***
Усталость безостановочно копилась последние несколько недель. Её не мог смыть ни тёплый душ, ни сон, ни многочасовой отдых. Она была бесконечна, как репетиция премьеры. Арсению казалось, что сложнее всего выбраться из той ямы, в которую так настойчиво толкает такая упорная рука театра. Она не наносит мощных ударов, а истязает медленно и со вкусом. Не желая больше ни секунды находиться на ногах, парень упал ничком на диван. Голову в который раз посетила мысль о расставании с работой. Но Арсений даже и не представлял, куда идти, когда он окажется за дверьми театра. Актёрская игра — это ведь такое дело, которое требует всего твоего времени, и если хочешь чего-нибудь достичь, надо вкладывать себя целиком. Труппу иногда просто возмущала публика: она считает, что актёры, черт знает, чем занимаются. Да у них на это просто нет времени. — Я же просил не заходить хотя бы час, — недовольно промычал Арсений, когда впереди щёлкнула ручка входной двери. — Что, так трудно меня услышать? — Прости, но я рассчитывала на то, что ты будешь рад меня видеть. Услышав голос, который в последнее время звучал разве что через динамик телефона, Арсений оторвал голову от подушки. В дверях стояла Алёна. По обыкновению, с забранными в пучок тёмными волосами и корзинкой цветов в руке. Сколько они не виделись? Полторы недели, а может и больше. И перебрасывались при этом лишь короткими сообщениями. Арсений с немым вопросом наклонил голову в сторону, немного сощурившись. После чего завис в молчании, будто пытаясь понять происходящее, но вскоре уголки его губ приподнялись, расходясь в глупой детской улыбке. В глазах блеснула искра, разгораясь в огромный костёр. Выкрикнув любимое имя, будто сказочное заветное слово, парень подорвался с дивана и, одним прыжком преодолев ничтожное расстояние до двери, повис у девушки на плечах. Плотно прижавшись к груди, он услышал биение её сердца. Вся усталость вмиг сошла на нет, стоило лишь сухим губам коснуться его разгоряченной щеки. — Ну, ничего себе, Попов, что за акробатика? — даже с закрытыми глазами Арсений без проблем узнал подкравшегося к его комнате человека. Он различил бы этот голос среди тысячи таких же, сорванных репетициями и скандалами. — Кажется, полчаса назад ты умирал от усталости. — Отдохнул, — фыркнул Арсений и поправил воротник женского пальто. — Ну так что, куда пойдём? — Пойдём? — недоверчиво переспросила Алёна. Она опустила корзинку рядом с вазой — теперь на столе парня распустилось целое цветочное поле. Девушка покосилась в сторону пришедшего Димы, который, судя по выражению лица и скрещенным на груди рукам, был явно не рад её появлению. — Если ты не в силах, то лучше… — Да нет, всё в порядке, — от переизбытка эмоций Арсений невольно топнул ногой и кивнул в сторону, сказав этим другу, мол, уйди, пожалуйста. — Я честно не устал, а спать и вовсе не обязательно. Нас просто с детства убеждают в том, что сон необходим. От этого можно так же легко отвыкнуть — ты просто начнёшь работать на автопилоте. Так, наверное, гораздо легче удерживать бдительность в узде. — Ты что несёшь? — Позов закачал головой. — Ляг, поспи, а то бредишь. — Дим, вот ты куда шёл? — Арсений недовольно насупился, явно возмущенный тем, что его встрече с девушкой хотят помешать. — К Утяшевой… — Вот и иди к ней! — всплеснув руками, Попов подтолкнул друга за порог и прикрыл дверь. «Вот и пойду, — нахмурился Дима. — А ты сегодня дальше сцены никуда не выйдешь». Ему вовсе не нравились такие резкие появления Алёны и не менее резкие исчезновения. Ему вовсе не нравилось, что Арсений живёт от встречи до встречи, от сообщения до сообщения. А в периоды их ожидания начинается паника. Не нужен. Забыла. Не интересен. Арсений, кажется, настолько погружался в свой ванильный мир слепых отношений, что иногда забывал про существование реальности: пропускал чужие реплики, многого не замечал, а иногда на репетициях невольно называл Джульетту Алёной. Не только Дима, но и многие из окружения парня понимали, что он попал в беспросветный омут, из которого самому ему не выбраться. И все понимали, что однажды настанет