О видах крови и незаданных вопросах

Кровь у всех на свете котов одинаковая, или так начинает казаться, когда слишком часто слизываешь её со своих когтей или ловишь её аромат на шерсти первого помощника. Но значение ей придаёшь ты сам, и это творит с твоим разумом, нюхом и вкусом... интересные вещи. Ещё до того, как Звездоцап, уже не Когтелап, предложил ему сделку, ещё до того, как Кровавый предводитель почуял его возвращение в свою жизнь, он гадал временами: если, к примеру, посчастливится встретить его вновь... и если не появится веский повод его не убивать... ...какой будет его кровь? Детали убийства не очень-то Бичу важны, его можно и оттянуть, предоставив дикарю сделать грязную работу вперёд, и всё же итог представляется неизбежным, а фантазии – всё менее пустыми. Кровь занимает мысли. С такой её концентрацией во всей его жизни это ничуть не удивительно. Она будет острой до рези и сладкой, как жидкость, которой Двуногие поливают курятину? Она будет горькой и вязкой, как несвежая рыбья слизь? А может, вовсе холодной и ядовитой, как искусственная кровь Чудищ – не она ли, вскипая разом, толкает тело врага в атаку с выпущенными когтями, бьёт в сердце и голову и подгоняет рвать домашних котят на клочки? Когда живой кот превращается в образ, заполняя все сны и милосердно исчезая из яви, невозможно сделать о нём какие-то выводы, особенно если не видно шансов встретиться с ним вновь. Полосатый кот – груда шерсти и мускулов, осколки зубов и когтей – уходит во тьму, посвёркивая оттуда жёлто-рыжими глазами, чтобы вернуться и притащить на шкуре ошмётки этой тьмы и воспоминаний, разорванное ухо, грудь в крови, "ты-никогда-не-забудешь-так-ведь?", и из пасти облако страшной, душной вони – легко перепутать с вонью от трофейных клыков по пробуждению. Когда так происходит, можно забыть, что ночные чудовища – дымка и прах, их прародители смертны, и мусор в их голове ворошить не намного сложнее, чем у простых котов. Но забывать нельзя. Как это будет? – задаётся вопросом предводитель, слушая Звездоцапову кровь вплотную к нему, слушая его самого: враг вырос, враг научился терпению и сладким речам, враг, не меняясь в морде, ведёт двойную и чуть ли не тройную игру... враг подпускает на расстояние двух усов, фатально недооценивая. Его смерть будет отличаться от других? Его кровь будет смердеть особенно сильно? В голове – ком противоречий: есть с чем сравнить, но сравнение невозможно, и – то ли мерзкая правда, то ли наглый поклёп – никто более Звездоцапа не потрудился для становления Бича лучше, кроме, конечно, самого Бича. Это, псы его задери, стоит отметить. ...Его смерть и впрямь оказывается особенной. Очень, очень, очень долгой. Странно долгой. Идеально долгой. Идеальности слегка мешает её по-сонному однообразная цикличность, из-за чего на несколько ударов сердца приходится напомнить себе, что происходящее – реальность. Звездоцап выныривает из волн агонии и погружается в неё вновь, а Бич смотрит, смотрит и смотрит, и от воплей почти начинает болеть голова, зато кровь расползается такой широкой бурой лужей, растапливая снег, прибывая толчками и подтекая к лапам, что ему нет нужды специально погружать в неё когти. Кровь пахнет кровью, лесные фанатики – не сверхсущества, обыкновенные коты, рождённые от обыкновенных кошек, но это ни капли не разочаровывает: игнорируя зрителей, не подав ни знака подчинённым, Бич придвигается к Звездоцапу, дышит его смертью, ловит его взгляды, и с каждой болезненной судорогой врага что-то, напротив, разжимается глубоко внутри. Занятно, но тело, здоровое и могучее, наотрез отказывается осознавать, что обречено, и упорно вышвыривает себя из предсмертного оцепенения снова и снова. Понимает ли он весь кошмар своего положения или обезумел от боли? Бич хотел бы, чтоб понимал. И понял не только это. Он молчит, чтоб не пропустить ни один хрип, но так и не разбирает в нём слова, которые мог бы после прокручивать в голове. Лениво-любопытное "вспомнишь?" перетекает в исступлённое "вспомни!" на шестом обмороке: если смерть дала время, чтоб перед глазами промчалась вся жизнь, почему не выходит сравнить двух чёрных котов из её начала и конца? Почему зрачки, бешено вращаясь, никак не задержатся на победителе с узнаванием, запоздалым ужасом? "Ты убивал меня сотню раз, я тебя только один, всё предельно честно," – хочет прошипеть он, чувствуя, как идут трещинами и разлетаются вдребезги все прошлые и будущие кошмарные сны, но не размыкает клыков ради такой мелочи. По правде, в самой глубине подсознания представление начинает утомлять, а то и вовсе – тревожить. Звездоцап не заслужил удара милосердия, однако мысли о финальном укусе стучат в голову в такт толчкам чужой крови – несмотря на хвалёное терпение, выпестованное годами. Так долго с требухой наружу не живут и не умирают. Языки болтали, что лесные дикари обуздали смерть – но ведь не кровь, вот же она, льётся из разорванных жил, с такими ранами не встать и не напасть... Тем не менее, всё заканчивается само. Глаза Звездоцапа, жёлтые, как фонарные солнца, подобно им же мёртво стекленеют прежде, чем в них отражается осознание. И... Бич не уверен, что надеялся на нечто похожее. ...как можно жить мыслью, что у тебя есть враг, когда сам враг об этом ни сном ни духом? Однако достаточно последний раз попробовать воздух на вкус, чтоб расщепить на затухающую панику мертвеца и очень живую пелену ужаса от множества тел: не столько смерть Звездоцапа важна, сколько его наследство. Не вспомнил, не вспомнил, не вспомнил, да и плевать. Прошлое расползается мягкой гнилью, настоящее глядит десятками перепуганных глаз Бичу в лицо и сотнями удовлётворённых – в спину, а он отрывает взгляд от искалеченного тела, вновь обратившись к миру, что словно приобрёл необыкновенную чёткость очертаний. Кровь победила. И он наконец вернулся сюда, в лес. Всё закончилось. Всё только начинается.