Турмалиновые скалы

Первым решением было свернуть с дороги, на чём настоял Юкхей. Пробираться по лесам, путаться в кустарниках и поскальзываться на мокрых камнях, совершенно не чувствуя под собою почву в непривычной обуви было почти мучительно, но всё это меркло в сравнении с тем, сколько ранее неизвестного удалось увидеть за такой короткий срок. Конечно, разноцветные букашки и птицы попадались не впервые, но было так трудно обращать на них внимание, когда все силы уходили лишь на то, чтобы не чувствовать себя болезненной кучей помоев. А теперь рассматривай сколько влезет, можно даже в руки взять тех, кто не сильно вырывается, но только во время привалов. Они все-таки очень торопятся найти младшего брата, а путь не близкий. Было бы куда проще, если бы удалось поладить с этой лошадью, да только Минхён упорно отказывался подходить к ней даже близко, а сама она так избаловалась одинокой жизнью в лесу и кормёжкой Бруны, что упиралась и даже Юкхею не позволяля себя оседлать. Приходилось идти так, будто они втроём закадычные друзья, а не всего два недо-друга и глупое в их глазах животное. За пару дней они прошли совсем немного, но изрядно подъели свои запасы. После короткого откровения Минхён готов был признаться самому себе, что человеческий язык не такой отвратительный, а ещё до безумия простой, когда учишь его с кем-то, кто больше не кажется опасным. Стыдно было от того, что с братом учить не хотелось до рвотных позывов. Тот виделся не больше, чем дурачком, который так хотел вобрать в себя ненужную чужую культуру. Минхён думал, что сам он сильнее этого. Но в глубине души надеялся, что был неправ. Что все те звуки, донимавшие младшего по ночам, но недоступные ему самому, не были итогом одиночества, которое свалилось на плечи общительного по своей природе Донхёка. Что все те знания, что копились в его дурной голове, окажутся полезными там, куда занесёт маленькое создание. — Я не совсем понимаю, где мы, — ориентирование среди целого ничего, поросшего почти одинаковыми деревьями, не было сильной стороной Юкхея, о чем он сказал прямо и без стеснения. — Я тоже, — просто ответил Минхён, пожав плечами, что нисколько не разрешало ситуации, но делало чуть легче от понимания чужого участия. С тех пор, как они покинули дом приветливого фавна, он искренне старался пусть и не стать настоящим другом, но хотя бы не быть помехой, не заставлять Юкхея сомневаться в решении помочь. Они устроились в тени деревьев, направив свои взгляды на небольшую освещенную солнцем поляну, где Кобыла, что стало уже её именем, паслась без намёка на побег. Хитрое животное игралось, не подпускало к себе слишком близко, но ценило комфорт и не желало оставаться в одиночестве. Юкхей думал, что у него дежавю. Но дежавю было у них обоих, ведь подобная полянка свела напуганную троицу и заставила отправиться в совместное путешествие. Разве что ягод тут не было и кристально чистых луж. А ещё кандалов, окровавленной рубахи, боли от ран, усталости и голода. Зато ободряющий своей улыбкой Юкхей стал константой. На другой стороне поляны прошмыгнул бурый заяц, остановился и вытянулся, задергал носом, а потом пригнулся к земле и отщипнул цветок клевера. Насторожен тот был только из-за лошади, которая нисколько своего внимания на гостя не обратила. — Поймаешь? — тихо шепнул Минхён, не сводя глаз со зверька, но наклонившись в сторону Юкхея, чтобы тот точно слышал. А человек бесшумно, как только мог, достал лук и стрелу, прицелился так, что звук натянутой тетивы чуть не стал фатальным. Животное вновь подняло голову и дернуло ухом, продолжая жевать стебельки. Отпустить пальцы, позволить оружию сделать своё дело, а самому думать, что это стрела убила, но никак не он. Сердце бешено стучит, дыхание сбивается, пальцы дрожат, а в глазах по краям стремительно темнеет. Ему так хочется покрасоваться перед Минхёном, добыть зайца, на которого тот указал, но... — Я не могу, — Юкхей шепчет, продолжая целиться в животное, но уже точно знает, что не выстрелит. — Отпустить? — юноша примерно догадался, как устроено это оружие, но все равно смотрит в чужие беспокойные глаза в поиске ответа. — Да. А затем выхватывает лук из чужих рук, пальцы к пальцам, чтобы стрела не улетела, забирает быстро, но осторожно, однако заяц, заслышав копошение, тут же срывается на бег и стремится пересечь поляну, чтобы шмыгнуть в кусты. Тетива такая тяжелая, но Минхён точно уверен, что ему хватает сил держать натяжение, даже если под ребрами резко кольнуло от напряжения. Острому зрению и хорошим рефлексам тех секунд, которые ушли у зайца на побег, хватило с лихвой, чтобы прицелиться и сделать, что сказал Юкхей. Отпустить. Стрела свистнула и вместе с зайцем исчезла в растительности, где ещё несколько долгих секунд в панике звенела листва. Юкхей едва успел что-либо сообразить, но собрать все свои мысли в одну кучу было ещё сложнее, поэтому он растерянно сидел на траве и вертел головой от куста к Минхёну и обратно, пока второй не знал, что теперь делать с оружием в своих руках. А человек осмотрительно его забрал, ведь это было