Три вдоха до...

Юнги недовольно морщится и делает вид, что совершенно не говорит по-английски. — Сорри, ай донт андерстенд, — шипит с явным акцентом, не оставляя сомнений в искренности своих слов, и уходит, не прощаясь. Дама в коктейльном черном платье и туфлях на пятнадцатисантиметровых шпильках провожает харизматичного азиата разочарованным взглядом, а тот судорожно рыщет взором по нетрезвой толпе. Еще несколько минут назад Чонгук тусовался в самом центре веселящейся в алкогольном угаре толпы, а теперь его и след простыл. Как и самого хозяина вечеринки. Едва эта мысль достигает опьяненного мозга, Мина словно током прошибает. Чон дурной, когда выпьет! Может вытворять совершенно идиотские штуки, о которых потом будет долго и болезненно сожалеть! Но это даже не транса без разрешения компании. Тут все намного серьезней. Юнги подлетает к бару и спрашивает по-английски, практически без акцента: — Где Джастин? Бармен лишь пожимает плечами. — А Чонгук? — почти кричит, но понимает, что имя макнэ скорее всего ни о чем не скажет американцу. — Парень, азиат, который пил тут. — Аааа, — тянет бармен. — Он, кажется, ушел, — кивает влево от стойки. Юнги со всех ног бросается туда, открывая все двери подряд. Добегает до лестницы, ведущей на второй этаж, и взлетает по ней наверх. Распахивает все комнаты, пока в одной из них не натыкается на зрелище, пробудившее в нем звериную ярость: Чонгук с пригвожденными над головой руками и оттопыренным голым задом и трахающий его Джастин. Он даже подумать не успевает. — Ах ты, сука! — рычит, отталкивая хозяина дома с такой силой, что тот едва не валится на пол, еще и впечатывает свой кулак в острую скулу со всей дури, на которую только способен. — Напоил его и использовал! — орет Мин и всаживает Джастину теперь уже под дых. Тот сгибается пополам, успевая удивиться, откуда в этом тщедушном создании столько силы. — Прекрати, хён! — кричит Чонгук, натягивая джинсы. — Я сам хотел этого! Чон хватает Юнги за руку, уже занесенную для нового удара, и оттаскивает его назад, пока Джастин неуклюже пытается спрятать свой стояк в трусы и джинсы. Он так и не кончил. Не успел. — Я ничего не делал против его воли! — вопит в свое оправдание. — Он бухой! — ревет Мин раненным зверем на чистейшем английском. — Да он в таком состоянии на что угодно согласится! — Перестань, хён! Ты позоришь меня! Выставляешь посмешищем! — Чонгук в отчаянии дергает Юнги за руку, заставляя того развернуться и посмотреть на себя. — Мне не пятнадцать! Прошли те времена, когда я нуждался в защите! Ошалелый взгляд Джастина только и успевает перепрыгивать с одного парня на другого. И хотел бы он разобрать, о чем они говорят, но может только наблюдать, тщетно вслушиваясь в незнакомую речь. — Да, Чонгук, тут ты абсолютно прав, — шипит Мин. — Тебе не пятнадцать. Но тем хуже, потому что и глупости ты творишь уже не подростковые. Это тебе не с Чимином за пельмени подраться и не Намджуна подразнить. Сейчас все намного серьезней! — Прекрати разговаривать со мной, как с ребенком! — рычит Гук, понижая голос до хриплого полушепота. — Ты мне не папочка, чтобы в постель заглядывать! Джастин внимательно следит за парнями, пытается считать их эмоции, настороженно прислушивается к негромким голосам, чтобы хоть по интонациям уловить смысл разговора. — Ладно, Чонгук, если тебе так хочется острых ощущений, вперед! — Юнги отчаянно машет рукой в сторону охреневающего еще больше Джастина. — Только без резинки не давай. Не хватало еще подце… — Не надо так о нем, хён, — почти шепотом просит Чон. — Ты же знаешь, что он нравится мне уже давно. — Господи, Гук! — обреченно вздыхает Юнги. — Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Не уподобляйся тем фанатам, которые готовы на все, только бы кусочек твоего тела потрогать! — Я не шучу, хён, — обрывает его Чонгук. — Когда шел сюда, я и мечтать не мог, что он хотя бы обратит на меня свое внимание. А такое… Мин теряется в блестящем взгляде своего тонсена. И ловит искренность, замешанную на влюбленности, что плещется на дне черных