love you like me

3 недели спустя 30 июля 2023 Джисон просыпается рано, чтобы успеть все запланированное. Умывается, натягивает свободные карго и худи и старается тихонько уйти, пока любимый еще спит. В восемь утра на улице прохладно и душно, значит снова будет ливень. Чанма, сезон дождей в Корее, в самом разгаре. Какой дурак встает в восемь утра в воскресенье? Влюбленный дурак, который знает, что сегодня у них с Минхо три месяца отношений. Выскакивая на улицу и вдыхая полной грудью свежий воздух, он чувствует приятную дрожь и предвкушение внутри. Помнит ли его парень? Если нет, это не так важно, главное, что Джи захотел отметить, потому что прошлые месяцы были слишком тяжелыми , чтобы вспоминать про даты. Как отреагирует на сюрприз? Конечно, хорошо. Это же его Минхо. Легкой походкой, будто сзади пристроились крылья-помощники, парень идет в соседний квартал, где располагается большой цветочный магазин, и перебирает в голове воспоминания, смакуя. Они познакомились в октябре прошлого года. Хватило легкого флирта, нескольких острых фраз в адрес друг друга и качественного юмора, чтобы понять: этой ночью они уходят с мероприятия вместе. А, ну и конечно, обтянутые кожаными штанами бедра и задница старшего тоже сыграли роль в решении уйти с ним, но первостепенно: его уверенность, спокойствие, умение не быть примитивным и отлично шутить. Тонкая натура. И изящная, но при этом мужественная внешность. Джисон тогда дал себе три месяца. Чтобы либо влюбиться в это, на первый взгляд, совершенство. Либо сбежать, чтобы не случилось первого. В январе он понял, что влюблен. И что закончить это он не в состоянии. Минхо, на наблюдательный взгляд младшего, старался выстроить некие рамки, в виду его прошлого опыта. Это было почти очевидно, но Джисон не собирался лезть в душу. Они действительно только спали, старший был очень закрыт в личных вопросах, а Хан не славился бестактностью. Поэтому он дал себе еще месяц, и еще два… Он радостно потряхивает головой, длинные серебристые пряди раздувает на ветру, когда вспоминает, как Минхо признался первым в конце апреля. Может, зря Джисон томил свои чувства, сомневался во взаимности и боялся, что Минхо не готов. А может… В груди вдруг колет и блондин замедляется, почти останавливаясь. Может, если бы он признался еще зимой, Минхо бы никак не связался с Эриком. Может, это Хан виноват в том, что медлил, может, ничего не случилось бы с его любимым. Зная, что это дурацкая ловушка его, в прошлом тревожного, мозга, он тут же набирает своему бывшему терапевту сообщение с пожеланиями доброго утра и просьбой провести небольшую сессию по звонку. У них так принято, и они на связи, поэтому Джи точно знает, что эта сос-терапия поможет ему. На удивление, доктор Кан отвечает быстро, и, пока Хан топает до цветочного, успевает выговориться, и помочь себе, благодаря наводящим вопросам психолога, выпутаться из этих обманных выводов. — Прошлое не вернуть. Я не виноват ни в чем, каждый делал свой выбор в свое время. В этой ситуации злом является только один человек. Не я и не Минхо. И все это теперь наш опыт, мы живем дальше, — завершает Джисон выводами, затем благодаря господина Кана и желая хорошего выходного, переводит ему оплату за сос-сессию, и открывает дверь в, уже с улицы пахнущий, магазин. Сбросив груз негативных мыслей, он застывает на пороге и вдыхает ароматы цветов. Продавщица спрашивает, как может помочь, и для кого букет. Не кривится на слова “для моего парня, у нас мини-годовщина”, и Джисон считает, что день официально начинается чудесно. Минхо выглядит хмурым, когда Джисон заглядывает на кухню. Заспанный, с растрепанными в разные стороны волосами, в широких шортах и черной футболке Хана с принтом лимонов, его любимой. Она так хорошо и правильно смотрится на нем, что блондин не может сдержать