***
— Напомни мне больше никогда не соглашаться тебе помогать, — Сережа выглядит так, словно прямо сейчас расплачется. — Не драматизируй. — Серьезно? Я мог бы сейчас трахаться. Или вкусно есть. Или трахаться. А вынужден смотреть на то, как мой друг меряет стринги и просит совета. — Для этого же и нужны друзья, нет? — Оценивать трусы? Точно нет. — Не нуди и скажи, горячо ли выглядит моя задница, — Антон поворачивается к нему спиной, ждёт секунд десять, а потом оборачивается через плечо. — Ты чего? — Всеми силами стараюсь не смотреть, потому что… Так и хочется сорвать их с тебя и выебать прямо здесь, — страстно хрипит Сережа, шагает к нему, зажимает его ногу коленями и начинает дёргаться, как собака. Антон хохочет и отпихивает его от себя. — Придурок. — Ну а что ты от меня ждал? — Сережа поправляет футболку. — Я слишком гетеро, Шаст, последнее, что я смогу здраво оценить, — это три полоски ткани на мужском теле. — Проще на кедах, да? — Олдам привет. — Но бля, — Антон смотрит на себя в зеркало и задумчиво кусает губы, — стринги, джоки, кружево… — Смотря какой реакции хочешь. — Очевидно какой. — Значит, миксуй, — Сережа окидывает взглядом вешалки, берет две и протягивает Антону.***
Арсений зовёт его в кино. Фильм русский, пошлый, Антон пару раз даже откровенно плывет и радуется тому, что выбрал стринги, а не джоки. В кафе он старается не ёрзать, потому что соблазн начать нарываться уже здесь велик настолько, что он уже представляет их первый нормальный раз в туалете, но память подкидывает момент со дня рождения Оксаны, и Антон отказывается от этой затеи. Точно нет. Поэтому он ждёт, пока они не приедут домой. Арсений снимает куртку, обувь, моет руки и, на ходу расстёгивая манжеты рубашки, продолжает рассказывать то, что начал ещё в машине. Антон идёт следом за ним, чувствуя, как внутри орет паника, скидывает худи, выбирается из штанов и останавливается посередине ковра за спиной Арсения, который снимает рубашку и спокойно вешает ее в шкаф, разглаживая плечики. — Смотри, — откашлявшись и набравшись уверенности, произносит Антон, — или ты сейчас рвешь все это на мне, мы трахаемся, я ворчу, что потратил на белье кучу бабла… — Арсений оборачивается, и его глаза расширяются, когда он видит тонкие ремни на груди Антона, — ты покупаешь мне что-то ещё более крутое, и мы это сразу пробуем, или… Арсений не даёт ему продолжить. У него в голове не укладывается, что все это время Антон скрывал такой вот прикид, грубо говоря, пока они были в кино и ужинали. И ведь даже не краснел, засранец. Он красивый настолько, что дыхание перехватывает, и хочется крутить, рассматривать, трогать, кусать, оставляя отметины по практически нагому телу. Арсений впечатывает его в шкаф, что-то валится на пол, но он потом поднимет, скользит ладонями от шеи до бёдер, касается ремней портупеи, слегка цепляет резинку стрингов, и Антон жмется к нему, положив ладони ему на грудь. — Я… давай я начну с того, что умею и знаю, а потом… ты поможешь мне, чтобы я сделал все пра… — Не переживайте так перед экзаменом, — перебивает его Антон, — главное отвечать уверенно и хорошо владеть языком. А если серьезно… — он практически сдирает с него футболку, — если ты сегодня меня не трахнешь, я тебя, блять… Арсений смеётся, роняет его на кровать и падает сверху, кое-как избавляется от штанов, чтобы те не мешали, ловит губы Антона на пару секунд и почти сразу опускается ниже. Некоторые фишки он успел заметить давно, например — соски. Прихватывает губами, обводит языком, дует, а потом цепляет зубами и немного оттягивает, чтобы через пару мгновений потеребить набухшие бусины. Антон хнычет под ним, вытягивает руки наверх, цепляясь за подушки, смотрит на него из-под ресниц и выгибается навстречу, потому что касаний сегодня нужно столько, чтобы хватило за все проебанные разы. У него уже стоит, и член натягивает полупрозрачную ткань белья, выпирая и привлекая к себе внимание. Арсений замечает, одной рукой продолжает поглаживать его грудь, то слегка царапая солнечное сплетение, то прокручивая пальцами соски, а