С любимыми не расставайтесь

      Когда Вова перевёлся из их группы, дышать стало легче. Однако тоска от странных, пугающих чувств преследовала Володю даже после Вовиного ухода из института.              Размышления заставили Володю погрязнуть в них. Давыдов по вечерам часами сидел в своей комнате и анализировал собственные чувства к человеку своего же пола.              Это было чудовищно. Ужасно. Неправильно.              Ему сразу вспоминались перепуганные и искажённые болью лица его друзей — Жени и Владика, которые, как оказалось, имели друг с другом… Связь.              Мужеловство, если быть точнее.              Первые чувства, которые посетили Володю, когда все узнали о ребятах, были не отвращение или презрение, а банальная жалость и страх за этих двоих. Ведь этот грех — серьёзное преступление. А та страна, в которой они живут, такое не прощает.              Володя и ранее слышал о… Подобном. Ещё когда прочитал дневник Чайковского, где тот описывал пылкую любовь к своему племяннику Бобу… Володе тогда показалось, что это не та любовь, которая может быть между близкими родственниками.              Разве человек, которому под полтинник, полезет на крышу, чтобы смотреть на грозу? Или пойдёт в длительную прогулку?              Что это, если не любовь?              Другое дело, что любовь эта… Ненормальная. Неправильная. Но существующая.              Поэтому то, что произошло между Женей и Владиком, Володю, в общем-то, не удивило.              А потом он понял почему.              Вовка пришёл к ним в сентябре восемьдесят четвёртого и сразу заразил своей мягкой и обворожительной улыбкой. Он улыбался одними лишь губами, растягивая их широко, но эта эмоция всегда настолько выглядела открытой, что Володя просто любовался ей каждый раз, когда Вовка позволял проявиться ей на лице.              Володя ловил себя на мысли, что ему нравится чуть грубоватый голос однокурсника, с особенным хрипом, что так сильно… Будоражил. Ему нравилось смотреть, как руки его тёзки жестикулируют и доносят до собеседника весь спектр эмоций рассказываемой истории. Ему нравился его смех: глубокий, беззаботный.              Володе просто нравился Вова. Его тянуло к этому улыбчивому парню, и Володя, когда впервые понял это, весь вечер сходил с ума: он мерил шагами свою просторную, идеально убранную, комнату; зарывался пальцами в волосы и трепал их, создавая на голове хаос; открывал несколько раз окно и смотрел на тенистый двор с третьего этажа своего дома. Внизу, на лавочках сидели парочки, небольшие компании ребят с его двора. Володя редко общался с ними, а если и разговаривал, то это были больше вежливые соседские беседы.              Он пытался найти хоть что-нибудь о своём… Заболевании. Перештудировал кучу книг по психологии в библиотеке МГИМО, бывал и в других храмах литературы, но ничего подобного не нашёл, пока поиски не привели его к самиздату.              Этот литературный мир открыл Володе глаза на многие вещи. Там он познакомился с циклом «Хроники Нарнии» Клайва Стейплза Льюиса, прочёл несколько романов Стивена Кинга, которые были запрещены в СССР, а главное — наткнулся на те книги, которые искал.              Первым романом, в котором открыто упоминались гомосексуалисты и который прочитал Володя, стал роман «Выигрыши», написанный Хулио Кортасаром.              Сюжет не вертелся вокруг нетрадиционных отношений, но о них так открыто говорилось на строчках романа, что Володя просто ещё несколько дней находился под ярким впечатлением.              Такие книги его захватили, однако чем больше он читал, тем сильнее убеждался, что такие отношения — мерзкие и отвратительные для общества. И сам он чувствовал себя ужасно, потому что влечение к Вове, его одногруппнику, не давало ему спокойно жить.              Однажды Володя, это был почти конец восемьдесят четвёртого, чуть не поддался на свои же желания.              Так вышло, что им задали совместный проект для допуска к зимней сессии по одному из предметов, и Володе в пару поставили именно Вовку. Давыдов не знал, чем заслужил такую ношу, но отказываться не стал, ибо это выглядело бы слишком глупо.              Вовка был общительным парнем и довольно грамотным, поэтому отличнику Володе сработаться с ним не составило труда. Но напряжение из-за тяги к однокурснику тело Володи не покидало.              За несколько дней до сдачи проекта они договорились доделать его у Володи дома. Родители как раз уехали в гости и квартира была полностью в распоряжении Давыдова, поэтому он решил, что завершить проект можно будет у него.              Вовка его идею поддержал, но, когда он появился на пороге Володиного дома, Володя понял, как просчитался.              Потому что уединение и бедро одногруппника, прижимающееся к его бедру, когда они сидели за одним столом и выбирали наиболее удачный материал, не способствовали здраво мыслить.              Володя не думал о деловом этикете при переговорах, все его мысли крутились только возле желания положить свою ладонь на колено Вовы. И погладить.              