Ракурсы

Ночью Антону не спится. Зная о своей привычке вставать ночью попить, поесть, сходить в туалет, он уложил Оксану к стенке, и та вырубилась почти сразу, свернувшись клубочком в футболке Арсения и обнимая плюшевого лисёнка. Сам Антон уже третий час отсчитывает каждый удар часов, и это дико раздражает. В какой-то момент он не выдерживает, встаёт и шлёпает босыми ногами по коридору. На нем только семейники, потому что, одеваясь дома, он надел первое чистое, что было под рукой, и сейчас даже как-то неловко — простые полосатые шорты, никакой выгодной рекламы бедер и задницы. Впрочем, не до этого сейчас. Он открывает дверь в спальню Арсения, топчется в дверном проёме пару секунд, а потом тихо спрашивает: — Арс… спишь? Арсений слышит Антона, отворачивается от стены и смотрит на него. — Не особо спится. Антон так и стоит на месте, поэтому Арсений приподнимает край одеяла и кивает, приглашая, а сам поворачивается на спину и трёт лицо. Затылок пульсирует — иногда думать вредно, и Арсений поджимает губы. Он чувствует, как рядом с ним прогибается постель, и упирается взглядом в потолок. — Ты же понимаешь, что от этого никому не лучше? Ни тебе, ни мне. Ты в себе держишь, я надумываю столько всего, что до тошноты. — Я просто не знаю, как сформулировать, — отзывается Антон. — Словами. — Это не так просто. — Словами через рот? — Арсений поворачивает к нему голову. — Это самое простое и правильное, что вообще может быть. Антон фыркает и укладывается на самый край кровати, повернувшись спиной к Арсению, который вздыхает и упирается лицом ему между лопаток. — Ты просто даже не представляешь, как сильно я переволновался, когда вы приехали, а ты бледный и глаза как у привидения. Да и вообще этот порыв Окс приехать вот так спонтанно и с ночёвкой что-то значит. Вам кто-то угрожает? Вы куда-то вляпались? Ты влез в историю с этим Кридом? Антон хмыкает и тяжело выдыхает. — Он пришел. Неожиданно. Хотел меня вернуть, видимо. Оксана помешала. И мы приехали сюда. — Как-то слишком складно. Он пытался сделать что-то неправильное? Антон молчит. — Я оторву ему член, — низко произносит Арсений, и Антон заводит руку назад, вцепившись в него, словно стараясь удержать на месте. — Все в порядке. Ничего страшного не произошло. Мы с сестрой умеем за себя постоять. Да и… Сейчас я вообще не хочу о нем разговаривать, ни о чем в принципе не хочу разговаривать, — он нащупывает его руку, обнимает себя ею и укладывает себе на живот. — Ведь ты рядом. Арсений подавляет в себе желание спрашивать и уточнять дальше и пододвигается к нему ближе. Если Антон в нем нуждается сейчас, он будет рядом. Его рука осторожно поглаживает мягкий живот, успокаивая, а потом неторопливо скользит ниже, как бы проверяя, и замирает у резинки белья — Арсений всё-таки джентльмен, ему нужно разрешение. За него сходит отрывистый вздох Антона и вжавшиеся в пах Арсения бедра, и он плавно спускается пальцами, забираясь под тонкую ткань. — За стеной твоя сестра. — Пох… пожалуйста. Антон так наэлектризован, что у Арсения внутри все скручивается. Он едва ощутимо поглаживает ладонью головку его члена, и тот цепляет зубами край подушки. Обвести, потереть, сжать — и обхватить плотно ладонью, сдвинуться к основанию, слегка натягивая кожу, снова вернуться к головке и подразнить ее подушечкой большого пальца. Антон реагирует слишком ярко: дрожит, трётся, мычит в подушку и не открывает глаза, зажмурившись так сильно, словно ему больно. — Мась?.. — Мне умолять? Антон понимает, что все это — реакция на то, чем он занимался до прихода Егора, и на его приход. Но его сейчас прошивает насквозь даже от слабых прикосновений. И хочется больше. Сильнее, грубее, жёстче. Он невольно представляет, как далеко они могут зайти, если увлекутся, и почти скулит от фантазий. — Арс… — Ни звука, — Антон впивается зубами