тот момент, когда он окончательно утонет. Испытает удивительное чувство отсутствия пола под ногами. Добираясь до кабинета Ляйсан Альбертовны, Дима, если честно, уже и забыл истинную причину своего прихода: её из памяти вытолкнули размышления совершенно по другому вопросу. Кабинеты руководителей представляли собой уютное помещение. И уголок Утяшевой не был исключением. Вокруг овального зеркала были наклеены афиши: с самых первых спектаклей, где женщина была художественным руководителем, и вплоть до последнего. На тумбочке — рамка с фотографией. Молодые актёры мало кого знали на этом изображении: году в девятнадцатом состав резко изменился. Но больше всего привлекал внимание потолок кабинета: тот от угла до угла был исписан разными подписями актёров, цитатами из знаменитых пензенских постановок и просто пожеланиями. Запрокинув голову, Дима без проблем нашёл и свою подпись. Он оставил её в тот день, когда впервые вошёл в стены театра. — Ты что-то хотел? — сидя спиной к двери, осведомилась Ляйсан. Она выпустила в форточку белый клубок дыма и, закрыв окно, повернулась на стуле лицом к Позову. Всем иногда казалось, что руководство способно узнавать актёров с закрытыми глазами: лишь по их дыханиям и шагам. — У нас же со вторника начинаются финальные репетиции, — каждому было известно, что Утяшева не любит прелюдий, поэтому Дима решил начать прямо с сути. — А Вам не кажется, что постановка ещё сырая? — Если говорить честно, то да, — женщина зашуршала сигаретной упаковкой, но никотиновую палочку доставать не собиралась — просто заняла руки. — Изначально надо было с вами грамотно работать. Сами вы почему-то до сих пор не научились. Позов поджал губы, пожалев, что так обширно обозначил причину своего прихода. «Сырая постановка». Дай только Утяшевой волю, и она отчитает абсолютно каждого. Не желая слушать о своих недочётах, Дима продолжил: — Но я же не про всех актёров в целом… — Да, вот Сурков со своей работой справляется отменно. Шут он и у ангелов шут. Дима невольно прыснул в кулак. Действительно, Юра выглядел как один большой, даже огромный комок позитива. На него стоит только взглянуть — как тут же начнёшь непроизвольно улыбаться. Особенно если он в этот момент пытается незаметно отснять кусочек репетиции для блога. — А многие сцены с Поповым не доработаны, — Дима стиснул пальцы. Пока он тут беседует с заведующей труппой, Арсений может быстренько сбежать — тогда все слова напрасны. — Хорошо смотрятся только те, где он молчит. — Вообще не понимаю, зачем ему дали эту роль… Ну, Грессиль же совершенно другой, а актёр должен продолжаться в своём персонаже. Вот Станислав Владимирович понаберет молодых режиссёров–выпускников, а потом с ними мучайся. Дима уверено кивнул в подтверждение слов руководительницы. — Слушай, а ты прав, — женщина метнула на него вдохновленный взгляд. — Попов действительно и из многих мизансцен выпадает… — Да. — И напарницу он свою будто бы боится. Что её бояться? Он же по сценарию фактически сильнее… — Вот-вот. — А с костюмом у него как? Всё подошло? Уверенность вмиг покинула Диму, и на этот раз он лишь растерянно пожал плечами. Действительно, когда он с Серёжей бегал по цехам, Арсений где-то отсиживался. Наверное, беспрерывно пепелил взглядом экран, на котором несколько часов подряд висело сообщение со статусом «отправлено». — Он где сейчас? — Утяшева уверено зашагала к двери. — Ты же должен знать. — Я, конечно, за ним не слежу… — Дима впился ногтями в ладонь, пытаясь не натягивать довольное выражение на лицо. — Но в последний раз он был у себя. — Чёрт возьми, не дай бог он что-то перепутает… — недовольно забурчала себе под нос Ляйсан Альбертовна. — А он ведь может! Ветреный мальчишка… Иногда казалось, что внутренняя неуверенность, которая часто подводила на сцене, всё же осталась жить в Арсении даже после окончания театрального института. А попытки самоутверждения часто появлялись в причудливой форме. Эта демонстративность, напористость, выраженные более, чем требует ситуация, в большинстве случаев оставались без внимания. На работе Арсений пытался проявить