Хотелось почувствовать тепло его кожи. И Володя даже занёс руку, завороженный от собственных мыслей, но в этот момент Вова поёрзал на стуле и чуть отодвинулся от Давыдова, что Володю отрезвило. Он с ужасом на лице отпрянул от Вовы и едва не упал со стула.              Вова с недоумением в глазах посмотрел на Володю:              — Ты чего? Всё в порядке? — участливо спросил он. Володя сглотнул и потеребил дужку очков, как делал всегда, когда нервничал.              — Да-да, — торопливо ответил Давыдов, — всё в порядке. Просто… — мозг лихорадочно соображал, что же такого соврать Вове, чтобы это выглядело правдоподобно. — Просто ногу судорогой свело.              — А-а, — понимающе протянул Вова, — бывает такое. Ты стопу на себя в таком случае тяни, помогает.              Володя кивнул невпопад. Он знал об этом, потому что не раз читал о правильном поведении при той или иной ситуации, но умолчал о своих знаниях.              После того, как Вова ушёл, Володя стал чувствовать себя ещё отвратительнее, чем до его прихода. Он корил себя на чём свет стоит и не понимал, что с ним не так. Почему его привлекает мужское тело вместо женских аппетитных форм. Почему ему хочется касаться мужчины, а не мять женскую грудь, как это делают многие его сокурсники и друзья с общаги, а потом хвастаются развратом, который устраивают по ночам.              Володя тоже хотел бы похвалиться, но весь его сексуальный опыт сводился к тому, что на дне студента на первом курсе в одной из комнат общежития ему сделали минет.              Он даже не помнил, что за девушка так старательно дарила ему оральную ласку, потому что в тот вечер выпил лишнего. Она просто подошла, шепнула что-то на ухо и увела его в другую комнату, где и занялась сексуальным искусством.              Володя в тот момент не испытал чего-то крышесносного, как об этом заявляли его друзья, которым уже довелось покувыркаться в постели. Да, было приятно, когда девичий язык ласкал головку его члена, когда пальцы натягивали кожу, когда его половой орган с пошлым звуком заходил и выходил из женского рта.              Но в остальном… В остальном Володя остался равнодушен. Ему не хотелось подтянуть девушку наверх, чтобы впиться в её губы страстным поцелуем и позволить языкам со спиртным привкусом сплестись, как и не хотелось раздеть её и уж тем более смотреть на голое женское тело.              Его не привлекала ни роскошная грудь, ни сочные бёдра, ни влажные трусики.              Поэтому стоило Володе кончить, он тут же сбежал. Девушка, наверное, и не поняла ничего, и Володя надеялся, что она его на следующее утро не вспомнит.              Потому что он её забыл практически сразу.              И вот теперь был Вова. Вова, чей образ не давал покоя. Чьё тело привлекало, а сам его хозяин был просто интересен.              Володя не назвал бы это влюблённостью. Скорее, лёгкой симпатией и любопытством.              Но он постоянно осаждал себя и не давал порочным мыслям обосноваться в своём разуме.              В тот вечер, после того как Вова ушёл, Володя впервые причинил себе вред.              Неосознанно. Неспециально.              Он просто задумался и случайно прибавил вместо холодной воды горячую. Ошпарило руку, а мысли тут же очистились.              Володя провёл между этим связь. И взял себе в привычку таким образом наказывать себя каждый раз, когда его мысли выходили за рамки дозволенного.              Сначала было больно. Это ощущение пронзало все руки, отдавало тупым покалыванием, кожа краснела и даже немного покрывалась волдырями. Чтобы скрывать следы истязаний над собой, Володя пользовался качественной мазью, которую можно было достать только в одной московской аптеке. Она была импортной и действительно хорошо помогала.              Но только физически. Душевно, как бы Володя не пытался, он не смог заглушить тягу к Вове. Иногда заглядывался на него, когда тот отвечал материал у доски или гулял на перерывах, когда болтал с девчонками и друзьями. Володя делал это украдкой, исподтишка, чтобы никто не подумал, и тем более, чтобы никто не увидел его взглядов. Иначе — под трибунал. Жили они, конечно, не при Сталине, но засадить за решётку за такое преступление для советской власти — дело было нетрудным.              Поэтому, когда Вова сдал летнюю сессию и неожиданно сообщил всем, что вновь переводится, Володя испытал облегчение.              Но вместе с тем омерзение к себе никуда не делось. Володя смотрел на парочки своих друзей, которые состояли из мужчины и женщины, и не мог понять, почему природа не наградила его тягой к прекрасному полу.              Почему ему не нравилась Настя — спортсменка из параллельной группы? Или Лика — с пышной грудью и красивыми волосами? Или Аня Земцова, на худой конец — подруга детства, которая сочетала в себе три знаменитых качества из Советского фильма «Кавказская пленница». Аня была, как Нина: спортсменка, комсомолка и просто красавица. За ней увивались многие парни из института, но Володя замечал, что Аня предпочитает проводить время в его компании.              