***
— Я думаю, у нас должны быть какие-то основные правила, — говорит Луи, как только заходит в квартиру, тем самым удивляя Гарри, который спешит кивнуть в знак согласия. Он закрывает дверь и следует за альфой на кухню. Тот по-хозяйски достает стейки, которые он разморозил накануне, а также стручковую фасоль — единственную зеленую вещь, которую желудок омеги не желает вытолкнуть обратно. Луи откидывает ее на дуршлаг, чтобы промыть. — Мы уже установили хороший распорядок дня, но я хочу убедиться, что ты достаточно отдыхаешь. Итак, я дам тебе поспать подольше, а сам приготовлю завтрак. Но я… я бы предпочел уйти, когда ты проснешься. — Почему? — спрашивает Гарри, прежде чем успевает остановиться. — Гарри, по утрам твой запах… скажем так, перед ним труднее устоять. Когда ты спишь, это не проблема, но как только ты проснешься и начнешь двигаться, я… — Луи, похоже, хочет сказать что-то еще, но качает головой, прочищает горло и возвращается к приготовлению еды. — Я буду в одежде. Я имею в виду, что буду спать в одежде. В пижаме. Спортивных штанах. Как скажешь. — Ладно… — Я просто знаю, что ты не можешь спать в одежде, а если попытаешься, то в итоге разденешься во сне, и если один из нас останется голым, то другой, вероятно, не должен быть голым. Это подводит меня к следующему вопросу, — подняв руку, он считает на пальцах. — Итак, пижама, я ухожу, когда ты встаешь, и никаких романтических или сексуальных прикосновений. То есть никаких поцелуев, прикосновений к… э-э… частям тела? Гарри фыркает. — Хорошо. — Это не смешно, Гарри, — Луи вздыхает, споласкивает картошку и энергично чистит ее. — Я пытаюсь защитить себя. — Защитить себя? — Да, я должен сам о себе заботиться. Поэтому я пытаюсь понять, как удовлетворить свою «гормональную привязанность» и твою тоже, не углубляя свои… чувства. — О, — Гарри невольно задается вопросом, помогут ли меры предосторожности Луи защитить их сердца. — Я как-то не подумал. — Да. Так что, ты не против? — спрашивает Луи, как будто Гарри может отказать. — Звучит отлично! — Гарри съеживается, а Луи тихо смеется. — Прости. Это просто немного странно. — Ты повторяешь это с самого первого дня. — Да? — Да. И дальше будет только страннее. — Почему? — Давай посмотрим… — говорит Луи, нарезая картофель. Он не сводит глаз с ножа. — У нас будет ребенок, но мы не вместе, и ни один из нас ни с кем не встречается, но, полагаю, в будущем нам придется с этим смириться, я уверен, это будет весело, — он тихо смеется, хотя на самом деле это звучит печально, и дорезает картошку, откладывая ее в сторону. Мысль о том, что Луи встречается с кем-то другим, наводит на мысль о том, что он может спариться с кем-то другим и завести с другим омегой детей. Это ужасно… пугает, вот почему Гарри обычно вообще избегает думать об этом. — Ты обратился к адвокату, потому что думаешь, что я попытаюсь добиться единоличной опеки — хотя я бы никогда этого не сделал — и это многое говорит о том, что ты думаешь обо мне. Это значит, что мне придется нанять адвоката, хотя я этого не хочу. Раздается звуковой сигнал духовки, и Луи выкладывает стручковую фасоль на противень, ставя его на верхнюю решетку. Он захлопывает дверцу духовки и возвращается к картофелю. — О! И моя семья понятия не имеет, что мы расстались, но я, честно говоря, не хочу им говорить, потому что моя мама работает в больнице, где ты будешь рожать, и это может быть неудобно для всех нас. Не то чтобы мне удобно лгать своей маме, но что уж поделать. Твоя семья подумала, что я сделал с тобой что-то ужасное, хотя именно ты бросил меня, и я все равно хочу извиниться перед тобой, — Луи приправляет стейки, бросает их на раскаленную сковороду и поворачивается, опираясь бедром о столешницу. — Кроме того, мы будем растить нашего ребенка в двух разных домах, и мне, вероятно, придется подыскать жилье подальше отсюда, потому что я не могу позволить себе квартиру с двумя спальнями в этом районе, и я не могу привести ребенка в квартиру, которую делю с другими людьми, один из которых очень чутко спит. Накрыв сковороду крышкой, Луи возвращается к картофелю, осторожно опуская его в уже кипящую воду. — Ребенок должен родиться меньше чем через месяц, но у нас нет ни имени, ни даже списка имен, которые нам нравятся, потому что мы перестали говорить об этом после того, как поссорились из-за имени, которое