единственным, что он мог сделать. Юноша, обойдя лошадь за три метра, обязательно одарив ту враждебным взглядом, подошёл к кустам. Наклонился над ними, высмотрел оперение стрелы и, схватившись за него, вытащил. Вместе с обмякшей заячьей тушкой, пробитой насквозь в районе брюха. Он тяжело вздыхает, сжимает ладони в кулаки, стискивает зубы и собирается с силами, чтобы не выглядеть слишком уж гордым собой. Но поддаётся порыву, возносит руку со стрелой вверх и мотыляет ею из стороны в сторону, демонстрируя добычу с каменным безразличным лицом, что никак не вязалось с едва заметными ликующими подпрыгиваниями на месте. Он не помнит, когда в последний раз был так рад чему-то, а сейчас всего какая-то палка с металлическим наконечником и трупик животного кажутся чудом, а ведь он совсем не голоден. Юкхей отдал оружие, доверился, а Минхён взял и оправдал доверие, действительно подстрелил дичь с первого раза, положившись на своё собственное звериное чутьё. Парень на другом конце поляны медленно встал, не веря своим глазам, и в ту же секунду радостно вскрикнул: — Чёрт возьми, ты попал! — и в чувствах шлепнул ладонью ближайший ствол дерева, тут же громко ойкнув, но даже секундная порция боли не смогла сдержать его от порыва побежать навстречу. Он сорвался так быстро, что Минхён испытал первобытное желание убегать от того, кто был значительно крупнее и стремительно приближася. Едва он сам удержался от крика, когда рванул прочь, выкинув звериную тушу, но остановился, как только позади послышался очередной возглас и звонкий шлепок о землю там, где зелень не росла, зато была неприятного вида грязь, на которой Юкхей так удачно поскользнулся, проехав на ногах с половину метра, пока не упал в траву. — Ты попал! — тот не прекращал улыбаться во все зубы, даже если выглядел полным идиотом, распластавшимся по земле, — ты молодец! А Минхён испытал за эти секунды целый шквал эмоций, начиная от ужаса и заканчивая всеобъемлющим желанием рассмеяться тоже, но он выдал только: — Дурак, — и демонстративно прошел мимо, кинув нарочито недовольный взгляд на лежащего парня. *** Тот выстрел не был случайностью. Минхён действительно оказался хорошим стрелком, даже если лук был ему явно не по размеру. Всё оружие, что имел при себе Юкхей, когда-то принадлежало его матери, что была крайне высокой и сильной женщиной, способной управиться с таким тяжелым мечом, что жалкому отцу и не доводилось держать в руках. Парню достались её рост и мощь, а отец уже по своей глупости научил бояться, превратив умелого бойца в робкого щенка. Лишь наличие самого оружия, нарочно спрятанного под тряпками, могло быть намëком, что Юкхей хотя бы умеет с ним обращаться. Но навыки не имели смысла, потому что душа его к драками давно не лежала. С Минхеном они, кажется, так по-хорошему и не поладили. Да только юноша больше не оборачивался резко каждый раз, как человек издавал звуки или приближался. Он вообще перестал реагировать — разве только иногда смотрел недолго так, ненавязчиво, да отстранëнно кивал. Лучше обстояли дела, если тот был накормлен и готовился ко сну, обязательно подыскивая себе удобное дерево, хотя Юкхей не представлял, как это может быть хоть немного удобным. В такие моменты он с задумчивым лицом ходил кругами, примерялся и приценивался под пристальным взглядом, на который иногда спрашивал "что?", а парень просто отвечал " ничего", хотя, на самом деле, вопросов было много. Часто Минхена приходилось видеть спящим в позах крайне странных, но его любимой, как удалось запомнить, была та, в которой он вжимал в колени голову и накрывал еë руками, облокотившись спиной о ствол дерева. В такие моменты он всегда выглядел как воплощение вселенской печали и задумчивости, однако по пробуждении чуть волнистые волосы у того забавно приминались в одном месте и торчали в другом. Едва ли тот был хоть немного озабочен гнездом на своей голове, но однажды Юкхей засмеялся слишком громко и раскололся, что спросонья новый знакомый выглядит по-доброму забавно, на что Минхен будто бы оскорбился и почти безуспешно постарался пригладить волосы. Видимо, его это и правда малость волновало. Человеку не расскажешь, но всем, что видел юноша за свою жизнь, был неизмеримо красивый брат и собственное отражение в поцарапанной ложке. Перевернутое, искажённое, уродливо вытянутое. Минхëн просто не мог не задуматься о том, что с ним что-то не так. И когти у него всегда были длиннее, и клыки внушительнее, да и перья у них совсем разного цвета. Кровного родства в них не было, как ни посмотри. Даже если другие гарпии действительно где-то живут и ждут, когда их найдут, Минхëн не хочет к ним идти из уверенности, что все они такие, как младший брат — яркие и лучезарные. Его эгоистичным желанием было спокойно прожить свой век вдвоём, даже если Донхëка придется успокаивать каждый раз, когда он начинает слышать. И как-то не по себе было от того, что Юкхей ненарочно разрушал желание быть "вдвоëм". Позволял пострелять из лука каждый раз, когда на горизонте появлялось животное, показывал, как раздобыть огонь, рассказывал про