улыбки. Он наливает кофе, и, видимо услышав, как младший входил, уже готов расспрашивать его, куда он исчез. Хану сильно хочется еще его подразнить, ему слишком нравится такая недовольная мордашка, поэтому он продолжает выглядывать из-за дверного косяка, пряча за спиной букет. — Доброе утро, котёночек, — тянет он, улыбаясь во все тридцать два. — Доброе, — отвечает сдержанно, но никак не может скрыть свой мягкий бархатный тон, ласкающий ушные перепонки младшего всякий раз, когда он его слышит. — Малыш, знаешь, какая сегодня дата? — хитренько щурится, продолжая раскачиваться у входа, и, очевидно, начиная этим раздражать старшего, потому что он морщит нос, и сердито тянется за второй чашкой, чтобы налить кофе Хану. — День, когда ты сваливаешь без предупреждения? Середина лета? Чанма-cry me a river-достали-ливни? Просто тридцатое июля? День, когда ты оставил меня без своих утренних объятий? — шипит Минхо, но в конце начинает усмехаться и жестом зовет Джисона сесть за стол. — Это все справедливо подмечено, сердитый котик, но еще… Джисон проходит на кухню и достает из-за спины пышный букет ярко-розовых роз. — Что это такое, — смущенно бормочет Минхо, а щеки становятся в цвет букета, когда младший подходит ближе к столу и протягивает ему цветы. — Это? Розовые розы, в государстве, гражданами которого мы гордо являемся, эти цветы — символ совершенного счастья. Ну, то есть, счастья в абсолюте. Сегодня нашим отношениям три месяца, и я решил… Закрепить это чудесным воспоминанием, и сказать… Пока Минхо держит букет, часто моргая, и смотря исступленно то на розы, то на блондина, тот обходит стол и обнимает его сбоку, заглядывая в еще немного сонные глаза: — Ты мое счастье в абсолюте, Минхо-хён, я люблю тебя. Ли просит никогда и никому не рассказывать о том, что прослезился прямо перед Джисоном в этот момент. Джисон не расскажет. Минхо ставит цветы в вазу, все еще смущаясь во время завтрака, и спрашивая о том, что Джисон хотел бы поделать, раз решил отметить их маленькую, но важную дату. Младший говорит, что не планировал ничего, кроме цветов, и они сходятся на том, что нет ничего кайфовее, чем провести воскресенье как день-тюлень, за пересмотром любимых аниме, обнимаясь и поглощая вредные снеки. Марафон начинается с “Небесного замка лапута”, затем несколько дорогих сердцу Минхо эпизодов “О моем перерождении в слизь”, и вот уже на экране уставшего ноутбука любимая драма обоих “Хочу съесть твою поджелудочную”, а Джисон не обращает на события аниме никакого внимания, потому что оглаживает мускулистую грудь парня, лежащего в его лимонной футболке, и прилипает к его шее, ненавязчиво и едва касаясь, оставляя на ней россыпь поцелуев-бабочек. Ли мурчит в ответ, некоторое время продолжая смотреть, но, даже зная сюжет наизусть, теряет нить, и прикрывает глаза, отдаваясь приятным прикосновениям. Джисон заныривает пальцами под футболку и оглаживает мягкий живот. Ему нравится, каким стал Ли за время их отношений. Он слишком часто ходил в зал и на бокс, выглядел сухим, но и более уставшим, когда они только познакомились. Сейчас он все такой же подтянутый, ухоженный, но этот милый мягкий живот выглядит и ощущается чудесно, желанно и любимо. Минхо чуть втягивает его, смущаясь, но Джисон шепчет на ушко расслабиться, и спускается вниз, чтобы доказать не только руками, но и губами, как он любит его всего такого, какой он есть. Он целует ребра, середину живота, и ниже, а затем тычет языком в пупок, на что оба хихикают. Минхо смотрит вниз, закусывая губу, и кладя ноутбук на тумбочку. Джисон уверен, что может читать его мысли, поэтому продолжает целовать, добавляя язык. Он присасывается к тазовой косточке, затем к другой, и чуть двигает шорты ниже, чтобы оставить засос в самом низу живота, на что старший тихо стонет и учащенно дышит. Прошло три