в подушку, когда шею обдает дыханием. — Услышу тебя — и все прекращу. Антон медленно кивает и открывает глаза, смотрит перед собой, сжав край кровати, немного приподнимает ту ногу, что сверху, и с силой прикусывает нижнюю губу, когда снова ощущает руку Арсения. Так хорошо, но так мало. Пальцы кружат по головке слишком правильно, и Антон невольно представляет, что Арсений так дрочит сам себе, и это ещё более грязно и порочно — он на пару мгновений сводит ноги, чтобы снова раскрыться через пару секунд и толкнуться в чужую ладонь. А в следующую секунду Арсений делает то, отчего мозг плывет окончательно: поднимает руку и подносит ее к губам Антона. Антон вдыхает через нос и послушно водит по ладони языком, мысленно представляя, что мог бы взять в рот его пальцы, обсосать их, а потом бы Арсений… — Скулишь. Рык над ухом почти вышибает стон, и Антон покорно утыкается носом в подушку. Он сейчас, кажется, готов вообще на все, что бы ни озвучил Арсений: молчать, умолять, уговаривать, подчиняться — ему только в радость чувствовать эту заботливую власть, от которой в затылке приятно пульсирует. Рука на члене — прекрасно, но этим длинным пальцам найдется получше применение, и Антон почти открывает рот, чтобы озвучить свое желание, когда слышит, как в коридоре открывается дверь в туалет, и замирает, как и Арсений за его спиной. — Обещай… обещай, что не прекратишь, даже если она зайдет сюда, — шепчет Антон. Арсений вдыхает почти со свистом. — И что мне за это будет?.. Антон слегка поворачивает голову и сипло произносит ему в губы: — Я буду умолять. Антону откровенно рвет башню. В комнате — ни звука, потому что он до крови впился зубами в нижнюю губу, потому что рука с члена не исчезла — гладит, сжимает, не позволяет нормально выдохнуть. Зато за дверью — шумит слив унитаза, шаги на кухню, тишина, в коридор, снова тишина, и снова в коридоре. Это слишком. Антон совсем немного елозит бедрами, потому что вообще не шевелиться — это нереально, хочется толкнуться, потереться, помочь себе хотя бы немного, но Арсений не даёт: так сжимает яйца, что впору заскулить. Ладно. Хорошо. Ладно, блять. Антон чуть не давится вдохом, когда дверь тихо приоткрывается, и в темном дверном проёме появляется голова Оксаны. Краем глаза он видит, как за секунду до этого Арсений отворачивается, притворившись спящим, но его рука остаётся на месте, и все волосы встают дыбом от того, что происходит. Вот она, его сестра, смотрит на него, в то время как ее друг и его парень по совместительству скользит пальцами по члену к яйцам и ниже, заставляя чуть развести ноги. Один стон или какой-то особенный выдох — и она все поймет. Нет, Арс, нет. Да, Арс, да. — А ты чего… здесь? Антон не сразу понимает вопрос, но потом до него доходит, что изначально-то он лежал с ней в одной кровати. Очевидно, она проснулась, чтобы сходить в туалет, обнаружила, что его нет, и пошла на поиски, нашла здесь и удивилась. — А я… — головка от хуя, — а я… здесь. Он не знает, что сказать. Он бы вообще, если честно, предпочел сейчас не разговаривать, потому что язык ворочается с трудом — пальцы скользят между ягодиц, и хочется только мычать и жаться ближе бедрами, а не объясняться с сестрой. Оксана смотрит непонимающе, потерянно, а потом поджимает губы. — Мне стоит спрашивать? — Вряд ли. — Но он хотя бы… не против? Антон с трудом держится от того, чтобы не спросить напрямую у Арсения. Но это было бы слишком комично: «— Арс, ты же не против? — Конкретно сейчас я в трёх сантиметрах от того, чтобы трахнуть тебя пальцами. Против ли я? Кстати, Окс, доброй ночи». Антон хмыкает в ответ на свои же мысли и кивает. — Все хорошо. Мы потом поговорим, л-ладно? — голос прерывается на секунду, потому что Арсений подушечкой трёт анус, и этого более чем достаточно, чтобы сдаться окончательно. Терпения у Антона