Подсознательно он понимал, что Земцова делает это не просто так, что она наверняка питает к нему симпатию, потому что это было вполне вероятно: всё детство они провели в соседних квартирах и в одной песочнице, а родители очень сильно сблизились и дружили по сей день, даже после переезда семьи Земцовых в другой район Москвы.              Аня часто навещала Володю, а потом и вовсе пошла по его стопам и поступила с ним в МГИМО на одну специализацию и попала в одну группу. Володю это даже обрадовало: хоть кто-то знакомый среди новых, незнакомых лиц.              И вот в тот самый вечер, когда и Володя, и Аня собрались в привычной компании в общежитии, чтобы отметить успешное окончание летней сессии, Давыдов, выпив чуть больше обычного, вызвался проводить Аню, которая сегодня была необычайно красива: её тело скрывало фиолетовое платье, что очень подчёркивало присущую ей бледность — Аня, кажется, не могла загореть даже в жаркое лето — и белокурые волосы, собранные в высокий хвост.              Молодые люди находились в районе станции метро «Проспект Вернадского», и Ане нужно было попасть на улицу Нежинская. Не очень удобный маршрут, потому что в таком случае Володе придётся ехать с автобусными пересадками, но он во что бы то ни стало решил довести подругу до дома.              — Ну вот, нам надо было напиться, чтобы ты наконец-то соизволил проводить меня, — игривый тон сопровождал их всю дорогу, и Аня даже не скрывала кокетства. Она часто стреляла глазами в сторону Володи, (не)случайно касалась его коленки, когда они сидели в синем вагоне, даже позволила себе прикорнуть у него на плече, пока шум металла доносился из приоткрытых форточек. Как ни странно, но этот свист всегда убаюкивал. Володя частенько умудрялся засыпать, пока возвращался домой с вечерних пар, и стук колёс о рельсы и скрип торможения — были его колыбельной.              На улице стояла невыносимая духота. Синоптики передали в ближайшие несколько дней грозы с проливными дождями, но сейчас казалось, что столицу СССР решила посетить засуха.              Аня взяла под руку Володю, и молодые люди пошли вверх по улице. Дорога оказалась практически безлюдна и почти напоминала пустыню, а сам воздух только придавал это ощущение, потому что был сухим, и у Володи даже немного закружилась голова от выпитого алкоголя, но он упорно продолжал идти вперёд.              Хотя сам не понимал, зачем вызвался. Олег — его близкий друг — давно поглядывал на Земцову, и Володя мог отдать вожжи ему, но… Но из-за смешанных чувств к Вове, Давыдову очень сильно хотелось ощутить себя нормальным.              Он хотел убедить себя, что ему нравятся девушки. Хотел сбежать от собственной природы, решив, что это просто временное помутнение.              Дом Ани был одним из круглых домов Москвы и всегда напоминал Володе Колизей. Только Колизей, в отличие от московских построек, являлся архитектурным наследием.              Они остановились у массивных дверей одного из подъездов. Аня отпустила Володину руку и повернулась к нему. Её лицо слегка раскраснелось, и привычная бледность уступила место румяным щёчкам, что делали Аню более… Естественной. Обычно Земцова напоминала Володе античную статую. Холодная и неприступная. Грациозная и красивая. И иногда неживая.              С самого детства Аня была скупа на эмоции вроде широкой, довольной улыбки или озорства. Она постоянно с осуждением смотрела на других детишек, которые позволяли себе попрыгать в луже и испачкать штаны или ели мороженое, заляпав рты и носы. Но она всегда была вежлива. И никогда не отказывала в помощи ни младшим, ни старшим.              Однако Володя по прошествии лет, когда они уже оба были в подростком периоде, начал замечать, что Аня всё же эгоистична. Выросшая в семье ярых меритократов — и отец Владимир, и мать Наталья — оба партийные участники, госслужащие до мозга костей, Аня тоже имела зачатки высокомерия и гордыни. Она была единственным ребёнком в семье и все блага шли на удовлетворение её потребностей.              Но на собственное удивление Володя умудрялся дружить с ней с самого детства и даже находить плюсы. Аня всегда была рядом с ним и всегда старалась поддержать его в чём-то новом. И она так же загорелась идеей поступить на дипломата вслед за Володей после окончания школы.              — Может, зайдёшь? — глаза Ани напоминали Володе морозные узоры на стекле. Вкупе с её бледностью и статностью Аня действительно была похожа на Снежную королеву, но Володя, зная её с малых лет, мог бы сказать, что это не совсем верное утверждение.              Давыдов качнул головой в знак отрицания.              — Уже поздно. Может, в другой раз, — уголки Аниных губ опустились вниз, и тут Володя, дабы доказать самому себе, что с ним всё в порядке, неожиданно подался вперёд, и его губы коснулись чуть пухлых губ Ани. Земцова опешила и издала удивлённый восклик, но потом вдруг прикрыла глаза и с трепетным чувством ответила на поцелуй.              