деловитость, а при начальстве — даже форсировать события. Но получая отпор, быстро терял бойкость и становился таким, какой он есть. — А Вы куда? — растерянно заморгал Позов, в то время как внутри стянулся приятный узел. Всё-таки хорошо, что он отучился на актера: так скрывать свои истинные чувства сможет не каждый. — У нас же репетиция в шесть. Может, там всё и обсудите? В ответ Утяшева лишь недовольно замычала: — Конечно, буду я ещё время от репетиции красть. Нет уж, он сейчас ко мне придёт, и мы с ним всё проговорим. — Только не рассказывайте, что я у Вас был!.. — успел выкрикнуть Дима, прежде чем дверь захлопнулась. До встречи с Утяшевой на губах Арсения всё ещё блистала лучезарная улыбка. Он был в восторге, будто ребёнок, который наконец выпросил заветную игрушку. Хотелось прыгать от резко наступившего счастья, хотелось, чтобы оно никогда не заканчивалось. Пусть горит ярким пламенем, пусть не угасает. Пусть чувство пылает вечно в груди, обжигая сентиментальное сердце. — Попов, подойди, — Арсений хотел было и вовсе выйти из театра, но стальной голос руководительницы будто обухом свалился на него, придавив последнюю бабочку. — Я сейчас, — шепнул он. Алёна лишь сухо кивнула ему и с надеждой покосилась в сторону пришедшей женщины: может, она избавит её от обременяющих нескольких часов? — Ты куда собрался посередине рабочего дня? — Но мы же закончили… — спустя секунд десять напряжённой тишины недоумевающе проговорил Арсений. — И почему эта опять здесь? — зашипев, Утяшева кивнула на Алёну, которая в этот момент заинтересовано изучала план пожарной эвакуации. — Это служебная часть театра. Пусть ждёт на улице. — В чём дело? — усмехнулся Арсений, не понимая, что послужило причиной такой резкой смены настроения руководительницы. Он посмотрел ей за спину и увидел, как за углом мелькнула тень. Снова. И снова. Кто-то ходил по коридору, не смея выглядывать из-за своего укрытия. — Какая чёрная кошка перебежала Вам дорогу? — Кот будет в мешке, когда настанет день премьеры. — Я ничего не понимаю… — В общем, отменяй все планы: надо поработать. — Для этого есть вечерняя репетиция, — лицо с всегда дружелюбным выражением исказилось. Арсений стиснул кулаки, поняв, к чему этот внеплановый прогон и кто был его виновником. А в коридоре всё мелькала размытая тёмная тень. — Но тебе, видимо, не хватает семичасового рабочего дня, — издевательски усмехнулась Утяшева от излишней самоуверенности актёра. — Давайте решать подобные вопросы в рабочее время. Я тоже человек, и я не могу находиться на сцене двадцать четыре часа в сутки! — не удержавшись, Арсений закатил глаза. Он отвернулся в пол-оборота, чтобы перевести дыхание и набрать в лёгкие чистого, не пропитанного агрессией воздуха. — Я и так живу здесь. Знаете ли, неудобно уезжать в одиннадцать и приезжать к восьми. Вам-то легко: сидите в своих конурах и только и делаете, что критикуете. Парень отчётливо услышал, как участилось его сердцебиение. Всё хорошее настроение вмиг растоптали. Запустив кисти в карманы брюк, он снова отвернулся, чтобы лишний раз не встречаться с пытающими глазами напротив. Вот кто демон во плоти. — Ты ещё поспорь со мной! Губы парня скривились от нарастающего раздражения. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал эту эмоцию. В последнее время, помимо положительных чувств, его окружали лишь разочарование и одиночество. Но никак не гнев. Задержав дыхание, Арсений исподлобья взглянул на Утяшеву и, усмехнувшись, зашагал в противоположную от неё сторону. Надменно хмыкнув, Арсений понял, что ближайший месяц его точно не будут трогать: вся труппа билась над новой постановкой, не для того, чтобы впоследствии уволить ведущего в ней актера. А спустя это время небольшой конфликт замнется. По крайней мере парень надеялся именно на благоприятный для него исход. — Вернись, я не закончила! Попов! — Утяшева начала злиться ещё больше, сжав челюсть едва ли не до скрипа. Но её уже никто не слушал.***
