Я с тобой

Тебе всё веселье И мне всё веселье Пусть так и будет Мы — весёлые люди

      Солнечные блики на светлой стене и тень от листьев настолько приятны, что Тянь, лежа поперек кровати, смотрит на них не моргая. Взгляд его медленно рассредотачивается, фокус смещается, расплывается, все негромкие звуки становятся на мгновение четче, готовясь вот-вот погаснуть. Он почти засыпает, хотя его утро наступило часа два назад. Пока он не начал думать о взрыве, а он отлично научился не думать в принципе, ему все нравится здесь и он больше знать не желает о какой-то другой жизни. О жизни, что продолжается и без них. Цю обозначает свое присутствие шелестом книжных страниц, и Тянь вздрагивает, стоит только сну сомкнуться над ним. Прикусывает свои губы, пересохшие, словно потерявшие всю влагу изнутри плоти. Его пробирает ознобом, дыхание сбивается. Не заботясь тем, чтобы быть чуть громче, Тянь произносит в пространство: - Раз уж мы даже спим в одной комнате, зачем тебе ютиться на диване? - Приглашаешь к себе? - отзываются из дальнего угла. - А ты хочешь? - Если будет необходимость. - Так значит, все зависит от моего желания? - единственное движение, которое делает Тянь за все это время - слегка поворачивает голову. - Конечно нет. - Но без просьбы ты не можешь ничего делать? - Отчего же. Могу. - Что, например? - Разные вещи... В трясине этого диалога можно увязнуть с легкостью. С радостью. Невзначай оступившись или уже проторенным путем, - намеренно, сразу по самую шею. Становится смешно, но на улыбку нужны усилия, поэтому он только слегка хмыкнув, приподнимает уголок губ. У Цю невозможно ничего узнать. Почти каждый разговор с ним словно игра в пинг-понг со стеной. Можно перекидываться словами сколько угодно, но по итогу остаешься ни с чем, он давно это знает. - А если я скажу тебе подойти? - негромко спрашивает Тянь, застилающимся взглядом таращась туда же, куда последние полчаса. - Подойду. - Если скажу сесть рядом? - Сяду. - Попрошу расстегнуть и снять с меня джинсы... - Если ты сам не справишься. - Не справлюсь. - Как скажешь... - Выходит, ты мой слуга? - Нет. - Тогда кто? - Нянька, - наигранный тяжёлый вздох. - Слежу, чтобы ты не сунул пальцы в розетку и не подавился пуговицей. Чэну ты нужен живым. - Чэна больше нет. - Кто тебе это сказал? Тянь подрывается так резко, что головокружение почти выволакивает из него душу, мучительно вытягивая ее откуда-то из солнечного сплетения. На грани обморока он слепо опирается на локоть. Би показывал ему раньше, как постепенно исчезают ледники в его стране. И сейчас откалывается огромная глыба синего самого древнего льда. Многотонная, она обрушивается, проламывает голову, в месиво крошит ребра и замораживает кровь. - Ты! Ты мне это сказал! - сипя, выдавливает он из схлопнувшихся враз легких в ужасе от того, что его, кажется, хотят выставить полоумным. - Когда? - наконец Би смотрит на него, не спеша закрывать книгу. - Ты сказал! - невыносимо больно дышать, у него немеют щеки, немеет все лицо. - Ты сказал! - Тянь силится кричать, но не может. Как зверь, собирающийся сделать прыжок, пригибается ниже, глядит исподлобья, едва держась на собственной руке. Но никуда он не кинется... разъедающая ненависть и дикая слабость скрючивают его тело в спазме, непрошенные бесконтрольные слезы как острые колья не дают нормально произнести ни слова. - Я сказал - ты волен думать, как хочешь, верить, во что хочешь, - незаметно оказавшись рядом, Би склоняется над ним и говорит совсем негромко, но Тянь все равно его слышит несмотря на какой-то совершенно нечеловеческий звук, который, наверное, никогда он не смог бы произвести своими связками в нормальном состоянии. - Это умолчание "бесполезно надеяться"! - через собственный клокочущий рык. Но Би только отрицательно качает головой: - Но надежда и правда то еще дерьмо, младший господин Хэ. - Нн-нхх... Н-ненавижу тебя, - теперь Тянь только и может, что шипеть, едва различая хоть что-то перед собой, тисками пальцев сжимая одеяло - он хотел бы так сжать шею человека напротив. - Отвечай прямо! Но "нянька" молча делает шаг в сторону, собираясь развернуться и выйти из комнаты. - Останься и сделай что-нибудь со мной! - Тяня трясет от ненависти, выжигающей ему нутро, и отчаяния. Он был бы счастлив