оленей и кабанов, которых видеть ещё не доводилось. Минхëн воспринимал это больше как игру, только изучал совершенно новый для себя мир и ощущал неподдельный интерес. Тихо радовался, когда достигал даже маленьких успехов. Привыкал, чувствовал, как менялся. Он все ещë большую часть времени был недоволен то одним, то другим, часто даже из принципа, но больше не думал, что состоит только из этого. Было что-то ещё. *** — Слышишь? — тихо спрашивает Юкхей, — волки. Они на расстоянии друг от друга сидят на окраине большого поля по пояс в траве, оставив лошадь и свои вещи неподалëку в лесу. День прошёл в пути, но даже к ночи спать не хотелось, а было уже так темно, что только небесные светила немного выручали. Где-то очень далеко доносились протяжные переливчатые завывания, забирающие всë внимание на себя. Минхен даже не думал, что эти звуки издают животные, поэтому заинтересованно повернул голову в сторону человека, который чуть замялся, даже не зная, как продолжить. — Говорят, на полную луну воют, — и он знает, что это не правда, но звучит почти сказочно, а сам Юкхей любит сказки, — сегодня как раз полная. И юноша смотрит на небо, прячет от чужого взгляда кисть своей руки и неспешно перебирает пальцами. У него большие круглые глаза, действительно красивые и сияющие даже в темноте. В них ни капли безразличия, зато много мыслей и, кажется, надежд. За длинными волосами было и не видно, но сейчас все это как на ладони. Минхëн беззвучно шевелит губами, иногда кивает самому себе, и никто не осмеливается это прервать. — Это моя триста двадцать девятая полная луна, — его голос низко вибрирует, и впервые складывается ощущение, что эти слова хотели, чтобы их сказали. Они не были брошены случайно, не были ответом на вопрос. Они имели вес, — которую я помню. Юкхей улыбается, склоняет голову и прикрывает глаза. Здорово, когда с тобой разговаривают, даже если ты мало что понял. А ведь юноша постарался, посчитал, даже если на пальцах, но ведь число действительно большое. До странного большое. Чтобы убедиться в этом, ему самому приходится внимательно пересчитать, а потом взглянуть на Минхëна с недоверием и удивлением. — Сколько-сколько тебе лет? — звучит неуверенно, и всë остальное затихает, давая время поразмыслить. А гарпия даже не знает никаких "лет", поэтому чувствует себя очень близким к провалу, молчит упорно, потому что сказать нечего, и дышит через раз от внезапно накатившего волнения. — Я бы не подумал, что ты окажешься старше меня, — честно продолжает парень, задумчиво бегает взглядом по траве и откашливается, — получается, мне двести одиннадцать лун, — тоже пришлось посчитать, чтобы хоть в чем-то они стали похожи. Юкхею эта система нравится, звучит очень солидно, хотя так разница между ними становится ещё более ощутимой, — чем же ты занимался все эти триста двадцать девять лун? Грубо было бы спрашивать, как тот умудрился за это время не научиться говорить, общаться с людьми и не смотреть на обычную незабудку так, будто самым ярким цветом до этого был лишь небесно-серый. Настало время проявить чувство такта. Минхен долго молчал, хмурился, раздумывал. Хотелось с кем-то поделиться, но он ведь так старается казаться обычным человеком, даже если сам не понимает, насколько всë это неправдоподобно. — Считал луны, — утаить не значит соврать, и уже от этого с плеч падает будто не целый камень, но небольшой его осколочек. Юкхей уверенно крошит этот булыжник, и трещина на нëм растет с катастрофической скоростью, — следил за братом. А про себя думает "подбирал за ним ложки и закапывал поглубже, чтобы никто из людей не нашëл, ловил крыс, прыгал по деревьям, рыл ямы, чтобы скрасить свою скуку и очень много смотрел вдаль в надежде, что эта жизнь не изменится". Чувство, будто всë это было сказано вслух, и от этого становится легче. Даже если без ошибок это никак не вышло бы произнести. Юкхею на лоб упала первая капля дождя и он стëр её рукавом своей рубахи, тут же устремив взгляд в небо. Луна подсвечивала надвигающиеся на неë тучи, не осознавая, что то, чему она дарует свою яркость, собирается поглотить еë. По кронам деревьев с самого горизонта пронёсся первый порыв сильного ветра, принëсший с собой ещë больше хлëсткой воды. Путники встали, не сговариваясь, и поспешили укрыться в лесу, там, где оставили свои вещи. Вот только ни один из них не помнил поблизости места, способного защитить от непогоды. Ливень стоял стеной уже через минуту, и весь лес зашумел листьями, деревья жалобно заскрипели, ветки били по головам, и Юкхей ничего не видел, пытаясь предплечьем защитить свои глаза от воды и порывистого ветра. У Минхëна дела обстояли получше, потому что в темноте тот видел хорошо, вот только ветром его почти сносило обратно в поле, заставляя идти, хватаясь за ближайшие кустарники. — Минхен! — громко позвал парень, идущий чуть позади. Кричащий лес почти полностью скрывал его голос, как и любые шорохи и шаги. В какой-то момент тому показалось, что он и вовсе остался один, — ты здесь? А Минхен поворачивается, и его тут же бьëт в спину порывом ветра, заставляя