я сейчас даже не помню, но которое тебе так не понравилось, что ты отложил обсуждение на неопределенный срок. Ничто из этого даже не затрагивает того факта, что я влюблен в тебя, и я не думаю, что это изменится в ближайшее время, несмотря на то, что ты думаешь. Уставившись на него широко раскрытыми глазами, Гарри понимает, что не может вымолвить ни слова. — Достаточно странно для тебя? Гарри прикусывает щеку изнутри, но это не мешает его нижней губе дрожать, а глазам наполняться слезами. — Прости, — хрипит Гарри. — Прости, я… — Черт. Дерьмо. Дерьмо. Мне жаль, — Луи обхватывает лицо Гарри ладонями, но омега вырывается. — У меня паршивое настроение, и я сорвался на тебе. Прости, малыш. То есть Гарри. Покачав головой, Гарри делает еще один шаг назад, натыкаясь на холодильник. Он пытается взять себя в руки. — Имя Марджори. Луи останавливается, все еще протягивая руки к Гарри. Он опускает их и повторяет: — Прости. — У Ричарда был роман с женщиной по имени Марджори, и… — Господи, Гарри, почему ты не сказал этого раньше? Подняв руку, чтобы Луи не подошел ближе, Гарри говорит: — Теперь они женаты. Их роман начался еще до того, как мы познакомились, и продолжался на протяжении всего нашего брака. Я был беременен Элизабет, когда впервые узнал об этом. Он пообещал порвать с ней, и мы остались вместе. Около двух лет назад я был на ланче в кафе, где никогда раньше не был. Я… — Гарри замолкает и прикладывает руку к груди, чувствуя, как бьется его сердце, и пытаясь успокоить его. — Я никогда там не был, потому что Ричард сказал мне, что он был там однажды и что еда и обслуживание там отвратительного качества. Я не знаю, почему я ему поверил. Но я пришел туда на встречу с клиентом, который предложил это место, и Ричард оказался там. У него, как я позже узнал, было свидание с Марджори два раза в неделю. — Детка, я… — Не надо, — резко говорит Гарри. — Я нанял адвоката. Не потому, что я думаю, что ты заберешь ее, а потому, что законы о родительских правах омег очень туманны. Тебе не нужно нанимать своего адвоката, если мы заключим соглашение между собой и оформим его в письменном виде. — Я… Ладно, я этого не знал, — говорит Луи, протыкая стейки вилкой. — Как ты думаешь, пора перевернуть их? Я не силен в стейках. — Да, если ты хочешь стейк средней прожарки, — Гарри вытирает лицо рукавом, жалея, что из-за беременности он такой плаксивый. У него не хватает духу сказать Луи, что стейки будут готовы задолго до остального ужина. — Спасибо, — шепчет Луи, переворачивая стейки. — Я не знаю, что сказать о твоей маме. Я думаю, ты мог бы рассказать ей правду, а я мог бы попросить доктора Фитцпатрик назначить другую акушерку. Или, может, я мог бы обратиться в другую больницу. Что касается свиданий, я не думаю, что буду с кем-то встречаться. Так что тебе не о чем беспокоиться. А что касается остального… Все, что я могу сказать, так это то, что мне жаль. — Гарри, нет… Блять! — резко шипит вода, и Луи бросается к плите, снимая картошку с конфорки. Он убавляет огонь и вытирает выкипевшую воду. — Мне жаль, что я столько всего наговорил. — Почему? Это правда, не так ли? — Я не хочу говорить маме правду, Гарри. Я не хочу, чтобы это было правдой. — Ну, это правда. Тихо вздохнув, Луи говорит: — Я знаю. Прости меня за то, что я сказал. Я бы предпочел подождать, пока родится ребенок, и тогда я скажу ей, потому что так мне будет легче. — Хорошо. Как пожелаешь, — отвечает Гарри, скрестив руки на груди и разглядывая свои опухшие лодыжки. — Гарри, ты не мог бы… — он подзывает Гарри поближе. — Я знаю, обычно мы делаем это позже, но мне нужно… Гарри неохотно подходит к нему и останавливается в нескольких сантиметрах, ожидая, когда руки Луи окажутся на его бедрах и плечах. Альфа наклоняет голову, и он делает то же самое, но вместо того, чтобы оказаться в облаке мускусных феромонов, Луи прижимается носом к его шее и делает глубокий вдох. Через мгновение запах альфы смешивается с его, и Гарри прижимается к нему. — Прости, что накричал, — бормочет Луи, едва касаясь губами кожи. — Ты не кричал, — говорит Гарри, обхватывая Луи за талию, чтобы помочь ему удержаться в вертикальном положении. — Я был груб, — скользя ладонью вниз по руке к локтю, Луи водит большим пальцем под рукавом его футболки. — Мне сложно разобраться. — Да, — говорит Гарри, тихо вздыхая. — Прости, что я не