С любимыми не расставайтесь

      Володе казалось, что он преодолел не меньше половины территории Советского союза, пока их грузовик прибыл к месту назначения. Таджикская ССР преобладала горными районами, и в некоторых местах большой машине было крайне трудно проехать, а потому приходилось вылазить из салона и с другими «везунчиками» толкать автомобиль вперёд, чтобы продолжать нелёгкий путь.              Часть, в которую привезли Володю и его будущих сослуживцев, находилась едва ли не на отшибе. Несколько зданий стояло клочком посреди возвышающихся гор, и Володя с тоской вспомнил о части в Верхнем Уфалее. Хоть она и имела свои недостатки, всё же там было намного привычнее и ближе к цивилизации. Здесь же постоянным спутником могли стать только каменистые возвышенности. Хотя с погодой в Таджикской ССР дела обстояли куда лучше. Сейчас уже было достаточно тепло, и солнце пригревало ласково, будто даже приветствуя новых гостей.              Выгрузившись из военной машины и построившись в одну шеренгу, Володя мельком осматривал ребят. Преимущественно среди них были таджики, но встречались и лица славянской внешности. Каждый из них приехал сюда из разных уголков СССР, и Володя ощутил некоторую тоску по дому и по тому, что в ближайшее время он точно не сможет написать Юре письмо. Стоило бы выяснить, как обстояли дела с почтой в этой местности и существовала ли вообще какая-либо связь.              Но эти вопросы пришлось отложить, так как сразу начались знакомство с частью, инструктаж в случае тревоги, какие-то поручения. Первый день прошёл для Володи, как в тумане, однако он всё же успел познакомиться с некоторыми «старичками».              Один из них, — Анзур — мужчина средних лет, который около трёх недель назад вернулся из горячих точек, делил с Володей двухъярусную койку. Его рука была перебинтована, а на лбу застыл уродливый шрам, но в целом выглядел боец неплохо. Он много шутил, стараясь приободрить напуганных парней.              — Да вы не беспокойтесь, вас туда не отправят. Слишком зелёные вы ещё, но за родину постоять всё же научиться должны. Иногда сюда что-нибудь долетает, но пока никто не погиб, — он улыбнулся, и Володя заметил, что боковые зубы с обеих сторон у Анзура напрочь отсутствовали. — Я вон отделался переломом руки и осколочным ранением. Отстрелялся. Скоро домой отправят.              Володя особо в разговоре участие не принимал. Вместо этого он пялился в заляпанный потолок, давно не видевший штукатурки. Кое-где в уголках скопилась серая паутина, на которой периодически пробегал и сам хозяин сего творения — паук. У него имелись свои дела и свои планы, и Володя даже немного завидовал членистоногому существу — тот не был ограничен в передвижениях. Мир Володи же сузился до этой военной части и мыслей о том, чтобы остаться в случае чего в живых.              А ещё он неустанно думал о Юре. О том, как друг отреагировал на его письмо… Испытал ли он страх за Володю? Хотя глупо такое спрашивать даже у самого себя. Конечно, испытал. Он ведь любит его… И Володя понимал, что Юре сейчас ничуть не легче, чем ему самому.              — Ребята, — внезапно он подал голос, потому что вспомнил, что хотел разузнать о способах связи, — а как здесь с почтой? Письма домой отправить можно?              — Никак, — это ему ответил Анзур с нижней койки. — Здесь с почтой совсем всё плохо. Её просто не существует, если по факту. Сюда только провизию и солдат привозят и отвозят, а почтовые отправления никто не забирает. Так что все, кто здесь служат, домой писать не могут. Складируют письма в отдельную стопку, чтобы потом поделиться впечатлениями. Я вон только иногда заметки делаю. Помогает… Отвлечься от всего.              Володя сглотнул. Новости были… Неутешительными. Если он не сможет писать Юре, то… Сколько же ещё времени пройдёт прежде, чем они смогут вновь связаться? Неужели Володя весь год, который ему остался, будет служить здесь и не будет иметь ни малейшей возможности сообщить Юре о своих делах?              Паника стала постепенно нарастать. На секунду Володя даже допустил мысль, что Юра не получил его письма, но потом эта мысль сразу же была отметена, как ненужный мусор, в сторону. Аня обещала передать письмо, Аня его обязательно передаст! Володя верил ей безоговорочно.              Кто ж знал, что тогда это была его самая крупная ошибка в жизни.              Постепенно Володя свыкся с необычным ритмом жизни здесь. Сравнивая службу в Верхнем Уфалее, Володя мог сказать, что тут, в горах, время текло иначе — намного быстрее. День сменял другой, но Володе не казалось, что он попал в колесо, которое катит белка. Каждый день здесь начинался с незнания, как всё пройдёт. Каждый день роты были готовы во все оружия на случай, если враг пройдёт границы СССР. Поначалу Володя успокаивал учащённый пульс, когда порой срабатывала сирена (учебная или настоящая), потом немного свыкся, но всё равно вздрагивал каждый раз, стоило пронзительному свисту раздаться по крохотной территории.              Спустя месяц таких терзаний Володя тоже взялся за ручку и листок. Он всё отодвигал это на задний план, считая, что бессмысленно писать письма в пустоту, но чем больше он находился в опасной обстановке, тем сильнее его головной мозг требовал разгрузки. Если Юра не сможет прочитать письма сейчас, то Володя непременно отправит их позже — как только выдастся такая возможность.              Первое письмо Володя, как бы это не было символически, написал именно в день рождения Юры. Он сидел на улице вечером, наслаждаясь горным воздухом, и создавал строчки у себя на коленях.               «У тебя сегодня день рождения, мой милый Юрочка. Как жаль, что я не могу поздравить тебя ни письменно, ни лично. Восемнадцать лет! Вот это да. Ты уже такой взрослый. А помнишь, когда мы познакомились, мне было восемнадцать? А тебе всего пятнадцать, — лицо Володи посетила слабая улыбка. Все эти воспоминания навсегда останутся в его памяти. Юра тогда был таким загадочным и таким забавным, что с ним сразу хотелось дружить. Да и грех было в такого не влюбиться. Вот и Володя попался на Юрино обаяние, как рыба на крючок, — И несмотря на такую существенную разницу в возрасте, ты умудрился заразить меня своим светом. Своим упрямством. Ты был словно магнит. И до сих пор так на меня действуешь. Надеюсь, ты получил моё письмо. Я очень просил Аню отправить его тебе как можно скорее.       Не волнуйся за меня. Я на самом деле не так близко к горячим точкам, как может думаться.       Но мне нужно было сообщить тебе, что меня переправили ближе к Афгану, потому что исчезнуть бесследно без объяснения причин — я не мог. И так помню, как ты злился, когда я прислал ту телеграмму. Больше я таких ошибок не совершаю. Я очень огорчился, когда мне сказали, что меня отправляют на границы с Афганом. Но не потому, что это боевые точки, а потому, что встреча с тобой отсрочилась на неопределённое время.       