второй поглаживает его член через белье, находит головку и трёт ее большим пальцем, ощущая, как смазка пачкает белье. — А… Арс… — тихо стонет Антон, и Арсений не может на него насмотреться. — Хороший, хороший мой мальчик. У Антона в груди взрываются фейерверки, потому что, кажется, у него есть кинки на все на свете, в том числе на похвалу, а слова Арсения звучат так искренне и трогательно, что его всего мурашит. Чужая рука ползет по груди, цепляя и натягивая ремни, и Антон поджимает пальцы ног, потому что внизу живота начинает разгораться пламя, а так быстро не хочется. Он облизывает сухие губы, с трудом тормозит Арсения, ловит его подбородок и заставляет посмотреть в глаза. — Трахни меня в рот, — и сам вздрагивает от того, как грязно это звучит. Но он видит, как натянуты трусы Арсения, и хочет. Арсений медленно кивает, думает пару секунд, а потом встаёт и поворачивает Антона так, чтобы его голова была на краю кровати, снимает с себя белье, подходит вплотную и, обхватив свой член, ведёт головкой по пухлым влажным губам Антона. Тот облизывается, тянется языком и послушно открывает рот, сосет аккуратно, неторопливо из-за непривычного ракурса, привыкает, пропуская член все глубже, и слабо мычит, когда утыкается носом в яйца. «Надеюсь, у него такой же кинк на горловой, как и у меня». Арсений хрипло стонет, вытирает слюну с его лица и начинает медленно набирать темп, входя неторопливо, но глубоко, а потом шепчет: — Положи руку себе на шею, — Антон непонимающе повинуется и чуть не скулит, когда понимает, о чем идёт речь. — Как-то увидел в порнухе, и… — Охуеть, — выдыхает Антон, выпустив член, — я прямо… чувствую его. Это как, знаешь, с огромной игрушкой — через живот будет ощущаться. — Покажешь, — усмехается Арсений и снова тычется головкой ему в губы. Антон обхватывает член губами, сосет, ласкает вены, снова пытается взять его целиком и не убирает руки с шеи. Это какой-то особенный кайф — ощущать член вот так. Такого у него точно ещё не было. В какой-то момент Арсений опирается на руки по обе стороны от его тела, осторожно наклоняется и касается губами живота Антона, щекочет языком, и это пробирает настолько, что Антон перестает сосать и поднимает руки, обхватив тело над собой, смотрит вниз завороженно, как Арсений обводит его член губами через белье, и снова роняет голову назад. Он пытается снова взять в рот член Арсения, но его ласки такие неуверенные, и оттого ещё более яркие, вызывают столько эмоций, что он максимум посасывает головку, а потом и вовсе хлопает его по боку. — Тш, давай чуть… тормознем. — Я все нормально делаю? — спрашивает Арсений, оторвавшись от его бёдер, и Антон изворачивается, чтобы перевернуться на кровати, и вытирает его губы и подбородок. — Идеально. Но после оргазма мне нужно много времени, чтобы прийти в себя, а у нас сегодня серьезные планы, чтобы кончить только от твоих губ. — А как насчёт пальцев? — уточняет Арсений. — Садист. — Тебе нравится. — Да вставляй уже, — хихикает Антон, коротко целует его, погладив по щеке и скользнув пальцами в волосы, а потом сдвигается на вторую половину кровати и встаёт в коленно-локтевую, практически ложится грудью для равновесия, заводит руки назад и смачно ударяет себя по ягодицам. Арсений встаёт на колени сзади него, касается позвоночника, спускается ниже и оттягивает резинку белья, чтобы потом отпустить ее с лёгким шлепком. Антон вздрагивает, оборачивается через плечо и смотрит на него мутными глазами, а потом упирается лбом в руки. — Я… я все думал, как одеться, чтобы… — Скорее, как раздеться, видимо. — Не душни. Хотел просто тебе понравиться и… — Ты ведь в курсе, что нравишься мне и без всего этого? Не в смысле голым, хотя и голым, а в смысле в любой одежде, но, конечно, когда без нее, ты просто… — Прекращай так нервничать, — мягко перебивает его Антон и снова смотрит на него. — Все хорошо. Ты не сделаешь плохо. Арсений слабо улыбается, кивает и натягивает белье между его ягодиц, чтобы то впилось в кожу, начинает тереть им анус, и Антон снова роняет голову, сильнее разводит