Костры Белтейна

Туман окаймил столицу точно саван покойницу. Он опустился едва ли не после Самайна, скользнул вкрадчиво, молчаливо по переулкам и площадям, а теперь облекал собой стены цитадели и стелился вдоль брусчатки на мостовой – а ведь даже фонари тринадцатой ночи давным-давно догорели. Туман словно подбирался с каждым днем все ближе, проникал в мысли, поселялся зябким противным холодом внутри. Ярден изо всех сил старался не видеть в этом дурной знак. – Не нравится мне это, – …и не мог. Он потер ладони, запахнул поплотнее тяжелый плащ и уставился в узкое зарешеченное окошко. – За неделю он точно стал гуще, клянусь. И как будто еще ближе к цитадели. Вайра сердито скосила взгляд. Она точила кинжал, закатав рукава и без того легкой стеганой курточки, и Ярден поёжился, в очередной раз поразившись: она словно совсем не мерзла. Над Вайрой не были властны ни двенадцать суровых ночей, ни этот промозгловатый туман. – А мне не нравится твое угрюмое лицо, – резонно фыркнула она, изо всех сил мазнув лезвием вдоль точильника. Перестаралась – сталь проехалась по камню с зубодробительным скрежетом, оставила на тёмной поверхности светлую кривую царапину. – Ты этот туман еще нюхать начни. Вайра не глядя отшвырнула точильник куда-то в сторону, одним гибким движением вскочила на ноги и уставилась на него сердитыми диковатыми глазами. Ярден скорчил гримасу, едва не показав ей язык, и сдавшись зябко обхватил себя руками за плечи. – Я сын жреца, – едко напомнил он, бездумно потирая между пальцев завязки плаща, – и если я чувствую, что что-то не так, это… – А ещё ты рыцарь , – вспыхнула Вайра, подавшись вперед и ухватившись длинными костистыми пальцами за его плечи, – охотник на эту чертовщину. Ты не бояться ее должен, а… От нее пахло сухой травой, сталью и потом – совсем не так, как от придворных женщин, до которых постепенно доходила римская мода на ароматические маслица в звонких склянках. От нее пахло жизнью, силой, мужественностью – ему всегда нравилось. У Вайры был шрам под глазом и ожог на подбородке – дары фей, как она насмешливо их называла. Ярден видел их так близко, что мог рассмотреть самое начало шрама, тонкое, как волос. – …а бить не думая, – закончила она, досадливо дернув челюстью. Ярден уперся ей в плечи, отодвигая от себя и заставляя разжать мёртвую жесткую хватку. – Идём в тронный зал, – примирительно хмыкнул он, – Даннис сказал, что в этот раз обязательно нужно быть. Что-то интересное намечается. Вайра вздохнула и уцепилась за его указательный палец своим. Глупая и какая-то детская привычка. – У Данниса свои представления об интересном, – пробормотала она вполголоса и тут же легонько плашмя ударила себя по губам, суеверно постучала кулаком по дубовому косяку. – В смысле, его высочество обладает крайне тонким вкусом в том, что касается развлечений. Она забавно передразнила старую служанку, которая до сих пор иногда пыталась сделать из толпы балагуров-рыцарей достойных придворных. На пороге оружейной Ярден замешкался, застыл, нелепо занеся ногу над низким порожком. Нехорошие предчувствия мешали мыслить здраво – он привык к тому, что ощущения, смутные, зыбкие, путали мысли, заставляли блуждать в тумане, таком же, какой сейчас медленно плыл над Эрином. – Я сейчас, – он круто развернулся на пятках и вернулся к грубо сколоченным полкам. Холщовый мешок с полынью, бархатный, подороже – с серебряной пылью, маковые зерна – их он просто не глядя сгрёб в горсть, щедро сыпанув к полыни. Перемешаются – и пусть. Магия, разумеется, не использовалась вот уже четверть века, но жреческие ритуалы до сих пор хранили ее отголоски. Травы, молитвы, больше похожие на заунывные песнопения заклинаний, очищение огнём, а не железом – Ярден, дитя жрецов, отданное в пятнадцать лет в рыцари, балансировал где-то на границе старой и новой религий. Магом он никогда не был, зато охотился на магию неплохо, искажая ее же древние столпы. Вайра нетерпеливо ждала, барабаня нервными пальцами по деревянной стене. Ярден поправил напоследок пояс с простыми добротными