С любимыми не расставайтесь

      Весной, ближе ко дню рождения Юры, в Германию наконец-то приехала Полина.              Конев встречал её в Берлинском аэропорту, боясь, что за пять лет разлуки совершенно не узнает подругу. Но Полина сама дала о себе знать, когда кинулась на шею Юрке со спины.              — Задушишь, Клубкова, — прохрипел Юрка, когда она убрала руки, и повернулся к ней, чтобы снова заключить её в крепкие объятья.              Вокруг сновали суетливые люди с сумками и чемоданами наперевес, кто-то также встречал, кто-то провожал. Аэропорт кишел обнимающимися людьми, а Юрка смотрел на Полину не в силах сдержать самой искренней улыбки. Она даже дошла до его глаз, вокруг которых из-за эмоции собрались лёгкие морщинки, напоминающие гусиные лапки.       — Боже, Конев, да неужели я тебя вижу? — Полина в ответ тоже широко улыбалась, и было видно по её взгляду, как она рада встрече. — Обалдеть! Дай хоть посмотрю на тебя, — она, держа его за руки, отошла чуть назад и действительно принялась осматривать старого друга. — Ну как был худым, так и остался, — ехидно подметила следом, — а вот серёжка в ухе меня совсем не удивляет. Кстати, классные джинсы, где взял?              Юрка хохотнул.              — В самом лучшем магазине Потсдама. Обязательно тебе покажу, — в свою очередь Юрка так же принялся рассматривать Клубкову. Она тоже, как и Юрка, осталась при своей худобе, а вот волосы отрастила до той длины, что когда-то носила в «Ласточке», и сделала себе химическую завивку. А ещё проколола нос. — А ты, смотрю, тоже пирсингом увлеклась.              — Ага, как Совок развалился, так к нам неожиданно разная мода вошла. Я ещё и пупок проколола, вот, смотри, — она приподняла топ кислотного цвета, и Юрка увидел красивую серёжку в виде цветка, просунутую через пупок. — Такую очередь отстояла, чтобы к грамотному мастеру попасть. А то случаев заражения, знаешь, сколько уже было.              Юрка усмехнулся, взял чемодан Клубковой и вместе они отправились на выход из шумного аэропорта.              — О, ты не говорил, что купил машину, — они подошли к красному Volkswagen Golf, и Юрка открыл автомобиль. Полина юркнула на переднее пассажирское сиденье, Конев положил чемодан в багажник и занял водительское.              — Так я и не покупал, это я у Ильи одолжил.              Клубкова лукаво посмотрела на Юрку и потянулась к магнитоле. Через секунду салон заполнила джазовая композиция.              — Твой новый парень? — с толикой прежнего ехидства подметила она, когда Юрка выворачивал на трассу. Юра скривил губы.              — Илья один из моих друзей и ударник в нашей группе. Как ты могла забыть об этом? И он не гей, — зачем-то добавил Юрка.              Полина откинула голову назад, её волосы слегка прилипли к кожаному сиденью.              — Познакомишь? — в приподнятом настроении спросила она, и Юрка заметил, что Клубкова относительно расслаблена в его компании, несмотря на столько лет разлуки.              — Познакомлю, — отозвался Юрка. Он следил за дорогой, а Полина рассказывала о своей последней работе, с которой тоже уволилась перед поездкой в Германию.              — Уже подумывала поехать в Москву на заработки. Там наверняка больше возможностей, но потом решила, что, пока есть деньги, — слетаю к тебе. Как мама твоя? Отошла после развода?              Впереди завиднелась дорога на Потсдам. Юрка пропустил два автомобиля, а затем выехал на нужную полосу. Он не так часто ездил за рулём, но вождение иногда доставляло ему некоторое удовольствие, и поэтому он всё чаще и чаще стал задумываться о покупке собственного автомобиля.              После того, как поступит на дирижёрское, потому что мысль об освоении ещё одной профессии всё же очень прочно засела в его голове, и подкопит немного денег.              В этом году он заканчивал консерваторию по направлению «Фортепиано». Сейчас у него близились сдача итогового экзамена и защита диплома.              — Ну она бывает грустна, и я стараюсь поддерживать её, как могу. Но она хотя бы стала видеться с подругами, ходить по магазинам, ездить в Берлин к нашим родственникам.              — А что отец? — тише спросила Полина. Юрины пальцы сжали руль чуть сильнее. Он уже отпустил эту ситуацию, но понял, что простить его за предательство никогда не сможет.              — Без понятия, — слегка нахмурившись, ответил Юрка, — мы не виделись и не слышались с того раза, когда он сказал, что я отвратителен после моего признания об ориентации.              — Ну хоть не ударил… — тихо пробормотала Полина. Она помолчала несколько секунд, потом перевела тему: — Ну а что у тебя с личной жизнью? Ты состоишь с кем-нибудь в отношениях?              Личная жизнь Юры в последнее время — это был дремучий лес. С Михаилом он расстался ещё перед Новым годом — тот наконец нашёл партнёра по любви, и Юрка со спокойной душой отпустил его.              К поискам нового даже не приступал. Посчитал, что придёт само. Но вот каждый норовил залезть с этим вопросом к нему в душу.              Глаза закатились сами собой.              — И ты туда же… — пробормотал Конев. — Недавно вот мама интересовалась, думала, может, я её с кем-то познакомлю из… Своего круга.              Полина резко повернула в его сторону голову. Боковым зрением Юрка видел, что Клубкова вытаращила на него глаза.              — Твоя мама… Приняла тебя?              Юрка пожал плечами настолько, насколько позволяла его поза.              — Не знаю. Она ни о чём конкретно не говорила, но раз завела тему о знакомстве, то, наверное, да.              — Так это же хорошо, Юр. Хоть кто-то из близких понял. Тем более мама. А твои друзья из группы знают, что ты гей?              Юре нравилось вести беседы с Клубковой. Не нужно было кем-то притворяться, что-то выдумывать. Вот она сидела рядом с ним, и теперь он мог рассказать ей что угодно.              — Ну я не говорил им до последнего. Боялся, что они гомофобы, хотя мы никогда не обсуждали сексуальные меньшинства. Признался буквально в том месяце, когда у Ильи было день рождения.              В голове тут же всплыло это воспоминание.              «Очередной вечер в полюбившемся баре подошёл к концу. Юрка бережно прятал синтезатор, когда к нему подошёл Илья. Олаф уже убежал домой, и они остались вдвоём.              — Слушай, Юр, у меня тут на выходных тусовка намечается по поводу моего дня варенья. Ты как, не против присоединиться? Если хочешь — приходи с девушкой, а если у тебя её нет, могу познакомить с младшей сестрой, — он усмехнулся, а Юрка мысленно вздохнул.              — Нет, не нужно. Я… Не очень лажу с девушками, поэтому приду один, — признаться ему в своей ориентации Юра не решился.              — Да брось. Олаф будет со своей пассией, я тоже пригласил одну даму. А ты один? Так не пойдёт.              «А с другой стороны», — подумал Юра, — «когда-нибудь о моей ориентации они всё равно узнают».              — Слушай, Илья, — Конев посмотрел на него исподлобья, — я — гомосексуалист. И поверь, ни одна девушка меня не заинтересует.              — О, — многозначительно протянул Илья. Он помолчал, и Юрка не мог на самом деле понять, как друг отнёсся к этой новости. Ему вдруг стало жаль, если у Ильи имеются гомофобные настроения. Всё же Ветров был одним из тех друзей, которых у Юры уже давно не водилось. — Тогда понятно. Ладно, извини, я тут со своими девушками к тебе полез… Ну, а парень у тебя есть? Приходи с парнем.              Юрка опешил от изумления. Он уже успел напридумывать себе разные исходы этого разговора, но никак не предполагал, что Илья… Встанет на его сторону. Учитывая, откуда он приехал.              — И ты не станешь выгонять меня из группы, бить мне лицо и обзывать меня грязным пидором?              Илья сначала округлил глаза, а затем задрал голову и расхохотался.              — Боже, Юра, — сказал он, когда отсмеялся, — откуда такие мысли? Хотя глупый вопрос. Мы же с тобой оба выходцы из очень консервативной страны, поэтому такие мысли вполне уместны. Но, слушай, мне всё равно, кто в твоей постели: мужчина или женщина. Это твоё личное дело. Вот серьёзно. Если тебя в жизни всё устраивает, то какая к чёрту разница? Ты хороший друг и отличный музыкант. Поверь, твоя ориентация — это последнее, что меня беспокоит. И Олафа, кстати, тоже. Он, вообще, поддерживает секс-меньшинства, хоть и сам таковым не является. Я держу нейтралитет. Ко мне хорошо — и я хорошо. Поэтому не переживай. Ты в первую очередь мой друг, который всегда может на меня положиться и на которого могу положиться я».              После этого диалога Юрке даже стало легче. Теперь между ним и его друзьями таких грандиозных секретов не имелось.              — И как прошло? — живо поинтересовалась Полина. Они въехали в Потсдам.              — Хорошо, — Юрка остановился на запрещающем сигнале светофора. Полина с любопытством разглядывала окрестности. — Они меня приняли.              — Слушай, а здесь красиво, — восхищённо проговорила она, потом снова посмотрела на Юру и улыбнулась. — Я рада, что с ребятами из группы у тебя всё разрешилось. Но от вопроса ты всё же увильнул.              