сделать пару шагов навстречу человеку просто, чтобы не повалиться на землю. Уши закладывает, равновесие теряется, держаться на ногах становится все сложнее, пока ледяной ливень хлещет со всех сторон, больно ударяет по щекам и шее, заставляя сильно горбиться, лишь бы под плащ, который мотало во все стороны, словно листочек, не задувало. — Здесь! — он также подает голос, поднимая взгляд от земли, тут же чуть не встречаясь носом с чужой грудью. Щурится от воды и смотрит ещё выше, а там Юкхей совершенно потерянный, уже даже не пытающийся озираться по сторонам, потому что бесполезно это в кромешной темноте. Но тут вдалеке сверкнула молния, на долю секунды озарив округу светом. Парень воспользовался ею, чтобы приоткрыть глаза и схватить Минхена за руку почти грубо, на что тот быстро среагировал, тут же попытавшись безуспешно вырваться, но чуть не упал, поскользнувшись на мокрой траве, и только чужая ладонь смогла это остановить, резко дëрнув вверх. Юкхей вовсе не хотел так сильно сжимать и насильно удерживать рядом с собой, но ужасно испугался, когда осознал, с какой лёгкостью их может разделить эта буря. — Держись ближе! — у него нет времени на извинения, с каждым словом в рот залетают то капли воды, то вовсе оторвавшиеся от деревьев листья, которые приходилось сплëвывать. Идти сложно, но гораздо сложнее принять, что Юкхей понятия не имеет, куда, чувствует себя дезориентированным и бесполезным, способным только стоять на месте и до хруста в маленьких косточках запястья сжимать ладонь своего спутника. А тот едва ощутимо тянет вперёд, будто сил у него вовсе нет. Только сейчас раздаëтся грохот грома, и оба они слышат пренеприятный звон. Мелькает очередная молния, и парень видит очертания деревьев и мечущийся силуэт Минхëна, который едва заносит ногу для каждого нового шага. Юкхей смело движется вперëд и прижимается грудью к его спине, обхватывает поперëк талии, но руку не отпускает. А тот облокачивается, позволяет ветру одержать верх, потому что парень стоит подобно скале, и никакие порывы не заставляют его отступать назад. Они стоят так недолго, пока ветер не сменяет своё направление, дождь ненадолго утихает и Минхëн пытается продолжить путь, но его держат слишком крепко, почти болезненно сжимают, не давая и шагу сделать. — Я не понимаю, куда мы идëм, — все ещё громко, чтобы перебить непогоду, говорит Юкхей, но второй его слышит слишком хорошо прямо над своим ухом, — надо остановиться и спрятаться. Одежда обоих насквозь мокрая и холодная, прилипает к телам и заставляет трястись, а ветер ощущается от этого ещë более ледяным. Минхëн щурится, всматривается в темноту леса в попытке найти хоть какое-нибудь укрытие, но вокруг нет мест, куда можно было бы затащить здорового человека, не переломав тому все кости. Он одной рукой отстëгивает плащ с шеи, чуть не упустив его с новым порывом ветра, сжав до боли в суставах за обработанный край. Быстро разворачивается, почти выворачивая себе руку, за которую так отчаянно держался Юкхей, и теперь оказывается к нему лицом, заглядывает за спину и за мгновение обзаводится идеей, как только видит неистово раскачивающуюся пару кустарников, сросшихся кронами друг с другом. — Отпусти меня, — громко требует Минхëн и скребëт ногтями зажатой в хватке руки чужое ребро ладони так сильно, что не зажившие до конца пальцы начинают кровить. И Юкхей чувствует тепло этой крови, сжимает на секунду сильнее, борется с собой, потому что ужасно боится остаться один, лишённый зрения и почти неслышащий. Но Минхëн не оставляет, даже когда освобождает руку, хватает за рубаху и почти несëтся назад — совсем не туда, куда им нужно было. Человек намного тяжелее и сильнее, но не упирается, слепо следуя за другом, крепко прижимающим плащ к себе, чтобы не улетел. Дело небольшое. Позволить Юкхею быть как можно ближе к себе, чувствовать присутствие, а самому накинуть эту вымокшую тряпку на кусты, привязав края к самым массивным и устойчивым веткам. Не зря ведь он запомнил, как делаются самые примитивные узлы на вороте его собственной рубахи. Между этими двумя растениями, там, внизу, достаточно места, капает гораздо меньше, хоть и не менее холодно. Они, еле как забравшись туда и чуть не выколов по глазу у каждого острыми ветками, сидели на мокрой земле. Юкхей согнулся в три погибели, прижавшисл спиной к стволу дерева, вокруг которого рос один из кустарников, и широко открытыми глазами пытался разглядеть парня перед собой, но привыкал к темноте слишком медленно. Зато Минхëн прекрасно видел и немало раздражался от того, что на него так пристально смотрят. Пальцы занемели от холода и он не знал, куда их деть, слушал, как грохочет гром и бьется ткань о листья. Хочется предъявить. Ужасно хочется. — Мне было больно, — и предъявляет, раз уж теперь человеческая речь не кажется такой отвратительной. Он ничего не ждëт в ответ, даже не смотрит в сторону Юкхея, а только сидит, вжав голову в плечи в напрасной попытке хоть немного согреться. — Мне жаль, — но второй отвечает и тянется рукой, хотя видит лишь мрачный силуэт. Наощупь находит именно ту