ножнами и, наконец, вышел из оружейной, чуть не толкнув чужое острое плечо своим. Оказавшись на улице, они оба почти синхронно вдохнули влажный от проклятого тумана, холодный свежий воздух. После спертого воздуха в оружейной закружилась голова. Небо было серое, тяжелое, грозящее вот-вот обрушиться им всем на головы. Был ли Таранис недоволен или за облаками скрывалось горячее и пылкое солнце? Ярден повел носом – точно и правда решил понюхать туман. И улыбнулся, глядя на обескураженную Вайру. – Пахнет пирогами и жареным мясом. Кажется, и правда чего-то интересное, а? Вайра тоже заулыбалась. У Ярдена потеплело на сердце. Они дошли до середины площади и замерли перед грубо вытесанным из камня идолом. Три стороны слепо смотрели вдаль наскоро вырезанными глазами; четвертая же оставалась нетронутой. Езус, Бадб, Неметона. Три лика войны, которым принято было поклоняться после запрета. Ярден вздохнул, поднеся руку к сердцу и запрокинув голову назад. Рядом с огромной каменной глыбой он казался себе очень маленьким, едва не ребёнком. Рыцари не были солдатами в привычном понимании, они не шли в числе армий в чужие земли и не возвращались оттуда с победой или не падали, сражённые мечами фоморов, но они считались воинами и возносили молитвы богам, дарующим милость в бою. Вайра замерла по его правую руку, глядя в тесаное лицо Неметоны. Ярден же стоял напротив Езуса. Бог-мужчина, богиня-женщина и Бадб, что едина для всех, ибо ей молятся о славной смерти на поле боя и о покое товарищей на острове блаженных. Вайра прошептала одними губами короткую молитву Неметоне – благодарила за победы, за шрамы и за сталь у пояса, как было принято. Ярден тоже наскоро вознес молитву, все ещё иногда спотыкаясь о непривычные ритмы, которые резали язык. У него дома богам молились иначе. – Скоро большая жатва, – тихо сказала Вайра. Кончик острого носа покраснел от холода, но она дернула завязки куртки, раз, другой. – В подвалах под цитаделью достаточно фоморов … Ярден пожал плечами. Он привык к жатвам, к жертвоприношениям, от которых земля под ногами становилась влажной и красной от крови, а воздух долго еще пах золой и пеплом. Боги были милостивы, пока их задабривали дарами. Так был устроен мир. Вайра была безжалостным рыцарем в охоте на нечисть, в своих навыках она могла бы посоперничать даже с легендарными рыцарями Круглого Стола, но от жертвоприношений ее мутило и трясло как пугливую трепетную чью-то леди. – Ты видела, как молились Морриган ? – обманчиво мягко спросил он, уставившись на нее в упор, почти не мигая. – Десятки людей сами бросались грудью на меч, вознося последние молитвы в полный голос, взрослые мужи плакали как дети от экстаза, добровольно бросаясь в огонь… Вайра грубо зажала ему рот твердой, прохладной ладонью, второй рукой обхватила за шею сзади, вдавливая в ладонь лицом ещё сильнее. – Именем Неметоны тебя заклинаю, заткнись, – прошипела она, – самому на костер во славу богов захотелось?! Ярден сморщился и мотнул головой, скидывая ее кисть. Получилось с трудом и не с первой попытки – хватка у Вайры была железная. – Ты не меньше моего знаешь, что я предан Таранису и Езусу, и королеве, и Даннису, – он прожёг ее обиженным взглядом. – Я говорю это только для того, чтобы ты знала, насколько мягка по сравнению со старой новая религия. Из диковатых родных глаз пропали стальные отблески. Вайра подняла руку выше, медленно, словно птицу приручала, и погладила его по всклокоченным волосам. – Я знаю, знаю, – вздохнула она, и он поневоле подставился под теплое прикосновение. – Просто говори об этом аккуратнее. Я не хочу смотреть, как Даннис запалит для тебя костёр. Ярден прикрыл глаза, подставляя лицо резким порывам холодного ветра. В их наделе новая религия не задавила старую полностью, скорее сжилась с ней, слилась воедино. Его отец молился, как и прежде, всем четырём ликам войны, и идол на холме неподалёку стоял соответствующий, со всеми воплощениями, криво вырезанными на деревянном столбе. Его не пугали ни смрад жертвоприношений, ни искажённые в муках