Ближе к концу сентября осень, на удивление, превратилась в лето. На огромных затемненных окнах прыгали солнечные зайчики, а под ногами прохожих шуршала сухая листва — этот звук ни с чем не перепутаешь. Лишь ветер оставался холодным, напоминая о том, что на дворе всё-таки осень. Только настроение Сурковой по каким-то причинам не соответствовало тёплому, солнечному дню. Казалось, что где-то внутри девушки всё же поселилась радость, но она никак не могла пробиться сквозь оковы волнения и необъяснимого смятения. — Что грустная такая? — облокотившись об колонну с афишей «Мёртвых душ», Дима поставил ладонь козырьком, пытаясь защититься от ослепляющего солнца. — Дали добро на открытие моей театральной студии, — Оксана спрятала кисти в карманы пиджака. — Только не здесь, а в Саратове. — Что за географический разброс? У нас что, на каждом углу учат актёрскому и ораторскому искусству? — Эта студия будет при университете. Так сделали, видимо, для того чтобы выпускники других городов уж точно туда не пробились. — И ты поедешь? — Позов исподлобья взглянул на подругу. — Думаю, что да, после Нового года. Поговорила с Шеминовым — тот, разумеется, не без ума от новости, но ничего против не имеет. — Ну, ты молодец, конечно. — Дим, я сама не в восторге. — А Юра знает? — Позов кивнул в сторону Суркова, который уже полчаса подозрительно крутился около входа на Малую сцену. — Пока нет, но я буду настаивать на том, чтобы он остался здесь. В первую очередь — ради сына: у него же в этом городе практически всё. А потом уже — ради театра. Обернувшись через плечо, Оксана взглянула на мужа. Она печально вздохнула, когда невольно осознала, что через каких-то три месяца они станут видеться разве что летом и под Новый год. Вряд ли у кого-то найдётся лишняя свободная минута, для того чтобы сорваться в чужой город. Кивком выразив благодарность, Юра пожал руку какому-то мужчине и, заметив, что на него смотрят коллеги, махнул им. — Побоюсь спросить, чем ты занят? — Дима склонил голову, когда Сурков в очередной раз остановил прохожего и попросил достать телефон. Зашёл на какой-то сайт, потом — ещё на один сайт. Вновь благодарность в виде кивка и рукопожатие. — Если ты хочешь украсть у всего населения телефоны, то боюсь, это делают не так. — Да не нужны мне их телефоны, — отмахнулся Юра и в который раз крикнул: «Молодой человек!» Но на этот раз на него не обратили внимания. — Точнее нужны, но не навсегда. — Поясни, — хмыкнул Позов. — Ага, конечно, буду я вам свой секрет успеха раскрывать! — Этот баклан решил голоса накручивать, — усмехнулся за спиной девушки Добровольский и протянул Юре стаканчик кваса: — Хотя бы выпей, а то час, наверное, уже здесь точно торчишь. Так и от обезвоживания загнуться нетрудно. — Какие голоса? — непонимающе переспросили Дима и Оксана. — У нас же ещё со вчерашнего дня открылось зрительское голосование… — Юр, так нечестно! — наконец поняв что к чему, вскрикнула Оксана. — Нельзя агитировать людей. — Эй-эй, полегче! — Юра приподнял свободную руку в примирительном жесте и отпил квас. — Откуда ты знаешь, может, я всех этих людей за тебя прошу голосовать. — Спорим, что, когда вернётся Шастун, по всей Пензе появятся баннеры с фотографией Попова. — Мало кто оставил без внимания лицеприятие нового режиссёра по отношению к актёру. Иногда казалось, что других на сцене вовсе нет. Вы делаете что хотите, главное свет сапфир оставьте Попову. — А кстати, где он? — Оксана заинтересовано взглянула на друга. — Кто: Антон или Арс? — Последний. — Представь себе, к нему пришла его ненаглядная. И как только совести хватило! А Арс поссорился с Утяшевой и отправился кататься с принцессой по всему городу на белом троллейбусе. Оксана хотела было что-то ответить, но, заметив, как Юра вновь пошёл клянчить голоса, выкрикнула лишь: — Сурков, а ну, перестань! Ты понимаешь, что принижаешь сам себя? — и пошла оттаскивать мужа от группы подростков, иначе у других актёров просто не останется шанса на победу.***