радужек. — Я правда хочу этого, — чуть слышно произносит Гук, и Джастин замирает, затаив дыхание. Ему кажется, что именно здесь и сейчас вершится нечто намного большее, нежели просто ссора двух коллег. Ему сложно разобраться в отношениях между парнями, но певец почему-то уверен, что эти ребята намного ближе друг к другу, чем он когда-либо был со своими братьями и сестрами. Да даже с женой у него так и не наладилась столь прочная ментальная связь, как у этих двоих. Возможно, сказывается многолетняя совместная работа. По слухам, они не просто коллеги. За долгие годы участники группы превратились в единый организм. Тогда неудивительно, что старший так заботится о Чонгуке. Тревогу во взгляде не спутать ни с чем. И Джастин понимает. Он, наверное, так же стоял бы на страже того, кто близок и дорог. И не хотел бы превратиться в яблоко раздора между парнями. Он берет из мини бара еще один стакан и наливает на два пальца вискаря. Приближается к Юнги и тычет ему в руку. — Выпей и спокойно поговорим, — предлагает, хотя и не особо надеется на понимание. Во взгляде — хищном, лисьем — льдинки плещутся. К его удивлению Мин принимает выпивку и делает большой глоток, даже не морщась. «Опыт не спрячешь, » — думает Джастин и поднимает с пола свой стакан, в котором осталось еще немного алкоголя. Достает из кармана сигареты и закуривает. — Ты не подумай ничего плохого, у меня и в мыслях не было навредить ему, — переходит сразу к делу. Чего тянуть? — Понимаю твое беспокойство и обещаю, что не сделаю ему больно. — Естественно, — хмыкает Юнги, — потому что если все же сделаешь, я вырву твой… — Может, хватит говорить обо мне в третьем лице?! — не выдерживая, кричит Гук на ломаном английском. — Я вообще-то здесь. — Чонгук забирает из рук Джастина сигарету и смотрит в упор на Мина. — Если так переживаешь за мой зад, может, останешься и проконтролируешь? — Гук делает затяжку и закашливается. Юнги ошарашенно пялится на макнэ, пытаясь понять, насколько серьезно тот говорит. Если бы он так хорошо не знал Чона, то подумал бы, что тот и правда предлагает групповуху, но вовремя замечает в черных глазах страх. Такой же, как когда-то много лет назад, перед выходом на сцену. Его уже давно не бывало, но все же Мин помнит. Он подходит вплотную к Гуку и забирает у него наполовину истлевшую сигарету. — А ты хотел бы, чтобы я остался, Чонгук-и? — шепчет Юнги, затягиваясь. — Хотел бы? — переспрашивает и понимает, что попал в точку. Чон офигевает и замирает с приоткрытым от удивления ртом, в который Мин выпускает струю терпкого дыма. Джастин, как завороженнный, наблюдает за этим действом. Не моргая, сглатывая скатывающуюся по языку слюну. — А ты бы остался, хён? — уже на полном серьезе произносит Гук сдавленным голосом. — Если бы я попросил… — Совсем рехнулся? — рычит Юнги и тушит окурок в бокале Джастина. — Брось, я видел вас, — выпаливает Чон и заставляет Мина замереть на пороге. — Тебя, Чимина и Хосока, — поясняет макнэ. Юнги помнит тот вечер. Ему было херово до неба и обратно. Удавиться хотелось, только бы освободиться от этого чертового наваждения. Хосок почувствовал его состояние и… Помог, насколько это было в его силах. Его и Чимина. Но никак не ожидал, что кто-то видел их, да еще и Чонгук. И тем более не ожидал, что наказание за проявленную им слабость настигнет так неожиданно. — Останься, хён, — просит макнэ молящим голосом, против которого устоять практически невозможно. Но Мину удается. Он бросает на Гука последний взгляд и, не говоря больше ни слова, выходит из комнаты, громко хлопнув напоследок дверью. От этого звука Чонгук вздрагивает и прикрывает глаза. Плечи его опускаются и все, чего хочется Джастину — подойти к парню и обнять его. Не понимает, почему медлит. Смотрит, как в янтарной жидкости поплавком качается брошенная туда сигарета. Он и сам себе напоминает промокший насквозь фильтр, бесполезно болтающийся в реальности. Его внутреннее состояние оставляет желать лучшего. И Джастин думает о том, что ведет себя как последний эгоист. Намеренно заманил сюда Чонгука, дабы напитаться