Здесь иногда отпускают домой. Некоторых уже отправили. Надеюсь, и я дождусь своего часа.       Вот бы сделать тебе такой подарок: заявиться в день твоего рождения к тебе и посмотреть на твои эмоции.       Будешь ли ты рад? Больше всего я боюсь, что твои чувства ко мне исчезли. Это ведь не так, Юрочка? Потому что только с тобой я ощущаю себя правильно, — на миг Володя остановился. Ручка зависла над тетрадным листком. Собственные мысли страшили. Юра ведь не забыл его за этот месяц? Он точно прочитал его письмо! По-другому и быть не могло, — «Я бы обнял тебя крепко, а если бы ты был дома один — и поцеловал бы тоже», — по телу пробежала сладкая волна ностальгии. Обжигающие поцелуи украдкой… Володя и не подозревал, что может так сильно скучать… «Удивительно, как могут дарить поцелуи и объятья должное спокойствие. Неужели все люди так устроены? Но это больше риторический вопрос. С днём рождения, мой дорогой. Очень скоро я вернусь к тебе».              Так незаметно пролетел май, за ним июнь, и вот лето подобралось к своей середине. Ночи в этой местности были очень жаркие, и Володя спал лишь в майке и трусах, всё ещё вспоминая контраст Верхнего Уфалея. Даже со всеми открытыми окнами в казарме стояла невозможная духота.              Иногда вдалеке, от соседних гор, доносилось эхо автоматных очередей и несколько раз были слышны сильные взрывы. Такие, что даже окна тряслись, а сердце заходилось в приступе паники. Первые несколько раз Володя подскакивал, сбитый с толку. Парни, что уже давно служили здесь, старались успокоить.              — Такое случается, — с очень сильным акцентом говорил Нуруло — низкорослый парнишка с козлиной бородкой, в которой уже были видны седые крапинки, напоминающие перья луня, — всё нормально, Володь, — он похлопал ещё сонного Давыдова по плечу, но его прикосновение ни черта не успокаивало. Пульс скакал, как умалишённый. Ничего себе застряло! Такое ощущение, что вызов раздался где-то рядом. — Сходи на улицу, подыши воздухом. У нас здесь нестрого с этим. Все всё понимают. Иногда и ночью нужно проветриться.              Володя так и сделал. Оделся и вышел за пределы казармы. Во внутреннем дворе был небольшой сквер, где солдаты днём могли немного отдохнуть, и Володя отправился к первой скамейке. Сев на тёплые доски, он поднял голову кверху, замечая, что сегодня небо было чистым. Звёзды сияли в ответ, переливаясь своим светом, и сердце защемило от тоски.              В руке ощущалось одиночество. Пришлось прикрыть глаза и вообразить, что где-то там его Юра, который ждёт и верит в то, что Володя вернётся. И Володя ведь постарается ради Юры! Только Юра имел вес в этой жизни. Только Юра смог вытащить его из того болота, в которое Володя сам себя загнал.              В конце июля было по-прежнему очень жарко. Володя исправно нёс службу, но ощущал, что соскучился по холодам Верхнего Уфалея. Тут даже холодный душ мало спасал. Охлаждал на некоторое время, а потом пот снова стекал градом.              В очередную ночь, когда Володя дежурил на КПП, его одолели мысли, и он решил выплеснуть их на бумагу. Рядом с листом лежала Юрина фотография, где он на фоне консерватории, и порой Володя поглядывал на снимок, улыбаясь. Интересно, изменился ли Юра сейчас? Как жаль, что он ничего не знает. Лето в самом разгаре, наверняка Юра освободился от летней сессии и теперь наслаждается каникулами. Быть может, ходит на речку, гуляет с друзьями, дышит полной грудью и… Ждёт Володю.              На секунду посетил страх, что Юра мог забыть его, но Володя отгонял это чувство, стараясь внушить себе, что из всех людей на планете Юра был самым терпеливым и верным.              В августе к ним в часть перевели Алексея и Максима. Они оба только что вернулись из боевых точек, где их контузило. Алексея несильно, Максиму досталось больше. Первые несколько ночей он вскакивал и в спешке начинал одеваться, пытаясь выяснить, не убили ли кого-то.              — Максим, Максим, успокойся, — Алексей вскакивал вслед за ним и старался достучаться до обезумевшего сослуживца. — Мы больше не там. Больше не там.              Потом Володя не раз украдкой замечал, как Максим плачет, как в одну точку смотрит Алексей, словно отключается от внешнего мира.              Эти ребята пугали Володю. Он не хотел стать таким же. Не хотел вскакивать по ночам, не хотел пугать Юру, когда вернётся к нему.              И оставалось только молиться, чтобы Володе и правда не пришлось брать в руки оружие, чтобы защищать свою жизнь.              В конце августа Максима увезли домой, а Алексею сказали, что в начале сентября он тоже отправится к семье.              Они с Володей в этот момент собирали яблоки с невысокого дерева, и Алексей, услышав эти новости, расплакался прямо с железным ведром в руках.              — Я не видел их пять лет, Володя. Можешь ли ты себе такое представить?              Володя мог себе представить, потому что тоже не видел дорогого сердцу человека вот уже больше двух лет.              Поэтому он понимал чувства Алексея. Как понимал и его слёзы.              В день прощания Алексей крепко пожал его руку:              — Скоро всё это закончится. И все мы вернёмся к своим любимым. Первым делом, как окажусь дома, обниму своих и включу радио, чтобы понять, что я наконец-то дома.              Володя с секунду молчал, но потом ему кое-что стукнуло в голову:              — Лёш, на одной из радиостанций есть программа «Встреча с песней». Напиши туда письмо или позвони и закажи, пожалуйста, «Колыбельную» Чайковского. Она ассоциируется у меня с одним важным человеком. Быть может, он её услышит и поймёт.              Володя даже не заметил, как употребил местоимение «он», но это, похоже, никого не смутило. Алексей просто кивнул, и Володя надеялся, что он исполнит его просьбу.              Конечно, гарантий того, что Юра вообще слушал радио, у Володи не имелось, но крохотная доля надежды всё же горела в молодом организме.              А вдруг услышит?.. А вдруг поймёт, что с Володей всё хорошо?..              Сентябрь был таким же изнуряющим, как и всё лето, а в октябре жара отступила, однако на улице всё ещё было довольно тепло. Володя выдохнул, радуясь, что температура постепенно снижается и что теперь в казарме стало спать намного комфортнее.              Без Юриных писем внутри поселилась неотъемлемая эмоция: горесть. Володя ещё несколько раз пытался выяснить нет ли возможности направить хотя бы одно письмо, но, увы, с почтой был по-прежнему напряг. И Володя успокаивал себя тем, что Юра знает, где он сейчас находится.              В ночь на день рождения Володи ему снился потрясающий сон.              «Он стоял на Киевском вокзале, смотря на табло прибывающих поездов. Маршрут «Харьков-Москва» значился на четвёртой строке: поезд должен был прибыть через десять минут на пятую платформу.              