недели с того, как они первый раз пошли до конца и занялись полноценным сексом, когда Минхо наконец смог. Весь июль они упивались друг другом, будто только начали спать вместе, но вновь дошли до конца лишь еще один раз. Джисону нравилось быть снизу, он хотел этого, и, не отрицая факт, ждал, когда у них снова будет такая возможность. Поэтому он был счастлив тому, что два раза это получилось. Но иногда шальная мысль пробегала дрожью по его телу: как бы ему хотелось трахнуть старшего, быть внутри него, чувствовать, как он пульсирует и сжимается вокруг его члена, слышать самый нежный голос, его красивые стоны, видеть, как он полностью отдается ощущениям, эмоциям и Джисону… Он не подавал виду, не спрашивал, не пытался поговорить об этом, будучи уверенным, что Минхо сам, как и в прошлые этапы, озвучит это или попросит снова заняться сексом, довериться, быть снизу. Прошло не так много времени. Джисон знал, что он будет готов ждать столько, сколько нужно, понимая, что Минхо еще и работает над этим со своим терапевтом и сам с собой. — Как думаешь, это нормально, что я возбудился от того, что ты набил рожу этому мудачью, и… Хотел, чтобы ты меня трахнул прямо в тот самый момент, когда узнал об этом? — внезапно скомкано шепчет Минхо, и, когда Джисон отстраняется от его живота и смотрит в глаза, тот неловко поджимает губы, жмурится и будто уже жалеет о сказанном. — Что? Ты… Ты серьезно? — Джисон садится в позу лотоса рядом, и, продолжая рукой гладить обнаженный живот, внимательно смотрит на парня. — Наверно, забей… Это странно как-то… — Да нет, стой. Не все наши мысли должны быть праведными, you know. Мне кажется то, что ты захотел своего парня, когда он защищал тебя — это, типа, горячо? — Джисон надувает грудь и строит самодовольное лицо, но Минхо смотрит внезапно напряженно, — Малыш, ты чего? — В смысле… В смысле защищал меня? Ты же... Не понимаю, Джисон, — хмурится старший, — Ты сказал, что он тебя оскорбил или типа того. И вы подрались. Речи обо мне не было. Джисон белеет на глазах, понимая, что осекся. Он не хотел открывать старшему все, что произошло в ту ночь, боясь травмировать его токсичным присутствием Эрика, пусть и только словесно, в его жизни вновь. 3 недели назад 7 июля 2023 — Эй! — грубо окликает Джисон светловолосого парня европейской внешности, выходящего из того же ресторана, что и он. — Да? Мы знакомы? — Эрик оборачивается, останавливаясь на краешке тротуара, смотря сначала с непониманием, но Джисону кажется, что через мгновение он осознает, кто перед ним, — Что тебе нужно? Джисон отдает себе отчет, что почти теряет контроль и любую нить осознанного поведения. Гнев синим пламенем разгорается под ребрами, прожигая все органы и поднимаясь к горлу. Кулаки сжимаются сами. — Эй, малой, если собрался драться, то подумай головой, с кем связываешься. — Ты думаешь, тебе всегда будет сходить с рук все блядство, которое ты устраиваешь, накачивая людей наркотой и насилуя? — шипит Джисон, — Думаешь, никогда никто не настучит, думаешь, кроме тебя, ни у кого нет связей? — Думаю, что тебе стоит успокоиться, пиздюк, и свалить нахуй, не портить мне прекрасный вечер в прекрасной компании, — усмехается Эрик, вальяжным жестом показывая, в каком направлении Хану следует уйти. Джисон смотрит на мазератти, стоящую у обочины. На переднем сидении за ними внимательно наблюдает парень с длинными светлыми волосами и ярко алым тинтом на губах. Выглядит привлекательно, и Джисон, кажется, узнает в нем модель из недавней рекламы Calvin Klein. — Очередная жертва, чтобы накачать и изнасиловать, козлина? — Эй, ты меня уже раздражаешь, заткнись нахуй и съеби, пока хуже не стало. Джисон больше не думает. Джисон бьет кулаком по челюсти парня, слыша характерный звук удара и чувствуя, как гнев яростной лавой вытекает наружу, а кулак жжет и