____________
По завершении последнего в жизни театра спектакля «Ромео и Джульетта» Антону удалось подарить новому кумиру букет темно-бордовых роз, от запаха которых уже начинала кружиться голова. Поэтому парень даже стал радоваться тому, что смог освободить руки от цветов. Правда, все три часа, что шёл спектакль, Шастун находился в смятении: а прилично ли дарить мужчинам цветы и как на это отреагирует сам Попов. А вкупе с букетом шла маленькая статуэтка Оскара, на подставке которого позолоченными буквами было выгравировано пара предложений. «Начало всех начал. В следующий раз он обязательно будет настоящим».***
Вернувшись в гримерную, Арсений наспех поставил цветы в воду, а позолоченную фигурку — за вазу, даже не взглянув на неё. Ему начинало казаться, что он живёт, как вампир, только немного наоборот: начинает работать рано утром, заканчивает — ближе к восьми вечера. И это с учётом того, что никакой спектакль не запланирован. 230 сезон завершился. А жизнь всё так же топчется на месте: с утра репетиции, вечером выступление, и никакого поднятия по карьерной лестнице. — Арс, это был восторг! — в крохотное помещение вбежали Оксана и Дима, в руках которых было по букету, и набросились на друга с объятиями и поцелуями. — Вот именно, что «был», — после случайной встречи с коллегами настроение слегка приподнялось. — Плакали мои Ромео, Валентин и «прошлое»… И вот надо было же Репной уволиться! — Ну, она же не по своей воле, — улыбнулся Дима и, заметив за вазой позолоченную фигурку, взял её в руки. — Старость — вещь невеселая. — Тем более у тебя остался Джек Чесней, — напомнила Оксана. — Да, но сможет ли он меня прокормить? — Арсений замечал за собой, что за последнее полгода стал более раздражительным. Часто терял самообладание, даже срывался на коллег. Чтобы не устроить очередной ничем не объяснимый скандал, парень попробовал подумать о чём-то другом. — Что ты начинаешь? Тебе вон, Оскар вручили. — Это что, намёк на то, что я никогда не получу настоящий? — Попов скрестил руки на груди. — Ну, и бука же ты! — Действительно, Арс, ты же не всегда в массовке стоишь. У тебя есть сольные и ведущие сцены… — Были, — недовольно фыркнул парень. — Свои аплодисменты ты получаешь. Свои. За свою работу, — продолжила Суркова. — Тебе нравится здесь? Ведь самое главное — чтобы нравилось. — А может, действительно уйти? — усталость внезапно дала о себе знать, отозвавшись в каждой конечности болезненным покалыванием. Пришлось опереться об край туалетного столика, чтобы не потерять равновесие. — Уж лучше быть ведущим где-то в другом месте, чем здесь актёром массовки, если у тебя есть амбиции. Когда Арсений только пришёл в театр, он, конечно, по-другому себе представлял всю эту работу. Он взойдёт на сцену — его заметят. В его случае не удалось начать сразу с положительного. Были какие-то такие предпосылки, но… Может, он сам в себя не верит? Может, в мире закралась несправедливость? А она ведь везде есть. Это все поняли, это все знают. Доля несправедливости присутствует во всех профессиях. Раз не нравится — так уходи. — Может, где-то не заметят, может, где-то в журнале не напечатают фотографию в рамочке. Но всё это тоже надо понимать, — Позов приобнял друга за плечи. — Каждому своё. Актёр — это ведь человек обширный. Он выступает каждый вечер, на каждом спектакле. Он тоже создаёт образы. Ты же понимаешь, что без большого количества людей на сцене не будет так называемого шоу. А Арсений считал, что на массовку годятся и просто прохожие. Но по словам постановщиков, на сцене всё должно быть красиво. Попова тоже можно было понять: он большую часть своей осознанной жизни убил на актёрское мастерство не для того, чтобы сверкать за чужими спинами. Но новые пьесы как на зло в репертуаре не появляются. А ставить Арсения в дублеры после того, как он едва ли не сорвал спектакль, никто больше не решался. После этого он лишь получал колкое «Не позорь Беляковича» и удивлялся тому, как чудом остался в труппе. — Ну, вы там скоро? — в