***
— Слишком много вопросов. Оксана тактично стоит спиной к Арсению, пока тот одевается (благо, вещи он собрал ещё утром перед тем, как идти в душ, так что сейчас нет надобности заглядывать в комнату к Антону, потому что едва ли это было бы хорошей идеей), и нервно кусает губы, сцепив руки на груди. — Я тебе уже все сказал, Окс. Ты знаешь, что я любознательный. Ты правда думаешь, что я бы никогда не пошел в гей клуб? Это же самая безопасная и спокойная категория клубов. — Я понимаю сходить. Но сразу подцепить кого-то и… — Не тебе мне говорить о подобных связях, — Арсений садится на стул, чтобы надеть носки, и Оксана оборачивается. — Сколько девушек у тебя было в прошлом году? — Тш-ш! — Оксана подлетает к нему и разве что не закрывает ему лицо рукой, сделав страшные глаза. — Ты… Арс, не смей. Никто не должен знать. И… Это вообще несерьезно. Я была пьяной. — Каждый из этих одиннадцати раз? — А ты прям считал. — Вел ведомость, знаешь ли. Оксана устало вздыхает и садится в кресло рядом, откинув голову назад. — Не хочу, чтобы кто-то знал. — Но почему? Двадцать первый век. Сейчас быть «традиционным» — это странно. Зачем выбирать, если можно просто любить вне зависимости от того, что у тебя и партнёра между ног? — Это ты так думаешь. Но… — она облизывает губы и мотает головой. — Не хочу. Просто не могу. Я должна выйти замуж. Должна родить ребенка. Может, двоих. Завести семью, собаку, чертов дом с белым забором. — Тебе пора перейти на более современные фильмы, Окс. — Отстань, — ощетинивается она. — Но это ведь будешь не ты. Зачем ломать себя и… — Все, достаточно, — не выдержав, она вскакивает и поправляет волосы. — Тебе, кажется, пора. Ты и так достаточно дров тут наломал за последние сутки. Арсений медленно кивает, выходит в коридор, влезает в обувь и куртку, бросает взгляд в сторону комнаты Антона и, мотнув головой, выходит. А Оксана, закрыв дверь, устало сползает на тумбочку. Блядство.***
Вернувшись домой, Арсений прямо в одежде падает на кровать и упирается взглядом в потолок. Блядство. Не то чтобы катастрофа, но всё-таки. Он прикрывает глаза и длинно вздыхает. Самое мутное, что он пока не знает, как себя вести и что делать, потому что он и ситуацию-то не до конца осознал — все произошло слишком быстро: скучным вечером он решил выполнить ещё один пункт своего списка желаний, завалился в клуб, познакомился с симпатичным парнем, который откровенно к нему клеился, ничего не планировал вплоть до его предложения поехать к нему, а там тормоза сорвало. Им хотелось обладать. Таким красивым и притягательным. Он смотрел по-особенному, не просто восхищённо или возбужденно, а заинтригованно, и зелёный цвет его глаз загорался чем-то необычным, Арсений потерялся в этом огне. Он никогда не был слишком разборчив в половых связях, увы, и пару раз пробовал с мужчинами, но там заканчивалось все минетом или неловкой попыткой проникновения, при которой он боялся навредить партнеру, а тот требовал ебать его как лысый из браззерс. В общем, не срослось. Но вчера, с Антоном, хотелось попробовать снова, осторожно, бережно, даже несмотря на то, как пылали они оба. Он вспоминает, как ласкал его пальцами, и поджимает губы. Почти слышит каждый его задушенный выдох и слабый стон и прикрывает глаза. Этого только не хватало. Такие истории — особенно с хорошим концом — чисто для фильмов и книг: все началось с проблемы, случайно встретились, завертелось, потом все вскрылось, но намеки на чувства остались, а в итоге обязательно пафосное признание в чувствах где-нибудь на людях под глупую музыку. Только вот это не мюзикл и даже не фильм по мотивам книги Николаса Спаркса. Арсений всё-таки раздевается и второй раз за день идёт в душ, словно надеясь таким образом промыть не только тело, но и голову, потому что пока там сумбур. Идей и вариантов так много, что даже подташнивает: сначала хочется найти возможность поговорить с Антоном, но он в блоке, а Оксана тут вряд ли помощник. Потом моментом мелькает мысль снять что-нибудь «этакое», чтобы показать Антону, что в таких видео нет ничего страшного, но в этом нет смысла, потому что, опять же таки, он в блоке и видео не дойдет, да и едва ли уместно отправлять Антону что-то такое — тот, скорее, взбеленится и ещё больше на него обидится, а там уже фаталити. Не хотелось бы, конечно. Следующая мысль смущает ещё больше — факт того, что ему так сильно прилетело за то, что он не делал и о чем даже не думал. Ладно бы хоть что-то увидел — там было бы хотя бы отчасти заслуженно, а тут… И видео не видел, и получил. Ещё и телефон вернул. Нет, он бы все равно