ноги, максимально выпячивает задницу и виляет бедрами, показывая, что он расслаблен и готов. Ему нравятся эти ласки, то, как Арсений дразнится и заводит его, но хочется большего. Чтобы быстрее, жёстче, грубее, глубже… И Арсений, наконец, тянется за смазкой. Антон нетерпеливо ёрзает, поворачивает голову, чтобы смотреть, и облизывает губы. — Вообще, утром я готовился, так что… — Мне нравится тебя растягивать, не мешай, — хмыкает Арсений. — Не лишай меня удовольствия. Антон только показывает ему язык и тянет ближе подушку, чтобы лечь на нее. Он в предвкушении. Не то, чтобы они не делали это раньше — это как раз было, — но то, что будет дальше… Антон прикрывает глаза и сжимает зубами край подушки, когда Арсений вставляет в него пальцы — длинные, тонкие, гибкие. Сумасшествие. Он скользит внутри, изучая чувствительные стенки, поглаживает, разводит, и так хочется, чтобы уже «нашел», что Антон невольно сам ведёт бедрами, направляя, а потом глухо стонет, когда ощущает давление на простату. — Так? — уточняет Арсений, массируя уплотнение, и Антон слабо мычит, дёрганно кивает и трётся членом о кровать. — Так, только… твоим членом. Бл-лять. Арсений быстро учится: пытается найти ракурс, при котором руке будет удобно и можно будет свободно двигать запястьем, сгибает пальцы и трёт простату круговыми движениями. Антона простреливает после каждого оборота, колени дрожат, челка липнет ко лбу, и он, уткнувшись лбом в кровать, заводит руки за спину и кладет на свои ягодицы, растягивая, раскрываясь. Арсений глухо сглатывает за спиной, и Антон задыхается от этого звука, сам поглаживает свой анус, трёт снаружи и добавляет пару своих пальцев к пальцам Арсения, поглаживает по кругу и, вынув, оттягивает края. Говорить не получается — горло сводит, но он смотрит на него через плечо мутными влажными глазами, надеясь, что тот прочитает в них прямое послание — «Я весь твой, настолько твой, не переживай, я хочу этого». Арсений вставляет в него сразу четыре пальца, двигает ими активнее, и Антон выгибается кошкой, царапая простыню, потом распрямляется на коленях, врезается спиной Арсению в грудь, заводит руку за спину и обхватывает его за шею, трётся совершенно пошло и почти насаживается на его член через белье. — Хочу, чтобы ты кончил в меня. Чтобы не ограничился одним разом. Чтобы я кончил, а ты продолжил трахать меня. Чтобы я потом встать не мог. Чтобы… чтобы я был весь мокрый из-за тебя. Как же грязно, блять. Но Антон понимает, что именно с Арсением может быть от и до собой, не церемониться, не выбирать выражения, не пытаться что-то спрятать и завуалировать. Он хочет быть жёстко выебанным этим мужчиной — он говорит об этом. Хочет ощущать его член в себе, хочет потом чувствовать в себе его сперму, хочет стонать так, как уже давно не стонал, хочет грязно, грубо, чтобы тянули за волосы, держали руки за спиной, называли как-нибудь порочно… Собственные фантазии так заводят, что он чуть не падает на кровати, потому что ноги трясутся от слабости. — Я постараюсь сделать все правильно, — шепчет Арсений, кусает его за мочку уха и выдавливает смазку на пальцы. Антон падает вперёд, занимая предыдущее положение, только всё-таки опирается одной рукой в кровать для равновесия, а второй продолжает оттягивать свою ягодицу. — Я направлю, — бормочет Антон, ждёт, пока Арсений выдавит, по ощущениям, половину тюбика смазки, а потом тянется рукой, находит его член, водит по нему несколько раз липкой рукой и буквально направляет его в себя — подаётся назад, выгибается, ведёт бедрами, пытаясь насадиться глубже, и глухо выдыхает, когда Арсений толкается навстречу. Наконец-то. Голова кружится, и маневр становится рискованным, так что Антон слегка приподнимается, опираясь на вытянутые руки, и начинает плавно двигать бедрами, медленно наращивая темп. Он стонет от того, как внутри ощущается член Арса, и от его глухого дыхания за спиной. Чужие руки впиваются в его бедра, иногда тянут на себя намного сильнее, и Антон откидывает голову назад, пружиня на коленях. Он крайне редко бывает в постели бревном, только если