хватит ещё секунд на тридцать. — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Двадцать две. — Конечно. Не переживай. Пятнадцать. — Просто у вас все было так запутанно, я боюсь, как бы ты… Десять. — Не ошибся, не поторопился, я не знаю… Шесть. — Окс, пожалуйста! — голос дрожит, и Антон впивается пальцами в край одеяла. Та кивает, смотрит на него ещё секунду и закрывает дверь. Антон мычит в подушку, стоит ей только скрыться в коридоре, совершенно бессовестно толкается бедрами назад, на пальцы, а потом стаскивает трусы, разворачивается и седлает бедра Арсения. — Ты правда не остановился. Сумасшедший. — Слишком велик соблазн посмотреть, как ты будешь умолять позволить тебе кончить, — шепчет тот, положив ладони на его колени, и Антон задерживает дыхание. — Ты ведь… — чужая рука ползет по колену, обводит бедро и ложится между ягодиц, — не серьезно. — О, — Арсений смотрит исподлобья и облизывается, — ты даже не представляешь, насколько я серьезно. Антона мурашит. Он поглаживает кончиками пальцев грудь Арсения и едва дышит, глядя ему в глаза. Опасно. Щекочет. Возбуждающе до одурения. Такое ощущение, что они в один момент решили нагнать все, что оттягивали, и, учитывая, что Антон не ждал лепестков роз, шелковых простыней и музыки, его более чем устраивает постельное белье в клетку и бьющий через щелку в занавесках свет фонаря. Смущает, разве что, наличие сестры за стенкой, потому что как бы Антону ни было похуй, полностью отпустить себя он все равно не сможет, а хочется расслабиться и сорвать горло, но пока, видимо, только так. Арсений отвлекает его от размышлений, приложив пальцы к его губам, и Антона прошибает флешбеком — так уже было. Посасывает их, обильно смачивает слюной и немного елозит на его бёдрах, пододвинувшись ближе, чтобы Арсению было удобнее коснуться его. Первый, второй, третий, глубокий вдох и судорожный выдох, когда подушечки стали медленно массировать простату. Плавно, неторопливо, скользя по кругу с нажимом и пуская разряды электричества по позвоночнику. Сумасшествие. Арсений немного разводит пальцы, и Антон, поджав губы, впивается ногтями в его плечи, приподнимает бедра, опираясь на колени, и совсем слабо двигает тазом. Глубже, пожалуйста. Когда до заветного расслабления остаётся несколько касаний, Арсений вдруг вытаскивает пальцы и начинает поглаживать внутреннюю часть его бедра, с ухмылкой глядя на него исподлобья. Антон, поплывший от почти накрывшего оргазма, не сразу фокусируется на нем и облизывает губы. — А ты чего… Арс. — Я же сказал, — большой палец обводит головку члена, и Антона подкидывает, — проси. — Но это же… нечестно, — бормочет Антон и трётся уже о его ладонь. Чуть схлынувшее возбуждение снова возвращается, и так хочется затянуть это пограничное состояние, когда перманентно хорошо в шаге от настоящего экстаза. Он неторопливо раскачивается на его бёдрах, ощущая руку на своем члене и чужой член между бёдер. Идеальное сочетание. Сильнее елозит, сожалея о том, что Арсений все ещё в белье, и смотрит мутно из-под ресниц. А потом снова: предоргазменная дрожь — и рука пропадает. Антон почти скулит, за что получает ощутимый шлепок по бедру, и смотрит на Арсения жалобно. — Пожалуйста… Арсений мотает головой и наклоняет ее набок. Вот сука. Антон внутренне недовольно рыкает, но правила игры принимает. Он хочет так? Без проблем. Он умеет. Он укладывается на него сверху и начинает монотонно двигаться по его паху задницей, обязательно цепляя выпирающий через ткань белья бугор стояка. — Хочешь, чтобы я умолял тебя дать мне кончить? Я готов умолять. Я готов просить тебя снова засунуть в меня свои длинные пальцы так глубоко, чтобы я скулил от того, как мне этого не хватало. Я готов вылизать твой член до такой степени, чтобы он потом без проблем оказался во мне целиком. Я готов хрипеть твое имя каждый