more than I can take

Watch the end through dying eyes Now the dark is taking over © I Will Not Bow — Breaking Benjamin

      — Малфой! — Гринвич влетела в гостиную факультета разъяренной фурией, заставив блондина, до этой секунды расслабленно потягивающего огневиски, подавиться.       — Дорогая, тебе не говорили, что не стоит так пугать людей? — Настороженно обратился он к девушке. Похоже, где-то план Сэллоу дал сбой: если Мракс примчался в обитель студентов Слизерина с совершенно безумным и шокированным видом еще полчаса назад, то Гейл явилась только сейчас, и судя по ее виду, слизеринка готова метать гром и молнии.       — Я пугать еще и не начинала. — Мрачно пригрозила Абигейл, тут же накладывая на столик и кресла купол тишины, так как у их милой беседы появились свидетели.       — Да? Тогда можешь начинать, мне любопытно. — Усмехнулся блондин, ничуть не волнуясь за собственную жизнь: объектом злости Гринвич был явно кое-кто другой.       — Заставь Мракса вернуться туда, откуда он сбежал как трус. Сейчас же. — Голос девушки был неестественно спокойным. Настолько, что это казалось даже зловещим. Малфой оценил, но не то чтобы сильно проникся.       — Драгоценная, зачем это мне? Я и так неплохо провожу вечер.       — Затем, что если ты этого не сделаешь, я к дементоровой бабке разберу мужское общежитие по камешку и выкурю оттуда Мракса, устроив феерическое шоу, которое будет передаваться из уст в уста из одного поколения студентов Слизерина в другое. А может быть, не только Слизерина. Гриффиндорцы, до которых дойдут слухи, обязательно сочинят на эту тему гнусненький памфлет. — Все еще спокойным, как море перед штормом, тоном говорила Абигейл.       — Зачем так усложнять? Ты же можешь просто пойти и попросить его. — Пожал плечами Родолф, тем не менее растеряв часть своего спокойствия. В том, что доведенная до белого каления Гринвич, если ей понадобится, действительно может воплотить в жизнь свои слова, он не сомневался ни секунды.       — Разумеется, могу. Вот только как долго ты сможешь убеждать стаю пираний, которую вы называете высшим обществом, что я твоя избранница? — Шах и мат. Малфой выругался, используя выражения, которые в приличном обществе и, тем более, при даме, употреблять не рекомендовалось. Девчонка снова была права. И почему он сам об этом не подумал?       — И откуда ты только взялась такая умная на мою бедную голову? — Устало поинтересовался блондин, тем не менее, поднимаясь с кресла.       — Из Элстри. Постарайся быть очень убедительным, это в интересах всей мужской половины факультета. — Ядовито ответила Гейл, снимая полог тишины и разворачиваясь к выходу из гостиной.       На самом деле, она, хоть и была шокирована тем, что произошло совсем недавно, готова была дать Оминису время на размышления, справедливо предполагая, что он и сам не ожидал от себя подобного. По правде говоря, ей и самой требовалось прийти в себя. Более того, она вовсе не собиралась так экстренно возвращаться в гостиную — относительно спокойно переоделась, благо, запасной комплект одежды она всегда носила в сумке: эту привычку она завела с тех пор, как стала влипать в передряги с незавидной регулярностью. Девушка планировала отправиться в Выручай-комнату, чтобы принять успокаивающую ванну и привести в порядок мысли, когда запястье обожгло уже знакомым огнем — на медальоне с Протеевыми чарами появилась новая надпись: Гидеон Моран.       Это стало последней каплей в переполненной чаше нервных потрясений Абигейл: Гейл не могла вспомнить, был ли медальон на юноше, когда они… «Не важно, что мы», — одернула она себя. Затуманенная память подкидывала яркие картины, от которых в груди становилось теплее. Но девушка не могла припомнить, чтобы ее подарок был на шее Оминиса. Так что по всему выходило, что медальона не было. А значит, либо он хранит его в комнате, либо потерял, и послания шлет кто-то другой. Ей срочно требовались объяснения.       — Абигейл Гринвич? — Подбежала к Гейл какая-то первокурсница, когда девушка уже собиралась покинуть гостиную. — Тебя срочно искал профессор Фиг. Сказал, будет ждать внизу. Не знаю, что это значит.       — Спасибо… Прости, не знаю, как тебя зовут. — Грустно улыбнулась пятикурсница посланнице.       — Сэльма. Сэльма Слизнорт. — Просияла задорная русоволосая девочка.       — Спасибо, Сэльма.       Похоже, Оминису придется немного подождать ее в крипте. Хотя, кто знает, сколько времени потребуется Малфою, чтобы его убедить.       Комната общежития, в которой жил Оминис, встретила шестикурсника угрюмыми лицами ее обитателей и гробовой тишиной. Из общей картины выбивался только Сэллоу — шатен выглядел вполне себе довольным жизнью и хитро улыбался, поглядывая на друга. Но тоже делал это молча.       Малфой попытался позвать Мракса, который валялся на постели в расстегнутой рубашке и с мокрыми волосами — парень явно вернулся из душевой совсем недавно. Однако, попытка Родолфа не увенчалась успехом — на все помещение было наложено Силенцио. «Силен, однако», — Малфой уже знал, что юношу часто недооценивали из-за его слепоты, полагая, что врожденный недостаток не позволит ему стать достаточно умелым волшебником, но не рассчитывал, что у шестнадцатилетнего парня хватит сил не только наложить чары немоты на целую комнату и всех, кто переступает ее порог, но и поддерживать их долгое время. Блондин почувствовал укол зависти — он сам бы не смог, хоть и был старше Мракса на курс.       Недолго думая, Малфой подошел к одному из столов и черкнул короткую записку чужим пером на чужом же пергаменте, привычно складывая послание в виде птицы. Судя по возмущенному взгляду Аббота, стол был его.       Оминис перехватил бумажную птицу еще на подлете, не дожидаясь, пока она больно клюнет в лоб. На самом деле, он не собирался ее читать, бросив в кучу аналогичных, не разворачивая, но заметив адресата послания резко поднялся на постели. Мракс все еще не до конца пришел в себя и пытался набраться смелости вернуться в крипту, чтобы поговорить с Абигейл и расставить все точки над i. То, что они натворили, выходило за все мыслимые и немыслимые рамки, и теперь было бы не просто бессмысленно, но и бесчестно прятаться от девушки и отталкивать ее, отрицая собственные чувства. Более того, тот факт, что Гейл отвечала на его поцелуи и ласки с такой горячностью и страстью, говорил о том, она, без сомнений, тоже неравнодушна к Оминису.       Появление Малфоя заставило сердце юноши сбиться с ритма — как он мог узнать? Абигейл порвала с ним, и он пришел выяснять отношения? Все же, они вроде как вместе, а то, что Мракс и Гринвич натворили, вполне можно считать изменой со стороны Гейл. И получается, Оминис ее к этому подтолкнул, хотя, если признаться честно, совершенно не сожалел о содеянном.       А может, все совсем не так, и Гринвич зла на Мракса за его поступок, за то, что он соблазнил ее, и теперь Родолф пришел защищать ее честь? Что ж, в таком случае, Оминис примет вызов. Нет, он не отступит. Уже слишком долго отступал. Теперь не отпустит — слишком долго пытался отпустить. Нечто темное внутри поднимало голову: «мое, не отдам».       Грациозным кошачьим движением Оминис поднялся с постели, одновременно снимая заклинание тишины с комнаты. Кирби и Аббот заметно оживились, предвкушая настоящее шоу — как же, два первых аристократа школы на их глазах будут сражаться за девушку. Но Мракс их разочаровал.       — Не здесь. — Бросил он Малфою и первым прошел к выходу из общей комнаты. Шестикурсник лишь пожал плечами: ему же лучше. Он, конечно, иногда любил красивую драму, но предпочитал не становиться ее главным действующим лицом.       Оминис молчал все время, что они шли до заброшенного кабинета, в котором стояло зеркало Еиналеж. В таком состоянии, как в этот момент, Мракс не смог придумать другого подходящего места для личного разговора, который никто не подслушает.       — В зеркало смотреть не рекомендую, это проклятый артефакт. — Сразу предупредил юноша своего соперника.       — Больно оно мне надо. Я и без зеркал знаю, что хорош. — Усмехнулся Родолф, не удержавшись от колкости. Похоже, Гринвич плохо на него влияет: раньше он не замечал за собой подобной язвительности.       — И о чем ты хотел со мной поговорить? Если о собственной неотразимости, зря теряешь время. Я слепой, так что вряд ли смогу оценить по достоинству. — Малфой подумал, что Абигейл влияет плохо не только на него. Мракс всегда был острым на язык, но испытать язвительность наследника Слизерина на себе Родолфу еще не доводилось. И после этого отказать себе в удовольствии немного подействовать парню на нервы Малфой уже не мог.       — Об одной небезызвестной тебе девушке, разумеется. Или с недавних пор ее уже можно называть молодой женщиной? — Поддразнил шестикурсник Оминиса, даже не догадываясь, насколько у того сдали нервы.       Невербальное Остолбеней пролетело так быстро, что Малфой с большим трудом успел уклониться, да и то больше случайно.       — Мракс, я понимаю, что для крестника директора школьные правила не писаны, но если ты прибьешь меня в заброшенном кабинете среди хлама, то рискуешь так и не узнать, что хотела передать тебе наша малышка.       Слова ударили больно, словно пощечина, заставляя Оминиса сбавить обороты и отступить на шаг. Это вполне устроило Малфоя — несмотря на свою браваду, он опасался Мракса. Кто знает, какие гены ему передались от папочки, о жестокости которого ходили легенды, которые передавали из уст в уста исключительно шепотом. В том, что младший из сыновей Магнуса является действительно сильным магом, Родолф уже не раз успел убедиться.       — Что сказала Абигейл? — Малфой усмехнулся: хотя его собеседник и выглядел так, словно собирается биться до последней капли крови, тремор в голосе все же выдавал его волнение.       — Представь себе, — Родолф не мог удержаться от соблазна еще немного понервировать парня, — сижу себе в гостиной, никого не трогаю. И тут мой скромный отдых прерывает предмет нашей с тобой беседы. Похоже, итог вашей встречи ее не обрадовал. — Оминис почувствовал, как задрожали руки и замерло сердце.       Этого он боялся больше всего. Если бы зол был Малфой, если бы он требовал сатисфакции, юноша лишь рассмеялся бы ему в лицо. Но разочарование Гейл было слишком сильным ударом. «Значит, он все же хочет защитить ее честь. Поделом мне», — Оминис сглотнул тугой комок в горле. Он все равно добьется Абигейл. Но прежде, чем он успел бросить в лицо сопернику какую-нибудь обидную колкость, тот продолжил, вновь заставив Мракса задохнуться от эмоций.       — Видишь ли, небезызвестная тебе мисс назвала тебя трусом. — Продолжал бить словами Малфой.       «Вот, значит, как она обо мне думает», — грустно отметил про себя юноша. «Хотя что она еще должна думать? Набросился как дикарь, сбежал без объяснений и извинений. А потом не мог найти в себе смелость вернуться и поговорить. Кто же я еще, если не трус».       — И потребовала, чтобы я заставил тебя вернуться туда, откуда ты сбежал. В том случае, если ты предпочтешь отсиживаться в комнате и прятаться за спинами друзей, она угрожала устроить пожар и потоп одновременно. Уж не знаю, что именно ты натворил, хотя и предполагаю. Но угрозам нашей звезды я привык верить на слово, имеется у меня, знаешь ли, некоторый опыт. — Малфой удобно устроился в одном из покрытых пылью кресел, словно они и впрямь вели светскую беседу, а не танцевали на лезвии кинжала.       До погруженного в самоуничижительные мысли Оминиса не сразу дошел смысл того, что вещал старшекурсник.       — Ты вообще меня слушаешь? Или уже думаешь, где будешь прятаться от разъяренной фурии? Нет, ну для кого я тут распинаюсь? — Вновь усмехнулся Малфой.       Мракс же мог только открывать и закрывать рот, не в силах подобрать слов. В душе бушевала буря, перемешивая все мысли: от радостного удивления, что Гейл все еще хочет его видеть, до недоверия — с чего бы Малфою притворяться почтовой совой и передавать какие-то послания от Абигейл? С чего бы он вообще стал так спокойно реагировать на то, что Оминис фактически уводит у него возлюбленную? Или же Родолф не знал, что произошло в крипте? Маловероятно, учитывая его недвусмысленные намеки на близость Абигейл и Оминиса. Значит, он ведет какую-то свою игру.       — Не понимаю, с чего бы Абигейл говорить нечто подобное. — Мракс выбрал самую обтекаемую формулировку из тех, кто пришла ему в голову. Родолф тяжело вздохнул: похоже, все будет куда сложнее, чем он рассчитывал. Значит, придется идти ва-банк.       — С того, что вы, очевидно, наконец перестали ходить вокруг да около. Клянусь Горгоной, только вы двое, судя по всему, не замечали, как между вами летают искры. Вот только ты, похоже, полный идиот, и умудрился все испортить даже в такой момент. — Припечатал Малфой, жалея, что огневиски остался в гостиной Слизерина. Играя на расшатанных нервах потомка Слизерина, он ходил по очень тонкому льду.       — Ничего я… — Начал было оправдываться Оминис, шокированный подобным заявлением, но тут же понял, что сам себя выдал. — Совершенно не понимаю, о чем ты.       — И откуда ты такой упрямый? Тебя Гринвич покусала что ли? — Ворчал старшекурсник.       Оминис подавился вдохом: еще никогда Малфой не был так близок к истине. На плече юноши действительно красовался вполне ощутимый отпечаток зубов Абигейл.       — Давай коротко и ясно. — Продолжил Родолф. — Если наша звезда тебя не дождется, половина факультета рискует ночевать на дне Черного озера. Итак, первое и главное, мы с твоей драгоценной не пара, наши взаимоотношения носят деловой характер. Возможно, даже дружеский, с некоторых пор. Но не романтический — я, в отличие от тебя, не такой псих, чтобы с ней связываться. Да и слепому видно, что она к тебе не ровно дышит, и у других шансов нет… Хотя подожди, вот тут я, похоже, ошибся. Слепому еще не видно. — Язвил Малфой, но Мраксу было все равно: смысл слов вызывал в нем куда более яркие эмоции, чем добавленная к ним колкость. — Второе. Гейл с уважением относится к нашему с ней договору, а потому не стала ставить меня в неловкое положение, устраивая тебе любовную драму на глазах всего факультета. Пусть все думают, что мы с тобой просто не можем ее поделить. Слухов и так хватает, одним больше, одним меньше. А потому она попросила меня поработать почтовой совой, надавив, что это и в моих интересах. Поразительно, как эта девчонка умеет добиваться своего, правда?       — Ты хочешь сказать, что это все правда? Что Гейл действительно ждет меня, пока мы с тобой тут пререкаемся? — Недоверчиво поинтересовался Оминис, пытаясь скрыть, как гулко бьется сердце в его груди, разгоняя по венам адреналин.       — Моргана! Неужели наконец дошло?! — Поаплодировал Малфой.       Мракс все еще сомневался в правдивости слов вечного неприятеля, но готов был рискнуть и выставить себя идиотом, если есть хоть малейший шанс, что Гейл действительно его ждет. Он уже и не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько живым, как в этот вечер.       — Еще кое-что. — Затормозил он, немного не доходя до двери. — Если то, что ты сказал, правда, никакого договора отныне между вами быть не может. Я не позволю, чтобы ты прикасался к ней и строил из себя ее кавалера.       — А вот это уже решать не тебе. Не стоит думать, что я занимаюсь вашим примирением на добровольных началах и исключительно по доброте душевной, как какой-нибудь пуффендуец. Мне нужна Гринвич, я нужен ей. А еще ей нужно, чтобы ты явился на место вашей встречи, где бы оно ни было. Там и обсудите наш договор. — Малфой рисковал. Этим разговором он сыграл свой главный козырь: Абигейл согласилась притворяться его спутницей в первую очередь ради того, чтобы заставить Мракса ревновать. И теперь шестикурснику нужно было найти новый аргумент, который заставил бы девушку продолжить играть этот спектакль.       — Абигейл, девочка моя, я так рад, что ты в порядке! — Стоило Гейл спуститься в Зал картографии, как опекун бросился ей навстречу. — Годриково сердце, я так волновался, что с тобой может что-то случиться. Подумать только, вступить в битву с Виктором Руквудом!       — Со мной все в порядке, профессор. Мадам Чиррей сказала, что я отделалась легким испугом. — Девушка пыталась ободрить наставника, который, похоже, искренне за нее переживал. — По правде говоря, я не сражалась с ним. Но он не оставил мне выбора, когда один из «Пепламб» трансгрессировал меня в замок Руквудов.       — Мне очень жаль, что мой потомок оказался способен на подобную низость, мисс. — Вступил в разговор Чарльз Руквуд, появившись на своем протрете.       — Как и мне очень жаль, что вам пришлось так разочароваться в своем потомке, профессор. — Гейл поприветствовала хранителя кивком головы, выражая свои соболезнования. Каким бы Виктор ни был, он все еще был плотью и кровью Чарльза Руквуда.       — Ты сделала то, что была должна. У тебя действительно не было выбора, Абигейл. — Опекун положил на плечо девушки теплую руку, словно за всей ее бравадой мог видеть, что на самом деле она была в ужасе от того факта, что произошло. Что, пусть и защищаясь, она все же убила человека.       — Прошу простить, что прерываю ваш разговор, но, к сожалению, обстоятельства таковы, что мы должны действовать незамедлительно. — Появился на своем портрете Рэкхем, а вслед за ним и оставшиеся хранители. — Мисс Гринвич, — обратился он к девушке, — вы не просто прошли все испытания, но и сделали это безупречно в таких условиях, которых мы даже представить себе не могли. Я надеюсь, теперь вы понимаете, зачем все это было нужно? Книга, медальон и все остальное? Чтобы мы могли убедиться, что вы сделаете тот же выбор, что и я, Ниов, Ричард и Сан. Что не пойдете по тому пути, что избрала для себя Исидора.       — Теперь, когда вы увидели мои воспоминания, вы понимаете, что стоит на кону. Внешность может быть обманчива. — С затаенной тоской отозвался Сан Бакар.       — Без тьмы не бывает света, как без света не может быть тени. Не всегда нужно истреблять тьму, даже если в ваших руках есть подобная возможность. — Присоединилась к другим хранителям директриса Фитцджеральд.       — Даже самые благонамеренные и умелые среди нас не знают точно, к каким последствиям приведет вмешательство в то, что должно быть нам недоступно. — Чарльз Руквуд тоже не остался в стороне.       — То, что находится в хранилище, ни при каких условиях нельзя высвобождать. Вы должны быть достаточно сильной, чтобы сопротивляться соблазну уничтожить или контролировать эту мощь. Вы понимаете меня, Абигейл? — Вновь обратился к девушке Рэкхем. — Магию, которую вы так тщательно оттачивали, теперь следует использовать с единственной целью: охранять этот секрет.       Гейл хотела было возразить — разве это возможно? Разве в этом есть справедливость, обладать такой силой и не делать ничего во благо? Ведь Хранители сами использовали древнюю магию для спасения умирающей от засухи деревни, создавали невероятные шедевры архитектуры. Наверняка, было еще много чего, о чем девушка не знала и не узнает никогда.       Какое право они имели требовать от нее отказаться от этого дара, ставшего ее личным проклятием? Просить посвятить свою жизнь исправлению ошибок Исидоры? И это после всего, что Абигейл совершила!       Но прежде, чем девушка успела сказать хоть слово, в разговор вновь вмешался Сан Бакар.       — К моему великому сожалению, у нас действительно нет больше времени. В башне, возле которой все еще стоят лагерем гоблины, ходят тревожные слухи. Ранрок совсем близко. Возможно, мы уже опоздали. — Гейл хотела было ответить, что все было бы куда проще, если бы они не тянули с испытаниями так долго, но в голосе мужчины звучало такое сожаление, что Гринвич заставила себя прикусить язык. — Вы должны отправиться в Последнее хранилище. Немедленно. Наша история в ваших руках. Судьба всей магической Британии в ваших руках.       Словно в подтверждение его слов, Зал картографии ощутимо тряхнуло — словно по Хогвартсу прошлось небольшое землетрясение.       Прозрачный пол с сотнями тысяч звезд, складывающимися в карту, внезапно обратился водой. Абигейл не смогла сдержать удивленного вздоха — это было похоже на пруд, в котором утонуло ночное небо.       Когда вода схлынула, девушка увидела лестницу, ведущую к одной-единственной резной двери. Гейл показалось, что ее сердце даже перестало биться, напуганное важностью момента. Ноги сковал страх — все решится здесь. Сегодня. На задворках разума промелькнула мысль, что Оминис, если Малфой был достаточно убедителен, уже ждет ее в крипте. И ее душа рвалась туда же, к нему. Хотелось обнять и признаться, как же ей страшно. Спрятаться вместе с ним от гоблинов, темных волшебников и всего мира. Но сейчас на кону стояло нечто большее, чем она сама.       По щеке скатилась одинокая слеза. Сможет ли Абигейл пережить этот вечер? А что, если нет?       Она так много еще не сделала. Не нашла своих корней, не узнала, как погибли родители. Не рассказала Себастьяну о том, что Соломон все же пытался спасти Анну. О том, что это все еще возможно, ведь проклятье наложили не гоблины. Но самое главное — не призналась Оминису, что любит его, хотя он иногда бывает таким идиотом! На дрожащее плечо вновь легла теплая рука.       — Мы обязательно справимся. Я буду с тобой.       Гейл ответила профессору теплой улыбкой. По крайней мере, кое-что сделать она все же успела. Обрести семью.       — Удачи, Абигейл. Мы верим в тебя. — Послышался голос директрисы Фитцджеральд. Из всех хранителей женщина наиболее радушно относилась к слизеринке.       Еще один толчок, уже более сильный, потряс комнату. Пора. __________________________________       Оминис уже полчаса мерял шагами крипту.       За это время он успел накрутить себя, склоняясь поочередно то к одной мысли, то к другой, совершенно ей противоположной.       Поначалу он думал, что Абигейл еще просто не успела вернуться, и вот-вот придет. Но когда эйфория схлынула, в душу закрались сомнения: что, если Малфой посмеялся над ним? Что, если все это было хитрым обманом, и Гейл ничего подобного не говорила? А может быть, они вместе сейчас смеются над тем, как разыграли «этого мерзавца Мракса, который посмел так поступить с Абигейл»? А может быть, это какая-то хитрая ловушка, и Малфой проследил за ним и сломал вход в крипту, запирая Оминиса там, где никто его не найдет? Мерлин и Моргана, почему он сразу не подумал об этом? Почему вообще решил довериться этому хорьку Малфою? Почему он теряет способность рационально мыслить, когда речь заходит об Абигейл?!       А может, все не так, и Родолф передал просьбу Гейл, но самой девушке сказал, что Оминис отказался? Или Гринвич просто передумала? Нет, это было не в ее характере.       Мракс несколько раз чинил и вновь превращал в груду обломков старинные, никому не нужные скульптуры, просто ради того, чтобы хоть чем-то занять себя.       Он успел довести себя до такого нервного напряжения, что в какой-то момент начало казаться, что даже земля под ногами содрогнулась. И только спустя несколько минут, когда толчок повторился, Оминис осознал — это не его богатое воображение и даже не дрожь от волнения. Замок действительно трясло не меньше, чем самого юношу. Мраксу показалось, что он забыл, как дышать: интуиция выла об опасности. А где опасность, там и Абигейл. Сердце, которое замерло на несколько секунд, сорвалось в галоп.       Юноша осторожно вышел в коридор, по которому разносился усиленный Сонорусом голос замдиректора Уизли: «Всем студентам немедленно собраться в Большом зале! Повторяю, всем студентам немедленно собраться в Большом зале!» Вопреки словам преподавателя, Оминис быстрым шагом, насколько позволяла магия палочки, направился в гостиную Слизерина, где уже творилась суматоха.       — Профессор Шарп, что происходит? Почему мы должны идти в Большой зал в такое время? — Послышался капризный голос какой-то семикурсницы. Кажется, это была Амелия Фоули.       Ее можно было понять — до экзамена ЖАБА оставалось всего пара месяцев, и у выпускного курса было совсем мало времени на отдых.       — Мисс Фоули, почему я должен тратить свое и ваше время, когда вам ясно было сказано, что это необходимо для вашей безопасности? — Слова декана звучали резко. Очевидно, мужчина уже не первый раз отвечал на этот вопрос.       — Оминис, вот ты где! — Себастьян, в голосе которого отчетливо слышалось облегчение, ухватил друга за плечо.       Мракс немного расслабился, ощущая себя не таким потерянным.       — Абигейл с тобой? — Сразу же задал он наиболее животрепещущий вопрос. Казалось, от ответа Сэллоу сейчас зависела жизнь Омниса, не больше и не меньше.       Но прежде, чем Себастьян сказал хоть слово, к ним приблизился Малфой.       — Мракс? Где Гринвич? Она же должна быть с тобой. — В обычно холодном и насмешливом тоне тоже прослеживались нотки волнения. Были они вызваны тем, что он не мог найти Гейл или общей паникой, было известно лишь самому Родолфу.       Внезапная радость от того, что шестикурсник был искренне удивлен, а значит, не лгал Оминису, быстро сменилась ужасом — Абигейл была не из тех, кто отказывается от своих слов. А значит, у нее была очень веская причина, чтобы не прийти в крипту. И от этого у Мракса задрожали руки.       — Успокойся. Наверняка, она где-то здесь. Мы найдем ее. — Пытался успокоить друга Себастьян, сам не веря собственным словам. Он не хуже Оминиса знал, что, скорее всего, у них ничего не выйдет. Хогвартс в опасности и Абигейл нигде нет — это не могло быть простым совпадением.       — Простите, что случайно подслушала. — От стайки первокурсниц отделилась девочка с русыми косами. — Если вы говорите о пятикурснице, Абигейл Гринвич, то ее незадолго до начала всей этой суматохи звал профессор Фиг. Я передала ей послание от профессора.       Оминис ощутил, как с его плеч свалился тяжелый груз: если девушка с учителем, значит, вероятно, она уже в Большом зале.       — Нам стоит поторопиться. — Словно прочитал его мысли Сэллоу.       Всю дорогу юноши заметно нервничали. Не только от ощущения опасности, которое только нагнетал усиленный магией голос замдекана, но, в куда большей степени, от волнения за Абигейл. Даже устроившись за столом в Большом зале ни один не переставал постоянно оборачиваться: Оминис дергался каждый раз, когда чувствовал хоть намек на аромат лаванды, проклиная моду на этот запах среди студенток Хогвартса, а Себастьян безуспешно пытался высмотреть в толпе знакомые черные волосы.       — Оминис! — Резко дернул Сэллоу приятеля, в очередной раз бормотавшего себе под нос, что пора запретить в школе духи с лавандой. Мракс от неожиданности больно ударился локтем о столешницу. — Я вижу Имельду и Нериду. Может быть, они знаю, где Абигейл.       — Да, конечно, я подожду тебя здесь. — Оминис не стал подниматься из-за стола вслед за другом, все еще пытаясь сосредоточиться на окружающих его голосах и запахах, надеясь выискать в этом потоке тот единственный, что был важен для него, как воздух.       Луч надежды промелькнул и утонул в непроглядном отчаянии — соседки Гринвич не знали, где она. Не видели ее с самого утра, когда та убежала в Хогсмид. Оминис ощущал, как волнение и ощущение надвигающейся беды разъедают его изнутри, словно кислота, растекающаяся по венам. Хотелось сорваться и бежать — обыскать каждый уголок Хогвартса, разобрать по кирпичику древний замок. Сердце заходилось в бешеном ритме, а в голове молотом по наковальне стучала одна-единственная глупая мысль — они так и не поговорили.       — Ты думаешь о том же, о чем и я? — Спросил Сэллоу, который уже несколько минут наблюдал за тем, как безмолвная внутренняя борьба отражалась на лице его друга.       — О том, чтобы послать всех к дементоровым прародителям и пойти искать Гейл? — Оминис очень надеялся, что Себастьян думал именно об этом. Какими бы сложными не были их отношения с Сэллоу в последнее время, сейчас Мраксу жизненно необходима была его поддержка.       И Себастьян его не подвел.       — Именно. Я боюсь, что это может быть связано с… — Юноша едва не проговорился о древней магии, но прикусил себе язык: он до сих пор не знал, рассказывала ли Абигейл Мраксу о своих способностях.       — Да, я тоже. — Оминис понял друга без лишних слов. Они действительно думали об одном и том же.       Впервые за долгое время между друзьями царило подобное единодушие. Пусть, и по такому тревожному поводу.       Но прежде, чем они успели хотя бы подняться, двери Большого зала с протяжным скрипом захлопнулись, пропуская в помещение последнего опоздавшего студента, а директор Блэк поднялся со своего места, занимая место около кафедры в виде совы.       — Теперь, когда все, наконец, собрались… — Начал было директор, но его прервал особенно сильный подземный толчок. Студенты, которые едва ли успели угомониться, вновь повскакивали со своих мест. — Прошу всех занять свои места! Немедленно! — Повысил тон Блэк, хотя в его собственном голосе слышались нотки паники.       — Тишина! — По залу пронесся усиленный Сонорусом голос профессора Уизли, которая тоже сочла нужным подняться.       — Благодарю, профессор. Итак, о чем я говорил? — Директор казался немного растерянным. — Ах да. На Хогвартс напали гоблины. — Последнее слово он практически выплюнул, выражая свое отношение к этим волшебным существам. — Но вам не о чем волноваться! Замок надежно укреплен. Кроме того, наши замечательные преподаватели уже занимаются этим недоразумением, и совсем скоро вы сможете вернуться в свои гостиные. А пока, для вашей безопасности, вы должны оставаться в Большом зале. Благодарю. — Директор, едва успев закончить свою речь, поспешил вернуться на свое место за преподавательским столом, стремясь увеличить расстояние между собой и толпой взволнованных и напуганных детей.       За столами факультетов же, тем временем, начался настоящий галдеж — одни были напуганы, другие — возмущены, что подобное вообще могло произойти, третьи, в основном, гриффиндорцы, были недовольны, что их заперли, как маленьких, вместо того, чтобы позволить сражаться вместе с преподавателями и защищать родную школу. Только теперь, направив палочку на стол преподавателей, Оминис заметил, что он наполовину пуст: на положенных им местах не было профессора Ронена, Гекат, Шарпа и Онай. Стоило Блэку закончить свою речь, с помоста исчезла и Уизли. А еще в зале не было и намека на профессора Фига.       «Если Абигейл сейчас с ним, значит…» — Оминис не успел закончить свою мысль, когда его запястье крепко сжала рука Себастьяна. Сэллоу делал так в детстве, когда чего-то боялся. Последний раз, когда Себастьян позволял себе этот жест, был уже очень давно — в тот день, когда прокляли Анну. Теперь же гоблины, которых юноша ненавидел за все, что они сделали с его сестрой, собирались отнять у него Хогвартс и Абигейл.       «Мне тоже страшно, Себ. Мерлин, как же мне страшно!» — Подумал Оминис, ощущая, как холодеют руки, а ноги становятся ватными. В горле застрял колючий комок, превращающий в пытку каждый вдох. __________________________________       Огромное подземелье, скрытое за дверь Зала картографии, встретило Абигейл и профессора Фига. Гул работающего бура теперь не только ощущался дрожью земли под ногами, но и был отчетливо слышен. Гоблины были уже здесь, в святая святых волшебников всей Британии. В Хогвартсе.       — Ранрок наверняка тоже где-то здесь. — Гейл требовалось говорить вслух, пусть и нечто столь очевидное. Просто для того, чтобы как-то отвлечься от страха, который острыми ледяными иглами впивался в сердце.       — Раз его сторонники здесь, вероятно, это так. — Поддерживал профессор эту бессмысленную беседу, чтобы хоть как-то успокоить свою подопечную, пока они пробирались по каменным лабиринтам из узких коридоров и глубоких обрывов, ведущих, казалось, к самому центру Земли, ориентируясь только на звук работающего бура.       Гигантский механизм обнаружился в одной из крупных подземных пещер. Громкая уродливая машина, оставляющая рваные раны в сводах древних проходов, казалась отвратительной и чужеродной. Словно одним своим существованием она оскверняла землю, на которой возвышалась Школа Чародейства и Волшебства. Плевок в лицо всем волшебникам, металлическое оскорбление устоев их мира.       Вокруг суетились гоблины, закованные в доспехи. Повсюду валялись инструменты и деревянные ящики, по углам стояли уже знакомые красные бочки с порохом.       Слепая ярость застилала глаза Абигейл. Вингардиум Левиоса — несколько бочек разом разбились о бур, превращая его из уродливой груды металла в неработающую и искореженную уродливую груду металла раньше, чем гоблины успели заметить появление волшебников.       Обломки механизма, разлетаясь в разные стороны, задели и нескольких сторонников Ранрока. Других же впечатала в стену ударная волна. Те немногие, что еще оставались в строю, быстро из него выбывали, сраженные заклинаниями Гейл и профессора.       — Абигейл… — Обратился к девушке наставник, когда бой был окончен. Мужчина явно был неприятно удивлен: прежде он не замечал за своей подопечной подобной жестокости и безразличия к чужим жизням, даже в тех случаях, когда речь шла о лоялистах Ранрока.       — У нас нет времени, профессор. Мы должны спешить. — Гейл понимала, что ей хочет сказать профессор, но не готова сейчас была это обсуждать.       Чем дальше они шли, тем сильнее внутри кипела древняя магия. Она звала ее — тихим шепотом и серебряной нитью указывая дорогу. Девушке казалось, что к шепоту магии примешивался голос Исидоры. И все это было каким-то странным. Неправильным. Словно она оказалась в одном из своих кошмаров, и это сильно нервировало.       Профессору Фигу не оставалось ничего, кроме как тяжело вздохнуть и направиться вслед за своей подопечной дальше по лабиринту тоннелей. Но он обязательно поговорит с ней позже о том, как его волнует ее поведение.       — Осторожно! — Защитный купол Протего закрыл Абигейл от огромного валуна, брошенного ворвавшимся в пещеру троллем, быстрее, чем девушка успела осознать, что происходит. Несмотря на свой возраст, ее опекун все еще был сильным волшебником и обладал отменной реакцией.       Гейл решила, что немного иронии не помешает — Редукто, Депульсо — кусок стены, взорванной заклинанием, рухнул троллю прямо на голову, оглушая того.       — Рад видеть, что ты еще способна сохранять чувство юмора. — Фиг улыбнулся своей ученице, и Абигейл ответила ему шутливым реверансом.       Если все вокруг превратилось в театр абсурда, почему бы не внести в него небольшой элемент комедии?       Если уж умирать, то с гордо поднятой головой и улыбкой на устах.       Прежде чем волшебники добрались до моста, ведущего к нужному проходу, в пещеру ворвался еще один тролль в доспехах. Девушка усмехнулась — похоже, эти ребята завели привычку гулять парами, как тогда, в Хогсмиде. На этот раз она выставила Протего сама, усиливая его серебристыми нитями древней магии, что уже давно требовала выхода. Поднырнув под руку бегущего на нее чудовища, Абигейл уводила его все дальше от профессора Фига, интуитивно стараясь защитить своего опекуна.       — Ну где же преподаватели?! — Не то, чтобы они с профессором вдвоем справлялись недостаточно хорошо, но от подмоги, которую наставник пообещал еще в самом начале их пути, Гринвич бы не отказалась.       Однако, вместо этого подмога пришла троллям — в пещеру, как по заказу, ввалились десятки вооруженных до зубов гоблинов. Гейл выругалась раньше, чем вспомнила, что рядом с ней стоит ее опекун. От лекции о том, как должна вести себя приличная леди, ее спасло только то, что одновременно отчитывать подопечную и сражаться мужчине было неудобно. Но Абигейл была уверена, что ее еще ждет нотация о хороших манерах, если им удастся выбраться из этой передряги.       Пока же все, что им оставалось — пытаться выжить, сражаясь спиной к спине.       Профессор неизменно страховал девушку, порой подставляясь под удар, предназначенный для нее, что невыносимо злило Гейл — она справится! Обязательно справится!       Но гоблины и тролли лишь прибывали, заполоняя пещеру. Холод пробежал между лопаток Абигейл — они не могли отбиваться вечно, рано или поздно выдохнуться. Использовать древнюю магию девушка тоже не могла — как и тогда, в катакомбах с инферналами: профессор Фиг находился слишком близко и пострадал бы первым. К тому же, за те несколько секунд, что ей потребуются, чтобы прийти в себя после выброса магии, гоблины успеют разобрать ее на сувениры.       Выбора не было — только сжать зубы и продолжить бороться, цепляться за жизнь ради общего блага, пока может стоять на ногах, в то время, когда кольцо врагов сжималось. Времени на щепетильность и мораль тоже не было — лишь бы выжить. Бомбарда, Редукто, Экспульсо, Инсендио, Конфринго — все шло в ход. Убитые тролли падали на гоблинов, придавливая тех собственным весом, их дубины, призванные Акцио, обрушивались на головы других троллей, как и огромные валуны.       Гейл уже не знала, сколько врагов их окружает и чьей кровью перепачкана ее одежда, кто успел оставить ссадину на ее лице и сколько жизней она уже отняла в этом беспощадном бою. Она обязательно подумает об этом, если вообще выживет.       Спасение пришло, когда Абигейл уже на это не рассчитывала. Пылающие праведным гневом преподаватели ворвались в пещеру, с помощью трансгрессии рассредотачиваясь так, чтобы сражаться было удобнее.       Гейл была готова заплакать от облегчения, но расслабляться было еще слишком рано — небольшое промедление едва не стоило девушке руки, а еще через долю секунды рядом просвистел арбалетный болт, который вместо ее живота вонзился в шею стоящего неподалеку гоблина.       Заклинания преподавателей, окруживших сторонников Ранрока, звенели в воздухе, переливались и сверкали яркими красками, словно смертоносные фейерверки. Это восхищало и вдохновляло Абигейл, дарило второе дыхание, когда казалось, что выхода уже нет. Враги падали на землю один за другим, а иногда сразу по трое или пятеро, пока опытные волшебники без устали колдовали, спасая ученицу и коллегу. Профессор Гекат даже использовала свое любимое Левиоса, поднимая в воздух целого тролля и швыряя его туда, где было особенно много гоблинов. Профессор Шарп виртуозно справлялся с невербальными заклинаниями, с навыком бывалого мракоборца расчищая для Абигейл и Фига путь, пока Ронен, Уизли и Онай прикрывали их спины.       Узкий мост через глубокий провал рухнул за долю секунды до того, как Гейл успела на него ступить, разбитый градом валунов — профессор Фиг едва успел ухватить ученицу за локоть, чтобы помочь удержать равновесие на краю пропасти.       На помощь на этот раз пришла замдекана, которая с ободряющей улыбкой перенесла гигантский кусок колонны на место моста, удерживая его, пока Фиг и Абигейл не перебрались на ту сторону, и прекращая действие заклинания в тот момент, когда гнавшиеся за ними гоблины этого сделать не успели, рухнув в пропасть вместе с колонной.       Гейл затормозила, не зная, что делать — помочь преподавателям или бежать дальше, к Последнему хранилищу? Ее сомнения решил наставник.       — Они справятся! Мы должны идти! — Мужчина крепко сжал руку своей подопечной, словно передавая ей таким образом часть своей уверенности. Абигейл благодарно улыбнулась. По крайней мере, профессор Фиг все еще с ней.       Идти далеко не пришлось — узкий коридор с высокой резной дверью обнаружился, стоило им нырнуть под свод очередной пещеры. Вот только там их ждала еще одна проблема. Внушительная такая проблема в количестве двух исполинских каменных рыцарей, не меньше 35 футов каждый. Профессор Фиг отступил на шаг, как только гиганты сошли со своих постаментов.       А Гейл внезапно стало очень смешно. Ну разумеется, Хранители не могли не оставить напоследок какую-нибудь смертоносную гадость. Выбраться из гоблинской засады еле живой, чтобы умереть под подошвой огромной статуи, какая ирония!       — Абигейл, палочка! — Первым опомнился профессор, заставляя девушку отставить истерику и сосредоточиться на деле.       «Ну конечно, палочка!» — Гринвич обязательно хлопнула бы себя по лбу, если бы у нее было на это немного времени.       Искать долго было не нужно — Гейл специально достала шедевр Олливандера и закрепила его на поясе, еще когда они спускались в пещеры. Не понадобилось и каких-либо заклинаний и взмахов — как только девушка направила палочку на статуи, полился белесый свет, и каменные исполины, уже успевшие занести над головой мечи, замерли на месте, а затем направили оружие в землю.       Как только острие мечей коснулась каменного пола, дверь в конце коридора распахнулась, признавая право девушки туда пройти.       — И почему нельзя было просто сказать: «Увидишь каменных гигантов размером с башню, доставай палочку». Нет, надо было ограничиться загадочным «поймешь сама». — Ворчала Абигейл, пока они с Фигом шли к хранилищу. Профессор тихонько посмеивался, но с ученицей не спорил.       — Мы справились. — На лице мужчины появилась слабая улыбка облегчения. — Нам удалось добраться сюда раньше Ранкрока.       Гейл же наоборот молчала, пораженная увиденным. То, как выглядит хранилище, не было для нее новостью — она знала все еще из воспоминаний. И все же увидеть своими глазами было иначе. Невероятно, восхитительно, маняще и очень, очень тревожно. Сфера на противоположном конце длинного узкого моста сияла, словно гипнотизируя Абигейл. Шепот магии смешивался с голосом Исидоры, становясь все настойчивее, все требовательнее. С каждым шагом Гейл все больше ощущала потребность прикоснуться к этой магии, слиться с ней воедино.       Чем ближе они подходили к сфере, тем больше голосов начинала различать девушка — не только голос Исидоры, но и другие. Десятки, сотни разных голосов. И все они звали Абигейл к себе, а стоило ей замедлиться, как они разом начинали шипеть. «Ты должна… Ты обязана… Ты предназначена… Ты избрана…»       — Подумать только, сколько боли сюда вложено. — С затаенной тоской в голосе привлек внимание девушки ее наставник, когда они наконец добрались до сферы. Знакомый и уже такой родной голос заставил Абигейл разорвать этот гипнотический контакт и вернуться в реальность. Хранители предупреждали ее. — За это умерли Мириам и Джордж. Лодгок. И многие другие.       Воспоминание о тех, кто отдал свою жизнь ради этого момента, окончательно отрезвили Гейл, вопреки шепоту в голове: «Это все твоя вина…» На ней лежало слишком много ответственности.       