не стал смотреть, но… Арсений понимает, что зря дошел до этого сейчас, потому что тело знакомо напрягается, вынуждая глубже дышать. Он опускает взгляд на свой член — тот пока мало реагирует, но если продолжить фантазировать… Очень некстати Арсений вспоминает сначала антоново «трахаю себя огромным дилдо», а потом порноролик, который смотрел на днях: естественно, без лица, как водится на подобных видео, только подтянутое тело в слишком коротком топе, зажимы на сосках, дрожащий живот и разведённые ноги. Парень в ролике мучительно медленно впускал в себя длинный — слишком длинный — резиновый тентакль, а его стоны… Арсений резким движением закрывает воду и выходит из ванной, прежде чем успевает представить голову Антона на этом теле.***
Антон держится два дня, а потом не выдерживает и вечером выплывает на кухню. Оксана сидит на табуретке, поджав под себя одну ногу и согнув в колене вторую, и что-то ищет в ноутбуке, сосредоточенно наморщив нос и закусив кончик языка — их семейная привычка. С минуту Антон наблюдает за ней, а потом подходит и тянет ближе стул, седлая его задом наперед. Оксана вздрагивает, поднимает глаза и, вытащив наушники, смотрит на него настороженно. — Давай поговорим, — уверенно произносит Антон и облизывает губы от нервов. — Не вывожу это напряжение между нами. Я словно в электрощитке живу, а не в квартире с любимой сестрой. Это надо менять. Оксана медленно кивает, полностью убирает наушники, закрывает ноутбук и поправляет кукиш на голове. — Да, это… не очень приятно. Не люблю, когда у нас так, а в последние месяцы что-то как-то… Мы часто на взводе. — Недотрах, — со свойственной ему прямотой отвечает Антон. — Логично и ожидаемо. Но я все равно не хочу так. Ты у меня одна. Оксана шмыгает носом и кивает. — Я не жду, что ты мне все расскажешь и выложишь, это твое личное, не хочу тебя смущать или что-то такое, но… — Я гей, — перебивает ее Антон и нервно хмыкает. — Лучше сразу. Как пластырь. Просто… Да. Прими это. По крайней мере я надеюсь, что ты примешь это, потому что… Я очень много лет потратил на то, чтобы понять себя, и… Я был бы рад, если бы и ты смогла. Оксана слезает с табуретки, сдвигает Антона со стула и садится к нему на колени, обвив его руками, как ребенок. — Ты такой долбоеб. Редкостный. Как в твоей пустой башке вообще появилась мысль о том, что я могу не принять тебя по какой бы то ни было причине? Ты мой брат. Я тебя приму любым. — Даже с любовью к огромным игрушкам? — ехидно уточняет Антон, чтобы уже раз и навсегда расквитаться с этой темой. Оксана морщится и пихает его в грудь. — Дурак. Я тоже люблю большие игрушки. Только плюшевые. А ты… резиновые. Каждому свое. — Каждому ребенку по счастью, ага, — ржёт Антон, впервые нормально выдохнув за несколько дней. — Я только… постоянно теперь боюсь наткнуться где-то на… что-то. — А ты не лазай по моим коробкам и ящикам. Все заныкано более чем хорошо, но если ты будешь… — Не буду, — уверенно заявляет Оксана. — Точно нет. — Значит, никаких больше моральных потрясений, — Антон целует ее в лоб, поудобнее подхватывает ее под коленями и встаёт. — Мультики? — Ты должен мне по меньшей мере три вечера пропущенного просмотра. — Я весь твой до самого утра.***
Антон ни разу не удивляется, когда Оксана начинает готовиться ко дню рождения ещё за два месяца: выбирает зал, долго мечется между его оформлением, ищет через знакомых диджея, который будет включать классную музыку не за слишком бешеные деньги, объезжает все торговые центры в поисках нужного платья и составляет такой список гостей, что Антон только вздыхает — его девочка это не потянет финансово. Тогда он предлагает ей альтернативу: он берет на себя половину всех расходов, и это будет его подарком. Окс виснет у него на шее и целует в щеки так долго, что Антон чувствует себя изнасилованным мопсом. Ему всегда было плевать на день рождения — ну дата и дата, что такого-то. Чаще он звал полтора человека в бар, оплачивал еду и первые два коктейля и возвращался домой под утро. Но Оксана другая — ей нужен праздник. Он устало трёт лицо, переписываясь с администратором кафе, когда в дверном проёме сначала появляется голова Оксаны, а потом и вся она. — И что ты задумала? — устало интересуется он. — Снова меняем цвета фотозоны? Ты решила, что тебе нужен другой торт? Всё-таки заказываем Крида? — Да нет… — Оксана нерешительно садится возле него, и Антон откладывает телефон. — Так, душа моя, вываливай. — Я… я просто просматривала список гостей и… Я хочу позвать Арсения, — она вжимает голову в плечи. Антон слегка поджимает губы, но пытается не подавать вида. С того утра они ни разу никак не пересекались, и это, пожалуй, к лучшему, потому что после такого или с первого взгляда и до гроба, или поножовщина. — И почему не зовешь? — ровно интересуется он. — Ну… Я просто не знаю, как ты… — Лягуха, это твой день рождения, — он бодает ее в плечо и целует в щеку. — Зови, кого хочешь. Я даже согласен петь с тобой эти девчачьи песни Кока Колы. — Клавы Коки. — Да хоть кого. Я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы все было так, как ты хочешь. Поэтому… Любой твой каприз и желание. Оксана плывет, моргает и кладет голову ему на колени. — Люблю тебя. — Тебя люблю.***