лица детей Дану. Дану отец тоже молился долгими и звёздными августовскими ночами. В одну из таких родился сам Ярден. Отец говорил, что как раз волей Дану. А он её детей обрекал. И не чувствовал при этом никаких мук совести. В конце концов, отец их тоже не чувствовал, а знал ведь, куда отдает единственного сына, к тому же первенца. Быть рыцарем считалось престижным, особенно в их богами забытом наделе, где правил какой-то полоумный князь, но Ярден был слабым и тощим от рождения, умел разве что бить кинжалом куда попадет. Сражался он по-своему, по-книжному: травами и молитвой. *** Бледные ломкие пальцы бережно укрыли его плечи тонкой черной тканью. Нательная рубаха укрыла руки до самых предплечий, легко скользнула по спине. С завязками он разобрался сам. В комнате были потушены свечи. Хрупкая фигура Дрэи словно тускло светилась в полумраке – белое платье, светлые волосы, бледное лицо. Ксаант'рэ опустил взгляд. – Ты уверен, что готов? Ее голос даже звучал иначе здесь, в тесной комнате под Весенним Замком. Обычно звонкий, он словно стал более глухим, более… неземным. Вместо ответа он мотнул головой и протянул ей руку. Дрэя поняла его молчание правильно, натянула на правое запястье кожаный наруч и принялась шнуровать. Ксаант'рэ слепо смотрел в пол, автоматически считал трещины и выбоины в каменной кладке. Конечно, он был готов. Конечно, он ни капли не был. Дрэя вообще-то вряд ли имела право ему помогать. Этим занимались, во-первых, прямые родственники, а во-вторых – мужчины. Только вот ближе неё по крови он никого не знал. Пока что. Ксаант'рэ бы смутился, когда она вошла, белая и отстранённая, как было положено по всем ритуалам, пока он ждал ее, обнаженный до пояса, одетый в одни только тонкие штаны, преклонивший колено перед входом в комнату. Смутился бы – если б умел. Подошедшая Дрэя коснулась его лба священным знаком Морриган, потянула за плечи, вынуждая подняться на ноги. И потянулась за рубахой – а сейчас она уже туго завязывала наруч и тянулась за вторым. Время утекало как вода. Они оба молчали. Странная торжественность момента теснилась в груди – глупо, глупо, если вспомнить о том, что Дрэя сотни лет не была в том мире, а он и вовсе видел его несколько часов. Он знал о древних обрядах от других, читал о них в книгах, слушал тех, кто был древнее самого королевства, но сам был от них бесконечно далёк. Дрэя сама вызвалась ему помочь. Подошла, как обычно неслышная и хрупкая, посмотрела ему в глаза и выдохнула: "я помогу с ритуалом, если ты позволишь, принц". Она начала называть его принцем с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать. Для нее он был наследником великого рода, тогда как для остальных – другом, приятелем, воспитанником самого Макхей'има. В Ши, разумеется, не нашлось специальной комнаты для великого обряда, как в замках Эрина. Им позволили провести его в королевском дворце, проводили в крошечную темную комнатку в подвале. Каменные стены и холод давили, заставляя мурашки пробегать по коже даже под рубахой. Ксаант'рэ умел быть благодарным и за меньшую милость. На левой руке Дрэя затянула шнуровку слишком сильно. Ксаант'рэ едва не зашипел, потянулся сам к кожаной полоске, собираясь немного ослабить ее, но костлявые пальцы Дрэи отодвинули его ладонь. – Ты не должен вмешиваться в обряд, мой принц, – пробормотала она, сама распуская шнурки, – если не хочешь навлечь беду. Ксаант'рэ усмехнулся. Он хотел навлечь беду. Он собирался навлечь беду. Только не на себя. Он снова опустился на колени, чтобы Дрэя могла дотянуться до его лица. Он помнил, как едва доставал ей до пояса – а теперь был выше на целую голову. Дрэя омыла ему ладони и лицо терпко пахнущей травами жидкостью. Склонилась, выводя традиционный рисунок Дану под левым глазом, повела кистью вверх и к виску. Ксаант'рэ затаил дыхание, понимая, что она делала. По человеческим обычаям она обряжала его как воина фейри. Смешивала миры и бросала этот сплав насмешкой в надменные лица королей. – Повернись, я тебя причешу, – все тем же потусторонним голосом приказала