Затерянные

Юнсоки В плотном влажном сумраке трюма, расположенном ниже ватерлинии, освещённого огоньком лишь одной маленькой свечи в центре, неясно угадывались тени. Именно тени, не люди. Трудно было назвать измождённые, исхудавшие силуэты в каких-то ошмётках вместо одежды полноценными людьми. Это были скорее призраки, со впалыми щеками, торчащими скулами и воспалёнными глазами. С их потрескавшихся, покрытых сухими корками, губ срывались хрипы. Молитвы вперемешку с проклятиями раздавались тут и там, то едва слышно, то визгливо громко. Когда открылся люк и пленников втолкнули в это зловонное помещение, узники, находившиеся внизу, встрепенулись. Оглушающее разочарование от несбывшейся надежды плотно повисло в воздухе. Эти несчастные надеялись, что им дадут воду и хоть немного еды. Но вместо этого через люк над их головами японцы втолкнули новых узников. Новых едоков. Еду пленникам на «корабле смерти» давали раз в день, строго в одном объёме и очень однообразную. Рис был плохого качества, с примесью семян сорняков и жучками-долгоносиками. А количество едоков могло резко меняться, когда в плен японцам попадались ещё люди. И тогда количество пищи уменьшалось пропорционально прибавлению пленников. Хосок с Юнги держались рядом. — Корейцы? Как зовут? — развязный, с наглыми глазами, крупный альфа с видом явного превосходства оглядел их, и презрительно плюнул им под ноги. — Я — Чже Хван. Я тут главный. Я распределяю еду и воду, которую приносит нам японский кок. И если слушаться меня, то можно получить свою долю риса. А если нет — будете подыхать с голоду, как вон те крысы. — Хван указал в ближайший угол, где на сыром грязном полу, скорчившись, лежали двое людей. Юнги нахмурился. Мерзкий тип ждал в ответ, что Мин согласится признать его верховенство. Хосок сжал его локоть, призывая быть благоразумным, и не нарываться на неприятности. Юнги пожал плечами и, обойдя альфу, молча двинулся к лежащим на полу. Он действовал на инстинктах, автоматически включив в себе доктора. Хван онемел от такой наглости. Все пленники в этом трюме вот уже на протяжении трёх недель плавания рано или поздно подчинились грубой силе альфы. А недовольных Чже Хван ломал действенным способом — с помощью побоев отбирал у них те несчастные крошки риса, которые могли бы продлить им жизнь и надежду на спасение. И когда Юнги демонстративно не ответил на его вопросы, а прошёл мимо, будто и не было никакого Хвана, альфа злобно ощерился. Мин опустился на колени рядом с избитым до жутких синяков омегой. Как мог обтёр кровь с разбитого лица. Потрогал лоб, определяя есть ли жар. Приложил пальцы к шее, сосчитал слабый пульс. Проверить реакцию зрачков в сумраке было трудно, поэтому он прислушался к дыханию больного. Ощупал руки и ноги, проверяя нет ли где переломов. Особенно страшным выглядел расплывшийся багровый кровоподтёк внизу живота, проглядывающий через прорехи в рубашке. Внутреннее кровоизлияние без наличия у доктора нужных хирургических инструментов грозило мучительной смертью пациента. Омега стонал от боли при каждом касании, хотя альфа старался быть максимально осторожным. Юнги не понимал, каким нужно было быть монстром, чтобы так искалечить слабого парня. Ему очень хотелось хоть как-то помочь, облегчить страдания. Мин отдал бы всё золото мира за малую каплю морфина для этих двух избитых. Хоть немного бы порошка стрептоцида, обеззаразить открытые раны! Хотя бы горсточку кровоостанавливающего травяного сбора из унесённых морем запасов Хосока! Самое страшное для врача — знать, КАК помочь, и не иметь ЧЕМ помочь. Хосок проводил подобные манипуляции с другим больным. — Кажется, вывих, — Чон осторожно ощупывал плечо тихо стонущего в беспамятстве человека. — Что с ними произошло? Как давно эти люди без сознания? — резкие вопросы Мина, казалось, повисли в воздухе. Осматриваясь в ожидании ответов, он крепко сцепил зубы, едва сдерживая злость. Как же ему