у них с партнёром такая задумка, ну, или депривация, а так ему привычнее быть power passive, открыто показывая, что именно и как он хочет, потому что многолетний опыт доставления самому себе удовольствия не пропьешь. Он знает ракурс, при котором член входит наиболее правильно, скорость толчков — и, как и обещает, направляет Арсения сейчас, потому что тот подстраивается под его движения и добавляет своих, сжимает его ягодицы, поглаживает бока, царапает поясницу, и Антон благодарно поскуливает. — Как… как думаешь, чего мне сейчас хочется? — решает рискнуть он. Ему интересно, попробует ли Арсений угадать или просто спросит, что ему сделать, начнет пробовать или вообще оставит без внимания. Пару секунд Арсений только двигается в нем, а потом запускает руку в его волосы и тянет за кудри назад, делая прогиб ещё более глубоким. Антон хрипит, потому что каждый толчок приходится на простату, и его потряхивает. — Блять, ты идеальный. Антон выдерживает в таком положении какое-то время, а потом снова пытается встать, радуется тому, что Арсений понимает его, прижимает спиной к своей груди и удерживает поперек плеч. Антон цепляется за него, пальцами держится за предплечье, а вторую руку заводит назад и давит на его бедро, прося ускориться. — А-арс… Антон примерно представляет, как это выглядит сейчас со стороны, и его накрывает ещё сильнее. Он откидывает голову Арсению на плечо, выгибается, выпячивая ягодицы, сам насаживается на его член и слабо скулит, когда тот тормозит, давая ему возможность сделать так, как нравится. И он быстро раскачивает тазом, двигаясь на члене как на своих привычных игрушках и чувствуя мурашки по всему телу. Потом он падает вниз, потому что колени нещадно ноют, чувствует, как Арсений заваливается сверху, и тянет простыню, врезается в нее зубами и дёрганно трётся членом о кровать, пока Арсений двигается в нем, опираясь на руки. Удовольствие и пульсация растягиваются, и Антон упускает момент оргазма, просто утонув в ощущениях. Простыня липнет к животу, между ягодиц саднит, и он всхлипывает, потому что Арсений не выходит, а лишь замедляется и продолжает очень медленно толкаться в него, давая почувствовать каждый сантиметр. И это пытка на грани с высшим кайфом, потому что все внутри чувствительное настолько, что даже малейшее движение вызывает слезы на глазах. Арсений кончает почти беззвучно — будто задерживает дыхание, а потом длинно выдыхает, дрожит и двигается ещё медленнее. Внутри становится мокро, и Антон стонет, упершись лбом в кровать, ощущает, как капли спермы стекают на яйца и сглатывает. Хочется, чтобы внутри оказался язык, но это его особый фетиш, он не уверен, что Арсений сразу к такому готов, так что просто отползает в сторону и ложится на бок, ощущая липкость между бёдер. — Твердое «отлично», Попов. — Что, даже без пересдачи? — хмыкает тот, упав рядом. — Ох бля… Дай хоть продышаться. — Да я и не настаиваю, что прямо сейчас нужно, — улыбается Арсений. — Я весь потный, в душ бы. — А вот это по делу, — Антон потягивается и слабо охает, когда ощущает, как из него вытекает сперма. — Прямо очень надо. Он кое-как поднимается, максимально напрягает ягодицы и комично прижимает к ним ладонь, потому что по дороге не хочется оставить собой дорожку далеко не розовых лепестков, и шлёпает босыми ногами в ванную. Залезает в душевую кабинку, включает воду и приваливается лбом к стене. Какой же крышесносящий секс. Он и не помнит, когда в последний раз у него было что-то подобное, кроме той ночи, когда они с Арсением «шалили». И ведь не скажешь, что тот не опытный — даже «ебыри со стажем» на такое не были способны. Антон слышит, как Арсений заходит к нему и закрывает дверцу, целует его за ухом, ведёт рукой вдоль тела и вызывает стон, скользнув между ягодиц пальцами. — Мокрый. — Ты ведь кончил в меня, — пытается увиливать Антон, скрывая дрожь от пальцев внутри. — И такой чувствительный, — шепчет Арсений ему на ухо, и это что-то на запрещенном. Пальцы растягивают припухшие края ануса, и пара капель щекотно ползут вниз. Антон кладет ладони на