Сердце то замирало, то пускалось вскачь от предвкушения чего-то важного.              Володя ощущал улыбку на губах. Позади него ходили люди, суетливые и не очень, были слышны детские вопли и гулкий стук колёсиков чемоданов.              Но Володе будто не было дела до внешнего мира. Всё, что его сейчас интересовало — прибывающий на пятую платформу поезд из Харькова.              Когда оставалось пять минут до прибытия, Володя чуть ускорил шаг и вступил на платформу тогда, когда показалась голова состава. Машинист гудел в гудок, колёса замедляли ход.              — На пятую платформу прибыл поезд «Харьков-Москва», нумерация вагонов с хвоста поезда, нумерация вагонов с хвоста поезда… — женский голос разносился далеко на километры вперёд, чтобы все знали, что в столицу приехали гости.              Володя отсчитывал вагоны до десятого, ведь именно там сейчас находился его любимый человек. Его Юрочка, который наконец-то приехал в Москву!              Стоило бывшему пионеру выпрыгнуть из поезда, как Володя сразу ощутил всю радость и красоту своего личного мира, заключённого в одном лишь человеке, стоящем сейчас напротив и широко улыбающемся.              — Ну вот, я здесь! Я приехал, — говорил Юра — и его голос был таким, каким Володя его запомнил. — Ты рад мне?              Володя ничего ему не ответил: просто притянул к себе в объятья, наплевав на то, что они на вокзале и что рядом ходят люди.              Володя просто делал то, что хотел делать.              — Я так скучал по тебе, Юрочка… — в глазах даже защипало. Юрка стиснул его в ответных объятьях.              — Всё позади, Володь. Теперь я здесь, с тобой. Мы со всем справимся. Только ты и я, помнишь?              Володя немного отстранился, всё ещё удерживая Юрку в руках.              — Да, — улыбка не хотела сходить с его лица, да и Володя совсем не собирался её прятать. Отныне он будет с Юрой открытым и честным. — Ты здесь. Тогда не будем терять ни минуты?              Они заскочили к Володе домой, где мама суетилась, накрывая на стол, а потом, сытые, отправились на прогулку по Москве. Володя показал Юре так много мест, что к концу этой замечательной и долгожданной прогулки их ноги просто устали от передвижений.              Когда они оказались дома, то выяснили, что в квартире уже никого не было.              — Наверное, мама ушла по делам, — подметил Володя, а потом перевёл взгляд на Юру. Тот стоял возле входной двери и будто чего-то ждал. Его чайные глаза — такие же яркие и озорные, как в «Ласточке», смотрели тепло и с той самой любовью, которую Володя видел уже не раз.              Оставался только шаг, и Володя сделал его без тени сомнений: прижался к Юре крепко, обхватил его за плечи и толкнул к двери. Поцелуй не заставил себя долго ждать. Губы встретились, сначала целомудренно, будто спрашивали разрешения, но потом Володя взял инициативу на себя и подарил Юре жадный, требовательный поцелуй. Юра довольно жмурился и старательно подставлял губы под эти торопливые ласки. Его руки коснулись Володиной спины и потянули футболку вверх. Володины же ладони начали гладить бёдра и постарались притянуть Юру к себе как можно ближе, потому что он нуждался в его прикосновениях.              И как же сильно он не хотел покидать эту альтернативную реальность».              Но поцелуи с Юрой пришлось прервать, потому что Володя открыл глаза из-за сильного грохота. После него послышалась автоматная очередь. Сердце гулко билось. Переизбыток эмоций зашкаливал. Володя ещё не скинул с себя оковы прекрасного сна, как теперь ему предстояло вскочить с кровати, наспех одеться и построиться в шеренгу для прослушивания дальнейших указаний.              Наматывая портянки на ноги, он думал о том, что по сравнению с этими страшными звуками, от которых холодит всё внутри, горн из «Ласточки» — самый лучший в мире будильник. Как жаль, что тогда он этого не понимал. Теперь бы всё отдал, чтобы вернуться в беззаботные дни.              За всеобщей тревогой Володя даже позабыл какое сегодня число. И вспомнил только тогда, когда по всей воинской части в рупор начали рассказывать последние новостные сводки.              Он так и остановился, как вкопанный, едва не заставив споткнуться идущего позади сослуживца.              — Давыдов! — недовольно воскликнул Мирошниченко, в последний момент уворачиваясь от спины соседа по казарме. — Так резко останавливаться нельзя! Ты что творишь?!              Володя отмер, пробормотал извинения больше для этикета и двинулся в сторону недостроя — это было маленькое здание, предназначавшееся для хранения будущих боеприпасов, которое срочники делали своими руками. Сейчас они, идя гуськом по узкой тропинке, в специальных тачках перевозили кирпичную крошку (которую опять же делали сами) для бетонной смеси.              На душе стало несколько погано, ведь день рождения бывает только раз в году. И в этот год оно прошло мимо Володи совершенно незаметно. В прошлый раз его хотя бы порадовал Юра со своими поздравлениями и маленьким сладким подарком, а сейчас Володя был предоставлен сам себе.              «Ну ничего, — он старался мыслить оптимистично, — в следующий год я уже буду дома и, возможно, даже рядом с Юрой. Обязательно отметим мой очередной день рождения, как полагается».              Володя много фантазировал. Много представлял и о многом мечтал. Когда были тяжёлые дни — а это вой сирены, автомат в руках и ожидание чего-то неизвестного — он даже молился тому, чтобы остаться живым.              Люди, с которыми он пересекался в воинской части и которые возвращались прямиком из Афгана, навсегда выжгли в нём принцип: делай то, что давно хотел, и то, что велит сердце, плевать на все и вся, жизнь — скоротечна.              — Парень, — особо выпивший командир, когда Володя по его просьбе принёс ещё бутылку водки, хлопнул его по плечу и заставил сесть за стол в столовой. Был уже вечер, все разбрелись по своим комнатам, и только Володя — дежурный сегодня — обслуживал этого бравого война. Не смог отказать. — Я видел смерть. Обычных молодых ребят, своих подчинённых и своих друзей. Это… — он сглотнул, глаза его застекленели. — Это страшно. А самое главное — от тебя ничего не зависит в такие моменты. А потом ты живёшь с этим всю оставшуюся жизнь, — он похлопал его по плечу. — Цени всё, что тебе преподносят.              И этот командир был такой не один. И чем больше Володя находился в таком окружении, тем сильнее он понимал, что ему от этой жизни нужно, потому что ему хотя бы повезло — он просто на окраинах боевых действий. Он не убивает и не борется за свою жизнь так, как делают это те, кто возвращается из-за границы. И за это он уже был благодарен.              