его энергетикой, живой, настоящей, бьющей через край. Но что он может дать взамен? Свою пустую душу? И такую же пустую жизнь? Джастин поднимает взгляд на парня и уже открывает рот, готовый сказать, что на этом их маленькое приключение заканчивается, как дверь вновь распахивается. Юнги входит, размашистым шагом приближается к Чону и, притянув его за шею, впивается жестким поцелуем в губы. Опешивший Гук цепляется в рубашку на спине Мина, как за спасательный круг. А Джастин жадно следит за тем, как губы старшего яростно сминают чонгуковы, покорно приоткрытые, яркие. И сглатывает от острого желания так же целовать. Но понимает, что лишний здесь. Ставит стакан на тумбочку и идет к выходу, но останавливается, когда чужая рука вцепляется в его запястье. Юнги смотрит на него своим черным взглядом и шипит: — И только попробуй не быть нежным и ласковым. Голос Мина хриплый, чуть слышный, но Джастин отчетливо разбирает каждое слово. И кивает, принимая правила. А в груди печет от предвкушения. Стоять на месте и просто смотреть — невыносимо, но требуется время, дабы осознать. А потому он идет к двери и запирает ее. Делает несколько глубоких вдохов и лишь после этого поворачивается к парням. Неловкость зашкаливает. Смелость куда-то испарилась. Все трое стоят посреди комнаты и стараются не смотреть друг на друга. Хорошо еще, что в помещении достаточно темно и не видно алеющих ушей и смущенных взглядов. Юнги первым приходит в чувство и берет ситуацию в свои руки на правах старшего, а двое других доверяют ему. Тем более, как выяснилось, в отличие от них у Мина уже имеется подобный опыт. В душ идут все по очереди. Последним — Чонгук, который задерживается там слишком долго. — Может, ему помощь нужна? — нервно выдыхая дым в открытое окно, спрашивает Джастин, поглядывая на невозмутимого Юнги, неторопливо потягивающего виски. — Ну если хочешь окончательно вогнать его в ступор… — он не договаривает. Тоже закуривает. С виду он спокоен словно тюлень, пригревшийся на солнышке. Никто ведь не слышит, как отчаянно стучит в грудине сердце. И не чувствует, как жжет глаза. И не видит страха на дне бездонных зрачков. — Я просто подумал… — Дай ему время, — ровным голосом произносит Юнги, глубоко затягиваясь. В голове шумит. Он не курил уже очень долго, несколько месяцев. В последний раз сразу после того, как официально было объявлено о перерыве. Просто в один момент осознал, что рано или поздно всему наступает конец. Так же случилось и с ними. — Может, мы вообще зря все это, — растерянно тянет Джастин, сверля взглядом виски в своем стакане. Кожа его все еще влажная после душа, покрывается мурашками, когда прохладный калифорнийский ветерок облизывает тело. Они с Юнги сидят на широком подоконнике друг напротив друга. Джастин то и дело поглядывает на хмурого брюнета, пытаясь понять, для чего все это понадобилось ему. Из душа он вернулся в джинсах. Может, ему так удобно. Однако почему-то закрадывается ощущение, что Мину не особо нравится происходящее, но он согласился ради Чонгука. Однако стоит Джастину высказать свои опасения, Юнги вскидывает голову и раздраженно ворчит: — Не я это начал. Меня вообще не должно быть здесь. — Вот и я думаю, — щурится Джастин. — Со мной все понятно. С Чонгуком тоже. Новых ощущений захотелось. А тебе все это на кой? Ответить Мин не успевает. Дверь ванной открывается и на пороге появляется Гук в полотенце, обмотанном вокруг бедер. У Джастина слюна чуть ли не с зубов капает. Вблизи он толком не рассмотрел Чонгука, зато теперь, когда тот стоит в контровом свете, ненасытный взгляд скользит по длинным стройным ногам, узким бедрам и еще более узкой талии и поднимается к широкой груди. Чон пару минут топчется на месте, потом шлепает босыми ногами к окну и нагло отбирает у Юнги и стакан с остатками виски, и сигарету, которой забивает алкоголь. — Тебе не хватит? — хмыкает Мин по-корейски, а Джастин усмехается, даже несмотря на то, что не понимает слов. Просто чувствует, что старший пытается воспитывать младшего. Это явно слышится в его тоне. — И что, мы