сочинить что-то бодрое, но всё выходит каким-то печальным. Может, это из-за того, что я скучаю? Скучаю так же, как и ты.       Володь, я… — тут Юрка остановился. Хотел зачеркнуть, но не стал портить письмо. Просто не дописал строчку. Володя бы всё равно понял, что хотел сказать Юрка:              Я тебя люблю.       Я хочу тебя увидеть.              Интересно, это когда-нибудь отболит?              Юрка очень надеялся, что да. Что тоска по Володе, если не исчезнет, то не станет приносить столько горести в душу.              Если бы Володя только позволим им существовать. Если бы только позволил…              Практически весь октябрь прошёл в дождях. Юрка каждый день надевал резиновые сапоги, чтобы обойти огроменные лужи, которые встречали его на пути к остановке, а затем и перед консерваторией. С собой он таскал сменную обувь, а сапоги оставлял в гардеробе.              Учёба давалась Юрке золотой серединой. В некоторых моментах ему было тяжело, в некоторых — легко, о чём он всегда говорил Володе.       Следующее письмо от друга пришло в конце второго осеннего месяца:              «Здравствуй, Юра! У меня всё хорошо, однако в последнее время, как и у тебя, накатывает необоснованная грусть. Может, это из-за того, что скоро я постарею на один год? А может, это просто осень.       Лежал несколько дней в лазарете с температурой. У нас здесь тоже многие болеют, да и условия, сам понимаешь, какие. Спальни отапливаются очень слабо, ночью иногда даже замерзаю, поэтому порой сплю одетым. Начинаю всё больше скучать по своей московской кровати. А ещё скучаю по сладкому. Вот чего здесь совсем не хватает.       Как твоё здоровье? Надеюсь, хоть ты не заболел. Здорово, что у тебя появились студенческие друзья и ты участвуешь в различных мероприятиях.       Наверное, Ваня и правда хороший человек, раз ты так о нём говоришь. Дружба — это не менее важная составляющая в жизни. И я очень дорожу дружбой с тобой.       Расскажи, как проходят твои занятия? Что даётся тебе проще, что труднее? Знаешь, у меня тоже такое было. Один предмет хорошо усваивался, другой — словно я тугодум какой-то. И тогда я садился и разбирался до тех пор, пока до меня не доходило. Может, тебе стоит попросить у кого-то помощи? Иногда одна голова хорошо, а две — лучше.       Читая твои строки о пианино, вновь испытал приступы ностальгии, вспоминая то, когда я сидел рядом с тобой и слушал твою чарующую игру. Она ведь и правда меня очаровала. Как и ты сам. Ты не можешь быть другим, Юрочка. Ты яркий. И ты незаменимый.       Ты просто представить себе не можешь, как мне становится хорошо, когда я читаю твои письма и твои слова поддержки. Они придают мне сил и уверенности, что я всё выдержу и всё смогу. Неужели строчки и правда несут в себе такую силу?»              На следующий день Юрка после учебного дня помчался в ближайший магазин и набрал там на часть своей стипендии конфет «Птичье молоко». Он не знал, можно ли отправлять такое в армию, но надеялся, что посылка к Володиному дню рождения дойдёт своевременно и никто её не конфискует.              Дома он аккуратно упаковал сладости и кинул маленькую поздравительную открытку с изображением той самой Площади Дзержинского, где впервые увидел Володю, подумав, что это было довольно символично.              «С днём рождения, самый лучший в мире человек!» — подписал Юрка и вложил ещё письмо к основному подарку. Ему хотелось хоть как-то порадовать Володю в эти холодные осенние деньки.              В середине ноября Юрка снова столкнулся с Ваней. Точнее, они сталкивались почти каждый день, но больше никуда вместе не выбирались, и сегодняшний день стал исключением: Ваня сам нашёл его: выловил в коридоре четвёртого этажа, когда Юрка выходил из лекционной аудитории.              — Привет, Юра, — Ваня протянул ему руку, чуть сжав её, когда Юрка обхватил его ладонь. Юрка обсмотрел знакомого: тот сегодня был облачён в джинсы и мешковатый свитер болотного цвета. — Нужна твоя помощь, — Юрка вскинул брови, но кивнул, готовый слушать. Ваня продолжил: — Мне необходимо пофотографировать первокурсников согласно их специализациям. Скрипачи, трубачи, дирижёры, пианисты и далее по списку. Из пианистов я знаю только тебя. Так что ты будешь моей моделью.              