кровоточит. Пока он нервно одергивает руку, шипя от боли, ему прилетает в ответ. Боль колет все лицо, а ярость поглощает сильнее, когда Джисон хватает Эрика за пиджак и прижимает к его тачке, выплевывая каждое слово: — Тебе все вернется, ублюдок. Всегда возвращается. Не сейчас, так позже. Если ты думаешь, что не прилетит за Минхо, то ошиб- — Да ниче я не делал с ним, отъебись от меня уже! — Что? В смысле? — Джисон переходит на рык, скалясь и вжимая мужчину сильнее. — Хватит орать на всю улицу, я не делал с Минхо ничего, что он бы не хотел. Джисон нервно думает. Все лицо в судорогах от злости и боли, а кулак прямо на челюсти Эрика, вожделеет нанести новый удар. — Он ни-че-го не хотел иметь с тобой, мразь. Ты накачал его. — Он сам лез целоваться, — провоцирует мужчина, усмехаясь прямо в лицо напротив. — Какой же ты конченый, — Джисон снова бьет и снова получает в ответ, от удара чуть отшатываясь назад. — Я ничего не делал с ним. А теперь свали, Хан Джисон. Двадцать лет, учишься на преподавателя-лингвиста, кафедра английского и японского. Родился в Инчхоне, там же живут родители, старший брат и псина. Лучше не суйся ко мне больше, если не хочешь проблем. Я ничего не делал с твоим Минхо. Он был в отключке и у меня не встал, — Эрик заржал омерзительным раскатистым смехом, и, пока Джисон стоял, замерев и отходя от шока, быстро обогнул машину, сел и уехал вместе со своей пассией. Джисон хотел его убить. Это первая мысль, посетившая побитого парня, стоявшего на тротуаре у ресторана. Вторая мысль была осознанием того, что Эрик признался. Но признался только в том, что сексуального насилия не совершал. Это облегчало боль, но делало ее лишь чуть слабее. Потому что над его парнем надругались морально и физически, принуждали и спаивали. И это назад никак не открутишь, не нажмешь кнопку отмены, не сотрешь из памяти. Он не хочет возвращаться во времена, когда боролся с паническими атаками, поэтому вовремя успокаивает свою спираль из мыслей, опасно скручивающую все внутренности так, что начинает болеть голова. Но, возможно, она кружится еще и от ударов. Зная, что пора ехать домой, чтобы Минхо не переживал, Джисон быстро вызывает такси и старается успокоиться во время поездки. Когда он ползет по лестнице вверх, не воспользовавшись лифтом, чтобы дать себе время все обдумать, силы покидают его от стресса и подступающей тревожности. Стоит ли рассказать Минхо? Что, если это его еще больше травмирует? Что, если он уже все это на терапии постарался отпустить, а сейчас Джисон сделает только хуже? Стоит ли вообще упоминать встречу? Но на лице побои… Сказать, что сцепился, защищая девушку от пьяных придурков на улице? Он скатывается по стене около их входной двери, отчаяние вытягивает весь воздух из легких, и Джисон чувствует себя вновь шестнадцатилетним, который задыхался в панике в туалетах школы, стоило кому-то подразнить его за накрашенные ногти. Нет, он не может соврать. Он должен постараться рассказать хотя бы часть. Сейчас — Я не все тебе рассказал тогда. Он меня узнал, он знает мое имя, и еще о моей семье и моей учебе. Я просто испугался, — замямлил Джисон в растерянности. — Что? Он, блять, следит за нами? — старший округляет глаза в испуге, — И почему ты не все рассказал? Что еще было? — но тут же начинает сердиться, повышая голос. — Прости… — Джисон! О чем вы говорили? Отвечай мне! — почти кричит брюнет. — Мне стыдно за свое поведение. Я был очень зол и подошел к нему сам. Я… Я не могу рассказать, Мин- — Джисон! Что он тебе сказал? От чего ты меня защищал? Говори! — Минхо вскакивает с кровати, потерянно и расстроенно бегая глазами по лицу своего парня, и требовательно складывает руки на груди. Младший нервно сглатывает, вставая, и подходя к Минхо. Он пытается взять его за руки, но тот упорно оставляет их сложенными в