Дрэя, и он не смог ее ослушаться. Он помнил, как она заплетала ему волосы в детстве – поляна была залита золотым солнечным светом, ее смех, звонкий и переливчатый, словно колокольчик, разливался вокруг, а бледные тонкие руки, что сейчас готовили его исполнить предсказанное судьбой, вплетали маки ему в косу. Дрэя провела щеткой по волосам, спускавшимся едва не до талии, перебросила две светлые пряди ему на грудь. И вложила в ножны на поясе меч, когда он вновь поднялся на ноги. – Я вернусь с победой, neach-gleidhidh , – серьёзно сказал он, по ее примеру смешав церемониальную фразу воинов Эрина и привычную Истинную речь. Дрэя вдруг взяла со стола еще один шнурок и обмотала им запястье, надёжно прикрыла его наручем. – Это от короля, – негромко сказала она, – в дар воспитаннику его лучшего рыцаря. Ты будешь неуязвим ни для мечей, ни для стрел, а магические обряды на тебя не подействует от того, кто ты есть. Ксаант'рэ склонил голову набок. – В чем же подвох? Дрэя вздохнула, прижав ладонь к его груди. Ее светлая кожа, рукав белоснежного платья ярко контрастировали с его черной рубахой. Вот значит почему она не надела на него ни кольчуги, ни доспехов. Уберегла другим способом. – Он действует недолго. У тебя будет всего одна попытка, принц. Он прижался церемониальным поцелуем к острым костяшкам ее бледной ладони. Она грустно улыбнулась. – Я присягнула тебе на верность едва ты родился, – прошептала она. – А теперь иди и сверши предназначенное, Ксаант'рэ, принц Эрина. Он знал: все, кто любил его, хотели бы его от этого уберечь. Он знал: уберечься от этого не хотел только он сам. *** На крыльцо из дверей вывалилась высокая нескладная фигура. Корона – простой золотой обруч на чужих висках – сползла куда-то набок. Вайра покачала головой. – Судачить будут, – неодобрительно заметила она, – что он о себе позаботиться не может. Ярден пожал плечами. Может, Даннису и не хватало собранности в быту, зато будущим правителем он казался неплохим. Прямым продолжением королевы – они были похожи как две стрелы из одного колчана, что внешне, что характером. Материнские законы и убеждения Даннис тоже чтил свято, отступать от них не собирался ни на шаг, и всех это устраивало. При дворе королеву и ее первенца любили, хоть и посмеивались над ним порой за глаза – в лицо не рисковали, рука у принца была тяжёлая, а честь – королевская. Сейчас, спустя двадцать пять лет, даже служителей старой религии почти не трогали: так, для острастки раз в год всыпали кому-нибудь десяток плетей. Даже у жрецов не было поводов ненавидеть королеву и кронпринца. Вера прирастала к людям словно вторая кожа, пускала корни; иные уже и не помнили, что когда-то богов было больше, и молились им иначе. Только упрямцы вроде его отца продолжали проводить ритуалы по-своему, и на них было легче закрыть глаза, чем выслеживать по и без того раздираемой междуусобицами и набегами фоморов стране. Даннис пересек половину площади в несколько шагов. Вайра и Ярден синхронно завистливо вздохнули. Оба были невысокими, и Даннис был почти на голову выше Ярдена, что уж говорить о совсем крошечной Вайре. Они синхронно склонили головы в поклоне, прижав руки к груди. Почти что неофициальное панибратство, дозволенное разве что десятку рыцарей; остальные обычно кланялись куда ниже, а то и вовсе преклоняли колено. Маленькой, как будто игрушечной армии кронпринца, было позволено очень многое. Даннис рассеяно улыбнулся, поправил все-таки корону и махнул рукой в сторону крыльца. – Ее величество принимает послов, – громким, поставленным голосом произнес он, а затем добавил вполголоса: – скука невероятная, зато потом пир и танцы. Ярден тяжело вздохнул. Его в этой ситуации прельщал только пир и возможность наесться на три дня вперед. Танцевать он не любил, иногда позволял Вайре вытащить себя в круг, так похожий на издёвку над хороводом фейри, или дергался в жутковатом подобии джиги. Вот бы было можно бросить принца и подругу на произвол судьбы и спрятаться… да хоть за идолом. Езус бы не одобрил, конечно, подобную трусость