Антон искренне восхищается умением сестры нагибать систему. После того, как они несколько дней подряд обсуждали дресскод, мечась от «да пусть наденут что хотят» до «строго оверсайз» через «а, может, какая тематика?», как-то утром Оксана просто выходит с готовым макетом для украшения стены, и Антон смотрит на нее с восторгом. «Из двух в двадцать два» звучит как что-то очень крутое и предполагает, что люди могут прийти как в оверсайзном подобии пижамы, так и в чем-то очень «взрослом». Это должно устроить и тусовщиков, и скромников, так что идеально. Сам Антон придумывает образ мгновенно. Он знает, что Оксана хочет позвать друзей и друзей друзей, так что там будут новые люди, а это перспектива и возможности, которые нельзя проебать, поэтому он старательно и кропотливо подбирает одежду для праздника. И он в восторге: он едва ли не впервые в жизни максимально основательно занимается своими волосами, чтобы его пышные кудри были в том самом состоянии, когда при виде их хочется только засунуть пальцы и дернуть на себя, обнажая его шею. Прозрачный сетчатый топ едва ли прикрывает соски, белье с завышенной талией и тонкими креплениями на бедрах обнимает талию, джинсы с низкой посадкой потёрты и порваны так сильно, что смысла в них маловато. Кольца, цепи, кислотная подводка, переводная татуировка под глазом… — Ты, вроде, не хотел делать каминг аут? — фыркает Оксана, заглянув в комнату брата в халате и с полотенцем на голове. — Это образ. — Ага. Призыв «Ебите меня семеро». — Окс! — он резко разворачивается к ней. — Кто тебя так испортил? — Один из гостей, — она подмигивает ему и уходит к себе в комнату. Антон поджимает губы. Ну ещё бы. Кто бы сомневался, что этот экспериментатор хренов не весьма тактичен в обращении. Вообще, ему немного плевать на то, что Арсений будет на празднике. Не он же один. Их там человек тридцать, даже больше, он найдет, с кем хорошо провести время. И нет, разумеется, он достаточно взрослый, чтобы не наделать глупостей. Естественно, Оксана и Антон едут на место сильно заранее, потому что нужно убедиться, что все именно в том виде, на который рассчитывает виновница торжества, и Антон самую малость жалеет о своем выборе одежды, потому что решать серьезные вопросы с людьми в костюмах, когда ты скорее раздет, чем одет, такое себе удовольствие. Однако он убеждается в том, что его задумка работает — на него смотрят с таким вожделением, что он почти видит в их глазах их мысли, в которых фигурирует стол, он сам и громкие стоны. Отвратительно. Дэдди кинка у него нет. По крайней мере не такого жёсткого. Так что он радуется тому, что на всякий случай взял с собой толстовку, нацепляет ее и чувствует себя куда комфортнее. Минут за тридцать до назначенного времени начинают приходить люди, и Оксана носится у входа, встречая всех, пока Антон кратко вводит всех в курс дела, где что лежит и что вообще в планах. Несколько парней цепляют его взглядом, и Антон прячет улыбку, довольный таким вниманием. Ему оно необходимо. Он изголодался по этим ощущениям. Он как раз заигрывает с одним из гостей, который по шкале от «ну, я бы попробовал с парнем» до «давай я тебя, а потом ты меня» с каждым словом все больше склоняется ко второму, когда ненароком поднимает глаза, смотрит в сторону двери, видит Арсения и нахер перестает что-либо слышать. — Сука. Антон решительно и категорически не готов сейчас детально рассматривать этого ублюдка, который каким-то образом сошел с обложки журнала для взрослых, разворачивается и уверенно идёт в сторону стола с алкоголем. К черту шампанское, переходим на ром. Он пока не настолько отчаялся, чтобы ввязаться в потасовку с коньяком, но кто знает, вечер только начался. Он делает буквально все, чтобы игнорировать темную макушку, которая, к его огромному сожалению, постоянно находится поблизости — жаль, зал размером не со спортивный стадион. Поэтому он сразу заводит дружбу со всеми, кого не знает, смеётся искусственно и