С любимыми не расставайтесь

      Юра не соврал. Он и правда стал находиться рядом чаще: на кружке, на речке, и даже когда проходил мимо обязательно останавливался, чтобы перекинуться несколькими фразами. Володе казалось, что теперь Юры стало много, но это его не раздражало, а, наоборот, приносило то самое спокойствие, которого не хватало.              Вечером следующего дня, после внезапной пропажи Шамова и счастливых поисков, Юра, когда закончился ужин, подошёл к Володе, который строил сорванцов по парам, чтобы отправить их на сон.              Те снова любопытно посмотрели на Юру. За эти дни из малышей с ним никто не рискнул заговорить.              — Справляешься? — спросил Юра. Володя вздохнул и кивнул.              — Вроде как. Не знаю ещё, что будет дальше. Укладывать их, — он понизил голос и наклонился ближе к Юре, — то ещё мучение. Не умею я с детьми обращаться, — сказал совсем тихо, почти что прошептал Юре на ухо, стараясь не задевать губами тёплую кожу. От Юры пахло чем-то яблоневым, и Володя подумал про мыло из душевых.              — Помнишь, что я тебе вчера сказал на карусели? — Юра говорил так же тихо и тоже слегка наклонился к Володе. Их лбы едва не соприкоснулись.              — Помню, — заворожённо ответил Володя.              — Тогда это теперь и моя забота тоже, — ответил Юрка и неожиданно повернулся к октябрятам. — Эй, малышня, — он обратился к ним, и те сразу умолкли, с любопытством разглядывая пионера первого отряда, ставшего частым спутником их вожатого. — Кто любит страшилки на ночь?              Одобрительно загалдели. Володя с недоумением посмотрел на Конева, но этот хитрец старательно избегал его взгляда.              — Отлично, вижу, что все любят. Значит так, сорванцы, с меня жуткая история, от которой кровь в жилах стынет, с вас — тишина и послушание. Я понятно изъясняюсь?              Октябрята, как болванчики, интенсивно закивали и даже выпрямились по струнке, тут же начав движение в сторону корпуса. Юра тоже сделал шаг в сторону, но Володя остановил его, взяв за руку.              — Страшилки? — оторопело заявил вожатый. — Юра! Какие ещё страшилки на ночь? Они же дети! — Володя даже не пытался скрыть ужаса на лице.              Юра в ответ лишь ухмылялся.              — Да бросьте паниковать, товарищ Давыдов, страшилки — самое лучшее лекарство на ночь. Будут спать, как убитые.              Володя посмотрел на Юру скептически. Нет, конечно, у Юры имелись неординарные представления о жизни, но… Но чтобы настолько…              — Володь, — Юра сделал шаг ближе, заглянул в серо-зелёные глаза, — ты мне доверяешь?              «Я бы доверил тебе свою жизнь», — слова практически сорвались с уст. Но Володя вовремя умел остановиться.              Это было бы слишком.              Слиш-ком.              Поэтому молча кивнул.              — Вот и доверься мне, — тут Юра на секунду сжал его руку и отпустил, а затем посеменил за удалившимися октябрятами.              А Володя только сейчас осознал, что весь их короткий диалог они продержались за руки.              Этот факт… Выбивал из колеи. Володя на секунду зажмурился, стараясь выровнять дыхание.              Ему нельзя вести себя так опрометчиво. Нельзя прикасаться без поводов.              Потому что это может навлечь множество вопросов.              Юра на секунду обернулся, видимо поняв, что Володя не следует за ним.              — Ты идёшь? — уточнил Конев. Володя выдохнул и нагнал пионера, стараясь держать дистанцию.              Пока Володя разбирался с более спокойной комнатой мальчиков, Юра во второй уже начал свой устрашающий рассказ. Володя зашёл в тот момент, когда Конев особо замогильным голосом вещал о какой-то чёрной леди, что жила в особняке на том месте, где сейчас стоит беседка романтиков.              О беседке романтиков Володя к своему стыду ничего не слышал. Наверное, это было особое место.              Оставшись стоять в дверном проёме, Володя с интересом наблюдал за жестикуляцией Юриных рук, как и наблюдал за тем, что малыши сидели на кроватях, притихшие и полностью поглощённые страшилкой.              Надо же. У Володи никогда не получалось заинтересовать их ничем. Ни сказками, ни скучными историями. Да и рассказчик из Володи был так себе.              А вот у Юры здорово выходило. Правда, некоторые моменты, вроде таких как: чёрная вдова душила костлявой рукой незваных гостей или во внутреннем дворе дома стояли висельницы, нервировали Володю. Он так боялся, что ребята будут плохо спать, что ненароком прочищал горло каждый раз, привлекая внимание Конева, но тот только беззаботно и с весельем в лице, которое показывал только Володе, подмигивал ему и продолжал страшную историю.              — …А ещё она приходит к тем, кто не слушается своего вожатого и не хочет спать по ночам, — заговорщически подвёл итог своей истории Юра, а затем встал со стула. — Вы это запомнили?              Ребята снова закивали. Они были такими притихшими, какими, пожалуй ещё никогда не были. Мыши в норе и то вели себя громче, чем октябрята этим лунным вечером.              — Юла… — голос подал Олежка. — А если мы будем спать, она за нами не плидёт?              — Не придёт, — подтвердил Конев. — Но только, если будете спать. Бегом все легли и закрыли глаза. Ведь двенадцать ночи уже не за горами, — протянул Юра чуть зловеще, от чего комнату заполнили тяжёлые и испуганные вздохи. Володя опять недовольно хмыкнул. Юра же совсем не обратил на это внимания. Он сосредоточенно наблюдал за каждым мальчиком.              Когда глаза Петлицына закрылись, Юра удовлетворительно произнёс:              — Вот так лучше. И не забываем слушаться Владимира Львовича. А теперь, доброй ночи.              — Доброй ночи, — ответили дружно и сплочённо. Юра потушил ночник, а затем они с Володей покинули комнату октябрят.              Не сговариваясь, направились к выходу.              — И чем тебе не понравилась моя история? — Володе показалось, что Юра произнёс это… Несколько обиженным тоном?              Володя толкнул дверь корпуса, и в лицо тут же ударил тёплый порыв свежего воздуха. Лёгкие просили вдохнуть его глубже: он был пропитан речкой, прохладой и чем-то цветочным. В нём витали звуки музыки, а также отдалённая речь вожатых и пионеров, решившихся уединиться где-то на окраинах лагеря.              — История, несомненно, увлекательная, — ответил Давыдов, пряча руки в карманы шорт и качнувшись с пятки на носок. Половина его лица освещалась тусклым светом уличной лампочки, на другую половину падала тень от козырька крыши. — Но не переборщил ли ты совсем с устрашающими моментами? Они же дети, Юра, — поучительный тон. Володе даже не нужно было смотреть на Юру, чтобы знать, что он закатил глаза.              — Поверь, спать будут, как убитые. А если нестрашно рассказывать, то и впечатлений никаких.              Володя был в корне с ним не согласен. Но спорить отчего-то совсем не хотелось.              — Ладно, на самом деле спасибо тебе за помощь. Я очень это ценю.              — Всегда пожалуйста, — помолчали. — Ну, я пойду, — произнёс неуверенно. Володя думал, что бы такого сказать, чтобы задержать Юру… Почему-то сказать напрямую, что Володя хотел бы ещё немного провести время в Юриной компании, Давыдов не решался. Но в итоге ничего не придумал и сказал всего лишь:              — Я отведу тебя.              Юра в этот раз возражать не стал. По дороге разговаривали о завтрашних планах.              — Если погода будет нормальная, то так же пойдём на речку после кружка. Завтра суббота, мне ещё нужно проверить, как художественный справился с моим поручением. Похоже, день строителя — теперь моя прямая обязанность.              Юрка фыркнул.              — Когда выглядишь слишком ответственным и стараешься этому соответствовать, то и получаешь по полной программе.              — Да уж, — невесело согласился Володя. Корпус первого отряда уже замаячил на горизонте. А расставаться с Юрой как-то… Не хотелось. Но и задерживать его — у Володи не было причин.              Ближе к дверям словно замедлили шаг. Музыка на танцплощадке тоже стихала — скоро старшие пионеры разбредутся по своим комнатам.              Юра остановился возле первой ступеньки. Она уже давно требовала ремонта: кое-где бетон покрылся паутинкой трещин, а на углах появились сколы.              — Доброй ночи, — Юра растянул губы в слабой улыбке и протянул руку для привычного рукопожатия. Володя протянул свою.              Их касание снова затянулось, но оба, кажется, совсем не возражали. Или, кажется, даже не замечали этих вольностей. Словно так было нужно. Словно так было правильно.              Утром следующего дня погода была не для купания. Жара уступила место прохладе, а не очень тёплый ветер разгуливал по территории «Ласточки», заглядывая в самые укромные уголки лагеря и беспокоя порывами кроны деревьев.              Володя за завтраком наблюдал за хмурым Юрой, который то и дело кидал взгляды на Вишневского, сидящего на другом конце стола и о чём-то шепчущимся со взрослыми девочками. Володя не знал их по именам, но заметил, что они всегда ходили втроём.              Нетрудно было догадаться, о ком вёлся их разговор. И Юра тоже понимал это. Оттого и был хмурым.              Володе хотелось бы как-нибудь помочь ему пережить эту напасть в виде Вишневского, но он не знал, чем ещё мог бы выказать поддержку. Повторять одни и те же слова не хотелось — Юра парень неглупый, он всё понял с первого раза. Тем более Володя дал ясно понять, что Юра всегда может на него положиться.              Вновь подняв взгляд на Юру, Володя с удивлением обнаружил, что Конева уже не было на месте, хотя до окончания завтрака оставалось ещё минимум десять минут. А Володя был уверен: Юра почти ничего не съел.              Внутри поселилась тревога. Володя повертел головой из стороны в сторону, но Юры уже и след простыл из столовой.              Видимо, взгляды Вишневского доконали его в край.              Тогда Володе тоже пришлось встать. На тарелке остались два недоеденных сырника, но Давыдов уже забыл о них.              Он направился к выходу, чтобы отыскать Юру. Куда тот мог пойти?              Выйдя из столовой, Володя заметил Юру не сразу. Он оглядывался, спустился со ступеней, прошёл чуть дальше и наконец на тропе, ведущей к недострою, заметил удаляющуюся спину Юры. Пионер шёл быстро, не оглядываясь, и это очень сильно насторожило Володю. Что Юра мог забыть на стройке?               