Возможно, больше, чем она вообще могла вынести.       — Мириам верила, что эту забытую магию можно использовать во благо, но она не осознавала всех рисков и опасностей, что с этим связаны. Она не видела того, что показали тебе хранители и сама Исидора. — В словах профессора звучала неприкрытая тоска, как было всегда, когда он говорил о жене.       Абигейл грустно улыбнулась — как прекрасна была эта любовь, несмотря на свою трагичность. Сможет ли кто-нибудь полюбить ее саму так же сильно, чтобы даже после ее смерти говорить о ней с такой нежностью?       — Это действительно возможно. Но не так. Не с помощью того, что делала Исидора. Хранители помогали людям, спасали деревни от засухи и вымирания. Я уверена, что однажды тоже научусь этому. — Ответила девушка, пытаясь прогнать из мыслей образ Оминиса.       — Я надеюсь, ты не хочешь сказать, что ты планируешь открыть хранилище? — В глазах наставника на секунду промелькнул страх и тут же исчез.       — Нет, разумеется нет. — Улыбнулась ему Гейл, спеша доказать опекуну, что он не зря верит в нее. — Мне не нужна эта сила, чтобы использовать магию, что уже живет во мне, на благо.       — Я рад это слышать. — Профессор Фиг положил руку на плечо девушки, очевидно, не зная, как еще выразить свою привязанность к ученице. К своей подопечной.       Он пообещал себе, что обязательно поговорит с Абигейл, когда они закончат эту историю с Ранроком. Элеазар уже давно думал о том, чтобы не просто стать опекуном для Гейл, но и удочерить девочку. Пусть уже через год она станет совершеннолетней, но почему-то ему казалось, что она была бы рада. Как и Мириам, которая всегда мечтала о дочери. И в связи с этим профессору пришла в голову еще одна важная мысль.       — Знаешь, я весь год пытался сохранить наше приключение в секрете. От всех, включая профессора Уизли и профессора Шарпа. Но теперь я думаю, что следовало больше им доверять, ввести их в курс дела заранее. Может быть, тогда наш путь был бы проще? Хранители хотели, чтобы все оставалось в тайне, но теперь я не уверен, что это правильно.       — Я тоже так думаю, профессор Фиг. Если честно… — Девушка немного смутилась. — Если честно, я поделилась кое с кем этой тайной. Мне пришлось. Но они не подвели меня, и сохранили секрет. — Гейл ожидала, что наставник если не поругает, то хотя бы беззлобно пожурит ученицу, но он лишь улыбнулся.       — Давайте я попробую угадать. Вы рассказали обо всем мисс Онай и мисс Добринг?       — Не совсем. — Покачала она головой. — Поппи я ничего не рассказывала, но думаю, она догадывается, хотя и не настаивает. Я рассказала Себастьяну Сэллоу. Помните, я спрашивала у Хранителей о том, можно ли помочь человеку, который был проклят?       — Да-да, конечно. Анна Сэллоу, бедная девушка. Я помню ее еще до проклятия. Полагаю, мистер Мракс тоже в курсе, в таком случае? — На последней фразе голос профессора стал более настороженным.       — Да. По правде говоря, он был первым, кто узнал. — Абигейл ощутила, что немного краснеет.       — Мне очень жаль, дорогая. — Проявил Элеазар чудеса проницательности. — Мне всегда хотелось верить, что этот юноша не такой, как остальные представители его семьи.       — Профессор, может быть мы продолжим этот разговор позже? У нас мало времени. — Гейл не думала, что разговор об Оминисе может настолько ее смутить. Хотя, пожалуй, это было не так удивительно, учитывая, что произошло между ними… О, Мерлин. Только сегодня. А теперь казалось, что уже целую вечность назад.       — Да, конечно-конечно. — Во взгляде профессора можно было заметить хитринку. Он был очень доволен, что вечно закрытая Абигейл доверила ему нечто сокровенное, словно они действительно были семьей. — Что ж, я рад, что у тебя есть друзья, которым ты можешь доверить…       Фиг не успел закончить свою мысль — позади раздались тяжелые шаги. Вальяжной походкой к ним направлялся не кто иной, как Ранрок.       — Волшебники. — Гоблин выплюнул это слово, как будто оно было мерзким на вкус. — Высокомерные идиоты! Это хранилище построили гоблины. Значит, оно наше!       — Оно никогда не было вашим. — Нет, очевидно, Гейл никогда не сможет понять этой извращенной логики.       Не теряя времени, девушка достала из ножен свою палочку. Ей было страшно, ужасно страшно. Но, по какой-то странной причине, куда больше было отвратительно и мерзко — перед ней стояло существо, полностью состоящее из жестокости, высокомерия и ненависти. И Абигейл чувствовала тошноту от его присутствия.       — Давненько я ждал случая взять эту штуку в руки. — Усмехнулся Ранрок, доставая из кармана волшебную палочку. Удивительно красивую, из белого дерева тонкой работы, с резной ручкой. Нечто столь нежное, вероятно, принадлежало волшебнице. Не нужно было долго думать о том, что сделал с бедной женщиной этот мерзавец, чтобы заполучить то, на что имеют право только волшебники.       — Ей нужно было только отдать футляр. И ничего этого не было бы. — Ранрок не оправдывался. Наоборот, он обвинял бедняжку в том, что убил ее.       Гейл бросила взгляд на разом постаревшего опекуна, в глазах которого стояли слезы. «Футляр… Мириам, конечно!» — Догадалась девушка.       И это чудовище еще имело наглость издеваться. Абигейл казалось, еще никогда в своей жизни она не испытывала подобной ненависти и ярости. Даже к мисс Глэдис, даже к Руквуду. Она мечтала для них не о смерти, но о справедливом возмездии. Ранрока же ей хотелось убить своими руками. Без всякой магии, просто задушить.       И противный шепот, все еще не оставляющий ее в покое, потворствовал этому желанию. «Убийца…»       — Глупая, самодовольная ведьма. — Завершил свою речь Ранрок.       Это стало последней каплей, если не для самой Гейл, то для профессора Фига — точно. Мужчина не сдержался, и разрушительное Редукто искрясь полетело в гоблина.       Но ничего не произошло. Ранрока окутал щит, переливающийся красноватым свечением — точно таким же, каким сияли его доспехи и оружие его сторонников. И ошейник дракона, с которого все началось.       — Вы друг друга стоили. Она тоже не понимала, когда нужно отступить. — Гоблин рассмеялся хриплым лающим смехом, от которого мороз бежал по коже. А вслед за этим с палочки Мириам сорвалось заклинание.       Гейл рефлекторно отшатнулась, но в этом не было смысла — Ранрок целился не в нее. И даже не в профессора Фига.       Алый луч разрядом молнии пролетел между ними, ударившись в сферу. На долю секунды шепот в голове превратился в крик. А затем последовал взрыв, разметавший Гринвич и ее наставника по разным сторонам висящей в воздухе платформы, на которой и было установлено хранилище. __________________________________       Новый толчок, сильнее любого из предыдущих, заметно потряс Большой зал. Все, кто до того возмущались и требовали их выпустить, присмирели, когда витражи окон пошли трещинами похуже, чем от крика мандрагоры на уроках Гербологии.       И дураку было понятно, что происходило нечто поистине ужасное, пока они отсиживались в относительной безопасности Большого зала, укрепленного всеми возможными защитными заклинаниями.       Оминису хотелось взвыть от собственной беспомощности — Абигейл где-то там, в подземельях. Там, где гоблины и взрывы. Жива ли она вообще? Он не знал. И это сводило с ума еще сильнее. До ужаса хотелось разнести весь этот проклятый зал и половину Хогвартса вместе с ним, лишь бы добраться до Гейл.       Мракс ненавидел это неведение, эту беспомощность. И ненавидел себя самого — сколько раз Абигейл говорила ему о древней магии? Об опасности гоблинов и всех этих тайнах? Почему он слушал, но не слышал того, что кроется за этими словами?       Вместо того, чтобы быть рядом и защитить ее от всего мира — от своего отца, от Руквуда, от Ранрока, — он бросил ее разбираться со всем самой, уверенный, что так будет лучше. Для кого лучше? Для Гейл, которая все равно ввяжется в неприятности? Для него самого, который вот уже несколько месяцев откровенно сходит с ума от тоски и ревности?       Что, если она действительно погибнет? Как глупо, бессмысленно и ужасно. Только сегодня Абигейл обнимала его, целовала, словно последний раз в жизни. Что, если это и был последний раз в жизни?       Оминис знал точно только одно: его сердце не выдержит, остановится, разорвется, если что-то с ней случится.       Попытки Себастьяна успокоить друга того только раздражали — они оба знали, насколько все опасно. Сэллоу и сам себе не верил, когда говорил, что Гейл будет в порядке, что уж говорить про Оминиса, который всегда каким-то шестым чувством определял вранье лучшего друга.       