громко, влезает во все странные и дикие танцы и подтверждает свой статус души компании: все смотрят только на него, улыбаются, лезут, делают комплименты, касаются, и ему нормально. Лучше миллион чужих касаний, чем одно, от которого мурашит по неизвестной причине. Часа через два Антон впервые исправляет свою угрозу и лезет на барную стойку. Оксана смотрит снисходительно, но понимающе — в этом весь ее брат, и он кайфует, не думая ни о чем. Кто-то лезет к нему, и через пару минут уже вся стойка забита людьми настолько, что это становится рискованно. Антон видит напряжённые взгляды персонала и потихоньку спускает людей вниз, а потом, почувствовав тошноту, и сам слезает вниз, чтобы, улыбаясь во все стороны, пробраться к туалету. Возможно, мешать шампанское с ромом было не лучшим решением, как и шлифануть все это несколькими шотами с настойками, но он уже сделал это и надо справляться с последствиями. Он тормозит у раковины и смотрит на свое отражение, умоляя свой желудок держаться. Блевать не хочется, он после этого всегда как амёба, а у него ещё целая ночь впереди, нельзя так быстро сдаваться. Антон набирает полные ладони воды и агрессивно трёт свое лицо, пытаясь прийти в себя, когда, по закону всех таких ситуаций, слышит звук открывающейся двери. — И сколько ты собираешься бегать от меня? — Столько, сколько посчитаю нужным, — отзывается он, держа глаза закрытыми, потом тянется за влажным полотенцем, вытирает лицо и руки и, распрямившись, всё-таки смотрит на Арсения. — И, оу, вау, ты тоже тут, я не заметил. Арсений только мотает головой и скрещивает руки на груди. Антон ему за это благодарен, потому что так он хотя бы немного прикрывает черную полупрозрачную рубашку, которая не скрывает вообще ничего, и портупею из золотой цепочки. Синие глаза подведены золотым, отчего их цвет такой яркий, что в животе сводит, а кожаные штаны — это совершенно точно то, что было создано для этих ног. Антон чудом поднимает глаза, сглатывает и, собравшись, с вызовом смотрит ему в глаза. — Зачем пришел? — Ты про конкретно туалет или весь праздник в целом? — Ты знаешь, о чем я. — Антош… — начинает Арсений, но Антон резко вскидывает руку. — Не надо… так меня называть. Если у нас один раз что-то… почти случилось, это ещё не даёт тебе права… — Что-то? — Арсений в одно плавное движение оказывается прямо перед ним, и Антон впечатывается бедрами и ладонями в края раковины. — Мне казалось, тогда для тебя это значило чуть больше, чем пустяк. Скажешь, ошибаюсь? — Скажу, что ты можешь пойти в задницу. — Не когда ты пьяный. Звук пощёчины оглушает, и Антон охает от того, как ноет рука. Он никогда никого не бил, а тут эмоции, усталость от подготовки к празднику, общая нервозность, алкоголь — и вот результат. Арсений касается своей алеющей щеки и двигает челюстью. — Лучше? — Нихуя. Антон собирается ответить что-то ещё, но желудок сводит с новой силой, и он понимает, что в этот раз не справится. Он дёргается, цепляется за руку Арсения и смотрит испуганными мокрыми глазами. — Арс… — Туалет. Тот реагирует мгновенно: разворачивает его, отворяет дверь кабинки, помогает опуститься на колени и бережно поглаживает его по спине, пока Антона выворачивает раз пять, не меньше. Антон почти не ощущает, как чужие пальцы касаются его лица, убирая в сторону кудри, чтобы те не были грязными и мокрыми, но лопатки жжет от касания ладони. Ему требуется минут десять, чтобы договориться со своим желудком, а потом ещё пять, чтобы привести себя в порядок, и Антон сползает по стене вниз, восстанавливая дыхание, смотрит на Арсения снизу вверх и поджимает губы. Тот стоит, убрав руки в карманы, а потом протягивает ему ладонь. — Мир? Антон немного думает, а потом ловит его руку и поднимается, задерживая его пальцы в своих. — Мир.***
Становится чуть спокойнее, когда не нужно показательно — нет, конечно, нет, просто к слову пришлось — избегать кого-то, но теперь появляется другая цель: привлечь ещё больше внимания и показать, как мало его это парит, и на самом деле он в полном порядке. Отчасти детское желание, но Антону так проще — чем думать об этом мире между ним и Арсением и возможных последствиях его решения. Не то чтобы он на что-то сильно надеялся, он все ещё слишком много думает о том недоразумении, но все же… Антон то и дело выхватывает взглядом фигуру Арсения, снова и снова думая о том, как же тот сейчас горячо выглядит, и поспешно отворачивается, пока кто-то не заметил. Но Оксана замечает. Хмурится, сдвигает брови и поджимает губы.***