раз, когда ты будешь вбивать меня в кровать. Я буду просить быть жёстче, я позволю взять себя так, как тебе захочется, я буду весь твой, совсем твой… Он делает передышку, потому что его собственные слова заводят до такой степени, что он чуть не кончает только от них. — Но мне очень хочется сейчас кончить. Пожалуйста. У меня кружится голова от того, что ты делаешь. Никто и никогда не делал со мной… — ещё одно движение на чужом члене, — подобное. Я, — он заводит руку за спину, вставляет в себя пальцы и глухо стонет Арсению в плечо, — я такой мокрый из-за тебя. — Антон… — рычание ласкает ухо. Не такой уж и непробиваемый. Ладно. Пора играть грязно. Антон двигает ещё пару секунд в себе пальцами, а потом подаётся вперёд и, глядя Арсению в глаза, касается влажными подушечками его губ. — Твоя вина. Антон вообще ничего не успевает понять, потому что Арсений приподнимает его, съезжает вниз по кровати, оказавшись аккурат под ним, и опускает его бедра. Язык скользит по расселине, и Антон вздрагивает так сильно, словно в судороге. Этот римминг не такой, как в привычной порнухе — его буквально трахают языком, вылизывая с таким напором и нажимом, что приходится зажать рукой рот и перебирать черные пряди волос. Он вытягивается, дрожит, мычит в ладонь и поджимает пальцы ног, пока Арсений сжимает его бедра и удерживает в одном положении, не позволяя двигаться. Тело простреливает каждый раз, когда Арсений всасывает губами края ануса, а потом толкается внутрь, и Антон снова задыхается, когда его начинает накрывать, но… — Нет, нет, нет, нет… — откровенно хнычет он и опускает взгляд вниз, глядя на Арсения. — Я уже не могу, честно… Мне… мне нужно… — Да? Антон возбужден настолько, что сейчас, кажется, готов вообще на все, о чем бы его ни попросил Арсений. Но его тон и взгляд… Он сжимает его красный подбородок и смотрит сверху вниз. — Займи свой рот чем-нибудь более полезным. На секунду Арсений замирает, его глаза становятся такими черными, что у Антона в животе все сжимается, а потом… Он кричит. Кричит так громко, что пугается сам, но по-другому не получается, потому что язык ввинчивается так агрессивно и зло, что его простреливает, кажется, насквозь, а рука трёт под головкой члена, и это слишком много. Просто слишком. Антона трясет с такой силой, что он банально не может сдвинуться, только пялится на испачканную спермой подушку и понимает, что сам сейчас шевелиться не сможет. Ноги ватные, словно сделанные из ткани, вот-вот порвутся сухожилия, все тело неповоротливое, и он измученно смотрит на свои дрожащие бедра. Арсений выбирается из-под него и тяжело дышит, вытирает влажное от всего подряд лицо, а Антон так и сидит на коленях, пытаясь прийти в себя. — Я… я ещё никогда так… — Я тоже.

***

Антон втыкает, не моргая, в кружку уже минут пять. Завтрак не лезет в горло, хотя Арсений приготовил огромную яичницу с беконом и зелёным горошком. События прошлой ночи настолько яркие — абсолютно все, от видео до оргазма на кровати в соседней комнате, — что в голове не укладывается. А сейчас, вопреки ожиданиям, они сидят в тишине, не глядя друг на друга, и словно оба приходят в себя. С одной стороны, они встречаются, что такого, с другой, слишком уж резко они оба сорвались, выпустив столько демонов разом, что голова чувствует себя пустой. Ближе к двенадцати дверь открывается, и на кухню выходит Оксана. Делает себе чай, кладет на тарелку треть яичницы и садится за стол. Молча ест, не поднимая головы, собирает посуду, моет ее и остаётся стоять у раковины, положив на нее ладони. — Мне стоит спрашивать? — А смысл? — Арсений чешет подбородок. — Все и так очевидно. — Хотя бы… как долго? И Арсений, и Антон молчат, не до конца понимая, правда ли Оксане нужен ответ. — Я просто запуталась. Совсем. Сначала один ебал мне мозг из-за телефона, потом второй из-за