ладонь, за которую так крепко держался, и обхватывает еë почти полностью. Он тоже ужасно холодный, — мне показалось, что тебя вот-вот унесëт. И для него это звучит бредово, а вот Минхëн знает, что не очень. Когда тот перемазанный в крови пернатый головорез сел сверху, его вес едва ли был похож на человеческий. Видно, крылья были бы бесполезны, будь кости гарпий хоть немного тяжелее. Но в такую погоду бесполезным было его собственное искалеченное тело, которое едва стояло под порывами сильного ветра. — Иди сюда, — продолжил Юкхей, чуть выпрямившись, и его мокрые тёмные волосы почти запутались в растительности, а Минхëн с недоверием взглянул и продвинулся чуть поближе так, что они соприкоснулись коленями. А потом младший без церемоний взял за здоровую руку и потянул на себя, пихнул головой в плечо, заставив развернуться спиной, и прижался сзади. Противно, мокро и очень холодно. Хочется вырваться, потому что сердце ускоряет свой бег, кажется, в десятки раз, заставляя дыхание сбиваться. Непременно думается, что это паника подступила от такой близости с не враждебным, но все-таки человеком. Однако Юкхей продолжал держать в своей руке чужую, что не болела, а вторую лишь накрыл ладонью. Минхëн думал так долго, что и не заметил, как чужие пальцы потеплели. И спину приятно грела чужая грудь. Им с братом тоже приходилось спасаться от холода подобным образом, вот только парень был слишком горячим. И вообще он был слишком близко. Просто непозволительно близко. Юкхей сложил подбородок на чужое плечо, прижался всем телом и старался прикасаться всем, чем только можно, чтобы сохранить тепло, но чужое тело оставалось слишком напряжённым, а мышцы спины ощущались камнем. — Ты так не согреешься, — кричать больше не было необходимости, и он сам не понял, почему шептал вместо того, чтобы говорить, — расслабься. А Минхëн вообще не от холода трясется, и вся эта ситуация ему в корне неприятна просто потому, что ничего отторгающего в этом нет, а он поверить не может. Скрючивается весь, будто пытаясь до песчинки сжаться, и упирается лбом в свои согнутые колени. Руки обоих оказываются меж его животом и бëдрами, потому что Юкхей их туда упорно засовывает, наконец, тоже ощущая тепло. Он фактически обнимает старшего сзади, держа его ладони в своих, и немного смущается от этого факта, потому что это ощущается слишком интимно. И слишком интимной кажется чужая талия, которую приходилось поневоле обхватывать, и тазовые кости, которых случайно касались предплечья. Лишь сейчас они оба поняли, насколько сильно вымотались за этот день. *** На улице посветлело, гроза кончилась, но последние капли продолжали осыпаться с листьев. У Юкхея затекла шея, а рук он не чувствовал бóльшую часть того времени, что провел в неудобной позе. В их маленькое укрытие пробивался свет, но был он таким серым, словно небо всë еще было заволочено тучами. Если это так, то искать полноценное убежище необходимо в кратчайшие сроки, чтобы не попасть больше в подобную ситуацию. Он осторожно потëрся щекой о чужое плечо, и Минхëн, явно дремавший до этого, заметно вздрогнул, тут же поднял голову и, скинув с себя человеческие руки, выбрался из кустов, принимаясь отвязывать заметно потяжелевший от впитавшейся в него воды плащ. После сна он был уязвимей обычного, тяжело моргал и иногда мотал головой, чтобы прийти в себя, но старался делать всё как можно быстрее. Небо и правда было подозрительно мрачным, словно готовым разразиться новым ливнем в любой момент. Юкхей же был менее расторопным, еле как вылез наружу и заметно хромал из-за затëкших конечностей, разминал суставы и усталым взглядом наблюдал за старшим, который казался полным сил, особенно когда грубо впихнул ему в руки плащ, мол, неси сам свои тряпки. Что-то в этом жесте было недоброе, недовольное и жестокое до того, что хотелось спросить, что же вышло не так. Но у Минхëна рука болезненно посинела, и он прятал еë как мог — то специально боком встанет, то сделает вид, что пытается оторвать от спины прилипшую рубаху, то вообще отвернëтся на деревья посмотреть. Парню действительно жаль за ночное приключение, но он ведь всë это не со зла, напротив, хотел как лучше, беспокоился, испугался, думал так держаться ближе, а в итоге ненароком навредил. И он хочет что-то сказать, может, извиниться в очередной раз, но Минхëн опережает: — Пошли, найдем твою Кобылу, — и говорит так чисто, что даже не верится в его прежнюю молчаливость. Потерявшийся диковатый мальчишка с причудливым взглядом теперь казался рассудительным и твëрдым человеком. Если подумать, именно его израненными руками удалось сделать эту страшную ночь чуть менее опасной, именно эти глаза были глазами Юкхея, когда его собственные были ослеплены тьмой и жестокими порывами ветра. Но Минхëн отворачивается, и в последний момент парень видит, как эти самые глаза красноречиво закатываются. И все-таки он явно не от мира сего. Впервые обычно активный и инициативный Юкхей плелся сзади, не говоря ни слова. Он не помнит, как они двигались несколько часов назад, куда шли и где оказались, поэтому всецело