хотелось сделать с мучителем то же самое, что он сотворил с этими страдальцами! И ещё у Юнги зудели руки от желания хорошенько встряхнуть каждого из находившихся в трюме. На их глазах калечили двоих людей и никто не вступился. Окружающим было всё равно. Никто не помог избитым, никто не дал им глотка воды, опасаясь оказаться на их месте. И никто не собирался отвечать на вопросы доктора. Кроме Хвана. — Эти людишки решили, что могут спорить со мной. Решили, что могут более справедливо поделить на всех рис и воду. Но я показал им, что я самый справедливый здесь! Даже сумрак не помешал Хосоку увидеть безумный звериный оскал на лице Хвана. Чона передёрнуло от чувства гадливости, которое вызывал в нём этот альфа. Он постарался абстрагироваться от присутствия мерзавца рядом с собой, и сконцентрироваться на главном — помощи людям. — Юнги, суставная сумка уже начинает опухать. Нужно поторопиться, иначе мы не сможем вправить кость на место. Хосок однажды видел, как сильный отёк не позволил нормально вставить сустав на место. Человек остался калекой на всю жизнь, мучался от невыносимой боли. Чтобы заглушить эти болезненные ощущения, начал принимать опиум, постепенно увеличивая дозу, так как организм привыкал к наркотику. И в конце концов покончил жизнь самоубийством, решив для себя, что вечное существование между болью и заторможенным состоянием невыносимо. Юнги поднялся с пола, собираясь подойти к другому своему пациенту, как Хван преградил ему дорогу. — Так ты лекарь, значит? Юнги тебя зовут? А твой дружок? Тоже лекарь? — А это ты покалечил этих людей? — вопросом на вопрос ответил альфа. Мин ненавидел жестокость, да к тому же не имеющую под собой никакого основания. Он окинул альфу нечитаемым взглядом. Хван был выше него на голову, имел богатырское телосложение, руки-кувалды и гнилую душу. Вступить с таким бугаём в открытую схватку — означает заранее проиграть. Нужно действовать хитрее. — А ты, значит, на палубе сцепился с капитаном? Такой смелый или такой глупый? — оскалился Чже Хван. Даже к пленникам в трюм проникали сплетни и новости с палубы. — Наверное, глупый. Этим людям нужна помощь. Вода у вас есть? — Юнги склонился над раненым и не собирался вступать в бессмысленную дискуссию. — Даже если у меня есть вода, я не отдам её никому. А уж этим двум крысам тем более. Подохнут — тем лучше. Другим больше достанется. Никто не даст им свою долю воды. А ты, если такой добрый, можешь отдать свою, когда нам принесут её. Чже Хван не решился вступать с новыми пленниками в открытый конфликт. Намётанным глазом он определил, что старший альфа хоть и выглядит измотанным, но нрав имеет решительный. А младший альфа непременно будет защищать своего друга, прикрывая его спину. И Хван отошёл в сторону. Юнги огляделся. Люди вокруг делали вид, что происходящее с их товарищами по несчастью их не касается. Каждый тщательно прятал взгляд или просто равнодушно отворачивался. Они вправили сустав на место. Хоби помогал — держал больного, навалившись всем весом, чтобы тот не шевелился. К сожалению, это всё, что они могли сделать в этой ситуации. У них не было ни лекарственных составов Хосока, ни хирургических инструментов Юнги. А про лёд для воспалённого сустава можно было только помечтать. Спустя некоторое время люк над ними открылся, и матросы спустили им два казанка, один — совсем небольшой на такое количество людей — с рисом. От второго, с водой — шёл неприятный затхлый запах. Удивительно, что ни один из пленников, несмотря на жуткое чувство голода, не посмел взять или даже протянуть свои руки к казанкам. Их липкие взгляды, которыми пленники не отрываясь смотрели на еду, можно было буквально потрогать. Воздух как-будто загустел от нескрываемого желания толпы поскорее утолить острое чувство голода и жажды. Но они сидели и покорно ждали. Чже Хван поднялся со своего места и принял их обед. Распределил еду лично. К нему вытянулась