Юрка засомневался в этой здравой идее:              — Но я… Я никогда не позировал и… Не знаю…              Ваня в успокаивающем жесте положил руку ему на плечо и сжал, не давая сдвинуться с места.              Юрка растерялся. Прикосновение было ему… Не то чтобы неприятно, но чувствовал он себя некомфортно, а потому быстрее высвободился из захвата.              — Извини, — Юрка передёрнул плечами, — не люблю, когда меня касаются… Малознакомые мне люди.              По лицу Вани пробежала тень понимания.              — Это ты меня извини, — ответил он, ничуть не обидевшись, — позволяю себе лишнее. Слушай, там не нужно ничего делать, просто посидишь за инструментом, поиграешь, а я пофотографирую. Ну так как, идёт?              Юрка задумался.              — А фотографии мне потом проявишь?              Ванька улыбнулся очень лучезарно.              — Без проблем.              — На какой день договоримся? — спросил Юрка, прислонившись к стене.              — Давай на вечер пятницы? У меня вторая смена, пары до шести, а потом я возьму ключи от класса фортепиано.              На пятницу у Юрки не было никаких планов. На улице уже похолодало, и с ребятами со двора Юра стал видеться реже.              — Идёт, — кивнул Конев.              — Тогда приходи в профком к шести.              В пятницу Юрка, после длительного учебного дня, стоял перед шкафом со своей не такой уж и многочисленной одеждой и впервые не знал, что ему надеть.              Он перебирал рубашки, словно собирался на свидание, но на самом деле ему просто хотелось хорошо выглядеть на фото, которые он потом планировал отправить Володе.              — В белой он меня уже видел… — бормотал Юрка. — Может, вот эту? — пальцы выудили из шкафа бледно-оранжевую рубашку в полосочку, которую Юрка надевал от силы пару раз на какие-то мероприятия в школе. Конев тут же скривился. Рубашка определённо ему не нравилась, и он забросил её обратно в шкаф. На глаза попалась другая — с синим узором. Юрка вытащил её и придирчиво оглядел, но тут же осознал, что она вполне могла подойти. Накинув её на тело, он покрутился перед зеркалом и с удовлетворением отметил, что пойдёт в консерваторию в этой вещи.              Когда полностью одетый он вышел из комнаты, то столкнулся с мамой, которая сегодня вернулась раньше с работы.              — О, Юрочка, а ты куда? — она посмотрела на него пристально. — Да ещё и такой нарядный, — вдруг на её лице появилась хитрая ухмылка. — На свидание? Может, тебе деньги нужны на кино или кафе?              Юрка резко замотал головой.              — Нет, я в консерваторию. Там сегодня будут фотографировать первокурсников с разных факультетов, вот меня выбрали.              Лицо мамы на секунду опечалилось, и Юрка не понял из-за чего: из-за того, что он уходит, или из-за того, что идёт не на свидание.              — Понятно. А чего так поздно?              Юрка похлопал себя по карманам брюк, убеждаясь, что мелочь на проезд у него имеется, после чего ответил:              — Фотограф учится во вторую смену сегодня.              Мама кивнула, поцеловала Юрку на прощание, и Юрка поспешил на остановку, чтобы успеть на трамвай.              В шесть часов он и Ваня встретились возле профкома и тут же направились в класс фортепиано. У Вани на груди свисал фотоаппарат, который смешно дёргался при резком шаге хозяина.              Между молодыми людьми царило молчание. Юрка особо не нуждался в беседе, да и не знал, что можно спросить у Вани. Они не были друзьями, а заводить пустые разговоры как-то не хотелось.              Зайдя в класс фортепиано, Ваня сразу же начал раздавать указания Юре:              — Садись за инструмент, освещение, конечно, не очень, но будем работать с тем, что имеем. Сроки горят, будь они неладны. Всем подавай всё и сразу, — он тараторил без умолку, пока Юрка садился на банкетку. — Ты можешь играть, как играешь обычно, а я просто буду бегать вокруг тебя и делать кадры. Договорились?              