Володя же… Ощутил себя ещё хуже, чем до этого. Нет, Аня целовалась прекрасно, от неё приятно пахло, а язык имел сладковатый привкус, напоминающий шоколад, но Володя… Ничего не почувствовал.              Сердце не затрепетало. Внизу живота было… Тихо. Руки не хотели прикасаться к различным местам на женском теле, а губы не могли поглотить чужие в пылком ответе.              Володя её не хотел. А под его закрытыми веками всё ещё стоял улыбчивый Вова.              Поцелуй прервался так же резко, как и начался. Глаза Ани распахнулись, и в них можно было прочесть удивление, однако Володя, неловко проведя ладонью по волосам, чуть ероша тёмные пряди и отведя взгляд в сторону на свежевыкрашенную скамейку, пробормотал:              — Извини, не знаю, что на меня нашло. Я пойду. Пока, Ань.              Всю дорогу до дома Володя прогонял в голове своё спонтанное решение. С одной стороны, ему было легко от того, что он ничего не испытал по отношению к Ане, потому что не хотел рушить многолетнюю дружбу. А с другой, его пугало, что он снова ничего не ощутил.              А может, всё дело в Ане? Может, Володе просто стоит оглядеться вокруг и встретиться взглядами с той самой?              От этой мысли серо-зелёные глаза Володи, до этого смотревшие на пол вагона метро, будто он мог ответить на все вопросы, поднялись вверх, и Володя начал цепким взглядом рассматривать немногочисленных пассажиров вокруг.              Напротив него на длинном диванчике с тёмно-коричневой обивкой сидела пожилая женщина с маленькой собачкой в руках. Та не тявкала, но смотрела на каждого, кто проходил мимо, очень настороженно. Её мелкий носик то и дело втягивал воздух вокруг, очевидно, различая множество запахов.              Но Володю точно не интересовали пожилые леди. Его взгляд пошёл дальше: переключился на зализанного парня в больших круглых очках, в рубашке застёгнутой на все пуговицы и заправленной в классические брюки. Он нервно поглядывал на часы и вздыхал каждый раз, когда стрелка медленно отсчитывала секунды. Володя не стал задерживать на нём своё внимание и переключил его на молодую девушку. Она так же сидела напротив, закинув ногу на ногу. На ней были голубые шорты спортивного кроя и непонятного размера футболка. Возможно, она возвращалась из спортивной секции, предположил Володя. В руках девушка держала журнал, и её лицо было очень сосредоточено на прочтении страниц. Володя склонил голову чуть набок, разглядывая случайную попутчицу. Она была довольно милой. Её тёмные волосы были собраны на голове в пучок, и некоторые короткие пряди выбились из него, создавая немного небрежный вид, но Володе он отчего-то понравился: настолько порой надоедала эта строгость и классика во внешнем виде.              Но это всё, что ему понравилось. Ни сама девушка, ни её коленки, ни оголённые ноги — ничего не вызвало интереса. Володя даже не стал бы с ней знакомиться.              И это удручало.              Он решил попытаться вновь. Специально выходил на прогулки, заходил в библиотеку, даже ходил в одиночестве в кинотеатр — но все девушки, на которых, так или иначе, падал его внимательный, порой даже слишком пристальный взор, не вызывали ни малейшего желания с ними познакомиться.              В один из таких вечеров, когда очередная попытка при прогулке в цветущем, пышно-зелёном сквере неподалёку от Володиного дома не увенчалась успехом, Володя сидел за столом и смотрел на ароматный пар, пропитанный чёрной смородиной и мятой, вздымающийся от чашки с чаем вверх и напоминающий тонкий слой тумана в низине поутру.              — Володя, сынок, что тебя беспокоит? — материнский голос, раздавшийся где-то рядом, заставил вздрогнуть. Глаза моргнули. Володя понял, что завис в одном положении, но даже не смог вспомнить, о чём думал в последние минуты. Словно он просто находился в трансе.              Прочистив горло, Володя ответил заторможенно:              — Ничего, — мамины глаза прищурились. Они отдавали зеленцой, напоминающей лес. — Всё в порядке, — Володя даже попытался придать голосу бодрости, но вышло всё очень… Вяло.              — Я вижу, — проворчала мама и отпила из своей кружки. От стеклянной посуды, в отличие от Володиной, пар не шёл.              «Разбавила прохладной водой», — не к месту подумал Володя. Он пытался отвлечься на что угодно, лишь бы не копаться в собственных мыслях о влечении к своему полу.              — Устал в институте? Сессия совсем вымотала? — мама включила следователя. Она делала так каждый раз, когда Володя пытался увильнуть от её вопросов. И Володя делал вид, что не понимает её уловок, как и делал вид, что охотно идёт на крючок.              Он поправил очки и с готовностью ответил:              — Да. Было… Трудно.              На самом деле эта сессия для Володи была не такой уж и тяжёлой. Он всегда усердно готовился и получал прилежные оценки на парах, и многие преподаватели ставили ему зачёты за глаза.              — Может, тебе съездить отдохнуть? Давай поговорю с тётей Наташей, она узнает о путёвках в санаторий. Лето как-никак. Не всё ж в городе сидеть.              Володя тряхнул головой. Ехать он точно никуда не хотел. Ему бы разобраться с мыслями, а смена обстановки этому точно не поспособствует.              — Иногда мне кажется, что я не понимаю ни себя, ни людей вокруг, — он не собирался разводить философские темы, но слова уже вылетели изо рта.              Мама задумалась над его фразой.              — Знаешь, — через какое-то время сказала она, — когда я смотрю на детишек в детском саду, то слушаю их наивные, чистые мысли и… Порой они помогают мне найти решение. Дети лечат, Володь. Может, тебе стоит пойти в вожатые? И характеристику хорошую заработаешь, и опыт получишь. М? Могу с Ольгой Алексеевной поговорить. Найдём для тебя подработку.              Володя засомневался в этой здравой идее, потому что где он и где общение с детьми? Он всегда этого сторонился, потому что дети — большая ответственность, а тут ещё мама предлагает пойти вожатым…              Но, с другой стороны, это реально сможет отвлечь. А может, там, в лагере он найдёт девушку, способную покорить его сердце? Ведь наверняка же есть девушки-вожатые. А даже если и нет, то точно отвлечётся.              Судьба уготовила ему поездку в некий лагерь «Ласточка» где-то под Харьковом на третью смену в августе. Сначала Володя не очень воодушевился этим, потому что Харьков был слишком далеко от Москвы. Он-то надеялся, что ему дадут работу поближе к дому, а оказалось, что она будет в другой советской республике. Но делать было нечего — пришлось ехать.              Ночь на поезде, и вот он уже стоял перед небольшим зданием, где располагалась администрация самого лагеря.              Кучерявая женщина, сидевшая в одном из кабинетов, придирчиво рассмотрела Володины документы, а потом дала добро на посадку в автобус, который следовал к самому лагерю.              Соседом по креслу у него оказался физрук Женя.              — Первый раз? — спросил он весело, закидывая крыжовник к себе в рот, который был насыпан в газетный кулёчек. — Будешь?              Володя вежливо отказался от угощения.              — Первый раз, — ответил Давыдов и по привычке поправил дужку очков. Эта привычка на самом деле его раздражала, но он ничего не мог поделать со своими руками и взвинченными нервами. — А ты? — он решил поддержать беседу, пока автобус, наполненный несколькими взрослыми, ехал по трассе. За окнами мелькал густой лес: он тянулся вдоль всей дороги, создавая сказочный фон путешествия.              — Нет, я уже бывал в «Ласточке». Но в этом году еду первый раз. Хотел на вторую смену попасть, да не успел. С женой слишком много споров было… — Женя махнул рукой. — Ай, ну её, не хочу вспоминать. Надеюсь, Иринка на третью смену останется.              Володя не стал уточнять, кто такая эта Иринка, но в голову закрались подозрения, что это не просто подруга из лагеря.              Вскоре завиднелся и сам лагерь. Володя сидел около окна и мог немного лицезреть развивающиеся на лёгком ветру красные флаги, статую Зины Портновой, в честь которой этот лагерь и был назван, красочные ворота и красивую вывеску с нарисованными ласточками.              Володя выдохнул: сердце застучало чуть быстрее от нарастающего волнения. Смена начнётся через несколько дней, но Давыдов уже стал нервничать из-за предстоящих хлопот. Он боялся, что оплошается и сделает что-то не так, но Женя, похлопавший его по плечу, заверил, что в смене нет ничего страшного.              — Да, дети иногда выводят, — говорил он, когда они пробирались по душному салону автобуса наружу, — но в целом эта лагерная атмосфера приятна. Душа тут действительно отдыхает.              Володя слушал Женю вполуха, потому что стоило ему выйти из автобуса, как глаза стали рассматривать окрестности вокруг, а лёгкие впитывать в себя самый что ни на есть чистый, кристальный воздух без выхлопных газов. Вокруг стояла тишина, которую Володя после шумной Москвы мог потрогать руками. Она ощущалась везде: в деревьях, в тропинках, даже в людях. Не было суеты. Все шли размеренно, неторопливо.              Лагерь со всех сторон был окутан лесным объятием. Володя очень забеспокоился, что его странности вылезут наружу, но, смотря на идущего впереди Женю, фигура которого была поистине атлетической, он не ощутил никаких приливов тяги. Это его немного успокоило.              Поселили Володю в одну комнату с Женей, а ещё он познакомился с Леной — второй вожатой их будущего пятого отряда.              Она была полноватой девушкой, и Володя, дабы вновь доказать себе, что он нормальный, пытался отыскать в Лене что-нибудь привлекательное.              Не нашёл.              Потом он познакомился с той самой Иринкой — и опять промах.              Было ещё несколько девушек, которые стали вожатыми других отрядов, но Володя и в них ничего не сыскал. Как и не сыскал привлекательных черт в таких же молодых вожатых-парней.              