доверился своему спутнику, который шел уверенно, пусть и сверх меры раздражëнно пинал грязные лужи. Оказалось, что вещи их были оставлены совсем неподалеку, а бедная лошадь, осмотрительно привязанная за узцы к дереву, проявила полное отсутствие интереса к подошедшим. Еë можно понять, но даже будь парень рядом, он бы не смог защитить это животное как следует. Можно сказать, защита требовалась ему самому. — Времени мало, — раздосадованно пробормотал он, — придëтся выйти к дороге и искать ночлег вдоль неë. Это была небезопасная, но самая разумная идея. Был шанс не только найти укрытие на краю леса, но и выйти к какому поселению, где точно будет куда спокойнее. Проблема заключалась лишь в том, что пешком это займëт слишком много времени. — Полезай на лошадь. — Нет. За этот короткий диалог Юкхей вспомнил всё, за что считал старшего странным. Эта необоснованная, как казалось, упëртость перед совершенно обыденными вещами вроде пива, людей и ездовых животных. Пришлось устало потереть пальцами переносицу, потому что угрожать совсем не хотелось, но такую тактику он еще не пробовал. — Либо ты сам сядешь, либо я насильно тебя посажу, — и, конечно, это скорее шутка, парень быстрее отчаится и примет правила игры, но вот его оппонент не шутил. — Я тебя ударю. Но напряжения между ними нет, они просто переглядываются, а у Минхëна в глазах... Ирония? Совершенно новая эмоция, в которую хочется заглянуть поглубже. И Юкхей рискует, подходит ближе, тянется руками, всерьез готовый к удару, которого все никак не следует. Старший только медленно отходит назад и угрожающе смотрит, вот только как раз оказывается зажатым между лошадью и человеком. В следующий момент Юкхей понимает, что тот весит слишком мало для мужчины его роста и комплекции, больше ощущаясь как изрядно изголодавший подросток. Слишком уж легко удаëтся поднять слабо сопротивляющегося Минхëна на уровень своей груди и усадить на лошадь, которой просто было некуда отходить. Парень задумчиво складывает руки на груди и делает два шага назад. Попутчик с животного слезать не торопится, пусть и выглядит так, будто его предали. — Все-таки не ударишь? — насмешливо интересуется Юкхей вместо того, чтобы радоваться отсутствию насилия в их дружбе. — Ты поэтому отошёл? — язвит ему в ответ, сжимая губы так, что над их уголками появляется по забавной ямочке, делая и без того необычное лицо ещë более интересным, — торопился же. А ведь и правда. Неба до сих пор не видно за тучами, что и не думали расходиться, предвещая скорую непогоду. *** Лошадь смирилась со своей участью, потопталась на месте, протестующе повертела головой, побрыкалась, но сдалась, и теперь они вышли на дорогу, уже некоторое время продолжая свой путь по ней. Минхëн таки отказался, чтобы человек снова прижимался своей грудью к его спине, поэтому устроился сзади, для полноты картины отвернувшись в знак протеста, уселся на круп почти над хвостом и каким-то образом даже во время рыси держал равновесие, умудряясь почти беззаботно рассматривать удаляющиеся виды. Юкхей же крепко держал поводья в руках, восседая в седле. За созерцанием деревьев и размытой линии горизонта Минхëн слишком поздно заметил, что лошадь начала замедляться, а потом и вовсе остановилась. Он нехотя повернулся, взглянул вдаль и увидел посреди равнины с десяток небольших домов, что не были окружены ни грядками с овощными культурами, ни полями с зерновыми. Дым не шëл из этих халуп, а вокруг не было ни души. Юкхей был подозрительно неподвижен, сжимал ладони в кулаки и взгляд его был как никогда хмур. Минхëн вслушался, пытаясь разобраться, вдруг оттуда идут какие голоса, но услышал только чужое сердцебиение. Тяжелое, быстрое и встревоженное. На секунду потянуло гарью, но было это так мимолëтно, что проще списать на небольшое помутнение. Тут нечему гореть. Младший потянул за поводья, лошадь развернулась и сделала несколько шагов в противоположном от деревни направлении, а потом встала. Еë наездник метался. — Мы не заедем? — ни капли досады в голосе не прозвучало, но Минхëн успел морально подготовиться к тому, что придется контактировать с людьми ради тëплого места и горячей еды, поэтому выпалил, даже не подумав. А в ответ услышал только судорожный вздох, обратил внимание на побелевшие костяшки, чуть перегнулся, заглянул в немигающие глаза, заметил нервно перекатывающийся под кожей кадык. — Юкхей, — и позвал совсем тихонечко, — ты что? Но тот лишь отмахнулся, опустил голову и потряс ею, разворачивая лошадь обратно. — Заедем, — и снова надел на себя улыбку, но на этот раз дрожащую в уголках губ, — нужно высушить одежду и дождаться хорошей погоды. Ты ведь не против? И Минхëн действительно был не против, только вот Юкхей почему-то замялся, и уверенность будто сдуло. Он промолчал и устроился удобнее, всматриваясь в покосившиеся дома, а потом погнал лошадь вперëд. Вблизи дела обстояли еще хуже. Людей в этом поселении не осталось, будто те в один день исчезли, оставив после себя гнилые оградки и изуродованные отсутствием ухода деревянные жилища — серые, пошедшие трещинами вдоль