Восемьдесят восьмой подходил к концу, а вместе с тем у Володи замаячила надежда, что его отправят домой раньше времени — слух о том, что СССР окончательно выводит войска из Афганистана, больше не был слухом, а их часть собираются расформировывать, оставив здесь только тех, кто является непосредственным уроженцем Таджикской ССР.              Как же Володя хотел домой! Но больше из-за того, что сможет сразу поехать к Юре. Он ему даже писать не будет, сделает сюрприз. Юра ведь ждёт его?! Непременно ждёт.              Новый год отмечали скромно, но всё же отмечали. Выпили несколько стопок, закусили консервами, некоторой едой из сухпайка да мандаринами, что привезли в честь праздника.              Какой же божественный вкус был у этих цитрусовых! Володя до этого и не подозревал, что привычная еда, которой он каждый год набивал свой желудок до того, как попал в армию, покажется ему пиром богов.              Кисло-сладкий переплетался с совсем сладким, и у Володи даже поднялось настроение от нескольких съеденных мандаринов. Ребята из части запели песни, кто-то играл на гитаре, Володя же от всего воздержался.              Он вышел на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, и встретил Рустама — мальчишку из восьмой роты. Он был такой же худой, как и Юра, и так же, как и Юра, прилюбливал покурить.              — Хэй, Вовчик, — он махнул ему рукой, — покурить не желаешь?              Володя скривился. По сей день он умудрялся не втянуться в эту пагубную привычку, чем очень гордился.              — Ты же знаешь, не курю.              Рустам с равнодушием пожал плечами и поджёг кончик сигареты спичкой. Её пламя на секунду озарило его лицо — совсем какое-то детское, хотя этому парню уже шёл двадцать шестой год, а затем его и Володю снова окутала темнота.              Восемьдесят девятый уже вступил в свои права, но салютов здесь не пускали — слишком было опасно, зато со стороны казармы доносился бой курантов.              Сигаретный дым вдруг ярко напомнил о Юре. Рустам выдыхал его колечками в сторону молчаливых тёмных гор, что стражами стояли и прятали их от границы с Афганистаном.              — В такие моменты, — немного хрипло начал Рустам, — я всегда думаю о моей Арафе, моей любимой жене. Когда я уходил сюда, она была на девятом месяце беременности. У нас родилась дочка. А я до сих пор её не видел. Ведь с тех пор прошло уже три года, — лицо Рустама озарила печальная, до глубины души трогающая улыбка. — Если всё это правда — скоро нас всех отпустят домой, — он ещё раз затянулся и посмотрел на Володю. — А тебя дома кто-нибудь ждёт? Ты кого-нибудь любишь?              Володя улыбнулся не менее печально. Потому что слишком сильно скучал. Он задрал голову к небу — оно было чистым и невинным — и, не теряя улыбки, чуть прикрыл глаза. Образ Юры не покидал его ни на секунду.              — Да, — тихо ответил Володя спустя неопределённое количество времени. — У меня кое-кто есть. И этого кое-кого я очень сильно люблю.              Так промчалось ещё полтора месяца.              Володя не раз ошибался в своей стране и не зря говорил, что система себя изжила.              Войска из Афганистана вывели в феврале восемьдесят девятого, а его и ещё многих солдат переправили в ближайший временный пункт для последующих решений в отношении каждого срочника. За этой суматохой Володя не успел ни позвонить домой, ни черкануть пару строк Юре о том, что с ним всё хорошо и он по-прежнему жив.              Сейчас он сидел в очереди и ждал, когда его пригласят на личную беседу, наблюдая за тем, с какими лицами выходят другие срочники. Некоторые из них были слишком счастливыми.              — Домой, — кто-то шептал, едва ли не плача.              Володя тоже надеялся, что ему осталось каких-то пару шагов до встречи с Юрой, ведь срок его службы почти подошёл к концу.              Когда его вызвали в кабинет, он уже предвкушал то, как сейчас его поблагодарят за службу вблизи горячих точек и отправят домой, но не тут-то было:              — О, Давыдов. А тебе ещё до апреля служить. Давай-ка подумаем, куда тебя отправить. Светлана, — командир — седовласый мужчина с горбатым носом, похожим на орлиный клюв, — обратился к неприметной девушке, сидящей где-то сбоку, — что у нас там по частям? Где больше всего солдат не хватает?              Светлана несколько минут шуршала документами, а Володя ощущал, как внутри поднимается что-то очень похожее на злость.              — Но… Но я думал, моя служба рядом с границами Афганистана позволит мне… — договорить он не успел: командир сурово посмотрел на него, и Володе пришлось захлопнуть рот. Здесь он главным не был. И ничего не решал.              — Виталий Алексеевич, воинская часть двести девяносто один в Норильске сейчас нуждается в срочниках.              — Отлично, — командир захлопнул папку с Володиными документами и протянул её Володе. — Значит, Норильск. Собирайся, Давыдов. До апреля туда.              Володя открыл было рот. Но не произнёс ни звука.              Из кабинета вышел опустошённый.              Норильск?! Норильск?! Куда, мать его, его хотят забросить? На Крайний Север? Чтобы он выхода оттуда не нашёл?              Хотелось выть от отчаяния. Хорошо, хоть родителям разрешили позвонить и предупредить их, чтобы раньше апреля не ждали.              И Юре бы тоже стоило позвонить. Да вот только номера не было. И времени, чтобы отправить письмо — тоже.              Но Володя успокаивал себя тем, что в новой воинской части он обязательно свяжется с Юрой.              Однако, когда его привезли в воинскую часть, которая, к слову, была совсем не в Норильске, а в какой-то глуши, где на добрые сотни километров распростирались только заснеженные дороги, а в ближайшем населённом пункте в получасовой езде не имелось почтового отделения, Володя готов был рвать на себе волосы.              Год! Почти целый год он не получал от Юры писем и не отправлял свои и даже не имел представления, что происходит с его Юрой сейчас. Ни малейшей новости. Ни-че-го.              И отсутствие информации пугало. Володя не хотел, но вдруг начал думать, что с Юрой за этот год могло что-то случиться или что Юра не дождался его, или того хуже — не получил того письма.              Но все негативные мысли Володя старался отгонять. Юра ждал его, иначе быть не может! Они будут вместе, Володя точно знал и верил в это.              Погода на Крайнем Севере кусалась. Даже Верхний Уфалей в сравнении с этим местом мог показаться самым тёплым курортом. Но Володю, кажется, уже ничего не могло испугать. Ни сильные ветряные порывы, ни продолжающийся снег, ни низкие температуры.              Он словно включил тумблер ожидания внутри себя и просто зачёркивал каждый прожитый день в настенном календаре, радуясь той мысли, что до возвращения к Юре оставалось всего ничего.              Март закончился даже как-то слишком быстро. И потом Володя получил билет домой.              