сорвать голос, чтобы не пришлось больше вести невыносимые путаницы разговоров. - Успокоить тебя? - спокойно спрашивает Би. Через стиснутые зубы Тянево согласие больше похоже на проклятие. Хочется только наконец дышать нормально. Отдаться на чужую волю. Ощутить себя приземленно - придавленным, прижатым к земле, состоящим из плоти и крови. Не направлять, не подсказывать. Потому что Чэн всегда знал, где дотронуться, ему не приходилось показывать, где нужно целовать... Би беспрекословно выполняет, что велено. Его тяжесть мягко вдавливает в постель, заставляя заткнуться, обратить все внимание на физические ощущения, вернуться из темных комнат своей памяти, пустых и гулких, как его новая необставленная квартира, где найти можно было только Чэна, либо тесных и пыльных закутков, как школьные подсобки и углы в раздевалке, в которых он зажимал и лапал Рыжего... - Так он делал? - облако дыхания от едва слышного шепота касается уха. - Покажи мне. Теплая большая рука ложится всей ладонью на живот и сразу скользом поднимется по ребрам, ныряет под спину. - Я ведь тоже его люблю, - говорит Би, и Тянь, не успев оттаять, коченеет, весь превращается в слух. - Как брата, естественно, - он тихо смеется, касается губами ключиц. - Ничего такого. Хотя, глядя на вашу братскую любовь, это понятие утрачивает свой смысл... Би целует иначе, по-новому. Властно, с напором, но не как Чэн. Идет напролом, давя своим весом. Обеими руками обняв за плечи, притиснув к себе. Зарывшись в волосы и больно натянув их, не обходит вниманием ни один сантиметр кожи на выгнутой, подставленной его губам шее. В это же время Тянь думает о покореженном металле и бетоне, крошеве стекла, о таких же покореженных, искалеченных телах людей, о случайностях, которых не бывает. Но то, чего не бывает на свете, отняло у него двух любимых людей. Би расщедривается и говорит не иносказаниями, примерами, сказками, а попросту: - Они еще без вести Тянь, не среди погибших. А это что-то да значит. Мне пока не сообщали подробностей, но они будут. Мы подождем. Еще немного, слышишь? А Рыжий? Причем там он? Тянь готов орать от дикости совпадения - почему именно в тот день ему надо было свалить от него, метнувшись от метро на автобусную остановку... ехать тем же маршрутом, но по земле. В борьбе за влияние, дошедшей до массовых убийств, он, конечно, ни при чем. Просто шел мимо, когда устройство сдетонировало, разворотив несколько нижних этажей здания. Может Хэ Чэну, как старшему, неделю назад ставшему главным Хэ и было бы проще принять решение с холодной головой, пожертвовать своим братом и не прогнуться ни под кого, но точно не младшему. Младший пойдет на все, чтобы увидеть их живыми и невредимыми вновь. Это отлично понимали те, кто активировали бомбу в центре города в самое удачное время и получили незапланированный бонус в виде Гуаньшаня. Никаких конспирологических теорий и не нужно, чтобы сказать, что раз не найдены только они, значит Рыжий, если жив, теперь не только какой-то пацан с параллели, а рычаг давления. И можно сразу заранее готовиться ставить подпись на любом документе, даже не читая, соглашаться на любые условия, не слушая, только узнав, что цена вопроса - Чэн. Его Чэн и его Шань. Так что, Хэ Тянь в мыслях подписывает все, что скажут, только бы быстрее выдвинули требования, дали знать хоть что-то, прекратили пытку неизвестностью и ожиданием. Он не собирается разгуливать по земле без них. И даже отличная сильная нянька его не убережет. Пусть объявятся, подтверждая, что это действительно хитрый план, пустивший в расход шестьдесят четыре не имеющих отношения к делу человека. - На меня смотри, - Би рывком расстегивает на нем джинсы одной рукой, дергая их вниз, тут же мягко хватает за подбородок, насильно поворачивая голову с растрепанными волосами к себе: - Не смей сбегать. Ты понял? - повторяет долгое движение от голого бедра, скользнув около паха вверх по дрогнувшему животу. - Понял меня? Тянь разжимает зубы, разлепляет губы: - Понял... - мокрые его ресницы так и тянутся верхние к нижним черными магнитами - сцепиться и оставить веки тяжело сомкнутыми. - Ленивый ты стал, малой, - бархатный низкий голос щекочет под кожей. - Смотрю, даже трусы лень тебе надевать? - с безупречного светлого лица не сходит