так и будем пить или уже займемся делом? — немного раздраженно выдает Чонгук, бесцеремонно туша окурок в стакане. Юнги смотрит на Гука и не узнает макнэ. Давно уже его так не кидало из крайности в крайность. От дичайшей нервозности до полнейшего ступора. И вот новая стадия — безграничная смелость. Он с вызовом смотрит то на него, то на Джастина, а потом просто стаскивает с бедер полотенце и отбрасывает его в сторону. Разворачивается и шлепает босыми ногами к кровати, оставляя после себя влажные следы. Забирается на постель и усаживается, скрестив ноги. Мину так и хочется отпустить ему подзатыльник и сказать, что это вовсе не сексуально. Лучше бы прилег, соблазнительно раздвинув ноги. Хотя… У Юнги и без того дергается член в штанах. А ведь обнаженное тело макнэ для него вполне привычное дело. Они столько раз видели друг друга голыми, что подобная реакция должна выглядеть странной. Хорошо, что Мин натянул джинсы. Они хоть немного скрывают позорный стояк. — Идешь? — тихо спрашивает Джастин, когда Юнги прикуривает очередную сигарету. — Начинайте, а я подтянусь, — без малейшей эмоции в голосе бросает Мин, выпуская дым в открытое окно. Он старательно отворачивается. Не хочет видеть того, что происходит на кровати. Не может! Сорвется! А Джастин садится позади Чонгука на колени и проводит кончиками пальцев по плечам, скользит по крепким рукам и переходит на бока. Носом зарывается во влажные волосы, опускается к позвоночнику и дразнит кожу языком. Исследует ладонями идеальный торс парня и завидует отличной физической форме. Подушечками пальцев оглаживает выпуклые контуры татуировок. И плевать, что у него своих — сто тыщ. Чонгуковы он может изучать бесконечно. Считывать, словно шрифт Брайля, в темноте. Прикрывает глаза от удовольствия, выцеловывая крепкие плечи и спину, прикусывая кожу между лопаток. Чон не стонет, лишь дыхание его становится тяжелым и рваным. Он откидывает голову на плечо Джастина и льнет спиной к его груди. Чужие ладони перемещаются на живот, скользят выше, захватывают соски, чуть оттягивают, прокручивают. А Чонгуку кажется, что наглые руки под кожу пробрались и теперь хозяйничают там, сжимая сердце. Оно, непослушное, стучит неровно, с перебоями, и от этого голова Гука кружится. Глаза подкатываются от удовольствия, а губы сохнут от тяжелого дыхания. Язык то и дело пробегает по малиновой плоти, смачивая ее слюной. Юнги подвисает на губах Чонгука. Подходит к кровати, но останавливается рядом, будто не решаясь шагнуть туда, откуда возврата не будет. Он смотрит на младшего, растекающегося по чужим рукам от удовольствия, и впитывает в себя каждую эмоцию. И рад бы пойти на попятную, сбежать, позорно поджав хвост, но он обещал Гуку. Становится одним коленом на кровать, все еще не решаясь перейти последний Рубикон, оставляя себе пути к отступлению. Но сдается, глядя на Чонгука. Тот красивый до боли под ребрами. И Юнги хочется коснуться губами жилки на шее, ощущая ее биение. Пройтись ладонями по плоскому животу, рельефной груди и широким плечам. Сжать темные соски между пальцами, срывая стон с влажных губ, а потом схватить зубами колечко в губе, так же как Чонгук делает это прямо сейчас. Эта его привычка вообще сводит Юнги с ума. Он от гребаного колечка скоро в психа превратится. С момента, как Чон сделал пирсинг, Мина выкручивает от острого желания пройтись по нему языком, ощущая прохладу на контрасте с теплыми губами. И сложнее всего держать свои потаенные мысли в секрете от всего остального мира. — Иди сюда, хён, — шепчет Гук по-корейски, а когда Юнги подползает на коленях вплотную к нему, добавляет охрипшим голосом: — Мне страшно… — Чего ты боишься, Гук-и? — спрашивает Мин и проводит кончиками пальцев по щеке. — Что если ему не понравится? Голос макнэ звучит глухо, дрожит, срывается на сиплый шепот, но при этом пробирается в самое сердце, заставляя сбиваться с ритма. Юнги переводит взгляд на Джастина, считывает голодное желание, расплывающееся на жадных губах, что целуют мокро шею и плечи, и от этих прикосновений Чонгука трясет, а кожа