Полина… Осталась Полиной. Всё той же любопытной Варварой, кой была в лагере.              Юрка даже улыбнулся. Иногда было приятно возвращаться в забытое.              — Да нет у меня никого, Поль. С последним партнёром расстался ещё до Нового года, а новые секс-отношения пока не заводил.              Клубкова расхохоталась.              — Секс-отношения? Юр, а что нибудь посерьёзнее ты в жизни пробовал?              — Конечно, — с деловым видом кивнул Юрка, — вот уехал из СССР. Чем тебе несерьёзный поступок?              — Конев, ты неисправим, — она двинула его в плечо. Юрка вывернул в сторону частного сектора, и вскоре автомобиль оказался у дома Коневых.              Полина ахнула. Её глаза загорелись при виде маминого палисадника с различными кустовыми розами — её последнее увлечение после развода.       Каких только роз там не цвело: и оранжевые, и розовые, и коралловые, и бордовые, и алые, и жёлтые. И, конечно же, белые.       — Какая красота, — прошептала Полина, заходя во двор. И тут же тихо напела: — Белые розы, белые розы — беззащитны шипы. Что с ними сделал снег и морозы, лёд витрин голубых? Люди украсят вами свой праздник лишь на несколько дней и оставляют вас умирать на белом холодном окне…       Юру пробрала жуткая ностальгия. Хит Юрия Шатунова «Белые розы» был одним из популярных в Советском союзе. Он частенько слушал эту песню по радио, когда сидел за кухонным столом в Харьковской квартире.       Как же давно это было.       Полина продолжала вертеть головой из стороны в сторону с открытым ртом, пока они шли к входным дверям.       — Ух ты, летние качели. А как здесь тихо! Я уже и забыла о тишине. Моя тётка живёт в очень шумном районе Уфы, и под окнами у нас вечное движение.              Они прошли в дом.              — Мам, — крикнул Юра, затаскивая чемодан Полины, — мы приехали.              В коридор из кухни вышла Тамар с очень довольной улыбкой на лице.              — Полиночка, — она крепко обняла Клубкову, и Юрка даже удивился такому гостеприимству для человека, с которым мать виделась единожды, но, очевидно, Полина понравилась ей с первого взгляда. — Наконец-то добралась до нас. Ну как твои дела, рассказывай. Как там в России? Я уже почти накрыла на стол… — она потащила зачарованную Полину в сторону кухни. Юрка закатил глаза.              — Я отгоню автомобиль к Илье и вернусь, — крикнул он им вдогонку. Ответом ему послужило хоровое женское «Ага». Полина уже о чём-то без умолку болтала с его матерью, словно они были старыми подружками, и Юрка на всё это только лишь покачал головой.              Через час он вернулся от Ильи, который очень настойчиво выспрашивал про подругу Юры из России.              — Вот приведу её в бар и познакомишься, — просто ответил Юрка.              Зайдя во двор, он заметил, что Полина и его мама уже сидели на летних качелях с бокалами, наполненными красным вином, и о чём-то разговаривали между собой.              Юрка в который раз подивился тому, как легко Клубкова нашла общий язык с его родительницей.              Чуть позже, когда мама отправилась к подруге, Юра показал Полине дом. Они как раз зашли в его комнату, и Клубкова с интересом стала рассматривать многочисленные фотографии, висевшие на стене. На некоторых из них был маленький он, на некоторых — чуть постарше. Но большая часть снимков была сделана уже здесь, в Германии. Там были фото и с однокурсниками, и с некоторыми преподавателями с различных фестивалей и просто с ребятами-соседями. Даже уже было несколько фотографий его группы.              И, конечно, Юрка не сомневался в том, что фото, стоящее на столе, привлечёт внимание Полины больше всего.              — Это же… — она обернулась на Юрку, а потом взяла снимок в руки. — Мы здесь такие… Юные, — она как-то грустно улыбнулась. — И я, и Ксюша, и Ульяна. Сидорова, — тут Клубкова хмыкнула, — кстати, так ничего больше и не слышала о ней после лагеря, — Юрка передёрнул плечами, предпочитая вообще не думать о Маше, — а вот и ты, улыбчивый и дерзкий. И… Счастливый Володя, — Полина вдруг посмотрела на Юру, который пальцем стирал тонкий слой пыли с подоконника. Юрка же, видя её взгляд боковым зрением, мысленно думал, что стоило бы навести влажную уборку в собственной комнате, а ещё о том, что Володя на том снимке действительно выглядел счастливым. — Слушай, Юр, — тихо проговорила она, всё ещё держа в руках рамку с самой лучшей фотографией, — а ты не думал, что… Ну что Володя не женился. Ничего не пытался узнать?              