ухмылка, и Тянь рад, что с нее не капает яд, а скорее горькая ромашка и пустырник. Би продолжает забалтывать его, Тянь пропускает куски фраз, временами отключаясь, выпадая, падая назад в тиски злости либо в гибельный омут размышлений. Напряжение не оставляет его, пальцы давят чужие твердые мышцы на боках, возбуждение захватывает его не плавно, не как прежде прорастая в нем горячими хлесткими стеблями, а болезненно скалывает, словно невралгия, остро пронзая, впиваясь в тело со всех сторон, как он сам впивается ногтями в белую, почти как у Рыжего, кожу. - М?.. - переспрашивает что-то Цю. - Повтори, - Тянь заторможено облизывается и хочет чтобы его уже поцеловали в губы, чтобы беспалевно закрыть глаза. - Говорю, самому дрочить тебе лень тоже, да? - Да. - Хм, - Би убирает мокрую челку с его лица, сосредоточенно хмуря выгоревшие брови. Нажимает пальцами на щеки - Тянь сам приоткрывает рот, собираясь выпустить весь злой мат. Но все, что просилось быть произнесенным, заталкивают ему обратно в рот вместе с языком грубо и сразу глубоко, без какой-либо нежности, механически. Тяню не нравится. Не нравится лежать в приспущенных джинсах, ощущая себя более голым, чем когда действительно полностью раздет. Не нравится быть придавленным так сильно, что даже не в состоянии пошевелить головой. Он подает голос, пытаясь оттолкнуть каменные плечи, но ненормальное возбуждение от собственного бессилия вопреки всему становится только сильнее, делает еще больнее. - Не нравится? - спрашивает Би со спокойным исследовательским интересом робота, пробующего свои новые, доселе скрытые функции. - А ведь я сказал сразу - покажи. - Значит и правда без приказов не можешь... Подбородок и губы становятся мокрыми - Би вдруг аккуратно проводит по ним своим языком, не прорываясь на этот раз внутрь, слегка прикусывает. - Не затягивай, малой, скажи Цю Гэ, чего хочешь, давай. - Просто подрочи мне, сделай уже... что-нибудь, твою мать, - сдается Тянь, закрывая глаза, но все-таки язвит: - Или будешь спрашивать, как именно? Злость его никуда не делась, вот только силу применить он не может, разве что надавить бедром... и в попытке сделать захват, оказаться с раздвинутыми ногами полностью под Би, который тут же сдергивает болтающиеся на его голени джинсы, отшвыривая их в сторону, а следом и руку Хэ, тянущуюся погладить ноющий член. - Ты меня просил? Вот и не лезь, - крепко сжимает его талию и подтащив к себе вплотную, большими пальцами нежно проходится по животу. Дышать, когда сверху не прижимается громадина весом с гору, намного легче. Тянь не стесняясь потягивается, поднимая руки вверх, следя за большими ладонями, что гладят проступившие ребра. И теперь ему начинает нравится... Свои ноги, закинутые на сильные бедра в бледно-голубых джинсах, ощутимое, но сдерживаемое чужое возбуждение, выпирающая ширинка, о которую он ненавязчиво трется. Би, судя по всему, раздеваться не намерен. Медленно облапав взглядом вслед за руками, все доступные открытые части тела Тяня, он аккуратно сплевывает вниз, точно на его и без того влажную головку, от которой к животу тянется блестящая ниточка предэякулята. Не пытаться сравнивать, отключить память тела о других прикосновениях, забыть обо всем - лихорадочно бьется в голове, где перемешано все, что только может быть, до состояния отравляющего несовместимыми ингредиентами салата... Все, что он помнит, вся тоска скрывается в темноту, давая ему недолгий отдых, за который он так сильно благодарен. Не сдержавшись, он стонет, когда ладонь Би, плотно сжав его член, проходится от головки вниз, открывая ее полностью. Очень скользко и очень хорошо... И снова, повторяет движение. Ямка ладони проходится по самой вершинке, и Тянь все тянет и тянет в себя воздух. Рукам необходимо за что-то схватиться, и он хватается за ворот и подогнутый рукав белой футболки, обтянувшей плечо. - Даа, продолжай так... - ему хочется не молчать и он не станет молчать. - Хороший мальчик, - тихо одобряет Би его стон. - Блять, - Тянь не успевает пресечь его - изнутри внезапно стегает таким ярким незнакомым наслаждением, что он прикусывает язык. Боже, до чего дошла его извращенная душа. - Можешь быть громким, не бойся. У Тяня сводит челюсти и горло тем спазмом, которому если позволить, то растает он только