Юрка кивнул. Уж сложности в том, чтобы играть, у него не возникало. Тем более он как раз хотел отработать домашнее задание, которое им дали на выходные.              Приняв правильную позу, Юрка нажал на клавиши. Пальцы бегали то по белым, то по чёрным, и Юрка полностью отдался делу, которое любил. Краем глаза он замечал, как мельтешил Ваня из одного угла класса к другому, как подходил ближе, как уходил дальше, как звучала спусковая кнопка и даже пару раз мелькнула вспышка. Но Юрка смотрел на клавиши, ни на что не отвлекаясь. Он опять думал о Володе, представлял то, как Давыдов открывает посылку и улыбается своей красивой, мягкой улыбкой.              Музыка перетекла в другую композицию, став чуть тревожнее и печальнее, потому что каждая мысль о Володе всё равно приносила в душу Юрки тоску. Они не виделись один год и четыре месяца. Юрка неосознанно считал. И не понимал, почему до сих пор в груди живёт это чувство любви к Володе. Неужели не нужно быть рядом, чтобы любить?              Юрка прикрыл глаза, как делал всегда, когда его душа соединялась с музыкальным инструментом. В голове вспыхивали картинки прошлого из восемьдесят пятого, а потом и из восемьдесят шестого.              Володи всегда было мало, осознал Юрка. Сколько бы они не дружили, эта нехватка, казалось, ощущалась всю жизнь.              Пальцы замедлились, а потом и вовсе прекратили играть. Юрка выдохнул, открыл глаза и понял, что в классе очень тихо. Ваня нигде не мелькал, и Конев обернулся, заметив, что приятель сидел на парте первого ряда со слегка приоткрытым ртом и таращился на Юрку, кажется, даже не моргая.              — Что? — немного нервно спросил Конев. Неужели он сделал что-то не так? Ваня сглотнул, мотнул головой.              — Ты… Ты так красиво играл, что я просто потерялся в какой-то миг. Сделал несколько кадров, сел на парту и заслушался. Скажи, вторая композиция… Она личная? — Юрка кивнул. Пальцы покоились на клавишах. — А о чём она, если не секрет? — Юрка отвёл глаза в сторону, устремляя взгляд в окно, за которым уже изрядно стемнело. Со дня на день обязательно пойдёт снег — об этом говорили по телевизору, да и небо ещё в начале недели окрасилось в тёмно-серый цвет.              — О лете, — тихо ответил Юрка, не поворачивая голову в сторону Вани, — и о тех моментах, которые уже не вернуть, — Ваня ничего не ответил, только прочистил горло и спрыгнул со стола. Юрка повернул к нему голову и спросил: — Фотографии получились?              Ваня кивнул.              — Да. Предостаточно. Я проявлю тебе самые лучшие.              — Спасибо, — ответил Конев, закрывая крышку. — На сегодня всё?              — На сегодня всё.              На улице было очень холодно. Юрка, натянув посильнее меховую шапку, чуть поёжился. Даже в свитере, который он надел сверху на рубашку, и тёплом пальто было всё равно морозно. Изо рта то и дело вырывались облачки пара. Пришлось даже натянуть перчатки на руки.              — Тебе в какую сторону? — поинтересовался Иван. Юрка указал вправо.              — Туда. Поеду на трамвае.              — Пойдём, провожу тебя. Мне тоже туда, мой дом в нескольких кварталах отсюда. Хожу каждый день пешком.              — Везёт, — ответил Юрка. — Я еду около получаса сюда.              Ваня сунул руки в карманы, и Юрка заметил, что перчатки тот не носил.              Сначала они шли в полном молчании, но потом Ваня решил начать диалог с необычного вопроса:              — Тому человеку, которому ты подарил то, предыдущее фото, оно понравилось?              У Юрки случилось секундное замешательство. Он не был уверен, что нужно говорить о Володе с чужим человеком, но ведь, если он ответит на один вопрос, это не запустит цепочку последующих?              — Да, — коротко бросил Юрка, а потом решил спросить: — А у тебя есть девушка?              Ванины губы изогнулись в слегка грустной усмешке.              — Не-а, не получается у меня с этими девушками. Да и я творческая натура, а с нами вообще тяжело ужиться.              Юрка задумался над его словами. Интересно, Володе действительно было с ним сложно? Или не все творческие личности такие трудные люди?              — Ну… — Юрка поправил шапку, которая в этом не нуждалась, — не могу здесь с тобой согласиться. Когда у меня были отношения… — тут Конев запнулся. А действительно ли между ним и Володей были отношения? Или это всё было несерьёзно? Но эти поцелуи, эти объятья… Это не могло быть просто мимолётной влюблённостью, ведь Юрка до сих пор чувствовал то тепло в груди каждый раз при мыслях о друге. — Я бы не сказал, что тому человеку было со мной плохо или трудно.              — У тебя были отношения несколько лет? — неожиданно серьёзно спросил Ваня. Юрка мотнул головой. — Ну вот, тогда ты не можешь утверждать, что с нами не трудно. Когда проживёшь с человеком под одной крышей много дней, тогда и будешь говорить: верно ли моё предположение или нет. А пока я скажу, что к творческим личностям нужен особенный подход.              Юрка пожал плечами, не став ни подтверждать Ванино мнение, ни опровергать его.              Остальной путь до остановки они проделали молчаливо. Разговаривать в такой холод даже как-то и не хотелось. Трамвай как раз показался на горизонте, когда молодые люди подошли ближе: стук его колёс послышался за поворотом.              — Ну ладно, — Ваня протянул ему руку, — ещё раз тебе спасибо.              Юрка снял перчатку и ответил на прощальное рукопожатие. Трамвай уже почти подъехал.              — Да было бы за что, — тепло улыбнулся Юрка, — до встречи, — сказал Конев, отпуская чужую конечность. Ванька чуть слабо ему улыбнулся и вдруг спросил:              — Юр, а может как-нибудь в кино сходим?              Трамвай остановился, двери распахнулись. И Конев, перед тем как юркнуть внутрь вагончика, ответил:              — Как-нибудь сходим.              Двери трамвая закрылись, колёса постучали по грязным рельсам. Юрка занял место у окна. Он подумал о спонтанном ответе Ване, а потом вдруг подумал о Володе, с которым мечтал сходить в кинотеатр. Мечтал о последнем ряде, о смелости друга, о взаимном прикосновении пальцев в темноте кинозала.              Теперь всё это казалось несбыточным. И от этого болело в груди. Как же он умудрился так беспомощно влюбиться?              Следующее письмо от Володи пришло к концу ноября. К тому времени Юрка уже успел получить фотографии от Вани и сходить с ним один раз в кино на показ фильма «В поисках утраченного сокровища». Кино Юрке, в принципе, понравилось: это был этакий героико-приключенческий фильм, принадлежащий грузинскому производству. Ваня же кино не оценил и едва не уснул на середине ленты. Юрке постоянно приходилось его тормошить:              «— В следующий раз пойдём на что-нибудь более интересное, — сделал выводы Ваня, стоило им выйти из кинотеатра. Он ещё раз широко зевнул, прикрыв рот рукой.              На улице уже стемнело и было довольно прохладно. От кинотеатра «Родина» обоим молодым людям было ехать примерно одинаково, но Новиков — Юрка наконец-то узнал фамилию своего приятеля — вызвался проводить Конева до троллейбусной остановки, когда самому ему нужно было в противоположную сторону, чтобы уехать на автобусе.              Сначала Юрка отнекивался, пытаясь образумить Ваню и сказать ему, что он, Юрка, уже не маленький мальчик и вполне доберётся сам, однако Ваня был непреклонен:              — Я старше и это я позвал тебя в кино. Так что мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты сел в транспорт. Было бы на дворе лето — без проблем. Пошёл бы на остановку один.              Пришлось согласиться, лишь бы Ваня отстал. Однако потом Юрка счёл его предложение не таким уж и плохим — всё же по полутёмной улице одному идти было бы боязно».              Прогнав ненужные воспоминания, Юрка вскрыл конверт и увлечённо вперился взглядом в знакомый почерк.              «Привет, Юрочка! Даже не знаю, как выразить все те эмоции, которые я испытал, когда мне сказали, что пришла посылка из Харькова. Наверное, с минуту я стоял в ступоре, а потом кинулся на проходную, чтобы забрать то, что ты мне отправил.       Боже, Юра! Я чуть не расплакался, стоило мне открыть коробку. «Птичье молоко» набитое доверху с самыми наилучшими пожеланиями. Это роскошный подарок. Спасибо тебе, Юрочка. Удивительно, как за столько километров ты можешь принести счастье.       Эмоции переполняют. Я так соскучился по сладкому, что умял штук семь за раз, ещё и пацанов угостил. Те тоже блаженствовали, пока лакомились гостинцем.       Как твои дела? Как проходит учёба? Всё ли у тебя получается? Скоро ведь начало первой сессии. Зачётные книжки уже раздали?       У меня всё по-прежнему строго и по режиму. Да и здесь по-другому не будет. Тело уже привыкло к неудобной кровати, а разум — к недосыпу.       Честно, иногда так хочется понежиться в мягкой постели, никуда не спешить и просто наслаждаться теплом одеяла. У нас здесь по-прежнему прохладно. И ничего не спасает, по ночам я мёрзну.       А ещё у нас выпал первый снег, который сразу навеял мысли о предстоящей новогодней суете, салате Оливье, запахе мандаринов и «Иронии судьбы», которую, наверное, никогда не перестанут крутить по телевизору.       За такими мыслями я даже расстроился, что впервые встречу Новый год не в кругу своей семьи. Немного непривычно. Но старички говорят, что ёлку в актовом зале обязательно ставят, и солдаты её украшают. И Новый год здесь тоже встречают. А какие у тебя планы на новогоднюю ночь? С кем будешь отмечать?       Знаешь, здесь, в армии я много думаю, когда у меня находятся силы и время (в основном, когда я дежурю на КПП), о тебе. Представляю, как ты сидишь в лекционных аудиториях, как играешь на пианино, как просто лежишь в своей комнате.       Помешательство ли это? Или то, о чём мы с тобой всегда говорили? Моё мировоззрение странно меняется. То ли от обстановки, то ли от людей, которые меня окружают.       Я всё чаще и чаще допускаю мысль, что очень хотел бы увидеть тебя намного раньше девяносто шестого года. И это меня волнует и страшит одновременно.       Но я всё больше убеждаюсь, что с тобой — правильно. С тобой я чувствую себя целым. А без тебя… Словно половину отобрали. Наверное, это и есть та самая крепкая и особенная дружба.       Наверное…       Я не знаю. Я настолько запутался в себе, что просто пытаюсь найти выход из своих метаний.       Но уверен в одном: я очень хочу тебя увидеть.       Понимаю, что мы сможем сделать это не раньше восемьдесят девятого, но… Сможем ведь? Если, конечно, ты захочешь.       Напиши мне что-нибудь. Я очень буду ждать твоего ответа».              — Володя… — отчаянно простонал Юрка и уронил голову, пряча лицо в согнутом локте правой руки. Он сидел за столом, и теперь его спина сгорбилась от наклона.              Это письмо растеребило сердце ещё сильнее.              Володя… Хотел с ним встречи. Володя прямым текстом написал, что Юрка очень сильно нужен ему. И как теперь Юрке пережить ещё полтора года? Как не томиться в ожидании от стольких месяцев?              Злость, ярость, бешенство от невозможности встретиться прямо сейчас обуяли Юрку.              Он не знал, почему Володя так резко поменял своё мнение, но он очень хотел, чтобы Давыдов не передумал. Чтобы его слова, написанные в этом письме, имели огромный вес как для него самого, так и для Юрки.              «Привет, Володя! Наверное, это моё последнее письмо в этом году, поэтому хочу сразу поздравить тебя с Наступающим 1988 годом! Пусть этот год пройдёт так же быстро, как и 87-й, а служба в армии пусть с каждым днём даётся всё легче и легче.       Вообще, я не мастер писать слова всяких там пожеланий, но знай, всё, что я пишу для тебя — идёт от самого сердца.       Я очень рад, что смог порадовать тебя и твоих сослуживцев небольшим сладким подарком. На самом деле не мог выносить того, что ты там без своего любимого лакомства.       