Сначала в это не верилось. Когда он стоял в аэропорту — от Норильска нужно было лететь с пересадками — и разглядывал людей, то испытывал что-то смешанное, что-то, чего сам ещё не понимал. Неужели ему снова позволено ходить в гражданке и спать столько, сколько захочется? Неужели он снова сможет спокойно завтракать, а не подрываться впопыхах?              В это пока слабо верилось. Но всё же чувство свободы Володю не покидало.              Перед отъездом домой он успел позвонить родителям и сказать, что возвращается. Опять были слышны мамины рыдания, но в этот раз они, скорее, были вызваны облегчением. Он заверил её, что скоро она его увидит и что с ним всё в порядке.              Он не видел их целый год. А Юру не видел ещё больше — почти три.              Когда самолёт взлетел, Володя долго рассматривал маленькие поля, дома, что простирались на многие мили вперёд, и всё думал о том, как здорово будет поехать к Юре в скором времени.              А ещё он ощущал усталость. Не физическую, а, скорее, моральную. Ему казалось, что за два года, проведённых вдали от дома, он не очень-то и хотел туда возвращаться. Не очень хотел видеть своего отца и не очень хотел показывать матери, что он не изменился. Что он такой, каким уходил в армию.              А ведь они наверняка лелеют надежду, что он стал «правильным».              Нет, под одной крышей с родителями ему однозначно было нельзя оставаться, если он планирует жизнь с Юрой. Им нужно будет хорошенько подумать, куда они переедут. Точнее, кто из них переедет. Юра или сам Володя? В принципе, после всего пройденного Володе уже было всё равно, где жить. Будь то Москва, Америка или Харьков. Главное ведь в том, с кем он хочет делить крышу над головой. А этим кем-то всегда был Юра.              За своими мыслями Володя достал Юрину фотографию и улыбнулся, когда увидел знакомое лицо. Она немного выцвела — солнце в Таджикской ССР было слишком нещадно, а Володя крайне часто имел привычку брать фото в руки, когда его никто не видел.              Каким же Юра был сейчас? Отчего-то Володе казалось, что его Юра совсем не изменился. И этот озорной блеск в глазах по-прежнему с ним.              Как же хотелось услышать его голос. И почувствовать запах, который, увы, уже стёрся из памяти.              Но Володя всё наверстает. Юра ведь наверняка ждёт его, а Володя просто устроит ему сюрприз.              В Москве Володя был через двое с небольшим суток. Он ехал на поезде из Красноярска и отлежал себе все бока на боковой полке плацкартного вагона. Благо соседи ему попались хорошие: травили жуткие истории, хотя Володе больше по душе были Юрины страшилки; пели песни и даже показывали фокусы. В общем ехать Володе было совершенно нескучно. Конечно, расстояние от Красноярска до Москвы было существенно велико, но Володе теперь такое казалось мелочью. В армии он научился смиренно ждать, и она закалила его терпение.              Родители встретили прямо на платформе. На удивление, Ани рядом с ними не было, хотя Володя предполагал, что подруга может приехать, однако её отсутствие совсем его не расстроило. Он обязательно встретится с ней позже.              — Ты жив, — мама всё целовала его и целовала, обнимала, и Володя на краткий миг ощутил себя спокойно и хорошо, прямо как в детстве, когда она успокаивала его своими руками.              Когда очередь дошла до отца, Володя по-прежнему ощущал этот холодок, но папины глаза всё же светились чем-то… Добрым. Возможно, он тоже скучал и беспокоился по своему, так, как умел.              Володя в общем-то сумел простить его, пока находился рядом с Афганом. Решил, что не за чем таить в сердце злость и обиду. Всё это теперь меркло в сравнении с тем, что вскоре он будет с Юрой.              Но не успел Володя обдумать эту мысль, как отец с гордостью сообщил:              — Я выбил тебе самое лучшее место в санатории «Виктория» в Подмосковье. Это частный пансионат закрытого типа для бывших военнослужащих. Сынок, ты год провёл на границе, я считаю, что тебе нужен хороший отдых, чтобы привести нервы в порядок. Что ты думаешь на этот счёт?              Для Володи было удивительным то, что с его мнением решили посчитаться, и в этот момент усталый мозг вдруг сгенерировал положительный ответ на эту идею.              Действительно, он ведь провёл целый год там, где вечно была слышна автоматная очередь, были знакомства с искалеченными людьми, и Володя не мог считать себя вполне здоровым человеком, хоть и не чувствовал каких-то страхов в своей голове…              Но, может, ему и правда стоило перед поездкой к Юре восстановиться? Он напишет ему письмо оттуда, договорится о встрече. Конечно, сюрпризом было бы лучше, да и душа очень сильно тянулась в Харьков, но отчего-то перед Юрой не хотелось представать растрёпанным.              Хотелось быть сильным и уверенным во всём мужчиной. Поэтому Володя, одурманенный моральной усталостью, согласился на санаторий, в который его повезли сразу же.              — Анечка передаст тебе все оставшиеся нужные вещи, — сказала мама, обернувшись с переднего сиденья, и ласково улыбнулась. Володя заторможено кивнул. Он вдруг ощутил невероятную усталость от долгого возвращения домой, и всё, чего ему сейчас хотелось — это хорошего, качественного сна на чудесной кровати.              Пока ехали в санаторий, Володя всё разглядывал пейзажи за окном автомобиля. Природа уже проснулась от зимней спячки и заставляла почки на деревьях набухать, солнечные лучи играли между собой через ветки, иногда попадая Володе в глаза, отчего он жмурился и ощущал, что ему приятно находиться здесь и что его нелёгкая служба в армии осталась позади.              Санаторий был спрятан в лесу, и здесь действительно можно было ощутить единение с природой, как тогда в «Ласточке».              На КПП их встретил грозный мужчина кавказской внешности, который щепетильно проверял документы приехавших. Как только он убедился, что для Володи уже подготовлено койко-место, он пропустил отцовскую волгу на благоустроенную территорию. Припарковавшись на специальной стоянке для сотрудников, папа помог Володе выгрузить его немногочисленные вещи и кое-что из тех вещей, что успела собрать ему мама.              Выходит, они с самого начала планировали отправить его в санаторий, даже не завозя домой.              Но Володя совсем на них не злился. Он понимал — они хотели как лучше.              — Месяц пройдёт быстро, — всё причитала мама, — тебе очень нужно отдохнуть, Володь. Я так за тебя переживаю. Ты ведь не был ранен, с тобой там хорошо обращались?              Володя дёрнул уголками губ, однако ответить ничего не успел, его опередил отец:              — Таня, — сокрушительно произнёс он, — наш сын спокойно служил вблизи горячих точек, но не воевал. Что ты как наседка, в самом деле?              Отец совсем не изменился. Его скупость на проявление эмоций была для Володи привычна.              