его покрывается мурашками. — Ты не можешь не понравиться, — произносит Мин в приоткрытые губы Чона. Кончиком языка проводит на пробу, касаясь серебряного колечка. Таки поддается соблазну, цепляет его зубами и тянет. Ладони его зарываются во влажные волосы, давят на затылок, ближе. И поцелуй, такой долгожданный и сладкий. Чонгук отчаянно цепляется за Юнги, пальцы больно стискивают предплечья, норовя переломить. С младшего станется, силища в руках неимоверная, но тем желаннее он для Мина. Чон задыхается, стоя на коленях, когда Джастин начинает растягивать его. Боли нет, легкое жжение, дискомфорт, но неприятные ощущения теряются на фоне ласковых прикосновений рук хёна, его поцелуев в губы, щеки и плотно зажмуренные веки, в хриплом шепоте: — Ты самый лучший, малыш. Красивый. Вкусный. О таком, как ты, можно только мечтать. Вот Юнги и признается. Хотя сомневается, что Гук понимает его. Макнэ уже трясет от возбуждения, потому что ладонь Мина, теплая и мягкая, ласкает член и яички, пробираясь между ног. И так плохо-хорошо ему, что еще полшага и он провалится в бездну. Юнги старается не думать, что с ними кто-то чужой. И этот кто-то точно так же гладит мягкую кожу, целует ее, собирает языком прозрачные капельки пота, стекающие вдоль позвоночника. Отгораживается от реальности, прячась в собственных ощущениях и удовольствии Чонгука, когда того накрывает трепетом. Джастин явно знает, что делает. Безошибочно находит чувствительный комочек внутри и массирует мягко, постепенно поднимая возбуждение. Юнги снова прячется в поцелуй. Сминает губы Гука своими, пока макнэ не начинает задыхаться. И все быстрее рука двигается на подрагивающем члене. Бедра Чона сами двигаются в погоне за радугой. Он нетерпеливо толкается в кулак Мина, а когда подается назад, насаживается на пальцы Джастина. Его разрывает от ощущений. Они сильные. Такого он не испытывал никогда. Чужие губы на шее и спине. Зубы прикусывают кожу между лопаток. А стоит открыть глаза — натыкается на прожигающий почерневший взгляд. Хён здесь, рядом. Целует, шепчет такое, от чего волосы на затылке шевелятся. Гладит подушечкой большого пальца щеку, пока другой размазывает вязкие капли предэякулята по головке. Юнги видит, как Джастин вскрывает упаковку с презервативом, и напрягается. Он знает, что Чонгуку будет больно. Даже если его хорошо растянули чужие пальцы, этого никогда не достаточно. Сердце сжимается, а в мозгу лихорадочно бьются мысли. Он не может позволить боли разрушить то волшебство, которым окутан сейчас Чон. Настолько красиво по лицу растекается нега. Настолько отчаянно дрожит тело макнэ. И все это — прекрасно. Старший чувствует необходимость защитить те ощущения, которые сейчас пронизывают тело Гука. «Прости, малыш», — беззвучно в мыслях и зубы, впивающиеся в кожу на шее. Распахнутые глаза макнэ, в который недоумение, но это срабатывает. Юнги понимает, потому как Чонгук почти впечатывается в него, когда Джастин настойчиво входит. Мелкими толчками проникает все глубже. — Дыши, малыш, — шепчет Мин, быстрее работая рукой, хотя чувствует, что возбуждение младшего спадает. И все-таки больно. Он выпускает член из руки и берет лицо Чона в свои ладони. Короткими поцелуями покрывает щеки, лоб, усыпанный прозрачными капелькамм, плотно зажмуренные веки. И шепчет в перерывах какие-то нелепые глупости. Он и сам не понимает, что говорит, но не останавливается. Продолжает до тех пор, пока Чонгук в его руках не расслабляется и не начинает сам подаваться назад, навстречу чужим бедрам. Юнги будто в транс впадает, загипнотизированный взглядом макнэ — подернутым пеленой возбуждения, расфокусированным. Тем, как младший подкатывает глаза от разливающегося по телу удовольствия. Тем, как нетерпеливые стоны срываются с его губ. Тем, как цепляется за него, Юнги. Жмется ближе, тычется в его губы и щеки. Зарывается в волосы на затылке и сжимает до острой боли. Но Юнги нравится. Вот такой Чонгук нравится! Юнги хочет его себе в пожизненное пользование. Или хотя бы на ближайшие несколько часов, пока это безумие не закончится.