С одной стороны, Володя не должен был его контролировать, Юра ведь взрослый парень, с головой на плечах, но другая сторона, та, которая несла ответственность за Юру, упрямо твердила, что нужно идти за ним.              И Володя поддался на внутренние уговоры. Потому что так ему будет спокойнее.              Шёл быстро и уверенно. Недострой показался через несколько минут, как и Юра, сидевший на бетонном выступе и… Куривший сигарету.              Володя опешил. Он думал, что Юра его ничем не удивит… Но как оказалось, Конев раскрывался с новых сторон.              Сам Володя терпеть не мог сигареты. Он всегда с кислой миной смотрел на курящих друзей и точно знал, что сам курить лично никогда не будет.              И очень не хотел, чтобы Юра тоже курил.              Пока Конев смаковал никотин во рту, Володя подошёл ближе и, не контролируя голос, спросил:              — Это что ещё такое?              Получилось строго.              Юра вздрогнул и, открыв веки, невозмутимо посмотрел на Давыдова. В его глазах отчётливо проявлялось веселье. Только Володя не понимал, почему именно.              — Сигарета, — спокойно ответил Конев, и это невероятно разозлило Володю.              — Я вижу, что сигарета, — процедил сквозь зубы Давыдов и сделал в шаг в сторону Юрки. — Я не об этом. Юра! — негодование звенело в голосе Володи. — Это же ведь портит твоё здоровье.              Юрка усмехнулся. Кончик сигареты тлел, и пепел сыпался под кеды Володи.              — Моё здоровье, — дерзко заявил Юрка, — как хочу, так им и распоряжаюсь, — по-детски вздёрнул подбородок, словно гордясь собой.              — С ума сошёл? — Володя в возмущении вскинул руки, а в следующую секунду просто наглым образом вытянул палку из Юриных рук: сигарета тут же упала, и Володя наступил на неё ногой, чтобы затушить, затем брезгливо поднял смятый окурок и огляделся в поисках мусорки.              Нужного бака не было, но зато он увидел большой строительный пакет, в котором хранились отходы. Давыдов быстро выкинул сигарету туда и вернулся к Юрке, ощущая внутри негодование и реальное волнение за здоровье этого пионера.              «Ну вот, — с досадой подумал Володя, — уже и о здоровье его пекусь. Что дальше?»              Но на внутренний вопрос отвечать не хотелось. Как и не хотелось замечать очевидное. Очевидное, которое для Володи пока ещё было недоступно.              Читать нотации Юре тоже не хотелось. Всё же он и правда взрослый парень, а Володя со своими нравоучениями может только навредить. Учитывая характер Конева — они ведь и поругаться на этой почве могли. А ругаться с Юрой — в планы Володи не входило.              Вместо этого он протянул руку к его плечу, расположил её на нём уже по привычке, и спокойно, рассудительно сказал:              — Юра, не нужно. Сигареты до добра не доведут.              Юрка фыркнул. Другой реакции Володя от него и не ожидал.              — Как будто тебя заботит, что со мной будет.              А ведь Володю, действительно, заботило состояние Юры. Потому что в противном случае он бы не наблюдал за ним весь завтрак, он бы не заметил хмурое состояние Конева, он бы не пошёл за ним, в конце концов.              Возможно, это и правда выглядело слишком навязчиво. Но… Володя не мог себя остановить. Не мог поставить на паузу мысли о Юре, которые начали преследовать его с первой встречи.              Сначала они были блеклыми, похожими на тончайшую прозрачную плёнку, но потом, по мере вторжения Юры в его жизнь, стали приобретать чёткие границы.              И теперь Володя точно не мог избавиться от них.              — Заботит, — с готовностью заявил Володя. Он не уйдёт, пока Юра сам его не прогонит. Если скажет, что всё это — слишком, Володя отступит. Дважды ему повторять не нужно. — Ты под моей ответственностью, а значит, всё, что с тобой происходит — касается и меня тоже. Поэтому пообещай мне здесь и сейчас, что это был первый и последний раз, когда ты держал в руках сигарету.              Затаил дыхание. После таких слов Конев мог послать его далеко и надолго. Володя осознавал это. Но Юра всего лишь закатил глаза и ворчливо ответил:              — Ладно, товарищ Давыдов, обещаю.       Перед обедом Володя сходил в художественный кружок и убедился, что у ребят уже всё было готово. Вернувшись к Ольге Леонидовне, чтобы доложить о положении дел к завтрашнему дню, он услышал отчётливое:              — Сегодня нужно обязательно украсить зал. Ты за это ответственный. Конев тебе в помощь.              Володя открыл рот в немом возмущении. И что, кроме Юры, им больше никто помогать не будет?              — Но… Одного Юры мало…              Ольга Леонидовна, перебиравшая цветные папки, посмотрела на подчинённого исподлобья.              — Ладно. Я попрошу Ирину выделить ещё пионеров. Но думаю, что вы бы могли справиться и вдвоём.              Володя поджал губы, однако спорить с Ольгой Леонидовной не решился. После полдника Ира привела на помощь Аню Кошелеву и Машу Сидорову.              — Вот тебе наши девочки. Самые ответственные из всего отряда. Маша, Аня, сегодня вместо общественных работ украшаете зал ко дню строителя вместе с Володей и Юрой.              В этот момент Конев как раз вышел из столовой с полным ртом ватрушки.              — О, вот и лёгок на помине, — усмехнулась Орлова. — Эй, Юра, иди сюда, — она зазвала его рукой, и Юра, пережёвывая ватрушку, неспешной походкой влился в их компанию. Он уже знал, что ему тоже предстоит украшать зал, поэтому даже не задавал лишних вопросов.              — Юрочка, — Аня лучезарно улыбнулась ему и подошла ближе, внезапно взяв под локоть, — как здорово, что мы рядом будем, — Володе показалось, что девушка прижалась к Коневу ближе, а ещё он заметил, что Юра вовсе не возражал против её прикосновений.              Володя отвёл взгляд в сторону. Испытал столь странное и необъяснимое смятение, которое вызвало это прикосновение. Словно… Словно для него стало открытием, что Юры может касаться кто-то ещё.              Кто-то ещё, кроме него.              Маша робко топталась на месте, после того как подруга резко её бросила. Аня с Юрой уже засеменили к кинозалу, и Володя не мог не отметить, как хорошо они смотрелись вместе.              — Маша, — он окликнул Сидорову, рассматривающую свои ноги, и она вскинула голову, — ты идёшь?              Володя заметил, как девушка чуть смутилась, но не придал этому значения. Всё ещё ведя себя робко, Маша подошла ближе к Володе, и они начали движение за парой Ани и Юры. Те о чём-то активно переговаривались, и Володя до сих пор не мог понять свои внутренние ощущения.              С одной стороны, ничего страшного в том, что Юра общался с девочками, он не видел. Ведь это нормально, да? А с другой… С другой, та самая тёмная сторона, которую Володя отчаянно отрицал и даже старался не верить в её существование, наглым образом нашёптывала ему, что Юра — его. Что Володя за него отвечает, что Володя должен быть рядом всегда.              Эта другая сторона пугала своими выводами. И Володя предпочёл бы, чтобы она умолкла навеки вечные.              Рядом шла молчаливая Маша. Володя, дабы отвлечься от парочки впереди, которая пробуждала чешущееся раздражение где-то под ложечкой, слегка скосил глаза в её сторону. Ему ещё не доводилось общаться с пионерками из первого отряда, но Ира часто толкала его в бок и намекала, что он покорил многих девчонок на этой смене.              Володя только отмахивался. Пятнадцатилетние подростки его совсем не интересовали.              Кроме одного, пожалуй.              Но сейчас вопрос в сторону Маши сорвался сам собой. И, вероятно, его причиной стало то самое раздражение.              — Хочешь грушу?              По счастливой случайности (или не совсем) Зинаида Васильевна перед полдником угостила Володю грушей. У неё была всего лишь одна, и Володя тут же подумал о Юре мимолётно, но не знал наверняка: любит ли Конев эти сладкие плоды. Поэтому просто положил в карман и подумал, что спросит при удобном случае, однако случая ему так и не представилось, а груша прела в кармане.              Почему бы не угостить Машу?              — Ну… — робко протянула Сидорова. — Если можно… Я бы… Не отказалась, — она слегка заикалась и делала паузы между предложениями, и Володя решил, что это у неё возрастное. Он молчаливо достал грушу из кармана и протянул её в раскрытую девичью ладонь, на которой рисунком пересекались линии: короткие и длинные. И каждая из них была индивидуальна. Вряд ли в мире существовали люди, у которых хитрые сплетения складок были похожи друг на друга.              — Спасибо, — Маша подарила Володе смущённую улыбку и отвела глаза в сторону очень быстро. Будь Володя из «другого» теста, он бы назвал этот жест милым, но Маша порождала в нём только лишь равнодушие.              Аня и Юра зашли в кинозал, и Кошелева наконец отцепилась от Конева. Она прошла чуть вперёд, разглядывая предметы, которыми в будущем будет украшено помещение, а Юра остался позади. Он обернулся на Володю с Машей и, заметив в руках последней грушу, которую Сидорова поедала с особым аппетитом, нахмурился. Володя пропустил пионерку вперёд, сам же поравнялся с Юрой, никак не выдавая своего раздражения.              Оно сидело внутри. Пусть там и сидит. А лучше — исчезнет.              — Ну и заболтала же меня Анютка, — усмехнулся Юрка, сказав эту фразу тихим голосом. — Хотел отвертеться от неё, чтобы с тобой поболтать, а ты же знаешь этих девчонок — пристанут, как банный лист, так и не отцепишь потом. Нет, ты не думай, Анька классная, но нет у меня с ней особо общих тем. Да и подтрунивать над ней, как над тобой, я не могу. Обидится ещё, — Юрка неожиданно подмигнул, а Володя едва не остановился, как вкопанный, посреди прохода.              Всё, что сказал Юра, взволновало. И то, что он не хотел идти с Аней; и то, что он хотел поболтать с Володей; и даже то, что Юре нравилось задевать Володю. И это было вовсе не обидно. Наоборот, говорило о том, что Юре… Не всё равно на Володю?              Вроде бы незначительный факт. Вроде бы он не должен оседать в голове, потому что Володя по-прежнему считал, что заводить дружбу здесь, в лагере — это самое глупое, к чему он мог прийти, но Володя ощутил, как стало приятно от Юриных слов. И как здорово осознавать, что Юре так же важно их, пока ещё недлительное, общение.              