Номер, который ему выделили, был очень светлым, просторным и с балконом. С третьего этажа виднелся небольшой пруд, возле которого прогуливались постояльцы санатория: кто-то сгруппировался на скамейках в небольшие компании и играл в шахматы; кто-то сидел с удочкой в специально отведённом месте, кто-то шествовал со скандинавскими палками, обгоняя некоторых людей, разъезжающих в инвалидных колясках.              Здесь было… Тихо. Настолько, что Володе казалось, будто тишина говорила с ним. Давно он такого не испытывал.              Сев на кровать, он провалился в мягкий матрас и выдохнул. Закрыл лицо руками и едва не расплакался от того, что был там, где ему и положено быть — на родине.              Посидев наедине с собой несколько минут, Володя наскоро принял душ, который также располагался в номере, переоделся в немногочисленную чистую одежду, которую собрала его мама, и спустился вниз. Ему нужно было узнать, как отправить письмо в Харьков.              — Письмо? — хлопнула глазами женщина с ресепшена. Она листала толстенный журнал, из которого уже вываливались листы, когда Володя подошёл к ней. — Но у нас здесь нет почты. Только телефон. И только по местности.              Володя здорово просчитался, но потом постарался себя успокоить: завтра сюда должна будет приехать Аня и он просто вновь попросит отослать письмо Юре.              К вечеру, пройдя некоторые процедуры и хорошенько отдохнув, Володя сел за письменный стол, чтобы написать Юре письмо.              Его сердце зашлось в предвкушении, потому что на этот раз письмо было настоящим. Не тем тетрадным листом, что Володя использовал, чтобы высказать все свои мысли.              «Здравствуй, Юрочка! Можешь ли ты представить себе, что два года моей службы наконец-то прошли! Я до сих пор — нет.       Юрочка, со мной всё хорошо! Я дома, на родине. Вернулся буквально сегодня утром, и вот уже пишу тебе письмо, чтобы сообщить, как я жду нашей встречи.       Сначала я думал ехать сразу к тебе в Харьков, чтобы не терять ни минуты, но родители предложили пройти курс реабилитации в санатории. Идея на самом деле неплохая. Немного отдохну после всего, что со мной происходило, и свежим приеду к тебе. Подожди ещё немного, ладно?       Как твои дела? Я столько времени не слышал ничего о тебе, что даже и не знаю, что можно спросить. Хочется узнать обо всём и сразу. Но ты ведь расскажешь мне всё-всё? Всё, что я упустил за этот год.       В санатории, скорее всего, я проведу ближайший месяц. Ты не переживай, к твоему дню рождения я постараюсь приехать, чтобы лично поздравить тебя с праздником.       Каким ты стал за этот год? Я всё ещё храню все твои фотографии, которые помогали мне во время трудных дней. Смотря на них, я старался не сходить с ума. Старался жить и думать о нашей будущей встречи.       Думаю и сейчас, если честно. Так не терпится тебя обнять, а ещё увидеть твои глаза и твою улыбку.       Я так соскучился по тебе, Юрочка! И я так рад, что нас с тобой разделяет всего несколько недель. Скоро, совсем скоро мы будем вместе».              Аня приехала на утро, когда Володя закончил завтракать. Они встретились на КПП, и Володя, забрав у неё сумки с некоторыми вещами да парочкой книг, чтобы скрашивать свой вечерний досуг, пригласил посидеть подругу возле пруда. Сейчас там практически никого не было — многие ушли на процедуры.              За год Аня снова сменила причёску: теперь её короткие волосы отросли и по длине были точно такими же, какие она носила ещё со времён «Ласточки».              — Я так рада видеть тебя в здравии, — она держала Володю за руку и мягко поглаживала её большим пальцем, словно пыталась успокоить. — Ты нас всех заставил поволноваться. Ребята, как узнали, что ты вернулся, прыгали от счастья. Они так хотят встретиться. Соберёмся после твоего небольшого отпуска?              Володе было приятно слышать, что старые друзья его не забыли, хоть он и ни с кем не общался за время службы. Пару раз ему писал Олег, но их письма ограничивались короткими предложениями, потому что в тот момент Володя не хотел общаться ни с кем из своей прошлой жизни. Он нуждался только в письмах от Юры.              — Да, было бы неплохо, — ответил Володя, не вдаваясь в подробные планы своей дальнейшей жизни. Он уже решил, что после санатория поедет в Харьков, а дальше всё будет зависеть от общего с Юрой решения. — Послушай, Ань, — Володя полез в карман своего лёгкого пальто и выудил оттуда самодельный конверт с письмом для Юры внутри. — Могу ли я попросить тебя снова об услуге? — Аня молчаливо кивнула. — Купи, пожалуйста, конверт, подпиши его от моего имени и отправь вот по этому адресу, — его палец провёл по строкам с Юриными данными, — для Юры.              Брови Ани слегка нахмурились, и Володя на секунду подумал, что просит слишком многого, но потом лицо Земцовой расслабилось, и она, улыбнувшись, приняла из рук Володи письмо:              — Конечно, — её интонации были нейтральными, — я всё сделаю. Не впервой же.              Володя рассыпался в благодарностях за все Анины старания и сделал себе пометку в сознании позже отблагодарить её за помощь.              Ещё немного пообщавшись с Аней о насущном, Володя проводил её до ворот, и она, поцеловав его на прощание, пообещала, что заедет через пару недель.              Апрель был довольно тёплый. Володя исправно ходил на все назначенные ему процедуры, плавал в закрытом бассейне, отдыхал душой и телом. Даже познакомился с несколькими постояльцами — в основном это были уже пожилые вояки — и нашёл общие темы для разговоров. С некоторыми играл в шахматы, с некоторыми рыбачил.              Через две недели ему вновь позвонила Аня и спросила, что нужно привезти. Володя попросил один конверт и кое-что из литературы, потому что то, что она привозила в прошлый раз, им уже было прочитано.              А ещё он надеялся, что она привезёт письмо от Юры. Володя даже не представлял его реакцию, но очень сильно хотел, чтобы Юра написал, что будет ждать его и что ждал всё это время.              «Здравствуй, Юрочка! Завтра приедет Аня и заберёт моё новое письмо для тебя. К сожалению, я не знаю, ответил ли ты мне на предыдущее или же наша почта стала ещё несовершеннее, но я хочу написать тебе новое послание.       У меня всё хорошо. Знаешь, идея с санаторием действительно оказалась прекрасной. С каждым днём я чувствую себя всё лучше и лучше. Я уже не просыпаюсь по ночам от странных снов или от того, что в соседнем номере упал чемодан. Всё же служба вблизи горячих точек даёт о себе знать сбоями в организме.       