неудавшейся ночи, потом снова первый из-за того, как все накрылось медным тазом на моем празднике, а второй после — из-за интрижки с Кридом этим. И сейчас вы просто… Как же это было громко, — устало выдыхает она и трёт лицо. Антон чувствует, как у него горят уши, и поджимает губы. — Прости. Мы… мы не хотели при тебе. Просто нервы и… Вот. Мне жаль, — ему невозможно стыдно. Да, едва ли стоило так срываться, или хотя бы нужно было быть тише, как они и планировали изначально, но сложно было сдерживать себя, когда Арсений творил тот пиздец языком. Он зависает на перепутье между бесконечным стыдом и упрямым «аштотакова». Но смущение переваливает, и он булькает в кружку, чувствуя, как горит буквально весь, представляя, что вчера было с Оксаной, пока они, мягко говоря, увлеклись. Едва ли он бы хотел стать невольным слушателем того, как его сестра трахается с кем-то. — Я сначала решила, что тебе больно, а потом… — Блять, Окс, мы правда это сейчас будем обсуждать? — почти взрывается Арсений, резко подняв голову. — То, что ты трахнул моего брата, пока я была за стеной? Да, будем, — Оксана показывает ему язык. — Уж прости, вы меня вчера тоже не особо спрашивали, горю ли я желанием слушать гейское порно на полной громкости вместо того, чтобы сладко спать после нервного вечера. — Я не трахал его. По крайней мере, не до конца, — устало выдыхает Арсений и трет уголки глаз. — Тебе что сейчас нужно? Мы с повинной? А почему? Мы были обязаны прийти к тебе сразу для благословения? Или чего? Мы взрослые мальчики, сами как-то разберемся с тем, что у нас и как. То, что ты все это услышала — хуево, да, но там правда все так быстро завертелось, что физически ни остановиться, ни предупредить. И мне жаль. Точнее нет, нихуя не жаль, жаль только, что… Ой бля, — он откидывается назад, прикрыв глаза. Антон его прекрасно понимает. — Да нет, просто я думала, что у меня с братом более доверительные отношения, и он… — А ты ничего от меня не скрывала никогда? — хмыкает Антон, подняв на нее глаза. Оксана застывает на пару мгновений и отводит взгляд, поджав губы. — Я просто думала, что заслуживаю знать, что мой брат, оказывается, счастлив в отношениях с моим другом, когда я вытаскивала его от передряги с бывшим, — выплёвывает она и выходит из кухни. Повисает тишина. — Ты так и не объяснил, кстати, что в итоге… — напоминает Арсений. — Да блять, — Антон агрессивно трёт лицо. — Все ж нормально было, зачем… Зачем это обсуждать? — он устало смотрит ему в глаза. — У нас же все хорошо. Зачем тебе знать? — Зачем мне знать, что так вас напугало? Действительно, — он делает глоток чая и крепко сжимает ручку кружки. — Если ты думаешь, что это я его позвал… — Я думаю, что ты почему-то не хочешь быть со мной до конца откровенным, и это удручает. — Удручает, какое слово-то… — Серьезно? Ты доебешься до слова? — Да потому что я испугался твоей реакции! — не выдерживает Антон. — У нас только все стало налаживаться, а тут он заявился, стал нести какую-то херню, угрожать, хотел… хотел… Похуй, что хотел. Но я боялся, что, если скажу тебе, ты решишь, что это я его позвал, что у меня что-то к нему осталось, что… — А это так? — Нет, конечно! — Вот и все, — Арсений сжимает его ладонь. — Егор — зажравшийся павлин, который считает, что имеет право крутить чужими жизнями. Мне на его слова плевать. Меня волнуешь ты. И если ты мне говоришь, что у тебя не осталось к нему никаких чувств, то я верю тебе. — Да какие чувства, — Антон цепляется за его пальцы, — я вчера ночью… — он облизывает губы, — я ни с кем никогда такие эмоции не испытывал. Я о других даже думать не могу, Арс. Арсений улыбается, сдвигается на стуле от стола и тянет его к себе, усаживая на колени. — Глупый. Иди с сестрой поговори, у нее там явно тоже какие-то тайные мутки. Нужна твоя помощь и поддержка. — Уверен? — Шарю.