Теперь Володя даже пожалел на секунду, что отдал грушу Маше, но потом укорил себя за такую мысль: в конце концов, она была девушкой, а к девушкам всё равно нужно было проявлять толику заботы чуть больше, чем к парням.              Даже если чертовски хотелось проявлять заботу к Юре.              — С чего начнём? — спросил Юра, заскакивая на сцену и разглядывая реквизиты, оставленные Ольгой Леонидовной. — Ого, да администрация расщедрилась. Но, как по мне, — Юра взял одну из касок, та была насыщенно оранжевого цвета, — лучше бы провели день Нептуна.              — Ага, — хохотнула Кошелева, перекидывая косу на своё правое плечо, — и кое-кто опять бы поучаствовал в конкурсе водохлёбов…              Володя в этот момент рассматривал плакаты, нарисованные художниками. Все лозунги, что он им передал, были красиво выведены под каждым рисунком со строительной тематикой, а сами плакаты отлично передавали атмосферу завтрашнего дня.              — Нужно развесить плакаты, — Володя начал раздавать указания. — Этим займёмся мы с Юрой, а вы, девочки, разложите каски по цветам для конкурса, ещё нужно на булавки прилепить вон те буквы…              Украшать зал на самом деле было нетрудно. В несколько рук это происходило в разы быстрее.              Сначала все действия сопровождались тишиной. Володя и Юра вешали плакаты, пользуясь стремянками; Анечка и Маша распредели остальные обязанности между собой.              Но потом Кошелевой под конец, захотелось кое-что уточнить:              — Напомните, почему только мы вчетвером работаем?              Повесив плакат, Володя и Юра спустились со стремянок, и Давыдов, вытерев пот со лба, — слишком душно было в кинозале, — ответил ей со вздохом:              — Потому что Ольга Леонидовна настояла на этом. У неё ко мне большое доверие, как и к вам.              Конев не выдержал: расхохотался так, что эхо его смеха разлетелось по всем сторонам.              — Ага, — всё ещё смеясь проговорил Юрка, — особенно ко мне у неё доверие на все сто.              Маша и Аня переглянулись, а Володя его шутку оценил и самое главное — понял. Заразительный смех Юры передался и ему тоже.              — Ты под моим присмотром, — весело отозвался Давыдов, — а значит, она может спать спокойно.              — Владимир Львович, — робкая Маша подошла ближе, Володе показалось, что её глаза отдают странным блеском, но интересоваться таким состоянием девушки он не стал. — Я закончила с творческим уголком. Ещё с чем-то нужно помочь?              Володя задумался над её вопросом, оглядел зал, который уже походил на то место, где завтра соберутся юные «строители», и покачал головой.              — Нет, Маш, думаю, что этого достаточно. Ты можешь идти, — Маша кивнула и собиралась развернуться, как Володя вдруг сказал: — И да, можешь обращаться ко мне Володя, когда мы среди друзей. Не люблю я этот официоз.              Глаза Маши засияли ещё сильнее и теперь были похожи на маленькие огоньки в ночном небе, но Володя, опять же, не стал делать на этом акцент.              — Аня, — он обратился к ней, — а ты закончила?              Аня сдула упавшую на лоб прядку и выдохнула:              — Да, кажется, я тоже закончила.              — Тогда можете уходить вдвоём. Спасибо за помощь.              Пионерки ретировались из кинозала достаточно быстро, и Юра с Володей остались наедине. Пока убирали стремянки, Володя решился уточнить:              — Придёшь сегодня вечером?              Юра, облокотив стремянку о стену, повернулся к нему с хитрым прищуром.              — Так, значит, мои страшилки тебе всё же понравились? Мальчишки хорошо спали?              Володя не хотел признавать этого, но спали ребята хорошо и даже стали более послушными, особенно, когда Володя сказал, что за хорошее поведение Юра снова навестит их вечером с интересной историей.              — Ну-у… — протянул Володя, поправив очки, больше от смущения. — Они, несомненно, повлияли на поведение моих октябрят. Поэтому я им пообещал, что ты придёшь сегодня снова.              — Я-то приду, — согласился Юра и сделал шаг в сторону Володи, оказываясь чуть ближе положенного. Володя не возражал. Поймал себя на мысли, что готов сделать ответный шаг. — Но ты мне лучше скажи, — склонил чуть голову вбок, выглядя максимально заинтересованным, — тебе это нравится?              «Мне ты нравишься. Как друг. Как человек», — слова рвались наружу, но Володя побоялся, что Юра может неправильно истолковать его посыл, а потому пришлось действовать аккуратно:              — Нравится, только, пожалуйста, поменьше подробностей.              — Даже не сомневался в том, что ты ответишь именно так.              Конечно, Юра его не послушался, и подробностей было хоть отбавляй, но малыши, такие притихшие и захваченные историей, как и сам Володя, просто с удовольствием слушавший Юрин голос, который время от времени менял тональность, стоили того, чтобы не журить пионера после того, как он покинул комнату октябрят.              В этот вечер расходиться не спешили. Без лишних слов просто остановились на крыльце. Володя сразу опомнился, что после ужина заходил к Зинаиде Васильевне и спросил у неё ещё про одну грушу. Ему повезло — Саныч как раз притащил целый кулёк, и повариха дала Володе грушу, которую он с радостью взял.              Теперь уже точно для Юры.              