узел, отстраняясь. — Пожалуйста, скажи мне, есть ли то, что я должен знать о вашем разговоре? — со строгого холодного голоса, Ли вдруг переходит на мольбу. — Я… Минхо, мне очень жаль, что я к нему вообще подошел. Я по сути пытался спровоцировать его. Я просто… Я хотел что-то сделать, во мне было столько ярости. В итоге я его ударил. И он сказал, что ничего не делал с тобой. Я… Я не хочу повторять фразу, которую он сказа- — Говори. Джисон громко выдохнул, цепляясь за свои волосы и пытаясь сдержать подступающие слезы. — Он… Прости, милый, за эти слова из моих уст. Он сказал, что ты был в отключке и “у него не встал”. После я не успел ничего, он уехал, — младший закусил губу, по-прежнему стараясь не плакать, но слеза скатилась и упала на футболку. Минхо присел на кровать, с приоткрытым от удивления ртом, видимо, пытаясь обработать услышанное. Джисон стоял как вкопанный, тяжело дыша и стараясь успокоить нежелательную сейчас эмоциональность. Хуже тут явно не ему. — Т-то есть… То есть… За три недели ты не мог? Не мог мне рассказать об этом? Зная, что я хожу на терапию, захожу в гипноз, каждый раз испытывая болезненные воспоминания о той ночи вновь и вновь, чтобы что-то вспомнить? Зная, что все, что я вспомнил — все равно не точно, ведь рассмотрено только с моей точки зрения, из моих воспоминаний? Ты все это время знал, что он меня не насиловал и не- Он встал, смотря сердито, слезы скапливались в уголке глаз, а губы тряслись. — Минхо! Погоди, Минхо, что значит не насиловал? Ты пережил физическое насилие, ебаный рот, тебя затаскивали, принуждали, поили и пичкали наркотой. Ты гонишь? — Но меня не насил- — Блять, Минхо, ты глупый? Над тобой надругались морально и физически. Тебя травмировали! Тебе все равно нужны были и психолог, и время на восстановление! И воспоминания личные воссоздать тоже было нужно. Я не знал, когда сказать тебе, потому что ты был в хрупком состоя- Джисон успевает только инстинктивно прикрыть уши руками, потому что Минхо плачет и кричит: — Сразу же! Ты должен был сказать сразу же! Потому что ты видел мое состояние и как отчаянно я искал ответ! — он встает и толкает Джисона в грудь, разрываясь от рыданий, — И не тебе решать, что мне нужно было, а что нет! Джисон плачет вместе с ним, смотря умоляюще и не смея делать ничего, позволяя выталкивать себя из комнаты. Минхо ударяет больно один, два, пять раз, пока младший не стукается пятками о порог, и, стараясь не упасть, шагает в коридор. — Свали нахуй отсюда, Джисон. Никогда еще его парень не говорил с ним так отстраненно и холодно. Его глаза, наполненные слезами, смотрели в пол, а руки снова были сложены на груди. — Проваливай, — более твердо и громко произнес брюнет. Холодок пробежал по спине от этой грубости, но гордость не позволяла ему продолжать разговор, поэтому Джисон схватил телефон, ключи, быстро надел кеды, и, громко хлопнув дверью, вышел из квартиры. Необычно видеть, как положительно воспринимаются город, атмосфера, погода и люди ранним утром дня, когда ты счастлив. И как же странно, как меняется восприятие, когда в тот же день вечером, ты полностью разбит. Закатное солнце не ласкает кожу, а лишь слепит глаза. Толпы прогуливающихся вокруг людей создают раздражающий навязчивый шум, напоминающий жужжание пилы. Холодный ветер после очередного ливня, продувает тонкую футболку и душу Джисона насквозь. Он идет в направлении неизвестности, разум сходит с ума, ощущая случившееся как конец света. Может, так оно и для Джисона, ведь Минхо и есть его свет. В голове проносятся воспоминания за прошедший месяц. Он выходил из звукозаписывающей студии с Чанбином, когда на улице его встретил светящийся кошачьей улыбкой парень с красно-шоколадными волосами и укороченной стрижкой. Нежное “Хани” ласковой интонацией и Джисон плавился, подходя к своему парню с обновленной