Юрка тряхнул головой. Его волосы слегка завились на макушке, и их пора было подстричь, но Юрка всё никак не мог добраться до парикмахерской.              — Узнать? — интонация была небрежной, но отчего-то от этого разговора в горле встал ком. — А что узнавать? Что он… Счастлив и стал примерным семьянином?              — Да откуда ты знаешь? — вдруг воскликнула Клубкова. — Люди разводятся, в конце концов. Может, у них ничего не получилось. Ну, Юра, ну посмотри, какой он счастливый рядом с тобой. Я… Я не верю, что он мог так поступить.              — Поль, — Юрка прикрыл глаза и помассировал их большими пальцами, захватывая и переносицу тоже. — Он резко пропал, потом прислал открытку. Что ещё нужно для уверенности? — Конев открыл глаза. Он не злился на Полину, но чувствовал, что не хочет продолжать этот разговор.              Полина открыла рот. Потом закрыла. Нахмурилась. Но спорить не стала. Снова перевела взгляд на снимок.              — Знаешь, я ведь тоже не поехала на свадьбу к Ульяне. Хотя она звала и грозилась, что перестанет со мной общаться, если я не приеду. Но я твёрдо стояла на своём. Наверное, испугалась, что могу вновь увидеть её и… Что-то почувствовать. Ведь когда человека нет в твоей жизни, это намного легче, правда? Лучше не встречаться, чтобы потом не было больно, — она с нескрываемой печалью выдохнула и подошла к Юре. Обняла его со спины, уткнулась лбом в лопатки. — Мы оба с тобой привязаны к тем, кого уже давно нет рядом. И влюбиться в кого-то очень тяжело. Хотя мне хочется. И я стараюсь не ограждаться от знакомств. В отличие от тебя.              Юрка в ответ промычал что-то нечленораздельное. Сейчас его основными страстями были музыка, джазовая группа и учёба. И ничто так сильно больше не вызывало в нём любовь.              Хорошо это или плохо — Юрка не знал.              На следующий вечер Конев потащил Клубкову в бар. Та надела своё лучшее платье в жёлтую клетку и нанесла очень яркий макияж.              Стоило им переступить через порог, как все взгляды сразу устремились на неё. Но Полина ничуть не смутилась и с гордо поднятой головой прошла под руку с Юрой к сцене, где за ударной установкой восседал Илья и просто бил палочками без ритма по ударному пластику. Стоило ему поднять глаза на пришедших, как Юрка понял, что ещё никогда в жизни не видел такого взгляда у друга.              Он просто молниеносно стал пожирать глазами Полину. Юрка видел, как взгляд Ильи метался по всему телу Клубковой, и не сдержал усмешки. Клубкова же склонила голову набок и в ответ с не меньшим интересом смотрела на Илью.              — Это и есть ваш ударник? — спросила она нараспев, не спеша отпускать Юрину руку.              — А это и есть та самая подруга, о которой говорил Юра? — в такой же манере спросил Илья и игриво улыбнулся. — Надо же, я уже и забыл, как красивы девушки, рождённые в бывшем Союзе, — он отложил палочки, встал с табурета и подошёл ближе. — Позволите? — его пальцы обхватили свободную руку Клубковой, и Илья поднёс её к своим губам, тут же целуя тыльную сторону. Полина залилась краской и таращилась во все глаза на ударника, а Юра почти не сдерживал смешков от их взаимодействия.              — Илья, — проговорил он, смотря на Полину и отпуская её руку.              — П… Полина, — слегка замялась она.              — Очень приятно познакомиться, Полина. Надеюсь, ты любишь джаз?              Юра ещё никогда не видел, чтобы Илья был таким галантным. Он ещё никогда не видел, чтобы Ветров не сводил пристального взгляда с девушки, и ещё никогда не видел, чтобы он интересовался у кого бы то ни было о его навыке работать с ударными инструментами.              Когда они сделали перерыв, Олаф, который тоже наблюдал за тем, как Илья что-то рассказывает Полине, вдруг спросил:              — Yura, was its los mit ihm?              Юрка, не отрывая взгляда от этих двоих, ответил очень лаконично:              — Ich glaube, er hat sich verliebt.              И Конев в своих предположениях не ошибся. Остальные три недели, что Клубкова гостила у них, Илья ошивался в доме Юры почти каждый вечер после работы, если они не играли в баре.              Он приносил Полине цветы, забирал её на экскурсии, когда у него были выходные, сводил её в хорошие магазины, даже что-то купил ей из одежды за собственный счёт.              Юрка даже и не понял, к кому Полина в итоге приехала, но возмущаться по этому поводу совершенно не стал. В конце концов, кто-то из них двоих должен быть счастлив.              Двадцать четыре года, как и полагается, Юра наконец-то встретил в кругу друзей.              