гримерную заглянула Катя. — Сурков уже семь раз одну и ту же песню Шутов послушал. Честно, это невыносимо. Арсений украдкой улыбнулся. Коллектив был одной из немногих причин, которая могла бы обрадовать его в последнее время. Вся труппа оказалась до жути понимающей, что иногда от этого становилось даже тошно: ни поспорить, ни поругаться. Она имела привычку прикрывать друг друга в смертельных случаях перед Шеминовым и во время перерыва красть из буфета коржики. А следом так же дружно получать по затылку. — Мы, наверное, пойдём, — взяв Арса за руку, улыбнулась Оксана. — Иначе Горшок начнёт Кате в кошмарах приходить. — Тогда до следующего сезона, — через силу улыбнулся Дима. Хотя он далеко не первый год работал в этом месте, каждый раз было как-то непривычно и даже грустно расставаться с уходящим сезоном. Получается, актёры отмечают Новый год дважды: как и все люди 31 декабря и в начале осени, когда театр вновь дружелюбно открывает двери. — Ты не скучай и периодически напоминай о себе своим старым друзьям. Арсений уткнулся плечо Позова, чувствуя, как в уголках глаз собирается влага. Его слегка раздражали напутственные речи. Складывалось такое ощущение, будто они больше никогда не встретятся. А рано или поздно для каждого наступит свой последний театральный сезон. Дима крепко обнял друга за плечи, прижавшись как можно ближе. Он прикрыл глаза, почувствовав, как тот уткнулся ему в макушку. Позов даже ощущал ритм его сердца, такой негромкий и успокаивающий. — Что же вы делаете! Я, кажется, сейчас заплачу, — Оксана следом укрыла коллег объятиями. Руки соединились в один крепкий замок, а взгляды на мгновение пересеклись. Наблюдая за этой картиной, Катя поняла, что дружба между мужчинами и женщинами всё же существует, а третий не всегда бывает лишним. — Тебя подвести? — спросила Позова, пока муж любезно помогал ей надеть пиджак. Бросив беглый взгляд на экран телефона и не заметив там ни пропущенного вызова, ни единого сообщения, Арсений неуверенно качнул головой. — Нет, наверное, останусь здесь. Действительно, стоит ли мне вообще куда-то сегодня ехать? — Тогда давай, — Позова оставила на щеке Арсения неяркий след помады. — Целую в плечи, до скорой встречи. Ощущая, как в груди стал нарастать клубок тоски, Арсений из окна проводил взглядом три удаляющиеся от театра фигурки и напоследок махнул рукой. Силуэты отзеркалили его жест и скрылись в салоне автомобиля. Когда тот выехал на главную дорогу, под окнами стало темно и одиноко. В ушах стояла протяженная тишина, хотя в коридоре суетились собирающиеся домой актёры. Мозг будто бы абстрагировал парня от всех отвлекающих деталей. «Она же обещала прийти, — все мысли крутились вокруг одного объекта, — солгала?» Теперь Арсения захлестнули притупившиеся эмоции, касающиеся явно не завершившегося сезона, скудного репертуара и его будущей карьеры. Не сдержавшись, он схватил телефон и набрал избранный в контактах номер. — Алло? — на другом конце трубки усталый вздох прервал раздражающие длинные гудки. Обрадованный тем, что на звонок хотя бы ответили, Арсений едва ли невольно не прошептал заветное любимое имя, чтобы привлечь к себе внимание. Но его пыл остудили ледяной репликой: — Арс, извиняй, мне некогда. — Ты даже не спросишь, как всё прошло? — Попов почувствовал, как к глазам подступила предательская горечь. — Зачем? — фыркнули на другом конце провода. — Я и так прекрасно знаю, что ты умница. Услышав ласковое слово, Арсений невольно улыбнулся, не почувствовав, с каким пренебрежением и сухостью оно было сказано. — Всё, я перезвоню. Он только разомкнул губы, чтобы попрощаться, как в ухо тут же ударили назойливые быстрые гудки. Вызов сбросили. Грудная клетка мерзко сжалась из-за оглушающей тишины, повиснувшей в комнате. Арсений ощутил лишь отвращение к собственным чувствам. Когда появился твёрдый ком в горле, щеки начали становиться влажными. Опустошенный, безжизненный взгляд скользнул по отражению в окне. В ответ посмотрел лишь бледный силуэт, тень реального, живого