прической, пока Чанбин пытался подделать отвращение. — Ты такой красивый, хён, — Джисон провел легонько по прядям, чтобы не испортить укладку, — Тебе так идет этот красноватый оттенок. Мне кажется, тебе вообще все цвета пойдут. Твоему красивому личику, — когда младший потянулся за поцелуем, Чанбин прокашлялся, попрощался, и нырнул в свою тачку. В один из солнечных июльских дней, наконец без дождя, они с Минхо, Феликсом и Чанбином отправились на пикник в парк у реки Хан, куда заказали кучу еды и поглощали ее, обсуждая их работу, отношения и просто жизнь. Феликс ушел из кейтеринга, начав давать частные уроки английского онлайн, Джисон поделился, что тоже дорабатывает последние смены, чтобы далее преподавать японский через ту же онлайн-школу. Чанбин нахваливал способности младшего в рэпе и рассказывал о том, как они планируют начать записывать собственные треки. И Джисон очень ясно помнит, как все это слушал и воспринимал Минхо. Один лишь его мягкий взгляд ласкал Джисона и заставлял его душу наполняться любовью и теплом. Но то, как Ли был вовлечен в рассказы об успехах в его жизни, как хвалил новые начинания что с преподаванием, что с написанием собственной музыки, нежно целуя то в пальчики, то в висок, и нашептывая “мой Хани самый лучший”, хотя было совершенно необязательно. Ведь от этих ласк и слов, Хан краснел как школьник. Что уж скрывать, у него всегда была такая реакция на нежную сторону Ли Минхо. Одной июльской ночью, когда у них снова был секс, и Джисон кончил, разваливаясь на микрочастицы под Минхо, и понимая, что почти теряет сознание от сильного оргазма и усталости, он все равно запомнил кое что. Запомнил, как старался не отключиться, пока его парень протирал влажным полотенцем его мокрые лоб, грудь и живот. Запомнил, как его парень целовал каждый протертый им кусочек его кожи, совсем невесомо, стараясь этими поцелуями только еще больше усыпить Джисона. Запомнил, как Минхо накрыл его одеялом, практически по-кошачьи мурлыкая о том, как ему было хорошо с ним, и желая доброй ночи. И то, как сам Джисон нетерпеливо тянулся к нему, призывая поскорее лечь рядом, чтобы законно завалиться половиной тела на старшего и, в конце концов, сладко заснуть. Джисон усмехается от того, насколько все эти моменты, всплывающие в памяти, выглядят, как его идеальная жизнь. Постепенно смеркается, включаются фонари, люди исчезают с улиц, а он все бредет, шаркая подошвой и хлюпая носом, оправдывая слезы и сопли одеждой не по погоде, а не разрывающейся душой. Ветер продувает насквозь, он смотрит в телефон и удивляется тому, что бродит по рандомным улицам уже больше двух часов. Думает о том, чтобы позвонить Феликсу и попросить переночевать у них с Чанбином, но на душе так дерьмово, что не хочется посвящать в это настроение своих друзей. Телефон вибрирует в кармане, Джисон достает его и, видя надпись “минхо💘”, чувствует, как камень падает куда-то в желудок, но все же берет трубку: — Алло? — Джисон, давай встретимся на мосту, — голос на той стороне трубки спокойный. — О. Прямо сейчас? — спрашивает младший встревоженно. — Да, ты сможешь? — О. Я очень замерз, вышел в футболке. — Я взял тебе куртку, ты сможешь подойти через минут десять на мост Ёндон, со стороны отеля Ривьера? — Повиси, пожалуйста, полминуты, я не знаю, где я. Взгляну на карту, — Джисон сворачивает звонок и пытается сориентироваться по гугл картам, — О, да, я довольно близко, минут через пятнадцать буду, хорошо? — Жду, — Минхо кладет трубку. Джисон бежит трусцой, первичным желанием имея побыстрее оказаться рядом с человеком, которого так сильно любит, а вторичным — согреться и не трястись как осиновый лист, заставляя Минхо волноваться за него. Он пробегает по дороге, видя издалека надпись отеля Ривьера, сворачивает на пешеходную зону моста и продолжает бежать по