Они умудрились оказаться в Мюнхене, и Илья, который однажды ездил туда, показал ребятам множество достопримечательностей, а Клубкова с её скудным знанием английского, который она улучшала постепенно, ухитрилась выбить для ребят концерт на каком-то дне рождения в июне.              — Поля, — Илья оставил смачный поцелуй на её щеке, а пьяные глаза Клубковой светились любовью, — а давай к нам в Германию, будешь нашим менеджером. Ну что тебе в той России делать? А тут Юрка, и я теперь.              — А вот позовёшь замуж, тогда и посмотрим, — игриво ответила Клубкова. Илья перевёл взгляд на Юру, который в это время, лёжа на газоне, смотрел в чистое небо и чувствовал, как ему спокойно и хорошо за последнее время.              — Конев, ты свидетель, — бросил Илья настолько серьёзно, насколько позволяло его состояние.              — Хорошо, — выдохнул Юрка, улыбаясь.              — А ещё крёстный наших будущих детей, — со смехом проговорила Полина.              — Несомненно, — с сарказмом отозвался Конев, но тему они не продолжили, потому что к ним вернулся Олаф с полными пакетами вредной еды из Макдональдса. Парни решили показать Полине, что такое гамбургер и картошка фри.              Смотря на ребят, которые шутили и смеялись, Юрка понял, что за последние несколько лет это был его лучший день рождения.              Полина уехала в первых числах июня. Юрка уже так привык к их вечерним разговорам, что, вернувшись домой, тут же ощутил эту пустоту. Не доносился заливистый и громкий смех из кухни, а ванная комната не занималась на полчаса для водных процедур. Всё же Клубкова принесла немного живого вихря в его жизнь.              Но грустить Юре было некогда. Впереди его ждали экзамены, диплом, поступление на дирижёрское и параллельно с этим выступления в нескольких городах Германии.              К концу лета на Илью напала меланхолия. Юрка как раз вернулся из Берлина, — ездил на день рождения к Августу, — и пришёл в бар, чтобы провести время за игрой, как внезапно обнаружил Ветрова за барной стойкой и, сидящего рядом с ним, Олафа.              Даже издалека Юрка понял, что сегодня они играть не будут. Конев обошёл ребят и сел по другую сторону от Ильи.              Перед Ветровым стояли два пустых бокала из-под виски, а бармен готовил третий по счёту коктейль. Глаза ударника были устремлены в одну точку, подбородком он упёрся в сложенные руки, которые в свою очередь покоились на поверхности барной стойки.              Юрка поднял глаза на Олафа, тот поймал его взгляд.              — Was its los mit ihm? — спросил Юра у бас-гитариста.              — Я не могу без неё, — вдруг пробормотал Илья по-русски. Олаф нахмурился.              — Pauline, — сразу пояснил Юра, и Олаф тут же смекнул. Внезапно за их спинами раздалось покашливание, и Юра с Олафом обернулись, замечая администратора заведения.              Дело пахло дрянью. Они уже должны были начать вечернюю программу, но их ударник, а по совместительству и голос сегодня был не в состоянии исполнять композиции.              — Ich werde handeln, — бросил Олаф и встал со стула, отходя вместе с администратором — суровым сорокалетним мужчиной с бородкой и в очках — чуть в сторону. Юрке не было слышно их разговора, и всё своё внимание он сейчас обратил на Илью.              На очень поникшего и разбитого Илью.              И неожиданно нашёл в нём отражение самого себя из восемьдесят шестого.              Такого же разбитого от расставания с человеком, который принёс столько счастья. От которого сердце замирало, а в животе творилось что-то невообразимое, словно там застряли тысячи бабочек. Которого хотелось прижимать к любой поверхности и целовать до боли в губах.              Илья влюбился в Полину. И Юра был уверен, что Полина сейчас там, в России, такая же потерянная. Потому что читал её письма.              У него и у Володи не получилось быть вместе. Но у Ильи и Полины есть реальный шанс.              И разве мог Юра не помочь хотя бы им?              — Мне так плохо без неё. Ты когда-нибудь чувствовал это, Юр?              «Иногда мне кажется, что я до сих пор это чувствую», — подумал он, но в свою историю углубляться не хотел. Быть может потом, когда-нибудь Юра поделится этим со своим друзьями, но не сейчас.              — Илья, — Юра положил руку ему на плечо и сжал, — если всё так, как ты говоришь, то… Почему ты ещё здесь?              Илья приподнял голову и вытаращился на Юру.              — Поверь, — продолжил Конев, — нет ничего ужаснее, чем бездействие. Хватай Полину прямо сейчас. Пока можешь. Езжай в Россию, адрес я тебе дам. И привози её сюда.              