— Я в глазах твоих видел… снег в океане! — пьяно орет Антон в микрофон и с трудом сдерживается от того, чтобы не устроить целое шоу с этим продолговатым предметом. Хотя, учитывая состояние всех присутствующих, вряд ли бы кто-то обратил внимание или удивился. Он не знает, почему заказал именно эту песню, просто так вышло, хотя обычно он поет «Я не боюсь». Она, правда, будет следующей, но первой всё-таки захотелось вот это, про снежные глаза… Он поет фальшиво, портя песню совершенно безжалостно, но он поймет это завтра, когда будет пересматривать видео с праздника. Сейчас же ему орут так, словно он сам Сережа Лазарев. Отметив полночь, Оксана начинает разбираться с подарками, и Антон с умильной улыбкой наблюдает за тем, как та верещит, разгребая коробки и снимая упаковочную бумагу. Ну дитё самое настоящее. — Так, если с подарками все, — привлекает всеобщее внимание Арсений, забрав микрофон и выйдя в центр, — то теперь пришла очередь моего. Он немного опоздал, но, думаю, сейчас самое время для него. Из подсобки выходит кучерявая шевелюра, и у Антона падает челюсть. — Он заказал ей Крида?! Антон не то чтобы дикий фанат. Нет. Точнее как — у этого живого Кена есть крутые песни, под некоторые Антон дико разъебывается, но главная проблема вообще в другом. Он нервно трёт нос и судорожно пытается понять, как ему себя вести, чтобы выйти из этой ситуации с минимальными потерями. Егор ведёт себя как обычный пацан — со всеми здоровается, обнимается, фотографируется, а потом пробирается к Оксане, и та пищит так, что уши закладывает. Девчонка виснет на нем и несёт полный бред, пока Егор широко улыбается и крепко обнимает ее. Арсений стоит поблизости, как гордый отец, и принимает свою порцию восторга и благодарности от виновницы торжества, которая в какой-то момент переключается на него и чуть не сбивает с ног. — Ты сумасшедший! Максимально, — мычит себе под нос Антон и добавляет к коктейлю в своем желудке ещё один шот. Когда ему снова придется блевать — он не знает, но, судя по количеству выпитого и прыгающему градусу, завтра ему будет очень плохо. Егор обращает на него внимание спустя, кажется, минут двадцать. Замирает, изучает его глазами и улыбается. — Привет, Тотошка. Да ебаный же ты нахуй. Антон здоровается кивком и делает вид, что поглощен общением с гостем, стоящим рядом, начав что-то агрессивно ему затирать, пока в голову с бешеной скоростью начинают накатывать воспоминания. Все началось с него. С этой белозубой улыбки и кучеряшки на лбу. С крепкой ладони в его, с совершенно не мужского комплимента, с предложения угостить. А закончилось полным непониманием происходящего на утро в каком-то дохера дорогом отеле. С виду милый и сладкий Крид трахался так, что никакая тренировка не нужна — Антон два дня пародировал звезду и ежился каждый раз, когда надо было садиться, но именно благодаря той ночи он понял, что именно и как ему действительно нравится. Правда, та история закончилось не очень хорошо, а тут на-те — снова эти с вида чистые и невинные глаза и ласковая улыбка. И обращение это ублюдское. — Тотош, — чужая ладонь ложится на обнаженную поясницу, и Антон весь подбирается, глядя перед собой, — если я поздравляю тебя с праздниками, в этом ничего такого нет. Мог бы и ответить. — Сорян, не видел. — Да что ты? А две синие галочки — это глюк системы. — Вот, ты сам все понимаешь. — Глупышка, — рука ползет ниже, и Антона мурашит с такой силой, что он невольно выгибается, жадный до ласки и откровенно заведенный из-за алкоголя. — Тебе ведь хочется повторить, — Антон не знает, как это выглядит со стороны и сколько человек их видит, но Егор касается губами его уха, и это что-то между стоном и скулежом. — Ты тогда так просил брать тебя дольше и жёстче… Принимал глубоко, подставлялся, умолял помочь тебе определиться и… — Гош, вот ты где. Антон переворачивает пару шотов, развернувшись, и приваливается к стойке, когда видит стоящего рядом Арсения. Синие глаза сужаются, скользнув от убранной руки Егора до натянутой ширинки Антона, и брови слегка сдвигаются. — Для тебя я всегда готов, — жеманно улыбается Егор и наклоняет голову набок. Арсений сверлит взглядом Антона и с трудом переводит глаза на Егора. — Ты обещал спеть. Помнишь? Люди ждут. Окс особенно. Скоро уже начнут расходиться, не хочется, чтобы… — Бегу, извинюсь за заминку после, — подмигивает тот, мимолётом целует Арсения в щеку и убегает на сцену, привлекая всеобщее внимание. Арсений снова смотрит на Антона, который ежится под его взглядом, поджимает губы, мотает головой и, развернувшись на каблуках, уходит вглубь зала к остальным гостям. А Антон готов сквозь землю провалиться. Желание веселиться