стену, гулко дышит и больше неосознанно потирается бедрами, все ещё не набираясь смелости озвучить свое желание. Арсений хмыкает. — Как думаешь, чего мне сейчас хочется? — повторяет его же вопрос Арсений, и Антон слабо улыбается. Вот зараза. — Надеюсь, засунуть свой язык мне в задницу, как и мне, — хрипло выдыхает он и кусает губы, когда пальцы попадают по простате. Ещё один смешок из-за спины. — Какой ты догадливый. Антон, кажется, готов прямо сейчас идти сжигать весь мир ради этого человека, доставать звёзды с неба, покорять горы, в общем, все абсурдно масштабное, потому что его накрывает волной тепла, как только Арсений опускается на колени позади немного, разводит его ягодицы и аккуратно касается языком чувствительной кожи. Хочется за что-то ухватиться, но Антон только вжимается щекой в плитки, глядя на Арсения через плечо, заводит руку назад, чтобы давить ему на затылок, и стонет тонко и громко, потому что хочется вести себя грязно под стать тому, что творится сзади. Его вылизывают аккуратно, неторопливо, но так старательно, что хочется выть, и Антон моргает, царапает кожу его головы и сильнее выпячивает бёдра, оттягивает свободной рукой одну ягодицу и хнычет, когда язык скользит глубже. — Арс, Арс, Арс… — моргает, тяжело дышит и облизывает губы. — Я ещё хочу. Трахнешь меня? Арсений вытирает подбородок и поднимается, касаясь губами его затылка. — Какой ненасытный. — Уж извини, я столько ждал, что теперь с тебя просто так не слезу, — отзывается Антон, разворачивается в его руках и ведёт кончиками пальцев по груди. — Что, не хочешь? — Оцениваю риски наебнуться в душе. — Смотря как ебать будешь. — Аккуратно. — Значит, нулевые. — А смазка? У меня обычная. — Душнила-а. — Нет, всего лишь забочусь о твоём комфорте. Не так много знаю о жопной смазке, но знаю, что от вагинальной она отличается. — Фу, блять, Арс. — Что? — тот усмехается. — Как вылизать тебя со спермой — так все окей, а как что-то такое — так фу. — Ты весь настрой сбил, — недовольно бурчит Антон, прислонившись к стене, и убирает с лица волосы. — Что ты за человек такой? — С синдромом отличника. Антон мычит и недовольно прикрывает глаза. — Угораздило же в такого… — В такого что? — Арсений наклоняет голову набок, заставляя Антона смутиться. Вот жук бессовестный. — В такого душного! — находится он, пытаясь потянуться за гелем для душа и чуть не поскальзывается, но Арсений удерживает его. — Блять. — А ты трахаться здесь хотел. — Хотел. В порно это горячо. — А ещё в порно секс длится по часу, дыхалка все это время не сбивается, люди выглядят как герои модного журнала и… — Где форточка, — Антон кладет ладонь ему на рот, Арсений на секунду застывает, а потом широко облизывает ее. — Да Арс! — Антон хохочет, всё-таки намыливает себя, а потом и Арсения, но уже с большим удовольствием, массируя подушечками его тело от шеи до бедер, слегка царапает ногтями, а потом обхватывает его член и начинает поглаживать его, неотрывно глядя в голубые глаза. Арсений теряется на пару секунд, не ожидая подобного, а потом слабо улыбается, облизывает губы и смотрит вниз. — Выглядит правильно. — Мой рот смотрелся бы ещё лучше. Но не хочу нажраться пены. Да и на кафеле коленям не прикольно. — А ты шаришь. — Ты не захочешь знать. Арсений ничего не отвечает. Через несколько минут они смывают все, и Антон, убедившись, что коврик на месте, вылезает на него из душевой кабины, вытирается, пока Арсений встаёт рядом, и вздрагивает, когда тот кладет ладони на его бедра. — М?.. — Засмотрелся на задницу. — На нее не смотреть надо, Арс, а… — Хочу кое-что попробовать, не против? — Антон не успевает ответить, потом его разворачивают и вжимают в раковину. Он пару раз моргает, оборачивается на Арсения, пытаясь понять прикол, а потом смотрит перед собой и видит их в зеркале: он с мокрыми кудрями и красными ушами, и сзади Арсений с таким блеском в глазах, что все внутри сводит. — Ты… Антон впивается обеими руками в раковину, когда между ягодиц скользит член. Какой же пиздец. В такой кинк попасть. Этот человек вообще настоящий? Может, Антон