волокон срубов и пахнущие застарелой сыростью. Парень спешился и подал руку, на которую Минхëн с недоверием посмотрел. Такой глупостью было считать, будто ему нужна помощь. Однако это нужно было лишь самому Юкхею, который пытался отвлечься на что угодно, лишь бы не оборачиваться туда, где второй видел пепелище. Недалеко от центра селения, куда они пришли, лежала груда обгоревших обломков. Опорные балки продолжали стоять совершенно голые и черные, но основная масса некогда дома или чего-то более масштабного валялась внизу, рухнув на землю при неизвестном пожаре, по кромке травы были разбросаны ошметки чего-то грязно-бежевого, и дорожки из этого неизвестного уходили в разные стороны к лесу. Местные животные растащили по всей округе человеческие кости. —Спасибо, — проявить учтивость не сложно, когда то немногое, чего хочет Юкхей, это позволить помочь. Вложить свою ладонь в чужую и спокойно слезть с лошади, хоть ненадолго отбросить свою гордыню пред умоляющим взглядом. И снова проявить благоразумие, осторожно промолчав, хотя именно сейчас говорить хотелось как никогда. Спросить, что такого могло приключиться в этом месте. Как к этому причастен Юкхей. А он был причастен — всë это было написано на опечаленном и, кажется, немного испуганном лице, читалось в едва заметных подëргиваниях мышц и холодной мокрой ладони, которую хотелось придержать подольше. Этот парень и правда был очень молодым, когда не пытался казаться оптимистичным и способным решить любую проблему. Он нуждался в чем-то, чего Минхëн никак не мог дать, потому что не мог всецело посочувствовать и поддержать. Понятия не имел, как это сделать, не зная ситуации и самой человеческой души — мягкой и хрупкой в моменты глубоких раздумий. Держать чужую руку на долю секунды дольше положенного — единственный жест поддержки, который был гарпии понятен и доступен. Жест, который Юкхей принял с благодарностью. Попытался улыбнуться, но впервые у него не получилось, только в горле что-то встало комом, затрудняя дыхание и затуманивая зрение. Он попытался стряхнуть влагу со своих вспотевших ладоней и глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь не смотреть вокруг, поднял голову к серому небу, несколько раз моргнул в попытке отогнать неприятные воспоминания и кинул взгляд на озадаченного друга: — Ты можешь не волноваться, — это была довольно удачная попытка снова взять ситуацию в свои руки, — людей здесь нет. Мы можем занять один из уцелевших домов, но зайти в другие тоже придëтся. Вдруг что-нибудь полезное. И сам он понимал, насколько это было маловероятно, ведь эту деревню, должно быть, уже десятки раз грабили мародеры. Юкхей двинулся в противоположную от пепелища сторону, а Минхëн даже и не подумал о том, чтобы разделиться, тут же зашагав следом, но будто пытаясь сломать себе шею, каждый раз оборачиваясь на черноту углей, что не могла быть последствием стихийного бедствия. Что-то в этой куче костей и пыли звало, просило порыться и рассмотреть, разузнать как можно больше. Но он мог лишь ждать, что это наваждение улетучится, только бы младший не делал это огорченное лицо, заставляя сочувствовать ему. Нужный домик нашелся быстро. Дверь, сорванная с петель, валялась где-то неподалëку, а внутри царила разруха вперемешку с паутиной. Глиняная посуда осколками была размëтана по полу, вся мебель сломана, в крыше виднелась дыра, а деревянные ставни били по окнам от порывов ветра. Зато уцелели камин и дымоход, которые Минхëн с интересом рассматривал. Должно быть, тут жили не последние люди — кладка была аккуратной и почти не потеряла ни единого камня за годы запустения и грабежей. Помимо большой обеденной зоны, где они оказались, имелась также маленькая комнатушка, вход в которую был загорожен столешницей, положенной на ребро. Аккуратно сдвинув еë, он прошел внутрь, тут же поморщившись от пыли и вида разбегающихся по углам маленьких черных пауков, резво перебирающих своими длинными лапками-ниточками. Вдоль стен стояли две проломленные кровати со сваленным на них тряпьëм, проеденным насекомыми и изгаженным грызунами, отчего запах стоял пренеприятный. Между ними ютился хороший сундук со сколотыми деревянными углами и все еще висящим большим замком. Минхëн осторожно присел рядом и внимательно осмотрел, потрогал, подняв в воздух немного пыли, но так ничего и не добился. Не понял, как работает этот механизм. Из-за стены раздавался грохот, с которым Юкхей изо всех сил пытался создать нечто похожее на удобство — выкидывал за порог мусор, доламывал мебель, чтобы раздобыть побольше сухого дерева для очага, и закрывал ставни. А потом осторожно заглянул. — Что там? — спросил он устало, а второй не знал, как называется вещь перед ним, поэтому отодвинулся, чтобы не загораживать, — сундук. — Сундук, — тихо повторил старший с едва заметным кивком, — он закрыт. И по глазам видно, что тому страшно хотелось заглянуть внутрь. Юкхей внимательно посмотрел, и, осознав, что ножом даже за десять лет не откроет, принялся шарить по всему дому. Что угодно, лишь бы не думать. Заглянул под каждую плохо лежащую