человека. Арсений украдкой смахнул со щёк влагу, когда в дверь неожиданно кто-то постучал. — Слушай, я у тебя телефон не оставляла? Нигде найти не могу, — в дверном проеме появилась голова с чёрными локонами. Прищурившись, тёмные глазки пробежали по всей гримерной в поисках заветного гаджета и остановились на замершей в углу комнате фигурке, чьи плечи невольно вздрогнули. — Всё в порядке? Арс, ты чего плачешь? Марина — такой человек, от которого ничего не утаишь: хоть радость жизни, хоть горечь утраты. Почему-то ей постоянно приходилось играть отрицательные роли, но в реальной жизни девушка была любящей и понимающей. В некоторых случаях даже излишне. — Театральный сезон жалко, — всхлипнув, Арсений задвинул на окне шторы. — Жалко у пчёлки, — притянув парня за руку, Кравец завлекла его в тёплые объятия. Она обхватила ладонями его заплаканное лицо, прижавшись лбом к лбу. — Рассказывай, кто обидел? У Кравец были две прекрасных маленьких дочки, но судьба всячески игнорировала её желания зачать ещё и сына. Ничего не поделаешь, так уж распорядились силы свыше. Но Арсений своим присутствием восполнял эту утрату. Он являлся самым младшим в коллективе, поэтому в женщинах, кому перевалило за тридцать, при его виде просыпался материнский инстинкт. И Марина была не исключением. Она постоянно оказывала знаки внимания и заботы по отношению к Арсению, ласково называя детёнышем. — Алёна… она… — начал было Попов, но сцепленные в замок на его талии ласковые руки не позволили держать эмоции в узде. На щеки вновь выбрались предательские слезы. Пальцы внезапно задрожали, выдавая состояние парня, — пришлось зажать кисти коленями. Сердце начало отбивать сильные удары, заставляя слёзы течь вдвойне быстрее. — Что «Алёна»? — Марина мимолётно коснулась губами тёмной макушки, оставив лёгких поцелуй, когда чужая голова упала на её плечо. В её теплых объятиях слегка подрагивало от постоянных всхлипов тело. Так и хотелось забрать всю боль и обиду себе, освободить от страданий. Желание получить трезвый и связанный ответ на вопрос не сбылось. Сквозь плач и частые всхлипы Арсений смог выговорить лишь «забыла», «не приехала», «всё равно», «как всегда». И из этих обрывков фраз Марине пришлось самостоятельно выстраивать целостное предложение. — Она у тебя прекрасная девушка, — слёзы в глазах напротив причинили Кравец гораздо больше боли, чем когда-то её собственные проблемы и переживания. — Ты же прекрасно понимаешь, у всех есть свои трудности. Давай ложиться? На это предложение Арсений лишь молча закивал и попытался дрожащими пальцами справиться с пуговицами. Не вышло. Кравец и в этот раз пришла на помощь. Казалось, небо, покрытое алмазной россыпью звёзд, лежало на крыше домов. В комнату вошёл лунный свет. Медленно-медленно плывущая в небе серебряная луна заглянула в окно и выпустила в комнату луч, который разместился возле ног. Кровать этой ночью ощущалась уж слишком тесной. Арсений хотел было и вовсе перебраться в гримерную на диван, но боялся своими движениями спугнуть сон подруги. Голова предательски гудела не то от слёз, не то от усталости после рабочего дня. Но парень категорически запрещал себе проваливаться в сон, боясь пропустить заветный звонок. Слабость навалилась на всё тело слишком неожиданно. Арсению показалось, что он грузил весь вечер вагоны, а не блистал на сцене. Хотя, по мнению актёров, эти занятия равносильны по тяжести их выполнения. Через пару часов организм все-таки сдался, и парень погрузился в долгий, но неспокойный сон. Сначала за сомкнутыми веками ничего не было видно. Лишь черное бесконечное пространство вокруг. Без верха, без низа, без воздуха, света и всего того, что можно было бы увидеть и потрогать. Следом яркой вспышкой Арсений оказался перед дверью. Он открыл ее, как снова оказался в той же комнате. Он побежал вперед, снова открыл очередную дверь, снова оказался в том же самом месте и снова. По кругу. Долго. Очень долго. Бесконечно. А телефон под кроватью всё молчал. Никто так и не перезвонил.