в силу своей неуклюжести где-то упал и его приложило головой и на самом деле он лежит в больнице, а это все ему снится? Слишком уж идеально. Арсений осторожно входит, пытаясь сделать это максимально бережно, потому что в кровати было удобнее, целует его в лопатку и начинает неторопливо двигаться. Антон сам оттопыривает бедра, одной рукой впивается в край раковины, а второй сдавливает головку своего члена, тихо постанывая. Он догадывается, что, скорее всего, их слышно соседям по стояку (звучит комично), но сейчас это даже в прикол — любит слухи. В какой-то момент толчки становятся такими частыми и глубокими, что стонать не получается, только скулить, и он заводит руку назад, цепляется за волосы Арсения, дрожит, когда тот обнимает его поперек груди, и мутно смотрит в зеркало на то, как искажается его лицо во время толчков, как дёргается челка Арсения, как они выглядят в этот момент, и, не сдержавшись, кончает прямо в раковину. Мычит, когда тот не останавливается и продолжает двигаться, а через несколько секунд выскальзывает из него и кончает туда же, привалившись к нему боком и водя рукой по своему члену. Он тяжело дышит, смотрит отрешённо и потерянно, и Антон тянется поцеловать его в щеку, чтобы поддержать. — На сегодня… точно все, — выдыхает Арсений, и Антон смеётся. — Так уж и быть, но… Мне снова нужно в душ.***
Утром Антон еле встаёт. Все тело ломит, и он довольно мычит, перевернувшись на живот и обняв подушку. — Какой же это кайф, — мурлычет он, увидев, что Арсений уже не спит. — Сорвало нам всё-таки тормоза. — Давно пора, — он широко зевает. — Только я не выспался вообще. Тебе куда-то надо сегодня? Лично мне нет, и я планирую занимать твою кровать весь день. — Разве что ненадолго надо будет отъехать, а так ничего серьезного. Можем что-нибудь придумать. Сдуть пыль с приставки, например. — У тебя есть приставка? — Нет, я просто так сказал, — Арсений кусает его за плечо и улыбается. — Фу на тебя, — Антон показывает ему язык и потягивается, зевая. Копчик простреливает, и он глупо улыбается, поджав губы. Как мало нужно для счастья. Он немного думает, а потом поворачивается к нему. — Слушай, а как бы ты относился к тому, если бы я присылал тебе всякие… видео? Понятно какого характера. Мне просто… нравится снимать, и я даже не так давно снимал кое-что для тебя, но… — Но не отправил, — Арсений смотрит укоризненно. — И что там было? — И… игрушка особенная. — Да я понял, что не йога. И всё-таки? — он перекатывается на живот и с хитринкой смотрит на него. — Опиши, что там было. Что ты чувствовал. Антон почему-то теряется. Не то чтобы он смущается — нет, не после того, что было ночью, но почему-то это нелегко. — Я… я купил одну штуку крутую. Давно ее хотел. Видел ее в одной порнухе, и прям… В общем, это пробка, которая может… надуваться. — А ты реально любишь побольше, — хмыкает Арсений. — И что? Люблю, когда распирает. Все эти затычки с камешками — бред, в них смысла никакого. Красиво — да, но по ощущениям ноль. — Зато огромная игрушка?.. — На то она и огромная, — фыркает Антон и ложится на спину. — А как ты вообще решил попробовать что-то такое? — Больше по приколу. После расставания гулял по торговому центру, зашёл в секс-шоп, распизделся с продавцом и залип на огромный резиновый тентакль. Я бы не купил, но со мной так флиртовали, что я поплыл, а потом за секс в подсобке я получил скидку, так что было грех не купить. — Ты трахнулся с первым попавшимся парнем в подсобке секс-шопа? — Тот был стереотипным геем, которому пиздец хотелось чего-то живого посреди этого членодбища, — Антон пожимает плечами. — А я был зол на бывшего. Арсений присвистывает. — Неожиданно. Так… Ты купил и? — И понял, что это то, что мне нужно — чтобы от и до, чтобы без «недо». — Как же ты можешь радоваться простому члену после такого? — Вот только не начинай, — Антон заваливается на него и кусает за ухо. — Не вздумай даже. Во-первых, у тебя охуенный размер члена, меня все устраивает, а, во-вторых, одно дело чисто дома по приколу ебать себя чем-то огромным, а другое — быть с тобой и ощущать именно тебя, а не резину. — Романтично. — Я такой. — Сказал человек, который любит тридцать сантиметров в жопе. — Умеешь ты все испортить, — Антон тянет его за мочку уха и улыбается, когда тот ворчит. — Так… А что ты говорил про видео?***