дощечку, перевернул обе кровати, которые почти сыпались в щепки, а потом и на улице перерыл все осколки, которые совсем недавно выкинул. Но ржавый ключ нашел именно Минхëн, из любопытства запустивший руку в пустой треснувший кувшин у стены за дырявой занавеской. Он наугад вставил его в отверстие замка, тяжело повернул и непонятный механизм щелкнул. На звук пришел человек и наклонился сзади, внимательно наблюдая, на что никакой реакции не последовало. Они оба привыкли находиться в обществе друг друга. А внутри лежали тряпичные куклы, деревянные фигурки и потускневшие платьица. Ничего ценного, но Минхëн рассматривал содержимое, вертел в руках и протягивал Юкхею так, будто это было сокровищем. — Зачем маленький деревянный человек? — с непониманием спросил он, зажав в ладони умело вырезанную фигурку. Такого Донхëк в их родной лес не таскал. — Это игрушки, — горько вздохнул младший и взгляд его стал еще тоскливе, — детям нравятся. Хочешь взять? А Минхëн действительно испытал желание присвоить себе вещицу, но опять эти глаза смотрят так, будто всë это приносит печаль. — Не хочу, — и он легко отвечает, выгребая из сундука остальные деревяшки, — но они сухие. Подойдут для костра? И оба они знают, что никаким детям эти игрушки больше не пригодятся. *** В соседних домах удалось раздобыть погнутый котелок, пару уцелевших чаш и одно единственное потрепаное одеяло, которое Минхëн по просьбе старательно отряхнул на улице от пыли, пока Юкхей с легкостью вернул тяжелую дверь на одну единственную уцелевшую петлю. Дыру в крыше он закрыл той самой столешницей, а в самом доме всю паутину старательно убрал сломанной ножкой стула. Уюта не прибавилось, но теперь в камине горел огонь, пока не греющий, но уже дающий свет. На улице завывал ветер и начинался ливень. Волки больше не выли. Внутри было слишком пусто, но относительно сухо и не пахло гнилью. В доме по соседству, куда пришлось заглянуть в поиске чего полезного, разлагалась туша дикой собаки, упавшей в погреб, по виду, с месяц назад. В другом крыша обвалилась, придавив собою и без того перевëрнутое скудное убранство. В третьем обосновался рой ос, построивший себе гнездо прямо под потолком и явно враждебно настроенный к путникам. Именно эта халупа, в которой решили обосноваться двое, была самым приемлемым местом для ночлега, хотя человеческими условиями тут и не пахло. Ни хоть какого-нибудь ложе, ни уюта, только бревенчатые стены и бегающие по ним противные пауки. Только вот Минхëн не видел за свою жизнь нормальной кровати, и даже тонкое, густо пахнущее пылью и старостью одеяльце, кинутое на голые доски подле еще холодного камина, уже было в его глазах местом куда лучшим, чем сырая земля под открытым небом, бывшим именно сегодня особенно враждебным. Дождь хлестал по хлипкой крыше и снаружи завывал ветер. Юкхей уже стянул обе свои рубахи и сапоги, разложив все это почти педантично около очага. Остался он лишь в простых штанах, чтобы сохранить хоть какую-то приватность, ведь Минхëн раздеваться даже не планировал. Возможно, будь тот менее скрытным, они оба по-человечески смогли бы просушить одежду, все-таки оба мужчины, ещë и прошедшие вместе довольно многое, но речь вовсе не шла о стеснении. Их тела не похожи, а гарпия даже не знает, что люди и сами друг от друга отличаются, поэтому непременно думает, что именно его отличие выдаст лесную хтонь, даже если разными они были лишь в размере и, если приглядеться, более подвижных локтях. Они варят похлебку из остатков мяса, добытого на днях, черствого хлеба и ещë всего, что в тряпичном мешке Юкхея неровно лежало. Минхëн научился разделывать мелких животных так, как оно должно быть — кишки, шкурку и черепушку лучше выкинуть, если это не последнее, что осталось на долгий срок. Сейчас он следил за едой в одиночку, впервые занимаясь готовкой. Просто смотрел во все глаза на булькающее варево и иногда не без сожалений подкидывал пару деревянных игрушек в огонь, чтобы держать его живым. Еда входила в обязанности человека, но сейчас тот был совсем плох: сидел поодаль, уткнувшись невидящим взглядом в пол и ни разу не шевелился, почти не дышал, только иногда ëрзая на месте. — Есть будешь? — спросил Минхëн так, чтобы не выдать своей озабоченности состоянием младшего. Конечно, от него ведь всецело зависела безопасность обоих, только он знал, как пройти к прокаженному лесу и выжить среди людей. Но еще он был больше, чем проводником, и это пора было признать. Оставалось только подучить человеческую речь и можно будет ссориться, прямо как с родным. Но Юкхей поднял голову и отрицательно ею помотал с мученическим видом. — Кушай без меня и ложись спать, — голос у него был усталый и потухший, едва слышный даже в пустом помещении. Минхëн думает долго, собирается с мыслями и вспоминает все слова, которые только знает, присаживается совсем немного ближе и просит тихо: — Расскажи, что случилось, — и ему действительно трудно дается одно единственное слово, — пожалуйста. А парень только губы поджимает и вздрагивает, стеклянным взглядом буравя половые доски. — Здесь укрыли ведьму.