цепочка из пленников, каждый держал в руке глиняную плошку. Хван отмерял две ложки риса и ложку воды, выливая её прямо сверху на рис. Люди молча отходили на своё место, с жадностью хватали пальцами эту неприятную на вид похлёбку, глотали, давились, кашляли. Хосок обратил внимание на одного юного тощего омегу, сидевшего рядом с ними. Слёзы капали из его покрасневших глаз прямо в тарелку. Несчастный ел рис со слезами напополам, буквально. Мин и Чон отказались от своей порции варева, хотя им пододвинули тарелки. — Ну, как хотите. Мне больше достанется, — и Хван принялся за свою львиную долю еды. А вот две порции воды он был вынужден отдать им, под тяжёлым взглядом Мина. Чже лишь громко хмыкнул, увидев, что двое новых пленников причитающуюся им воду отдали избитым людям. Омега, придя в чувство, сначала держался настороженно по отношению к ним, но затем с благодарностью принял воду. Альфа с повреждённым суставом ещё был без сознания. Юнги осторожно смочил ему губы, и приберёг остатки воды. Она им ещё понадобится. Чон увлёк старшего в более-менее укромный уголок. Они уселись на какие-то старые доски, найденные под ногами. Хоби прижался к плечу Мина, ища в нём опору и поддержку. Младшего до дрожи в коленках пугали их перспективы на этом корабле. Да и дальнейшее существование не казалось альфе особо радужным. Как им выжить в этом наполненном людским безразличием трюме? Как не получить ножом в спину от психопата, возомнившего себя повелителем судеб? Как не спровоцировать лишний раз японского офицера, пообещавшего сломать Юнги? Как избежать пожизненного рабства? Как убедить Мина быть осмотрительнее, и не ввязываться в неприятности? Хоби поёжился. Нога всё ещё ныла, длительное пребывание в солёной воде явно не пошло на пользу его ране. Но физический дискомфорт ничто по сравнению с душевными переживаниями. Чон мысленно проклинал и завистников, своей кляузой заставивших Юнги покинуть отчий дом, и мину, разрушившую их мечты о будущем в новой стране, и «корабль смерти» с его капитаном. Лишь одно оставалось неизменно ценным для него: жизнь и безопасность Юнги. И ни разу за время их злоключений Хоби не приходила в голову мысль, что он увязался за Мином зря. Чон принял судьбу друга как свою, без сомнений и сожалений. Неожиданный вопрос Юнги отвлёк Хоби от его размышлений: — Знаешь, Хоби, сколько раз я жалел о том, что у меня не было лицензии на профессиональную деятельность? Чон удивлённо пожал плечами. — Ни разу, — сам ответил на свой вопрос Мин. — Независимо от того, есть ли у меня эта бумажка, или нет — я врач. Раньше пациенты приходили ко мне домой, а теперь я пришёл к ним на этот корабль. У меня по-прежнему нет лицензии. Но есть руки, которыми я могу помочь многим из этих людей. Юнги быстро поднялся и решительно направился к люку. Проверил навскидку, — ну, а вдруг? Нет, изнутри не открыть. Тогда он принялся стучать кулаками в расположенный над головой деревянный люк, и громко кричать: — Капитан! Я хочу поговорить с капитаном! Позовите капитана! Люди в трюме, казалось, не среагировали бы даже на крики «Пожар!». Каждый из пленников был настолько поглощён собой, своими переживаниями и страданиями, что никто не отреагировал на громкие крики Мина. Абсолютное безразличие к внешним раздражителям и покорность своей тяжкой доле — вот что увидел Хосок в этих пленниках. Даже Чже Хван лишь молча наблюдал, пытаясь понять, чего именно хочет добиться своими действиями Юнги. Хосок приблизился к кричащему Мину, и положил руку на его плечо. — Вот, держи, хён. Побереги руки, если ты действительно хочешь помочь этим людям. Хосок протянул старшему один из обломков доски, на которых они сидели. Искренняя благодарная улыбка Юнги — личный фетиш Хосока. Какие там доски? Чон сердце своё отдаст! Просто вынет из собственной груди. Обменяет трепещущий доверчивый комочек на белозубую улыбку Мина. И упадёт к его ногам — бездыханный, но счастливый.