Егор сверлит взглядом экран мобильного, впившись глазами в фотографию и не отрываясь от нее с самого момента, как она была выложена, а это было почти пятнадцать минут назад. Губы поджаты, свободная рука сжата в кулак, взгляд колкий, опасный. Он тянется за бокалом, опустошает то, что там было, вытирает губы тыльной стороной ладони и запускает пальцы в отросшие сальные волосы. Он злится. Егор никогда не отрицал того, что он избалован, но, как говорится, все проблемы из детства, а его только и делали, что целовали в жопу в прямом и переносном смысле, по первому более дерганному вздоху перед истерикой приносили все, что ему нужно, и банально не привили ему тот факт, что так будет не всегда. Поэтому неудивительно, что сейчас он не может спокойно отнестись к тому, что происходит не по его желанию. Он никогда не любил делиться игрушками с другими детьми, а сейчас он смотрит на снимок и понимает, что с его игрушкой играет почему-то другой мальчик и никто ничего с этим не делает. Так быть не должно. — Я заждалась тебя, — Оля заходит в комнату, демонстрируя почти прозрачное белье, которое едва ли скрывает хоть что-то, и ложится на спинку дивана за Егором. Поглаживает его затылок и шею и спускается по плечу на грудь, скользя под ткань футболки. — Что-то не так? — Все не так, — он откидывает голову назад и подставляет ей шею, к которой та сразу же послушно приникает, касаясь губами и языком. Егор не двигается с минуту, надеясь, что злость уйдет, но даже наплывающее туманом возбуждение не перекрывает проблему, которая его волнует, и он недовольно фыркает, снова сев ровно, включает телефон и показывает фотографию Оле. Та бросает на нее быстрый взгляд и сдвигает брови. — Зачем ты следишь за нашими недобывшими? — Мне надо, чтобы ты его трахнула, — Егор показывает на фото Арсения. — Похуй, как. Но ты должна найти способ залететь от него и привязать к себе. — Ты охуел? — Оля поднимается на ноги. — Какая, нахуй, беременность? — Обычная. Когда девять месяцев блюешь, а потом рожаешь орущий свёрток, — он цепляет ее за запястье, обводит вокруг дивана и роняет себе на колени, сжав ее затылок и намотав волосы на кулак. — Что хочешь за это? Ебать тебя до конца жизни? Бабок отвалить пару лимонов? Бывшего грохнуть? — Ты не в себе, — она сглатывает, потому что затылок болит. — Ты буквально заставляешь меня… — А у тебя выбора нет. У меня на тебя столько, что в случае отказа твоя жизнь, считай, закончится. Сказала бы спасибо, что пока я тебе обещаю что-то за эту услугу, а так просто напою обоих и сцеплю, как собак. — Егор… — Последний шанс быть моей хорошей девочкой, — его рука ныряет ей между ног, и она скулит. — Все, что захочешь, киса. Принеси мне ебучий тест на беременность с подтверждением отцовства этого обмудка, которого я вовремя не раскусил, и у тебя будет все, что тебе нужно для того, чтобы радоваться своей шлюшачьей жизнью. В противном случае… — пальцы давят до боли, и Оля впивается в его плечо. — Я все сделаю, — лепечет она, сглотнув. Егор расплывается в улыбке, тянет ее к себе, и впивается в ее губы грубым поцелуем, смакуя и посасывая. — Умница. А теперь… — он сажает ее к себе на колени, — не зря же ты так… разделась.***