У нас ещё нет снега, но метеорологи обещают его в первых числах декабря (хотя обещали намного раньше). Поверить не могу, что год почти завершился! А ведь недавно только был июль 86-го.       Учёба продвигается понемногу. Кое-что получается, кое-что приходится подтягивать. Особенно не могу приловчиться быстро писать. Если чуть увеличиваю скорость — то лекции можно отправлять в мусорку. Спасибо Саше — нашей старосте — она меня порой выручает и даёт списать то, что я не успел законспектировать.       Зачётки ещё не раздавали, но обещали в ближайшее время вручить. Скоро буду хвастаться успехами первой сданной сессии. Надеюсь, что буду хвастаться.       Недавно вот ходил в кино на фильм «В поисках утраченного сокровища» со своим приятелем Ваней, кажется, я говорил тебе о нём? Мне фильм понравился, Ваня сказал, что было слишком скучно и что в следующий раз мы пойдём на что-то более интересное. Думаю, что выбирать в другой раз я буду сам. Кино немного расслабило и отвлекло от учебных будней.       А ещё я приготовил тебе скромный подарок к Новому году. Ваня недавно фотографировал меня для какого-то студенческого портфолио о первокурсниках с разных факультетов, и я вновь попросил его проявить фотографии. Вышлю тебе несколько штук, посмотришь на меня за игрой. Понимаю, что фото не передадут реальность, но… Это ведь всё лучше, чем ничего?       Ваня говорит, что я красиво играю. Он даже заслушался и забылся. Такая реакция была для меня бесценна. До сих пор не верится, что кто-то находит меня талантливым. Но, наверное, такие мысли проскакивают у всех творческих людей?       А ещё Ваня говорит, что с творческими людьми трудно ужиться. Я с ним не согласен. Разве тебе было трудно со мной? Мне кажется, нам было хорошо рядом друг с другом. Мы же друзья.       А вот твои строчки о будущей встрече… Вселяют в меня неконтролируемую радость. Хоть ты ещё до конца сомневаешься, всё же во мне уже зажёгся тот огонёк надежды на то, что я увижу тебя очень скоро.       Если, конечно, можно говорить, что полтора года — это скоро. Но я очень хочу знать, что у нас есть возможность. Есть же? Не дари мне ложных надежд, Володь. Я такого не вынесу. Помнишь: если ты меня оттолкнёшь — я испарюсь.       Поэтому подумай хорошенько, прежде чем давать мне веру в нашу встречу и… В нас тоже».              В начале декабря и правда выпал снег. Он завалил большую часть Харькова и кое-где на улицах образовались автомобильные заторы из-за того, что коммунальные службы просто не успевали расчищать дороги от снегопада.              Трамваи тоже ходили с перебоями, и эти несколько дней Юрке приходилось выходить из дома очень рано, чтобы успевать на пары вовремя.              Пару раз он всё же опаздывал, но его радовал тот факт, что такой опоздавший был не один он. Даже некоторые преподаватели не успевали к назначенному времени.              К середине декабря раздали зачётки к предстоящей сессии, и Юрка стал волноваться в разы сильнее.              В один из дней, как раз за неделю до первого зачёта, Юрка сидел в гордом одиночестве в библиотеке поздним вечером, где его застал Новиков. Тот тоже пришёл готовиться к зачёту по хоровому пению.              — Привет, не против? — тихо спросил Ваня, отвлекая Юрку от чтения книги по сольфеджио.              — Привет, — шёпотом ответил Юрка, — нет, конечно, садись.              — Вот она, страшная пора студентов, — усмехнулся Новиков. — С первого курса не люблю эту нервотрёпку. У нас так за первый год нескольких лентяев отчислили. И меня однажды тоже чуть в списки на отчисление не повесили. Благо, вовремя за голову взялся. Да и бабушку подвести не мог. Обещал ей, что буду прилежно учиться.              Юрка на секунду отвлёкся от переписывания конспекта, заслушавшись Ваню. Про сессию ходили разные мнения и истории, и чем больше Юрка слушал, тем сильнее волновался.              — А её очень страшно сдавать? У меня уже голова пухнет от изобилия информации. Мне кажется, что на экзаменах такую ерунду выдам.              Ваня ему снисходительно и тепло улыбнулся.              — Понимаю, сам такой же был, — его рука вдруг накрыла Юркину руку и слегка сжала. Юрка на мгновение потерялся и не сразу понял, что произошло, но потом мягко ушёл от прикосновения, предательски почувствовав, что эта немая поддержка была… Приятна. Пришлось даже тряхнуть головой. Ваня однако сделал вид, что ничего не произошло. — Могу помочь с некоторыми предметами. Первые два года они практически у всех одинаковые. Расскажу о преподавателях. Кто у тебя сольфеджио ведёт?              — Чаплыгина Инна Васильевна, — немного заторможенно ответил Юрка, чуть опустив глаза. Прикосновение Вани смутило и взволновало его, потому что, кроме Володи, к нему так уже долгое время никто не прикасался.              — Ага, Иннуся очень добрая женщина, но любит, когда отвечают… — Новиков ещё долго разглагольствовал о том или ином преподавателе, но потом всё же умолк, дав Юре свободу действий и сам засев за свой конспект.              Из библиотеки они выходили после восьми часов вечера. Юрка чувствовал, как устали его пальцы от долгой писанины, да и в целом чувствовал, как морально устал от ещё не начавшейся сессии.              — Какие планы на Новый год? — невзначай поинтересовался Ваня, когда они накидывали верхнюю одежду.              Юрка пожал плечами и надел шапку-ушанку, которую не очень любил, но которая отлично согревала в такое холодное время.              — Да какие планы? Особо никаких. Тридцать первое, как всегда, суетливо. Учитывая, что у нас ещё с утра зачёт состоится. Первого буду спать полдня, а вечером готовиться к экзамену. У нас сразу на второе января его поставили.              Ваня присвистнул.              — Не повезло. У нас первый экзамен четвёртого. Хоть будет время отойти. Я с друзьями планирую Новогоднюю ночь встречать. Не хочешь присоединиться?              Юрка отрицательно помотал головой. Он уже обещал маме, что никуда в Новый год не уйдёт, да и ей нужна будет помощь с салатами, потому что соберётся небольшой круг близких друзей и родственников.              — Не смогу. Обещал родителям, что буду с ними.              Ваня кивнул, принимая его ответ, и по обычаю проводил Юрку до трамвайной остановки.              — Ладно, Юрка, если нужна будет помощь, ты знаешь, где меня искать. Бывай, — он хлопнул его по плечу, а затем быстро ушёл в противоположную сторону.              Юрка посмотрел ему вслед, а затем перевёл взгляд на руку, которой недавно касался его приятель. Брови слегка нахмурились. Крылось ли что-то иное за этим прикосновением? Или Ваня был просто таким человеком? Юрку поразило то, что Новиков не боялся открыто касаться кого бы ни было и не боялся, что о нём подумают окружающие.              Ваня вообще был во многих вещах смелым молодым человеком. А ещё весёлым. Юрка часто смеялся с его шуток и часто ловил себя на мысли, что с Ваней приятно проводить время. И что они могли бы стать отличными друзьями, если бы общались ещё чаще. Но Юрка особо не хотел ни к кому привязываться в плане дружбы. Ему хватало тех чувств, которые он испытывал к Володе, и они не всегда ему нравились, потому что приносили… Больше негатива, чем позитива. Но отказаться от них Юрка не мог. Не мог заставить себя забыть человека, которого любил, а тем более бросить его на произвол судьбы.              Да и теперь, когда Володя начал меняться и намекать на то, что хотел бы увидеть Юрку, Юрка просто не мог дать их связи разрушиться. Он не мог позволить себе потерять Володю.              Что бы ни случилось…              Трамвай отвлёк от старых мыслей. Юрка натянул шарф едва ли не на пол-лица и запрыгнул в тёплый салон вагончика. Людей было мало, и Юрка по привычке занял место у окна. Пока трамвай нёсся по улицам, Юрка наблюдал за горящими гирляндами, за окнами домов и витринами магазинов, раскрашенных зубной пастой вперемешку с гуашью. Снег тихими хлопьями опадал на землю. Мир готовился встретить тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, а Юрке казалось, что душой и телом он до сих пор в восемьдесят шестом.              Там, под ивой, рядом с Володей…