За чертой круга

      Спокойная семейная встреча, если к семейству Дубей в принципе применимо слово «спокойный», постепенно переросла в шумное застолье. Напитки лились рекой, на столах, в начищенной до блеска посуде, теснились самые разные блюда: от карри и бирьяни до ладду — любимого десерта Амалы, который делали из гороховой муки с добавлением топленого масла, орехов и специй. Пожалуй, ей следовало съесть хотя бы один ладду, чтобы немного подсластить сегодняшний вечер.       После того, как Рэйтан вежливо поздоровался с Амалой, он не стал задерживаться — плавно обошел ее сбоку и, как ни в чем не бывало, отправился к гостям. Большинство людей в гостиной Дубеев наверняка знали об истинной природе Рэйтана — Рита-Шивы — и потому жаждали заполучить хотя бы немного его внимания. Махадева взирал на них со снисходительной, но в то же время добродушной улыбкой, как и положено взирать полубогу. На Амалу, к сожалению, он смотрел точно так же. Сначала ей показалось, что Рэйтан притворяется, держит лицо, но нет… Минутой раньше она очень внимательно посмотрела ему в глаза и, к своему страху, не увидела в них того, что видела раньше. Тонкая рябь узнавания не пробежала по их темной глади, а после, когда Рэйтан и Амала разошлись, он даже ни разу не посмотрел в ее сторону. Видимо, ему, как и остальной — мужской — половине собравшихся, было куда интереснее смотреть на приглашенных танцовщиц. Амала, до двадцати с лишним лет прожившая в Лондоне, воспринимала танец, как вид искусства для особого случая. Здесь же, в Калькутте, танец был частью повседневной жизни. Люди видели в нем особую эстетику. Да и не только люди…       Амала почувствовала, что закипает. Она старалась дышать глубоко и ровно, но толку от этого было мало.       — Хотите чего-нибудь, госпожа? — невесть откуда взявшаяся Сана поднесла Амале поднос с искусно нарезанными фруктами.       «Хочу подойти к Рэйтану и вытрясти из него всю душу, если она у него вообще есть».       Слезы вскипели на ресницах, и Амала слегка запрокинула голову. Не хватало, чтобы тушь разводами пошла! Хотя какая теперь разница? Рэйтан на нее даже не смотрит. Она для него — никто. Ничто.       — Хочу знать, кто додумался позвать танцовщиц.       — Ах, это… — Сана улыбнулась. Похоже, девицы в цветастых одеяниях не раздражали никого, кроме Амалы. — Это задумка молодого господина. Он говорит, что танцовщицы отвлекают внимание гостей на себя, пробуждают в них светлую энергию, которая умножает радость хозяев дома и гонит прочь зависть и дурные мысли. Вы же знаете, что семья Дубей — самая знатная и почитаемая в Западной Бенгалии, кроме…       — Кроме семьи Басу, Сана. Полагаю, ты именно это хотела сказать, — усмехнулась Амала. Она не собиралась трепетать перед Дубеями ни в той, ни в этой реальности.       — Не сердитесь на меня, госпожа.       — Я не сержусь. — Амале порядком надоело, что Сана даже наедине продолжала называть ее госпожой. — Амрит умен. По редким кислым физиономиям и впрямь можно определить, кто завидует, а кто — нет. Господин Вайш так и вовсе от счастья светится!       Сана поспешно отошла от Амалы. То ли боялась долго находиться подле своей госпожи без особой надобности, то ли просто пыталась избегать разговоров о Рэйтане. Амале, честно говоря, было уже все равно. Ей не нужны посредники. Она должна поговорить с Рэйтаном наедине. И она поговорит, даже если ради этого придется тянуть его за собой на аркане.       Амала решительно поднялась из-за стола. Она не собиралась выяснять отношения прилюдно, куда проще подбросить записку или…       — Вижу, тебе совсем невесело.       Теплое дыхание Амрита, который неслышно подошел сзади и сомкнул кольцо рук вокруг ее талии, согрело шею. Украдкой, пока на них никто не смотрел, — ведь смотреть на вихляющих бедрами девиц гораздо интереснее! — Амрит провел кончиком носа вдоль ее позвонков и мягко поцеловал в затылок. Амала не была уверена в том, что им, фактически правящей семье, было позволено открыто проявлять чувства. Хотя со стороны Амрит наверняка не делал ничего предосудительного — просто обнимал свою законную жену, но Амала понимала, что, во-первых, это — публичная демонстрация его прав на нее, во-вторых, неукротимое желание быть ближе, несмотря на незримые рамки приличий. Громкая музыка, танцы, жар от пламени свечей, вкусная еда… Что еще нужно мужчине, чтобы как следует распалиться? Амрит сделал несколько шагов назад, утаскивая за собой и Амалу. Он положил руки на ее бедра и крепко прижал к себе. Теперь они стояли в тени навеса, увитого цветами. Шутка в том, что им был виден почти весь зал, а гости из-за густой тени, напротив, не могли их разглядеть. Удобное место, нечего сказать.       