Кажется, Илья загорелся этой идеей. И, действительно, через несколько дней он даже купил кольцо и сообщил родителям, что едет за невестой.              Юра провожал его до аэропорта, такого взволнованного и счастливого, словно Илья выиграл самый крупный в этой жизни приз.              Но, возможно, так оно и было.              А потом счастливая Клубкова вернулась вместе с Ильёй и кольцом на пальце. Впереди их ждали вопросы со свадьбой и получением гражданства.              А у Юры начался новый виток в жизни. Он поступил на дирижёрское и наконец-то дописал первую песню, которую продемонстрировал ребятам одним поздним осенним вечером.              Полина как раз получила статус резидента ещё на полгода, и теперь вместе с ребятами проводила вечера в баре, а днём работала в одной из маленьких фирм помощником экономиста, с которым общалась на английском языке.              — Юра, — выдохнула Клубкова, прижимаясь к Илье, и как же Юре было приятно видеть их обоих счастливыми, — это потрясающе. Вы должны выступить с этой песней, просто обязаны!              Юра смущённо улыбнулся.              — Мне кажется, она требует некоторой доработки… Да и слова нужно к ней тоже написать. Я всё же больше композитор.              — Eine sehr schöne melodie. Worum geht es? — задумчиво спросил Олаф.              Когда Юра писал её, он тоже думал, о чём конкретно эта мелодия. На ум приходило только одно: о том лете восемьдесят шестого.              Юрка не мог сказать, что он писал конкретно о Володе. Просто он рассказывал об общих чувствах, что он испытывал тогда.              Страсть. Влечение. Нежность. Заботу. Любовь.              — Über den Sommer, der mein Leben verändert hat, — уклончиво ответил он. Илья перевёл для Клубковой, и та не сводила внимательного взора с Конева. Но Юра на неё не смотрел. Он знал, о чём подумала Полина.              — Gefällt mir sehr. Ich werde versuchen die Worte zu finden, — ответил ему Олаф, и Юрка заметил, что их бас-гитарист очень сильно проникся мелодией.              Конев кивнул на это и по привычке спросил у Ильи по-русски:              — Вы уже определились с датой свадьбы?              Полина и Илья переглянулись.              — Мы думали про конец апреля, — ответил Илья.              — Кстати, ты свидетель, — весело сообщила Клубкова, чему Юра очень сильно возмутился.              — И что, дурацкие конкурсы тоже будут? — закатил глаза Конев. Перспектива быть свидетелем на чьей-то свадьбе не очень воодушевляла, но Юру зажали в тиски — он по пьяни согласился на многие вещи.              — Конечно, — со смехом в голове ответил Илья. — Всё как на настоящей русской свадьбе. И тамада хороший, и конкурсы интересные.              — Тогда я точно никогда не забуду этот день, — с иронией ответил Конев, а потом они начали вечернюю программу.              Ближе к ноябрю Юра заметил, что мама начала ходить на свидания. Она не говорила конкретно об этом, но он подметил, что в её гардеробе стали появляться платья, на лице — косметика, а на голове она всегда старалась сделать какую-нибудь причёску. Да и по вечерам в таком прикиде она явно не на работе пропадала.              Спрашивать Юра ничего не решался и старался всегда помочь ей с домашними делами и взять на себя часть денежных трат.              Концерты приносили хороший доход, а ещё Юра после Нового года решил, что будет брать незначительные заказы на песни.              Пора было с чего-то начинать.              Он хотел загрузить себя по полной, чтобы на пустые мысли и дела практически не оставалось времени.              В декабре Юра решился на одно свидание. С молодым человеком по имени Кристиан он познакомился в одном из гей-баров, и этот парень вроде как даже понравился Юре. Был довольно начитанным и интересным собеседником. Они много болтали о творчестве Юры, и Юра даже проникся тем, что Кристиан так активно этим интересуется.              Но где-то в глубине души сидело странное, свербящее чувство, что всё это было не то.              Однако Юра пытался заглушить его и упорно продолжал убеждать себя, что в Кристиане есть всё то, что он так давно искал. Поэтому он пошёл и на вторую, и на третью, и даже на четвёртую встречу.               Но всё оказалось напрасно. Юра чувствовал и симпатию, и притяжение, но не ощущал в полной мере, что влюблён.              Надолго его не хватило. И Рождество он уже отмечал в компании мамы, которая тоже в последнее время сидела дома.              Тогда Юра решился поговорить.              — Мам, — обратился он с неловкостью в голосе, всё же обсуждать личную жизнь матери, наверное, было не совсем прилично, но Юрку очень терзало любопытство, — а чего ты больше не уходишь никуда по вечерам? Ничего не вышло?              Мама вздрогнула и с удивлением подняла на Юру глаза. В её руках была книга одного из русских классиков, но Юра не знал, что конкретно она читала.              — Откуда ты знаешь, что я ходила на свидания?              Юра усмехнулся и зачерпнул ложкой щедрую порцию малинового варенья. Что-что, а заготовки у мамы на зиму всегда получались шикарными.              — Ну как, ты очень изменилась. Даже расцвела, я бы сказал. По вечерам часто пропадала. Вот я и сделал соответствующие выводы.              Мама покачала головой и тоже усмехнулась.              — Да, ничего не вышло. Я уже думала познакомить вас, но обмолвилась, что ты нетрадиционной ориентации, и, к сожалению, услышала много негатива именно в твою сторону. Как матери, защищающей своего ребёнка на протяжении всех лет, мне было слушать это крайне неприятно. Я влепила ему пощёчину прямо посреди ресторана и сказала, что нам не по пути. И что никто не может поливать моего ребёнка грязью.              Юра аж выронил ложку из рук и та утонула в небольшом блюдце с густым вареньем. Он смотрел на маму с широко распахнутыми глазами и чувствовал невероятную благодарность за то, что она нашла в себе силы принять его.              — Мама… — он не сдержал порыва и встал с места, чтобы крепко её обнять. Даже несмотря на то, что ему уже было двадцать четыре, чувствовать родительскую поддержку в любом возрасте было приятно. Юра поцеловал её в макушку. — Мне правда жаль, что…              — Не жалей, — перебила она его. — Я ни капельки не жалею. И ты не вздумай. Если человек не может принять моего ребёнка, я никогда не выберу этого человека.              В этот момент Юра почувствовал себя маленьким мальчиком, которого мама оберегает от проблем внешнего мира, и от этого ощущения появлялись мысли, что всё же Юра не так одинок в своей жизни, как порой ему казалось.              Девяносто пятый Юра встречал в компании друзей. Мама уехала к дяде Серёже, а сам Юра пришёл к Илье в гости. Его родители вдвоём улетели в Испанию и оставили дом на попечение будущей невестки, собственного сына и младшей дочери.              Лера — сестра Ильи — оказалась очень скромной девочкой и практически весь вечер молчала, изредка отвечая на вопросы Юры, который решил найти в ней собеседницу, потому что был единственным, кто остался без пары в новогоднюю ночь, а сестра Ильи так же была без кавалера.              — Мне нравится Полина, — проговорила Лера, наблюдая за тем, как Клубкова и Илья танцуют медленный танец. — Весёлая, всегда поможет, ведёт себя так, словно я тоже её младшая сестра.              Юрка пригубил рома и откинулся на спинку дивана.              — У неё действительно есть младшая сестра. Но они уже много лет не виделись и не общались.              — А из-за чего? — полюбопытствовала Лера, однако Юрка не стал рассказывать эту историю. Лишь махнул рукой и отвертелся фразой: разные взгляды на жизнь случились.              Он не знал, рассказывала ли Полина о прошлых опытах Илье, но лезть в это точно не собирался.              Какая разница, что там было в прошлом?              Ведь сейчас есть хорошее настоящее.              Девяносто пятый вступил в свои права.              А Юра окончательно перестал думать о Володе.              Дальше всё закружилось в быстром темпе. Юра сдал на отлично первую сессию на дирижёрском направлении, выступлений у группы прибавилось. Жизнь била ключом, но в любви Юра по-прежнему был осторожен и слишком избирателен.              Никто надолго в его объятьях не задерживался: как только Юра понимал, что это не то, то тут же отпускал человека без мук совести.              Клубкова даже однажды сказала, что всех Берлинских геев не хватит, чтобы удовлетворить потребности Юры.              А Юра знал, что его человек просто ещё не нашёлся. Он наверняка ходил где-то рядом, а Юра его просто не замечал.              В феврале ребята подали заявление в ЗАГС, а в конце апреля наконец сыграли свадьбу.              Гостей собрали немало — русская свадьба всё же. Прилетела Полинина тётка, которая тут же нашла общий язык с будущими свёкрами. А учитывая, что все они были выходцами из Советского союза, то разговоров набралось достаточно. К их коалиции присоединилась и Юрина мама, которую также позвали на свадьбу.              