был честен с тобой насчет Марджори. — Все в порядке, — шепчет Луи. Они вместе покачиваются, стоя на кухне, пока малыш двигается и пинает прямо в пупок. — Она только что ударила меня в живот, — говорит Луи. — Возможно. Я думаю, что это была ее голова. — Я скучаю по разговорам с ней. Сердце Гарри разрывается от ненависти к себе за то, что он уже отдаляет Луи от их дочери. И он скучает по утренним объятиям и разговорам шепотом, которые заставляли его чувствовать себя желанным собеседником. — Ты все еще можешь разговаривать с ней. Она слышит тебя не только через пупок. Луи легонько сжимает бедро Гарри и отступает на шаг, возвращаясь к плите. Гарри направляется в гостиную. Их эмоциональный разговор опустошает его, и, когда он стоит на ногах, у него начинаются тренировочные схватки. Он лежит на боку, держась за живот, охваченный чувством вины, из глаз текут тихие слезы. Как бы тяжело ему ни было, когда он пытается поставить себя на место Луи, это кажется невозможным. И все же Луи по-прежнему рядом, каждый вечер готовит для него, заботится о нем, любит его, несмотря на то, как Гарри все усложнил.***
Остался всего месяц, и Гарри меняет свой маленький кабриолет на кроссовер-внедорожник, достаточно вместительный для автокресла и коляски. Это гораздо лучше минивэна, который у него был, когда девочки были маленькими. Лиам помогает ему установить автокресло. Гарри не знал, что он пожарный-волонтер и парамедик или что пожарных часто обучают правильной установке детских кресел. Это заставляет его задуматься, чего еще он не знает о друзьях Луи или о жизни Луи до их знакомства. То, что Зейн — шеф-повар, удивляет его чуть меньше. Спать с Луи каждую ночь — это одновременно и душераздирающе, и исцеляюще. Несмотря на свой возраст, на девятом месяце он чувствует себя лучше, чем в конце любой из прошлых беременностей, и он знает, что это все благодаря Луи. Поскольку он уже не так часто стоит на ногах, они не болят и не опухают так сильно, как раньше, и, хотя Луи предлагает массажировать их перед сном, Гарри отказывается. Он не считает правильным пользоваться добротой Луи на полную катушку. На тридцать шестой неделе визит к врачу проходит успешно, давление в норме. И Луи снова встречает его на парковке, он сидит рядом, но не прикасается к Гарри, пока они не выходят за дверь. Омега мимолетом чувствует тепло руки Луи на своей пояснице, которое исчезает почти сразу же, как только он его ощущает. Подходя к концу беременности, Гарри посещает врача раз в две недели, а то и раз в неделю, и он почти все время остается дома. Чем больше времени он проводит на ногах, тем чаще его беспокоят тренировочные схватки, которые хоть и не настоящие, но доставляют ощутимый дискомфорт, иногда у него даже перехватывает дыхание. — Ты уверен, что не рожаешь? — спрашивает Луи, когда Гарри просыпается в третий раз посреди ночи. — Да, это не обычные схватки, — застонав, Гарри переворачивается на спину и на другой бок, лицом к Луи. — Ты уверен? Ты же спишь во время некоторых, верно? — спрашивает Луи, и Гарри видит, как он хмурится в темноте. — Если хочешь засечь время, то можешь, — говорит он, зевая. — Но я хочу спать. — Как мне это сделать? Гарри тянется за своим телефоном, лежащим на прикроватной тумбочке, и открывает секундомер, прежде чем передать его Луи. — Положи руку мне на живот. — Хорошо… — Луи нежно кладет ладонь Гарри на бок, и тот тихо смеется. — Вот сюда, — говорит он, опуская ее ниже, где напряжение весьма ощутимо. — Чувствуешь, какой твердый? — Да. — Так во время схватки. Когда отпустит, кожа станет мягче, — Гарри закрывает глаза. — Ты засекаешь время схваток и измеряешь интервалы между ними. — Хорошо, — говорит Луи, косясь на секундомер на телефоне Гарри. Матка расслабляется, и в свете телефона глаза альфы расширяются. — Я почувствовал это! Тихо мыча, Гарри погружается в сон. Немного погодя он просыпается, и Луи все еще засекает время. — Как долго ты этим занимаешься? — спрашивает Гарри, пытаясь перевернуться и сесть, прежде чем встать и побрести в ванную. — Час или около того, — говорит Луи, хмуро глядя на экран телефона Гарри. — Ты прав. Они совсем не обычные. Гарри ходит в туалет, затем в темноте возвращается в постель и ложится на бок. Луи лежит рядом с ним, но не прикасается к нему, и он снова засыпает. В следующий раз, когда омега просыпается, он один.