стонами на разные лады. Говорить ему и раньше не особо хотелось, теперь же, если он откроет рот, ничего кроме пошлых просьб оттуда и не польется. Насколько он стал жаден до чужих прикосновений, что хочет каждое движение чувствовать на замедленной скорости... Теперь Би целует его правильно, не ведя игру и делая из него дурака, двигая рукой не спеша, с оттягом. Не дает отвлекаться ни на что другое, так же медленно и сладко трахая его рот своим языком, нежно облизывая губы, будто и вовсе они не пересохшие и не нервно обгрызенные до колючек. - Вот так? Ну же, дай мне знать. - У тебя пунктик на одобрения? - Тянь настолько боится ляпнуть что-нибудь лишнее, особенно если услышит очередную дурацкую похвалу, что интуитивно пытается защититься. Скользкие пальцы ныряют вдруг вниз, ловко опускаясь по промежности к ложбинке между ягодиц, и пока не последовало немедленной реакции протеста, Би знает, что сказать, покусывая за бархатную мочку, мягко прижимаясь губами ниже: - Я бы крепко натянул тебя, знаешь? И сделаю это. Переверну тебя на живот и стану входить медленно, постепенно растягивая собой. Но медленно будет только в начале... Будет хорошо, я обещаю. Хэ откровенно колотит от того что он слышит и чувствует, ноги не хотят держаться на крепкой пояснице. Он хватает исследующую его руку и желает вернуть ее к своему члену, прижимающемуся к животу, но Цю Гэ попробуй-ка, сдвинь... Он старается не стучать зубами от дрожи и разливающегося огня внутри себя: - Что, вставишь вот так, на сухую? - уже лучше, чуток дерзости отрезвляет его самого, возвращает ко времени, когда он не был воплощением желания о прекращении существования. - А что хочешь? Мои пальцы или мой язык? Тянь всхлипывает, утыкаясь носом в чужое плечо - вновь слова подталкивают его ближе оргазму, словно тычком между лопаток. - Ты молодец, выберешь все сразу, - кончики пальцев с мягким нажимом давят между ягодиц, и средний осторожно и неглубоко проникает внутрь, потом снова дразня скользит снаружи. - Правильно... расслабься. Вот так, умница. Так легко потеряться в примитивном наслаждении, но в одиночку оттягивая оргазм, - он не накрывает. Ты кончаешь, только слегка стравив вовсе не сексуальное напряжение, а то опасное, которого если станет чуть больше, можно отъехать отдыхать на лошадиных транквилизаторах с нервным срывом, разодрав себе, к примеру, всю шею до крови. Оно сердобольно спускает тебя на ступеньку вниз, уберегая от этого, но того, кто заставит тебя забыться, отпустить все или поверить, что жизнь стоит того, чтобы оставаться здесь - больше нет, и нет способа сделать это без них. Сейчас Тянь не хочет быстрее кончить. Ему не стыдно, нет, он бы мог попросить об этом прямо, но так хочется чужой воли над собой, дольше побыть в том, что с ним делают. Он стонет от простых слов и действий как девчонка, которую никогда не ласкали, и от этого ему тоже не стыдно, Би только еще раз похвалит его за это. И как раз когда он касается его перенапряженного текущего члена кончиком пальца, проводит от яркой карамельной головки вдоль по вене, когда другой быстро, но плавно вставляет в него до самой ладони, Тянь больше не может - кончает, сжимаясь, выгибаясь практически дугой, стискивая коленями бока Би. - Вот так, малой. Ты просто молодец... Тяня догоняет очередной спазм, заставляя забрызгать спермой свой живот, грудь и джинсы Би. Он дышит и подставляется, ведь ласковые руки не отпускают его, он чувствует движение в себе уже двух пальцев и ему хочется поднять бедра, чтобы получить еще, дать больше свободы. На ощупь находит стриженую под единичку голову, тянет к себе, и Би целует его мокрую соленую шею, вылизывает яремную впадинку, не убирая с себя ослабшие ноги, сгибая почти пополам, когда склоняется над ним. - Можешь спать, Тянь. Я никуда не денусь. Можешь просить меня о чем угодно. Ну кроме как свалить или сдохнуть. Этого не могу, прости уж, - он усмехается, глядя в масляные серые глаза, медленно поглаживая по бедру длинную ногу. - Чэн меня запытает за то, что исполнил, чего не требовалось. Спи. Или хочешь, расскажу кое-что? - Найди уже более достойное применение своему языку, Би, - в другое время младший Хэ точно бы отхватил за такое, но теперь ему только усмехаются в ответ, отзеркаливая его слабую улыбку.