ней, ибо в начале Минхо не видно. Уже совсем стемнело, и ночные фонари бликуют на реке Хан, создавая эффект мерцающей морской глади при закате. Он наконец замечает вдалеке знакомую черную ветровку и шапку, но прежде всего походку, рост и желание поскорее обнять человека, повернутого спиной. — Минхо, — окликает своего возлюбленного, останавливаясь и сгибаясь пополам, чтобы отдышаться. Старший оборачивается, и идет обратно, навстречу ему. — Ты что, бежал? — пытаясь издалека всмотреться в лицо и позу запыхавшегося Джисона, кричит Минхо. — Да, немного. Хотел быстрее тебя увидеть, — улыбается блондин, когда Минхо все же подходит к нему и тут же накидывает куртку ему на плечи. — Одевайся, уж очень промозгло тут. Джисон быстро просовывает руки в куртку, поскорее застегиваясь, и затем пытаясь согреть себя, растирая руки. Минхо, замечая, как он продрог, обнимает его, и Джисон мгновенно отвечает на объятия, смыкая руки на талии парня. Брюнет растирает его спину, сильными и интенсивными движениями, и Джисон чувствует тепло от заботливых рук, теплой груди и горячего сердца Ли Минхо. — Я скучал, — шепчет Джисон куда-то в шею, пока Минхо, видимо, пытается превратить его в обогреватель, разогревая спину до предела. — Согрелся? Если нет, такси домой вызову. Не дело мерзнуть так, — бормочет Минхо, наконец размыкая их объятия и внимательно осматривая выражение лица младшего. — Согрелся, как только увидел тебя, чаги-я, — тянет Джисон, улыбаясь и хихикая, когда Ли ударяет его в плечо и жестом приглашает прогуляться вперед по мосту. Какое-то время они молчат, но тишина эта Джисону комфортна. Куда-то испарились боль и отчаяние после их небольшой ссоры. Может, потому что он дал себе время проветрить голову, а может потому, что каждый из них по-своему прав и не прав в чем-то, и оба это здраво осознают. Между ними нет напряжения, а кончики пальцев Минхо при ходьбе порой сталкиваются с пальцами Джисона, и, хоть его рукам все еще немного холодно, он специально достал из кармана куртки ту, которая будет пересекаться с рукой любимого. — Минхо-хен, прости меня, — тянет Хан, внезапно хватая своим мизинцем мизинец парня. Минхо останавливается, поворачиваясь к нему, смотрит по-кошачьи изучающе, внимательно и остро, но так же быстро этот взгляд рушится, когда Джисон смотрит ласково, с волнением и надеждой. Он тут же подходит и целует обветренные губы, проводя языком по нижней, чтобы убрать сухость. Губы Минхо горячие, пахнут вишневым бальзамом и очень мягкие. Они обволакивают, обнимают, согревают его всего. Полностью. — И ты меня прости, пожалуйста, за грубость и вспыльчивость, — брюнет отрывается, часто моргая красивыми выразительными глазами, видно, немного нервничая, — Ты прав в том, что сказал. У меня травма в любом случае, и может… Я не знаю, может и правда мне не стоило знать. — Нет, малыш, я не прав, что пытался тебя убедить в каком-то восприятии. Это твоя собственная ответственность и вообще… Мне в это лезть не нужно, ты с госпожой Юнджин разберешься. А по поводу того, стоило или не стоило знать. Прости меня, что я не рассказал тебе сразу после. Прости, любимый. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я это скрыл только из соображений безопасности… Тебя, твоего ментального состояния, вот. Но, наверно, не должен был. — Что сделано, то сделано. Это в прошлом, давай будем двигаться дальше? И еще. Я долго думал, когда ты ушел. Я так сильно злился. И сначала казалось, что злюсь на тебя, но на самом деле — конечно, на этого придурка. Меня просто вынесло нахер с того, что он нарыл на тебя какую-то информацию, хотя едва ли вообще знал, с кем я встречаюсь. Конченый, блять. Я очень сильно злюсь до сих пор, — Минхо сжал кулаки по боками и сморщил нос, на что Джисон взял его за плечи, мягко поглаживая, — Сука, это заставило меня очнуться