***

Чон с трудом выныривает из подвешенного состояния, восстанавливая сбившееся до рваных толчков дыхание. Ерзает, понимая, что лежит на Юнги, натыкается на черный взгляд, в котором плещется нечто новое, такого Чонгук еще не видел. Но разобраться не хватает сил. У Чона ни на что не хватает сил. Он чувствует себя так, будто его прогнали через соковыжималку, как чертовы апельсины. Даже кожуры не осталось. Ни мыслей, ни ощущений, кроме, разве что, жжения в заднице. Но это приятная боль. Чонгуку нравится. Нравится все, что здесь произошло. Сумасшествие, которого давно не было в его жизни. Нечто настолько сильное и мощное, что заставляет сердце колотиться быстрее. Эйфория, сходная с сильнейшим опьянением, только алкоголь давно уже выветрился из крови, оставляя чистое удовольствие. Чон скатывается с хёна, укладываясь на бок, когда Джастин уходит в ванную. Прикрывает глаза и на ощупь ведет по влажной коже от шеи вниз, но дергается, натыкаясь на пояс джинсов. И тут до него доходит, что Юнги не то что не кончил… Он даже не разделся, мать его! — Какого?.. — тянет Чонгук, приподнимаясь на локте. — Расслабься, все ок, — раздраженно отталкивая руку Гука, шипит Мин. — Нет, хён, не ок! — рычит Чонгук и вскидывается. Откуда только такой прилив энергии в теле, еще секунду назад буквально растекшемся по простыни расплавленным воском? Гук снова наваливается на Юнги всей немаленькой тушкой, не обращая ни малейшего внимания на сопротивление. Оно ничтожно мало, недостаточно для того, чтобы остановить локомотив с именем Чон Чонгук, несущийся на всех парах. Мин Юнги протестует, безуспешно пытается скинуть с себя тяжелое тело, не останавливается, даже понимая, что все его трепыхания бесполезны. Чонгук сильнее. С ним не справиться, даже с уставшим и затраханным. Но Юнги все еще не теряет надежды. Он не хочет! Не может позволить! Нельзя! Это будет конец, точка невозврата, та грань, за которой пустота и обреченность! Но Гук словно не видит боли в глазах Мина, не слышит, как тот умоляет остановиться. Стаскивает штаны с узких бедер и, запустив ладонь между телами, обхватывает возбужденный член. Губы заглушают хриплый голос, накрывая рот хёна. Язык врывается внутрь, атакует, нагло, без разрешения, пока рука надрачивает стояк. Юнги корчится под Чонгуком. Понимает, что он всего в шаге от позорной капитуляции. И принимает самое губительное решение, которое только можно было принять. Неизбежность толкает на безумство. Он вцепляется в волосы Чонгука на затылке и резко дергает голову макнэ, заставляя оторваться от себя. — Хочешь, чтобы я кончил? — шипит зло, а когда Гук кивает, выдыхает: — Отсосешь мне? Ответ слишком очевиден. Чонгук послушно сползает с Юнги, облизывается, безотрывно глядя на член хёна, пока тот становится на колени и стаскивает джинсы, не полностью, но достаточно для того, чтобы они не мешали. Послушно открывает рот, когда розовая головка тычется в губы. А Мин плавится, погружаясь в горячий рот. Его рвет на части от понимания, чего будет стоить ему это удовольствие. Но остановиться уже не может. Пусть это случится всего один раз. Но на полную мощь! Ладонями Юнги фиксирует голову Чонгука и трахает его рот быстро, рвано толкается настолько глубоко, что Гук закашливается, давится собственной слюной, но не пытается остановить. Позволяет. И Мин окончательно срывается с тормозов. Запрокидывает голову и входит еще глубже, чаще, быстрее, пока не кончает, протяжно застонав, при этом мысленно проклиная себя.