у своего воина, но уж лучше было сойтись в неравном бою с дьявольским псом или со всей Дикой охотой, чем стоять полдня в душном тронном зале и смотреть как любезничают королева и послы. Даннис посмотрел на них выжидающе. Вайра вздохнула и повернулась к нему. Ярден сделал шаг к ним навстречу. Боги, почему он вообще всегда на это соглашался? Они направились к входу бок о бок, плечом к плечу, втроем. Даннис выделял их, пожалуй, даже сильнее, чем всех остальных своих воинов, и это льстило. Ну так. Самую каплю. Вайра и Даннис болтали о каких-то пустяках – Даннис рассказывал о нелепой моде в Омании, которой хвастались послы, Вайра пересказывала какие-то сплетни с рынка, в этот момент так похожая на обыкновенную хихикающую девчонку, а не Рыцаря Его Высочества. Да и сам Его Высочество выглядел так себе. Ярден сжал губы в тонкую нитку. Смутная тревога постепенно оформлялась, осознавалась, губы сушил налетевший порыв ветра, тщетно пытающийся разогнать туман. Некстати вспомнилось письмо отца. Как всегда лаконичное и полное сдержанного беспокойства за него и за королевство, оно и не оставило, казалось, никакого следа – а тут вот неожиданно растревожило, растравило. – Ты тихий сегодня, – заметил Даннис негромко, когда они почти дошли до ворот. Ярден помотал головой. – Отец писал недавно, – невпопад бросил он. Взглянул искоса на худощавое скуластое лицо. Когда они все были младше, он часто пересказывал Даннису рассказы отца о древних богах и ритуалах. Вайра о таком слушать не любила, предпочитала говорить о драках и оружии – и юный принц оставался его единственным слушателем. Он всегда хмурился, слушая о нарушении запретов в провинции, но ничего не делал, молчаливо даруя подданным верить в тех, кому жрецы в столице не молились несколько десятков лет. Ярден любил делиться с ним мыслями об отцовских словах – а потом Даннис стал кронпринцем, наследником престола, и времени поговорить у них оставалось категорически мало. – Что-то происходит? – негромко спросил Даннис. Ярден закусил губу и кивнул. – Он говорит, вышла звезда Дану, – признался он. – Ты знаешь, она обычно выходит за неделю до Белтейна и скрывается в ночь Лугнасада , а сейчас... До Белтейна еще два с половиной месяца. А еще костры горят слишком ярко, слишком долго. Так не должно быть. Даннис молчал. Ярден задержал дыхание. Больше всего на свете он боялся однажды неосторожными словами подвести отца под виселицу. Он умолчал обо всех отцовских "богини говорили со мной" и "нам было даровано видение", ограничился чем-то почти нейтральным – но бояться меньше не стал. Он доверял Даннису, но мог ли он делать это теперь, когда принц готовился стать королём? Он, кажется, не дышал все время до того, пока Даннис, что-то обдумавший, не разомкнул, наконец, тонкие губы: – Что-то происходит. Мать... Ты знаешь, ей всегда дурно за пару недель до Прощального дня, она почти не выходит и много плачет. А в этом году… я застал ее плачущей над его покрывальцем вчера. Вайра, до этого угрюмо молчавшая, коротко уронила: – И траурные флаги уже ткать начали. Они тревожно покосились друг на друга. Прощальный день отмечали в начале последней недели весны. Тогда родился первенец королевы – младенец, отданный ныне покойным королем фейри и по свидетельствам погибший уже несколько раз. Ярден не знал, как его звали, имя старшего сына королевской семьи держалось в тайне (а то и просто не было дано), не знал, как это случилось, но знал, что рыцари вместе с запретом магии существовали именно для того, чтобы не позволить еще большему количеству детей пропасть в чужом, незнакомом мире. До него оставалось больше двух месяцев. Для траурных флагов было рановато. Даннис первым отмер, встряхнул головой и открыл перед ними тяжелые двери в тронный зал. Что-то должно было грянуть. И Ярден впервые за четыре года вознес давно забытую молитву Дану, прося о том, чтобы им удалось выжить на обломках. В тронном зале горели свечи, несмотря на то, что за окном еще лился тусклый свет, с трудом пробивающийся сквозь туман. Пахло воском и