будто. То, что ты рассказал. Почему я забил на это все вообще? Почему я не пошел в полицию? — Ты был сломлен, подавлен, ты не мог, не нужно требовать от себя в том состоянии чего-то рационального, — Хан поджал губы, продолжая гладить парня по плечам. Минхо отошел к перилам моста и протянул руку, Джисон взялся за нее и встал рядом, также оборачиваясь на реку лицом. — Я был в ахуе, да. Но блять, он должен быть наказан. Мало того, что эта скотина меня пыталась изнасиловать, так еще и нихуя не осознала, выходит? — Минхо сплюнул в реку, и Джисон округлил глаза. Он еще не видел своего парня таким агрессивным, но понимал его злость, ведь в нем кипели чувства наравне. — Типа, он еще и нарыл какие-то вещи на тебя? А что он тогда обо мне знает, я столько ему рассказывал, когда мы встре-, фу, блять. Я очень зол. В общем. Я решил, что я все-таки пойду заявлю на него. — Серьезно? — Джисон кладет руку на его плечо, и Минхо поворачивается к нему лицом, смотря твердо и уверенно. — Да. И… У тебя же еще осталось то фото? Помнишь, ты рассказал на ужине с ребятами… — А, конечно. Там видно, что у тебя на руке синяк. И, возможно, на шее тоже, если чуть высветлить фотку. — Отлично. Значит, завтра я пойду в полицию. Ты… Ты сходишь со мной? Джисон обнимает его за плечо, прижимая к себе боком, и целует в щеку с долгим, характерным ему мычанием, уж очень он любит целоваться. А точнее целовать Минхо. — Конечно, любимый, за ручку тебя поведу, — Минхо закатывает глаза, но после смущенно хихикает, посматривая мельком на Джисона, но делая вид, что наблюдает за ночными видами Сеула. Джисон думает о том, как любит его всего, такого порой резкого и закрытого, но лишь на поверхности. Ведь внутри Минхо — это бесконечный поток любви, который льется из него с неистовой силой, желая согреть, обнять, залюбить. Как же ему повезло встретить его и вместе пройти такой путь. О. Он только сейчас осознал это. Раньше долгое время он варился в боли, сопровождающей все их взаимоотношения. Сначала в той, которая заставляла его сдерживать свои чувства и делать вид, что между ними только секс. Потом в той, которая разъедала все органы как кислота из-за того, что произошло с Минхо. И сейчас он ощущал, как для их отношений открылся новый путь, неся с собой освобождение от этой перманентной тоски и боли. — Я люблю тебя, — бормочет Минхо едва слышно, вытаскивая Джисона из невероятно вдохновляющих мыслей. — И я тебя очень сильно люблю, мы со всем справимся, да, котенок? — он видит, как Минхо уже совсем плавится от нежности, и больше не играет в неприступную крепость, лишь довольно улыбаясь на ласковые слова. В кармане снова вибрирует телефон, и Джисон вздрагивает, удивляясь. На часах почти час ночи, а на экране имя Феликса. — Алло, бон-бон, все в порядке? — обеспокоенно восклицает младший, складывая брови домиком. Минхо наблюдает за его мимикой, — Что? Новости? Нет, мы не дома, — он вопросительно смотрит на Ли, но тот тоже жмет плечами в непонимании, — Мы гуляем, что такое, Ликси? Ничего не понял. Ладно, хорошо, жду. — Что такое? — Феликс говорит, в новостях было что-то важное, но из-за ветра он почти не слышал мои ответы и сказал, скинет мне статью. — Окей, может, пока пойдем обратно на улицу, я закажу такси? — Да, хорошо, — Минхо берет его за руку, направляясь в сторону Олимпийской магистрали. — Блять, что это? — почти взвизгивает Джисон и протягивает телефон Минхо. Они останавливаются, вместе вчитываясь в заголовок статьи, присланной Феликсом:

В Каннаме задержан влиятельный бизнесмен Эрик Белл. Он обвиняется в домогательствах. Четыре заявления поступили в полицию одновременно, среди них заявление от известного корейского инфлюенсера и модели Пак Чанёля. Имена остальных жертв не раскрываются. К расследованию незамедлительно приступили лучшие полицейские Сеула.