Оксана замирает перед дверью в комнату брата с поднятым кулаком и поджимает губы. Надо ли ей с кем-то поделиться тем, во что она вляпалась? Да. Нужна ли ей помощь, чтобы выбраться? Да. Может ли она хотя бы сама себе вслух озвучить то, что она в беде? Нет. Она злится сама на себя, мотает головой и возвращается в свою комнату, падает на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и беззвучно кричит. Она устала, устала лететь к ней вечером, сгорать с ней дотла ночью и осознавать, что ей нужна помощь, на утро, обещать себе днём, что больше никогда, и так по кругу. Оксана понимает, что зависима, но не понимает, от чего именно, но эта потребность ее пугает. Она живёт от встречи до встречи, больше ничего не планирует и сводит все остальные связи к минимуму, потому что не знает, в какой момент ей напишут. Тело покалывает, голова такая тяжёлая, что тошнит, и она сворачивается в комок, обняв колени. На фоне играет музыка, но из-за пульсации в голове она едва ли понимает хотя бы одно слово. Ее начинает колотить, и она тянется за пледом, зарывается в него по нос, и бездумно пялится в одну сторону. Она хочет, чтобы она написала и попросила приехать. Она боится, что следующая поездка может быть последней в ее жизни.***
— Выглядишь не очень счастливой, — мурлычет Лена, поглаживая Оксану по бедру. — Только что так стонала, а сейчас скуксилась. Мышонок. Оксана смотрит в потолок, почти не моргая, и негромко спрашивает: — Что ты мне даёшь? — В каком смысле? Себя, разумеется. — Я не об этом. Я не сразу поняла, но твой поцелуй… у него особенный вкус постоянно, — она поворачивает к ней голову. — Это наркотик? Лена переворачивается на живот, и волосы падают вокруг ее плеч. — Если я и даю тебе наркотик, то только в лице самой себя и своей любви к тебе, бусинка. Что за мысли такие? Ты кому-то проговорилась про наши встречи и тебя решили настроить против той, которая тебя любит и… — И которая бы спокойно меня отпустила, если бы я захотела уйти? — Оксана не сводит с нее глаз. Лена не моргает. — А ты хочешь уйти? Мне казалось, ты счастлива со мной. — Ты не ответила. — Конечно, я бы отпустила тебя, боже мой, — она поднимается, накидывает халат и садится к туалетному столику. — Тебя никто не держит. Оксана вздыхает, обнимает подушку и смотрит на Лену. — Ты опытный манипулятор, а я слишком ведомая. Никуда я от тебя не денусь. Просто… я пытаюсь понять, зачем я тебе нужна, почему ты так сильно привязала меня к себе. — Ты не допускаешь мысли о том, что я сама привязалась к тебе? Что у меня есть чувства? Оксана встаёт, подходит к ней и зарывается носом в волосы на ее затылке. — У тебя нет чувств, детка. Но любить себя я не могу тебя заставить. Только верить в кратковременную иллюзию, пока ты под кайфом и тебе что-то от меня нужно, — она целует ее в шею. — Я в душ. Она захватывает чистое белье и скрывается за дверью ванной. В нормальном состоянии она бы вряд ли осилила подобные слова, но сейчас за нее — как и, в принципе, последние недели — говорит туман, и говорить получается быстрее, чем думать.***
— Какой, в жопу, страшный квест? — в Арсения прилетает мягкая игрушка, и тот ойкает. — Крутой. У меня друзья были — пушка, бомба, петарда. Я давно хочу. — Ты хочешь, чтобы я прямо на входе залез к тебе на шею и ты меня носил весь час квеста, предварительно закрыв как попугая? — Мась, дома можешь залезть хоть на шею, хоть на лицо, но на квесте вряд ли будет удобно. — Вряд ли будет удобно навалить кучу после первого скримера. — Ты не настолько потерян для общества. — Ты просто не видел, как я смотрю ужасы. — Сквозь решетку пальцев? — Сквозь решетку соседнего дома, — огрызается Антон. — Никаких квестов. — Но это же мой день рождения. — Да, но… Давай хотя бы не хоррор? — А в чем смысл? Час чисто шарить по углам комнаты в поисках потрёпанных подсказок? — Звучит увлекательно. — Звучит скучно. Ну давай попробуем, м? — Арсений садится на корточки перед Антоном и кладет ладони ему на колени. — Выберем не самый страшный, а я тебе за это что угодно сделаю. — Например, проведешь день рождения в другом месте? — Антох. — Арсюх. Кирпичный завод, правда. И никакого анала месяц, потому что со свистом. Арсений морщится и мотает головой. — Отвратительно. — Я старался. Но я абсолютно серьезно — я не потяну такой твой праздник. — И что тогда? — Арсений садится на ковер. — В кино? Мне не пятнадцать. В ресторан? Мне не сорок пять. — Боулинг? — Можно, наверное. — В клуб? — Точно нет. — А если снять домик с бильярдом? — А дать я кому для этого должен? — Арсений смеётся. — Но вариант есть, кстати. У знакомого есть домик, могу попробовать выпросить за бутылку хорошего алкоголя… А это идея.