И это его окончательно успокоило. В конце концов, он приехал сюда не отношения строить.              На общей планёрке обсуждали план предстоящей смены.              — Итак, — Ольга Леонидовна — старшая воспитательница и на вид очень строгая женщина — оглядывала вожатых зорким взглядом. — Какие кружки можно предложить в эту смену? У нас останется кружок шитья, а вот театрального не будет, вместо него сделаем музыкальный. Кто-нибудь умеет играть на гитаре, например? У нас в подсобке кинозала их много стоит.              Володя закусил щеку изнутри. Играть на гитаре он умел и даже любил это дело, особенно в общежитии или на лавочке в студенческом городке по вечерам, когда собирался с друзьями.              Стоило ли признаться или смолчать? Одно дело играть самому, другое — учить детей.              Но опять вспомнилась цель его приезда — отвлечься от гнетущей реальности.              Он вскинул руку быстрее, чем мозг успел сформировать основную мысль. И уже отступать было поздно, потому что Ольга Леонидовна посмотрела на него приметливым взглядом.              — Я умею, — сказал он.              Ольга Леонидовна прищурилась.              — Владимир Давыдов, кажется? — уточнила она. Володя кивнул.              — Можно Володя.              — Отлично, Володя, — Ольга Леонидовна, кажется, даже воодушевилась. — Ты будешь руководителем музыкального кружка.              Что ж, подумал Володя, может, это было не так уж и плохо.              Когда общие вопросы были обсуждены, Володя собирался уходить, как вдруг услышал один любопытный диалог между Ириной и Ольгой Леонидовной:              — Ирин, ты списки видела? Опять Конев едет… Я уж думала, в этот сезон его не увижу… — сказано это было… Пренебрежительным тоном. Ирина вздохнула и поправила хвост на голове, затянув ярко-зелёную резинку потуже.              — Видела, конечно. Он не такой плохой…              Ольга Леонидовна махнула рукой.              — Мне хватило его ещё с прошлого года. Хулиган из хулиганов, каких ещё повидать надо. Один его косяк — и поедет домой первым же рейсом. Так что, — она пригрозила пальцем, — следи за ним в оба. Загрузи его по полной, чтобы времени свободного не осталось на шалости.              Ирина покорно кивнула, а Володю вдруг охватило жгучее любопытство. Что же это за экземпляр такой, что даже старшая воспитательница приходит в ужас от одной только его фамилии?              На выходе из общей комнаты Володя на секунду остановил Ирину. Она была низкорослой, но очень шустрой, как успел подметить Володя.              — Ир, а этот Конев он… Реально такой хулиган?              Ирина махнула рукой так же, как до этого Ольга Леонидовна.              — Юрка он… Неплохой малый. Просто вечно попадает в разные передряги, вот и зацепилось за ним клеймо хулигана. Меня вот он уважает. Вымахал, наверное, за год. Но ты можешь не переживать, — она усмехнулась, — он в моём отряде. Здоровый лоб уже, — и Ирина беззаботной походкой отправилась по своим делам.              Володя же подумал об этом Юрке, но через время забыл про него, потому что началась основательная подготовка к третьей смене.              Через несколько дней Володя возвращался обратно в Харьков уже для того, чтобы забрать октябрят пятого отряда с указанного места встречи. За эти дни подготовки он изрядно вымотался, что даже перестал нервничать, пока они ехали по трассе, а затем въехали в город.              Харьков оказался достаточно живописным, и Володя постарался разглядеть его получше.              Автобус привёз их на широкую площадь, носящую фамилию Дзержинского. В её центре, как и полагается, стоял монумент вождю — Владимиру Ильичу Ленину — с поднятой и вытянутой рукой, указывающей путь в светлое будущее. Так ли был далёк от истины Владимир Ильич? Действительно ли будущее, которое он видел, было светлым?              Володя не знал наверняка. Несмотря на комсомол и надежды на вступление в партию, Давыдов всё же считал, что система правления в СССР несколько… Устарела. Ей нужны были новые концепции, а народу нужен был глоток свежего воздуха и снятие тех тисков, в которые советская власть загнала простых граждан.              Поэтому он мечтал вырваться из этой страны и улететь за океан, где наверняка имелся новый взгляд на жизнь.              Но пока это были мечты.              Когда автобус окончательно остановился, нервы Володи вернулись к нему с ещё бóльшей силой, чем до этого, потому что глазам предстала внушительная толпа мальчишек и девчонок, а также их родителей, которые выглядели суетливо.              — Лена… — Давыдов сглотнул и поправил очки на переносице, — это что… Все наши? — сиплый голос заставил Лену усмехнуться.              — Сразу видно, что новичок, — подначила она его, — да, это, вероятнее всего, все наши. Пойдём встречать.              Лена легко выпрыгнула из автобуса, а вот шаг Володи оказался тяжёлым и очень неуверенным. Он вдруг почувствовал, как спина слегка взмокла — день выдался довольно тёплым — а сердце стало биться в разы быстрее.              