***

Антон стучит костяшками пальцев в комнату и осторожно приоткрывает дверь. — Сис? — Да входи, чё уж, — шмыгает носом Оксана и отворачивается к окну. Она сидит на подоконнике, натянув футболку на колени и обняв их руками. Такая маленькая и хрупкая сейчас. Антон подходит ближе и садится рядом, положив руку ей на щиколотку. — Ты чего так среагировала? У тебя что-то случилось? Ты последние пару месяцев сама не своя. Может, помощь нужна? Навалять кому-то? — Ага, — та хмыкает. — Мне. — Ну… Тут разве что бой подушками могу предложить. — Не смешно. — Значит, теряю хватку, — Антон немного ждёт, а потом тянет ее к себе и, игнорируя ее недовольный писк, кладет ее голову себе на колени и начинает гладить по волосам. Оксана недовольно ворчит себе под нос пару секунд, а потом всё-таки мирится со своей судьбой и лежит спокойно, глядя в пустоту. — Просто перманентная усталость, видимо. Завожусь из-за всего с пол-оборота. — Может, небольшой отдых на несколько дней? Хочешь, оплачу тебе спа или что-нибудь такое, чтобы расслабиться. — Да нет, просто… — она открывает рот, а потом мотает головой и закрывает его. — Пройдет. Но… Я рада за вас с Арсом, если у вас все правда хорошо. Хорошо же? И не говори, что нет, я слышала вчера, — и хихикает. Антон щипает ее за бедро, и Оксана взвизгивает. — Лучше, чем когда-либо. Мы… разговариваем. По крайней мере очень пытаемся, и… Окс, я настолько сильно на него залипаю, что… Вот если взять все мои увлеченности и влюбленности до этого, будет треть от того, что я испытываю сейчас. — Звучит мощно. — Да, и вчера… Мне все ещё стыдно, но… Это эмоции. Мои из-за Крида, его из-за всего в целом, наверное, но нас понесло, и… — он ерошит свои волосы, чувствуя, как щеки снова начинают гореть. — Это был лучший момент в моей жизни. — В смысле оргазм. — Вот найдешь кого-нибудь, с кем будешь так кончать, и перестанешь стебаться. Оксана только слабо улыбается.

***

— Не хочешь… обсудить? — осторожно предлагает Антон, зайдя в комнату к Арсению. Тот отвлекается от книги и садится ровнее. — Давай. Сразу хочу сказать, что, как бы это ни было охуенно, давай всё-таки впредь держать себя в белье, когда рядом есть кто-то ещё. — Поддерживаю, — со всей серьёзностью кивает Антон. — А так… У меня почти нет опыта с парнями, но много — с девушками, и, в целом, с девушками я пробовал то, что можно делать и с парнями, и вчера… Ну, я пытался. Так сказать, оцените услуги… — Арс, — Антон садится рядом, — у меня никогда такого оргазма не было, а я, на секундочку, если ты забыл, уже несколько лет использую такие игрушки, что чисто ещё чуть-чуть — и сразу в рай. Но даже самые мои любимые дилдо и близко не стоят с тем, что вчера сделал ты. — Приятно быть лучше резинового хуя. — Не ёрничай. И… Бля, заранее прости, но что есть то есть, но мне есть, с чем сравнить, и ты чертовски охуенный. Правда. У меня был опыт и неплохой, но прошлая ночь была лучше всего, что было до этого. Я вообще не знал, что могу так, что мой организм способен на подобное. Мне было… — он рисует пальцем на покрывале, — очень хорошо с тобой. И я бы очень хотел и дальше… разбираться с тобой в этой теме, находя то, что будет нравиться нам обоим. Арсений улыбается, тычется ему носом в шею и издает звук, как ёж, а потом хитро щурится. — Останешься и завтра?

***

Скучаю по твоим стонам. Нет лучше картинки, чем когда ты выгибаешься подо мной и стонешь так громко и сладко. Я купила то, что обещала тебе, бусинка. Приезжай, как будешь готова. Я тебя всегда жду. 16:16 Больше всего Оксана ненавидит быть слабой. Слабая — значит, беспомощная, уязвимая, а ей такой быть категорически нельзя. Поэтому то, что она чувствует к ней — это скорее ненависть, чем любовь, но, как известно, где ненависть — там и любовь, так что разобрать порой сложно. Перед ней она всегда нага, по меньшей мере психологически, а в последнее время все чаще ещё и физически. Опускает взгляд или наоборот смотрит из-под ресниц, как зашуганный зверь, заворожённый силой хищника. Подставляется под руки и губы, терпит, принимает, соглашается на все, а потом ругает себя несколько дней подряд и обещает больше никогда, чтобы потом снова приехать и ждать на пороге, когда ее пустят домой. Она слишком зависима от нее. — А вот и ты, бусинка. Хрупкая рука с аккуратными короткими ногтями касается щеки, и Оксана готова заплакать, потому что только это прикосновение успокаивает, только это прикосновение обещает безопасность и счастье. На ней — красный шелковый халат, едва завязанный на талии, а под ним — ничего. Идеальное гибкое тело без единого волоска, и только шоколадные пряди по плечам. Блеск для губ, пушистые от природы ресницы, самый притягательный смех и сладкая как патока речь. Упругая аккуратная грудь, тонкая талия, изящные бедра, длинные ноги — Оксана ласкала губами, языком и пальцами ее всю, знает каждую мелкую родинку и шрам от падения с качелей в детстве. Она ее от и до, и это зависимость. Зависимость от того, чтобы вот так добровольно переступить через порог к своему пауку в ловушку и позволить ей закрыться. Ее крутят, вертят, раздевая, касаясь, успокаивая, отвлекая, и она уже сама тянется к губам, чтобы столкнуться языками. Поцелуи с ней всегда особенно вкусные — словно шипящие, сладкие, от них все в голове заволакивает туманом и тело начинает действовать отдельно от головы. И тогда начинается магия: она дрожит, пока влажный язык касается ее сосков, выгибается, кусает губы, пытаясь сфокусировать взгляд, и сама разводит ноги. Просит, мычит, потому что внизу пульсирует так, что больно, и стонет тонко, хрипло, когда язык опускается вниз и скользит там, где влажно и горячо. Впивается пальцами в длинные волосы, сжимает ее плечи коленями, откидывает голову и хнычет, потому что она делает все слишком хорошо и правильно. А после оргазма — ее очередь: касаться, трогать, ласкать, кусать, ловить стоны и всхлипы, покорно глядя снизу вверх и позволяя впечатывать себя лицом между ног. Оксана на утро мало что помнит, как и обычно, только удовольствие и бесконечную привязанность к той, что спит на соседней подушке. Лена. Ее Лена.