У меня прекрасный вид с балкона. Уверен, тебе бы тоже здесь понравилось, потому что природа вокруг — неповторима и очаровательна. Чем-то напоминает природу в «Ласточке». Много деревьев: и пушистые зелёные сосны, и по-девичьи стройные берёзы, даже есть дуб, как у Лукоморья, а ещё здесь присутствует та самая звенящая тишина, которой мне так не хватало. Иногда её прерывает шелест крыльев вспорхнувших птиц, да мягкий плеск воды, создаваемый небольшими карасями, что водятся в пруду, который также виден из моего окна. Иногда я смотрю перед закатом на ровное водное зеркало, и последние солнечные лучи, отскакивающие от него, действуют на меня умиротворяюще.       Считаю дни до нашей встречи. По правде говоря, я начал это делать ещё там, в Норильске. У меня был настенный календарь, и я каждый вечер перед сном зачёркивал и зачёркивал прошедшие дни. Мысль о том, что мои глаза вскоре увидят тебя, казалось, подгоняла время, и я не заметил, как пришёл мой дембель, о котором мы с тобой оба мечтали.       Юрочка… Юрочка… Столько хочется тебе сказать, столько чувств и эмоций накопилось за этот год, что я уже не в силах терпеть. Мне осталось ещё две недели — и я весь твой. До конца. Сколько ты позволишь.       Жду не дождусь, когда коснусь тебя, чтобы точно почувствовать себя дома».              Аня приехала так же утром, как и в прошлый раз.              — Ой, Володь, вот отдохнёшь тут, вернёшься домой, потом сходим с тобой в кино. Там такое сейчас показывают, — она ухмыльнулась. — Ты наверняка не слышал о «Маленькой Вере». Это оторва! Мы с девчонками уже несколько раз ходили. Можешь ли ты себе представить, какая там сцена секса! Мы были поражены, когда увидели. А ещё там критикуют советскую власть. Удивлена, как это вообще пропустили в массы.              Кино — просто отличная идея. Пожалуй, ему стоит пригласить Юру на этот или другой фильм.              — Ань, — словно не слыша её совсем, Володя спросил: — А мама не передавала мне никаких писем? — и не удержался: — От Юры ничего не приходило?              Аня уставилась на Володю, будто он сказал что-то невразумительное.              — От Юры? — растеряно пробормотала она. — Нет, твоя мама ничего мне не отдавала…              Володя постарался не делать преждевременных выводов. Возможно, мама просто не посчитала нужным отдать письмо. Наверняка оно ждёт его в его комнате.              — Понятно, — он всеми силами скрывал огорчение, но получалось плохо, потому что, честно, он очень надеялся, что Аня привезёт ему хоть одну весточку. — Тогда… Послушай, я подпишу ещё один конверт для него? Отправишь, пожалуйста?              Лицо Ани осталось непроницаемым.              — Да, конечно, — ответила она немного сдавлено, но Володе было настолько без разницы на чужие чувства, что он просто этого не заметил.              Наскоро подписав конверт, который Аня ему привезла вместе с несколькими журналами, Володя бережно вложил письмо и отдал его Земцовой, после чего она уехала.              Первое мая было слишком дождливым. Володя, которому оставалось провести ещё полноценных две недели в санатории, тосковал. Погода вызывала печальные мысли, а капли дождя, что стучали по подоконнику, никак не помогали успокоиться.              Какое-то странное предчувствие чего-то плохого преследовало Володю ещё с того момента, как Аня сказала, что никаких писем мама ей не передавала. Конечно, этот факт можно было списать на материнскую забывчивость, но Володя всё больше и больше думал о том, что мама не могла не передать почту для него. Тем более она знала, что Юра — близкий друг.              Нехорошая догадка вдруг посетила Володю на мгновение. Что, если после его признания, все близкие друзья расценивались как… Потенциальные враги? Что, если отец строго отслеживал корреспонденцию на имя Володи, и теперь, когда пришло письмо от Юры, он его просто выбросил? Это было бы вполне в его духе.              Успокаивало Володю только то, что он написал Юре ещё одно письмо, которое в скором времени дойдёт до адресата, а там уже и Володя приедет.              Юре осталось подождать всего парочку недель. И потом они смогут строить свою жизнь, как того пожелают.              Такие мысли немного утешали, но до конца странное чувство, вызывающее обеспокоенность, не исчезло.              Оно преследовало Володю вплоть до того, пока он не вернулся домой. А когда вернулся — оно усилилось. Отец приехал за ним двенадцатого мая один: мама была на работе. По дороге они больше молчали, чем говорили, перекинувшись лишь незначительными впечатлениями от Володиной терапии.              Домой отец подниматься не стал — он отпросился с работы, чтобы привезти Володю в Москву и вновь уехал.              Дома Володю ждала только Аня.              — А у меня сегодня выходной. Вот, хлопочу к твоему приезду, — Аня в мамином фартуке встретила его прямо с порога. С кухни доносились ароматы запечённой курицы вперемешку со сладким. Володя мог бы даже предположить, что это была шарлотка. — Тётя Таня убежала на работу, срочно попросили подменить, а я вызвалась помочь.              Володя слушал её вполуха, потому что сейчас его интересовало только одно: зайти в свою комнату и увидеть Юрины письма.              Но только вот в комнате, в которой он отсутствовал два с небольшим года, ничего не обнаружилось. Сама комната была такой же, какой Володя её и оставил, а чистота письменного стола говорила только о том, что почта во время его отсутствия ему не приходила.              «Может, мама спрятала письма в ящик стола», — подумал Володя и начал искать конверты из Харькова.              — Ты что-то потерял? — спросила Аня, стоя в дверях. Володя кивнул и пробормотал:              — Да, не могу понять, где письма от Юры. Он же должен был что-то ответить.              И тут он услышал раздражённое цоканье.              — Опять Юра, — на этот раз Аня даже не стала ничего скрывать: её голос был пропитан недовольством. Володя поднял голову и уставился на подругу, которая скривила губы, стоило их взглядам пересечься. — Юра, Юра, Юра, — проговорила она, с каждым разом наращивая звон в своём голосе. — Ты думаешь о ком-нибудь другом, кроме своего Юры?              Володя не понимал ровным счётом ничего. Что происходит?              — Юра — мой друг. Я переживаю за него, — Аня на эту реплику промолчала, а Володя, ведомый чувством беспокойства, вдруг схватил сумку. Плевать на всё — он едет на вокзал. И так потерял слишком много времени.              — Куда ты собрался? — спросила Аня, видя, как Володя перекидывает дорожную сумку с вещами через плечо.              Давыдов подошёл к столу и открыл первый ящик: ещё до ухода в армию он оставлял неплохую заначку, и этих денег вполне могло хватить на билеты и ещё на целый месяц безбедного существования.              — В Харьков. С Юрой что-то случилось.              Тут же последовал незамедлительный ответ:              — А ты не думал, что раз Юра не ответил, значит, ему это не нужно?              После сказанной фразы волнение у Володи стало возрастать. Он окончательно убедился в том, что что-то произошло, иначе — Юра бы точно ответил. Он не мог вот так просто вычеркнуть его из своей жизни. Не после тех писем, что писал.              