потом. Они с Вайрой торопливо поклонились, пробормотали традиционное приветствие. Даннис сел на трон рядом с матерью – Ярден успел отметить, что корона теперь лежала на волосах ровно, не иначе как дело рук Вайры. Они встали за его спиной двумя молчаливыми тенями. Оба одетые в чёрное, оба с оружием – каждый со своим, с каким лучше обращался. Один из послов – судя по его одежде, из Омании – шагнул вперед и низко поклонился королеве и кронпринцу. – Ваше Величество, – проговорил он, – Ваше Высочество. Король Омании очень дорожит союзом с Эрином и... Ярден едва удержался от того, чтобы не фыркнуть вслух. Кто вообще дорожил союзом с Эрином, небольшим королевством на севере на ужасно неплодородных землях и с законами, так ярко отличающимися от соседских? Ярдену казалось порой, что Эрин нужен разве что его жителям и фоморам, совершающим набеги с завидной регулярностью. Точно и правда чего-то хотели от холодной неласковой страны. Посол продолжал что-то говорить, просить, требовать, и Ярден позволил себе отрешиться, улететь мыслями куда-то далеко. Надел, где они жили с отцом, находился куда севернее столицы, и там даже летом, когда горела звезда Дану, было зябко. Почва тоже была намного хуже, чем здесь, всходило все скудно, и местные в основном продавали рыбу и дичь в обмен на зерно, овощи и вино. Ярден не знал, о чем говорить с отцом теперь, почти забыл его морщинистое улыбчивое лицо, но все равно где-то в сердце гнездилась тоска. Он хотел бы вернуться хотя бы на несколько дней, но просить об этом не решался. – ...странные дела происходят на границе, – очередной посол – неприятный лысый мужчина с маслянистыми глазками – сплёл пухлые руки на животе и почти не мигая уставился на королеву. – Говорят, там все ходят белая женщина и проклятый рыцарь с черным мечом. Говорят, что свершаются древние обеты и предсказания, дарованные Морриган. Мой король хотел бы убедиться... У королевы Грейны побагровело бледное тонкое лицо, на лбу выступила пульсирующая жилка. Ярден редко видел, чтобы королева так злилась, и это практически всегда было связано с упоминаниями волшебства или каких-то предсказаний. Что в них говорилось, не знал даже Даннис, эта тайна всегда хранилась королевой в одиночестве. – Достаточно, – она властно и горделиво взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую мошку. – Прежде чем присылать кого-то ко мне в цитадель, пусть твой король протрезвеет в следующий раз. Вайра удивленно присвистнула. Ее Величество таких выражений себе и вовсе не позволяла никогда. Даннис был прав. Что-то и правда происходило. Не только вокруг, но и с самой королевой. Ярден пригляделся, чуть сощурив глаза. Королева выглядела измождённой. Под большими серыми глазами залегли темные круги, кожа больше напоминала пергамент. Она явно едва ли спала. Было ли это и правда связано с ранней скорбью от потери старшего сына? Или, может, на душе у Ее Величества было еще что-то настолько же тайное, тщательно охраняемое. Королева властно взмахнула рукой. – Аудиенция окончена. Остальные будут приняты завтра, а пока нам всем стоит подготовиться к пиру. Послы покинули тронный зал, оставив только их четверых. Даннис взглядом попросил их задержаться. – Матушка, я бы хотел поговорить... Резкий сквозняк вдруг задул добрую половину свеч. Тронный зал погрузился в полутьму. В неожиданно повисшей тишине вдруг отчетливо раздался звук тяжелых уверенных шагов. Вайра, заметил Ярден боковым зрением, тут же положила руку на рукоять меча. Сам он стиснул в ладони кинжал. Кто мог идти в тронный зал так уверенно, так неотвратимо? Словно сама судьба. Двери тронного зала распахнулись настежь. Внутрь вошел молодой мужчина в чёрной одежде и с мечом на поясе. Ярден выглянул в коридор и с ужасом увидел растекающуюся под телом одного из молодых стражников кровавую лужу. Незнакомец остановился прямо напротив трона и отвесил королеве Грейне издевательский поклон. У него были длинные светлые волосы, спускавшиеся едва ли не к талии, резкие, гордые черты лица и знак Дану на левой щеке. И заостренные