Не зная, чем еще отвлечь себя, Себастьян разглядывал тех, кто оказался заперт вместе с ними — столы уже давно перемешались, и все сидели компаниями вне зависимости от факультетов.       Пуффендуйка Поппи Добринг сидела рядом с Натсай Онай, пытаясь подбодрить подругу. Им обеим сейчас было непросто, но Натти вдвойне — и ее подруга, и ее мать сейчас были в подземельях.       Грейс, одна из соседок Абигейл, прятала лицо на плече Амита Таккара. Наверное, в любое другое время все бы сильно удивились, что застенчивый и стеснительный когтевранец способен на такое открытое проявление чувств, как прилюдные объятия, но сейчас это мало кого волновало.       Имельда о чем-то горячо спорила с капитаном когтевранской команды по квиддичу, но Сэллоу не мог расслышать, что было предметом спора.       Нерида писала что-то на куске пергамента, не замечая ничего вокруг.       Каждый справлялся с тем, что на них навалилось, своими способами. Даже Малфой — хоть тот и сохранял безразлично-надменное выражение лица. Себастьян заметил, что шестикурсник незаметно сжимал под столом ладонь Стефании Гринграсс, пока та пыталась сдержать слезы. Довольно успешно, надо сказать. Но аристократов с детства учили прятать свои чувства. Сэллоу прекрасно знал, что Оминис тоже умел это делать.       Но сейчас выдержка Мракса трещала по швам: еще немного, и любой желающий сможет прочесть у него на лбу каждую мысль. Юноша даже убрал подальше палочку, с которой обычно не расставался — слишком сильно тряслись руки. Становилось очень заметно, что Оминис совершенно не в себе.       Себастьян не мог его в том винить. Он и сам сейчас балансировал на тонкой грани. От истерики его спасала только необходимость позаботиться о друге, который столько времени заботился о нем самом. Но это вовсе не значит, что он не думал об Абигейл. Точно так же, как и Мракс, Сэллоу хотел выломать ненавистную дверь и кинуться на поиски Гейл. Она была рядом, когда Себастьян совершал самые страшные поступки в своей жизни. Поддерживала и помогала, защищала, рисковала своей жизнью. А когда в опасности оказалась она сама, рядом не было ни Оминиса, ни Себастьяна.       Еще один удар глубоко под землей пошатнул Большой зал — витражи окончательно раскололись, но осколки так и зависли в воздухе, никого не поранив — защита работала исправно. Со стен попадали канделябры, лишив студентов большей части освещения, а столы заметно вздрогнули. С разных сторон послышался вой и плач. Старосты пытались успокоить первокурсников, но это было бесполезно. __________________________________       Когда Абигейл пришла в себя, в ушах стоял жуткий звон, а голова саднила — уже в который раз она приложилась головой. Нетвердой походкой девушка подошла к наставнику, который все еще лежал на земле, не возвращаясь в сознание. Седые волосы были окрашены кровью, а левая нога вывернута под неправильным углом.       Ранрока нигде не было. Точнее, Гейл казалось так, пока она не заметила черную тень, пульсирующую красной магией. Существо словно всасывало в себя содержимое поврежденного хранилища, разрастаясь на глазах, загораясь неестественным пламенем, пока вместе огня и тени не появилось нечто похожее на дракона. Огромного огнедышащего механического дракона!       — Гоблины больше не перед кем не преклоняются! — Прорычало чудовище жутким потусторонним голосом, выпуская струю пламени.       Абигейл вновь повторила те слова, за которые профессор Фиг был обязан прочитать ей лекцию о хороших манерах, и поспешила перетащить тело опекуна подальше с линии огня. Магию использовать девушка не решилась, и, наверное, в любое другое время у нее не получилось бы даже сдвинуть с места пожилого профессора, но сейчас, на адреналине, Гейл даже не заметила этого.       Наставник захрипел, приходя в себя, и даже попытался подняться на ноги, вскрикнув от неожиданной боли.       Это привлекло внимание Ранрока, если это существо все еще им было. Дракон ринулся в их сторону, разбивая хвостом кусок скалы. Несмотря на свое состояние, профессор Фиг отреагировал моментально, закрывая Гейл собой — Протего спасло от небольших камней, но большой валун все же пробил щит, вновь сбивая мужчину с ног и придавливая огромным весом. Дракон же уже заходил на второй круг.       — Иди! Ты должна его остановить! — Прохрипел профессор растерянной девушке.       — Но вы… — Попыталась было она возразить.       — Я справлюсь. Иди. Это важнее. Ради Мириам, ради Джорджа.       — И ради Лодгока. — Добавила за наставника Гейл, понимая, что он хочет ей сказать.       В последний раз бросив взгляд на опекуна, Абигейл сорвалась с места, уводя за собой Ранрока, продолжающего тянуть магию из хранилища.       Его уже не брали обычные заклинания, которые на бегу пыталась насылать Гейл на тварь, чье тело все ярче горело красной магией.       — Твои чары не действуют на меня, дитя! — Рокотал замогильный голос.       «Нет, значит, а если так?» — Гейл была уже достаточно далеко от профессора, чтобы, как она надеялась, ему не навредить, и отпустила контроль, позволяя серебристым нитям вырваться из горячего клубка внутри. Секунда, две… Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Абигейл удалось собраться и направить яркую вспышку прямо в грудь того, что теперь представлял из себя Ранрок.       Тварь зарычала, теряя равновесие. Но этой магии, которая превратила бы в пыль любого человека или даже тролля, оказалось недостаточно для механического подобия дракона.       Ранрок выпустил струю пламени, и, хотя девушке удалось от нее увернуться, она запнулась о каменный выступ, падая со скалы. К счастью, внизу была не пропасть, а земля, но удар все равно вышел крайне болезненным. Из рассеченной брови потекла кровь, застилая глаза, а попытка подняться отдалась адской болью в ключице и ребрах.       Абигейл вновь выставила перед собой руки, концентрируя всю ярость, всю боль и злость — за Лодгока, за Джорджа, за Мириам. За всех невинно убитых селян, за сотрудника Гринготтса, который просто делал свою работу, за Анну — ведь именно Ранрок привел в Фелдкрофт гоблинов, которые стали причиной катастрофы. За профессора Фига, который лежал наверху искалеченный. За саму себя и испорченный первый учебный год в Хогвартсе.       Второй удар получился куда сильнее — тварь с подбитым крылом полетела вниз, безуспешно пытаясь удержаться в воздухе.       — Так значит, кое-какая сила у тебя все же есть! — Прорычал Ранрок. — Но это не важно, ее я тоже заберу!       От очередного огненного залпа Гейл уже не успела бы скрыться, и слизеринка наивно попыталась закрыться руками.       Жар опалил кожу, превращая рукав свитера в огрызок, заставляя все еще текущую кровь запечься на лице каменной коркой. Проникая куда-то под кожу, где извращенная злом магия разъедала девушку изнутри. Но большая часть все же разбилась о щит, который Гринвич выставила на каком-то интуитивном уровне — очень похожий на тот, какой она создавала в катакомбах, чтобы защитить их с Оминисом от Адского пламени.       Но она не собиралась сдаваться так просто. Злость, значит? Что ж, у нее хватало злости. Не только на Ранрока. Она была до ужаса зла на Хранителей, которые целый год подвергали ее опасности и играли в «веселые» игры лишь для того, чтобы она посвятила жизнь исправлению ошибок Исидоры. Их ошибок. Абигейл была зла на Себастьяна, который собственными руками проложил себе дорогу в Азкабан, и теперь она стала его пособницей, скрывая совершенное преступление. Гринвич была просто в ярости от того, как вел себя Оминис, уже несколько месяцев планомерно доводивший ее до сумасшествия своей игрой в молчанку и двусмысленным поведением. Но еще больше она была зла на его папочку, от одних воспоминаний о котором девушке хотелось срочно принять душ.       Новый поток магии, не уступающий по силе предыдущему, сорвался с кончиков пальцев Абигейл, разрушая окружающие скалы, дотягиваясь, кажется, до самого свода пещеры — и действительно, оттуда посыпались валуны, падающие прямо на голову дракону, который уже и так корчился от обжигающей боли неконтролируемого удара древней магии.       Заметно прихрамывая, Гейл решилась подойти ближе. Зря она это сделала — стоило Гринвич оказаться на достаточно близком расстоянии, как чудовище, уже не способное взлететь, выпустило столп сырой алой магии, очень напоминающий тот, каким девушка сама била по Ранроку.       