Юру действительно сделали свидетелем со стороны невесты, а со стороны жениха свидетельницей стала застенчивая Лера.              По старым традициям жених выкупал невесту, и Илье подготовили каверзные испытания, в которых также должны были участвовать и друзья. И Юре пришлось и ложиться на лестницы, и целовать всех женщин на пути, и разуваться, чтобы искупать ноги в ледяной воде.              Создалось ощущение, что это он женится, а не Илья, которому, впрочем, тоже досталось немало испытаний на пути к своей возлюбленной.              Когда они добрались до комнаты, где пряталась невеста, Юра выдохнул. И позволил себе полюбоваться Клубковой.              Она светилась счастьем. Казалось, оно начиналось где-то внутри неё и выходило наружу посредством ярких эмоций.              На Полине было красивое белое платье с короткими рукавами. Нежное, элегантное кружево струилось по всей длине юбки, которая была в меру пышная, а верх платья был покрыт оборкой. На руки Клубкова надела полупрозрачные перчатки в сеточку. Длинная фата крепилась к ободку из белых цветов, так сильно выделяющихся на фоне каштановых волос Клубковой. Макияж был нежный, как весна на дворе.              Полина была по-настоящему красива, и вид подруги в свадебном платье вызвал в груди Юры неподдельные радость и восторг.              Он действительно испытывал искренние чувства по отношению к Полине и Илье.              И он был рад, что хоть кому-то удалось быть вместе.              Хуже всего бездействие. Это так.       Однако Юру нельзя было в этом обвинить. В своё время он тоже сделал всё, что мог, но очевидно у судьбы были на него другие планы.              После регистрации брака молодые отправились на недлительную фотосессию, а остальные гости в ресторан, который арендовали в пригороде Берлина.              Он был таким же роскошным, как и тот ресторан в Харькове, когда Юра был на свадьбе у Ани. Нежные светло-розовые тона перекликались с песочными оттенками и создавали спокойную, приятную атмосферу.              Еда была вкусная, алкоголь неплох. Юра выпил достаточно, чтобы осмелеть, и пошёл участвовать чуть ли не в каждом конкурсе, который предлагала тамада.              Чуть позже он даже пригласил Леру на медленный танец, заметив, как та робко сидела в одиночестве и смущённо поглядывала на танцующих.              А Юра просто наслаждался моментами. Было так легко и хорошо, и это состояние стало для него привычно.       Больше не было тревог. Сомнений. Грусти. Жизнь в конечном итоге не стояла на месте.              Даже его мама познакомилась с каким-то немцем и весь свадебный вечер проговорила с ним. Юрка порой поглядывал на неё, ища признаки дискомфорта рядом с чужим мужчиной, но, видя её улыбку, успокаивался.              После свадьбы Полина и Илья улетели в Грецию, чтобы провести там медовый месяц, а Юра во время их отсутствия вместе с Олафом дописал песню и готовился к сдаче летней сессии.              Когда начались каникулы, Юра тоже взял себе небольшой отпуск и поехал ближе к морю.              Шум прибоя приносил за собой вдохновение, и Юра каждый вечер на синтезаторе, который прихватил с собой, играл новую композицию, на которую его вдохновили волны и закатное солнце.              У него даже случился короткий курортный роман, что тоже оставил приятный след в душе.              Осенью мама познакомила его с Леоном. Это был тот самый мужчина, который присутствовал на свадьбе, и первое, что бросилось в глаза Юре — его пышные тёмные усы.              Леон оказался учителем математики в одной из школ Потсдама и в целом создавал образ приятного собеседника. Он много знал о психологии детей и часто рассуждал о том, как они бывают непоняты. А ещё Юра заметил, каким влюблённым взглядом он смотрит на его маму. И судя по всему он не имел ничего против гомосексуалистов.              Иначе мама бы его не привела в дом.              После совместного ужина Юра дал своё благословение и увидел облегчение в материнском взгляде.              Леон действительно ему понравился, и вскоре они стали жить под одной крышей. Он выказывал Юре должное уважение, всегда предлагал ему помощь, интересовался его делами и успехами, и Юра заметил, что Леон относится к нему теплее, чем его собственный отец за последние годы.              В суматохе дел Юра и не заметил, как промчался девяносто пятый. Девяносто шестой он встречал в уже полюбившейся компании друзей.       С музыкой, весельем, смехом и плясками.       И, к огромному сожалению, в этот раз в голове ничего не всплыло. Ни мыслей о Володе, ни о том, что в этом году должна состояться их заветная встреча.