Амала положила ладони поверх его рук, чтобы оттолкнуть, но Амрит воспринял это по-своему. Он развернул Амалу к себе лицом и крепко обхватил за поясницу. Амала почувствовала, как он возбужден, растерялась и неожиданно для самой себя выдала:       — Тебе что, совсем не интересно посмотреть на танцовщиц?       Она поняла, что густо краснеет. Причем не только из-за неуместного вопроса, но и из-за его близости. Ее душой должна владеть ярость, а не смятение! Так какого…       Амрит подтолкнул ее к одному из деревянных столбов, — хотелось верить, что хлипкая на вид конструкция окажется прочнее, чем о ней можно подумать, — запустил пальцы в волосы Амалы, безнадежно портя гладкую прическу, которую Сана делала ей не меньше часа, и до боли оттянул их назад.       — Мне интересна ты. Неужели не ясно?       Амрит провел языком по ее шее — от яремной ямки до подбородка. Его светло-зеленые глаза потемнели от похоти, а голос сделался настойчивым, вибрирующим и задевающим внутри Амалы что-то такое, от чего хотелось спрятаться. Иначе как объяснить, почему она его не оттолкнула? Почему позволила прикасаться к себе так, как мог прикасаться только Рэйтан? Что с ней случилось?       «Ненавижу тебя. Нет… Ненавижу вас обоих», — терзала себя Амала, позволяя Амриту больше, чем когда-либо. Больше, чем могла представить. Земля уплывала у нее из-под ног, ухватиться было не за что, пока его горячая, как пустынный песок, ладонь не сомкнулась на ее шее — не слишком сильно, но достаточно для того, чтобы Амала вновь обрела связь с реальностью. Ей было трудно дышать, но зато какими яркими и вкусными были эти вдохи! И Амала поддалась этому чувству, растворилась в нем…       «Может быть, так правильно? Может быть, так и надо?»       Если бы в десяти метрах от них не смеялись люди, и слуги не сновали туда-сюда с подносами и кувшинами, он бы взял ее прямо здесь. Амале нечего было бы противопоставить силе его желания. Она была слабее Амрита во всех смыслах. Это… как яд змеи, пущенный в кровь! Если вовремя не избавиться от него, шансов на спасение не останется.       К несчастью для себя, Амала выбрала не то сари. Следовало надеть желтое — или какое ей предлагала Сана? — потому что в этом — розовом и легком, она была совершенно беззащитна. Подушечками пальцев Амрит поглаживал ее грудь, не обращая внимания на тонкую ткань, которой та была обтянута, и Амала чувствовала, как неправильно и горячо отзывается тело на прикосновения его рук и губ. Амала поняла, что ей хочется еще. Амрит почувствовал это и вновь завладел ее ртом. Их языки соприкоснулись, и Амала ощутила горько-сладкий привкус миндаля. Это оказалось приятно. Целоваться с тем, кого ненавидишь, оказалось приятно! Кто бы мог подумать.       Их дыхание смешалось. Звуки из зала сделались громче, цветные картинки перед глазами — ярче, но…       — Я больше не могу. Пойдем, — прошептал Амрит ей в губы и взял за руки, увлекая за собой — к лестнице. Первым желанием было — поддаться и пойти. Амала не привыкла лгать самой себе, поэтому поняла и приняла безумный факт, что она тоже этого хотела. Но она не любила Амрита! Это было все что угодно: желание забыться, отомстить Рэйтану, чтобы обратить его внимание на себя, или еще какая-то муть… Неважно! Важно то, что Амале вдруг сделалось плохо и неуютно. Ее воротило от самой себя. Можно ли любить одного человека, а желать другого? Или желать их двоих сразу? Может быть, проблема не в Амрите, а в ней самой? Может быть, на самом деле Амала — легкомысленная и порочная женщина, которая недостойна не то что стоять, а даже ползать рядом с таким, как Рэйтан? Но разве не он постоянно подталкивал ее к Амриту, говоря, что не стоит противиться судьбе? Разве не он сегодня прошел мимо, едва удостоив Амалу взглядом, хотя обещал всегда быть рядом? Разве не он своим безразличием рвал ее сердце на куски? Амале хотелось вцепиться себе в волосы, лишь бы прервать бесконечный, бушующий поток мыслей!       — Амала?.. — в голосе Амрита улавливалось искреннее беспокойство.       — Не заставляй меня! Давай лучше вернемся к гостям.       Амала сжала пальцы, чтобы Амрит отпустил ее. И он отпустил, а после отодвинул в сторону цветущий вьюнок, который все это время скрывал их от чужих глаз.       «От взгляда Рэйтана скрыться невозможно…»       — Гостям и так хорошо. Мы им не нужны.       В противовес его словам тут же донеслось взволнованное:       — Господин Дубей! — Сана спешила к ним, придерживая полу сари, чтобы случайно не споткнуться. — Ваша сестра предложила зажечь фонарики! Идемте же! Дождь только что прекратился!       Амрит недовольно вскинул бровь. Насколько Амала могла судить, суета всегда его раздражала.       — Я пойду с тобой, Сана. Очень хочу посмотреть на это чудо! Фонарики будут запускать в воздух или отправят плыть по воде?       — П-по воде… — только и успела сказать служанка. Амала настойчиво подталкивала ее, чтобы поторапливалась. Хотелось молиться всем богам, чтобы Амрит не пошел следом, но он ухмыльнулся в своей излюбленной манере и вполне спокойно позволил ей уйти. Пока что. Ведь хищнику гораздо интереснее охотиться, если жертва пытается убежать и до последнего борется за жизнь. Амрит знал, что Амала принадлежит ему, и он свое возьмет. Не сейчас, так позже.       Страх вперемешку с остальными эмоциями подгонял Амалу не хуже кнута, пока она не наткнулась на его спину. Перед выходом в сад собралась целая толпа людей, в конце которой оказался Рэйтан. Конечно же Рэйтан! С ее везением это не мог быть кто-то другой! Судьба уже не просто насмехалась над ней, а хохотала в голос.       Амала пропустила нетерпеливо переминающуюся с ноги на ногу Сану вперед, а сама потупила взгляд. Впервые за весь вечер Амале не хотелось смотреть на Рэйтана. Ей было стыдно, но в то же время Амала надеялась, что он заговорит с ней… Заговорит первым! А если не хочет говорить, пусть лучше уйдет!       — Госпожа Дубей… Амала, давайте отойдем и просто понаблюдаем. Пусть наши фонарики достанутся детям или еще кому-нибудь.       Он взял ее под локоть и отвел в сторону. Амала не противилась. Она боролась с двумя желаниями: обнять его за шею или же убежать. Убежать и разрыдаться от безысходности, потому что нервы не выдерживали. Она не знала, как вести себя с Рэйтаном. Чего от него ожидать? Клинка в спину, медовых речей? А может, того и другого? Почувствовал ли Рэйтан, что Амрит вытворял с ней какие-то десять-пятнадцать минут назад? В этой реальности он был ее мужем и имел на это полное право, так?       «Что же ты молчишь?! Этого ты хотел добиться, когда отправил меня сюда?»       — Ты не перестаешь меня удивлять, Рэйтан. То есть господин Вайш.       Амала зачерпнула из собственной души пригоршню злости пополам со смелостью и посмотрела на него. Черное одеяние, черные волосы, — мягкость и шелк которых помнили ее ладони, — черные глаза и бледная матовая кожа являли собой потрясающий контраст. В привычной для него роли созерцателя Рэйтан был спокоен и молчалив, а Амале было плевать на фонарики и вообще на все вокруг! Она смотрела только на него, даже не думая, что это могут заметить гости, которые неспешно прогуливались в розовом саду.       — Я знаю, Амала. Ты думаешь обо мне так громко, что я поневоле слышу твои мысли. Так не должно быть.       Он повернулся к ней лицом. Амала задержала дыхание, понимая, что не может оторвать взгляд от его сверкающих глаз и чувственных, красиво очерченных губ. Не может наслушаться его голосом и надышаться тем же воздухом, которым дышит он.       — А как должно быть, Рэйтан? Просто скажи мне, как?       На них наверняка смотрели. Вроде, не было ничего странного в том, что хозяйка вечера решила побеседовать с особым гостем, но, просто стоя рядом, они уже балансировали на грани. Благо не впервой.       — Объясни, почему я оказалась здесь? Почему ты ведешь себя так, будто я для тебя совсем чужая? Избегаешь, не смотришь, не разговариваешь… За что ты меня наказываешь?       Амале было не остановиться. Она очень хотела достучаться до него и боялась, что не получится. Лицо Рэйтана — непроницаемая красивая маска — оставалось до ужаса спокойным. С чего Амала решила, что хоть когда-то была для него особенной? Да нет… Глупости. Если бы не Рэйтан, гнить бы ей сейчас в Клифаграми, куда давным-давно никто не заглядывает. Где лишь ветер колышет кроны деревьев да гоняет песок по пустырям…       — Почему ты думаешь, что оказалась здесь из-за меня? — прозвучало не в упрек, а со сдержанным любопытством, по которому нельзя было понять, что чувствовал Рэйтан.       Амала чуть ли не до крови закусила нижнюю губу.       — Прости, но больше мне подумать не на кого. Не могла же я… Не могли же все мы оказаться здесь по собственной воле. И где это — здесь?       — Говори тише.       И снова этот убийственно холодный тон, от которого даже теплым вечером делалось зябко! Раньше такого никогда не случалось. Кто, если не Рэйтан мог ответить на все ее вопросы, утешить, успокоить и заставить поверить в себя? Быть может, Амале тоже сменить тактику? Будет сложно, но она попробует. За этот вечер ее гордость уже по крайней мере дважды втоптали в грязь! Амала больше не собиралась это терпеть. Она расправила плечи. Раскрылась. Толку прятаться от правды, какой бы та ни была?       — Что ж, хорошо. Ты собирался просто понаблюдать за фонариками? В таком случае я не лучшая компания. Не могу стоять столбом и делать вид, что все в порядке!       Амала мысленно похлопала в ладоши и громадным усилием воли заставила себя не ухмыльнуться, когда Рэйтан посмотрел на нее почти так же, как раньше. С интересом. Яркая искра таки вспыхнула в кромешной тьме! Амале лишь следовало дождаться, когда из искры разгорится пламя. Она сделает все, чтобы оно разгорелось. Она не позволит Амриту пользоваться их необъяснимой связью, которую Амала едва ли умела и могла контролировать. Но она научится! Научится, черт побери! Она сбежит из этого дома. Не позволит ни себе, ни Рэйтану так просто обо всем забыть!       — Я не мог прийти, когда ты звала меня. Даже сейчас, стоя рядом с тобой, я нарушаю договор.       Рэйтан закрыл глаза и глубоко вздохнул. Его губы сжались, а на скулах проступили желваки.       — Забери меня отсюда, Рэйтан. Ты ведь можешь!       Другие слова попросту не шли на ум, но Рэйтан ее как будто не слышал. Он мигом отстранился и вернул себе былой спокойный вид. Раздражающе спокойный!       — Ты не готова к разговору. Стало быть, еще не время…       Амала даже не поняла, как метнулась к нему, едва не налетев на скамью.       «Он что, на полном серьезе собирается уйти? Вот так просто?»       Она сжала рукав черного одеяния Рэйтана и встала напротив, не давая ему и шага ступить. Свободная рука сама собой легла на его грудь.       — Если ты уйдешь, я… — Амала боролась с подступающими слезами. — Не уходи, Рэйтан! Не смотри на меня так, будто тебе все равно!       Кроме них, в западной, самой сумрачной, части сада никого не было. Лишь одинокий горящий фонарик беспокойно покачивался на пруду, вот-вот собираясь погаснуть.       — Возвращайся в дом, госпожа Дубей. — Рэйтан склонился к ее уху, слегка задев губами мочку. — И больше не говори мне таких глупостей.       Амале показалось, что она вот-вот задохнется, но нет…       Она опустилась на скамью, которая оказалась рядом и удачно спасла ее от падения. Повинуясь не желающей умирать надежде, Амала вскинула взгляд, но Рэйтана в саду уже не было. Она не знала, появится он еще или нет. Встретятся они или Рэйтан всеми способами будет избегать ее после этого разговора? Он что-то сказал про договор, про то, что Амала не готова его слушать…       Хотелось зацепиться за эти призрачные фразы, но раз за разом Амала оказывалась все ближе к краю воображаемой пропасти. Хотя почему воображаемой? Пропасть между ней и Рэйтаном стала самой что ни на есть реальной. Амале почудилось, что в пышном саду, где цвели лишь розы, вдруг стало до одури сильно пахнуть полуувядшими лилиями.