Дети галдели и были очень шумными. Пока Лена общалась с беспокойными родителями, Володя пытался собрать в кучу всех ребят. Девочки оказались прилежнее и послушнее мальчиков. Те, мелкие хулиганы — от горшка два вершка — просто издевались над Володей. Они специально с хохотом разбегались в разные стороны, не забывая оббежать памятник Ленину, будто водили хороводы.              Володя теребил очки едва ли не каждые пять секунд и отчаянно хотел выть, как одинокий волк в тёмном лесу на большую, круглую луну, похожую на румяный блин в сковородке.              Благо Лена посадила девочек в автобус и пришла на подмогу. Она разговаривала с мальцами чуть строже, и они наконец успокоились и начали по одному загружаться в салон.              Володя пересчитывал их по головам, надеясь, что никто не потерялся и не спрятался за памятником.              Последним, кто зашёл в автобус, оказался белобрысый пацан, и выражение его лица сразу не понравилось Володе. Было оно шкодливое и очень-очень хитрое.              Лена высунула голову из салона:              — Володь, все?              Володя кивнул, ощущая напряжение всем телом, и начал сам подниматься по ступенькам, как неожиданно услышал чуть повышенный голос Ирины:              — Конев.              Володя на секунду затормозил и уже хотел было выглянуть на улицу, чтобы удовлетворить своё любопытство, касаемое этого хулигана, но не успел: водитель предусмотрительно закрыл двери, стоило Давыдову оказаться внутри автобуса.              Но Володя не особо этому огорчился. У него впереди ещё будет три недели, что увидеть Юрку Конева.              По пути в лагерь некоторых детей пришлось успокаивать. Стоило автобусу тронуться — кто-то зарыдал белугой, просясь обратно к маме.              Володя сразу растерялся. Детские истерики и методы их устранения были для Володи неподвластны к пониманию, но рядом находилась смекалистая Лена, которая предложила дружное хоровое пение про песенки о пионерах.              Сначала подхватил один бойкий мальчуган, который очень картавил, за ним ещё один, а потом и остальные. Володя мысленно выдохнул, радуясь, что его напарница была более собранной.              К концу их поездки все успокоились и развеселились. Впереди предстояли заселение, линейка, а потом сразу распределение по кружкам и недлительные первые вводные занятия.              Юру Конева Володя увидел сразу же, как только вышел из автобуса. Рядом с Ириной стоял среднего роста парень, с дорожной сумкой на плече и равнодушным выражением лица. Он выслушивал то, что говорила ему вожатая первого отряда, и его карие глаза — даже с такого расстояния Володя увидел их оттенок — ничего, кроме скучающей эмоции, не выражали. Володя не знал почему, но он сразу решил, что это — тот самый хулиган Юра.              Хотя внешне Конев выглядел как обычный подросток. Его голова скрывалась под красной кепкой, козырёк которой был направлен назад, но в остальном внешний вид юнца не выдавал в нём шкодливую личность.              Долго рассматривать Юру у Володи не было времени, однако странное любопытство по отношению к этому парню только возросло. Так ли он плох, как о нём говорят? Володя никогда не опирался на слухи и чужое мнение, потому что иногда человек, о котором отзываются не очень лестно, в итоге оказывается чуть ли не самым лучшим товарищем по жизни.              И Володе хотелось узнать, правдиво ли это утверждение по отношению к Юре.              Однако случай пообщаться с Коневым Володе не предоставлялся. Юра был тише травы ниже воды, а Ирина только и делала, что грузила бедного пионера различными заданиями, видимо, действительно для того, чтобы времени на шалости у Юры не оставалось.              Володя украдкой поглядывал на него, если они оказывались где-нибудь рядом, и каждый раз позволял губам утонуть в усмешке от порой колких замечаний Юры в адрес Ирины Петровны.              Конев напоминал Володе колючего ёжика, фырчащего по поводу и без.              — Марь Иванна, — издевательски произнёс Юра, когда Ирина в очередной раз пришла к нему с заданием. Володя в этот момент проходил как раз мимо. — Сколько можно? Я отдыхать сюда приехал или пахать за четверых? — голос у Юры был… Забавным. Не грубым, а лёгким и беззаботным. А ещё с этим милым украинским говором.              — Юр… — устало вздохнула Ирина. — Так надо, понимаешь…              — Кому надо, Ир? — не менее устало спросил Юра. Остальную часть разговора Володя уже не слышал, так как удалился на приличное расстояние, но в голове всё ещё звучало эхо Юриного голоса.              Больше он с Юрой так близко не пересекался, пока в конце первой недели третьей смены не случилось кое-что из ряда вон выходящее.              Это было время после общественных работ. Изрядно уставший Володя возвращался из библиотеки, где помогал расставлять новые стеллажи, и застал одну нелицеприятную картину.              