Когда Антон зашёл на Большую сцену, то заметил, что актёры, ведущие себя как дети, никак не могли начать прогон. — Может, хватит уже? — Паша сел на край сцены и нервно ударил по ней пятками, покосившись на разделяющую пополам первые одиннадцать рядов лестницу. Именно там и остановился вошедший Арсений, на которого тут же с претензиями набросился коллега. — Вы нам прикажете вплоть до двенадцати ночи здесь торчать? — Мандавошка… — прошипев, Дима закатил глаза. — Эй, я всё слышу, вообще-то! — Ничерта ты не слышишь, если не понимаешь, что Алёна прямым текстом говорит: «Ты мне безразличен». Арсений почувствовал, как внутри всё невыносимо сжалось от злости, и у него больше не осталось сил на то, чтобы подавлять её. Он стал нервно перебирать браслеты, словно пытаясь отдать им хотя бы малую часть своих отрицательных эмоций. Терять друга парень вовсе не хотел, но и соглашаться с его точкой зрения — тоже. — Я вообще уйду к ней, и вы меня больше не увидите! — совершенно неосознанно выкрикнул Арсений. — Не прыгай в огонь, мартышка… — Звучит как приговор, — ухмыльнулась Марина, но, поймав на себе по-настоящему демонический взгляд, приподняла руки в примирительном жесте и углубилась в изучение социальных сетей, сделав вид, что вовсе не причастна к этому диалогу. — Хватит истерик, — сквозь зубы прорычал Дима. — Успокойся сейчас же, ты портишь о себе мнение. — Мне плевать!.. — Куда ты уйдёшь? Она ведь тебя даже на порог не пустит. Добровольский на мгновение встретился взглядом с одним коллегой, и мужчины вполсилы одновременно улыбнулись. И в этой улыбке читалось лишь «Как же хорошо быть холостяком». Тяжело вздохнув, Суркова обернулась через плечо и взглянула на тот угол помещения, где буквально минуту назад мелькнула белая полоса света, разрядив полумрак сцены. — Где пропадал весь день? — Оксана подошла к Антону. Пришлось говорить громче обычного: спорящие мужские голоса перекрывали всякие реплики. — В Саратов ездил, в университет, — Шастун недоверчиво покосился в сторону центра помещения: он до сих пор не верил тому, что такой человек, как Арсений, вообще может с кем-то ругаться и спорить. — Осведомился у декана, можно ли засчитать мой спектакль за дипломную работу… Чёрт, меня же пару часов не было! Что уже произошло? Он заметил, как к глазам Попова подкатили слёзы от беспомощности и накатывающей волнами злости. Он пытался хотя бы как-то сопротивляться, искренне не понимая, почему друг позволяет себе резкие высказывания. Но любой аргумент в защиту Алёны Дима сразу блокировал, чувствуя, как в голове проносится множество оскорблений в её сторону. Арсению повезло, что Позов половину не озвучил. — Может, сегодня без репетиции? — робко предложила Оксана. — Боюсь, они друг друга съедят. — Не положено, — пожал плечами Антон и почувствовал, как за спиной открылась дверь. — Ну, алмазы, начнём? — в помещение вошёл Станислав Владимирович, после появления которого Дима и Арсений разом притихли. — Свет, музыка! — он пару раз громко хлопнул в ладоши, обращая на себя внимание актёров, столпившихся за кулисами и в зале. Когда воцарилась гробовая тишина, на сцене послышались тихие шаги — это Дима и остальные «ангелы» заняли начальные точки, а мягкий свет упал на место действия. Молодые люди были одеты в белые комбинезоны: широкие брюки соединялись со свободной рубашкой серебристой лентой, а на девушках были слегка приталенные платья в пол с объёмными рукавами, имитирующими крылья. Делать настоящие крылья на каркасе и нимбы посчитали абсурдом, поэтому обошлись минимализмом. Антон надеялся, что сегодня косяков не увидит, поскольку серия репетиций близилась к логическому завершению. Сегодня наконец удастся посмотреть хороший спектакль, который на этот раз уже полностью готов и не потребует доработок, поэтому не придётся каждый раз вскакивать и делать пометки к роли, получая за свои замечания недовольные гримасы артистов, потому что «кто ты такой, чтобы нас учить». А также сегодня в полной мере удастся полюбоваться любимым актером, попутно пытаясь понять, что же послужило причиной сегодняшней ссоры. Хотя ответ, очевидно, лежал на поверхности и заключался лишь в одном имени, состоящим из пяти букв. Ещё неделя, и будет премьера, которую с нетерпением ждут не только зрители, но и сама труппа. Безусловно, «Что-то опять случилось в Раю» получился довольно необычным спектаклем.