и пить пропадают окончательно и бесповоротно. Выпитая адская смесь вызывает ураган в желудке, но пока терпимо — можно переждать. А вот смерч на сцене и в зале — это то, что пропустить нельзя. Нужно отдать Криду должное — шоу он умеет делать. Каким-то образом он умудряется уделить внимание каждому гостю, подмигивая, улыбаясь, «посвящая» песни, так что люди беснуются и просят ещё. Типичный Крид. Антон даже слабо улыбается, забывшись, а потом мотает головой, отгоняя наваждение, и уводит взгляд в зал. Учитывая, что все люди поглощены шоу, вряд ли получится исполнить задуманное и утащить кого-то развлечься хотя бы безобидно, и это нечестно — планы на вечер катятся в ебеня, потому что начальной славы ему мало, хотелось внимания на протяжении всей вечеринки и интересного завершения, а по итогу губы сами собой подпевают знакомым песням, что вызывает раздражение. На особенно колких строчках Егор смотрит на него, улыбаясь, и подмигивает будто бы просто так, но Антон-то знает. Помнит. Помнит то, что было после той ночи в отеле, когда ему сорвало башню от новых ощущений и бесконечных возможностей. Помнит, как Егор впервые прислал ему видео, где сидел на дилдо и трахал мастурбатор. Помнит, как тот прислал ему первую дорогую игрушку. Помнит, как по пьяни заснял ее использование на видео и зачем-то отправил. Помнит, как это вошло в привычку. Его передёргивает, и он облизывает губы. Дерьмо. Недотрах, алкоголь, нервное напряжение — он заводится от одной только фантазии, и сейчас так плевать, с кем, что он даже косит в сторону Арсения. Не отказал один раз, значит, и во второй раз поможет. Или, вон, на сцене вообще беспроигрышный вариант. Его немного мутит, что может сказаться на процессе, но сейчас море по колено и член по жопу. Такое же есть устойчивое выражение? Он пользуется моментом, когда Крид заканчивает одну песню и стоит с бутылкой воды, восстанавливая дыхание, перехватывает его взгляд и недвусмысленно давит языком в щеку, после чего кивает в сторону туалета. Егор ловит его уже у двери, впечатывает в стену, но Антон пока не даётся — входит в комнату, закрывает дверь на защёлку изнутри и только потом дёргает на себя. Сразу целует, чтобы без разговоров, и пятится в сторону крайней правой кабинки. В крайней левой слышится какая-то возня, но сейчас плевать — мало ли кому приспичило. Пусть слышат, какая разница. Егор знает, как Антон любит, и его простреливает возбуждением, когда его вжимают щекой в стену, а чужая рука сразу лезет вниз по пояснице. Штаны, которые и так держались на честном слове, ползут к коленям, трусы сдвигаются в сторону, а Антон кусает чужую ладонь, ощутив в себе пальцы. — Все балуешься, — едва слышно на ухо, и Антон хмурится. Ему грязно и горячо. Отвратительно прекрасно. Его берут так, как нравится: быстро, грубо, глубоко и громко, как в порнухе, и Антону совсем немного жаль человека в другом конце туалета, но жаль вплоть до момента, пока к его стонам не примешивается женский: тонкий, сиплый и такой сладкий, что Антон плывет ещё сильнее — гей геем, но красивые стоны — это для всех. Парочка из того угла кончает — в прямом смысле — раньше, и после хриплого низкого мужского стона Антон приваливается спиной к груди Егора и жмурится, потому что тот трахает так, что ноги сводит. После оргазма приходится отходить минут пять — Антон сидит на крышке унитаза с опущенными штанами, откинув голову назад и закрыв глаза, и пытается размеренно дышать. — Все ещё ненавидишь? — За то, что добавил кадры нашей порнухи в свой клип, не спросив меня? Конечно. — Это должно было быть романтично. — Но было ебануто, — Антон с трудом поднимается, одевается и вываливается из кабинки, чтобы умыться и привести себя в порядок, и разминает плечи. И как после такого возвращаться в зал?***
Оксана приваливается к колонне, прикрывает глаза, потому что все плывет, и старается выровнять дыхание. Она слишком много выпила, организм мигает красным, намекая на то, что пора прекращать и ехать домой, пока она ещё на ногах. Но жизнь любит отчаянных и ебанутых, как известно. Она оглядывает зал, понимает, что людей ещё слишком много, да и время ещё детское, по сути, так что как-то странно включать звук из тик-тока с «Дорогие гости, чай дохлебывайте и уебывайте». Поэтому она идёт за стаканом воды и поправляет прическу. Она косит на танцующую рядом подружку кого-то, кого она пригласила, и стыдливо отводит взгляд. Вопрос ориентации — ещё не решённая проблема, но когда она после расставания скачала приложение для знакомства, то лайкала только девушек, потому что ей нравилась каждая вторая, а с парнями туже. И это пугало. Она понимает, что сейчас двадцать первый век и ее вряд ли за это сожгут на костре праведности — учитывая, что лесбийские отношения некоторые даже превозносят, — но сам факт того, что нужно будет открыться, признаться… Не для нее. Слишком страшно. В этом плане она завидует своему брату: Антон весь вечер ведёт себя так, словно хочет пойти по рукам. В хорошем смысле. Наверное. Но его открытость и раскрепощенность завораживают — все хотят или его, или быть им. Она так не может. Да, ее короткое обтягивающее платье открывает слишком многое и тоже едва ли говорит о скромности, но она хотя бы не трясет задницей на публике. Хотя ещё пара шотов и…***