***

Антон немного удивляется (ладно, много охуевает), когда Арсений предлагает посмотреть вечером фильм. Не то чтобы он думал, что они сразу завалятся на кровать, стоит только двери закрыться за Оксаной, но он рассчитывал на продолжение банкета, а тут… Но он кивает, тащит газировку и чипсы с кухни и по-турецки садится на край кровати. В итоге останавливаются на мультфильме, и Антон увлеченно следит за нарисованными персонажами, иногда с открытым ртом наблюдая за ними, пока где-то в середине фильма не замечает, что Арсений почти безотрывно смотрит на него. Тушуется, смутившись, а потом делает смешную гримасу. — Пялиться не романтично, кстати, как все говорят. — Знаю, это крипово. — Так чего тогда? — Просто, — и улыбается. Антон запускает в него чипсиной и укладывается головой ему на колени. Арсений запускает пальцы в его волосы и почесывает кожу головы ногтями, доводя до кошачьего мурчания. — Ну не гладь ты, я как дебил, — но не отодвигается. Ему хорошо и спокойно. Он словно выиграл билет в лучший мир и сейчас дышит полной грудью, глядя на бесконечную гладь возможностей. Лишь бы не вышло, что билет был проходом на Титаник. Антон… счастлив? И это порой напрягает, потому что, наученный жизненным опытом, он знает, что за белой взлетной полосой потом начинается долгий черный тернистый лес, из которого выбираешься весь в ссадинах и царапинах. Но он не позволяет себе утонуть в этом страхе последствий и мыслей о «расплате» за счастье, потому что это было бы слишком нечестно по отношению к судьбе и ее подарку. А иначе отношения с Арсением и не назовешь, потому что до него Антон и подумать не мог, что так бывает. Пылинки с него, конечно, не сдувают и не приносятся на белом коне, чтобы решить все проблемы и спасти из замка, но его слушают, ему предлагают помощь, ему не дают из-за чего загнаться, а сразу мягко предлагают все обсудить, и это так сильно отличается от всего того, что было раньше, что Антон теряется и каждый раз сжимает руку Арсения, чтобы убедиться, что он рядом и ему не снится. Единственное, что слегка загоняет Антона в ступор — секс. С той ночи Арсений так ни разу и не попробовал что-то предпринять, а Антон сам не хотел лезть слишком уж напористо, лишь изредка аккуратно касаясь его и намекая, но, получая в ответ осторожное торможение, не давил. Он не понимает. Если у них все хорошо, если тогда им обоим действительно было так охуенно, так в чем проблема? Это единственная тема, с которой он боится подойти к Арсению напрямую, уже успев загнаться и надумать столько всего, что тошно от самого себя. Он его хочет постоянно. Даже не особо принципиально, где именно: в кино, в примерочной во время шопинга, в такси, ну и дома, разумеется. Он просто смотрит на него, и его тянет с такой силой, что все тело покрывается мурашками и хочется прижаться, не отлипая. Оксана отдаляется. Антон пытается с ней говорить, спрашивает, обнимает, строит даже, как в детстве, глаза кота из мультика, пытаясь вытащить из нее объяснения того, что увидел Арсений, но та только жмется к груди и обещает, что у нее все под контролем. У этой девочки никогда и ничего не бывает под контролем. Она плохо умеет застёгивать платья на спине, постоянно что-то теряет и совершенно не умеет отказывать, но в моменте может собраться и защитить весь мир, как тогда в моменте с Егором. И Антон безумно за нее переживает, потому что со временем и он замечает, что та становится более дерганной и бледной, все чаще не появляется дома ночью, а возвращается без сил и отсыпается днями. — Может, ее