Она покоилась у него в кармане весь вечер, и сейчас настал тот момент, когда он мог её отдать.              Встал чуть ближе и протянул фрукт Юре, который просто смотрел вдаль, вероятнее, в сторону танцплощадки, очертания которой отсюда даже не наблюдались.              — Это тебе.              Душа Володи смеялась над его разумом. Потому что уже понимала, что груша и остальные знаки внимания рождают внутри то, что рождаться по идее не должно.              Но Володя по-прежнему всё отрицал. Он отрицал, что Юра казался ему привлекательным, отрицал, что желание проводить с ним время — это что-то большее, чем просто «приятная компания», отрицал, что все знаки внимания несут в себе таинство.              Юра повернул голову в сторону Володи, затем опустил глаза вниз, улыбнулся.              — Плата за страшилку? — уточнил прежде, чем принять из тёплых рук чуть кривоватый сверху и пышный снизу плод.              «Нет, это просто. Так. Для поднятия настроения», — чем Володя гордился, так это тем, что умел не выпускать слова наружу. Умел фильтровать мысли и не говорить что попало.              — Что-то типа того, — отмахнулся. Юрина улыбка не ослабла. Стала чуть шире. Ямочки поприветствовали взгляд Володи. А он не мог налюбоваться ими.              — Ну спасибо. За такую плату готов работать вдвойне, — его зубы впились в мягкую, чуть зернистую мякоть, кончики пальцев испачкал белесый сок. Груша и правда была сочная. Сам Володя оставался к этому фрукту равнодушен, но мог съесть если кто-нибудь угощал. Больше ему по душе приходились яблоки разных сортов.              Володя спрятал руки в карманы теперь пустых шорт, по привычке качнулся с пятки на носок, думая, стоит ли задерживать Юру или проводить, как вчера.              Но сегодня, похоже, Юра сам правил балом.              — Какие планы теперь? — спрашивал осторожно, будто прощупывал почву. Володя, смотря себе под ноги, пожал плечами.              — Да какие могут быть планы? Тебя проводить и спать.              — М-м-м, — снова послышался хруст жестковатой зелёно-жёлтой корочки, — а я думал посидим в беседке, поболтаем.              Почему от этого странно дёрнулось сердце?              Почему хотелось ответить такое сладкое «да»?              Почему Володя так сильно нуждался в чужом обществе?              — Хороший вариант. Тогда идём?              Разговаривали до окончания дискотеки обо всём, что только в голову взбрело. Володя осмелился задать Юре вопросы, связанные с музыкой, и если поначалу Юра отвечал односложно, неохотно и реагировал болезненно, то по прошествии времени разговорился, и они оба не заметили, как время прощаться подкралось к ним тихими шагами.              — Завтра кружка не будет, — напомнил Володя, когда они подошли к корпусу старших отрядов.              — Да, я помню. Но лучше бы это и правда был день Нептуна. А ещё жду не дождусь Зарницы. Жаль только, что её на конец смены поставили.              — Расскажешь потом, как она тут проходит? — полюбопытствовал Володя. На самом деле, как бы тяжело ему не было с детьми, в целом лагерная жизнь ему действительно нравилась. Не обманул его Женька.              — Обязательно. Даже расскажу, как в лесу ориентироваться. Ну, доброй ночи, — сказал Юрка и протянул руку первым. Володя с радостью ответил на рукопожатие, которое уже, видимо, негласно длилось дольше.              День строителя прошёл очень быстро: с самого утра были конкурсы, потом приехало несколько бригад, рассказавших о своей работе; в кинозале поставили мини-концерт на строительную тематику, а в библиотеке провели целый час, посвященный истории строительства.              К вечеру Володя валился с ног. Юра явился в корпус пятого отряда с новой страшилкой, и Давыдов даже позволил себе сесть рядом с ним, потому что стопы гудели от длительной ходьбы. Он даже в тихий час не присел — проверял готовность номеров к концерту. И теперь очень хотелось спать.              Юра вещал о каком-то старинном барельефе, который реально существовал где-то на территории «Ласточки». Это было довольно интересно, и Володе даже захотелось на него посмотреть.              Поэтому, отдохнув за ночь, на следующее утро, после зарядки Володя остановил Юру, который уже собирался уходить в свой корпус:              — Юр, а, Юр, — он старался не замечать, каким любопытным взором окинул Конев его красные шорты, потому что тогда это могло бы принести разные, очень неправильные думы. — А покажешь мне тот барельеф из вчерашней страшилки?              Юрка, поправив красную кепку, которая по обычаю покоилась на его голове козырьком назад, кивнул.              — Да, но только туда нужно будет плыть.              Ответ Юры обрадовал.              — Не проблема, — воодушевлённо проговорил Володя. — Я возьму ключи от лодочной станции, арендуем лодку и сплаваем. Всё, что мне требуется — твоё согласие.              Юрка развёл руки в стороны.              — Для тебя что угодно.              На такой ответ Володя не рассчитывал, но это возымело должный эффект. Казалось, будто он, действительно, что-то мог значить.              И в который раз сердце радостно затрепетало. Володя был бы и рад успокоить его, да даже не стал бороться с учащённым пульсом.              — Отлично, тогда в тихий час прокатимся, я отпрошу тебя у Ирины, — Володя протянул руку и сжал плечо Юры, уже даже не спрашивая разрешения у самого себя на прикосновение.              Ближе к тихому часу нашёл Ирину и отпросил Юрку у неё на все тихие часы до конца смены. Всё равно Юра не спал в обед, а Володе было только в радость коротать время в Юриной компании.              Как только малыши улеглись, чтобы отдохнуть и поспать, Володя, заскочив к Санычу, который являлся хранителем всех ключей, взял у него один от лодочной станции. Саныч успел его поддеть, прежде чем Володя покинул его крохотный и пыльный кабинет, с привкусом табака и самогона:              — Поди девку какую поедешь катать, — Володя открыл рот, чтобы ответить, но Саныч даже не дал ему вставить и пяти копеек, — ну правильно, дело молодое и нужное, — он подмигнул, — эх, был бы я в таком возрасте, как ты, Зинку бы ещё чаще зажимал в углах…              Володя поджал губы, стараясь не рассмеяться в голос. Абсолютно лишняя информация для его ушей, но то, как её преподнес Саныч, его позабавило.              В тихий час он встретился с Юрой у дорожки, ведущей к реке. Стоило Коневу со слишком счастливым видом подойти к Володе, как тот показал связку ключей, чем вызвал ещё более широкую улыбку на лице пионера.              Спустившись к лодочной станции и отперев дверь, ребята встали перед несколькими лодками.              — Ну, выбирай любую, — махнул Юрка, — на вид все крепкие.              Володе было непринципиально, и он указал на самую крайнюю — она показалась ему удобной.              Пока Юра отвязывал трос, Володя аккуратно сел на доску, выступающую в роли сидения. До этого момента ему ещё никогда не приходилось пользоваться обычной лодкой с вёслами. Всё своё детство он проводил практически в городе, изредка выбираясь к бабушкам за город, на дачу. Там были мелкие озёра, но на лодке Володя никогда не плавал. Конечно, он мог похвастаться тем, что не раз пользовался услугами пассажирского судна, именуемого в народе речным трамваем, переправляющего обычных жителей столицы и туристов через Москву-реку в нужные районы, но ему казалось, что плавать в лодке — это что-то уникальное. То, чем мог похвастаться житель провинции.              Когда бабушек не стало — слишком рано ушли из жизни, а дедушки, что с отцовской стороны, что с материнской, погибли на войне — поездки Володи за город закончились: родители решили продать все дачные участки и купили на вырученные деньги трёхкомнатную квартиру неподалёку от станции метро «Беговая». Володя считал, что за те деньги, которые имели его отец и мать, можно было купить что-то поближе к центру, но обоим родителям было удобнее добираться до работы именно с «Беговой». Володя в силу возраста права голоса на тот момент не имел, а потому его новый дом стал именно там. И именно там он познакомился с белокурой девочкой Аней Земцовой, именно там началась их дружба, которая, как понимал сейчас Володя, была далеко не похожа на зародившуюся дружбу с Юрой.              Юра был тёплым. Хоть Аня и принимала непосредственное участие в жизни Володи и всегда давала ему советы, Володя не чувствовал с ней должной связи, как чувствовал её с Юрой на протяжении этих нескольких дней.              И над этой связью стоило хорошенько поразмыслить.              Лодка качнулась — это Юра запрыгнул в неё, и Володя отбросил посторонние думы, сосредотачиваясь на настоящем.              — Плыть придётся против течения, — нарушил молчание Юра, хватая вёсла, — туда, так уж и быть, гребу я, обратно — ты.              Володя хотел было возразить, сказать, что он тоже в состоянии грести и против течения, но Юра взялся за вёсла покрепче и уже вовсю начал вращательные движения.              Солнце сегодня скрывалось за перистыми облаками, похожими на рыбацкую сетку, однако на улице было достаточно жарко, чтобы Юра вспотел уже на половине пути.              Володя, до этого наблюдавший за ним, взволнованно спросил:              — Устал? Может, поменяемся?              Юра глубоко вдохнул и выдохнул и тряхнул головой.              — Нет, просто жарко. Слушай, — Юра повертел головой в разные стороны. — Там за поворотом есть одна красивая заводь… Я… — тут Володя заметил, что Юра стал выглядеть смущённым. Его кончики верхних зубов закусили нижнюю губу, и это выглядело так… Очаровательно, что Володя просто засмотрелся на эти невинные движения. — И я хотел бы показать её тебе, но до барельефа мы тогда не успеем. Может… Может, в другой раз? Если хочешь, конечно…              Володя хотел. Ему уже стало неважно: барельеф или заводь. Какая разница, если рядом с Юрой?              Но заводь действительно оказалась прекрасной. Спрятанный природный уголок восхитил Володю настолько, что он ещё долго созерцал тихое место, где хозяевами были только лягушки да соцветия кувшинок, иногда колышущихся из-за движения лодки.              — Потрясающе… — прошептал Володя. Юра выглядел очень довольным.              — Да… Когда-то с ребятами, когда я был помладше, мы брали лодку и плавали под присмотром Евгения Валентиновича. Красивое место. А барельеф чуть дальше, там, где беседка романтиков. Думаю, мы туда ещё сплаваем. Правда, эта неделя крайняя. Но сделаем всё возможное, верно?              