Антону плевать. Внутри все тянет, одежда липнет к коже, голова кружится от высоты и скользкой поверхности барной стойки, но это сейчас последнее, что его волнует. Ему хочется танцевать. Он понимает, что есть риск навернуться, но если пьяный мозг и допускает такую вероятность, то рисует только картинку, в которой он как рок-звезда падает на руки толпы. Вряд ли стоит пробовать, но шанс есть. В какой-то момент бармен всё-таки просит его спуститься, кто-то помогает ему слезть, и Антон смачно целует этого кого-то в щеку и идёт к столу. Где-то внутри здравый смысл осторожно интересуется, не пора ли прекращать мешать в себе напитки и градус, но он быстренько затыкает его и выпивает ментоловую настойку, чтобы прочистить голову. Срабатывает на ура — прошибает так, что аж простреливает, и Антон возвращается на танцпол. Случайно врезается в Арсения, который оказывается поблизости, пару секунд смотрит на него, а потом подмигивает и продолжает двигать бедрами, не обращая ни на что внимания. Он уже ебался сегодня в туалете, сильнее оплошать у него не получится, так что плевать. Антон ощущает руку Арсения на своем бедре, вздрагивает, но не отстраняется — он потом себе не простит. Невольно отмечает, как слаженно они двигаются, подстраиваясь друг под друга без слов, и тянет воздух через нос. Чужие пальцы обжигают голую кожу, дыхание скользит по шее, и Антон, поддаваясь инстинктам, откидывает голову ему на плечо и прикрывает глаза, позволяет себя вести, направлять, касаться так, как хочется. Сейчас вообще все равно. Его слишком дурманит запах Арсения — какой-то вкусный одеколон с нотками его пота. Остро и пряно, до дрожащих ног. Почему-то очень хочется, чтобы его потрогали там, где тянет, а лучше бы прижали к себе вплотную, подтверждая догадки, что пульсация обоюдная, но Арсений держит небольшую дистанцию. Сука. И Антон зачем-то сам делает этот толчок назад и сожалеет об этом почти сразу, потому что чувствует то, что, конечно, ожидал, но что не должен был ощущать. Смотрит на Арсения из-под ресниц и прикусывает нижнюю губу, кладет руку на его ладонь и уверенно ведёт ее вниз. Завтра, без пьяной дымки, ему будет страшно стыдно, но это же завтра, верно? Арсений ведет кончиком языка по его шее от края топа до уха, и Антон стонет откровенно и порнушно, впившись ногтями в его запястье. — Так сильно хочешь, чтобы тебя трахнули на публике? — сипло интересуется Арсений, прикусив мочку его уха. — Чтобы разложили прямо на барной стойке и брали так грубо, что твои стоны бы перекрывали музыку? Чтобы отлизали тебе до оргазма? Чтобы потом пришлось вызывать такси, потому что стоять бы ты не смог? Антон сглатывает и не дышит, глядя на его губы. — Или в туалете, чтобы не при всех? Затыкать рот, заставлять цепляться за стены, а потом поставить на колени? Так хочется? Так хочется быть использованным? Антон уже собирается кивнуть, но на последнем слове застывает. Звучит ужасно. Гадко. Словно шлюха. Его сейчас мало волнует то, что ещё меньше часа назад он насаживался на один член, а сейчас трётся о другой — вы не понимаете, это другое. Но слова Арсения цепляют. Он разворачивается и с вызовом смотрит ему в глаза. — А кто сказал, что я не уже? — почти выплёвывает эти слова ему в лицо. Насмешка исчезает с губ Арсения, и тот фыркает. — Как и я, — как пощёчина. Антон толкает его плечом, рвется прочь с танцпола, тащит бутылку воды и старается утопить в себе это мерзкое липкое чувство. Он словно пел лучшую свою арию, а потом забыл слова, словно танцевал главную партию и жёстко накосячил. Хочется запустить чем-нибудь в стену, но под рукой только бокалы, за которые придется платить в случае порчи имущества. Платить. Оксана. Антон резко трезвеет, ищет сестру взглядом и на какой-то подсознательной догадке выходит на улицу, видит Оксану, сидящую на поребрике. Помада поплыла, на голове гнездо, стрелка на колготках. Оксана кладет голову ему на плечо, когда Антон садится рядом, и он целует ее в висок. — Поехали домой. Достаточно с нас на сегодня. — Угу, — бормочет она и широко зевает. И правда достаточно.***