Володя должен убедиться лично в том, что он не нужен. Пусть Юра скажет ему это в лицо.              Анина фраза осталась без ответа, и, возможно, это повлияло на неё сильнее, чем нужно. Потому что следующие её слова выбили из Володи весь воздух:              — Этот Юра не даёт тебе спокойно жить! Тянет тебя на дно! Мало ему было моих слов в лагере, так он смел ещё и звонить сюда, а потом и приезжать! Даже тогда, когда не получил ни одного из твоих дурацких писем!              Сумка грудой упала на пол, деньги разлетелись по столу. Володя ощутил, как бешено колотится его сердце. Глаза поднялись на Аню.              Догадка посетила сразу.              Володя сглотнул.              — Ты… Ты не отправила ему мои письма? И даже то, самое первое?              Голубые глаза Ани полыхали праведным огнём. И огонь этот был зловещим, холодным, пронзающим насквозь.              — Конечно, не отправляла. Ты думаешь, я бы позволила ему и дальше присутствовать в твоей жизни?              Горло больно сдавило. Всё это время… Всё это время…              Юра ничего не знал.              Паника подобралась к Володе сильнее. А вместе с ней и ярость. Такой злости Володя, пожалуй, ещё никогда не испытывал.              — Куда ты дела письма? — он старался сохранить пока ещё спокойный тон, но чувствовал, что рассыпается.              — Выкинула, — просто ответила Аня. — Пойми, — она вдруг сделала шаг, а Володя опасно сжал кулаки. — Он не нужен тебе. Не нужен. Он… Он неправильный. Ты… Ты же не такой, Володя…              Володя закрыл глаза. Он уже всё давно для себя решил.              Больше никаких чужих мнений. Он нормальный. Юра — тоже.              Досчитал до десяти, до двадцати — немного отпустило. Пока ещё было не поздно. Юра в Харькове. Володя просто поедет туда и попросит прощения. У них ещё есть шанс.              — Мне плевать, что говоришь ты и что думают другие, — уже спокойнее ответил Володя, когда открыл глаза. — Я уезжаю прямо сейчас, а ты, будь добра, покинь мою квартиру.              Володя подобрал сумку, сунул в карман деньги и прошёл мимо Ани в коридор. Аня последовала за ним. Бойкая, не собирающаяся сдаваться.              — Думаю, твой Юра тебя и слушать не станет, — предприняла она ещё одну попытку. Несколько отчаянную, как показалось Володе по её тону. — После моей открытки он вообще вряд ли пустит тебя на порог… — обида вылетела раньше, чем Аня захлопнула рот. Володя поднял на неё взгляд, даже не успев застегнуть ветровку.              — Какой открытки? — с подозрением переспросил он. Аня закусила щеку изнутри, и теперь её вид был потерянным. Похоже, последнее она вовсе не собиралась говорить. — Какой открытки, Аня? — чуть повысил голос Володя, и Аня вздрогнула. Отвела взгляд в сторону. Теперь она стала раздражать. — Я спрашиваю: какой открытки, чёрт побери? — голос Володи стал грубее. Он и сам не заметил, как перешёл на повышенные интонации.              — Свадебной, — в итоге выдохнула Земцова. — Я отослала Юре свадебную открытку от нашего с тобой имени, будучи уверенной, что больше он в нашей жизни не появится.              Мир Володи только что рухнул ему на голову. Ударил так, что закружилась голова.              Он подскочил к Ане, схватил её за плечи и больно сжал, заставляя смотреть на него.              — Что. Ты. Сделала? — его голос был похож на сильный гром, и в глазах Ани появился испуг, но ответила она очень решительно, хоть голос её маленько дрогнул:              — Я защитила тебя. Отвадила твоего Юру. Он думает, что ты женился на мне.              У Володи никогда не возникало желания бить женщин, но в этот момент ему очень захотелось дать Ане пощёчину. За то, что влезла в его жизнь, и за то, что в одночасье её разрушила.              Но это желание появилось только на миг. Всё же Володя понимал, что никогда бы не смог поднять руку на слабый пол, а потому он резко отступил, осознавая, что и так причинил Ане боль, когда сжал её хрупкие плечи своими немаленькими руками.              Однако после её слов в нём по-прежнему клокотала ярость. Он только сейчас начал осознавать весь масштаб катастрофы.              Юра ничего не знал. Он не читал его писем. Он звонил. И приезжал, не найдя ответов на свои вопросы. А потом получил открытку…              Володя закрыл лицо руками, а Аня всхлипнула. Сначала тихо, потом ещё сильнее. Володя даже не хотел смотреть на её слёзы.              — Что же ты наделала… — он покачал головой, не отнимая рук от лица и чувствуя, как его собственные ресницы становятся влажными.              — Я сделала это ради тебя, — послышалось между всхлипываниями. — Потому что я люблю тебя. И всегда любила. Ты должен идти правильной дорогой…              Слова о любви вызывали приступ тошноты. Володя всегда придерживался позиции: если любишь, делай любимому человеку хорошо, и если ему будет хорошо с кем-то другим — прими это как должное.              Аня пошла другим путём. Решила избавиться от Юры в надежде, что… Что Володя полюбит её?              Да никогда в жизни. А теперь уж и подавно.              — Уходи, — глухо пробормотал Володя, снимая очки и зажмуривая глаза, чтобы спрятать слёзы. — Уходи и больше никогда не смей приходить ко мне. Я доверял тебе. Всегда старался поддерживать тебя. А ты… Отплатила мне… — он делал судорожные паузы. — Ты любишь себя больше, чем кого-либо. Уходи, Аня. Не желаю тебя больше видеть.              Аня покинула квартиру Володи через минуту. Володя стоял к ней спиной и только слышал шуршание сумочки, звон связки ключей, шмыгание носом. Он не хотел ни оборачиваться, ни выслушивать её извинений (которых, к слову, так и не поступило, да она даже жалких попыток не предприняла, очевидно, считая себя правой).              Когда дверь за ней закрылась с громким хлопком, только тогда Володя отмер.              Ноги подкосились, и он прислонился к стене, тут же сползая по ней и прислоняясь затылком к шершавым обоям.              Каким теперь он стал в глазах Юры? Володе было страшно представить. А главное — как теперь вымолить прощение за то, чего не совершал?              Лишь бы, действительно, не было поздно.              Почему-то казалось, что Юра закроет дверь перед его носом.              Но тогда Володя не уйдёт оттуда, пока не объяснится. Пока не докажет, что всё это — дело злых рук, не желающих, чтобы они были вместе.              Володя ведь обещал ему! Обещал!              Лишь бы не было поздно.              Поднявшись на ноги, Володя схватил дорожную сумку и, нацарапав на оборванном листке бумаги родителям, что уехал в Харьков, выбежал из дома, стремясь быстрее попасть на железнодорожный вокзал.              Он поедет туда первым поездом. Он всё объяснит и всё исправит.              Ведь ещё не поздно, да? Ведь он ещё не потерял Юру?