Абигейл почти успела увернуться, но магия все же больно задела, оставляя огромный кровоточащий ожог на боку, руке и плече. Эту боль невозможно было пережить молча — казалось, по своему ужасу она способна сравниться только с тем, что девушка испытала при Круцио. Из глаз потекли слезы, смешиваясь с кровью, высвобождая отчаяние. А вместе с ним — еще один неконтролируемый поток магии, который, как казалось Гейл, способен и ее саму высушить до дна, до конца веков оставив маглом, каким она была почти всю свою сознательную жизнь.       Ну уж нет, она не вернется в приют.       Перед глазами возникла картина из зеркала Еиналеж — счастливая семья в саду цветущей лаванды.       И клубок в груди вновь нагрелся. Казалось, он светился так ярко, что был способен затмить собой Солнце.       «А что, если…» — Гейл пришла в голову безумная мысль. Что, если эта магия работает так же, как и Патронус?       Терять ей все равно было уже нечего, и Абигейл сквозь боль, страх и слезы собрала все самое лучшее, что было в ее жизни: отражение в зеркале — первый раз, когда она увидела свою семью, первый полет на метле, день, когда профессор Фиг сказал, что стал ее опекуном, первые успехи в магии, первое созданное зелье, победы в дуэльном клубе и веселые вечеринки, Зимний бал, урок танцев, первый поцелуй, второй поцелуй, то, что произошло сегодня в крипте. Оминис, Оминис, Оминис. В итоге все ее мысли сводились к нему.       Даже воздух вокруг искрил, пропитанный той силой, что в своих руках сейчас держала Абигейл. Ранрок не мог этого не заметить.       Разрушительная серебристая волна столкнулась с красной, сметая на своем пути не только ее, но и самого Ранрока, скалы, камни — все, чего касалась извращенная злом магия Исидоры, оставляя нетронутым все остальное.       На секунду тишина стала оглушающей. А за тишиной последовал оглушающий взрыв, разорвавший механического дракона на части. Обломки механизма разлетелись в разные стороны со скоростью стрел. Гейл показалось, что один из них задел и ее, но какая разница, если она и без того вся изранена?       Девушка, игнорируя обезумевшие вихри алой магии, оставшейся без хозяина, с большим трудом доковыляла до Ранрока, вернувшегося в свое гоблинское тело, и подняла волшебную палочку Мириам — Абигейл просто не могла оставить ее там.       Но стоило отойти на пару футов, как один из вихрей врезался в свод пещеры, обрушивая его часть. Огромный валун откололся, навсегда похоронив под собой то, что осталось от гоблина, который терроризировал всю Британию последние несколько лет.       Волна, вызванная этим ударом, вызвала цепную реакцию — каменные колонны, на которых и держалась вся пещера, а также земля над ней, пошли трещинами.       «Ну уж нет, не теперь!» — Абигейл, которой еще секунду назад казалось, что она не сможет даже подняться обратно наверх, заставила вытянуться последние оставшиеся внутри нити магии, направляя их на самую крупную из колонн, чтобы пещера не рухнула прямо на нее. Рядом ударил второй луч заклинания.       — Профессор Фиг! — От неожиданности девушка едва не прекратила колдовать.       — Я справлюсь! Ты должна запечатать магию! Скорее! — Мужчина едва стоял на ногах, но не отступал.       — Но…       — Ты сможешь. Ты сильнее, чем ты думаешь. Я верю в тебя, Абигейл. Я верю.       Этих слов было достаточно, чтобы девушка смогла пересилить себя, сплетая из оставшихся нитей магии сеть, направляющую алые вихри обратно, в хранилище, где им и положено быть. А затем с почти что звериным рыком запирая сферу из гоблинского серебра.       Где-то в глубине сознания вновь послышался шепот, обвиняющий Гейл в слабости, в том, что она не может защитить своих близких, что приносит смерть. Но девушка едва ли слышала, что говорят эти голоса за пронзительным звоном в голове.       Получилось. Абигейл ощущала себя высушенной лимонной коркой, а древняя магия не откликалась. Но у нее получилось.       Адреналин начал уходить. Неужели в этом подземелье всегда было так жутко холодно?       — Профессор! У меня… — Девушка едва не закричала от ужаса. Профессор Фиг лежал на земле не двигаясь.       Не помня себя, Гейл подбежала к мужчине и упала на колени. Нет, нет, НЕТ! Она не может его потерять! Не так, не теперь!       — Мириам… — Элеазар произнес имя возлюбленной одними губами, но Абигейл смогла разобрать, тут же протягивая своему опекуну волшебную палочку его жены, которую тот сразу сжал слабеющими руками. — …была бы рада такой дочери, как ты.       — Я… — Глаза профессора закрылись, а грудь перестала тяжело вздыматься. — Нет, пожалуйста, профессор, нет!       Гейл трясла его руки, не замечая горючих слез, солеными дорожками разъедающими кожу, умоляла не бросать ее, обещала сделать что угодно, пыталась вытянуть из себя хоть ниточку магии, и даже смогла это сделать, но это не помогло.       Когда не осталось слов, все, на что она была способна — рыдать, прижавшись головой к мертвому телу человека, который заменил ей отца.       Абигейл было холодно, как еще никогда в жизни. Ужасно больно, ужасно пусто и ужасно холодно. Мир перед глазами сузился до яркой точки, а затем померк. «Оми…»       К тому времени, когда профессора, защищавшие замок, наконец смогли добраться до хранилища, они обнаружили на самом нижнем ярусе лишь два тела в огромной луже крови. Профессор Фиг был мертв, а Абигейл так и лежала рядом с ним, склонив голову на грудь опекуна.       Казалось, что она убита горем, но когда профессор Шарп позвал девушку, она не отозвалась. Ее тело было холодным, как лед. Абигейл так и не заметила, что острый прут из механизма дракона прошел сквозь нее. Вся кровь вокруг принадлежала ей. __________________________________       Двери Большого зала распахнулись сами собой далеко заполночь, когда опасность миновала. Оминис первым подорвался со своего места, хватая Себастьяна за руку.       — Пойдем. — Мракс уверенно шагал в сторону выхода, хотя его руки все еще тряслись, а тело едва слушалось.       — Но где мы будем ее искать?       — Больничное крыло. — Лаконичный ответ, но на большее Оминис был не способен. Все, о чем он сейчас он мог думать — Абигейл. Лишь бы она была жива.       Сэллоу ничего не ответил, но это и не требовалось. Они почти бежали, пытаясь огибать толпу, которая также ринулась к выходу из долгого заточения. Мракс постоянно сталкивался с кем-то, но ему было все равно. В голове билась только одна мысль. Одно имя. Все остальное в этом мире потеряло значение.       Лазарет был еще пуст, когда они добрались туда, укрывшись под дезиллюминационным заклинанием. Оминису пришлось спрятать палочку и положиться на Себастьяна, который вел их вперед.       Приближались шаги. Визитеров было много и они не торопились.       Сэллоу пришлось зажать себе рот рукой, чтобы не закричать.       Профессор Ронен и профессор Гекат левитировали носилки.       — Что там? — Мракс уже не мог выдержать напряжение, но ощущал, как рядом затрясся его друг.       Не дожидаясь ответа, юноша вытащил палочку, надеясь, что никто не обратит внимания на лишний огонек среди свечей.       — НЕТ! — Тех образов, что давала палочка, хватило, чтобы сердце в груди оборвалось. На тех носилках, что левитировала Гекат, лежала Абигейл. Оминис не спутал бы ее ни с кем.       — Мистер Мракс, вы не должны здесь находиться! — Но юноша даже не слышал слов своего декана.       Шарпу хватило одного взгляда на своего ученика, чтобы прочитать весь ужас и всю боль, что сейчас бушевала внутри юноши.       — Нет… Она…       — Мистер Мракс. — Вновь пытался воззвать к его разуму зельевар. — Она жива, но… — Шарп стушевался. Он не мог сказать, надолго ли еще жива его лучшая ученица.       Эти слова вернули Оминису способность дышать. Тело, надолго лишенное кислорода, тяжело завалилось на сторону.       Себастьян подоспел первым, чтобы не дать другу упасть.       — Мистер Сэллоу, и почему я не удивлен. — Казалось бы, декан должен быть недоволен, но его голос был все таким же сухим и бесцветным. — Вы должны немедленно покинуть лазарет. Нельзя терять время.       Себастьян, в голове которого тоже все еще стоял туман, а на глазах блестели слезы, кивнул, показывая, что он понял преподавателя.       — Оминис…       — Нет! Я не уйду! — Сэллоу не понимал, откуда в этом ослабевшем теле было столько сил.       — Так нужно. Только так мы сейчас можем ей помочь.       Мракс рассеянно кивнул. Он не собирался уходить далеко. Хоть всю ночь просидеть в коридоре. А если понадобится, то и неделю. Он больше не оставит Абигейл одну. Никогда.