Посреди небольшой площадки, что вела в сторону корпусов, стояли Юра и ещё один парень его возраста. Тот находился к Володе спиной, поэтому Давыдов не мог узнать его, а вот лицо Юры, всё покрасневшее, Володя видел прекрасно, как и глаза, которые полыхали праведным гневом. Одна рука Юры сминала белую рубашку его собеседника, а другую Конев уже занёс — и кулак прилетел прямо в лицо второго парня.              Тот отшатнулся, но Володя видел: Юра готов был ударить его ещё раз, и поэтому пришлось действовать молниеносно. Обычно Володя всегда оставался в стороне, а среди его друзей драки были вообще не приняты, но здесь он пройти мимо не мог.              Во-первых, он вожатый, а значит, старше и мудрее и имеет больше прав; а во-вторых, это был Юра. Если Ольга Леонидовна узнает об этом, а что-то подсказывало Володе, что она обязательно узнает, Юра поедет домой. И лучше ситуацию не усугублять.              — Ты что творишь, Конев? — чуть злостное шипение для пущего эффекта, пальцы обхватили чужой локоть, и Володя увёл Юру в сторону, подальше от другого пионера.              В спину послышались ругательства:              — Урод, да я тебя, да я тебя…              Володе в этот момент захотелось самому заткнуть нерадивого участника драки, но он не мог себе позволить такого, поэтому резко обернувшись и узнав во втором парнишке Алёшу Вишневского, с которым Юра не раз спорил, спокойно и тихо, но очень доходчиво Володя проговорил:              — Поосторожнее с выражениями, Вишневский. Ты всё же в пионерлагере и на тебе красный галстук.              Затем Володя обернулся на Юру, лицо которого по-прежнему выражало злость, а Вишневский продолжил верещать. И только Давыдов хотел спросить, что сподвигло Конева так поступить, как к месту происшествия подоспели Ирина и Ольга Леонидовна. У Володи в этот миг всё внутри похолодело, как в самой ледяной морозильной камере, потому что старшая воспитательница дала понять: один проступок — и позорное возвращение домой.              Юру отчего-то стало жаль. Володе казалось, что просто так Конев не стал бы затевать драку.              — …Собирай вещи, ты уезжаешь.              Юра рассвирепел. Володя заметил, как раздуваются крылья его носа, а глаза наливаются яростью. Он даже вырвался из Володиной хватки и сделал шаг в сторону, но Давыдов вновь удержал его, кивком головы показывая, что не стоит лезть на рожон. Юра скривил губы, однако больше никаких попыток не предпринимал.              Когда все стали расходиться, Володя покидать общество Юры не спешил. Он обеспокоено заглянул ему в лицо, всё ещё удерживая за локоть и удивляясь своей участливости по отношению к незнакомому человеку.              Но было в Юре что-то… Загадочное. Володя всё боялся, что его странная тяга проснётся, но она молчала, потому что он видел в Юре только обычного бунтующего подростка, которого почему-то хотелось оберегать.              Ведь он был ещё совсем ребёнком.              — Что случилось? — мягко поинтересовался Володя, видя, как тело Юры всё напряжено до последнего нерва. Того и гляди лопнет, как гитарная струна.              Юра моргнул, будто отгоняя от себя транс, опустил глаза на пальцы Володи, и тому пришлось быстро ослабить хватку и даже сделать шаг назад, чтобы не смущать молодого человека.               — Он обозвал меня, — голос Юры не был громким, наоборот, он даже лишился красок, которые недавно привлекли Володю.              — Как? — уточнил Володя. Ему не хотелось прерывать диалог с тем, с кем грезилось пообщаться хотя бы пару минут.              Юре вопрос не понравился. Это было видно по сжатым губам, но всё же Конев ответил:              — Жидёнок.              Не самое хорошее обзывательство. Даже неприятное, сказал бы Володя. Глаза его заметили, как новая волна злости пытается захлестнуть Юру, и он сделал то, что посчитал правильным в тот момент: положил руку на плечо Юры, ощущая мягкость его футболки, в которую тот был одет. Вероятнее всего, это была импортная ткань — мимолётно подумал Давыдов.              Володя и сам испытал негодование от того, как Вишневский позволял себе выражаться.              — Вот же… — прошипел Давыдов, сам не осознавая, что именно его так задело. Будто оскорбив Юру, оскорбили и его тоже. — Стой здесь. Никуда не уходи, — Володя огляделся. Он ещё точно не придумал, что будет делать, но сделать что-то было нужно. — Или нет, иди к себе в комнату. Я позже найду тебя, — он убрал руку с Юркиного плеча, развернулся и сделал шаг, намереваясь уйти, как Юра остановил его своим вопросом:              — Куда ты?              Володя на секунду обернулся, зная, что выглядит слишком серьёзным.              — Поговорить с… — он запнулся, но взял себя в руки. Его воспитывали не ругаться бранью. — Вишневским, — после чего он быстрой походкой отправился в сторону здания администрации, надеясь уговорить Ольгу Леонидовну дать Коневу ещё один шанс.              Потому что что-то подсказывало Володе, что Юра — особенный.