Антон совершенно точно не знает, зачем ему это, потому что к Арсению он не чувствует ничего (ничего!), но почему-то безумно хочется вывести его на такие эмоции, чтобы горело и полыхало. Но Антон совершенно точно знает, что на серьезных щах творить что-то с бывшим — очень плохая идея, поэтому пишет Егору с четким предложением, сразу обозначая границы. Ему не нужны проблемы, он и так вляпался. Его все ещё мутит от того, что он творил на дне рождения Оксаны, вообще не хочется вспоминать определенные моменты. Но просто отпустить ситуацию не получится. Надо что-то делать.***
— Тебе не кажется, что я оплошал лишь раз с этим видосом, а ты меня наказываешь уже которую неделю? — недовольно бормочет Егор. — Ладно бы мы ещё трахались. Так ты меня к себе не пускаешь. — Я тебе все сказал, — Антон стреляет глазами. — Поцелуи и обжимания на публике, на этом все. — Я слишком хорош, чтобы быть «бородой». — Гош. Скажи спасибо, что я вообще тебя простил. — А ты простил? — В зависимости от того, каким будет итог этого спектакля. Но хорош намекать на секс. Задницу мою ты больше не получишь. — Я и от члена не откажусь. Сам знаешь, мне не принципиально. — А мне принципиально, — огрызается Антон и откидывается на диван, глядя в потолок. Играть страсть с бывшим на публике, сделав каминг аут сразу на все новости, чтобы пестреть на обложках журналов — одно из самых больших безумств, на которое он только способен. Но он уже вляпался в это, и заднюю — как прозаично — давать поздно.***
— У меня до тебя секса, такое ощущение, вообще не было, — шепчет Оля и целует Арсения в грудь. Он улыбается, гладит ее по бедру и прикрывает глаза. — Стараюсь, принцесса. Он себя плохо понимает, а моментами не понимает вовсе. Это началось безобидно: на эмоциях, на каком-то странном стрессе он выцепил девчонку тогда на вечеринке, трахнул ее в туалете, потом вызвал ей такси, а на следующий день написал узнать, как она, и завертелось. Она ему нравится. Живая, яркая, дерзкая, открытая к экспериментам, и Арсения ведёт. Надо сдвинуться уже с этого пацана. Использовать одного человека с целью задеть или забыть другого — то ещё дерьмо, потому что в этом случае страдают как минимум двое: тот, кого используют, и тот, кто использует, потому что это не про искренность, не про решение проблемы, а про ухудшение ситуации и осознанного опускания себя ещё глубже. Но кто знает, что при этом чувствует третий человек, из-за которого все это происходит? Но словами через рот — это ведь порой так трудно, верно?***
Антон не знает, кого хочет убедить в том, что происходящее ему нравится. Нет, с одной стороны, все круто: благодаря Егору он живёт в шикарном доме, тусит в крутейших компаниях, вообще не переживает о деньгах и спокойно тратится на все свои хотелки. Но, с другой стороны, он чувствует себя продажным, использованным, хотя использует как раз он. Егор не дурак. Егор все понимает. И, скорее всего, ему плевать, потому что несмотря на всю эту мишуру счастливой пары, Антон прекрасно знает, что его Заяц трахает каждую вечеринку кого-то нового, и он не может его за это судить. Было бы глупо предъявлять что-то человеку, пока сам стираешь ладони в кровь из-за другого. Антон понимает, что вляпался. Начиналось все с ерунды, просто с глупой истории про телефон, а закрутилось в какой-то абсурд, из которого непонятно, как выбираться. Порой ему противно от самого себя, но в то же время какая-то упертая черта овна не желает делать что-то первым. Арсения он давно разблокировал, да и трудно игнорировать их притяжение на дне рождения Оксаны, но как-то Антон видит в телефоне сестры фото Попова с какой-то брюнеткой и срывается в какую-то почти детскую эмоцию и отказывается предпринимать что-либо. А ещё начинает мониторить аккаунт Арсения через левый профиль. Какой бред. Они с девушкой выглядят очень горячо, от одной откровенной фотосессии у Антона даже встаёт, что приходится с позором признать и по-нищенски скачать все снимки для своих целей. Он помнит, что Арсений тогда говорил Оксане что-то о том, что он не гей и просто хочет попробовать все, но…***
— Снимки огонь, — мурлычет Оля, повиснув у Арсения на плече. Тот кивает и продолжает листать фотографии со дня рождения Оксаны. В какой-то момент замечает кадр, где на переднем плане какая-то парочка готова поебаться, но на заднем… Скачивает, нажимает «удалить для всех» и прикрывает глаза. Этот кадр будет только у него.