уши, выступающие из-под волос. – Кто ты? – не спросила – потребовала ответа королева, и голос у нее дрожал не то от гнева, не то от отвращения. – Назови себя и заодно хоть одну причину не отдать приказ сжечь тебя прямо сейчас. Незнакомец растянул губы в некрасивой, неровной ухмылке. – Неужели вы не узнали меня, Ваше Величество? – с театральным удивлением поинтересовался он. – Странно, мне говорили, что мы с вами ужасно похожи. Королева до боли вцепилась в витой резной подлокотник – Ярден видел, как побелели кончики ее пальцев. – Закрой свой грязный рот, – прошипела она сквозь зубы, – и не смей... Молодой человек – фейри – развёл руками и положил одну из них на украшенные серебром ножны. – Ну что вы? – спросил он по-прежнему весело, но в голосе появилось что-то хищное, азартное. – Разве так встречают сыновей после двадцати пяти лет разлуки, мама? Даннис рванулся вперед, на ходу вынимая меч. – Нам дважды сообщили, что ты мертв, – процедил он. – Как ты смеешь приходить сюда и оскорблять память о моем брате, ты!.. Меч Данниса описал красивую дугу, но лишь нелепо ткнулся идеально заточенным лезвием в чужую шею. А незнакомец оттолкнул его в сторону так, так, словно не заметил вовсе, и поднялся по ступенькам к трону королевы. Даннис, потеряв равновесие, упал навзничь. Вайра и Ярден ударили одновременно, бестолково и глупо, стараясь поразить как можно прицельнее и сильнее. Но и меч, и кинжал так же с мягким звуком оттолкнулись от чужой кожи. Вайра вложила в атаку столько силы, что не удержалась на ногах и зашипела от боли в подвернутой под каким-то откровенно неестественным углом лодыжке. Ярден удержался на ногах, хоть и выронил кинжал, улетевший куда-то под трон, потянулся к поясу, пытаясь найти в мешках хоть что-нибудь, ну хоть что-нибудь кроме бесполезного сейчас мака. Зачем он вообще брал его с собой. Королева подняла руку, останавливая их троих и уставилась в глаза незнакомцу так, словно не могла никак во что-то поверить. – Может быть, это вас переубедит, Ваше Величество? – усмехнулся мужчина, склонившись к уху оцепеневшей королевы и шепнув ей всего одно слово. Та побледнела точно полотно и в каком-то потерянном жесте протянула к нему ладонь. Он усмехнулся еще отвратительнее и сделал пару шагов назад. – Вы ещё не поняли, а? – фейри фыркнул, выдержав тревожную паузу. – Я пришел, чтобы объявить вам войну, матушка. И заявить свои права на престол. С тихим вскриком королева Грейна лишилась чувств. Даннис абсолютно нечеловечески взревел и снова бросился на незнакомца. Меч снова оттолкнулся, но уже с явным усилием и причинив тому боль – незнакомец скривился, на чёрной ткани появился небольшой разрез, из которого тонко засочилась кровь. Слишком тонко для того, кого рубанули мечом, но это был хоть какой-то результат. Сражаться с тем, кто был неуязвим, было бы самоубийством. Фейри посмотрел на него и вдруг улыбнулся так страшно, что у Ярдена пополз мороз по коже. – Это только начало, Ваше Высочество. Или уже не Ваше. Как знать. Но время для вашей смерти еще не настало. С этими словами он ударил – коротко, почти без замаха, но Даннис все равно мешком осел на пол. Страшно закричала Вайра, бросившаяся к нему и спешно проверяющая пульс. Ярден дотянулся до мешочка и швырнул в названного гостя горстку полыни. Та осела на бледных ладонях, на острых скулах. И не причинила тому никакого вреда. Травянисто-зеленые глаза поймали его взгляд. И загорелись насмешкой по радужке. – Это всего лишь начало, – повторил он негромко и серьезно, все той же уверенной походкой направившись прочь. Вайра попыталась рвануть следом, но скривилась от боли в ноге. Незнакомец снова издевательски поклонился и покинул тронный зал. Безнаказанный. Ярден так и не понял, кем он был на самом деле – фейри внешне и, кажется, сын королевы душой. Но прежде, чем того убьют... ему очень хотелось понять. – Я его уничтожу, – прошипела Вайра сквозь зубы, осторожно хлопая Данниса по щекам. Ярден положил руку ей на плечо, молчаливо соглашаясь. Для этого они и учились всю жизнь, не так ли?