запереть? — Она тебе кто, попугай волнистый? — хмыкает Арсений и мотает головой. Они на балконе: Арсений сидит на обратном подоконнике в майке и шортах, а Антон курит в окно, стараясь не сильно залипать на его голые колени. — Нет, она чокнутая канарейка. Просто бля… Почему ты не хочешь с ней поговорить? Может, тебе бы она рассказала. — Она… перестала мне открываться после того, как мы с тобой… — он поджимает губы. — Но ты ведь что-то знаешь, так? Ты тогда намекнул, что у нее что-то происходит, но… — Тох, нет, — Арсений мотает головой, — мы с тобой вместе, но я ее друг и не могу тебе что-то рассказывать, если она не готова. Это было бы неправильно. Антон недовольно бурчит, выбрасывает сигарету и разворачивается, глядя на него, подходит ближе, встаёт между его ног, одну руку кладет на его колено, а второй ведёт от плеча по шее, запускает в волосы и оттягивает назад, любуясь родинками на светлой коже. Наклоняется и целует сначала осторожно, едва касаясь, потом совсем слабо прихватывает губами и слышит первый утяжелившийся вдох. Это сводит с ума мгновенно, просто в секунду, голова плывет от мысли о том, что он так действует на Арсения, и сразу кажется, что любое море по колено и он настоящий супергерой, Оргазмен, блять. Он ползет свободной рукой вверх по бедру, и Арсений перехватывает его запястье, глядя настороженно и загнанно. — Шаст. — Объясни, — просит Антон и садится прямо на пол, глядя на него снизу вверх, ерошит свои волосы и прижимается затылком к балкону. — Что не так? Слишком быстро? Мы встречаемся уже несколько месяцев. Сейчас в квартире никого нет. Не нравится, когда партнёр напористый? Так ты сам ничего не делаешь. Я опытный, меня не нужно сто лет готовить, и… — Вот именно, — Арсений облизывает губы. — Я впервые в отношениях с человеком, который опытнее меня. И я… Бля, я очень боюсь быть хуже. — Ты… ты же в курсе той ночи, да? Я уже говорил, у меня никогда такого не было. Вообще. Даже близко. И что такого в том, что у тебя до меня толком не было парней, я же… — Антох, есть «что такое», — устало выдыхает он. — Я использовал какие-то штуки, которые относительно универсальны, но все равно это разное и… Я чувствую себя студентом, которому грозит экзамен, к которому я практически не готов. И я понимаю, что преподаватель, скорее всего, будет ко мне снисходителен, но я не могу позволить себе получить натянутое «хорошо» и пойти отмечать очередную закрытую сессию. — Пиздец у тебя ассоциации. А ты не думал этим поделиться со мной? — Глупо говорить преподавателю, что ты идиот. — Арс, хорош этих ролевых игр. Нет, если тебе так нравится, без проблем, я даже за, видел много крутых роликов с такой темой. И я не прочь побыть преподом с недотрахом, которого натянет его ученик и спасет от синдрома Печкина. Арсений молчит, и Антон поджимает губы. — Нет, если ты вообще не хочешь трахаться, я типа… — Да нет, хочу, конечно, я на ту ночь уже столько раз дрочил, что наизусть выучил каждый стон и вздох. Но для меня важно осознавать, что я не прыгну ниже заданной планки. — Арс, синдром отличника даже в плане секса — это пиздец. — Знаю, но ты слишком для меня дорог и я не хочу… Антон поднимается на колени, упирается ладонями в его бедра и целует, не давая продолжить тираду. — Я позволю твоим тараканам сходить с ума на консилиуме в твоей голове, если тебе нужно время. Но напоминаю, что моим демонам слишком понравились твои и они жаждут оргию. Поэтому… — он ещё раз целует его и слегка прикусывает нижнюю губу, — прекращай зубрить билеты и надейся на счастливый билет.