Володя и не подумал, что эта неделя — последняя. В пятницу будет Зарница, потом ночёвка в лесу по желанию, а в воскресенье — прощальный костёр и уже в понедельник «Ласточка» закроет свои двери до следующего лета.              Но сегодня пока что был понедельник, и у Володи оставалось ещё целых шесть дней, чтобы насладиться компанией Юры, а потом… Потом будет видно.              — Верно, Юрочка, — улыбнулся Володя, однако ощущал лёгкую грусть от недавних мыслей. Стоило встретить хорошего человека, как уже нужно с ним расставаться…              Ну что за жизнь…              Обратно возвращались чуть быстрее. Грести по течению было значительно легче, но жара одолевала настолько, что Володя при очередном взгляде на реку, внезапно предложил:              — Юра, а давай искупаемся?              — У меня с собой плавок нет, — стушевался Конев. Володя стушевался тоже, потому что совершенно об этом не подумал. Его просто манили вода и возможность нырнуть вглубь, чтобы освежить голову, которую уже изрядно приласкало августовское солнце, совсем не хотевшее становиться слабее из-за приближающейся осени и смены климата.              — У меня тоже… — протянул Володя, всё ещё смотревший на водную гладь. Она была похожа на зеркало, блестела золотом в бликах солнечных лучей и словно гипнотизировала. — Но так хочется, если честно. А может… — Володя сомневался в здравости своей идеи, но его, кажется, уже ничего не могло остановить. — Может, голышом? — смутился собственному предложению, но понял чётко, что обратно слов брать не хотел.              Он не преследовал цель увидеть Юру голым, он просто хотел немного освежить тело и позволить себе искупаться в речке, пока это возможно.              — Голышом? — растеряно повторил Юра, и Володя, оторвав взгляд от воды, перевёл его на пионера.              — На километр ни одной девчонки не видно, — уголки губ Володи дрогнули, а сам он поразился тому, как быстро придумал аргумент. Руки Давыдова уже прикоснулись к галстуку: даже если Юра не согласится, Володя всё для себя решил.              — Только нужно лодку к берегу отогнать, — заворожённо проговорил Конев.              С этим справились в два счёта. Как только ноги оказались на слегка песчаном, покрытым густой травой, берегу, Володя снял кеды, носки, взялся за галстук, стянул его быстро, за ним полетела и рубашка, туда ушли и шорты с нижним бельём. Он стоял к Юре спиной, чтобы не разглядывать его и чтобы дать Юре больше личного пространства.              Когда послышался характерный всплеск — Володя рискнул обернуться, но Юры уже и след простыл, и только потревоженная водная гладь говорила о том, что пионер нырнул под воду.              Володя чуть поёжился от мягкого ветра, пытающегося приласкать его оголённую кожу, снял очки и ступил ногами в воду. Та оказалась холоднее, чем он предполагал, и табун мурашек начался в районе щиколоток и побежал по спине, к затылку. Но это не помешало вожатому пятого отряда зайти дальше. Юрина голова уже показалась на поверхности, и Володя в этот момент погрузился под воду, ощущая, как дыхание захватывает от контраста. Напечённой макушке сразу стало легче.              Когда он вынырнул, Юра плавал где-то на середине, там, где течение ещё не было сильным. Володя подплыл ближе, ощущая себя таким далёким от городской суеты и каких-то личных проблем, чувствуя с Юрой уединение и испытывая потребность в этом личном мире, в котором существовали только они двое.              — А это была отличная идея, — задорно отозвался Юрка, — стало даже легче.              Володя ему ничего не ответил. Только лишь встал на дно, зарываясь пальцами в вязкий песок. Юра сделал то же самое, и теперь они стояли друг напротив друга. Их животы омывала вода, и Володя старался не глядеть ниже Юриного пояса.              Его даже особо не охватило волнение, что они стоят здесь, голые. Как будто так было нужно. Как будто это — нормально.              Но с Юрой всё ощущалось нормально и правильно. Словно Юра был создан для такой нормальности.              — Чего застыл? — внезапно просил Юрка и… Обрызгал Володю с головы до пояса. Крупные капли попали прямо в лицо, и Володя не сразу сообразил, что Юра решил над ним поглумиться. — Спорим, что ты меня не догонишь, товарищ вожатый?              Какой же язвой всё-таки был этот Юрка Конев. Но Володе это нравилось. Ему нравилась жизнь в карих глазах, нравилось это озорство, нравилось становиться таким же беспечным.              Там, в Москве, он должен был строить из себя серьёзного комсомольца, подавать надежды и показывать стремления, никогда не разочаровывать родителей, быть ровней друзьям, но здесь и сейчас не нужно было примерять на себя такую броню. Можно было оставаться таким, каким его видит только Юра.              Весёлым. Задорным. И отчасти жаждущим чего-то неизведанного.              — Не догоню, говоришь? — заявил Володя. — Это мы ещё посмотрим. Дам тебе фору в тридцать секунд, а потом пеняй на себя, пионер Конев.              Юрка задиристо показал ему язык и начал отплывать, увеличивая между ними расстояние. А Володя, честно отсчитав тридцать секунд, бросился в круговорот неожиданных для него эмоций.